Обреченные на любовь

Виктор Коона, 2021

Время. Пожалуй, это одна из самых странных и непонятных субстанций на нашей матушке-земле. Оно может тянуться, а может идти, может течь, а может бежать, может скакать, а может лететь. Пожалуй, это зависит от возраста и окружающей действительности. До двадцати лет жизни оно тянется, словно карамель в ловких и опытных руках кондитера, от двадцати до сорока лет оно начинает идти, с каждым годом ускоряя шаг, от сорока до шестидесяти лет оно переходит на бег рысцой, а после шестидесяти лет оно скачет галопом, словно скаковая лошадь, погоняемая умелой рукой невидимого возничего. Это философско-жизненный роман. Но не пугайтесь, это не нудные философские рассуждения, от которых – после прочтения пары страниц, – начинает клонить в сон. Вовсе нет. Человек не может прожить жизнь, не столкнувшись с любовью и страстью; с ложью и предательством;со счастливой семьей или отчаянным одиночеством. Об этом и не только, автор рассказывает в своем произведении. Брани лишь пару слов. Содержит нецензурную брань

Кто не любил, глаза от счастья зажимая,

Кто не страдал, любовной мукой истекая,

Тот никогда не сможет ощутить,

Зачем на свете этом стоит жить.

Вместо пролога.

"Я поступаю с ними так, как считаю нужным, я ставлю их в тех местах, которые хочу отметить и выделить с их помощью". Примерно так высказался о запятых великий Федор Михайлович Достоевский. Ваш покорный слуга (не сочтите это за дерзость и попытку поставить себя на одну ступень с одним из наших величайших писателей) поступил подобным же образом и просит прощения у своих уважаемых читателей, если они примут это за безграмотность и невежество.

Утром Борис проснулся с головной болью. Всю ночь его мучила бессонница. Мужчина почти не спал, ворочаясь с боку на бок и лишь изредка впадая в какое-то нездоровое, мутное забытье. Еще не открывая глаз он почувствовал сильное давление на виски. Как будто его голова оказалась зажатой среди двух щек огромных тисков с каждым мгновением сжимавшихся все сильней и сильней. С каждой секундой боль нарастала, становилась все более явственной и более ощутимой. Как снежный ком, катящийся с горной вершины, она росла и росла, росла и росла, пока, наконец, достигнув своего апогея, стала почти невыносимой. Борис резко открыл глаза, желая выпустить через них свою боль, словно пытаясь открыть ей доступ к свободе, чтобы она покинула его измученную бессонницей голову. Однако, это не помогло. Боль не отпускала. Красноватыми, воспаленными глазами мужчина оглядел комнату в которой он находился.

Несколько последних дней Борис жил у своего друга. После того как он ушел из семьи, Борис не знал куда ему податься. Тут как раз у Андрея (в чьей квартире сейчас находился Борис) жена с ребенком уехали на море. Андрей, узнав о том, что у его друга проблемы в семье, предложил ему несколько дней пожить у него. «Квартира пустая, я сейчас на даче, мои на море, так что живи, пока не решишь свои проблемы. Неделя у тебя есть», — сказал Андрей, вручая Борису ключи от квартиры.

В комнате стоял полумрак. Шторы на окнах не были задернуты, но сквозь стекла еле-еле пробивался полуночной-полуутренний свет, из чего Борис заключил, что было очень раннее утро. Впрочем, спать он все равно не мог и потому, резко откинув одеяло, быстро вскочил с постели. Борис был спортивным парнем, и всегда, в какое бы время он ни проснулся, едва открыв глаза, быстрым движением скидывал с себя одеяло и резко вставал на ноги. Однако в этот раз, вскочив с постели, мужчина покачнулся от острой боли, пронзившей его смутную голову. Он схватился за ноющие виски и едва не упал обратно на кровать. Собрав волю в кулак Борис поспешил в душ. Холодная вода немного сняла давление невидимых тисков, но боль все не отпускала.

Настроение у него было паршивое, и чувствовал он себя очень скверно. На душе было муторно от какого-то неосознанного и находящегося где-то в глубине, в самых потаенных уголках, чувства, чувства тревоги, чувства ожидания чего-то неясного и потому немного пугающего.

Только однажды, во время службы в армии, Борис испытал нечто подобное. Тогда, больше двадцати лет назад, это неосознанное, интуитивное ощущение опасности его не подвело. В тот момент, невольно попав под влияние собственной интуиции, Борис оказался готов к встрече с неизвестным. Именно шестое или какое-то еще чувство, его не подвело, и тогда он остался в живых. Это воспоминание ярчайшей вспышкой полыхнуло в голове мужчины и тотчас исчезло, словно по мановению волшебной палочки. Борис тряхнул чумной головой и направился на кухню.

Наполнив водой красный пузатый чайник с изображением каких-то цветов, кажется, лилий, Борис зажег газ и поставил его на плиту. Открыл большой белый холодильник и обвел взглядом его внутренности. С минуту мужчина шарил глазами по полкам, мучительно соображая, что же ему здесь нужно. Неожиданно в его памяти всплыло одно веселое воспоминание.

Где-то, на одном из многочисленных сайтов всемирной паутины, он прочитал следующее: «каждый холодильник мечтает однажды ночью войти в спальню своего владельца, включить свет, скинуть с него одеяло и несколько минут молча им любоваться». Это воспоминание легкой улыбкой скользнуло по лицу Бориса, но спустя мгновение оно снова стало хмурым. Наконец он понял, что искал. Из дверцы холодильника на него смотрело маленькое солнце. Это был лимон, разрезанный пополам и немного зачерствевший от времени.

Выпив чашку чаю с кусочком заморского фрукта, мужчина почувствовал себя лучше. Он оделся и вышел на улицу. Свежесть и прохлада пахнули Борису в лицо. На востоке еще только прорисовывались признаки восхода солнца. Темные, тяжелые ночные облака расползались по розовеющему небу. Он сел за руль, немного подумал, и решил, что неплохо бы помыть свою запылившуюся «старушку». Спустя несколько минут, быстро проехав по еще пустым городским улицам, Борис уже заезжал в распахнутые ворота автомойки.

Борису захотелось побыть одному, поэтому он наскоро распорядился по поводу мойки и поспешил выйти на свежий воздух из душного, как ему показалось, помещения. Но не успел он сделать и пары шагов, как совершенно неожиданно встретил Павла, старого знакомого своей жены. Борис был совсем не рад этой встрече, но деваться было некуда, и он с ним заговорил.

С Павлом у них были довольно сложные отношения, потому что тот был знаком с Ниной еще прежде, до того, как Борис на ней женился. Бориса не очень интересовало прошлое Нины, так как у каждого человека есть прошлое (которое может оказаться весьма неожиданным), но ему было не очень приятно встречать людей (если быть точным, мужчин), которые знали жену до его с ней знакомства. Борис не был ревнивцем, и он не ревновал жену к кому бы то ни было. «Глупо ревновать человека, которого ты любишь и которому доверяешь — рассуждал Борис, — а уж ревновать женщину к ее прошлому даже пошло».

Итак, Борис не был ревнивым мужем, но такие встречи он не любил. Они с Павлом перекинулись парой фраз, которыми люди обычно обмениваются при встречах. Затем, каким-то удивительным и непонятным для Бориса образом, они разговорились.

За несколько дней до этого в семье Бориса произошла размолвка с женой. После очень неприятного разговора с Ниной (так звали его супругу), он ушел из семьи, сказав, что не вернется к ней до тех пор, пока она не принесет ему свои извинения. Борис был уверен в своей правоте, и не сомневался в том, что через пару дней она позвонит. Но прошла уже неделя, а звонка, увы, он так и не дождался.

Павел, как бы невзначай, заговорил о Нине. Он знал о разрыве Бориса с женой и зашел издалека. Борис ни с кем не хотел говорить на эту тему, а уж с Павлом меньше всего. Однако его заинтересовали некоторые слова, оброненные Павлом. Завязался разговор. Не стану передавать его полностью. Скажу только, что Павел в открытую поведал Борису о том, что Нина недолго горевала после ухода Бориса и уже нашла ему замену.

В груди Бориса что-то кольнуло. Острая, пронзительная боль молнией пронеслась от сердца к голове. В глазах у него потемнело. «Вот оно!!!» — промелькнуло в воспаленном, не отдохнувшем после бессонной ночи мозгу. Огромные кулаки Бориса сжались.

— Ты даже представить себе не можешь с кем она встречается, — ухмыляясь, говорил Павел. Он недолюбливал Бориса и был доволен тем, что может позлорадствовать. Он видел, как Борис изменился в лице, и решил помучить его как можно дольше. Ничто так не истязает человеческую душу, как неизвестность. Любую весть, будь она самой жестокой и ужасной, человеку перенести все-таки легче, потому что его душа знает от чего она страдает. Неизвестность же выматывает не только душу, но и разум. В голове появляются самые невероятные и порой даже фантастические мысли, не дающие человеку покоя ни днем, ни ночью. Психически неуравновешенного человека такие мысли могут привести и к дому для умалишенных. Впрочем, оставим такие мрачные рассуждения, и вернемся к нашим героям.

— И с кем же? — стараясь сохранить спокойствие, спросил Борис.

— Ты его знаешь, — протянул Павел, продолжая свою подленькую игру.

Борис напрягся еще больше, но попытался совладать с собой.

— Да приехал тут недавно один старый знакомый, — Павел внимательно глядел на Бориса, пытаясь понять, до каких пор он может вести эту игру не опасаясь последствий для своего здоровья.

— Ну??? — в голосе Бориса послышалась стальная нотка, не сулившая Павлу ничего хорошего. Он глядел на Павла с почти нескрываемой ненавистью. Казалось, еще мгновение и он набросится на него с кулаками.

Удивительно, но, пожалуй, только подленькие людишки способны уловить тот опасный момент, когда им угрожает кто-то гораздо сильнее их и когда нужно что-то предпринять, чтобы обезопасить себя. Только они тонко ощущают ту грань до которой можно довести человека, сгорающего от нетерпения.

— Антон, — ответил Павел, поняв, что дальнейшее промедление может для него плохо кончиться.

Борис едва не ударил его по лицу. Если бы это случилось, то Павел оказался бы в глубоком нокауте. Глаза Бориса вспыхнули, но он сдержал себя, и, чтобы не избить Павла прямо здесь, резко развернулся и ушел.

Тут, я думаю, будет не лишним сказать несколько слов о внешности обоих мужчин. Борис был высокого роста шатеном с темно-карими и одновременно немного зеленоватыми глазами. Правильный овал лица с прямым носом, выдающимися скулами и широким лбом, делали его похожим на древнеримского патриция. В то же время, своей атлетической фигурой Борис, думаю, ничем не уступил бы знаменитым гладиаторам (окажись он на арене древнеримского Колизея), отличавшимся силой и красотой своего тела. В свои сорок лет он старался поддерживать хорошую физическую форму, посещая тренажерный зал и занимаясь самбо. Самбо он впервые начал заниматься в армии. Этим видом спорта его увлек один сослуживец, прямо-таки помешанный на нем. Впрочем, сейчас я не буду об этом распространяться (всему свое время), а лишь скажу, что Борис и после службы в армии продолжил занятия спортом и сейчас находился в прекрасной физической форме.

Павел не уступал в росте Борису и даже был немного выше его. Однако он не служил в армии и никогда не занимался никаким видом спорта, ну, разве что шахматами. Его долговязая, худощавая фигура резко контрастировала с крепкой, сбитой, налитой силой фигурой Бориса. И если бы между ними случилась драка (если это можно было назвать дракой), то победитель был бы очевиден.

Почти бегом Борис направился к своей машине. Мойщик, молодой парнишка, застилал в машину коврики. Он уже практически закончил свою работу, когда Борис, не говоря ни слова, отодвинул его в сторону, сунул в руку чаевые, и сел в машину.

Двигатель взревел, и старенький, но верный «Мерс» рванул с места.

Сердце Бориса бешено стучало, вена на правом виске яростно пульсировала, выдавая сильнейшее волнение, широко раскрытые глаза смотрели вперед, но плохо различали дорогу. В столь ранний час машин на проезжей части почти не было, и Борис без помех промчался через несколько светофоров, не создав никаких проблем другим водителям. Проехав несколько километров, Борис осознал, что не знает, куда он направляется. Свежий утренний ветерок, врывавшийся в открытое окно автомобиля, несколько остудил разгоряченную голову и мужчина начал понемногу соображать. «А что, если Павел мне солгал?» — подумал Борис. От этой неожиданной мысли ему вдруг стало легче. Острая боль в груди несколько утихла. «Да, что, если он мне солгал?» — с отчаянной надеждой повторил его внутренний голос. «Но зачем ему это?» — словно со стороны спросил его кто-то посторонний. Борис даже вздрогнул, настолько явственно он услышал чей-то незнакомый голос. Он прислушался. И действительно, из динамиков магнитолы доносилась речь. По радио передавали запись интервью с одним известным оппозиционером. Ведущий, по своему обыкновению, пытался добиться от гостя каких-то очередных, существующих на самом деле или выдуманных им, обвинений в адрес действующей власти. Оппозиционер довольно грамотно и складно говорил о том, о чем и хотел услышать ведущий. «И все же вы не ответили на мой вопрос, — снова заговорил ведущий. — Зачем ему это?»

«Так вот в чем дело, — облегченно вздохнул Борис. — А то я уже подумал, что схожу с ума». Он остановил машину на обочине. С минуту посидел, глядя бессмысленным, но в то же время задумчивым взором прямо на баранку. Затем тряхнул головой, и вышел на свежий воздух. В лицо пахнуло прохладой. Солнце поднялось еще невысоко, осветив верхушки огромных тополей и раскрасив их пылающим красным огнем. По мере того, как небесное светило поднималось все выше и выше, этот неземной огонь перебегал с одного дерева на другое, потом на третье, четвертое, распространяясь все быстрей и быстрей. Затем ярко-алая полоска перекинулась на крыши домов, одарив их небесным нимбом. Вскоре весь горизонт, состоящий из огромных деревьев, домов, заводских труб был охвачен прекрасным утренним сиянием. Зрелище было великолепное, но Борис ничего этого не замечал.

На улицах города было свежо. Конечно, этот воздух большого города нельзя сравнить с тем деревенским, неповторимым, легким и ароматным воздухом, бодрящим и восхитительно чистым, который так приятно вдыхать, находясь на берегу какой-нибудь маленькой, неглубокой, мерно несущей свои воды, реки. И все же утренняя свежесть, еще не заглушенная запахами большого города, не успевшего проснуться, сделала свое дело, и мужчина стал понемногу соображать.

«Так зачем ему меня обманывать? — продолжил размышления Борис. — Как зачем? Он знает, как я к нему отношусь. Думаю, что и он не испытывает ко мне нежных чувств. Но я не сделал ему ничего такого, что могло бы побудить его на такой шаг. Нет, не похоже, чтобы он врал», — заключил Борис, вспомнив побледневшее лицо Павла, и страх, промелькнувший в его светлых, несколько калмыцких глазах, когда он едва не отправил того в нокаут.

Удивительно, но иногда люди умные и смекалистые, оказавшись в подобной ситуации, почему-то теряют присущую им сообразительность. Вещи, которые со стороны кажутся очевидными, не сразу приходят на ум. Так случилось и с Борисом. Возможно, здесь всему виною была любовь.

Пожалуй, не стоит быть к Борису слишком требовательными в его положении. А положение его было незавидным. Весть об измене жены любого мужчину способна свести с ума, а уж такого любящего как он, и подавно.

Несмотря на нынешний разрыв с Ниной, Борис продолжал ее любить. Их любовь была долгой, она продолжалась вот уже почти десять лет. На протяжении всей совместной жизни, Борис даже представить себе не мог того, что рядом с ним может оказаться другая женщина. Он любил Нину всем сердцем, и был уверен в том, что они с женой проживут долгую и счастливую жизнь. Забегая вперед, скажу, что так и было до недавнего времени. Но потом как-то так случилось, что их отношения изменились. К сожалению, в худшую сторону.

Впрочем, сейчас не об этом. Я хочу лишь сказать, что в ситуации, когда задеты самые дорогие и глубинные чувства, когда разум отказывается понимать и признавать произошедшее, даже очень уверенные в себе люди, а Борис, безусловно, был именно таким человеком, даже они способны, что называется «потерять голову». Постепенно, однако, мысли в его голове все же стали выстраиваться в определенном порядке. Наконец, его осенило.

«Ведь это не трудно проверить. Нет ничего проще! В самом деле! — он хлопнул себя по лбу. — Сейчас же поеду к Нине и все узнаю».

Борис подъехал к дому в тот момент, когда Нина выходила из подъезда. Несмотря на раннее утро, она куда-то спешила. Не замечая Бориса, она направилась вдоль дома. От машины до подъезда было метров тридцать. Борис посигналил. Никакой реакции. Мужчина снова нажал на клаксон. По-видимому, Нина была чем-то сильно озабочена и не обращала на окружающих никакого внимания. Дождавшись, когда она выйдет на дорогу, Борис подъехал к ней и остановился. Нина, наконец, заметила Бориса. Их взгляды встретились. Внимательно посмотрев на жену, Борис не заметил ничего странного, кроме удивления, отразившегося на лице. Но в ее взгляде промелькнуло что-то необычное, что-то такое, чего Борис никогда раньше не видел. Впрочем, это продолжалось лишь мгновение.

Нина натянуто улыбнулась, видимо, от неожиданной встречи. Борис мотнул головой, приглашая ее в машину. Она открыла дверь, села и посмотрела на него с каким-то непонятным удивлением.

Борис не видел ее неделю. За это время Нина немного изменилась. Уход Бориса из семьи сказался на ее внешнем виде. Вокруг глаз появились едва заметные, тщательно замазанные, но все-таки видимые темные круги. Мужчина обратил внимание на морщинки в уголках ее прекрасных, темно-зеленых глаз. Нет, их не стало больше, но, как показалось Борису, они проявились явственнее. Морщинки стали чуть шире и длиннее. Лицо сделалось бледнее, а некогда искрящийся взгляд потускнел. Борис понял, что Нина, также как и он, переживала их расставание, но виду старалась не подать. С минуту они молча смотрели друг на друга.

За эту минуту, проведенную рядом с женой, Борис понял, что он по-прежнему ее любит. Он, впрочем, никогда в этом и не сомневался, но думал, что его любовь стала мене страстной, и более, фундаментальной, что ли. Недельная разлука снова открыла мужчине глаза. Ведь недаром кто-то из великих заметил, что «разлука действует на любовь как ветер на пламя: малый огонек тушит, а большой раздувает». Возможно, этот некто имел в виду разлуку долгую, продолжающуюся несколько месяцев или лет. Но кто может знать, для кого какая разлука окажется дольше? Иногда и однодневное расставание может показаться вечностью. Для любящего сердца Бориса недельная разлука с женой оказалась очень длительной. Борис осознал, что теперь, в эту самую минуту, он любит Нину, быть может, даже больше, чем десять лет назад. Ее лицо, немного уставшее, но такое родное и милое, которое он не видел несколько дней, вдруг стало для него самым дорогим на всем белом свете. Эти глаза цвета темного изумруда, завораживающие некой тайной, скрытой в загадочной глубине, эти влажные, красивые губы, манящие своей полнотой, воспламенили в мужчине былую страсть. На мгновение Борис забылся, и едва не кинулся целовать жену.

— Ну, привет, — наконец произнесла Нина. Ее слова охладили пыл Бориса.

— Привет, — мужчина вдруг вспомнил, зачем, собственно, он сюда приехал. В сердце снова кольнуло. При мысли об измене, Бориса бросило в жар. Нина, которая старалась не смотреть на Бориса, этого не заметила. Они помолчали.

— Сегодня утром я встретил одного человека, — начал Борис совладав с собой, и решив сразу приступить к делу. Он внимательно смотрел на жену. — Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Нет, а что я должна тебе сказать? — немного смущенно, как показалось Борису, ответила Нина.

— Ты мне изменила? — выпалил Борис.

— Я? — Нина переменилась в лице, — с чего ты взял?

— Я же говорю, что встретил сегодня одного человека, и он мне кое-что поведал. Ты виделась с Антоном? — он внимательно следил за тем, какой будет реакция жены на его вопрос.

— Я? — снова повторила вопрос Нина. От неожиданного упоминания имени Антона, ее, как и Бориса, только несколько по иной причине, также бросило в жар. Нина опустила взгляд. Для Бориса все стало ясно. Но ему мало было догадаться, он непременно хотел услышать признание от самой Нины. Мужчине было необходимо, чтобы она произнесла это вслух. Борис осознавал, что эти слова станут приговором. Приговором любви, приговором совместной жизни, окончательным приговором для их семьи. Он боялся этих слов, но одновременно жаждал их услышать.

Не дав ответа, Нина выскочила из машины. Борис бросился следом.

— Постой, — он схватил жену за руку. — Так это правда?

Опустив голову, она стояла перед ним и молчала. Дрожащей рукой он взял ее за подбородок и приподнял голову. В глазах Нины стояли слезы. Она растерянно смотрела на него и продолжала молчать.

— Зачем ты это сделала? — Борис почувствовал, как в нем разгорается огонь. Сердце защемило, и вдруг острая боль пронзила его насквозь. Словно гигантские цунами, она пронеслась по широкой груди и накрыла его вместе с головой.

— Я… не знаю… — прошептала, наконец, Нина.

Борис едва расслышал ее слова. Он находился в густом тумане, окутавшем разгоряченную голову. Слова, которые мужчина хотел, но боялся услышать, были произнесены. С ним едва не случился сердечный приступ. Пожалуй, наиболее полно его состояние можно было выразить коротким четверостишием:

В его душе струна порвалась,

И полыхнул в груди пожар,

Как будто сердце разорвалось,

Не в силах вынести удар.

Не имея сил произнести ни единого слова, он продолжал молча смотреть на жену. Взгляд Бориса потемнел. Нина никогда не видела таких глаз. Невероятная мука, отразившаяся в его взгляде, проникла в самую душу и острой болью отдалась в ее сердце. Нина знала, что Борис любит ее, но она даже представить не могла насколько глубоко и сильно его чувство. Увидев же, как он отреагировал на произошедшее, она все поняла. Ей не нужно было никаких слов, ее сердце, ее любящее сердце (не удивляйся, дорогой читатель, несмотря на все произошедшее, она тоже любила Бориса, ибо женское сердце полно непонятных даже ей самой тайн и чувств) подсказало Нине всю глубину его страданий.

Во взгляде Бориса Нина прочла не только боль от измены, но и увидела себя со стороны. Она увидела подлую, низкую женщину, причинившую страдания любящему сердцу. Благородному, доброму, преданному сердцу, способному на невероятную любовь.

Борис опустил руку, повернулся и пошел прочь. Удручающая походка, согбенная спина, низко опущенные плечи. Таким Нина никогда не видела своего мужа. Увидев же сейчас, ее сердце заныло. Она хотела крикнуть, остановить его, и что-то сказать, что-то попытаться объяснить, но не смогла. Слезы душили ее, слова застряли в горле. Нина с трудом дошла до конца дома, завернула за угол и без сил оперлась спиной о стену. Слезы ручьем потекли из ее изумрудных глаз. Ноги не держали измученное тело, и она стала медленно оседать по стене кирпичного дома. Красивые, правильной формы губы задрожали и прекрасный, но в данный момент обезображенный душевной болью рот хотел закричать. Чтобы этого не сделать, Нина сунула свою небольшую ладонь между зубов и сомкнула их что было сил. Женщине показалось, что пальцы руки хрустнули под диким давлением, но боли она не почувствовала. Блестящие, засверкавшие в утреннем солнце слезы медленно стекали по милым щечкам, вытекая из помутневших, но по-прежнему прекрасных изумрудов.

Нина не помнила сколько времени она так просидела. Очнулась женщина только тогда, когда мимо нее прошел парень с огромной овчаркой, громко залаявшей при виде рыжей кошки, перебегавшей дорогу неподалеку. Нина посмотрела на правую руку, которая вдруг стала болеть. С удивлением она обнаружила, что рука сильно прокушена, а на ее красивых губах запеклась кровь. Молодая женщина с трудом поднялась на ноги и побрела домой.

Борис тем временем сел в машину, доехал до подъезда, откуда вышла Нина и остановился. Он не знал, что предпринять. Признание Нины повергло его в шок, в голове стучала только одна мысль: «измена!». Обескураженный таким известием мозг отказывался предлагать варианты действий. Говоря компьютерным языком, мозг Бориса «завис». Внезапно сзади раздался громкий гудок. От неожиданности мужчина вздрогнул и обернулся. Позади него стоял грузовик и громко сигналил. Он сигналил уже почти минуту, но Борис ничего не слышал. Оказалось, Борис остановился посередине дороги и загородил проезд другим автомобилям. Он завел машину и освободил проезд. Проезжая мимо Бориса, водитель грузовика, лысоватый мужчина лет пятидесяти, с неприятным, круглым лицом, похожим на морду поросенка (скорее, кабана), и маленькими злыми глазками, громко выругался, назвав его идиотом. В другое время Борис не спустил бы мужчине такое оскорбление, но сейчас он ничего не ответил, проводив его опустошенным взглядом. Минуту спустя до него дошел-таки смысл сказанных слов, но Борис лишь усмехнулся. В голове у него стало проясняться. Его первой осознанной мыслью было забрать детей и уехать куда-нибудь подальше. «Мама! — полыхнуло в голове Бориса. — Я уеду к маме».

Мама. Это заветное слово мама. Удивительно, но в каком бы возрасте ни находился человек, в трудную минуту он всегда вспоминает о маме. Пожалуй, это единственное слово, с которым почти у любого человека ассоциируются такие понятия как любовь, нежность, ласка, тепло и надежный приют. Само слово мама настолько теплое и притягательное, что в те моменты, когда человеку нужна поддержка и понимание, он невольно его произносит. Мама — это тот человек, который всегда сможет понять своего ребенка, простить, если это необходимо, и, конечно же, поддержать.

Все еще плохо соображая, он поднялся в квартиру, из которой недавно вышла Нина, открыл дверь (ключи у него были) и вошел.

— Папа, папа, — сыновья радостно кинулись ему на шею. Несмотря на раннее утро, они были уже на ногах. Он обнял подбежавших детей и сильно прижал к себе. Объятия детских рук, веселые, улыбающиеся лица подействовали отрезвляюще.

— Собирайтесь, мы уезжаем.

— А куда? — поинтересовался старший сын.

— К бабушке.

— У-р-р-р-а!!! — закричал он и кинулся одеваться.

В это время из комнаты вышла старшая сестра Нины, Марина. Женщина пару недель назад прилетела из далекого Хабаровска (где она в данный момент проживала с любимым мужем), чтобы побыть со своим сыном, в силу определенных обстоятельств вынужденному жить в семье Бориса.

— Привет. Вы куда-то уезжаете? — обратилась она к Борису.

— Здравствуй. Да, мы едем к бабушке.

— Так внезапно? — она удивленно посмотрела на Бориса. В прихожей было темновато, и Марина не сразу заметила, что с Борисом что-то происходит. Приглядевшись, она заметила необычайно белый цвет лица своего деверя. Само собой разумеется, Марина была в курсе семейных передряг своей сестры и очень переживала по этому поводу. С присущим ей тактом, женщина не стала задавать лишних вопросов. Она всегда хорошо к нему относилась, и была рада, что у сестры такой муж. Отношения Бориса и Марины всегда были особенными: теплыми, дружескими и немного заигрывающими.

— Да, так надо, — сухо ответил Борис. Его тон убедил Марину в том, что произошло нечто ужасное. Она почувствовала, что Борис не желает продолжать разговор и удалилась.

Дети собрались довольно быстро. Попрощавшись с Мариной, Борис с сыновьями отправился к матери.

Борис так крепко сжимал руль, что костяшки его пальцев стали такими же белыми, как облака, пролетавшие высоко над головой. Лицо его было хмурым и задумчивым, зелено-карие глаза поблекли и помутнели. Взгляд, в котором читались боль и невыносимые страдания, падал на серую ленту дороги, быстро мелькавшую перед капотом машины.

Если бы в этот момент кто-нибудь заглянул в глаза сорокалетнего мужчины, сидевшего за рулем автомобиля, то ужаснулся бы от увиденного. Эти обычно веселые, жизнерадостные и смеющиеся глаза, были наполнены невероятной мукой, поднимающейся из глубины его разорванной в клочья и истекающей кровью души.

Страдания, которые обрушились на его душу и разум сейчас, не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытал ранее. Физическую боль можно было вытерпеть, но боль кричащей души, боль пронзенного предательством сердца, была настолько истязающей и мучительной, что мозг с большим трудом воспринимал окружающую действительность.

В его груди горел, нет, бушевал невиданной силы огонь, который так и норовил выплеснуться наружу и сжечь все вокруг. Этот адский огонь воспламенил сердце, бешено стучавшее в широкой груди, и затуманил разум, почти отключив его от окружающего мира. Беда железным комом подкатила к горлу и стиснула его так, что стало трудно дышать.

Словно пытаясь убежать от невыносимых страданий, правой ногой он невольно надавил на педаль газа, и машина помчалась быстрей. Глаза, затуманенные горем и скупыми, непонятно откуда взявшимися мужскими слезами, стали плохо различать дорогу.

— Папа, я хочу пить, — голос, раздавшийся с заднего сиденья, заставил мужчину вернуться на землю. Этот родной детский голосок, принадлежавший младшему сыну, немного остудил разгоряченную голову и прояснил взгляд зелено-карих глаз. Мужчина встрепенулся.

— Сейчас, сынок, — прохрипел он, с огромным трудом проглотив железный ком, стоявший поперек горла.

Сыновья, находившиеся на заднем сиденье автомобиля, напомнили Борису о его отцовских обязанностях. Несмотря на душевные раны, сердечные страдания, он не имел права забыть о своих горячо любимых детях. Если бы не они, то, возможно, Бориса уже не было бы в живых. Если бы не эти маленькие создания, то ему уже не было смысла оставаться на этой грешной земле. Сегодня утром, всего лишь за одно мгновение, весь мир, в котором мужчина жил до этого дня, рухнул. Все ценности, на которых, как ему казалось, держался весь белый свет — любовь, дружба, преданность, — вдруг превратились в пустые, ничего не значащие звуки. Эти звуки, эти слова, с которыми Борис прожил всю свою жизнь, еще совсем недавно значившие для него так много, обратились в прах и развеялись по миру, уносимые горестным ветром измены. Собрав свою волю в кулак, Борис доехал до места назначения и облегченно вздохнул, когда остановился у дома своей мамы и заглушил двигатель.

— Здравствуй, мама, — мужчине стоило огромных усилий улыбнуться и сделать вид, что все в порядке. Он обнял свою старенькую, горячо любимую маму и на миг ему показалось, что клокочущее в груди адское пламя утихло, а боль, разрывающая сердце, отпустила.

Эта худенькая, маленькая женщина прижала к себе младшего сына и слезы радости невольно выкатились из ее выцветших, некогда прекрасных, небесно-голубых глаз. Мозолистые, испещренные морщинами руки гладили его по лицу, волосам, плечам. С любовью, граничащей с заискиванием, она заглядывала Борису в глаза, и не могла поверить своему счастью.

Он не так часто, как ей хотелось бы, приезжал погостить. Поэтому она так обрадовалась его неожиданному приезду. Валентина Сергеевна, так ее звали, с какой-то неистовой нежностью все гладила сына по щекам, глазам, рукам и никак не могла на него насмотреться.

Для нее этот высокий, стройный, крепкий сорокалетний мужчина, у которого самого уже росли двое чудесных мальчишек, по-прежнему оставался ребенком, ее младшим сыночком. Даже если бы Борису было пятьдесят или шестьдесят, то и тогда он остался бы для нее тем маленьким мальчиком, который каждое утро провожал ее на работу, требуя, чтобы она обязательно его поцеловала; тем босоногим мальчишкой, который ежедневно встречал ее с работы, в надежде, что она принесла ему гостинец.

Валентина Сергеевна вспомнила об этих мгновениях, и хотела напомнить о них сыну, но промолчала. Несмотря не внешне спокойный вид, который напустил на себя Борис, материнское сердце подсказало ей, что с сыном что-то не так. Мама Бориса была мудрой женщиной, и решила пока не беспокоить его своими вопросами.

Борис крепче прижал к себе маму и опустил голову на ее старческое плечо. Теплота, любовь и нежность, с какой его встретила мама, на несколько мгновений заставили мужчину забыться и окунуться в мир давно забытого детства.

Удивительно, но ему вдруг вспомнилось, как мама, еще молодая и полная сил, возвращаясь с работы, всегда приносила ему что-нибудь вкусненькое. Перед его глазами вдруг всплыл босоногий мальчик в потрепанных штанишках, с завязанной на детском пузе рубашкой, бегущий по улице и кричащий: — Мама, мама! Он подбегает к маме, хватает из ее рук сумку, ставит на землю, открывает, и моментально находит купленный для него гостинец. С невероятным наслаждением (которое сложно предать словами) мальчик тут же набрасывается на пирожное (чаще всего это были пирожные), и спустя несколько секунд, уже проглотив гостинец, он с удовольствием облизывает свои сладкие и грязные пальцы.

Борис невольно улыбнулся, вспомнив такой забавный момент. Но в следующую секунду в груди снова полыхнуло, и острая, словно лезвие бритвы, разрывающая сердце боль, вернула его к действительности.

— Мам, что-то я сильно устал, пойду, отдохну. А ты внуками займись, — он поцеловал ее в щеку и прошел в дом.

— Привет, бабуля! — старший внук подошел к бабушке и обнял ее.

— Здравствуй, родной! — Валентина Сергеевна наклонилась и прижала его к себе. — Ну, а ты что стоишь? — женщина повернулась к младшему, который скромно стоял чуть в стороне. Ему еще не исполнилось и пяти лет, и он рос парнем стеснительным (видимо, было в кого).

— Ну иди, иди ко мне, — она сделала шаг навстречу. Миша, так звали младшего внука, несмело подошел и обнял бабушку.

— Устали небось, мои хорошие? — Валентина Сергеевна ласково потрепала внуков по волосам.

— Не, бабуль, мы не устали и есть не хотим. Нас папа по дороге покормил, так что мы лучше во дворе поиграем. Да, Миха? — Леха, старший внук, вопросительно посмотрел на брата.

— Ага, — тот кивнул головой.

— Как же так? Ведь вы так долго ехали сюда, что, наверное, устали и проголодались, — бабушке очень хотелось покормить внуков и поболтать с ними.

— Нет, нет, мы потом, — Леха уже ринулся на кучу желтого песка, насыпанную возле забора, увлекая за собой младшего брата.

— Ох, озорники! — всплеснула руками Валентина Сергеевна. — Как проголодаетесь, сразу домой.

— Хорошо, — ответил старший, и дети занялись своими мальчишескими делами.

Борис зашел в дом и тут же рухнул на старенький диван, стоявший в большом зале. Немного отпустившая боль вернулась, и с еще большей, чем прежде, силой сдавила грудь. В голове молодого мужчины творилось черт знает что. В его замутненном сознании, сквозь рой каких-то бессвязных и непонятных мыслей, четко пробивалась лишь одна. — Измена!!! — эти шесть букв ярким пламенем горели перед измученным взором. Они били по вискам, стучали в мозгу, разрывали грудь и сердце.

Он застонал. Борису было горько и обидно, железный обруч снова стянул шею. Мужчине стало трудно дышать. Ему захотелось плакать. Захотелось обнять маму, прижаться к ней и плакать, плакать и плакать… Молодому, здоровому, сильному мужику вдруг захотелось стать ребенком и вернуться в далекое и беззаботное детство. Вернуться в то время, когда он был маленьким и еще ничего не знал о взрослой жизни, о любви, верности и предательстве; вернуться туда, где его любимая мама заботилась о нем, и у него не было таких серьезных проблем. Да и вообще практически никаких проблем.

Однако навязчивая мысль вновь вернула его к ужасающей действительности. Шесть ненавистных букв снова пронзили разгоряченную голову. Тысячи раскаленных иголок вонзились в клокочущее сердце, и мужчина тяжело вздохнул. Это был даже не вздох, а стон раненого зверя. Ему очень хотелось, чтобы слезы ручьями потекли из глаз, и вымыли из души и сердца потоки невыносимой боли измены, жестоким водоворотом скрутившие его изнутри. Но его глаза по-прежнему оставались сухими.

Видимо, судьба хотела наказать Бориса как можно больнее, оставив все муки и страдания внутри широкой, полной сил груди, внутри доброго и щедрого сердца, не давая им выйти и хоть немного облегчить его существование. Ведь в эти минуты он действительно существовал, а не жил. Потому что с сегодняшнего утра его жизнь превратилась в настоящий кошмар.

ГЛАВА 1

Ну а теперь, уважаемый читатель, чтобы Борис стал вам более понятен и близок (или, наоборот, более далек и менее понятен) мне придется несколько глав моего, надеюсь, не очень нудного романа, посвятить детству и юности Бориса, его становлению как личности, как человека.

Борис с родителями и двумя старшими братьями жил в небольшом южном городке, уютно расположившемся на повороте небольшой реки, мерно несущей свои прозрачные, сверкающие на солнце, словно горный хрусталь, чистые воды. Вода в их реке считалась одной из самых чистых в России. И жители городка по праву этим гордились.

В их маленькой речке вода действительно была очень прозрачной, и в ней водилось много рыбы и раков. Ежегодно с наступлением лета Борис с друзьями, будучи еще детьми, отправляясь на речку, никогда не брали с собой еды. Они знали, в реке водится много рыбы и раков, и всегда могли рассчитывать на хороший улов.

Вдоволь накупавшись и наигравшись, они, немного уставшие, но очень довольные, выползали на песчаный берег и загорали под жарким южным солнцем. Отдохнув и позагорав, проголодавшиеся мальчишки принимались за дело.

Одни отправлялись на ловлю раков, а другие начинали собирать сухие ветки для костра. Благо, далеко ходить им не было необходимости. Неподалеку от пляжа росли огромные тополя, разросшиеся по всему берегу реки, и полукругом окаймлявшие песчаный пляж. Многолетние деревья с лихвой снабжали сухими ветками всех, кому в этом была необходимость.

За раками ребятишкам также далеко ходить было не нужно. Вдоль берега и на мелководье во множестве росли зеленые, густые водоросли — излюбленное место обитания речных раков. У самого дна, колышущиеся под напором несильного течения водоросли, опутывала темная, немного пугающая тина. Вот в этой-то тине, прячась от жары и опасностей, и располагалась многочисленная армия обладателей больших клешней и хвостов, которых после варки ребята поедали с огромным удовольствием.

Детям не составляло особого труда их поймать. Они заходили на мелководье, и просто накрывали ладошками тину. Как правило, под их руками обязательно оказывался рак, а то и два. Если под руками ничего, кроме не очень приятной на ощупь тины, не было, никто не расстраивался. Потому что, стоило лишь накрыть соседний участок, как улов был тут как тут.

Буквально за десять минут, мальчишки с легкостью обеспечивали себе очень вкусный и совершенно бесплатный обед. Когда ловцы выходили на берег, их ожидал пылающий костер с находившимися на нем старыми консервными банками, наполненными водой. Как только вода закипала, ребята добавляли соль и опускали в воду шевелящийся обед. Пачка соли, кстати, всегда находилась около пляжа, в небольших кустах, росших неподалеку, и любой желающий мог в любое время ею воспользоваться.

Раки, которым, конечно, не нравилась кипяченая вода, пытались выбраться из своеобразных кастрюль. Но дети тут же придавливали их палками, и доводили до готовности.

Позже, уже став взрослыми, они с друзьями часто вспоминали эти беспечные дни. Им казалось, что никогда больше в своей жизни они не ели таких вкусных раков, как в то счастливое и беззаботное время.

Когда Борису было лет шесть — семь, к ним в гости приехала его любимая тетя Рая. Это была родная сестра мамы. Пожалуй, трудно было найти на всем белом свете женщину более добрую, мягкую и сердечную, чем тетя Рая. Маленького роста, худощавая, с длинными темными волосами, тщательно убранными под платком, с карими глазами, излучавшими свет и тепло, она была рада всем детям на свете. Небольшой симпатичный нос, уютно расположившийся между двумя не менее симпатичными розоватыми щечками, придавал ей доброжелательный вид, и любой человек, видевший ее впервые, сразу проникался к ней доверием и поневоле подпадал под ее мягкое очарование. Будучи уже в зрелом возрасте, она все же сохранила свою былую красоту. Думаю, что в молодости по ней сохло не одно мужское сердце.

Тетя Рая очень любила детей, она была настоящим ангелом. Ее сердце было открыто для всех, но к Борису она относилась с особенной любовью. Он занимал в сердце этой удивительной женщины много места. Настолько много, что даже родная дочь тети Раи иногда ревновала маму к Борису.

Однажды, когда Борис еще не умел писать, он написал письмо своей любимой тете. «Как такое может быть?» — спросите вы, уважаемый читатель. Очень просто. Мальчик взял двойной тетрадный лист и сверху донизу исчеркал его шариковой ручкой. Борис настолько плотно измалевал оба листа, что на них не осталось ни сантиметра свободного пространства. Когда он закончил свое письмо, то подошел к маме и попросил отправить его тете Рае.

Тетя Рая пришла в настоящий восторг, получив такое письмо от любимого племянника. Она постоянно носила его с собой и показывала всем своим знакомым. Каждый день тетя Рая доставала письмо и рассматривала его, словно видела впервые. Однажды, по прошествии нескольких дней, она с дочерью отправилась на дачу. Во время перерыва между копанием грядок, когда тетя Рая в очередной раз достала письмо Бориса и принялась его рассматривать, Наталья, её дочь, не выдержала и воскликнула: «Мама, ну неужели тебе нравятся эти каракули?». «Ну как же, доченька, — ответила тетя Рая, — ты посмотри, сколько усилий приложил Борис, чтобы исписать эти листочки. Ведь для этого нужно проявить столько усидчивости и терпения». После такого восклицания дочери, женщина поняла, что та ревнует ее к племяннику и решила больше не доставать письмо при ней. Впрочем, я несколько отвлекся. Вернемся к приезду тети Раи.

Борис радостно выскочил навстречу любимой тете, и, крепко обняв руками за шею, прижался к ней. Тетю Раю обрадовал такой трогательный прием племянника, но несколько удивил его внешний вид. Мальчик был босиком, в летних штанишках, рубашке с коротким рукавом и… в зимней шапке. На дворе стоял июнь месяц.

Здесь, думаю, будет не лишним сказать несколько слов о шапке. Это была старая кроличья шапка, уже облезлая и с обрезанными ушами. Она вся истерлась и истрепалась настолько, что по ней даже трудно было определить из какого животного она сделана.

— Здравствуй, родной, — она несколько растерянно оглядела его с ног до головы. На голове ее взгляд задержался.

— Здравствуй, тетя Рая! — радостно воскликнул Борис.

Тетя Рая была человеком мягким и очень деликатным, поэтому она ничего не спросила по поводу зимней шапки. Борис же, не замечая удивления тетки (или делая вид, что не замечает) с детской непосредственностью ухватил ее за руку и повел показывать цветы.

Валентина Сергеевна любила красоту и все свободное пространство вокруг дома всегда засаживала цветами. Борис, ведя тетку за руку, стал гордо показывать ей свое и мамино хозяйство. Вообще-то, он был не очень разговорчивым мальчиком, но с любимой тетей он преображался. Его словно прорывало. Он говорил так много, что тетя Рая, зная о том, как Борис неразговорчив, просто диву давалась.

Тете Рае рассказывали, как однажды дальняя родственница папы Бориса, уже старушка, пыталась добиться от мальчика его имени. Конечно, старушка прекрасно знала имя Бориса, но ей хотелось, чтобы он сам его назвал. Мальчик упорно молчал. Тогда она предложила ему двадцать копеек (в то время это были приличные деньги для ребенка), если он назовет свое имя. «Борис Никитин» — немного подумав, ответил мальчик. Затем он схватил заработанные таким образом деньги и был таков. Бориса нельзя было упрекнуть в корыстолюбии или жадности (ибо такие негативные качества были ему несвойственны), однако никто не может ответить на вопрос о причинах такого поступка.

Поэтому, тетю Раю всегда удивляло, что при встрече с ней, Борис говорил так много и ничуть не стесняясь. Мальчик рассказал чуть не о каждом цветке, о том, как, когда и в какое время его лучше высаживать. Он заставил любимую тетку понюхать почти все цветы, ощутить аромат чуть ли не каждого цветка, в изобилии росших вокруг их большого дома. Нужно было проявить невероятное терпение, чтобы вынести все это. Однако тете Рае это было не в тягость. Она видела, с какой открытой и чистой душой маленький мальчик встречает ее и как он рад, что та так внимательно к нему относится. Наконец, после того как он все ей показал и рассказал, с чувством исполненного долга, Борис повел тетку на веранду, поить чаем.

Тут, я думаю, будет нелишним описать дом, в котором проживала семья Бориса. Это был большой (во всяком случае, по тем временам), деревянный дом, точных размеров которого я вам сказать не могу. Отец Бориса, Виктор Степанович, выстроил его практически самостоятельно. В шестидесятые годы, когда он его строил, со строительными материалами было довольно туго. И запросто купить, скажем, те же доски или цемент, не представлялось возможным. Но Виктор Степанович работал заведующим складом продовольствия в заготовительной конторе. А это была очень значительная должность в таком маленьком городке, как тот, в котором они проживали. На его складе находилась всевозможная продукция, которую доставляли как из местных сельских районов, так и из других регионов Советского Союза. И даже из-за рубежа. Мед, рыба, мясо, всевозможные соленья, варенья, овощи, фрукты (в том числе и заграничные) — все это находилось на складе, которым заведовал отец Бориса. Одним словом, дефицитные товары, хорошо известные тем, кто жил во времена Союза, водились на этом складе если не в изобилии, то в изрядном количестве.

Само собой разумеется, всевозможные начальники обращались к Виктору Степановичу за дефицитом. Не исключением был и начальник склада стройматериалов. И только благодаря своей должности, Виктору Степановичу удалось приобрести необходимые стройматериалы и построить такой прекрасный дом.

Дом, как я уже заметил, был довольно большим и состоял из четырех комнат, коридорчика, веранды и небольшого чулана. Поднявшись по ступеням и войдя в дверь, вы окажетесь в небольшом коридорчике. Правая дверь ведет в довольно большую, продолговатую и полностью застекленную веранду. Для проживания она использовалась только летом, в зимний период веранда представляла собой огромный морозильник, в котором хранилось свежее замороженное мясо.

Открыв левую дверь и пройдя через нее, вы окажетесь в маленьком чулане, представлявшем собой помещение размером два на два метра. Чего здесь только не было! И большие молочные бидоны, заполненные мукой; и дубовые бочки с засоленными в них капустой, помидорчиками и огурчиками (это в зимнее время); и бумажные мешки с солью; и всевозможные кастрюли, в которых Валентина Сергеевна держала различные крупы, таким способом сохраняя их от мышей. Представьте еще деревянные стены с висящими на них дубовыми вениками, предназначенными для парилки в бане, различными сушеными травами, детскими коньками, а также несколько деревянных полок, заваленных всевозможными вещами, необходимыми в быту, и перед вами предстанет полная картина. Хотя нет, еще попробуйте ощутить аромат, исходивший ото всех этих вещей, (совсем не противный, а даже наоборот), полумрак, если не включать свет, и вы окажетесь в сказочном чулане какого-нибудь Оле-Лукойе.

Если пройти прямо, то из маленького коридорчика вы попадете в довольно длинный и немного узковатый коридор. По правую руку находилась комната старших братьев Бориса — Василия и Виталия. Далее располагалась родительская спальня. И в самом конце коридора, вы могли увидеть маленькую котельную, в которой Виктор Степанович поместил самое сердце этого жилища — печь, отапливающую весь дом. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что отопление было водяное. То есть по всему периметру дома от печки были проложены трубы, по которым циркулировала горячая вода, распространяя тепло по всему дому.

Напротив спальни родителей находился вход в гостиную. Гостиная была приличных размеров, и при желании в ней можно было разместить до сорока — пятидесяти человек. И, наконец, войдя в гостиную, и повернув налево, вы окажетесь в комнате Бориса. Комната нашего юного героя была самой маленькой из всех, но в тоже время и самой уютной. Небольшой старый диванчик, подаренный Борису его бабушкой, хоть и не новый, но довольно сносно выглядевший, пришелся как нельзя кстати. Вместе с небольшим самодельным письменным столом он как раз вписался в пространство между двумя боковыми стенами.

Необходимо также отметить, что несмотря на ту должность, которую занимал отец Бориса, их семья жила небогато, я бы даже сказал бедновато. Дело в том, что Виктор Степанович от природы был человеком честным и порядочным. Заведуя таким огромным и внушающим столько соблазнов складом, он не украл ни копейки. Да, ему приходилось иногда идти на компромисс с совестью, но не ради наживы, а только ради семьи. Всевозможным начальникам, часто посещавшим его склад, он отпускал дефицитные товары только затем, чтобы потом приобрести другие товары, которые трудно было купить. «По блату» как говорили в то время, он покупал, как было упомянуто ранее, те же стройматериалы. И, таким образом, смог построить себе дом. Но, повторюсь, Виктор Степанович не украл ни копейки. И, как следствие, его семья никогда не жила богато.

Мама Бориса, пока ее младший сын развлекал тетю Раю показом цветов, тем временем уже накрыла на стол, вскипятила самовар, и они сели пить чай. Отец Бориса был на работе. Сам Борис чаю не захотел и пошел смотреть телевизор.

— Валя, а почему в такую жару Борис ходит в зимней шапке? — оставшись наедине с сестрой, Рая, наконец, решила проявить любопытство.

— Да ну его! — с досадой ответила Валентина Сергеевна. — Папа подстриг его в парикмахерской, а ему не понравилось. Теперь он скрывает свою стрижку и ждет, когда волосы заново отрастут.

— А почему у нее обрезаны уши?

— Это Виктор их обрезал, в надежде, что Борис не станет надевать ее в таком виде. Но результат сама видишь. И в кого он такой упрямый? Дети с улицы над ним смеются, а он их бьет. Не знаю, что и делать.

— Слушай, а ты не пробовала ее спрятать?

— Пробовала, но он все равно находит. А выкинуть не могу, как-то жалко мне его, вдруг распереживается.

— А давай я спрячу? — предложила тетя Рая. Как я уже говорил, она была сердечным и добрым человеком, и видимо от жалости к племяннику, от того, что над ним все смеются, решила по-своему ему помочь.

— Это бесполезно, — ответила Валентина Сергеевна, — он все равно найдет.

— У меня не найдет, — заверила Рая.

Вечером, уже после того, как Борис уснул, тетя Рая потихоньку взяла изрезанную шапку, и засунула ее под стиральную машину. Надо сказать, что стиральные машины в то время были совсем другие, нежели сейчас и внизу, под емкостью в которой стиралось белье, было много свободного места. Тетя Рая надежно спрятала старую шапку и с чувством выполненного долга пошла спать.

На следующий день добродушная тетка проснулась довольно рано, около семи часов утра. Она пошла на веранду выпить чайку и дождаться пробуждения Бориса. Ей была интересна его реакция на исчезновение шапки. Она вышла на веранду и увидела Бориса.

Мальчик спокойно сидел за столом и пил чай. Он был в шапке. Сказать, что тетя Рая была шокирована, не сказать ничего. Ее едва не хватил удар. Надо заметить, что тетю Раю весьма сложно было чем-либо удивить. Восьмилетним ребенком она встретила Великую Отечественную войну. Вместе с мамой и сестрой они столько всего перевидали и перенесли, что она уже давно ничему не удивлялась. Но в этот раз тетя Рая, видимо, была настолько уверена в своих действиях, что никак не ожидала такого поворота событий. Ее изумление возрастало с каждой секундой, пока, наконец, не достигло своего апогея. Она не в силах была что-либо сказать, и буквально окаменела на месте. Борис же с удивлением взирал на тетю Раю, не понимая, почему она вдруг изменилась в лице и с таким ужасом на него смотрит. Лишь спустя минуту его любимая тетя пришла в себя.

Борис с раннего детства проявлял свой характер. Несмотря на то, что он ужасно боялся отца, строгого и довольно жесткого человека, мальчик все-таки настоял на своем и сделал то, что посчитал нужным и правильным. Он надел эту шапку для того, чтобы скрыть неудачную (по его мнению) стрижку и не показаться на людях смешным. Для маленького мальчика было очень важным то, как его воспримут сверстники с такой смешной и короткой стрижкой. Ему во что бы то ни стало необходимо было скрыть этот изъян. Однако Борис почему-то не задумывался над тем, что смеются дети как раз потому, что на нем надета эта несуразная кроличья шапка, да еще с отрезанными ушами. Пытаясь скрыть одно смешное, он заменял его другим, еще более смешным, веселя таким образом тех, для кого он, собственно, и старался.

Быть может, мальчик не понимал, что выглядит смешным в любом случае? Думаю, он все прекрасно понимал. Ведь бил же он тех, кто над ним смеялся. И все-таки продолжал ходить в этой чертовой шапке до тех пор, пока у него не отросли волосы и его не постригли заново, уже так, как ему хотелось.

Именно в то время, в Борисе зародилось это упорство, или, если хотите, упрямство, кому как больше нравится. Впрочем, очень может быть (это даже вероятнее всего), что это качество оказалось врожденным и сам Борис тут вовсе ни при чем. Как говорят в народе, «уж таким уродился». Упорство это в дальнейшей жизни как помогало, так (к великому сожалению) и мешало нашему герою.

Если такую черту характера как упрямство можно отнести к качествам врожденным, то честность, верность данному слову, любовь к близким, ему, безусловно, привили родители.

Отец Бориса умер рано, когда мальчику едва исполнилось одиннадцать лет. Несмотря на ранний уход папы из жизни, он успел посеять в сердце младшего сына зерна благородства, честности, верности данному слову. Из этих зерен, если их сравнить с зернами пшеницы, в дальнейшем его мама, малообразованная, но честная и чистая женщина, создавшая благодатную почву для их роста, смогла вырастить настоящие колосья. Колосья чистые, тугие, набитые не фальшью и продажностью, а олицетворяющие собой высокие качества человека с большой буквы.

Отец Бориса подчеркивал, что мужчина, будь он ребенком или человеком взрослым, всегда должен отвечать за свои слова. «Если ты кому-то что-то пообещал, — говорил он, когда Борис учился еще в начальной школе, — то обязательно это сделай. Чего бы тебе это ни стоило, каких бы усилий тебе ни пришлось приложить, но ты всегда обязан держать свое слово. Если ты не сдержишь данное тобой слово — грош тебе цена. Человеку достаточно один раз не выполнить данное обещание, и все, больше ему никогда не поверят. Поэтому, прежде чем что-то обещать, хорошенько подумай, а сможешь ли ты выполнить то, что обещаешь? Ты не уверен в своих возможностях? Тогда откажись от каких бы то ни было обязательств. Лучше прослыть человеком осторожным и, может быть, на чей-то взгляд пугливым, или даже трусливым, нежели проявить безрассудство и, не исполнив данное слово, оказаться, как говорят в народе, «балаболом». Конечно, ты не должен бояться опасностей и трудностей, которые ожидают тебя впереди и не должен перед ними пасовать. Любого человека в жизни ждут не только приятные и счастливые дни, но и дни, когда ему придется несладко. Ты должен быть готов к тому, что жизнь — это не легкая увеселительная прогулка, а долгий и тернистый путь, который ты можешь либо пройти с честью и впоследствии гордиться собой, или, по крайней мере, не стыдиться за нее; либо прожить ее позорно и бесчестно». Возможно, эти несколько возвышенные для ребенка слова, Борис еще не очень понимал, но его папа надеялся, что он их поймет, и впоследствии они станут для него путеводной нитью. Виктор Степанович как будто торопился, пытаясь донести до сына понятия о лучших, по его представлению, человеческих качествах. Он словно предчувствовал, что ему не суждено увидеть своего младшего сына взрослым мужчиной.

Для Виктора Степановича было очень важным то, каким человеком вырастет Борис. У них с Валентиной Сергеевной было трое детей. Самый старший, Виталий, был на 15 лет старше Бориса, затем шел средний сын, Василий, который был младше Виталия на 2 года. Когда родился Виталий, Виктору Степановичу едва стукнуло двадцать пять лет. По большому счету, в двадцать пять лет мужчина еще не является мужчиной в полном смысле этого слова. Да, он работает, обеспечивает семью и детей, но и сам иногда может поступать как несовершеннолетний, глупый мальчишка. Он еще не вполне понимает, что детей мало родить, их необходимо еще и воспитать, чтобы вырастить из них порядочных и честных людей.

В двадцать пять лет еще очень хочется погулять, посидеть с друзьями, выпить чего-нибудь горячительного, перекинуться в картишки. Одним словом, человек в этом возрасте часто не осознает себя родителем и не считает нужным серьезно заниматься воспитанием собственных детей. К тому же Виктор Степанович занимался постройкой дома, и на это у него уходила львиная доля свободного времени, которого у него и так было немного. Конечно, он тоже участвовал в воспитании детей, но в большинстве своем оно заключалось в наказании их за какие-нибудь шалости и провинности. Иногда в словесном воспитании(довольно жестком и не лишенном некоторого колорита). Поэтому, воспитанием старших детей в основном занималась Валентина Сергеевна. Это вовсе не означает, что Виталий с Василием выросли непорядочными и невоспитанными людьми. Нет, эта славная женщина вырастила из них настоящих мужчин, готовых помочь немощному старику или защитить слабого; прийти на выручку другу или присмотреть за младшим братом; благородно простить оступившегося человека или примерно наказать злостного хулигана.

Незаметно старшие дети подросли. Вместе с ними повзрослел и Виктор Степанович. Он построил дом, баню, гараж, купил мотоцикл и завел хозяйство. И тут вдруг осознал, что старшие дети стали такими большими. Он вдруг понял, что Вася с Виталием выросли почти без его участия. И вот пришло время, когда старшего сына призвали в армию. Проводив Виталия на службу, Виктор Степанович словно прозрел. Он осознал, что и младший сын, которому едва исполнилось три года, растет сам по себе. Конечно, не сам по себе, а воспитывается мамой и старшими сыновьями, которые ей в этом помогают, но опять-таки без его участия. В это время, когда Виктору Степановичу шел уже пятый десяток, он решил: «все, займусь воспитанием Бориса, к черту все ненужные дела, а то, глядишь, так вся жизнь мимо пройдет, вырастет и этот сынок а я и не замечу».

Пожалуй, не стоит винить отца Бориса в невнимательном отношении к своим детям. На взгляд автора, возможно, субъективный, немногие мужчины до определенного возраста (лет до тридцати, а некоторые и до старости), способны должным образом отнестись к обязанностям отца. Только к тридцати годам, а может и позднее, мужчина становится умнее, мудрее, терпимее. Он начинает осознавать, что живет на этом свете не только для себя любимого, но и для окружающих его любимых людей. Конечно, он любит свою жену (некоторые не только свою), знает, что нужно воспитывать и растить детей. Но не догадывается, что воспитание заключается не в том, чтобы дать жене денег, чтобы та купила продуктов и накормила их; не в том, чтобы на ночь поцеловать малыша ( или малышей); не в том, чтобы сказать своему чаду: «слушайся маму»; и даже не в том, чтобы просто посмотреть вместе телевизор. После тридцати мужчина вдруг осознает, что всего этого недостаточно. Оказывается, детям нужно общение. Простое общение. Не так уж важно на какие темы вы будете говорить со своим ребенком, важно, что вы с ним будете говорить. Разговаривая с малышом, вы волей-неволей, станете его воспитывать. В процессе общения вы поймете, чего хочет ваш ребенок, что его интересует, к чему он стремится. Но мы, кажется, снова немного отвлеклись.

Папа Бориса много работал, потому что прокормить семью было делом не простым, но теперь, после осознания того, что ребенку все-таки нужно уделять больше внимания, он старался проводить с Борисом как можно больше времени. Еще до того, как Борис пошел в школу, он научил сына играть в шашки, шахматы. К семи годам Борис сносно играл в шахматы и уже обыгрывал отца. Конечно, Виктор Степанович поддавался младшему сыну, но Борис и в самом деле все быстро схватывал и играл очень неплохо. Словом, Виктор Степанович теперь гораздо больше времени уделял общению с сыновьями.

Два года пролетело незаметно. Виталий, отслужив в армии, тут же женился и с молодой женой уехал на север. Вскоре пришел черед среднего сына идти на службу. Два года проходят незаметно тогда, когда человек находится дома. В армии, конечно, время течет медленнее, гораздо медленнее, чем на «гражданке». Но минуло еще два года, и Василий благополучно вернулся домой. Василий, после возвращения со службы, пошел работать и заочно поступил в институт. Он жил с родителями.

Как-то Виктор Степанович заметил, что Борис проявляет интерес к рыбалке. Сам он не был большим любителем рыбной ловли, но, видя, что младшего сына это увлекает, решил стать рыбаком. Виктор Степанович накупил всевозможные снасти, и они с Борисом стали частенько пропадать на рыбалке. Увидев с каким азартом Борис, которому было только восемь лет, тащит из речки небольшого окуня, с каким мальчишеским восторгом он хвалится им, Виктор Степанович приходил в умиление. Трудно передать словами чувства отца, видящего восторг маленького, но такого родного и близкого существа.

Часто бывает так, что младший ребенок в семье становится любимцем. То же произошло и с Борисом. Для отца с матерью он стал маленьким божеством. Впрочем, отец хоть и любил Бориса очень сильно, все-таки наказывал его, если он того заслуживал. Мать же в нем души не чаяла. Она прощала ему все его маленькие проказы. Надо отдать должное Борису, он рос не очень балованным ребенком, и часто его наказывать не было нужды.

В школе Борис учился очень неплохо и закончил ее, что называется «хорошистом». Мальчик вполне мог окончить школу с золотой медалью, но он не ставил себе такой задачи и не стремился к этому. Будь у Бориса такое желание, он бы его непременно осуществил. Силы воли у него было в избытке, и если он ставил перед собой какую-то задачу, то, приложив множество усилий, обязательно ее достигал.

Однажды, когда ему было лет десять, Борис захотел купить себе наручные часы. Попросить на это денег у родителей он не мог, потому что они жили небогато, и лишних денег в семье никогда не было. Но мальчику очень сильно хотелось иметь наручные часы. Тогда он решил заработать деньги и осуществить свою мечту.

Летом в их городишке набирали рабочих на прополку бахчи. Борис решил, что он устроится туда работать. Уведомив об этом родителей, мальчик действительно пошел работать. Каждое утро он вставал в пять часов утра. Выпив стакан молока с булочкой, спешил к месту сбора рабочих.

В половине шестого старенький автобус, который в народе прозвали «шараповским», забрав всех желающих, отправлялся в поле. Думаю, что многие из вас хорошо знают фильм «Место встречи изменить нельзя». Там был старенький автобус, на котором ездили сотрудники угрозыска. Точно на таком же автобусе, после выхода означенного фильма прозванном почему-то «шараповским», а не, скажем, «жигловским», они ехали на бахчи.

С раннего утра и до полудня, то есть до того времени, когда начинается жара, он с другими ребятами и взрослыми полол траву. Должен сказать, что работа эта была не из легких, и не многие из тех ребят, что решили заработать деньги, выдержали. Большинство из них, после нескольких дней довольно изнурительной и нудной работы, не выдержали и перестали ездить, решив, что с них довольно.

Коля Сорокин, один из приятелей, с которым они вместе решили летом зарабатывать деньги а не валяться на пляже, дня через три вдруг заявил, что с него хватит.

— Борис, — обратился он к товарищу, когда они закончили смену, — я больше не выйду на работу.

— Как? — удивился Борис. — Ведь мы собирались поработать пару месяцев.

— Да, но я больше не хочу работать, — в ожидании автобуса Колька с удовольствием растянулся на зеленой сочной траве в тени широкого, раскидистого дуба. — Только представь, нужно будет каждое утро вставать в пять часов утра. Я думал, что это легко, но оказывается, нет. Мы проработали только три дня, а мне кажется, что мы «пашем» здесь целую вечность. Нет, я так не смогу, это не для меня.

— Но ведь ты хотел купить себе велосипед?

— Да, хотел, но теперь уже не хочу, — он говорил, не глядя на Бориса, а внимательно наблюдая за маленьким жучком, взбиравшимся по травинке. Жук дополз до конца длинного листика, немного постоял, как бы раздумывая, что же ему предпринять, взмахнул крыльями и полетел. Коля с завистью посмотрел ему вслед.

— А ты хотел бы уметь летать? — неожиданно спросил он у Бориса.

— Что? — Борис не сразу понял о чем его спрашивают, — летать? Конечно хотел бы! Только представь, как это здорово! Тебе не нужен ни велосипед, ни автомобиль, ни даже самолет. Взмахнул руками и полетел, — он мечтательно устремил взгляд в чистое голубое небо, и увидел самолет, который в это время как раз пролетал над ними.

— Как вон тот самолет, — Борис указал пальцем в небо.

— Видать, реактивный, — со знанием дела проговорил Колька, увидев широкий белый след, который медленно расползался по небу позади лайнера.

— Точно. Так ты не будешь работать?

— Не-а, — протянул Колька. — И тебе не советую. Разве не лучше проснуться, как нормальный человек, часиков в десять утра, не спеша позавтракать и отправиться поиграть на улицу?

— Это, конечно, лучше, но тогда я не смогу купить часы.

— Сдались тебе эти часы. Зачем они тебе?

— Так. Хочу и все. Вот ты хочешь велик, а я часы.

— Ну, дело твое, — Колька все еще провожал взглядом самолет, пока тот не исчез за густыми листьями соседних деревьев.

— Вот именно, мое, — Борис недовольно посмотрел на своего приятеля. Он не любил, когда люди неожиданно меняли свое решение под влиянием каких-нибудь факторов. Его отец, Виктор Степанович, всегда учил сына тому, что для того, чтобы чего-нибудь добиться, необходимо приложить усилия. И уж если ты решился на что-то, то это непременно нужно сделать. «Запомни, сынок — говорил отец, — коли ты ставишь перед собой какую-то задачу, то имей в виду, что за тебя ее никто не решит. Прежде всего, нужно рассчитать свои силы и возможности, и только потом пытаться что-либо предпринять. Но если вдруг окажется, что поставленная задача тебе не по силам, не надо от нее отказываться и поднимать лапки кверху. Возможно, необходимо лишь перераспределить свои силы, научиться чему-то новому, найти другие подходы, и тогда задача будет тебе по плечу. Нет задач невыполнимых, есть люди, которые не могут, или, скорее, не хотят их выполнить. Большей частью люди отказываются от поставленной цели даже не из-за трудностей, возникающих перед ними, а по причине собственной лени. Лень, обыкновенная человеческая лень всему виной. Если ты хочешь чего-то достичь в этой жизни, то не ленись и ничего не бойся. Будь уверен в своих силах, но помни, что уверенность может перейти в самоуверенность, а это может быть опасно. И еще. Знай, в этой жизни можно рассчитывать только на самого себя. Конечно, у тебя будут друзья на которых ты сможешь положиться, которым ты сможешь доверять и на помощь которых ты можешь надеяться. Однако настоящих друзей много не бывает. Не стоит слишком уповать на друзей и их помощь. Да, друзьям нужно верить и доверять. Но, еще раз повторю, настоящих друзей бывает не много». Мальчик хорошо запомнил слова отца и всегда старался им следовать. К сожалению, Борис оказался слишком доверчивым человеком, и это сослужило ему недобрую службу. Но об этом позже.

Борис хотел сделать попытку переубедить своего приятеля, но взглянув на него, понял, что это бесполезно. Он, как и планировал, проработал два месяца, и к концу лета купил себе часы.

Это были отличные часы марки «Полет». В серебристой оправе, с пятнадцатью рубиновыми камнями и автоподзаводкой. Таких часов не было ни у кого из его друзей и знакомых. В тот момент Борис был невероятно счастлив.

Осенью того же года, на старом погребе обвалилась крыша. Урожай картофеля к этому времени был собран, и его необходимо было складировать. Но куда? Погода постепенно портилась, намечались дожди и нужно было срочно вырыть новый погреб. Отец по такому случаю взял отгул на работе и уже приступил к делу.

Вернувшись из школы, Борис, по обыкновению, пообедал, сделал домашнее задание и пошел помогать отцу.

— А, Борис! — воскликнул Виктор Степанович. — Ну наконец-то, а то я тебя заждался. Давай, прыгай сюда.

Он находился по пояс в яме. Борис спрыгнул к нему.

— Давай, теперь твоя очередь, а то я что-то немного устал, — Виктор Степанович ласково потрепал сына по голове и вручил ему лопату. Борис молча приступил к работе. Мальчик проворно втыкал штык лопаты и, отрезав довольно большой кусок черной, мягкой земли, лихо выбрасывал его наружу. Он делал это с такой легкостью, что Виктор Степанович невольно залюбовался им.

— Как в школе? — немного отдышавшись и продолжая любоваться сыном, спросил Виктор Степанович.

— Все в норме, пап, — ответил Борис. Он, как и в раннем детстве, был немногословен. А сегодня ему и вовсе было не до разговоров. Он посмотрел на часы. Было три часа. В пять они договорились с друзьями встретиться и пойти играть в футбол.

У Бориса с друзьями была футбольная команда. Их городок состоял из нескольких небольших районов, и в каждом из них была своя команда. В эти дни проходили общегородские соревнования среди дворовых команд. Сегодня у Бориса с друзьями должна была состояться очень важная игра с их непримиримыми соперниками. И вдруг, как назло, именно сегодня обвалился этот злосчастный погреб, и нужно было срочно рыть новый. Борис хорошо играл в футбол и был очень нужен своей команде. Однако он не хотел говорить отцу о том, что у них с ребятами ответственный матч и ему необходимо быть на игре. Он боялся, что папа подумает, будто Борис специально выдумал это, чтобы не помогать ему. В то же время, он обещал друзьям, что непременно будет на игре. Мальчик находился в затруднительном положении.

Борис работал очень быстро, надеясь успеть вырыть погреб до означенного времени и успеть на матч. Он непрестанно посматривал на свои новенькие часы. Виктор Степанович обратил на это внимание.

— Ты куда-то торопишься? — обратился он к сыну.

— Нет, — неуверенно ответил Борис и снова невольно взглянул на часы. Виктор Степанович это заметил.

— Точно? — он испытующе посмотрел на Бориса.

— Да. То есть, нет… — мальчик замялся. Борис взглянул на отца и понял, что тот догадывается о его состоянии. — Вообще-то у нас сегодня очень важная игра и я обещал ребятам быть на матче, — внезапно выпалил он.

— Обещал? — переспросил Виктор Степанович.

— Да.

— И когда игра?

— В пять начало.

— Сколько сейчас?

— Почти четыре.

— Хорошо. Поработай еще полчасика, и дуй на игру.

— Ты меня отпускаешь? А как же погреб? — Борис вопрошающе посмотрел на отца.

— Ничего, как-нибудь справлюсь. Эх, жаль Васька на сессии, а то мы быстро бы управились. Ну да ладно.

— Пап, но может мне остаться? — неуверенно спросил Борис.

— Нет, — решительно отрезал Виктор Степанович. — Помнишь, что я тебе говорил про обещания? Если ты дал слово ребятам сегодня сыграть, то, будь любезен, исполни свое обещание.

— Спасибо, пап! — Борис с утроенной энергией принялся за работу.

Этот небольшой и, казалось бы, незначительный эпизод, Борис запомнил на всю жизнь. Человеческая память — это нечто удивительное. Значительные события, случившиеся в жизни, иногда оставляют лишь смутный, неясный след, который, по прошествии многих лет, человек может вспомнить с большим трудом. Но некоторые события, казалось бы, вполне обыденные и малозначительные, порой врезаются в память, и человек проносит их через всю свою жизнь и помнит до самой смерти; помнит в мельчайших подробностях. Урок, который преподал ему отец, глубоко запал в память Бориса. Он с благодарностью вспоминал его и впоследствии рассказывал о нем своим детям.

Было раннее летнее утро. Виктор Степанович вышел на улицу и посмотрел на поднимающееся солнце. Его край едва показался над горизонтом, первые лучи легким розоватым светом скользнули по верхушкам высоких кленов. Белоснежные, слегка окрашенные небесным светилом воздушные облака, причудливым образом превратившиеся в невесомые корабли, расползались по краю горизонта, создавая фантастическую картину морского побережья. Кроны высоких деревьев, охваченные розоватым светом, сияли, словно гигантские маяки, указывающие путь кораблям. Казалось, что один из кораблей-облаков сейчас причалит к берегу и с него спрыгнет на землю красавец Ясон со своими могучими аргонавтами, отправившимися в далекое путешествие на поиски золотого руна. А может, это корабли мужественного Менелая, направляющегося за своей Еленой к стенам несокрушимой Трои. А может, это плывет сам великий Одиссей, возвращающийся после двадцатилетней разлуки к верной и преданной Пенелопе.

Так показалось Виктору Степановичу, обожавшему мифологию и хорошо в ней разбиравшемуся, который стоял на дороге в столь ранний час и с наслаждением наблюдал за восходящим солнцем.

Неожиданно в его груди что-то кольнуло, и острая боль стала разливаться по ней, словно река по широкому полю, вышедшая из берегов в весеннее половодье. Солнце стало раскаляться, как огонь в мартеновской печи, быстро наливаясь ярко-багровым цветом. Стремительно увеличиваясь, оно достигло гигантских размеров, закрыв половину неба, и вдруг разлетелось на миллиарды осколков. После яркой вспышки в глазах Виктора Степановича потемнело, и он провалился в гигантскую черную дыру…

Борис с трудом открыл глаза, подчиняясь неумолимому дребезжанию будильника. Чтобы его выключить, мальчику пришлось встать с кровати и сделать несколько шагов. Он специально поставил часы подальше, чтобы до них нельзя было дотянуться рукой. Таким способом Борис заставлял себя проснуться.

На часах было четыре тридцать. Не теряя времени, Борис, с еще полузакрытыми глазами, направился к умывальнику. Прохладная вода быстро согнала остатки недалекого сна.

Сегодня утром они с отцом договорились поехать порыбачить. Борис вышел на улицу и сладко потянулся, с наслаждением вдыхая свежий, бодрящий воздух. Он увидел, что Виктор Степанович стоял за двором и любовался восходом. Внезапно отец пошатнулся и стал медленно оседать. Не понимая что происходит, но почувствовав что-то ужасное, Борис кинулся к отцу.

— Папа!!! — закричал мальчик, выбегая на улицу. Когда Борис подбежал, Виктор Степанович уже лежал на земле. Он был мертв. Впрочем, мальчик этого не знал и что есть силы принялся его тормошить. Предчувствуя, что случилось что-то ужасное и непоправимое, Борис попробовал привести отца в чувство. Не помня себя, он некоторое время бил его по щекам. Но все было тщетно.

Наконец он вскочил и кинулся в дом.

— Мама, мама!!! — громко крича, Борис ворвался в дом. — Там папа, он умирает!

— Что такое, что случилось, сынок? — Валентина Сергеевна стремительно вскочила с постели. Ужасные крики Бориса моментально согнали чуткий сон, присущий всем матерям.

— Папа, он там, на улице… — захлебываясь, проговорил Борис, — он упал, он не дышит… кажется…

Накинув халат поверх ночной рубашки, женщина выбежала на улицу. Подбежав к мужу, она расстегнула рубашку и прильнула ухом к его груди. Как женщина ни старалась уловить биение сердца, она ничего не услышала.

— У меня на столике лежит маленькое зеркало, принеси его сюда, — обратилась она к Борису, молча, со сжатыми побелевшими губами, стоявшему рядом. Мальчик опрометью бросился в дом.

Спустя минуту Валентина Сергеевна приложила зеркало к губам мужа и с надеждой ждала, что оно начнет запотевать. Но, увы, этого не произошло. Поняв, что случилось непоправимое, женщина без сил опустилась на землю.

Борис не стал задавать лишних вопросов. Он все понял. Мальчик обнял маму и уткнулся ей в плечо. Худые детские плечи затряслись и из глаз потекли слезы. Валентина Сергеевна, не в силах сдержаться, тоже зарыдала.

Трудно передать словами чувства взрослого, потерявшего близкого, любимого человека. Но еще труднее описать состояние ребенка, столкнувшегося с такой страшной бедой, как потеря отца.

Несмотря на всю строгость, с которой Виктор Степанович относился к своим детям, они его любили. И любили сильно. Особенно Борис. К нему, как уже упоминалось выше, отец испытывал особенную привязанность и любовь. Борис это чувствовал.

И вот сейчас, когда мальчик понял, что отца не стало, его маленькое сердце охватило горе. Он до конца еще не осознавал всю трагичность случившегося, но начинал понимать, что произошло нечто непоправимое. Слезы, эти великие очистители объятых горем душ и сердец, сами собой катились из зелено-карих мальчишеских глаз. Природа позаботилась о том, чтобы в подобные минуты люди могли хоть отчасти избавиться от захлестнувшей беды, разрушающей душу, разум и сердце. Прозрачные слезы стекали по щекам Бориса и капали на землю. Он зажмурил глаза, словно пытаясь остановить этот соленый поток. Но они все текли и текли. И тут мальчик заплакал навзрыд. Что есть силы, Борис прижался к маме, и ничто на земле не смогло бы заставить его оторваться от нее. Так, рыдая друг у друга на плечах, они просидели несколько минут.

Водитель автобуса еще издали заметил впереди какое-то скопление людей. Подъехав ближе, он увидел лежащего на дороге мужчину и рядом с ним плачущих Валентину Сергеевну и Бориса.

— Что случилось? — водитель, молоденький паренек лет двадцати двух — двадцати трех, выскочил из автобуса.

— Он умер, — сквозь рыдания ответила Валентина Сергеевна.

Несмотря на молодость, парнишка не растерялся. Он взял лежащего Виктора Степановича за руку и пощупал пульс. Пульса не было.

— Я сейчас, — он опрометью бросился к телефону-автомату. Телефонная будка находилась на расстоянии около одного километра. Никогда в жизни, даже во время службы в армии, паренек не бегал так быстро. Спустя несколько минут, вызвав «скорую», он прибежал назад.

— Надо перенести его куда-нибудь, — стараясь говорить как можно мягче, обратился он к Валентине Сергеевне.

— Да-да, конечно, — женщина осторожно попыталась ослабить объятия сына. Но тот лишь крепче прижал ее к себе.

— Борис, сынок, надо занести папу в дом, — она снова попыталась оторвать от себя его руки. На этот раз Борис отпустил маму, встал и отвернулся от водителя, пытаясь скрыть свои слезы. Парнишка подошел к Валентине Сергеевне и помог ей подняться.

— Вот наш дом, — женщина указала водителю на распахнутую калитку. — Но без помощи со стороны мы вряд ли сможем его отнести.

К удивлению женщины, паренек, хоть и не без труда, но все же поднял тело и понес в дом. Валентина Сергеевна поспешила за ним. У крыльца парнишка остановился, пропуская ее вперед. Зайдя на веранду, она указала водителю на диван, стоявший у окна.

— Кладите его сюда, — она поправила сбившееся покрывало. Парень осторожно опустил бездыханное тело.

— Спасибо вам, — женщина с благодарностью посмотрела на паренька.

— Ну что вы… — парень немного смутился. — Ну, я, пожалуй, пойду… — проговорил он не то спрашивая, не то утверждая.

— Да-да, конечно.

— До свидания и всего вам… — он хотел сказать «хорошего», но посчитал, что это будет неуместно и, не договорив фразы, развернулся и вышел.

Вошел заплаканный Борис.

— Мама, что теперь будет? — спросил он прерывающимся голосом.

Что могла ответить мать сыну, который стал свидетелем смерти отца? Что боль утраты со временем пройдет? что это, конечно, большое горе, но тут ничего не поделаешь? что время, этот великий врачеватель человеческих душ и сердец, все излечит? что, наконец, он не одинок в этом мире и у него есть мама и два брата? Валентина Сергеевна смотрела на сына и не находила слов утешения для своего младшенького. В эту минуту ей самой необходима была помощь, но она понимала, что мальчику сейчас гораздо тяжелее, чем ей. Собрав все свои душевные силы, она подошла к нему и обняла, не говоря ни слова. Своей теплотой и нежностью, женщина, потерявшая любимого человека, пыталась оградить сына от обрушившейся на них беды. Она ласково гладила Бориса по жестким прямым волосам своей мозолистой и загрубевшей от тяжелого труда рукой. Исходившие от нее внутренняя теплота и нежная энергетика, каким-то образом передались Борису, и он почувствовал, как его мальчишеское сердце, сжавшееся от беды и скрученное горестными, тяжелыми веревками, постепенно оживает и узы несчастья ослабевают. Слезы, идущие от раненого сердца, вновь заблестели на его глазах.

— Ничего, сынок, — промолвила Валентина Сергеевна, словно почувствовав состояние сына, — ничего мы не можем сделать. Это жизнь.

Через два дня Виктора Степановича похоронили. Виталия, жившего на Севере, и Василия, отдыхавшего в это время на море, вызвали телеграммой. Оба сына приехали быстро и успели попрощаться с отцом.

Неожиданный уход из жизни отца застал их врасплох. Как я уже говорил, Виктор Степанович не отличался сентиментальностью и никогда не проявлял нежности к своим детям. «Что за телячьи нежности!» — восклицал он каждый раз при виде того, как кто-либо из его друзей обнимал или целовал своих малолетних детей. Он мог еще хоть как-то понять тех, кто ласкал своих дочерей, но отказывался понимать тех, кто обнимал своих сыновей. «Ты вырастишь из него неженку и бабу» — говорил он в таких случаях. Друзья в ответ лишь ухмылялись и говорили, что он жестокосердый. Однако это было не так. На самом деле в груди Виктора Степановича билось доброе и щедрое сердце. И любой из его друзей знал, что в трудную минуту он всегда придет на помощь и никогда не бросит в беде. Но таков уж был у него характер, что к детям он всегда относился строго и никогда не позволял себе сюсюканья с ними. Это не значит, что он не любил своих детей. Он любил их, но любил по-своему. Сам воспитанный в строгости, и рано потерявший отца, который погиб, защищая их родной город, тот самый город, в котором родились потом и его сыновья; сам в детстве обделенный отцовской любовью и вниманием, он и к детям своим относился весьма сурово. Лишь к самому младшему, Борису, Виктор Степанович проявлял больше внимания и заботы. Но это было возрастное.

Сыновья, конечно, помнили о том суровом и даже жестком воспитании отца, но с возрастом стали относится к этому с пониманием. Василий с Виталием были еще молодыми, но уже достаточно взрослыми людьми, чтобы понять, что отец их любил, но любил своеобразно и никогда не выказывал своей любви. И потому, смерть отца они восприняли весьма болезненно.

Тяжелее всего, конечно, было Борису. Минуло несколько месяцев, прежде чем он смирился с мыслью о смерти отца. Для мальчика это было очень трудное время. На первых порах он совсем замкнулся. Несколько дней он практически не выходил из дома. Он запирался в своей комнате и читал книги. Временами Борис лежал на кровати и просто глядел в потолок. «Папа, где ты сейчас? — тихонько шептал мальчик, — видишь ли ты меня? слышишь ли ты меня? Мама говорила мне, что ты все время с нами, все время где-то рядом и наблюдаешь за нами. Но почему тогда я тебя не вижу и не слышу? Мама никогда меня не обманывала и всегда учила говорить только правду, но мне почему-то кажется, что сейчас она сама говорит неправду. А еще мама говорит, что тебе сейчас хорошо и ничуть не больно. Это так? Разве умирать не больно? И совсем не страшно?» Затем ему представлялся отец, здоровый, улыбающийся и что-то рассказывающий. Постепенно мысли Бориса начинали путаться, и мальчик засыпал.

Во сне Борис снова видел отца, такого же улыбающегося и совершенно здорового, каким совсем недавно он себе его и представлял. Виктор Степанович был очень весел (что с ним не часто случалось в жизни), что-то напевал себе под нос и собирался на рыбалку.

— Борис, ну где ты там? — он глянул на угол дома, откуда должен был показаться младший сын.

— Да здесь я, — отозвался Борис, появляясь с баночкой земляных червей, накопанных в куче навоза.

— Ну, наконец-то, айда в мотоцикл.

Не успели они сесть в мотоцикл, как оказались на берегу речки. Виктор Степанович почему-то сидел на другом берегу и огромной, просто гигантской удочкой пытался поймать невероятных размеров сома, плескавшегося у самого берега.

— Давай, папа, давай! — закричал Борис, — я сейчас помогу тебе! И в одежде кинулся прямо в воду. Мальчик оседлал гигантскую рыбу, в этот момент сом заглотил огромный крючок, висевший на удочке Виктора Степановича, и тот резко дернул ее на себя. Невысокий Виктор Степанович с невероятной силой буквально выдернул исполинскую рыбу на берег, Борис слетел с широкой спины речного монстра и, отлетев на противоположный берег, больно стукнулся о дерево, росшее неподалеку от воды. Мальчик протянул руку к отцу… и проснулся. Поняв, что это был сон, Борис тяжело вздохнул.

Виталий уехал через несколько дней после похорон отца. Здесь, наверное, необходимо сказать несколько слов о его внешности. Это был среднего роста мужчина, черноволосый, с темными, как ночь, глазами. Довольно крупный нос выделялся на его лице, но ничуть его не портил. Волевой подбородок выдавал в нем мужчину с характером. Несмотря на довольно суровую внешность, Виталий был человеком добродушным, сердечным, не лишенным чувства юмора. В эти тяжелые дни ему, как и всем в их семье, было трудно. Но как бы ни хотелось ему быть в такое время с самыми близкими и родными людьми, он не мог здесь долго оставаться. Несколько раз он пытался поговорить с младшим братом и вывести того из состояния апатии. Однако его попытки не увенчались успехом. Дело, видимо, было в том, что Виталий с Борисом были не очень близки. Они искренне по-братски любили друг друга, но их отношения нельзя было назвать доверительными и дружескими. Между ними не существовало того чувства привязанности, которое сближает людей настолько, что они могут доверить друг другу самые сокровенные мысли и желания. Думаю, это было связано с тем, что вскоре после службы в армии Виталий женился на девушке, носившей замечательное имя Роза (она ждала его из армии), и чуть ли не на следующий день после свадьбы уехал с молодой женой на север. У Бориса просто не было времени как следует узнать своего старшего брата. С Василием дело обстояло иначе. Пожалуй, он был единственным (маму мы не можем брать в расчет, отношения с ней — это несколько иное), по-настоящему близким Борису человеком. Он стал для него примером для подражания; образцом честности и порядочности; можно сказать эталоном чести и достоинства. Василий прочитал множество книг и довольно часто зимними вечерами рассказывал младшему брату о рыцарях средневековья, об их отваге и мужестве, благородстве и великодушии, неподкупной честности и отвращении к подлецам и трусам. Василий оказался неплохим рассказчиком, и Борис с огромным интересом слушал повествования брата. Именно Василий пробудил у младшего брата интерес к литературе. Борис прямо-таки зачитывался романами о рыцарях средневековья, о деяниях великих королей, о воинственных древних римлянах и греках. Он был в восторге от историй, подобных истории Спартака или легендарного царя Леонида. Благодаря всему этому, как-то незаметно, Василий настолько сблизился с младшим братом, что тот стал доверять ему свои мальчишеские проблемы и иногда советоваться с ним по тому или другому поводу.

Виталий понял, что не сможет найти подход к Борису и обратился к Василию.

— Брат, — сказал он как-то Василию, — я никак не могу добиться того, чтобы Борис хоть немного отвлекся от мыслей о потере отца. Мне, как ты знаешь, необходимо уезжать. Я люблю вас обоих и мне тяжело видеть то, как наш младший брат переживает эту страшную трагедию. Постарайся сделать все возможное, чтобы вернуть его к нормальной жизни. Я на тебя надеюсь, брат, — он обнял Василия. — И позаботься о маме. Ей сейчас очень тяжело.

— Уезжай спокойно, брат, хотя я понимаю, что покойно твоей душе не будет. Не волнуйся, я и мама рядом с ним. Пройдет время, а время, говорят, лучший лекарь, и все образуется.

Теперь, уважаемый читатель, пришло время поближе познакомиться и со средним братом. Василий не был похож ни на одного из братьев (впрочем, на первый взгляд, они вовсе не походили друг на друга). Роста он был чуть выше среднего, широкий в плечах, белокурый. Взгляд светло-серых глаз всегда лучился весельем и теплотой. Он был весельчаком и балагуром. Никогда и никому в компании с ним не приходилось скучать. Василий знал бесчисленное количество анекдотов абсолютно на любую тему, и (что очень важно), умел их рассказывать. Имея хороший слух, он самостоятельно выучился играть на баяне. Этот весельчак выучил огромное, просто невероятное количество частушек. Были среди них шутливые, озорные, но особенно ему нравилось исполнять частушки с матерком, выражавшие все чувства нашего великого и могучего народа. Одним словом, Василий слыл человеком веселым, добрым, с потрясающим чувством юмора.

Теперь, уважаемый читатель, после краткого ознакомления со старшими братьями, вернемся к удрученному горем Борису.

Виталий уехал. Василий делал все возможное и невозможное, пытаясь отвлечь Бориса от мрачных и тяжелых мыслей. Днем он работал, а вечером заходил к младшему брату и пересказывал ему всевозможные истории, кинофильмы, некогда увиденные им в кинотеатре. Бориса это не очень развлекало, но постепенно мальчик все же начал отвлекаться от своих весьма невеселых мыслей и стал проявлять интерес к жизни. Однако этого было недостаточно, необходим был еще какой-то небольшой толчок, небольшой задел для создания платформы, на которой можно было заново строить дворец жизни.

Валентина Сергеевна, зная, как ему сейчас тяжело, старалась не тревожить младшего сына. В то же время она понимала, что если такое затворничество затянется надолго, то это может отразиться на психическом состоянии мальчика. Женщина решила попробовать найти подход к младшему сыну с другой стороны. Со стороны религии.

Виктор Степанович был ярым атеистом и никогда не верил в существование бога, черта или кого-то еще. Поэтому, разговоры о религии в их доме никогда не велись. Валентина Сергеевна же была человеком верующим и почитающим бога. Она не была глубоко религиозным человеком, но верила, что есть высшие силы, которые управляют человеческой судьбой и только они решают, жить человеку или умереть; быть ему здоровым или больным; счастливым или несчастным; и даже верующим или не верующим. И свое знакомство с Виктором Степановичем, естественно, относила к божьему промыслу. Виктор Степанович же, само собой разумеется, был категорически против такой точки зрения. В начале их знакомства молодые люди часто спорили об этом между собой. Каждый из них пытался доказать свою точку зрения и переманить оппонента на свою сторону. Но вскоре, убедившись в бесполезности таких попыток, они решили закрыть эту тему раз и навсегда. Несмотря на разногласия в вопросах теологии, молодые люди, полюбившие друг друга чистой и нежной любовью, решили связать себя узами браками.

Прошло время, родился Виталий. Валентина Сергеевна заикнулась было о том, чтобы крестить их первенца. На что Виктор Степанович заявил, что он, будучи главой семейства, никогда этого не допустит. И предупредил супругу о том, что сколько бы детей у них ни родилось, чтобы она даже заикаться о подобных вещах не смела, и чтобы детей к этому не склоняла. Виктор Степанович умел говорить убедительно, четко и по существу. По его тону и взгляду Валентина Сергеевна поняла, что поперек его воли идти не следует. И к этой теме она больше никогда не возвращалась.

Сам отец семейства детям всегда говорил, что никакого бога не существует и что это все проделки священнослужителей, которые таким образом наживаются на простых смертных. И надеяться в этой жизни нужно только на самого себя.

Теперь, когда Виктора Степановича не стало, наблюдая за тем, как ее младший сын страдает, она решилась поговорить с сыном о боге.

Как-то войдя в комнату Бориса, Валентина Сергеевна присела на край дивана, на котором лежал ее младший сынок и читал какую-то книгу.

— Борька, — женщина ласково потрепала сына по волосам. — Оторвись на минутку, давай поговорим.

— О чем, мама? — Борис перевел взгляд на Валентину Сергеевну.

— Понимаешь, сынок, — она замялась, пытаясь подобрать нужные слова(хотя уже несколько дней готовилась к этому разговору и неоднократно повторила заготовленную речь). — Понимаешь, жизнь очень сложная штука, и… порой в ней случаются ужасные вещи. Как, например, случилось с нами, точнее, с твоим папой. Да, он покинул нас и ушел в иной мир. Мир, в котором все по-другому. Твой папа был хорошим человеком, и я абсолютно уверена, что сейчас он находится на небесах и наблюдает за нами. Думаю, ему не очень нравится, что ты ведешь себя таким образом… что ты замкнулся в себе, перестал общаться со своими друзьями, стал грустным и задумчивым.

— Что же, по-твоему, я должен радоваться смерти папы? — резко ответил Борис, хотя ему это было несвойственно.

— Ну зачем ты так, сынок? — в ее прекрасных голубых глазах сверкнули слезы. — Ты же знаешь, что я не это хотела сказать, — ее голос дрогнул.

— А что же?

— Только то, что все находится в руках божьих, и смерть твоего папы была предрешена… и мы ничего не могли изменить. Ни ты, ни я, ни кто-либо еще.

— Кем это она была решена?

— Богом, сынок, богом. Только он один ведает нашими судьбами и решает, кому и сколько нужно прожить на нашей грешной земле. Все наши жизни в его руках.

— А почему он все решает за нас? Почему он решает, кому сколько жить? Почему он убивает людей? — Борис чуть не сорвался на крик.

— Ну что ты, Борис, бог никого не убивает, он только отмеряет, кому и сколько предстоит прожить на этой земле. Кому-то суждено прожить сто лет, кому-то пять лет, а кому-то сорок пять лет. В нашей жизни он посылает людям испытания, которые необходимо пройти достойно и мужественно. И тот, кто сможет это сделать, обязательно попадет в рай и будет там наслаждаться вечной жизнью и вечным покоем. Поверь, господь любит нас и желает нам только добра.

— Добра?! — тут Борис не выдержал и сел, отбросив книгу на самодельный столик. — Кому он желает добра? Мне? Или тебе? А может, папе, который умер? Это так он нас любит? Нет никакого бога, папа был прав! Это все поповское вранье! — от избытка чувств Борис едва сдерживал накатившие слезы.

— Не говори так, сынок! — Валентина Сергеевна попыталась обнять его и прижать к себе. Однако Борис уклонился от маминых рук и отодвинулся назад, очутившись на подушке, на которой недавно покоилась его голова.

— Нет никакого бога! — голос мальчика дрожал. — Если бы он был, и если бы он любил нас, он не допустил бы его смерти! Не говори мне про него больше никогда! Слышишь, никогда!!!

— Сынок, если ты успокоишься, я тебе все объясню. Мальчик мой, дай я тебя обниму, — женщина протянула к нему руки.

— Нет! — Борис демонстративно скрестил руки на груди и отвернулся к стене. Из глаз его текли слезы.

Видя, что ее попытка ни к чему хорошему не привела, Валентина Сергеевна вздохнула и тяжело поднялась.

— Ладно, сынок, успокойся, я не хотела тебя расстраивать. Я хотела как лучше, ведь я люблю тебя, — ее голос звучал нежно и участливо.

Борис молчал и плакал. Женщина развернулась и со слезами на глазах вышла из комнаты.

Прошло несколько дней. Настроение Бориса ничуть не улучшилось. Бедная женщина не находила себе места и не знала, как ей быть. Но тут само провидение пришло на помощь Валентине Сергеевне.

В дверь постучали. Борис никого не хотел видеть и решил не отвечать. Стук повторился.

— Борис, это я — раздался ласковый голос мамы.

— Заходи, открыто, — ответил мальчик.

Дверь отворилась и вошла Валентина Сергеевна.

— А я не одна, — женщина ласково улыбнулась. — Смотри, кто к нам пришел.

Следом, немного смущаясь, вошел Колька. Это был тот самый Колька, с которым Борис ездил на бахчи и зарабатывал деньги на покупку часов. Он был лучшим другом Бориса, и Валентина Сергеевна очень рассчитывала на то, что его появление благотворно отразится на состоянии ее сына.

— Привет, — Колька подошел к Борису и пожал ему руку.

— Привет, — несмотря на то, что настроение у Бориса не располагало к общению, он все же обрадовался появлению своего друга.

— Ну как ты?

— Нормально, — Борис слегка улыбнулся. — Садись. — Он подвинулся на диване. Колька уезжал к бабушке, и почти месяц его не было в городке. Можно сказать, Кольке повезло, его бабушка жила на побережье Черного моря. Он ежегодно отправлялся к ней в гости и возвращался оттуда сильно загоревшим и невероятно счастливым. Так было и в этот раз.

По возвращении домой, друг Бориса был ошеломлен известием о смерти его отца. Едва только Колька узнал об этой страшной трагедии, он тут же отправился к своему другу. Мальчик не знал, как следует себя вести в подобной ситуации, но он понимал, что обязан навестить Бориса и каким-то образом поддержать его. Какое-то неосознанное внутреннее чувство говорило ему, что его товарищу нужна поддержка. Чем можно помочь другу Колька не знал, он просто взял и пришел к нему.

Мама Бориса, увидев Колю, обрадовалась невероятно.

— Коля, милый, здравствуй, — она обняла его как родного сына. — Ты, кажется, подрос. Хорошо отдохнул?

— Да, тетя Валя, спасибо, на море было здорово, — мальчик смущенно улыбнулся, но улыбка тут же слетела с его губ, словно он опасался обидеть ею человека, недавно потерявшего мужа.

— У вас тут, беда случилась… — мальчик замялся, не зная что сказать дальше.

— Да, Коля, у нас большое горе, — глаза Валентины Сергеевны остались сухими, потому что слез в них уже не осталось, но голос предательски дрогнул. — Мы потеряли дядю Витю.

— Пойдем, я провожу тебя к Борису, — заметив, что мальчик замялся, Валентина Сергеевна решила ни о чем больше его не расспрашивать. Но все же обратилась к нему с просьбой. Она попросила Колю попробовать вывести Бориса на улицу, чтобы тот освежился и хоть немного отвлекся от своих невеселых мыслей. Тот заверил, что сделает все возможное.

— Ладно, ребятки, не буду вам мешать, — Валентина Сергеевна направилась к двери. У двери она приостановилась, и, повернувшись к Коле, заговорщицки ему подмигнула. Тот в ответ слегка кивнул головой. Борис в этот момент посмотрел в книгу, стараясь запомнить номер страницы, на которой он остановился. Он никогда не пользовался закладками, а всегда просто запоминал номер страницы. К этому его приучил Василий. Отвлекшись на это, Борис не заметил ни подмигивания мамы, ни кивка своего друга.

— Что читаешь? — Колька взял книгу из рук Бориса. — «Подросток», Достоевский, — прочитал мальчик, — Ого! Интересная? — Он полистал несколько страниц.

— Тебе не понравится, — Борис взял книгу и положил на стол. — Впрочем, мне тоже не очень нравится. Что-то я не очень ее понимаю.

Небольшая библиотека, собранная Виктором Степановичем, заинтересовала Бориса. Отец был ценителем творчества классиков русской и мировой литературы, но в то время было сложно купить интересовавшие его книги. Всевозможными правдами и неправдами, с помощью связей, Виктору Степановичу все же удалось достать почти все произведения Достоевского (его самого любимого писателя), несколько сочинений Толстого, Тургенева и многих других известных и знаменитых писателей, как отечественных, так и зарубежных.

От скуки и безделья, Борис принялся за чтение первой попавшейся на его глаза книги. Это, как я уже сказал, оказался «Подросток».

Колька же, в отличие от Бориса, совсем не интересовался литературой. Его ни капельки не привлекало сидение за книгой. Он и в школе с трудом преодолевал задания по литературе, по возможности обращаясь к Борису, чтобы тот вкратце пересказал ему прочитанный рассказ из обязательной школьной программы. Поэтому он постарался перевести разговор на другую тему.

— Послушай как шумит море, — в загорелой руке Кольки появилась невесть откуда взявшаяся небольшая ракушка. Он протянул ее своему другу. Борис взял ракушку и поднес к уху. Из нее потек нежный, мягкий, шуршащий звук далекого, теплого моря. Этот успокаивающий и завораживающий шепот морских глубин настолько понравился Борису, что несколько минут он просто сидел и прислушивался к шуму ласкового прибоя. Колька молчал, догадываясь, что сейчас не стоит мешать своему другу. Неизвестно сколько времени длилось бы это молчание, но тут на улице раздался резкий свист. Борис вздрогнул, оторвал руку от уха и посмотрел на Кольку, словно спрашивая, что произошло. Тот пожал плечами.

— Может, выйдем на улицу и посмотрим кто там свистит? — спросил Колька.

Борис неопределенно пожал плечами.

— Пойдем, — настаивал мальчик, заметив колебания друга. — Недавно приехал Егор.

— Егор?

— Ну да. Ты помнишь его?

— Конечно помню, — Борис усмехнулся, вспомнив свою последнюю встречу с этим пацаном, каждое лето приезжавшим к ним в городок. Егор, мальчик тринадцати лет, проживал в областном центре, городе, гораздо большем, чем тот, в котором жили наши герои. — Думаю, что и он меня не забыл.

Все юные (впрочем, не только юные) жители больших городов несколько свысока относятся к тем, кто проживает в маленьких городках, селах, деревнях, и называют их «колхозниками». И когда такие высокомерные подростки приезжают к своим бабушкам и дедушкам, жителям небольших городков, они и со своими сверстниками ведут себя соответствующе.

В прошлый приезд Егора, Борис стал случайным свидетелем того, как этот зазнавшийся мальчишка обидел девочку. Он посмеялся над ней, и девочка, в порыве отчаяния от того, что не смогла ответить грубияну должным образом, расплакалась. Борис, помня слова родителей о том, что слабых нужно защищать, подошел к Егору и попросил его извиниться перед ней. Тот презрительно глянул на Бориса, поскольку был старше по возрасту и выше ростом.

— Еще чего, стану я извиняться перед этой пигалицей.

— Ты немедленно извинишься перед ней или будешь иметь дело со мной, — кулаки Бориса сжались.

— И что же ты со мной сделаешь? — продолжал насмехаться Егор, уверенный в своих силах. Видимо, у него не было такого отца как у Бориса, иначе он не был бы столь самоуверен. Виктор Степанович не зря учил сына быть уверенным в себе, но следить за тем, чтобы уверенность не переросла в самоуверенность. Видя перед собой соперника гораздо младше и слабее (во всяком случае, на вид), Егор не сомневался в своем превосходстве.

— Сейчас узнаешь. Ну? Будешь извиняться?

— И не подумаю.

— Тогда держись! — И Борис кинулся на грубияна.

Конечно, ростом и силой он уступал своему противнику, но благородное негодование удвоило его силы, и не ожидавший столь яростной атаки Егор оказался на земле. Мальчишки покатились по ней, поднимая клубы пыли, и яростно колошматя друг друга. Несмотря на превосходство в силе, Егор никак не мог совладать с Борисом. Драка продолжалась несколько минут, пока кто-то из взрослых, проходивших мимо, не разнял драчунов. Результат потасовки оказался плачевным для обоих, но не в буквальном, а переносном смысле. У Бориса оказался оторван рукав рубашки, а под глазом красовался кровоподтек, грозивший перерасти в синяк. У его противника был «с корнем» вырван карман, а из разбитого носа текла кровь. Мужчина, разнявший драчунов, велел им разойтись в разные стороны и не ушел до тех пор, пока не убедился, что они действительно покинули поле битвы, и продолжения драки не будет. Девочка последовала за Борисом.

— А ты смелый, — проговорила она, шагая рядом с Борисом.

— Есть немного, — он улыбнулся, и впервые внимательно посмотрел на девочку, ради которой ввязался в драку.

На вид она была его ровесницей. Длинные каштановые волосы ниспадали на хрупкие плечи, красиво обрамляя миловидное личико. Синие, не голубые, а именно синие, глаза немного насмешливо и смело глядели на Бориса. В них, еще чуть влажных от недавних слез, явственно плясали озорные чертики, готовые вот-вот выскочить наружу. Слегка вздернутый нос дополнял общую картину веселья и непринужденности, охватившие девочку после такого неожиданного приключения. Еще никто и никогда не дрался из-за нее на дуэли. Драка, случившаяся между Борисом и Егором, в глазах юной леди, несомненно, была дуэлью, и ничем иным. Маша (так ее звали) уже представляла, как она будет хвастать перед подругами, рассказывая невероятную историю своего спасения неким благородным рыцарем (несмотря на то, что рыцарь был без коня и не в доспехах, а коротких штанишках и разорванной рубахе), храбро бросившемся на злодея, покусившегося на ее честь. Замечтавшись, она споткнулась, и, потеряв равновесие, со всего маху шлепнулась на землю. Борис, очарованный взглядом сапфировых глаз, не успел среагировать вовремя. Он попытался схватить Машу за руку, но смог захватить только рукав ее платья. Платье девочки оказалось далеко не новым, старая ткань не выдержала, и в руке Бориса остался лишь кусочек рукава.

Некоторое время мальчик растерянно смотрел то на кусок ткани в своей руке, то на девочку, распластавшуюся у его ног. Благо, у детей под ногами оказался песок, и Маша ударилась не больно. Но когда она подняла лицо, залепленное желтыми песчинками, и несколько раз растерянно хлопнула своими длинными очаровательными ресницами, Борис не выдержал и расхохотался. Девочка чуть было не заплакала снова, но смех ее спасителя оказался настолько заразительным, что она сама сначала улыбнулась, а потом стала хохотать вместе с Борисом. Вместо того чтобы поднять девочку, Борис опустился рядом с ней и принялся хохотать еще громче. Так они смеялись несколько минут. Прохожие с удивлением и легкими улыбками на лицах проходили мимо такой веселой и необычной парочки.

— Да, — наконец проговорил Борис, несколько успокоившись. — Видела бы ты себя в зеркало.

— Ну, ты тоже хорош, — ответила Маша, — и у тебя, по всей видимости, будет синяк.

— Синяки украшают мужчин!

— Кажется, так говорят о шрамах.

— Шрамы, синяки… какая разница?! Главное, чтобы они были получены в бою!

Затем Борис проводил свою новую знакомую до дому и отправился восвояси. Вот такой, несколько необычной, оказалась последняя встреча Бориса и Егора. На следующий день родители Егора в срочном порядке отправились домой, забрав с собой и сына. Это не было связано с дракой мальчишек. Отец Егора был человеком военным, и его срочно вызвали на службу.

— Ну что, идем? — Колька посмотрел на своего друга.

— Конечно, — ответил Борис. Ему не очень хотелось выходить на улицу и общаться с кем бы то ни было, но своим отказом он опасался показаться трусом. А трусом он не был никогда.

Оказавшись на улице, они действительно увидели Егора и с ним несколько мальчишек и девчонок. Ребята что-то оживленно обсуждали и двигались в направлении леса. Они уже находились на некотором расстоянии от дома Бориса и не видели, как тот с Колей вышли на улицу. Небольшой, но довольно густой кленовый лесок находился в километре от дома. Дети частенько играли в нем в казаки-разбойники, прятки, в войну и прекрасно его изучили.

Некоторое время Борис со своим другом постояли на улице, о чем-то разговаривая. Потом они увидели что по улице в их направлении бежит какой-то мальчик. Когда он немного приблизился, приятели узнали в нем Артема, их сверстника, обучавшегося в соседней школе.

— Привет, пацаны! — закричал Артем, поравнявшись с друзьями.

— Привет! — в один голос ответили мальчики.

— А куда ты так спешишь? — спросил Коля.

— На казнь! — ответил Артем и побежал дальше.

— Что? — воскликнул Борис. — На какую казнь? Стой! А ну расскажи подробнее.

— А вы что, не знаете? — повернулся к ним Артем. — Сейчас в лесу состоится суд над бездомной собакой — пожирательницей кур. Она съела несколько десятков кур (что, конечно, было неправдой, но в народе слухи распространяются очень быстро, порой обрастая самыми невероятными подробностями), и теперь мы будем ее судить и скорее всего приговорим к смертной казни через повешение. Побежали скорее, а то можем опоздать.

Артем, оставив Бориса и Колю осмысливать услышанное, кинулся в сторону леса.

— Что за ерунда? — обратился Коля к Борису. — Ты что-нибудь понял?

— Кажется да, — медленно проговорил Борис. — Мама рассказывала, что у тети Зои и тети Наташи пропали несколько кур, гулявших по улице. Так вот, кто-то сказал, что в этом виновна одна бездомная собака, бегавшая по городу. Видимо ее поймали и теперь хотят повесить. Теперь понятно?

— Да. И что будем делать?

— Как что? — воскликнул Борис, — надо спасать собаку! Бежим скорей!

Со всех ног ребята кинулись в лес.

Здесь, пожалуй, надо кое-что пояснить нашим уважаемым читателям. Как мы уже знаем, городок, в котором проживали наши герои, был небольшим, скорее похожим на большую деревню. Большинство его жителей (их было около восьми тысяч), проживало в частных домах и у всех, конечно же, имелось домашнее хозяйство. Хозяйство это состояло из коров, коз, уток, гусей и конечно же кур. Кур и гусей часто выпускали на улицу, чтобы они могли погулять на воле, поклевать и пощипать свежей травы. И вот в течение четырех-пяти последних дней стали пропадать куры. Несколько бездыханных и растерзанных тел животных нашли около леса, уже известного читателю. Жители забили тревогу и перестали выпускать на улицу своих питомцев. Тут появились слухи о том, что кто-то якобы видел, как одна бездомная рыжая собака схватила курицу и утащила ее к лесу. Потом кто-то подтвердил этот слух, добавив еще, что она не только кур таскала, но и гусей, хотя о пропаже гусей никто не заявлял. Таким образом, большинство жителей было уверено в том, что в пропаже домашней птицы виновата рыжая бездомная собака, которую надо каким-то образом ликвидировать.

Об этом узнал и недавно приехавший к бабушке Егор. Вместе с приятелями, которых у него здесь было достаточно, Егор объявил о начале охоты за бездомной собакой. Мальчик даже посулил награду тому, кто поймает собаку и приведет ее к нему. Наградой была зажигалка в виде маленького серебряного пистолетика, очень симпатичная и в те времена очень диковинная вещь для провинции (впрочем, не только для провинции). Результат не заставил себя долго ждать. Буквально на следующий день после объявления охоты, некий мальчик по имени Руслан разыскал Егора и сообщил, что собака поймана.

Руслану действительно удалось заманить собаку в лес и привязать к дереву. Сгорая от нетерпения получить вознаграждение, мальчик со всех ног бросился к Егору.

Когда Борис с Колей вышли на улицу, ватага мальчишек во главе с Егором как раз направлялась в лес. Чувствуя, что может произойти нечто ужасное, Борис со своим другом поспешили за ними.

На подходе к опушке они услышали чей-то громкий голос, монотонно читавший какой-то текст.

— Именем Его Императорского Величества! — донеслось до мальчишек. — Ты, высокородная и высокопородистая подданная, служившая верой и правдой могущественному Императору, а ныне подло предавшая своего господина и опустившаяся до убийства. Ты, покусившаяся на собственность Его Императорского Величества, приговариваешься к смертной казни через повешение!!! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. У тебя есть право на последнее слово.

Эту фразу мальчик произнес, повернувшись к собаке, мирно сидевшей у невысокого клена. Мальчишки накинули на ее шею веревку и крепко привязали к дереву. К ней обратились взоры собравшейся толпы. Кажется, она поняла, что стала объектом всеобщего внимания. Но лишь склонила на бок голову и в свою очередь вопросительно посмотрела на окруживших ее детишек. Лохматая рыжая голова с умными глазами, смотрела на Никиту, только что закончившего читать приговор. Мальчик даже немного смутился от ее взгляда.

— Кого ты спрашиваешь, — выступил вперед Егор. — Повесить ее и все! Верно, ребята? — он обвел взглядом окружающих.

— Верно. Чего тут думать?! Повесить к чертовой бабушке! — Детские голоса становились все громче и звучали все уверенней.

Я не открою Америки, если скажу, что дети, порой, бывают очень жестокими. Даже более жестокими, чем взрослые. И может именно в возрасте 10-15 лет, в них закладывается то, какими они станут через многие годы. Либо добрыми, отзывчивыми на чужое горе людьми, либо злыми и черствыми, равнодушными к чужим бедам существами. Именно из мелочей складывается человеческая жизнь. Словно мозаика, выкладываемая невидимой рукой, путь человека может лежать либо в темный, мрачный переулок, в котором его поджидает злоба, зависть, корысть и другие человеческие пороки, либо на широкий, освещенный добром и солнцем проспект, где он встретит любовь, дружбу, сострадание, уважение. Есть, впрочем, и третий, срединный путь. Но он может привести только в тупик. Однако вернемся к нашей бедной собаке, терпеливо ожидающей своей участи.

Не думаю, чтобы все собравшиеся в лесу дети жаждали ее убить. Или хотя бы побить. Просто под влиянием народного гнева, подчиняясь более авторитетному, чем они сами, товарищу, многие ребятишки пришли только взглянуть на пса. Не более того. Но Егор оказался умелым организатором. Именно он написал текст обвинительного приговора. Подобрал мальчика с подходящим громким голосом и предварительно отрепетировал текст. Времени у него было немного, но оказалось достаточно.

От природы Егор не было кровожадным злодеем. Он всего лишь хотел быть лидером, признанным лидером, за которым дети пойдут в огонь и воду. Он хотел быть главным и ощущать свою власть. И тут представилась такая возможность. Сначала мальчик хотел лишь разыграть спектакль. То есть, убивать пса намерений не было.

После того, как Никита закончил читать приговор, Егор, повторюсь, крикнул: «Повесить ее и все! Верно, ребята?» Поначалу дети притихли, но потом послышались голоса в поддержку Егора. Сначала один, потом другой, затем третий, и через несколько секунд дети уже не просто поддерживали своего предводителя, но и требовали от него решительных действий. Предводитель даже немного струхнул. Ведь он не собирался убивать собаку. Увидев же, что намерения детей более чем серьезные, хотел обернуть все в шутку. Но тут вмешался Борис.

— Что тут происходит? — он подошел к Никите, взял у него из рук бумагу и принялся читать. — Именем Его Императорского Величества…

— Что это такое? — спокойно обратился Борис к детям, закончив чтение. Все молчали. Еще минуту назад готовые чуть ли не самолично задушить несчастную собаку, ребята притихли. Спокойный голос Бориса, его уверенность в себе, подействовали отрезвляюще. (Если бы они знали, каких усилий стоило Борису это спокойствие!). Никто ничего не говорил.

— Что тут непонятного? — раздался развязный голос Егора. — Мы будем казнить этого пса. Ясно? — добавил он, повысив голос и давая тем самым понять, кто здесь главный.

Егор понял, что должен вмешаться и действовать наперекор Борису, если хочет сохранить свое лидерство. Мальчик почувствовал, что здесь и сейчас решается его судьба (ах, как же мы порой заблуждаемся! особенно в детстве…). Если я сейчас не повешу этого пса, думал Егор, то мне конец. Меня перестанут уважать, будут считать меня трусом. А главное, Борис окажется победителем. Этого Егор, конечно, допустить не мог.

— Этот пес нанес вред жителям нашего города! — громко продолжил он ( от волнения позабыв, что сам он вовсе не его житель), — и чтобы такого больше не произошло, мы решили его повесить.

Пока Борис читал приговор, окруженный ребятами, затем выслушал Егора, Руслан, тот самый, который должен был получить в награду зажигалку, времени даром не терял. Боясь, что заслуженная награда может от него ускользнуть, он незаметно отвязал собаку, накинул ей на шею приготовленную петлю, перекинул веревку через толстую ветку соседнего клена и стал ждать удобного момента. Оставалось лишь повиснуть на другом конце веревки, и собака мигом взлетела бы вверх.

— Егор, все готово! — крикнул Руслан. Все обернулись. Руслан держал конец веревки в правой руке. Собака покорно сидела на земле.

— Тяни! — крикнул ему Егор. В ту же секунду тело собаки повисло в воздухе. Пес заскулил, тщетно пытаясь вырваться из душившей его петли. Лапы несчастного животного барахтались в воздухе, отчаянно пытаясь найти опору. Борис бросился на помощь. Но добежать до цели он не смог. Кто-то из ребят поставил ему подножку. Мальчик растянулся на земле, больно ударившись плечом о корягу и поцарапав щеку колючкой. Он тут же вскочил, и, не обращая внимания на боль, снова кинулся к собаке. Он даже не посмотрел, кто же так «услужливо» подставил ему подножку. Теперь на его пути стоял Егор. Широко расставив ноги, правую чуть отставив назад, он приготовился к драке. За его спиной, в нескольких шагах, на веревке продолжало извиваться несчастное животное. Вид гибнущей собаки привел Бориса в бешенство. Еще совсем недавно он пережил смерть отца. И вот теперь перед его глазами вновь появилась ОНА. Эта горбатая с косой.

Собака между тем продолжала отчаянно бороться за свою жизнь. Вдруг, ее обезумевшие глаза встретились с глазами Бориса. Этот взгляд он запомнил на всю свою жизнь. Мальчик не смог бы передать словами те чувства, которые отразились во взгляде животного, и не смог бы описать собственные эмоции, нахлынувшие на него в эту страшную минуту. В его глазах потемнело. Мальчик яростно набросился на Егора. Дальнейшее он помнил смутно.

Боль, накопившаяся в душе Бориса после потери отца, его сердечные муки, страдания, требовали выхода. И вот, наконец, нашлась отдушина. Этой отдушиной оказалась смерть несчастного животного. Точнее, ее мучитель. Егор. Вложив в кулак всю свою ярость, Борис с такой силой ударил Егора в нос, что тот как-то странно охнул и упал навзничь. Кровь хлынула из разбитого носа. Она стала стекать по губам, подбородку, окрашивая лицо мальчика в неестественно красный цвет. Егор попытался подняться, но с большим трудом смог лишь сесть на свою пятую точку. Кровь стала капать на рубашку, штаны. Тогда он встал на четвереньки, стараясь сделать так, чтобы кровь стекала на землю.

Не обращая на Егора никакого внимания, словно ураган, Борис налетел на опешившего Руслана. Он пнул его ногой в живот. Руслан вскрикнул и тотчас разжал руку, крепко державшую веревку, на которой продолжала извиваться собака. Он не упал, а только согнулся и отскочил назад, стараясь улизнуть от разъяренного Бориса. Борис кинулся к обезумевшему животному. Но он не смог к нему подобраться.

От боли пес стал кататься по земле, выворачивая голову и пытаясь зубами достать до веревки, обвивавшей его шею. Судя по всему, петля чуть ослабла. Едва только животное почувствовало, что может дышать, тут же вскочило на ноги и бросилось наутек. Борис хотел побежать за ним, но понял, что это бесполезно. Догнать обезумевшую собаку было нереально.

После минутного помутнения, сознание Бориса стало проясняться. Тут он вспомнил про Егора и резко повернулся в его сторону. Его первым порывом было желание добить своего противника. Тот уже лежал на боку, из разбитого носа капала кровь. Борис все еще был на взводе и жаждал продолжения драки. Почувствовав запах крови, вкусив радость победы, он желал нанести окончательное поражение своему противнику.

Борис подскочил к Егору и занес над ним свой сжатый кулак.

— Не надо, Борька, — услышал он чей-то голос. Это Колька решил остановить своего друга от бесчестья, грозившего Борису. В то время (не то, что сейчас), считалось подлостью бить противника, поверженного на землю. У мальчишек был своего рода кодекс чести, согласно которому, считалось низостью бить противника, лежащего на земле.

Что было сил, Борис стукнул кулаком по земле, оставив вмятину рядом с лицом Егора. Надо отдать Егору должное, он не струсил, и не пытался увернуться от удара. Мальчик решил пережить свое унижение с честью. Он лишь невольно зажмурил глаза, ожидая удара. Но удара не последовало.

Окинув взглядом — выражавшим не то презрение, не то жалость — толпу мальчишек, Борис повернулся к своему другу.

— Пошли отсюда, — и Борис направился вон из леса. Колька с важным видом последовал за своим другом, кинув гордый взгляд на притихшую толпу. Друг Бориса был хорошим парнем, но иногда любил похвастаться и «порисоваться». Вот и на этот раз, всем своим видом он как будто хотел сказать «смотрите какой у меня друг! не то, что ваш, который сейчас валяется на земле!».

После этого случая авторитет Бориса среди мальчишек, как знакомых, так и не очень, значительно вырос. Городок, как я уже упомянул, был небольшим и вести в нем разносились очень быстро. Вскоре и Маша, та самая, за честь которой некогда вступился Борис и с которой он поддерживал дружеские отношения, узнала о случившемся. Девочка была в восторге от поступка своего друга.

— Ты такой смелый и благородный! — воскликнула она, спустя несколько дней встретив Бориса на улице.

— Есть немного, — смущенно ответил Борис. — Вообще-то, у воспитанных и порядочных людей сначала принято здороваться.

— Ой, ну простите, — игриво ответила девочка. Она, конечно, слышала про отца Бориса и про то, как он сильно переживает его потерю. Девочка не решалась зайти к нему домой и поговорить с ним. Своим детским и добрым сердцем она чувствовала, что пока он не готов к встрече с ней или еще с кем-либо. Поэтому сейчас, встретив его на улице, и увидев своего друга здоровым и, если не веселым и озорным, то, во всяком случае, не удрученным, она искренне обрадовалась.

— Я исправлюсь, — продолжая немного кривляться, Маша улыбнулась своей неповторимой улыбкой, и на её прелестных щечках заиграли две очаровательные ямочки. Борис невольно ею залюбовался. Ему нравилась Маша; ему нравилась её улыбка, её милое очарование, её неповторимый голос, её синие, словно сапфиры, глаза. Но Борис не был в нее влюблен. Он воспринимал девочку как друга, как товарища, не более. Так же относилась к Борису и Маша. С каждым годом их дружба росла и крепчала, но так и не переросла в любовь, подразумевающую близкие, интимные отношения между противоположным полом. Всю жизнь, до конца своих дней, они оставались близкими друзьями, доверявшими друг другу иногда самые сокровенные мысли и желания. Говорят, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Глядя на Бориса и Машу, я бы не отважился утверждать это столь категорично.

Немного поболтав и скушав по мороженому, детишки расстались. Борису необходимо было купить хлеба и подсолнечного масла, и он отправился в магазин. Маша же направилась к подруге.

Глава 2

Время шло, раны в душе и на сердце Бориса постепенно затягивались. Колька, его лучший друг, этот шалун и проказник, смог подобрать ключи, способные открыть ворота скорби и печали, наглухо запечатавшие и отделившие Бориса от внешнего мира. Ежедневно он приходил к своему товарищу и вытаскивал его на улицу. На дворе их уже поджидали приятели, которые охотно откликнулись на Колин призыв отвлечь Бориса от грустных воспоминаний и вернуть его к жизни. Сначала Борис весьма неохотно соглашался на эти прогулки, но постепенно, день за днем, общаясь со своими товарищами, все же детская душа мальчика, его мальчишеская непоседливость и любопытство взяли верх над апатией и печалью, завладевшими его юным телом. Спустя три недели, Борис уже как ни в чем ни бывало играл с друзьями в казаки-разбойники, футбол, прятки, лапту и другие игры, популярные в то время.

Валентина Сергеевна не могла нарадоваться, глядя, как ее сын понемногу возвращается к жизни; как в его детских глазах вновь заплясали веселые огоньки; как его лицо просветлело, и он стал чаще улыбаться. Ну а когда с улицы вдруг доносился заливистый смех Бориса, ее душа таяла и на глаза невольно наворачивались слезы. Колька стал для нее как сын. Правда, она и раньше всегда хорошо относилась к другу Бориса. Конечно, иногда Колька вызывал недовольство Валентины Сергеевны своими проделками. Но если она и ругала озорников (Борис, как правило, тоже участвовал в проказах своего друга), то не очень сильно. Она понимала, что это дети и не стоит придавать очень большого значения детским шалостям, если, конечно, они не выходили за рамки чего-то уж очень неприличного и недозволенного. Но теперь, после того как Колька помог ему в такой трудной жизненной ситуации, она полюбила его как родного сына.

Разве может материнское сердце оставаться равнодушным, услыхав счастливый смех своего дитя? разве может оно не забиться чаще и радостнее, увидев его веселые глаза? разве может оно не умилиться, ощутив нежные детские объятия? Радостно переживая возвращение сына к жизни, она была готова простить другу Бориса его мелкие шалости и принять таким, какой он есть.

До смерти отца Борису иногда приходилось драться. Чаще всего драки случались в школе. В основном, мальчишки дрались из-за того, что кто-то кому-то не уступил очередь в столовой, кто-то кого-то толкнул, кто-то кого-то обозвал и т. д. Да мало ли из-за чего мальчишки могли подраться? Такие драки происходили в парке, располагавшемся непосредственно у школы. Правильной, прямоугольной формы парк был не очень большим, но довольно густым, в нем не было тропинок для прогулок, а в одном из его углов, по чьей-то причудливой прихоти, образовалась довольно большая, округлая поляна. Своей западной стороной парк выходил на спортплощадку, примыкавшую к школе. На противоположной от стен школы стороне спортивной площадки проходил забор, сделанный из металлической сетки. Он служил ограждением для пришкольного участка, на котором летом ученики проходили так называемую «отработку», хорошо известную всем, кто учился в советских школах. Протяженность забора составляла около двухсот метров, причем примерно половина его приходилась на парк. Таким образом, к спортплощадке с одной стороны примыкала школа, с другой пришкольный участок и с третьей небольшой парк, состоящий большей частью из кленов и незначительного количества акаций, своим зеленым углом коснувшийся красного кирпичного здания школы. Из-за своего цвета в народе школа получила название «красной». По тротуару, пролегавшему по северной части парка, ребята ходили в школу. С восточной стороны вдоль него проходил высокий бетонный забор, отделявший его от школьной котельной. Вот в этом-то углу, образованном с одной стороны металлической сеткой, а с другой бетонным забором и проходили поединки между мальчишками.

Впрочем, иногда, после очередного кулачного боя, некоторые школьники, как правило из старших классов, подзадоривали кого-нибудь из толпы сразиться с победителем. Кто-то выходил сам и изъявлял желание подраться. Но чаще всего, это были драки вынужденные. Какой-нибудь старшеклассник указывал на мальчишку, примерно подходящего по росту и силе победителю, и предлагал померяться с ним силой. Если тот, кому было предложено драться, отказывался, его считали трусом. Отказывались, как правило, единицы, большинство же соглашалось, предпочитая быть битым или победить, нежели прослыть трусом. Борис не пропускал подобные мероприятия и частенько сам становился их участником. В основном он выходил победителем из схватки, но случалось так, что бивали и его.

Зная, что Борис силен и умеет драться, немногие мальчишки соглашались на единоборство с ним. Теперь же, прослышав о том, как Борис отправил в нокаут Егора, они и вовсе перестали выходить с ним на бой.

На протяжении последующих нескольких лет в жизни нашего героя не происходило ничего особенного. За исключением, правда, одного момента.

Лет в тринадцать Борис безумно (так, во всяком случае, ему казалось), влюбился в одну свою очень симпатичную одноклассницу. Звали ее Оксаной. Как известно, девический организм развивается несколько быстрее, чем организм их сверстников противоположного пола. В таком возрасте девочки выглядят несколько старше своих одноклассников. И у Оксаны, несмотря на столь юный возраст, некоторые части тела обрели привлекательную округлость и немалые формы. Конечно, это происходило не только с ней, но и с другими девочками ее возраста. Но Оксана своими прелестями все-таки выделялась на фоне остальных. Все мальчишки их класса — и не только их — восхищенно поглядывали в ее сторону, как только у них появлялась такая возможность. Борис не был исключением.

Сначала ему просто нравилось смотреть на эту привлекательную девушку. Но какое-то время спустя, наш юный герой вдруг осознал, что влюблен. Борис стал очень часто думать о юной прелестнице. По дороге в школу и обратно. На переменах между уроками, и даже во время уроков. Один раз она даже приснилась ему. Сон был мимолетным. Его избранница проходила мимо стоящего Бориса, остановилась напротив него, повернула к нему свое прекрасное лицо, и… к ужасу нашего героя, вдруг поцеловала его прямо в губы! И тут же исчезла. Борис проснулся потрясенный и одновременно безумно счастливый. Вот тут-то он и понял, что влюблен.

Но, к сожалению или к счастью, их любовный роман закончился, даже не успев начаться. И дело не в том, что Борис не нравился Оксане. Наоборот, юная обольстительница, как только замечала на себе взгляд юного Ромео, мило улыбалась, как бы давая понять, что не против пообщаться с ним поближе, вне школьных занятий. Борис отвечал милой улыбкой и… все.

Несмотря на свою безумную любовь к Оксане, он не решался сделать первый шаг. В общении с девочками Борис оставался удивительно скромным. Он стеснялся заговорить с ними о таких вещах как любовь, дружба или каких-то других, касающихся отношений между противоположным полом. Время шло, но Борис никак не мог преодолеть свою скромность. Оксана, не обделенная вниманием со стороны других мальчиков, решила, что не стоит тратить время на пустые ожидания, и завела дружбу с одним из своих более решительных поклонников.

Для Бориса это стало полной неожиданностью. Ведь в своих мечтах — правда, в неопределенном будущем — он видел Оксану своей женой, которая (опять же в неопределенном будущем) родит ему как минимум троих сыновей. И наш юный герой был настолько в этом убежден, что счел поступок Оксаны настоящим предательством. Он был потрясен до глубины души.

Однако первая юношеская любовь проходит довольно быстро. И какое-то время спустя Борис понял, что на самом деле, никакой любви-то и не было. Видимо, это была простая увлеченность прелестной девушкой.

Сделав это небольшое лирическое замечание, перенесемся в более поздние времена.

Борис с Колькой (они были одного года и учились в параллельных классах) заканчивали восьмой класс, и стали задумываться над своей дальнейшей судьбой. Недавние мальчишки превратились в стройных, подтянутых, крепких юношей. У бесшабашного Кольки появилась девушка. Борис же, по натуре стеснительный и скромный, с девушками был робок и неловок. В виду этого обстоятельства, подруга у Бориса отсутствовала. «А как же Маша?» — спросит уважаемый читатель, помня о рыцарском поступке нашего героя. О, Маша была чем-то особенным. Это была сестра, друг, товарищ, кто угодно, но только не девушка в том смысле, который мы вкладываем в это слово, подразумевая подругу парня и любовные отношения между противоположным полом. Она еще появится в нашем повествовании, ну а пока мы оставим ее наслаждаться тихой, беззаботной, спокойной деревенской жизнью.

Колька учился удовлетворительно и не хотел продолжать учебу в школе. Учебе в школе он предпочел обучение в училище. С этой целью друг Бориса решил уехать в другой город и поступить в училище. Он всегда мечтал стать водителем и перевозить грузы на огромном «КАМАЗе». Родители Кольки, простые люди, обычные труженики, каких в то время были миллионы, не препятствовали решению сына и легко согласились с его выбором.

Борис же в этом вопросе испытывал некоторые трудности. Виталий по-прежнему жил на севере. Василий пару лет назад женился и переехал в другой город. Его жене, после окончания института, предстояло отработать три года по распределению. Нынешнему поколению читателей, думаю, придется пояснить что такое «распределение». В советские времена все молодые люди, окончившие высшие учебные заведения, средне-специальные учебные заведения, были обязаны отработать три года в том регионе и на том предприятии, которые им укажет государство. Это была своего рода плата за бесплатное обучение. Так вот, Светлане, жене Василия, предстояло отправиться в другой город. Молодые люди поженились сразу после окончания Светланой института и отправились туда, куда их послало государство (точнее, оно послало Светлану, но не оставаться же Василию дома и ждать ее возвращения).

Таким образом, Борис с мамой остались вдвоем. Валентина Сергеевна родила Бориса довольно поздно, и потому уже была на пенсии, возраст брал свое, и ей стало трудно управляться по дому, содержать хозяйство. Перед Борисом стояла дилемма. Либо оставить маму одну и уехать учиться (а Борису очень хотелось поехать на учебу в другой город, потому что в их городке не было никаких учебных заведений, кроме школ, разумеется), либо продолжить обучение в школе и оттянуть таким образом неприятный момент расставания с мамой и отчим домом как минимум на два года. Выбор был труден, и Борис никак не мог ничего решить.

Валентина Сергеевна, видя и понимая страдания сына, пришла на помощь.

— Сынок, если ты хочешь уехать учиться — езжай, — однажды, сидя за чаем, обратилась она к Борису. Протянув руку (он сидел рядышком), она ласково потрепала его по голове. — Обо мне не беспокойся, — предупредительно продолжила женщина, заметив, что Борис хочет что-то сказать.

— В самом деле, поезжай, — ее голос был таким нежным, но в тоже время убедительным, что у Бориса как-то сжалось сердце. — Ну что я не управлюсь тут без тебя? Я еще не такая старая. Ноги ходят, голова работает. Огород у нас небольшой, к тому же до конца лета ты будешь здесь, и основной урожай мы уберем. С двумя десятками кур я как-нибудь справлюсь, приготовить себе еду я тоже смогу, а уж съесть ее у меня точно достанет сил, — она улыбнулась.

— Ну, я не знаю, мам, — Борис поднялся, обнял ее за плечи и приблизился к старческому, морщинистому, но такому родному и любимому лицу. — Ты и вправду хочешь, чтобы я поехал учиться?

— А что тебе здесь делать? Колька уедет, многие твои друзья тоже разъедутся. С кем ты тут останешься? — Валентина Сергеевна поцеловала сына в лоб. Конечно, ей не хотелось отпускать его и остаться одной в этом огромном, как ей теперь казалось, доме. Материнское сердце желало, чтобы младший сын, ее маленький мальчик, был всегда рядом с ней и никогда ее не покидал. Но сердце матери думает не только о себе, прежде всего оно заботится о своих детях. Как бы ни было больно и грустно расставаться с любимыми чадами, оно все равно идет на этот шаг, а порой и само подталкивает их к этому, потому что понимает, что так для них будет лучше. Рано или поздно птенцы улетают из родного гнезда.

Борису, конечно, хотелось ощутить вкус свободы, оказавшись в другом, еще неизведанном мире, мире новых знакомств, новых чувств, новых эмоций, новых друзей. Его всегда влекло что-то новое, неиспробованное, что-то такое, чего еще не было в его жизни. Но и маму свою он очень любил, и не мог вот так запросто оставить ее совершенно одну.

— Со мной все будет хорошо, — снова заговорила Валентина Сергеевна, заметив, что Борис колеблется. — К тому же я ведь не одна здесь остаюсь. Не забывай, что неподалеку живут тетя Рая и дядя Саша. Они всегда будут рядом, мы будем чаще ходить друг к другу в гости. Да и ты ведь не забудешь про меня и будешь навещать. Правда?

В глазах Валентины Сергеевны было столько искреннего чувства, что Борис не устоял.

— Ну хорошо, мам, я, пожалуй, поеду. — Борис улыбнулся.

— Ну, вот и славно. А теперь давай пить чай.

Глава 3

Спустя некоторое время, успешно сдав выпускные экзамены, Борис отправился поступать в техникум советской торговли на экономический факультет. Город, в который отправился Борис, находился в трехстах километрах от его малой родины, и был расположен в южной части нашей огромной страны. Как читатель уже знает, Борис учился весьма неплохо и без проблем сумел сдать вступительные экзамены. Набрав необходимое количество баллов (что было для него довольно просто), Борис был зачислен на первый курс. И тут для Бориса наступила совершенно новая, неведомая доселе жизнь, жизнь в общежитии. Кто не жил в общежитии, кто не ел суп из пакетов, кто не делился последней корочкой хлеба со своим голодным товарищем, кто не мылся под холодным душем, кто не оставлял в граненом стакане щепотку заварки ( или глоток вина ) для друга, кто не стоял в очереди в туалет (надо заметить довольно грязный и состоящий большей частью из разбитых и загаженных унитазов ( да простит меня читатель за сию подробность)), тот никогда не сможет ощутить ту неповторимую атмосферу студенческой жизни, в круговорот которой оказался втянут наш герой. Жизнь эта не была похожа на сказку, скорее наоборот, наши студенты были похожи на сказочных персонажей, собранных из разных областей нашей огромной страны, и по воле невероятного случая собранных в одном месте. Кого только не было среди новых знакомых Бориса. Дети обеспеченных родителей, попавшие в данное учебное заведение по воле вышеозначенных родителей, но не блиставшие ни умом ни сообразительностью; дети жителей отдаленных уголков нашей некогда огромной родины, непонятно зачем приехавшие в наши края; дети почетных колхозников, непонятно зачем потянувшиеся к экономике; дети рабочих металлургических заводов, решившиеся прервать славную династию металлургов; дети горских пастухов, отправленные получить образование и обязанные вернуться к своим весьма несложным и скорбным делам.

Дабы несколько оправдать вышеозначенных студентов (а вместе с ними и их родителей), заметим, что в ту пору в Советском Союзе уже вовсю шла перестройка. Некто по фамилии Горбачев, избранный генеральным секретарем компартии Советского Союза (мне думается, либо по недоразумению, либо по злой воле американских шпионов), объявил о том, что нашей стране необходимы перемены. В 1985 году началась перестройка и в СССР была объявлена гласность. Это означало, что каждый гражданин мог говорить все, что ему вздумается; делать все, что ему захочется; поступать так, как ему заблагорассудится. Был объявлен новый экономический курс, курс на свободную экономику, на свободу предпринимательской деятельности (тут надо заметить, что в этом мало кто что-либо понимал), на свободу политических высказываний, на свободу слова и т.д. Впрочем, молодые ребята, оказавшиеся в одном учебном заведении с Борисом (думаю, что не буду далек от истины, если замечу, что не только в этом учебном заведении), в своем подавляющем большинстве в ту пору еще не задумывались о том, что ждет их самих и великую страну в будущем. Они просто учились. Хотя скорее не учились, а проживали свою жизнь. И проживали, надо сказать, весело и непринужденно.

Так случилось, что Борис, поселившись в общежитии, познакомился с парнями, уже отслужившими в армии, и недавно вернувшимися к учебе. Ребята были на пять лет старше Бориса и им, по большому счету, было наплевать на учебу. Они знали, что преподаватели отнесутся к ним со снисхождением и, учитывая их службу в армии, в любом случае примут у них все зачеты. Не тратя времени на учебу, вышеозначенные бездельники пустились во все тяжкие. Уж не знаю, чем им приглянулся Борис, но они к нему отнеслись с большим уважением. Трое молодых, здоровенных парней, приняли Бориса в свой круг. Они постоянно приглашали его к себе в комнату, в которой (откуда ни возьмись?), находились пиво и молодые, красивые девушки (кто бы мог подумать?). Мальчику из провинции, недавно вырвавшемуся на свободу, льстило внимание и покровительство взрослых студентов, в недавнем прошлом доблестных воинов не менее доблестной (без тени иронии) армии.

На одной из вечеринок он познакомился с очаровательной девушкой. Ее звали Надя. Она приехала из холодного и далекого Норильска. Каким образом это юное создание оказалось за тысячи километров от родительского дома, не мог объяснить никто. Увидев эту привлекательную шатенку впервые, Борис сразу обратил на нее внимание. Небольшого роста, с отличной фигурой, запоминающимися карими глазами, с коричневыми локонами, мило обрамлявшими слегка румяные и веснушчатые щечки, она обращала на себя внимание всех парней, находившихся на тот момент в комнате. Но странное дело! Никто из дембелей не пытался к ней подступиться. Борис — как мы уже заметили — по природе весьма скромный, только восхищенно любовался ею, даже не пытаясь к ней подойти или (какой ужас!) с ней заговорить.

Борис налегал на пиво, словно пытаясь быстрее опьянеть (выпивши, он (как и большинство представителей сильного — впрочем, не только сильного — пола) становился храбрее по отношению к противоположному полу)). Надя же напротив, пила мало, но то и дело бросала на нашего славного парня многозначительные взгляды. Ей тоже приглянулся этот симпатичный мальчик из провинции. И тут кто-то включил музыку и погасил свет. Несколько свечей, предусмотрительно зажженных перед этим, неярко осветили комнату. Медленный танец. Гоша, один из старшекурсников, подошел к Наде и пригласил на танец. Девушка что-то шепнула ему на ухо и направилась к Борису. Он за ней наблюдал, не решаясь подойти и пригласить на танец. Едва он увидел направляющуюся к нему Надежду, кровь безудержной рекой хлынула к щекам Бориса, залив их румянцем. Это не ускользнуло от красивых глаз Надежды, и польстило ей. Заметив, как юный Борис отреагировал на ее движение, она остановилась на мгновение, любуясь и наслаждаясь произведенным эффектом. Наш милый друг в этот момент был поистине прекрасен. Голова гордо поднята, на щеках свежий румянец, зеленые глаза отсвечивают изумрудом в свете горящих свечей. Не говоря ни слова, Надя подошла к Борису, и протянув руку, повела его танцевать. Он безропотно повиновался. Да и мог ли он отказать столь прекрасному созданию, будто явившемуся из сказки, и наяву исполнившему его мечту?

Надя была первой женщиной в жизни Бориса. Она была старше Бориса и училась на последнем курсе. Их роман продолжался несколько месяцев. Это не были отношения двух любящих сердец. Это были сексуальные отношения двух молодых людей, которые их вполне устраивали. Им было хорошо вместе. Они просто наслаждались жизнью. Возможно, в самом начале их отношений, у Бориса появилось чувство влюбленности. Но более опытная Надежда его быстро развеяла. Она объяснила юноше, что ее к нему тянет чисто физически.

— Ни о какой любви здесь речи не идет. Мне с тобой хорошо, тебе со мной вроде бы тоже. Зачем все усложнять, верно? — красивые глаза девушки смотрели нежно и ласково.

Борис согласился с этим довольно неожиданным — особенно для того времени — утверждением.

Затем Надя закончила учебу и уехала к себе в Норильск. Но пока этого не случилось, оставим молодую парочку наслаждаться жизнью и новыми, неизведанными чувствами, и перенесемся в далекий и снежный в холодное, зимнее время, город Хабаровск.

Глава 4

В одной из школ Хабаровска училась одна маленькая девочка. Ежедневно (исключая, разумеется, каникулы и выходные дни), она ходила в школу и по мере сил и скромных возможностей «грызла гранит науки». Учеба, надо сказать, давалась ей весьма нелегко. У нее, впрочем, как и у подавляющего большинства детишек, не было никакого желания посещать это учебное заведение и тратить свое время на всякие пустяки. Под пустяками подразумевались различные «увлекательные» предметы школьной программы. Только математику девочка посещала если не с большим желанием, то, по крайней мере, без должного отвращения. Девочке даже доставляло некоторое удовольствие работать с цифрами. Несмотря на то, что она была девочкой (да простят меня феминистки и им подобные защитницы и защитники прекрасной половины человечества, ибо женскому полу более пристало украшать себя нарядами и заботиться о своей внешности, нежели утруждать себя занятиями точными науками), она превосходно складывала, вычитала, делила и умножала в уме различные числа. Учитель математики, зная, что девочка сильна только в его предмете, был даже немного удивлен сей способностью юной особы. Впрочем, не кривя душой, стоит сказать о том, что был еще один предмет, который также был отмечен сим юным дарованием. Рисование. Вот то, что ей действительно нравилось. Девочка с наслаждением, я бы даже сказал с некоторым остервенением, могла часами сидеть над рисунком, тщательно выводя каждый штрих, каждый мазок, каждую мелочь, каждую черточку, едва различимую не очень внимательным зрителем. Будучи подвижным и очень живым ребенком; будучи непоседой и егозой; будучи озорницей и шаловницей, она проявляла удивительную усидчивость и невероятное терпение, работая над очередным маленьким шедевром. И ее рисунки действительно можно было назвать произведением искусства. Не сравнивая ее работы с работами известных итальянских, испанских и голландских мастеров, все же отметим, что они были достойными творениями столь юного таланта. И кто знает, будь у нее учителя, способные раскрыть данный богом талант, она вполне могла бы стать гениальным преемником наших, не менее великих, российских художников. Но, увы, этого не случилось. На то было несколько причин.

Во-первых, девочку не кому было к этому подтолкнуть, так сказать, задать нужный вектор движения. Ее мама, Татьяна Петровна, работала проводником на поездах дальнего следования. Неделями ее не бывало дома. Она хорошо зарабатывала и обеспечивала семью всем необходимым. Но дефицит общения, ограниченная временными рамками отдыха возможность контролировать учебу своих детей (у нашей юной героини имелась старшая сестра) и заниматься их воспитанием, были расплатой за материальное благополучие. Во-вторых, отсутствие отца. Муж Татьяны Петровны, Василий Семенович Шитов, человек добрый и отзывчивый, разбился на мотоцикле.

Трагедия произошла ранним июльским утром. Василий Семенович ехал на работу на своем недавно купленном мотоцикле марки «Иж», пожалуй, одном из самых популярных в советское время. Стоит, впрочем, заметить, что советский мотопром не баловал своих граждан разнообразием. Василий Семенович, соблюдая правила дорожного движения, проезжал перекресток на разрешающий сигнал светофора. И в тот момент, когда он его уже почти миновал, справа вылетел синий «москвич». На голове Василия Семеновича находился шлем, и он не сразу услышал рев двигателя справа от себя. А когда услышал, было слишком поздно для того, чтобы что-то предпринять. За секунду до столкновения, он повернул голову вправо и почувствовал страшный удар. Мотоцикл с ездоком выкинуло на встречную полосу, прямо под колеса грузовика. Водитель грузовика ударил по тормозам, но груженая машина протащила несчастного еще несколько метров. Проезжающие автомобили стали останавливаться, прохожие кинулись на помощь. Но помощь Василию Семеновичу уже не понадобилась. Он скончался на месте, еще до приезда кареты скорой помощи. Две девочки остались без любящего и любимого отца.

Как потом выяснилось, водитель «москвича» был мертвецки пьян. Когда его вытащили из машины, он даже не смог самостоятельно стоять на ногах. Но не от полученных ран, а от количества спиртного, выпитого этим несчастным. Ран на его теле не оказалось вовсе, он лишь набил себе шишку на широком лбу и вывихнул руку. Однако это упущение судьбы с легкостью хотели компенсировать разъяренные граждане, собравшиеся вокруг него. И если бы не дежуривший на этом перекрестке милиционер, думаю, пришлось бы горе-водителю отправиться, как минимум, в реанимацию. Но страж порядка, проявив сообразительность и расторопность, быстренько усадил его в служебный «бобик», и запер.

Потом был суд и водителя «москвича» отправили за решетку на несколько лет. Возмездие настигло преступника, но кому от этого легче? Бездушное государство наказало безответственного негодяя, севшего за руль в пьяном виде и лишившего жизни отца семейства и просто хорошего человека. Но человека этим, к великому сожалению, не вернешь.

Сделав это необходимое отступление, вернемся к нашей юной героине. Читатель уже знает как минимум две причины, по которым наша девочка не смогла стать художником с большой буквы. Назовем, согласно принятой традиции, и третью. В одном классе с нашей героиней учились разные дети. Кто-то был прилежным учеником и пионерским активистом, кто-то был двоечником и хулиганом, а кто-то был середнячком: и учился вроде бы неплохо и вел себя вполне приемлемо. Вот к последним (с некоторой натяжкой и небольшой оговоркой) и можно было отнести нашу героиню.

Но так случилось, что в ее классе оказались две девочки, которые (и зачем только мамы надели на них юбки?) вели себя так, что иные, даже самые хулиганистые и озорные мальчики не годились им даже в подметки. Девочки «сорви-голова» — именно эти слова как нельзя лучше характеризуют этих озорниц. Что только они не вытворяли как в самой школе, так и за ее пределами! Таня, так звали одну из веселых подружек, была миленькой брюнеткой с темными и загадочными глазами, в которых всегда таился огонек озорства и лукавства, готовый в любую секунду выскочить наружу и натворить черт знает чего. Эта худенькая девочка со скромным и несколько застенчивым на первый взгляд видом, на поверку оказалась маленькой сатаной в юбке. Ее милые щечки, маленький курносый нос и всегда чуть приоткрытые алые губки, заставили бы умилиться самого жестокосердого человека. Но внешность этого «ангелочка», как я уже сказал, была обманчива.

Ее подруга Света оказалась достойной напарницей нашего чертенка. Полненькая блондинка с голубыми глазами, пухленькими щеками с вечным румянцем, с застенчивой улыбкой, таившей озорство в уголках полных розовых губ, внешне она казалась полной противоположностью своей милой подруги. Исключение составляли короткие стрижки, которые были у них почти одинаковыми. Характерами же девочки совпадали почти на сто процентов. Независимые, упорные или покладистые (в зависимости от ситуации или выгоды), своенравные, смелые, немного хитроватые (как можно девушке без этого?), не без способностей. Вот, пожалуй, все то, что сблизило наших героинь и сделало их подругами.

Эти милые девочки и оказались тем третьим фактором, повлиявшим на жизнь Нины. Мне думается, читатель уже давно догадался, что речь в этой главе идет именно о ней, о будущей жене Бориса.

Как-то так случилось, что Таня и Света приняли Нину в свой тандем. Нина, зеленоглазая шатенка с миниатюрным носиком и пухловатыми щечками с очаровательными ямочками в момент улыбки; с коралловыми губами; со стройной и в то же время немного полноватой фигуркой, великолепно дополнила дружеский тандем, превратив его в неотразимое трио.

Старшая сестра Нины, Марина, конечно, приглядывала за ней, но она все-таки приходилась ей лишь сестрой, а не мамой. Авторитет сестры находился на несколько ступеней ниже авторитета мамы. Да и сама она была еще лишь только ученицей девятого класса, когда Нина подружилась с Таней и Светой. Не утомляя читателя подробностями жизни Нины в столь юном возрасте, отметим лишь несколько моментов, наиболее ярко ее (жизнь) характеризующих.

Это великолепное трио то и дело попадало в различные переделки. То они поколотят какую-нибудь девочку (а то и мальчишку!), посмевшую оскорбить кого-то из них; то подстроят гадость одному из нелюбимых учителей (а выбор у них, уж поверьте! был не маленький); то что-нибудь подожгут или взорвут; то просто прогуляют уроки. Родители этих милых созданий ходили в школу как на работу. Если не чаще. На протяжении нескольких лет эта великолепная троица так достала учителей и директора, что они вздохнули с огрооооомным облегчением, когда Нина с мамой и сестрой неожиданно для всех переехали в другой город.

На этом месте, уважаемый читатель, нам придется сделать еще одно, надеюсь, не очень утомительное, но весьма необходимое отступление.

Татьяна Петровна родилась на юге нашей огромной и могучей страны. Как раз накануне войны. Войну, правда, она не помнила, поскольку была еще совсем ребенком. Но послевоенное время, когда в стране царствовали разруха, голод и холод, настолько врезалось в память маленькой девочки, что и спустя многие годы она не могла вспоминать о нем без содрогания.

Отец Татьяны Петровны, Петр Тимофеевич, как и миллионы других отцов, сыновей, братьев, ушел на фронт. Ее мама, Акулина Ильинична, проводив мужа на фронт, осталась с тремя малолетними детьми. Не прошло и двух месяцев, как Акулина Ильинична получила известие о гибели любимого мужа. Ее горе, как и горе миллионов других советских людей, невозможно передать словами. Конечно, ей все сочувствовали, сопереживали с ней о случившемся, но Акулина Ильинична была не единственной, кого коснулась беда.

Фронт стремительно приближался. Многие наскоро собирали вещи и уезжали на восток огромной страны. Акулина Ильинична с детьми поспешила покинуть родной город. Кое-как забравшись в товарный вагон уходящего поезда — нашлись добрые люди, которые помогли одинокой женщине с тремя детьми, — она отправилась в эвакуацию.

Кто знает, как сложилась бы дальнейшая судьба этой многострадальной семьи, если бы они остались в родном городе и не покинули свой отчий дом. Этого, к сожалению, мы уже никогда не узнаем. В то неимоверно тяжелое время, смерть не щадила никого. Ни старых, ни молодых. Своим трагическим черным крылом она коснулась и семьи маленькой Тани. Обе ее старшие сестры погибли во время налета немецкой авиации. Сама Акулина Ильинична и маленькая Таня чудом остались живы после кромешного ада, устроенного немецкими летчиками. Потеряв двух дочерей, Акулина Ильинична едва не сошла с ума от страшного горя, в очередной раз за столь короткое время посетившего их семью. Похоронив дочерей, и погоревав над их маленькими могилками, она все же нашла в себе силы и вернулась к жизни. Вернулась, чтобы спасти свою маленькую Танюшку. Девочка стала для нее отрадой, смыслом ее тяжелой и горемычной жизни. Акулина Ильинична отказывала себе во всем, лишь бы не потерять единственную дочь. После освобождения их родного города, Акулина Ильинична вместе с дочерью вернулась домой.

Но вот миновали те грозные, тяжелые годы, огромная страна встала с колен, жизнь постепенно наладилась, и новое поколение только из рассказов родителей, бабушек и дедушек знало о тех трудностях, которые они перенесли.

Таня выросла, превратившись в красивую брюнетку с огромными темными глазами. Тонкий стан и высокая грудь; стройные, красивые ноги; элегантная прическа и томный взгляд; алые губы и жемчужная улыбка — вот какой стала Татьяна. Ее место было на подиуме. Однако в то время считалось зазорным быть моделью и дефилировать на нем. Впрочем, Таня об этом даже не задумывалась. Окончив школу, она поступила в техникум железнодорожного транспорта и стала проводницей.

Говорят, красивым девушкам очень просто найти себе кавалера. Да, собственно, им и искать не приходится, кавалеры сами их находят. Так-то оно так, но найти кавалера несложно, а вот человека, который бы любил тебя искренно не только (или даже не столько) за твою внешность, но и за твои душевные качества, твою искренность, твое нежное и доброе сердце, весьма и весьма непросто.

Работая проводником, Татьяна встречала много, очень много молодых людей, навязывавшихся ей в женихи. Среди них встречались очень даже милые и сердечные парни, но все они не вызывали в ней никакого интереса. Скажете, она ждала принца на белом коне? Вовсе нет. Просто она верила, что где-то по земле ходит тот единственный мужчина, который предназначен ей судьбой. И если она встретит его, то сердце ей об этом скажет. И если бы кто-то, подслушав ее мысли, заявил что она ненормальная (а таких, думается, нашлось бы немало), Таня просто не стала бы его (или ее) слушать. Несколько лет она успешно работала проводником, то и дело уезжая из своего теплого южного города в далекие, как ей казалось поначалу, северные города, находившиеся в тысячах километров от родного дома. Татьяне шел двадцать шестой год, а она так и не посетила заведение, в котором молодые становятся супругами. Во времена Советского Союза (ох, уж эти времена!) девушки рано выходили замуж и в двадцать (а то и раньше) лет уже становились мамами. А на Татьяну и других девушек ее возраста, поглядывали с жалостью и даже некоторым подозрением. Но девушка не отчаивалась и твердо верила в свою звезду. Она была непоколебима в своей вере и ничто на свете не могло ее убедить в обратном.

Однажды ранним июньским утром, когда солнце лишь слегка озарило горизонт, поезд остановился на небольшой станции. Полусонная Татьяна открыла дверь своего плацкартного вагона и остолбенела. Дремоту как рукой сняло. Прямо перед входом в ее вагон стояла толпа цыган. Разноцветная орава, состоящая из молодых и старых женщин, детей самого разного возраста, и двух или трех мужчин, привела Таню в самое настоящее изумление. Дети кричали, визжали, бегали друг за другом, падали, плакали, вставали и снова бежали, затем опять падали, вставали и снова бежали. Женщины, как могли, пытались их успокоить, но все было тщетно. Детишек невозможно было угомонить. Мужчины же спокойно стояли в сторонке и курили трубки. Они о чем-то разговаривали между собой, не обращая на происходящее ни малейшего внимания.

Увидев такую картину, Татьяна даже немного испугалась. Она ошалело смотрела вокруг себя, пока не почувствовала, что кто-то настойчиво дергает за юбку, пытаясь привлечь ее внимание. Она глянула вниз.

— Красавица, открывай свой вагон, а то поезд скоро тронется! — внизу стояла молодая черноглазая цыганка с младенцем на руках.

— Да-да, сейчас, — Татьяна поспешно открыла ступени и отступила в сторонку. В тот же миг многоголосая ватага ринулась в вагон.

— Постойте, а билеты у вас есть? — спохватилась наша героиня.

— Конечно есть! — крикнул кто-то из толпы, как показалось Татьяне, та самая цыганка, что дергала ее за юбку. С визгом и криками, смехом и слезами, падая и поднимаясь, оголтелая толпа прошла, наконец, в вагон. Трое цыган, дождавшись, когда последний ребенок вскарабкается по крутым ступенькам вагона, степенно прошли мимо Татьяны. Двое из них, мужчины лет пятидесяти — пятидесяти пяти, коренастые, с крепкими руками, молча глянули на проводницу и прошли в вагон. И только один из них, молодой смуглолицый паренек лет двадцати двух — двадцати трех, приветливо улыбнулся, показав великолепные жемчужные зубы.

— Не волнуйся, хозяйка, мы люди мирные, никого не обидим, — и весело подмигнув, скрылся за дверью.

— Да я, собственно, и не волнуюсь, — вдогонку чуть слышно проговорила Татьяна. Но он вряд ли ее услышал, потому что дверь в вагон уже закрылась. Наша героиня заперла входную дверь и направилась в вагон, боясь даже предположить, чего ждать от таких неожиданных пассажиров. Вагон качнулся, и поезд медленно покатил к следующей станции, коих на его пути будет еще очень и очень много.

Кому хоть раз в жизни посчастливилось ехать в одном вагоне с толпой цыган, тому никогда не забыть столь приятного путешествия. Для тех же, кто этого не испытал, мы не станем раскрывать приятные моменты не менее приятного соседства с десятком вечно бегающих, прыгающих, орущих ребятишек. Пусть для несведущих это останется некой тайной за семью печатями. Отметим лишь, что для других пассажиров вагона, мирно спавших на своих полках, ночь закончилась весьма неожиданно, и столь же неожиданно началось утро: веселое, шумное, говорливое, наполненное детским смехом и криком. День, по всей видимости, обещал быть не менее насыщенным яркими событиями, чем раннее утро.

Кое-как усадив ребятишек, цыганки достали еду и принялись кормить ребятишек. По вагону тут же поплыли самые невероятные запахи, несколько раздражавшие некоторых пассажиров. Татьяна тем временем, принялась проверять билеты. Она почти закончила проверку и зашла в последнее купе, занятое цыганами, и увидела там ту самую молодую девушку, которая дергала ее за юбку. Это была смуглая, красивая цыганка с длинными шелковистыми волосами, заплетенными в косы. Из-под длинных ресниц прямо на Татьяну смотрели большие черные глаза. Среди двух слегка нарумяненных щек расположился маленький миловидный носик, чуть вздернутый вверх и придававший ей небольшую долю озорства, спрятавшегося в глубине темных, загадочных глаз, но готового вырваться наружу при первой же возможности. Темно-бордовые губы скрывали ряд великолепных жемчужных зубов, ослепительно сверкнувших, как только цыганка улыбнулась. На ней было темное платье, украшенное яркими цветами всевозможных оттенков. Аляповатый платок, накинутый на хрупкие плечи, подчеркивал красоту тонкой, лебединой шеи. Рядом с ней находился молодой мужчина, тот, который удостоил ее своим вниманием, заметив, что волноваться не стоит. Он был одет в черные штаны и красную рубаху с широко расстегнутым воротом, из-под которой выглядывали густые темные волосы, по всей видимости, такие же жесткие, как и те, что украшали его голову. Дополняли картину великолепные кожаные сапоги, немного поношенные, но не утратившие красоту и лоск. Тут же расположились трое ребятишек, с удовольствием уписывавшие нехитрые яства, разложенные на столе.

— Доброе утро, — Татьяна поздоровалась и обвела всех взглядом, выразившим ласку и удивление.

— Доброе, доброе, — весело ответила Зара (так звали цыганку), — Заходи, не стесняйся. Может, покушаешь с нами?

— Ой, нет, спасибо, я не голодна, — Татьяна присела.

— Эх, зря отказываешься, — цыганка улыбнулась, — ну, дело твое.

Зара достала билеты и протянула Татьяне, внимательно вглядываясь в ее черные, красивые глаза. Наша героиня почувствовала, как взгляд цыганки проник в самую глубину, прочитав все, что было у нее на душе и сердце. Татьяна проверила билеты и вернула Заре. Забирая билеты, цыганка коснулась руки Тани, и, чуть развернув ладонью вверх, быстрым взглядом пробежалась по ней.

— Хочешь, погадаю тебе? — она вопросительно посмотрела на проводницу.

— Нет, спасибо, — но ответ прозвучал как-то неубедительно, и это не укрылось от внимательной цыганки.

— Это совершенно бесплатно, — настаивала Зара, — я только посмотрю твою ладонь и расскажу тебе твое будущее.

Таня отрицательно покачала головой.

— А, я поняла, ты просто не веришь в гадания, — она не отставала от нее, — по твоей ладони я могу и прошлое рассказать. Не веришь? Покажи ладонь.

Настойчивая цыганка протянула свою руку и раскрыла ладонь.

— Ну, смелее.

Поколебавшись секунду, Таня робко вытянула руку с красивыми длинными пальцами. Зара положила ее в свою ладонь и принялась внимательно рассматривать. Минуту спустя цыганка подняла взгляд на Татьяну. На миг нашей героине показалось, что в черных, темных глазах Зары мелькнула тревога.

— У тебя была тяжелая жизнь, — заговорила цыганка, — в детстве ты много голодала, потеряла троих близких родственников, но ты была еще слишком мала, чтобы понять постигшее тебя горе. Поэтому, в твоей душе не осталось горечи от тяжелой утраты.

При этих словах Татьяна вздрогнула.

— В твоей памяти остались лишь смутные воспоминания, — продолжала Зара, от которой не ускользнула реакция нашей героини на ее слова. — Но тяжелые времена миновали, жизнь твоя наладилась и сейчас вполне тебя устраивает. За исключением одного. Тебе не везет в личной жизни. Ты, несмотря на свою красоту и доброе сердце, никак не можешь найти того единственного мужчину, который был бы достоин тебя. И дело не в твоей горделивости или заносчивости, потому что их у тебя нет, а кое-в-чем другом, — она замолчала.

Татьяна широко открытыми глазами смотрела на свою собеседницу и ждала продолжения рассказа. Она и вправду не верила во все эти гадания, заговоры, наговоры и прочие колдовские штучки. Но слова цыганки о ее умерших сестрах и отце, о которых гадалка не могла знать, повергли ее в настоящий шок.

— Ну что, теперь ты готова мне поверить? — цыганка ласково смотрела на Таню.

— Пожалуй, да.

— Так вот, хочу тебе сказать, что дела твои не очень хороши. Но, — заметив тревожный взгляд Татьяны, продолжила цыганка, — все можно поправить. Правда я лично тебе не смогу помочь, но я скажу тебе причину твоих, да и не только твоих, бед. Твой род по женской линии, начиная от твоей бабушки, прокляли. Не могу сказать почему, могу лишь предположить. Вероятно, все произошло из-за мужчины. Твоя бабушка отбила у какой-то девушки жениха и вышла за него замуж. За это брошенная невестка обратилась к колдуну и попросила его помочь отомстить. Колдун научил ее как проклясть твою бабушку. С тех пор ни у твоей бабушки, ни у твоей мамы, мужья не доживали до определенного возраста, не могу сказать точно до какого, но, по-моему, до сорока — сорока пяти лет. Та же участь ожидает и тебя. Ты обязательно встретишь достойного мужчину, но знай, что счастлива ты будешь недолго. По какой-то причине ты его обязательно потеряешь. Так же будет и с твоими дочерями, которых у тебя, судя по всему, будет двое. Они тоже будут счастливы в браке лишь до определенного времени. Могу сказать, что проклятье написано на бумаге и спрятано под увесистым камнем, который находится под каким-то большим мостом, перекинутом через широкую реку. Где находится этот мост, я, к сожалению, не знаю. Но если ты отыщешь этот мост, найдешь проклятье и сожжешь его, то оно будет снято с вашего рода, — Зара замолчала.

Татьяна сидела, огорошенная услышанным. Заре стало ее жаль. Она наклонилась к самому уху Татьяны и что-то прошептала. Та недоверчиво посмотрела на цыганку.

— Может быть, это поможет. Но я не уверена, — Зара еще раз заглянула своими большими черными глазами в глаза Татьяны и вздохнула.

Весь день наша героиня не могла отделаться от мыслей о проклятье. В ее памяти то и дело всплывали слова Зары.

К немалому сожалению большинства пассажиров, ехавших в этом вагоне, цыгане здесь не задержались. Проехав несколько станций, они такой же шумной толпой, с визгом, криками, смехом и слезами его покинули. Несмотря на постигшее их огорчение, пассажиры все же вздохнули как-то свободней.

Все это время Татьяна старалась избегать встречи с Зарой. Но когда цыгане стали выходить, ей все же пришлось еще раз столкнуться с гадалкой. Та окинула ее взглядом с головы до ног, любуясь красотой проводницы. А полюбоваться было чем. В белой накрахмаленной рубашке, аккуратной серой юбочке, подчеркивающей тонкую талию, элегантных (насколько это возможно в поезде) туфлях, Татьяна была неотразима. Зара восхищенно качнула головой, ободряюще подмигнула и вышла из вагона не сказав ни слова.

Сделав сие необходимое отступление, пожалуй, мы больше не станем отнимать драгоценное время наших читателей подробным описанием того, как однажды Татьяна встретила того единственного, за которого потом вышла замуж. Иначе, нам пришлось бы рассказать о том, как в одной из поездок в вагон ввалились вахтовики, ехавшие на север за «длинным рублем»; о том, как они напились и стали вести себя неподобающим образом; о том, как один из них, особенно много «принявший на грудь», стал назойливо докучать Татьяне; о том, как один из пассажиров (не вахтовик), молодой парень, который возвращался к себе домой на Дальний Восток от родной тети, встал на ее защиту. Еще нам пришлось бы поведать о том, как благодарная девушка угостила паренька чаем с конфетами; о том, как они разговорились, и, почувствовав взаимную симпатию, обменялись адресами. В общем, не рассказывая всего этого подробно (потому что об их романе можно было бы написать целый роман (уж простите за каламбур)), мы ограничимся лишь добавлением того, что примерно год спустя молодые люди поженились, сыграв шумную и веселую свадьбу. Проведя медовый месяц в горах Кавказа, молодожены уехали в Хабаровск, где родили двух прекрасных девочек и жили вполне счастливо до того трагического дня, когда Василий Семенович погиб из-за негодяя, севшего за руль в пьяном виде. Было ему тогда 43 года.

Глава 5

Неожиданный переезд Татьяны и ее дочерей был связан с тем, что ее мама, Акулина Ильинична, тяжело заболела и слегла. Пожилой, можно даже сказать очень пожилой женщине, требовался постоянный уход. Врачи сказали ей, что теперь Акулина Ильинична уже вряд ли сможет подняться на ноги и самостоятельно себя обслуживать. Татьяна очень любила свою маму и не допускала даже мысли, что кто-нибудь, кроме нее, будет за ней присматривать.

Она тут же уволилась с работы, забрала детей и уехала на свою историческую родину, в один из больших южных городов, где и проживала Акулина Ильинична. Жизнь Татьяны и ее детей круто изменилась.

Переехав к матери в трехкомнатную квартиру, Татьяна занялась обустройством. Она была энергичным человеком, и, несмотря на слабые протесты Акулины Ильиничны, первым делом взялась за ремонт. В советское время это занятие было весьма и весьма затруднительное, потому что хорошие обои, качественную импортную сантехнику, кафельную плитку достать было очень сложно. Практически невозможно. Но, слава богу и советскому строю (хотя эти понятия было трудно совместить), существовало такое волшебное слово, как «блат». По «блату» можно было достать все. Нам даже кажется, что при соответствующем умении и наличии нужных знакомств, не составило бы особого труда достать, ну скажем, американский автомобиль «кадиллак», или устроить тайную встречу с президентом США, или… впрочем, не будем развивать эту тему дальше, и ограничимся вышеупомянутым перечнем.

Так вот, как мы уже упомянули, Татьяна была человеком дела, и она, вооружившись своей красотой и женским обаянием, немедленно приступила к осуществлению своего замысла. Познакомившись с нужными людьми, и, кого-то очаровав (это относится к мужчинам, но не подумайте ничего плохого, ибо все было целомудренно и достойно), кого-то задобрив коробочкой конфет и бутылкой шампанского, кого-то баночкой красной икры, привезенной из Дальнего востока (благо в Хабаровске ее было в избытке и она не считалась там деликатесом), сия достойная женщина в самый короткий срок приобрела все необходимое для ремонта квартиры. Не прошло и пары месяцев как «трешка» Акулины Ильиничны засверкала чистотой и новенькими обоями, белоснежным потолком и яркими красивыми шторами, новой финской сантехникой и замечательной керамической плиткой. Старой женщине это, конечно, доставило некоторые неудобства, но, увидев результат, она было поражена, и даже немного всплакнула.

— Доченька, какая же ты все-таки молодец, — утирая слезы, обратилась она к Татьяне, — я даже представить себе не могла, что такое чудо можно сотворить из нашей квартирки. Бог мой, сколько денег на это ушло, — она сокрушенно покачала головой.

— Тебе правда нравится, мамуль? — любящая дочь взяла в руки морщинистые руки мамы и нежно их погладила. — А по поводу денег не волнуйся, я скоро устроюсь на работу, и к тому же у меня еще остались кое-какие сбережения, так что с голоду не помрем. Ладно, мамуль, ремонт закончен, давай-ка я тебя покормлю, — с этими словами она направилась на кухню.

Заверив маму, что денег у нее более чем достаточно, наша героиня, мягко говоря, слукавила. На самом деле, Татьяна истратила практически все свои накопленные годами сбережения, и осталась на мели. Но она не отчаивалась. Для начала, молодая женщина устроилась на полставки уборщицей в парикмахерскую, расположенную рядом с домом. Это было вызвано необходимостью ухода за больной мамой. Зарабатывала Татьяна немного, но с учетом маминой пенсии, и пенсии по потере кормильца, которую государство платило несовершеннолетней Ниночке, денег вполне хватало. Конечно, Татьяне приходилось экономить и кое в чем себе отказывать ради детей, но на жизнь она не жаловалась.

Марине, старшей сестре Нины, уже исполнилось восемнадцать и, стало быть, она достигла совершеннолетия, того возраста, когда молодые девушки расцветают, словно бутоны алых роз, радуя глаз окружающих и вызывая восхищение сильной половины человечества. Она была похожа на свою мать, унаследовав от нее огромные черные глаза, темные волосы и отличную фигуру, на зависть многим представителям пола слабого. По окончании школы, будучи в Хабаровске, Марина пыталась поступить в институт, но попытка не увенчалась успехом. Тогда она решила годик поработать продавцом и на следующий год повторить попытку. Но тут заболела Акулина Ильинична, и они переехали к ней.

В том же году Марина устроилась на работу, и в ее жизни начался новый этап. Нину, само собой разумеется, устроили в школу. Помня об озорных и веселых подругах Нины, оставшихся на Дальнем Востоке, Татьяна очень надеялась на то, что здесь таковых не окажется. И действительно, класс, в который определили Нину, был на редкость дружным и сплоченным. Девочку встретили хорошо и все наперебой стали предлагать свою дружбу. Нельзя сказать, что все дети в 5 «Б» классе (в этом классе предстояло учиться нашей маленькой героине), оказались отличниками и хорошистами, но даже те ребята, которые учились посредственно, не были хулиганами и задирами. Теперь нам остается лишь надеяться на то, что Нина встанет на путь исправления, и, позабыв своих прежних подруг (девочек, безусловно, милых и симпатичных (хотя некоторые из их учителей могут с нами поспорить)), усердно примется за учебу. Произойдет это или нет, мы узнаем в свое время, а теперь нам предстоит познакомиться с еще одним героем нашего увлекательного (мы искренне на это надеемся) повествования.

Глава 6

Ванек, так звали нашего нового героя, появившегося на нашей воображаемой сцене, был мальчиком непоседливым и любознательным. Вообще-то, он был Иваном, но все, кто его знал, от мала до велика, называли его Ванек. Возможно, виной тому были белокурые волосы, мило украшавшие его голову с расположенными на этой же самой голове несколько оттопыренными ушами и веселым курносым носиком; возможно, этому способствовали нежные румяные щечки и озорные голубые глазки; возможно, такое имя-прозвище было дано ему за неукротимое любопытство и желание везде совать свой милый курносый нос. А может быть, сочетание всех этих черт и привело к тому, что однажды, когда наш герой оконфузился, проявив чрезмерное любопытство в деле, которое его вовсе не касалось, кто-то воскликнул: «Ну ты, Ванек, и дал маху!».

С тех незапамятных времен, все стали его так называть.

Не вдаваясь глубоко в его родословную, скажем только, что его родители были людьми интеллигентными, и, следовательно, образованными и воспитанными. В таком же духе они воспитывали и своего единственного сына, которого, впрочем, зачастую баловали и жалели. «Один ребенок в семье — это не есть хорошо». Так говорил дедушка (по отцу) нашего милого мальчика, но родители, руководствуясь своими, бог знает какими соображениями, категорически отказались родить Ивану брата или сестру. Ребенок, окруженный лаской и заботой, предназначенной лишь ему одному, очень часто пресыщается таким вниманием со стороны родителей и становится если не одиночкой-эгоистом, то очень близким к этому типу людей человеком. Но может и наоборот, начать требовать к своей персоне еще больше внимания, нежели необходимо, и тогда уж он точно станет себялюбивым и высокомерным типом, желающим иметь все и только для себя любимого. Достопочтенные родители нашего Вани это понимали, и все же любовь к единственному чаду иногда затмевала здравый смысл и порой они совершали непростительные поступки, оставлявшие глубокий (далеко не всегда позитивный) след в душе нашего милого мальчика. Этим, наверное, и можно объяснить неблаговидные поступки, совершенные Иваном в более зрелом возрасте.

Дедушка, так как он искренно любил своего внука, как мог, старался все же не допустить того, чтобы он превратился в разбалованного и самовлюбленного болвана. Благодаря стараниям этого мудрого человека (ни в коем случае не умаляя вклада родителей), Ванек все-таки не превратился в закоснелого эгоиста, но, однако, и человеком с большой буквы он не стал (хотя некоторые с нами все же не согласились бы). Но мы, кажется, немного отвлеклись и забежали вперед.

Ванек, как уже было отмечено, имел натуру любопытную и увлекающуюся. Чем только он ни занимался! Какие только занятия он не перепробовал к своим десяти года! Некоторое время Ванек посещал кружок авиамоделирования; затем он увлекся радиоделом; спустя какое-то время его внимание переключилось на картинг; потом был футбол, настольный теннис и еще куча всевозможных секций и кружков, в которых он (надо отдать должное его постоянству менять увлечения) надолго не задерживался. Стоит, кстати, заметить, что увлекающаяся и пылкая натура нашего героя имела склонность к моментальному охлаждению по отношению к предмету недавней страсти. Дедушка называл его — одному богу, да ему самому известно почему — «кукушонком». Эта милая птичка, как известно, имеет интересную привычку подкладывать свои яйца в чужое гнездо, предоставляя тем самым счастье воспитания и кормления потомства другим представителям птичьего рода.

Однако учился Ванек весьма неплохо, можно даже сказать хорошо. Обладая отличной памятью, мальчик все схватывал буквально на лету. Многие предметы давались ему очень легко, особенно история и география. История древнего мира увлекла нашего героя с головой. Он зачитывался древнегреческими и древнеримскими мифами, зная наизусть весь сонм олимпийских богов и богов древнеримских. Ванек восхищался героями античных времен, их великими подвигами, мысленно отождествляя себя с Ахиллом и Геркулесом, Персеем и Ясоном, Аяксом и Гектором. Казалось бы, человек, отождествляющий себя с вышеназванными героями, которые, в свою очередь олицетворяли собой и своими подвигами честь и отвагу, мужество и долг, храбрость и справедливость, не мог стать человеком бесчестным, подлым, корыстолюбивым лжецом и обманщиком. Но, увы, Провидение порой играет с нами злую шутку.

Как-то незаметно для себя, Ванек заинтересовался историей мировых религий. Ко времени окончания школы, он тщательно изучил истории появления всех основных мировых религий (магометанство, христианство, иудаизм и буддизм), их постулаты и догмы, и пришел к выводу, что ни одна из них не выдерживает критики с его стороны. Мы не будем здесь вдаваться в вопросы теологии, скажем лишь, что юношу заинтересовали появившиеся в тот нелегкий период для нашей великой страны, всевозможные секты. Дабы нас не обвинили в какой-либо пропаганде, мы не будем указывать названия этих сект, отметим только то, что руководители этих организаций, со всей энергией, на какую они были способны, стали вовлекать в свои сети молодых, умных, энергичных, целеустремленных людей. Много, очень много молодых, да и не только молодых людей оказались вовлечены в расставленные и крепко сплетенные сети. Среди них оказался и Ванек, который к тому времени, несмотря на свои семнадцать лет (а это все-таки уже серьезный возраст для мальчика!), для своих знакомых и близких, был все тем же Ваньком, все тем же любопытным и увлекающимся мальчишкой. Этим и воспользовался некий Варфоломей, руководивший одним из подразделений одной из упомянутых нами сект. Это был человек хитрый, образованный, неплохо изучивший психологию и к тому же с амбициями. Обладая немалой харизмой и даром убеждения, он с легкостью вовлекал в секту неопытных юнцов вроде нашего героя.

Ранним летним утром Ванек вышел из квартиры и направился к трамвайной остановке, чтобы ехать на вступительный экзамен по истории. В этом году он окончил школу и решил поступить на исторический факультет университета. Молодой человек хотел досконально изучить историю древнего мира, историю древних цивилизаций, да и вообще историю человечества в целом. В будущем (он был в этом абсолютно убежден), наш герой собирался стать великим ученым и открыть множество великих тайн, еще сокрытых от человечества, но ждущих своей очереди в списке, который Иван (будем называть теперь его так, ибо негоже будущего гения мировой науки называть Ваньком) составил собственноручно, и никогда никому не показывал.

Ну а пока Иван еще не стал мировой знаменитостью, он быстро шел на трамвай, пытаясь не попасть под дождь, который должен был вот-вот обрушиться на его светлую — во всех смыслах, — голову. Иван не успел добежать до трамвая, когда неучтивая природа все же обрушила на него свои очищающие нашу грешную землю, потоки воды. Ливень был настолько плотным, что люди с трудом могли разглядеть то, что творилось в нескольких шагах. Будущий светила науки забежал в трамвай совершенно мокрый, и ничуть не похожий на великого ученого. Пассажиры, находившиеся в трамвае, шарахнулись от него (видимо, не сумев разглядеть в нем будущего профессора) и еще нескольких человек, вошедших вместе с Иваном. Стараясь не намочить окружающих, наш герой попытался осторожно протиснуться в конец трамвая. Однако, как ни был он осторожен, несколько струек, стекавших с его светлой головы, все же попали на молодого мужчину, сидевшего на последнем из двух кресел.

— Молодой человек, можно аккуратней? — мужчина повернул голову в сторону Ивана.

— Извините, я случайно, — Ванек (а в этот момент он был скорее Ваньком, чем Иваном) виновато посмотрел на говорившего. — Вот, возьмите, — он достал из кармана брюк носовой платок и протянул недовольному мужчине.

Надо заметить, что это было хоть и вежливое, но весьма недальновидное решение (вызванное растерянностью и смущением), потому что в следующую секунду на белоснежные брюки уже и так изрядно подмокшего мужчины, вылилось еще некоторое количество воды из насквозь промокшего платка.

— Вы что, издеваетесь?! — воскликнул мужчина, вскакивая с места.

— Да нет, ну что вы, — окончательно растерявшийся Иван вдруг крепко сжал руку с мокрым носовым платком, пытаясь выжать из него воду, и остатки жидкости полились на светлые туфли незнакомца.

— Юноша! — вскричал мужчина, — вы в своем уме?

Юноша, ничего не ответив, вдруг наклонился и стал вытирать туфли мужчины тем же злосчастным платком. Находившиеся рядом пассажиры, внимательно следившие за происходящим, покатились со смеху. Мужчина недоуменно посмотрел на склонившегося Ивана, огляделся вокруг, и, увидев смеющиеся лица, вдруг тоже захохотал.

— Парень, поднимись, — незнакомец взял за плечо Ивана, который, заметив, что все смеются, продолжал натирать туфли, но уже не с огорченной и растерянной физиономией, а с веселой и озорной миной.

Иван встал и с виноватой, но лукавой улыбкой посмотрел на мужчину.

— Ну и рассмешил ты меня, парень, — сказал, улыбаясь, Варфоломей (а это был он), — хоть и изрядно подмочил, — он весело подмигнул окружающим, которые немедленно ответили веселым смехом на это замечание.

— Да… вы уж простите.

— Ничего, с кем не бывает, — Варфоломей внимательно оглядел Ивана с головы до ног. — Студент?

— Нет еще, только собираюсь им стать. Вот еду на экзамен.

— И куда?

— В университет, на исторический, — будущий профессор тоже внимательно оглядел мужчину.

Варфоломей был одет в белую льняную рубашку с коротким рукавом, белые брюки и светлые туфли с острым носком. На голове красовалась белая фетровая шляпа, удачно подчеркивавшая густую черную бороду, окаймлявшую округлое, приятное лицо. Из-под шляпы на Ивана смотрели два темных и внимательных глаза, разделенные широкой переносицей, переходящей в прямой, красивый нос. Ни толстые, ни тонкие губы скрывали ряд белоснежных зубов, которым могли бы позавидовать звезды мирового кино. Широкие волевые скулы, правда, скрытые под густой бородой, выдавали в нем человека твердого и решительного, но отнюдь не портили это милое и доброе лицо.

— Вот как! — воскликнул Варфоломей, — я, кстати, тоже увлекаюсь историей. Думаю, нам с вами есть о чем поговорить. Сейчас, как я понимаю, вы торопитесь. Да и мне на следующей остановке надо выходить. Вот, возьмите, — он протянул небольшой клочок бумаги, отдаленно напоминавший визитку. — Обязательно позвоните мне. Вас, кстати, как зовут?

— Иван Федоров, — и спустя мгновение добавил — не первопечатник.

— Это я уже понял, — мужчина улыбнулся, — очень приятно. А меня Варфоломей, — и протянул руку для рукопожатия.

Иван замялся. Хитрый Варфоломей тут же сообразил почему.

— Да жми уже, — он взял руку Ивана и крепко пожал, — хуже не будет, — и снова белоснежная улыбка.

— Спасибо, — не нашелся что ответить Иван.

Глава 7

Как и надеялась Татьяна, таких же озорных и хулиганистых подруг, какие остались в далеком Хабаровске, в новой школе, к счастью, не оказалось. Нина благополучно окончила восемь классов и, подобно сестре, поступила в технологический техникум (нынче он называется колледжем). Окончив его и получив профессию технолога швейного производства, устроилась работать на швейную фабрику. За это время Марина смогла поступить в технологический институт, расположенный в другом городе, благополучно его окончить и вернуться домой. Она работала начальником цеха на местной швейной фабрике, когда Нина пришла туда простым технологом.

За это время, к сожалению, Акулина Ильинична скончалась, оставив после себя трехкомнатную квартиру. Марина успела побывать замужем. Но семейная жизнь у нее не сложилась, и пожив у мужа пару лет, она развелась и вернулась к маме и сестре. После небольшого семейного совета, Татьяна с дочерьми решили обменять квартиру. Было условлено, что Татьяна с Ниной переедут в двухкомнатную квартиру, а Марине подыщут однокомнатную. Они довольно долго искали подходящие варианты, и в конце концов нашли. Доплатив кое-какие деньги, им удалось разменять «трешку» на однокомнатную и двухкомнатную квартиры. Марина, таким образом, стала полноправной хозяйкой пусть и небольшой, но собственной квартиры.

Несколько раз она пыталась наладить свою личную жизнь, но у нее как-то не складывалось. То мужчины оказывались ее недостойны, то она не подходила им своим непростым характером. Время шло, Марине шел четвертый десяток, а того единственного как не было, так и не предвиделось. Незаметно для себя Марина свыклась со своим женским одиночеством и уже не пыталась что-либо изменить.

Татьяна жила с младшей дочерью. Замуж она больше не вышла, и в будущем не планировала этого делать.

Время буквально летело. Некогда огромная страна распалась на отдельные маленькие государства. Социалистическое прошлое, не достигнув коммунистического будущего, превратилось в капиталистическое настоящее. Капитализм, если то, что творилось в некогда могучей стране, можно было назвать капитализмом, показал свой звериный оскал, ввергнув бОльшую часть населения если не в нищету, то в пограничное с ней состояние. Девяностые годы прошлого столетия были очень непростыми для подавляющего большинства населения нашей страны. Нашим героиням тоже пришлось нелегко. Но они справились, пережили эти лихие времена.

Как-то незаметно для себя, Нина достигла двадцати восьми лет, но семью так и не завела. Татьяна, конечно, волновалась за свою младшенькую, но что она могла поделать? Материнское сердце, безусловно, страстно желало, чтобы дочь благополучно вышла замуж и была счастлива. Но воспоминания о словах гадалки отравляли ее желание, и она не очень торопила свою дочь. Подспудно понимая, что это всего лишь гадание и ничего больше, Татьяна, опираясь на свой горький опыт, все же опасалась, что оно может сбыться. Она рассказала обо всем Нине. Поделилась Татьяна Петровна и неким советом, данным ей цыганкой на ухо. Но дочь лишь махнула рукой.

— Мам, ну что за фантазии? — Нина ласково посмотрела на Татьяну. — Я сама вершу свою судьбу. У меня, если ты помнишь, один глаз не сосем обычный ( радужная оболочка глаз у девушки была зеленой, если вы помните, но на правом глазу тоненькое кольцо вокруг зрачка имело янтарный оттенок; это не было особо заметно, а проявлялось только тогда, когда солнечный свет попадал на радужную оболочку ее прекрасных глаз). А что это значит? А это значит, что я особенная и мне не страшны никакие проклятья или заклятья.

Надо заметить, что в словах Нины была некая доля правды. Она действительно обладала какими-то силами, которые иногда помогали ей предугадывать события, касающиеся других людей. Это происходило как-то само собой, и она не то чтобы могла что-то предсказать, а скорее просто об этом подумать.

Однажды парень, с которым Нина некоторое время дружила, решил с друзьями покататься на лыжах по зимнему лесу. Ну что может случиться с молодым здоровым мужчиной в лесу, в котором нет ни диких зверей, ни охотников, ни капканов и ни одного крутого спуска или подъема? Казалось бы, ничего. Когда он сказал о своем желании Нине, та вдруг подумала, что он может сломать себе ногу, но вслух этого не произнесла. Правда, девушка посоветовала ему воздержаться от подобной прогулки. Парень, к сожалению, проигнорировал ее слова. И что вы думаете? К вечеру, в тот день, когда друзья поехали кататься, Нине позвонили и сообщили, что ее друг сломал ногу.

Оказалось, что во время бега у него ослабло крепление, и чтобы не мешать друзьям, парень отошел в сторону. Рядом находилось дерево с раздвоенным стволом. Дерево раздваивалось почти у самой земли, и между стволами было достаточно места, чтобы поставить туда ногу. Молодой человек (и как только ему такое в голову пришло?) поставил ногу вместе с лыжей между стволов, чтобы поправить крепление. Мужчина был высокого роста и крепкого телосложения, но это ему не только не помогло, но и сыграло с ним злую шутку. Вторая нога вдруг скользнула по снегу, он потерял равновесие, и со всего своего высокого роста грохнулся наземь. Нога, находившаяся между стволов, естественно, застряла и, не выдержав такой вес, сломалась. Парень закричал от боли и потерял сознание.

В другой раз они с Мариной мирно обедали и никуда не торопились. Зазвонил телефон, Марина подошла, с кем-то поговорила и вдруг куда-то заторопилась. Наблюдая, как сестра, почти не прожевывая глотает пищу кусками, Нина подумала, что та может подавиться. Только она собралась сказать ей об этом, как Марина вдруг задохнулась, покраснела и начала хрипеть. Нина вскочила, и рукой стукнула ее по спине. Видимо, испуг придал Нине сил и удар оказался настолько мощным, что большой кусок говядины прямо-таки вылетел из горла Марины. И таких случаев можно привести множество, но мы не станем утомлять читателя их перечислением.

И что же это, как не предвидение? Кто-то скажет, что это случайность. Может и так. Предоставим возможность ответить на этот вопрос каждому из читателей самостоятельно. Однако автор позволит себе утверждать, что в Нине было что-то необычное, что-то такое, что при правильном применении, могло превратиться в немалую силу, несущую в себе как созидание, так и разрушение.

Прошел еще год. Отчаявшись, устав от одиночества, Марина решила переехать на какое-то время в другой город. Ей захотелось сменить обстановку, пожить в другом месте, завязать новые знакомства, завести новых друзей. Татьяна с Ниной ее не удерживали, прекрасно понимая, что ей это необходимо. Вскоре Марина уехала. Свою квартиру она оставила маме и сестре, поручив им ее кому-нибудь сдать в аренду.

Это был конец непростых девяностых годов, закат двадцатого века. В деревнях и небольших городах найти работу было очень сложно. Практически невозможно. Поэтому, многие молодые люди уезжали в крупные города в надежде устроиться на высокооплачиваемую работу. Кому-то фортуна благосклонно улыбалась, от кого-то немилостиво отворачивалась.

С такой же затаенной в сердце надеждой приехал в областной центр и Дмитрий (об этом и другом персонажах нашей истории мы поведаем более подробно чуть позже). Каким-то чудом накопив некоторую сумму, он кинулся на поиски счастья. Одному ехать все же было страшновато. Уговорив Андрея, своего школьного товарища, холостяка, весельчака и просто хорошего парня, он вместе с ним перебрался в большой город. Первым делом необходимо было найти жилье.

Купив газету бесплатных объявлений, друзья позвонили по первому попавшемуся на глаза объявлению. Андрей, более раскрепощенный и контактный человек, набрал номер телефона.

— Алло, — нежный женский голос приятно его удивил.

— Добрый день, — Андрей поздоровался.

— Здравствуйте.

— Вы квартиру сдаете?

— Да.

— А нам можете сдать? — он сразу приступил к делу.

— Вам? — молодому человеку показалось, что девушка немного растерялась.

— Ну да, мне. То есть не мне, а нам. Ну, нас двое. Мы друзья, вот решили переехать в город, и нам нужна квартира. Мы деревенские и хотим здесь жить. Деньги у нас есть, вы не думайте… — Андрей вдруг зачастил и как-то заробел, хоть и не был никогда стеснительным. Видимо, все-таки смена обстановки влияет на каждого человека. — Если хотите, мы вам вперед заплатим, чтобы вы не сомневались. Мы вообще хорошие, добрые ребята. Все будет чисто и хорошо, вот увидите… — он вдруг осекся, услышав в трубке заливистый смех. Андрей даже чуть было не бросил трубку, но что-то его удержало.

— Алло, — наконец раздалось в трубке. — Молодой человек, вы не обижайтесь, я не хотела вас обидеть. Я не над вами смеялась, просто… — в трубке снова послышался смешок, — просто со мной еще никто так не разговаривал. Так просто и искренне никто. Записывайте адрес.

В тот же день наши новые знакомые сняли квартиру и уже к вечеру, лежа на кроватях и глядя в потолок, предавались мечтаниям. Нетрудно догадаться, что по странному стечению обстоятельств, они сняли ту самую квартиру, которая принадлежала Марине. А приятный женский голос принадлежал не кому иному, как нашей красавице Нине.

Глава 8

Ну а что же Борис? Чем все эти годы занимался наш главный, и, искренно на это надеюсь, уже полюбившийся нашим читателям, герой?

Благополучно проучившись три года, молодой человек, как и большинство юношей его возраста, отправился отдать долг своей огромной и горячо любимой Родине. В те времена отсрочку от службы в армии для продолжения учебы, не давали.

Борис был патриотом своей страны и искренно ее любил. Однако того же нельзя было сказать о стране, защищать которую от потенциальных врагов и отправился наш герой. Борис ощутил это сразу, едва только пересек ворота областного сборного пункта.

Был конец мая, на улице стояла прекрасная весенняя погода. На безоблачном небе ярко светило солнце, согревая землю своим безграничным теплом. По огромной территории, огороженной высоким забором, слонялись сотни парней, не знающих каким образом скоротать свободное время, так неожиданно у них появившееся. Одни бесцельно бродили по асфальтированным дорожкам, проходившим между участками с зеленым газоном, другие валялись на этом самом газоне, отдавая себя во власть небесного светила и греясь в его ласковых лучах, третьи, наоборот, прятались от него в тени огромных тополей, четвертые играли в карты (что, кстати, было запрещено и каралось посредством отправки на кухню; но кого, скажите на милость, в нашей стране может напугать такой пустяк как дежурство на кухне, с перспективой полночи драить сотни, а может и тысячи железных мисок и алюминиевых кружек и ложек?).

Бориса и еще несколько десятков призывников построили на большом плацу, сделали перекличку, и, сообщив, где и когда необходимо будет собраться на обед, велели разойтись. Первый день, как правило, никто не ходил обедать в столовую. Еды, наложенной заботливыми родителями, хватало с лихвой. Ее, правда, пытались изъять при поступлении молодых людей на сборный пункт, во избежание отравлений. Особенно строго было со спиртным. Но разве наши люди (пусть даже молодые и не очень опытные) не найдут возможности оставить себе и выпивку и закуску? Поэтому, каждый вечер в переполненных и душных казармах случались попойки. После выпитого нередко случался и мордобой. До серьезных драк, правда, не доходило, но некоторые парни встречали рассвет с разбитыми носами и яркими, иногда переливающимися, лиловыми кровоподтеками под одним, а иногда и двумя глазами.

На второй и последующие дни (если их не отправляли к месту службы), ребятам все же приходилось идти в общую столовую и наслаждаться яствами, предложенными искусными армейскими поварами. Некоторые, по всей видимости, изнеженные безвкусной домашней пищей, не выдерживали такой изысканной еды и после посещения столовой тут же отправлялись в туалет. Одним словом, Борис сразу ощутил заботу о себе со стороны горячо любимого им государства.

В томительном ожидании прошло три дня. Борис уже начал подумывать о том, что его могут вернуть домой, и снова призвать через какое-то время. С некоторыми такое случалось, и Борис знавал таких людей. Но вот, наконец, к вечеру четвертого дня их построили на плацу и в числе группы из тридцати человек, нашего героя отправили в аэропорт. Старший лейтенант, сопровождавший группу новобранцев, перед посадкой в автобус объявил, что они отправляются служить в столицу нашей Родины — город Москву. На молодых ребят такое заявление произвело сильное впечатление. Провинциальные пацаны, в большинстве своем даже не мечтавшие увидеть Москву, были счастливы и воодушевлены таким поворотом событий.

Глава 9.

Однако, ребята рано обрадовались. В аэропорту им пришлось провести несколько часов, прежде чем объявили посадку на нужный рейс. Не будем подробно останавливаться на описании путешествия к месту службы новобранцев. Отметим лишь, что пару часов спустя самолет с призывниками приземлился в столице нашей Родины, а еще через полтора часа, которые парни провели в грузовике военного «Урала», они пересекли КПП и ступили на землю воинской части. Для наших призывников гражданская жизнь закончилась после того, как дежурный по КПП опустил за ними шлагбаум. Прибыв к месту назначения, призывники тут же окунулись в интересный, своеобразный и немного пугающий мир военных. На дворе стоял девяностый год прошлого столетия.

В то время, к месту службы будущие защитники отчизны прибывали в гражданской одежде. Не были исключением и наши новобранцы. Первым делом их повели в баню. Перед помывкой им предложили снять с себя гражданскую одежду и, узнав размер, тут же выдали военную форму, пилотку и сапоги. Если с сапогами все было более-менее хорошо (то есть размер ног и сапог практически совпадал), то с пилотками — а в то время солдаты еще носили пилотки — и формой все обстояло иначе. У кого-то пилотка оказалась несколько больше окружности головы и висела на ушах; у кого-то голова оказалась больше, чем выданная пилотка и она налезла только на макушку. Так же дела обстояли и с формой. На одних она висела мешком, на других едва застегивалась. На глупые просьбы неопытных юнцов поменять обмундирование, старослужащие только улыбались и предлагали это сделать между собой.

— Тебе пилотка большевата? — едко улыбаясь говорил сержант, осматривая щуплого паренька с огромной пилоткой на оттопыренных от ее тяжести ушах, — ну ты не отчаивайся, найдешь того, кому она будет впору и поменяешься с ним. Глядишь, другая будет как раз. А если и та не подойдет, то захватишь в бою! — и громко расхохотался, довольный собственной шуткой (придуманной, правда, задолго до него).

— А тебе, стало быть, форма не нравится? — тот же сержант оглядел следующего новобранца.

— Нет, форма нравится, только очень уж она большая, — смущенно проговорил боец.

— Большая? — изумленно воскликнул старослужащий. — Ну да, есть немного… — он сделал задумчивый вид. — Я придумал! Тебе нужно найти иголку и нитки, и все ушить! Все, свободен!

Так было почти со всеми новобранцами, прибывшими к месту службы. Но некоторым счастливчикам все выдали по размеру. Среди таковых оказался и Борис. Однако дело тут было не только в везении.

Отправляясь на службу, большинство молодых людей одевались как можно хуже. Кто-то просто хотел оставить хорошие вещи младшему брату, кто-то делал это из банальной жадности, кто-то просто не хотел расставаться с добротными предметами гардероба (что, на наш взгляд, совпадает с предыдущим пунктом). У Бориса не было младшего брата, он не был скрягой и посему он отправился на службу в приличных кроссовках, добротной и даже модной ветровке, и неплохих (пусть и не американских) джинсах. Таковых как Борис оказалось несколько.

Двое старослужащих, оглядев цепким взглядом вновь прибывших, отобрали этих ребят и отвели в сторонку.

— Хотите получить нормальную форму? — один из них обратился к новобранцам.

— Конечно. Да. А кто же не хочет? — послышались голоса.

— Тогда давайте меняться. Мы вам подходящую по размерам форму, а вы нам свою одежду. Как вам такое предложение?

— Я согласен, — не раздумывая, ответил Борис.

— Отлично, есть еще желающие?

— Я тоже. И я. И я. — раздалось в ответ.

Таким образом, обе стороны получили то, что хотели. Новобранцы обзавелись подходящей формой, а будущие дембеля — модной и современной одеждой.

С этого момента наши доблестные защитники отечества с головой окунулись в необычный, многогранный (как своей оригинальностью и банальной тупостью, так и остроумием и прагматичностью), своеобразный, иногда скучноватый, но большей частью интересный и веселый мир. Мир солдатской жизни.

Про армию много чего написано, много чего рассказано и еще больше придумано. Армия (так часто думают, и, нам кажется, не напрасно) это школа жизни, школа воспитания в молодых людях чувства долга, преданности, уважения к своей родине, семье, близким и любимым людям. Каждый восемнадцатилетний паренек, принимающий присягу, поневоле ощущает торжественность, величие происходящего. Слова присяги, такие простые и понятные, (что бы ни говорили злые языки), все равно остаются в сердце истинного патриота своей страны. И даже много лет спустя, многие из них наизусть помнят слова воинской присяги.

К сожалению, после принятия присяги, далеко не всегда у солдат начиналась настоящая служба. Иногда вместо того, чтобы изучать, например, правила ведения боя на открытой местности, солдаты занимались укладкой асфальта на территории части; или собирали урожай картофеля на наших огромных и бесконечных полях; или строили дачи и дома высокопоставленным офицерам; или… впрочем, продолжать можно довольно долго. Но мы не станем этого делать.

Укладка асфальта, сбор урожая, благоустройство быта наших многоуважаемых генералов и полковников — дело, вне всяких сомнений, нужное и полезное. Но, на наш взгляд, не совсем подходящее для славных защитников нашей отчизны.

Да, в то нелегкое для нашей страны время, в армии происходили довольно странные, а порой и невероятные вещи. Но несмотря на все чудеса — некоторые события иначе как чудесными и не назовешь — имевшие место быть, солдаты, конечно, продолжали нести службу и охранять покой гражданского населения. В свободное от уборки урожая время новобранцы учили устав, маршировали на плацу, изучали военное дело. Их готовили стать водителями различных армейских установок, которые были необходимы для обеспечения бесперебойной работы армейской авиации. Основным азам этого нелегкого дела, новобранцев все же обучили. Ну а непосредственно в части, справедливо рассудили в учебном центре, старослужащие очень быстро научат всему остальному.

Не будем утомлять нашего уважаемого читателя подробным описанием армейской жизни. Остановимся лишь на нескольких эпизодах, которые, по нашему скромному мнению, все же заслуживают внимания.

После интересной и весьма поучительной полугодовой подготовки в учебной части (в результате которой они научились мастерски собирать картофель и свеклу, укладывать асфальт, ходить строем по плацу и т.д.), наши доблестные воины отправились непосредственно в войска. Борис вместе с еще одним товарищем попал служить в одну из республик (если быть точным — в Белоруссию), входившую тогда в состав Советского Союза.

К новому месту службы они прибыли к вечеру. На дворе стоял ноябрь месяц, на улице было уже темно, поэтому наши юные герои не могли в полной мере оценить место, где им предстояло провести часть своей жизни. Старший лейтенант, сопровождавший молодых солдат, отвел их в казарму и передал старшине, который, после знакомства и короткого разговора вызвал каптерщика и велел выделить им белье и указать кровати. Надо сказать, что встретили вновь прибывших весьма и весьма приветливо. Ребята, наслушавшиеся страшных и чудовищных рассказов о «дедовщине», были несколько удивлены спокойным и дружеским приемом. Однако, это выяснилось довольно скоро, им просто дали немного времени на адаптацию. Надо отметить, что для Бориса эта адаптация началась довольно необычно.

В первую очередь их отвели в каптерку. Каптерка представляла собой помещение, состоявшее из двух относительно небольших комнат. В первой комнате за небольшим деревянным столом расположился сам каптерщик, довольно колоритный парень, с которым мы познакомимся чуть позже. В этой комнате вдоль стен стояли многочисленные полки, заполненные постельными принадлежностями — одеялами, простынями, портянками, солдатским бельем и еще черт знает чем. В соседней комнате, дверь в которую была закрыта, находилась так называемая сушилка. На многочисленных трубах отопления, проложенных вдоль всей поверхности стен, солдаты сушили свою одежду. Кроме труб отопления, в сушилке находилось несколько широких полок, заваленных шинелями, бушлатами и старыми матрасами. В морозные зимние ночи, когда в казарме было довольно прохладно, не было такого солдата, не мечтавшего оказаться на этих полках, и не мечтавшего зарыться среди этих матрасов и бушлатов.

Каптерщик, здоровенный детина двухметрового роста, литовец по национальности, оглядев наших героев с ног до головы, снисходительно улыбнулся.

— Подойдите ко мне, — приказал он молодым людям.

Борис с товарищем приблизились к сержанту (каптерщик был в звании сержанта).

— Расстегнуть верхнюю пуговицу на кителе, — те повиновались. — Так, так, — литовец с интересом осмотрел «подшиву», пришитую черными нитками.

— Ты посмотри-ка, Вовчик, — обратился он к старослужащему, сидевшему за столом и пившему чай. — У них «подшива» пришита черными нитками, да еще и уголком.

— Ха, — ухмыльнулся тот, — прикольно. Ну ничего, у нас есть хорошие учителя, они быстро научат как правильно подшиваться. Да, Серега? — обратился он к черноволосому младшему сержанту, сидевшему рядом с ним, и подмигнул.

— Можешь не сомневаться, — медленно, несколько растягивая слова откликнулся тот.

Тон, которым сержанты (Вовчик тоже находился в звании сержанта) разговаривали с нашими героями, был вполне мирным и не предвещавшим ничего худого. Но в голосе каждого из них сквозила некая ирония, не ускользнувшая от вновь прибывших.

Здесь, нам кажется, необходимо сделать пояснение и ответить на вопрос, который возник у многих (во всяком случае у тех, кто не служил в армии) — что же такое «подшива»? «Подшива» — это небольшой кусок белого материала, который солдаты ежевечерне пришивали к воротнику своей формы, дабы шея у них всегда была чистой и не было надобности ее (форму) часто стирать. У молодых солдат «подшива» была фабричной и состояла из двойного прямоугольного кусочка белой ткани, по размерам не превышавшего размера воротника солдатской формы. Каждый вечер они спарывали «подшиву», пришивали свежую, а старую стирали и сушили. У старослужащих «подшива» состояла из большого белого куска простыни, свернутого несколько раз. Кусок ткани сворачивали так, чтобы он совпадал с размерами воротника и затем его пришивали. Чем толще была «подшива», тем лучше она держала форму. С помощью толстой «подшивы» делали воротник-стоечку. Он смотрелся очень красиво. Надо заметить, что я говорю о старой советской форме, в которую одевали солдат в восьмидесятые годы прошлого столетия. Затем форму поменяли и воротники-стоечки остались лишь в воспоминаниях и на фотографиях, запечатлевших те славные, добрые времена.

— Хавать хотите? — неожиданно спросил литовец.

— Да, не откажемся, — ответил Борис. На ужин наши доблестные бойцы не успели и были не прочь чем-нибудь поживиться.

— Проходите, садитесь, — каптерщик широким жестом пригласил к столу, — Серега, Вовчик, уступите пацанам место.

— Вот салаги, не успели приехать, а уже наглеют, — Вовчик снова подмигнул, но теперь, как показалось Борису, уже не кому-то конкретно, а всем, находившимся в комнате. Несмотря на слова, интонация обращения была шутливой, и Борис с Колькой (так звали его товарища), подсели к столу.

— Садитесь, не стесняйтесь, — произнес литовец, открыв ключом небольшой сейф, набитый драгоценностями в виде домашней колбаски, копченой рыбки, консервов, сгущенки, конфет и еще бог знает чего. Надо заметить, что точное содержимое сейфа, кроме самого каптерщика, разумеется, не знал никто. Со всемирно известным литовским гостеприимством он выложил все эти лакомства на стол.

— Эй, Пилис! (это была фамилия литовского гиганта) — вдруг воскликнул черноволосый Серега, не удержавшийся при виде такой вкуснятины. — Ты же сказал, что все закончилось!

— Успокойся, друг мой, — с непередаваемым прибалтийским акцентом и спокойствием, присущим только представителям стран Балтии, ответил Пилис, — я немного, как это говорится, — тут он наморщил лоб, пытаясь подобрать подходящее слово — слукавил! — и широко улыбнулся.

— Ничего себе! — воскликнул Вовчик, — нам, значит, сухие галеты, а этим салагам — колбаску и конфеты!

— Вовчик, да в тебе от удивления поэт проснулся, — усмехнулся Серега. — Ладно, пойдем, пусть пацаны поедят.

Не торопясь, оба сержанта вышли из каптерки.

— Давайте, ешьте, — Пилис приветливо глянул на Бориса и Кольку. — Они неплохие ребята, — он кивнул головой в сторону двери. — А вот о себе такого сказать не могу. Пилис плохой, — заявил он о себе почему-то в третьем лице.

Это заявление было несколько неожиданным и контрастировало с действиями литовца. Поэтому, ребята удивленно на него уставились. Сержант это заметил.

— Вы про это? — он указал рукой на стол. — Это ничего не значит. Это просто традиция. В нашей роте принято хорошо встречать новобранцев, и давать им один-два дня на то, чтобы они могли немного привыкнуть к новому месту. А через день у вас начнется настоящая служба, — многозначительно закончил литовец. — И вы узнаете, какой Пилис на самом деле плохой, — добавил он.

Последняя фраза прозвучала малообнадеживающе, и наши герои несколько приуныли. Однако мирный вид сержанта, невероятный аромат, исходивший от домашней колбаски, конфеты, лежавшие на столе в виде небольшой горки, свежий хлеб, принесенный из солдатской столовой, сгущенка — все это содействовало тому, что наши юные герои, увлекшись поеданием всего вышеперечисленного, быстро забыли о «настоящей» службе, обещанной им сержантом, и ожидавшей их в недалеком будущем.

— Ну что, подкрепились? — обратился к ним каптерщик, дождавшись окончания трапезы.

— Угу, — ответили оба.

— Вот и хорошо. А теперь вам все же придется немного поработать, — заметив удивление на лицах своих подопечных, он продолжил — сегодня вас, конечно, никто не тронет, но чтобы не раздражать «дедушек», вам лучше не показываться им на глаза до отбоя. А как это сделать? — он вопросительно глянул на ребят. Те смотрели на него молча, не зная, что ответить.

— Пилис вам поможет. Он, конечно, плохой, но сегодня он обязан помочь, — литовец снова заговорил о себе в третьем лице.

— Ты — указал он на Кольку, — кстати, как тебя звать? — тот ответил, — так вот, Николай, ты останешься здесь и уберешься в сушилке, — он указал на дверь в соседнюю комнату.

— А ты? — теперь сержант смотрел на Бориса. Тот, сообразив, что хотят услышать его имя, представился.

— Так вот, Борис, ты отправишься в подвал.

При этих словах у Бориса по спине пробежали мурашки. Как мы уже знаем, Борис был не из трусливых, но все же при упоминании подвала, ему стало немного не по себе. Но внешне это никак не выразилось. Пилис провел Кольку в соседнюю комнату, объяснил задачу, затем запер каптерку на ключ и вместе с Борисом отправился в подвал.

Подвал находился неподалеку, буквально за входной дверью, ведущей в расположение роты. Выйдя из роты, Пилис с Борисом очутились на лестничной площадке, ведущей вверх, на второй этаж, и вниз, к двери, выходившей непосредственно на улицу. Они спустились на несколько ступеней вниз и оказались на площадке перед выходом из казармы. Затем они повернули вправо, и спустились еще на несколько ступеней вниз. Вход в подвал преграждала деревянная дверь, обитая большими старыми кусками жести. От долгого использования, тонкий металл местами истерся, оголив грубые не струганые доски. Доски, впрочем, были весьма добротными и крепкими, и могли прослужить еще многие, многие годы. На двери висел огромный старый замок, подобный тем, которые вешали на крепкие деревянные двери амбаров, дабы защитить их от непрошенных гостей. Несмотря на свой древний внешний вид, замок открылся легко и бесшумно. Было видно, что за ним ухаживали и периодически смазывали.

Огромной рукой Пилис толкнул дверь и та открылась очень тихо, не издав ни одного скрипа. Этому способствовало то обстоятельство, что хозяйственный литовец не забыл не только про старый замок, но и старые дверные петли, которые смазывал также тщательно. Нащупав рукой включатель, сержант зажег свет. Борис вошел следом.

Подвал оказался огромным. Он раскинулся под всем зданием казармы. Повсюду валялись какие-то куски ткани, камни, кирпичи, жестяные банки и тому подобный хлам. Вся эта «красота» тонула во мраке, который начинался в том месте, где кончалась власть света. Одинокая лампочка слабо освещала огромное пространство. Но ее света вполне хватало на то, чтобы разглядеть справа, в нескольких метрах, небольшую комнату, выстроенную из старых белых кирпичей. К ней и направился прибалтийский гигант. Борис пошел за ним.

Бесшумно отперев замок и толкнув дверь, сержант вошел в комнату. Привычным движением нащупав включатель, он зажег свет.

— Иди сюда, — позвал он Бориса.

Борис повиновался. Оказавшись внутри, он огляделся. Комната была небольшой, примерно 15-18 квадратных метров. Вдоль стен протянулись деревянные стеллажи, заставленные какими-то банками, бидончиками, коробками, старыми солдатскими сапогами, бушлатами, шинелями, одеялами и тому подобным хламом. Борису пришла в голову в мысль, что его хотят заставить навести тут порядок и чистоту. Если, так, то я и за несколько дней не справлюсь, уныло подумал наш герой.

— Нет, Пилис не заставит тебя тут прибираться, — словно прочитав мысли нашего героя, заговорил литовец. — Ты здесь не для этого.

Он подошел к двери и плотно ее закрыл. Потом прошел вглубь комнаты и остановился у правого дальнего угла. Поманил Бориса пальцем. Борис подошел.

— Залезай на вторую полку и разгреби бушлаты, — приказал гигант. — За ними увидишь стеклянную бутыль. Подай ее сюда.

Под грудой старых выцветших бушлатов Борис обнаружил трехлитровую стеклянную бутыль, наполовину заполненную чем-то красным. Пилис аккуратно взял посуду и поставил на небольшой, покрытый толстым слоем пыли, деревянный столик, стоявший неподалеку. Опустившись на колени, он выдвинул ящичек стола и достал оттуда граненый стакан. Стакан, естественно, тоже не блистал чистотой. Оглядевшись, он заметил висевший на полке небольшой кусок простыни. Нельзя сказать, что этот кусок представлял собой эталон чистоты, но для целей нашего сержанта он вполне подходил. Тщательно вытерев стакан, он откупорил бутыль и наполнил непревзойденный граненый шедевр темно-красной жидкостью. До носа Бориса, с интересом наблюдавшего за происходящим с высоты второй полки, дошел чудесный аромат прекрасного домашнего вина.

— Ну, — сержант повернулся к Борису, — чего ты там сидишь? Слезай.

— Пей, — литовец протянул спрыгнувшему Борису стакан. Тот оторопел. Ни в каком самом удивительном и фантастическом сне Борису не могло такое приснится.

— Я? — наш герой недоверчиво глянул в лицо сержанта, пытаясь понять, шутит тот или просто решил над ним поиздеваться.

— Ты, — ответил тот, — а потом я. Да ты не бойся, ничего тебе за это не будет. Сегодня я твой покровитель, тебя никто не тронет и слова лишнего не скажет. Пей. До дна.

Еще раз взглянув в широкое, и, как показалось Борису, доброе лицо прибалта, он сделал глоток. Вино оказалось очень вкусным. Сержанту не пришлось повторять дважды, потому что Борис с огромным удовольствием осушил стакан.

— Молодец! — Пилис хлопнул Бориса по плечу. Затем он налил себе и также с видимым наслаждением опорожнил стакан. — Кстати, может, тебе надо закусить? — в его гигантской ладони, откуда ни возьмись, появилось несколько ирисок.

— Нет, спасибо, — отказался Борис, — вино очень вкусное, так что и закусывать не надо.

— Как знаешь, — он бросил конфеты на стол. — Достань табуретки из-под полки, — Пилис вытянул руку и указал, откуда их надо достать.

— Ну давай, рассказывай, — после того как они расположились возле стола, Пилис вопросительно посмотрел на Бориса.

— А что рассказывать? — он взглянул заблестевшими от вина глазами на сержанта. На щеках Бориса заиграл румянец, доброе домашнее вино делало свое дело и парень немного захмелел. Вместе с хмелем пришла и некоторая расслабленность, напряжение спало, и Борис почувствовал себя уверенней. Ему захотелось еще вина.

— А можно еще? — он глазами указал на бутыль.

— Отчего же нет? — улыбнулся сержант. Он налил еще полстакана. Борис выпил. Сержант тоже.

Трудно сказать, почему этот литовец, не отличавшийся особой щедростью — впрочем, справедливости ради надо отметить, что и скрягой он никогда не был — вдруг проникся симпатией к Борису, и решил выразить ее таким необычным способом. Не зря говорят, что человеческая душа — потемки.

Итак, попивая ароматное вино, привезенное старослужащими, побывавшими в командировке в одной из среднеазиатских республик Советского Союза, наши герои просидели около получаса. Борис, до службы в армии редко пробовавший спиртное, быстро захмелел. Заметив это, сержант перестал ему наливать, но в казарму идти не предлагал. Борис, в обычной жизни не отличавшийся болтливостью, тут вдруг разговорился. Не зря говорят, что алкоголь развязывает язык. Он рассказал Пилису многое о своей жизни. Тому, видимо, было интересно. Но всякая интересная беседа когда-то подходит к концу. По разным обстоятельствам. В данном случае, нашим слегка хмельным героям предстояло идти на вечернюю поверку.

— Да, чуть не забыл, ты же теперь летчик, почти настоящий летчик. Почти. Чтобы стать настоящим, ты должен выпить стакан чистейшего авиационного спирта. Впрочем, стакана, кажется, будет многовато. А?

— Стакан спирта? — при одной только мысли о такой перспективе, Борис даже протрезвел. Он и водку-то выпивал с трудом, а про спирт даже и не думал никогда.

Пилис между тем уже наливал спирт из пол-литровой бутылки, невесть откуда появившейся в его могучей руке. Он налил примерно треть стакана.

— Вот, так нормально. Пей. — Литовец протянул стакан Борису. — Чистый, не сомневайся, — он ободряюще подмигнул.

От таких добрых, греющих душу слов, Борису, несомненно, стало легче.

— Запомни, спирт запивать нельзя. Ничем. Только закусывать. Иначе, рискуешь заполучить язву желудка или еще чего похуже. И после того как выпьешь, задержи дыхание как можно дольше. Вот, возьми, — добрый самаритянин протянул Борису ириску. — Ириску — Бориске! — сострил литовец.

Наш герой поднял стакан, и, выключив обоняние и выдохнув как можно больше воздуха из груди, опрокинул его в рот. Сказать, что по его глотке, мгновенно охватив грудь и полыхнув где-то в животе, пронесся огненный смерч, значит, не сказать ничего. Борису показалось, что у него в груди вдруг началось извержение вулкана. Огненная лава охватила все его тело, перехватила дыхание и выдавила из его уже не совсем ясных глаз, слезы. Он оперся одной рукой о стол, задерживая дыхание, а второй все еще крепко сжимал порожний стакан. В этот момент ему вдруг вспомнился один советский фильм о войне, в котором главный герой выпивает стакан водки, любезно предложенный гитлеровцами и после того, как нацисты предлагают закуску, гордо ее отвергает, произнеся при этом: «после первой не закусываю». Борис хотел поступить также, но, открыв рот, смог лишь промычать что-то невнятное, чем вызвал оглушительный смех Пилиса.

— Закуси, — вдоволь насмеявшись, заговорил, наконец, литовец, любезно предлагая ириску. Борис сунул в рот конфету и рухнул на стул.

— Что, не понравилось? — улыбаясь спросил сержант.

— Ну почему же, — выдавил из себя Борис, — очень даже… ничего. — При этом выражение лица нашего героя явно свидетельствовало об обратном.

— А ты молодец, — похвалил его каптерщик.

— Стараюсь.

— Ну что, — глянув на часы, он поднялся, — пора на поверку. Пойдем.

Борис поднялся, но тут же ухватился за край стола, чтобы не упасть. Чистый спирт сделал свое пагубное дело. Борис был пьян. Чертовски пьян. Шатаясь, он держался за стол, дабы не упасть.

— Ну, брат, ты и наклюкался. Так, кажется, у вас говорят? — каптерщик широко улыбался, наблюдая за Борисом.

— Да, можно и так сказать, — пролепетал Борис.

— Ну ничего, Пилис тебя напоил, и Пилис тебя не бросит. Пойдем. Слушай только меня и никого больше.

Сержант, поддерживая Бориса, несмотря на то, что сам был подшофе, привел его в расположение роты и усадил на табуретку в каптерке. Затем быстро вскипятил воду в кружке с помощью самодельного кипятильника, представляющего из себя два лезвия для бритья, разделенные между собой спичками, и связанные ниткой. К двум разным концам лезвий были прикручены электропровода, заканчивавшиеся вилкой, которую вставляли в розетку. Вода в кружке закипала за несколько секунд. Пилис заварил крепкий чай, и заставил Бориса его выпить. Вскоре дежурный по роте приказал строиться на вечернюю поверку.

Пилис вывел Бориса в расположение, и поставив во втором ряду, приказал стоявшим рядом с ним солдатам поддерживать его. Присутствовавший на поверке командир взвода, старший лейтенант Антипов, так называемый «ответственный» офицер, мало обращал внимания на службу. Несколько месяцев назад он подал рапорт об увольнении, и с тех пор охладел к своим обязанностям. Так что поверка прошла без каких-либо эксцессов, и вскоре Борис уже лежал на кровати, посапывая и наблюдая, как мы надеемся, сладкие сказочные сны.

А что же Колька? Чем же был занят он, пока его дружок преспокойно напивался в подвале? Николай ответственно отнесся к полученному заданию. Он навел в каптерке такой порядок, какого тут не бывало, наверное, со дня основания части. Пилис, несмотря на то, что был в подпитии, все же заметил, что в каптерке все расставлено и развешано по своим местам, причем сделано это аккуратно и бережно. Заметив, что Борис с трудом держится на ногах, Колька сначала подумал, что его товарища избили.

— Не бойся, — обратив внимание на его реакцию, литовец решил прояснить ситуацию. — С ним все нормально. Просто твоего друга Пилис сегодня принял в летчики. Теперь он самый настоящий летчик. Ну почти, — чуть подумав, добавил сержант. — Поэтому, он немного пьян.

Пьян! Ничего себе! Что же теперь с ним будет? Наверное, на «губу» (так сокращенно в армии называли гауптвахту, предназначенную для наказания провинившихся военнослужащих) отправят. Такие мысли пронеслись в голове Кольки, но вслух он ничего не сказал. Дальнейшие события, произошедшие до отбоя, мы уже знаем.

Теперь будет не лишним познакомить читателя с самим помещением, в котором нашим героям предстояло провести полтора года своей жизни. То есть, с казармой. Напротив входной двери, как и положено, стояла тумбочка дневального. За его спиной находилась оружейная комната, в которой, соответственно, находилось все оружие личного состава роты. Рядом с оружейной комнатой, чуть левее, располагалось помещение дежурного по части, в котором постоянно находился либо сам дежурный по части, либо его помощник. Они, впрочем, обращали мало внимания на то, что происходило в роте. Для этого был дежурный по роте. Справа от дневального находилась комната для умывания и туалет. В этих двух помещениях в любое время дня и ночи (исключая, разумеется, время, когда солдаты умывались и приводили себя в порядок) все сверкало и блестело. Напротив этих комнат был кабинет старшины и уже известная нам каптерка.

Повернув от входа налево, мы окажемся перед двумя рядами шинелей, висевшими справа и слева в углублении стен, между которыми раскинулся широкий и длинный коридор. Прошагав несколько метров мимо развешанных солдатских шинелей, мы непременно попадем в святая святых — спальное помещение. Справа и слева от «взлетки» (так солдаты называли коридор), можно было лицезреть стройные ряды кроватей, аккуратно заправленных одинаковыми синими одеялами с несколькими белыми полосками. Все полоски находились строго на одной линии, и ни один, даже самый предвзятый человек, не смог бы найти ни малейший изъян в этой искусно выстроенной гармонии.

Рота была разделена на два взвода. Слева находилась рота обеспечения (куда, кстати, попали наши герои), а справа транспортная рота. В каждом взводе насчитывалось чуть более тридцати человек.

Кинув взгляд мимо спальных помещений, за чертой, где они заканчивались, можно было лицезреть небольшой бильярдный стол. Он был уже далеко не новый, но вполне пригодный для той цели, ради которой, собственно, здесь и находился, а именно: для игры. Слева от стола распахнутая дверь любезно приглашала в бытовую комнату или «бытовку», как ее называли. Здесь солдаты имели возможность погладить одежду, подшить воротнички, словом, привести себя в порядок. Напротив «бытовки» располагался кабинет командира роты. Тут защитники отечества имели возможность получить взбучку, получить внеочередной наряд на кухню, или получить увольнительную в город. Словом, это был кабинет, воплотивший в себе все радости и горести нелегкой солдатской жизни (исключая, разумеется, каптерку, и уже известную нам небольшую комнату в темном подвале).

Ваш покорный слуга забыл упомянуть о ленинской комнате, которая располагалась слева от входной двери и представляла из себя небольшое помещение, заставленное столами и стульями. Там солдаты могли подучить устав, почитать книгу, сыграть партию в шахматы, и конечно же, написать письмо. Письма в жизни военнослужащих играют особую роль и занимают очень большое место. Во времена службы Бориса ни о каких мобильных телефонах даже не слышали. Это сейчас любой солдат может хотя бы раз в неделю позвонить домой и пообщаться с родными. А в то время письма из дома все ждали с нетерпением, а получив, перечитывали по несколько раз. Письмо было неким глотком свежего воздуха, глотком гражданской жизни, возможностью хотя бы на миг, хотя бы в воображении оказаться с дорогими и близкими тебе людьми. Впрочем, мы немного отвлеклись.

На этом, пожалуй, можно закончить знакомство с казармой, и вернуться к нашим героям.

Кое-как, не без помощи новых товарищей, Борис отстоял вечернюю поверку и смог добрести до своей кровати. Им с Колькой определили две кровати, стоявшие рядом и находившиеся в первом ряду от коридора. Николай помог товарищу раздеться, сложить форму и тот с превеликим удовольствием завалился на кровать. «Ну наконец-то» — подумал Колька, и облегченно вздохнул, резонно полагая, что на сегодня приключения закончились. Эх, если бы он знал, что его ждет одна из самых беспокойных и нервных ночей в его не такой уж длинной жизни.

Спустя несколько секунд Борис уже тихо посапывал. Вскоре и Николай, после того как его несколько взвинченные нервы успокоились, задремал. Дремота перешла в крепкий юношеский сон, который, увы, продлился недолго.

Спустя какое-то время казарма погрузилась в сон. Тишина продолжалась минут тридцать. Затем по казарме пронесся храп. Причем это было не тихое похрапывание, а жуткий, я бы даже сказал, душераздирающий храп. Храп был настолько мощным, что проснулась добрая половина казармы. Первыми на кроватях поднялись дембеля, те, которым до увольнения оставалось лишь несколько дней. Близость окончания порядком поднадоевшей службы, скорая встреча с родными, друзьями, подругами, не давала им спать также крепко, как тем, кто об этом старался пока не думать. Так вот, эти ребята проснулись первыми. Что такое? Что случилось? Кто это? Где это? Раздались многочисленные голоса. Это храпел Борис. Никогда в своей не такой уж продолжительной жизни Борис не храпел. Но все в нашей жизни когда-то случается впервые. И надо же было такому случиться, что Борис захрапел. Захрапел впервые в жизни. И где? В солдатской казарме. Пожалуй, более неподходящего места трудно было найти. Храп громогласно разносился по казарме, но его дружок Колька продолжал спать как ни в чем не бывало. Видимо, воспользовавшись усталостью и перипетиями минувшего дня, Морфей очень крепко сжал свои объятия и не собирался выпускать Николая из этого сладкого плена. И Бориса, видимо, тоже.

Чего не смог сделать Борис своим храпом, то смог сделать солдатский кирзовый сапог, прилетевший Кольке прямо на голову. Он тут же проснулся, и хотел вскочить, но вспомнив, где он находится, решил этого не делать. И тут же возле его уха раздалась очередная волна ужасного храпа. Колька хотел тряхнуть своего товарища, но не успел. Еще один прилетевший сапог, также попал в голову. Но теперь в голову Бориса. Борис, однако, не проснулся, а лишь перевернулся на спину. Храпеть, впрочем, прекратил. Колька облегченно вздохнул. Прибежал свободный дневальный, и, подняв сапоги, отнес их владельцам, которые располагались на другой стороне «взлетки» т.е. в транспортном взводе. Вскоре Кольку опять сморил сон. На этот раз, дабы избежать болезненных попаданий сапогами в голову, он предусмотрительно укрылся одеялом вместе с головой, и с надеждой, что храп больше не повторится. Но, к сожалению — надо думать не только Колькиному — его надежды на оправдались.

Спустя несколько минут, тишину казармы вновь разорвал храп. Он исходил от Бориса. Едва только первые звуки разнеслись по казарме, несколько сапог, предусмотрительно подготовленных дембелями, тут же прилетели туда, куда их и нацеливали. А именно — на головы и остальные части тел наших героев. К вящему сожалению и удивлению бойцов, должного эффекта это не произвело. Храп продолжил свое торжественное звучание по казарме. Прилетело еще несколько сапог. Храп не прекращался.

— Б…ть, да успокоит его сегодня кто-нибудь или нет?! — перекрывая храпение Бориса, раздался громкий голос, судя по акценту принадлежавший выходцу из Кавказа.

Сообразив, что дело может кончиться плохо, и опасаясь возможного прилета табуреток, Колька вытянул руку и зажал Борису и рот и нос, пытаясь таким образом разбудить своего товарища, и прекратить раздражающий добрую половину роты солдат, храп. Несколько секунд Борис молчал, затем замотал головой и судорожно вздохнув, приоткрыл глаза.

— Ты чего? — он смотрел на Кольку ничего не понимающим взглядом, пытаясь сообразить, что происходит.

Тот в ответ помахал у его лица кулаком, затем прижал палец к своим губам, давая понять, что надо молчать.

— Что? Что случилось? — Борис, кажется, совсем позабыл где находится, по-прежнему ничего не понимая.

— Да заткнись ты! — угрожающий шепот Николая все же подействовал на Бориса и тот замолчал. — И не храпи, сука!

От удивления глаза Бориса широко раскрылись.

— Я? Я храпел? — Николай едва разобрал еле слышный голос Бориса.

— Ты!

Борис хотел что-то ответить, но их разговор был грубо прерван все тем же обладателем голоса с характерным акцентом. Они замолчали. Дневальный собрал разбросанные кругом сапоги и вернул хозяевам.

Несмотря на неожиданную и ошеломительную новость о храпе, Борис вскоре заснул. Просто он был пьян. И снова захрапел. Но его друг был на чеку. Едва только его товарищ попытался огласить помещение могучим звуком, Колька тут же треснул его по лбу. Раз, другой. Борис открыл глаза. И разглядел прямо у своего носа кулак верного товарища.

— Ты… — Борис хотел возмутиться, но Колька зажал ему рот. Несмотря на хмель в голове, Борис все же сообразил, что, по всей видимости, снова храпел. Он перевернулся на другой бок и вскоре вновь оказался в объятиях Морфея.

Какое-то время кругом было тихо. Лишь дембеля, разбуженные Борисом, негромко беседовали между собой. И тут снова раздалось могучее храпение. И вновь Колька проделал все то же самое, что и несколько минут назад. Борис перевернулся на другой бок, лицом к Николаю. Несколько секунд друзья молча смотрели друг на друга. Потом закрыли глаза и уснули. Точнее, уснул только Борис, Колька же по-прежнему был настороже. Лежа с закрытыми глазами, он чутко прислушивался к дыханию своего друга. Тот мирно спал, и, кажется, не делал никаких попыток захрапеть. Вскоре и Николай погрузился в глубокий сон.

Колька, как и Борис, был парнем провинциальным. Они были земляками, родом из одной области. Но если Борис вырос в городке, пусть и небольшом, то Колька до службы в армии проживал в самой настоящей деревне. Небольшая серебристая речка; заливные луга, заросшие высокой сочной травой; лес, манящий своей тенью в жаркие летние дни, и полумраком в дни пасмурные — все это было родным и знакомым для Николая. И в эту первую по-настоящему армейскую ночь, нашему герою снилась тихая речка, стоя на берегу которой, среди зарослей плакучих ив, он с друзьями, крепко сжимая самодельные удочки, надеялся выловить самую большую рыбу, когда-либо водившуюся в тихой и удивительно чистой воде. Солнце взошло только наполовину, окропив красными каплями зеленые листья высоченных тополей, росших вдоль крутого противоположного берега. Над рекой поднимался пар. Вода в такое время бывала удивительно теплой.

Кто-то из ребят незаметно подкрался к Кольке, стоявшему у самой воды, и легонько толкнул его в спину. Толчок был не сильным, но мальчик, не ожидавший ничего подобного, принялся размахивать руками, пытаясь сохранить равновесие и не упасть в реку. Колька согнулся пополам, наклонившись туловищем над водой, а ногами пытаясь удержаться на земле. Ему это почти удалось, но легкий пинок в мягкую часть тела, располагавшуюся чуть пониже спины, свел на нет все его героические усилия, и он полетел в реку вниз головой. Еще секунда и его жесткие темные волосы коснулись воды… И тут он больно стукнулся головой об пол, оказавшись под перевернутой железной кроватью. От боли Колька проснулся, правда, еще не соображая где он находится и что с ним вообще происходит. Над казармой снова разносился храп, по нашему мнению, достойный того, чтобы оказаться в книге рекордов Гиннеса.

— Черт, мы не того перевернули — услышал он над собой чей-то незнакомый голос.

— Да? Ха-ха-ха… Ну ничего, сейчас и этого скинем.

Секунду спустя Борис, также больно стукнувшись головой, как и его ни в чем не повинный товарищ, распластался рядом со своим другом. Ничего не понимая, Борис попытался вскочить, но запутался в одеяле и простыне и сильно ударился коленом о металлический каркас железной сетки, на которой он еще несколько секунд назад так сладко спал, и так отвратительно (так, во всяком случае, казалось окружающим) храпел. От боли Борис вскрикнул и выругался.

— Так тебе и надо, салага! — услышал он голос где-то над собой, не видя, однако, говорившего, потому что все еще никак не мог выбраться из злополучной простыни. Прокопошившись еще какое-то время, наши герои сумели, наконец, выбраться из-под кроватей. Поднявшись, они увидели вокруг себя несколько старослужащих, которые с ухмылками наблюдали за происходящим.

— Вот салаги, — заговорил один из дембелей, — не успели у нас прописаться, а уже борзеют. Запомните, «духи», здесь можно храпеть только «дедушкам» и дембелям. Если еще раз услышим храп, будете спать в туалете. Ясно? — провинившиеся кивнули. — И это только потому, что вы сегодня здесь первый день. В дельнейшем с храпом будем бороться с помощью бессонницы и уборки в туалете. А теперь спать.

Наши герои застелили кровати и легли. Борис был во хмелю, поэтому не сильно переживал от перспективы ночевать в туалете, а посему заснул довольно быстро. Колька же себе такой роскоши позволить не мог. Его мало привлекала возможность провести ночь рядом с унитазами, ощущая при этом сногсшибательный аромат. Поэтому, он решил быть начеку.

Борис пока вел себя смирно, и не делал попыток захрапеть. Вдруг он стал переворачиваться и засопел. Николай уже собрался треснуть его по физиономии, но тот — как будто почувствовав, что ему сейчас может достаться — приоткрыл рот и задышал тихо и спокойно. Колька даже пожалел, что Борис не захрапел. Тогда ему представилась бы возможность выместить накопившуюся злость, и треснуть Бориса по лбу что было сил. Колька был очень зол на своего верного товарища. За полгода, проведенные в учебной части, ребята подружились и стали настоящими друзьями, что называется «не разлей вода». Они всегда и везде были вместе. Делились радостями и горестями, готовы были отдать друг другу последнюю копейку, поделиться последним куском хлеба. Но разве друзья не могут рассердиться друг на друга? разве у них не может быть споров? разве не могут они, в конце концов, немного повздорить? или даже подраться? Собственно драка и положила начало дружбе между Николаем и Борисом.

Однажды — это было еще в начале службы — они находились в наряде по кухне. Одному из них нужно было начистить несколько мешков картошки, а другому перемыть гору железных мисок. Кому что делать им пришлось распределять самим. Вот тут-то у них и возник спор. Николай предложил Борису идти мыть посуду, а сам направился чистить картошку. Причем сделал это в приказном порядке. Борису это не понравилось. Ему вовсе не претило мыть посуду, но ему было неприятно оказаться подчиненным у человека, равного ему по статусу и сроку службы. Борис остановил Кольку и предложил ему самому отправиться мыть посуду, а сам пошел чистить картошку. Тут уже взыграла гордость у Николая, и он решил во что бы то ни стало пойти на чистку картофеля.

Между ребятами завязалась словесная перепалка, которая (что вполне логично) переросла в драку. Парни были примерно одинакового роста и одинакового телосложения. Борис, пожалуй, был немного сильнее физически, но Колька оказался проворнее и шустрее, что вполне компенсировало недостаток в силе. Драка продолжалась недолго, и драчунов довольно быстро разняли. Но они успели нанести друг другу существенные раны. У Бориса была разбита бровь, и его правый глаз буквально заливало кровью. Впрочем, кровь вскоре была остановлена. У Кольки же под левым глазом красовался кровоподтек, который через несколько часов грозил превратиться в огромный синяк (что вскоре и случилось).

Несмотря на полученные повреждения, ребята продолжили нести почетную и трудную службу в окружении гор железных мисок и ложек. Чтобы никому не было обидно, старший по кухне поставил обоих забияк мыть посуду. Общий труд сближает людей. Борис с Николаем разговорились и вскоре уже вместе смеялись над полученными ранениями. Так было положено начало их дружбе.

В «учебке» (так сокращенно называлась учебная часть) все знали об их дружбе. И при распределении по боевым частям, командир взвода, в котором служили наши герои, пошел навстречу ребятам — просившим направить их в одну часть — и отправил их продолжать службу совместно.

Так вот, у Николая сейчас прямо-таки чесались руки от желания как следует огреть своего лучшего друга по его довольно широкому, блестящему в свете уличных фонарей, лбу. Но Борис, словно почувствовав, что его ждут неприятности в случае возобновления не совсем приятных звуков, не храпел. Вскоре и Колька провалился в глубокий, но, как оказалось, очень короткий сон.

Ровно в шесть утра по казарме разнеслась команда «подъём»! С этого утра у наших героев началась настоящая армейская жизнь. Жизнь полная трудностей и забот; жизнь нелегкая и беспокойная; жизнь полная горестей, но и не лишенная радостей; жизнь интересная и веселая (ну, может не очень веселая, но не лишенная юмора). За оставшиеся полтора года службы в их нелегкой солдатской судьбе было много чего. Однако, наши доблестные защитники отечества с честью прошли этот трудный, я бы даже сказал, тернистый путь. Путь, пройдя который, мальчики превращаются в мужчин. Путь, на котором от них уходит детство. Путь, который неизменно приводит во взрослую жизнь. Путь, в конце которого (конечно, не все и не всегда), начинают понимать ценность дружбы, ценность человеческих отношений, ценность отношений родственных, начинают ценить и понимать своих родителей. Словом, они становятся настоящими людьми. Не будем утруждать наших читателей рассказами о трудной, но веселой и познавательной армейской жизни. Скажем лишь, что Николай и Борис, отдав долг родине, с определенным жизненным опытом, благополучно вернулись домой. Где с радостью и слезами на глазах были встречены своими многочисленными родными и близкими.

Глава 9

Весна была в самом разгаре, когда синий околыш фуражки мелькнул в окне плацкартного вагона и вскоре появился на перроне железнодорожной станции. Эта фуражка, как вы, наверное, догадались, принадлежала Борису, который легкой и уверенной походкой прошагал мимо встречающих и провожающих людей, толпившихся на перроне. Высокий и статный парень в военной форме, плотно и красиво прилегавшей к его мускулистому телу, не мог не привлечь внимание окружающих. Девушки и женщины провожали нашего героя восхищенными взглядами, мужчины одобрительно и подбадривающе улыбались, вспоминая свои, для кого-то далекие, для кого-то не очень, армейские годы.

Железнодорожная станция родного городка Бориса была небольшой. Через нее проходило лишь четыре основных пути, и несколько вспомогательных, служивших для маневрирования станционных тепловозов, отцеплявших вагоны от составов и развозивших их для загрузки и выгрузки. Перронов же было два, основной, непосредственно у станции, и, соответственно у первого пути, и вспомогательный, находившийся между третьим и четвертым путями. Поезд, на котором прибыл Борис, остановился на четвертом пути, и Борис вышел на второй перрон. Довольно широкая тропинка, выложенная из деревянных шпал, соединяла два перрона. Само собой, шпалы не могли быть уложены идеально ровно, к тому же они были сильно изношены и между ними нередко пролегала широкая щель, в которую с легкостью могла провалиться человеческая нога. Но это мало волновало путейское начальство, которое было обязано содержать дорожку в надлежащем виде.

Борис был парнем внимательным, и шагая с высоко поднятой головой, не забывал поглядывать под ноги, дабы не угодить в одну из вышеупомянутых щелей. Он заметил, как навстречу ему, от основного перрона, двинулась высокая стройная девушка. Она смело ступила на деревянную тропинку из шпал и уверенным шагом направилась к стоявшему поезду. До нее было метров тридцать, и ее черты, как показалось Борису, кого-то напоминали. Что-то неуловимое, но до боли знакомое… Расстояние между молодыми людьми сокращалось и по мере их сближения, Борис все явственней различал ее черты. До нее оставалось лишь несколько метров, и вот, наконец, Бориса осенило. Это была Маша! Та самая девочка, за которую несколько лет назад наш парень героически заступился. Она выросла и превратилась в самую настоящую красавицу, каких еще надо поискать.

Маша, еще стоя на перроне, тоже обратила внимание на высокого парня в военной форме. Она пригляделась внимательней и почти сразу узнала Бориса. Узнала даже не глазами, а женской интуицией. В этот день к ним должна была приехать ее родная тетя. Мама нашей героини не смогла лично приехать к поезду, и поэтому Маша отправилась встречать любимую тетю в одиночестве. Так случилось, что Борис и тетя Галя (так звали родственницу Марии), почти одновременно ступили на дорожку из шпал. Маша стремительно приближалась к ним, еще даже не решив, кого же первого надо обнять и расцеловать. За нее все решил Его Величество Случай.

Девушки — натуры более романтичные и ветреные, нежели представители сильного пола. Иногда их разум отрывается от действительности. Вот и Маша, взволнованная предстоящей встречей, не заметила просвет между шпал. Возможно, этому способствовало яркое весеннее солнце, светившее почти прямо в лицо нашей красавице. Так или иначе, но ее левая нога провалилась в щель и, вскрикнув, она полетела прямо на лежавшие перед ней старые деревянные шпалы. Еще секунда, и она со всего маху непременно ударилась бы головой о деревянную тропинку, но Борис среагировал молниеносно. Бросив чемодан, он кинулся ей навстречу и поймал ее у самой земли. Молодой человек успел схватить ее за плечи и тем самым если не спас ей жизнь, то, во всяком случае, уберег ее прекрасное лицо от ссадин и синяков, имеющих дурную привычку появляться в самых неподходящих для этого местах (если случается неудачное столкновение некоторых частей человеческого тела с какими-либо твердыми предметами).

Тетя Галя лишь ойкнула от неожиданности, всплеснула руками и выронила сумку, которая, стукнувшись о шпалы, издала глухой металлический звук, напомнивший звук консервов в жестяных банках. Борис тем временем поднял Машу и помог ей освободить ногу.

— Не успел я приехать в родные места, а девушки уже сами падают к моим ногам, — зеленовато-карие глаза Бориса озорно блестели, когда он произнес эти слова.

— Ах ты… — девушка не нашлась что ответить, и, засмеявшись, обняла своего давнего друга.

Борис крепко прижал девушку к себе и некоторое время не отпускал, наслаждаясь близостью девичьего тела, источавшего аромат юности и свежести.

— Борька, черт, отпусти, — Маша сделала попытку отстраниться. Но сделала она это с неохотой, потому как ей тоже было приятно ощутить крепкое мужское плечо. Да и проходившие мимо девушки завистливо поглядывали в их сторону.

— Молодой человек, имейте совесть, — раздался женский голос, принадлежавший Машиной тете, которая уже пришла в себя и решила, что объятия продолжаются несколько дольше, чем позволяют рамки приличия. — Я благодарна вам за то, что вы помогли моей племяннице не упасть, но дайте же и мне, наконец, ее обнять.

— О, простите, я не знал, что она ваша племянница, — Борис разжал объятия и отпустил девушку.

Родственницы обнялись и расцеловались. Пока они выражали свои родственные чувства, Борис внимательно пригляделся к Марии. Последний раз они виделись два года назад, когда его провожали в армию. Тогда ей было семнадцать. Она была прелестным, еще не раскрывшимся бутоном, только-только начинавшим созревать райским плодом с персиковой кожей, сочными клубничными губами и глазами–озерами, грозившими поглотить своим бездонным озорным омутом, завораживающим и притягивающим некой тайной, скрытой в синей глубине. Теперь она изменилась.

Он увидел девушку повзрослевшую. Бутон раскрылся в полной мере и предстал во всей своей неописуемой красоте. Легкое ситцевое платье облегало прекрасное тело, тонкий поясок вокруг талии подчеркивал великолепную фигуру. Высокая грудь, тонкая шея, красивое лицо, стройные ноги, выглядывавшие из-под платья, все это было восхитительно и достойно кисти великих итальянских мастеров эпохи возрождения. Борис любовался своей подругой и наслаждался ее красотой.

— Борька, ты такой красивый, — обратилась к нему Маша, вырвавшись из объятий своей горячо любимой тети. Она протянула руку и погладила солдатскую парадную форму.

— Ну, ты тоже ничего, — он притворно-придирчиво оглядел девушку с головы до ног.

— Ничего??? И это все, что ты можешь сказать? — Маша сжала пальцы в кулачки, смешно подбоченилась и грозно глянула на этого наглеца. Поза вышла уморительно смешной. Борис от души захохотал. Девушка попыталась сдержать себя и не рассмеяться вслед за Борисом. Это ей удалось. Но лишь на несколько секунд. Затем она рассмеялась. Да так заливисто и заразительно, что проходившие мимо люди едва сдерживались, чтобы не засмеяться вместе с этой очаровательной парой. Тетя Галя сначала недоуменно глядела на молодых людей, но потом тоже рассмеялась, правда, не так громко и заразительно, как два этих юных создания.

— Хорошо, хорошо, — сдался, смеясь, Борис. — Ты прекрасна, спору нет… — процитировал он слова из известной сказки.

— То-то же, — Маша погрозила Борису пальцем.

Затем Борис взял сумку тети Гали и помог им с Машей добраться до автобуса. Договорившись о встрече, наш доблестный герой посадил барышень в автобус и отправился домой.

Трудно описать долгожданную встречу родных людей. Особенно — встречу матери и сына. Что может быть трогательней? Что еще может так тронуть человеческую душу, как слезы матери? Даже если это слезы радости. Даже если это слезы восторженной души.

Борис открыл знакомую калитку и вошел во двор. Старый пес по кличке Пират выскочил из конуры, находившейся чуть в стороне от дома, радостно завизжал и завилял хвостом, узнав своего доброго хозяина. Борис хотел подойти к собаке, но тут на пороге появилась Валентина Сергеевна. Женщина внимательно смотрела на Бориса, но не узнавала его. Валентина Сергеевна видела только высокого мужчину в военной форме, но лица разглядеть не могла. Но разве материнское сердце может не почувствовать присутствие родного дитя? Разве может оно не ощутить приближение частички себя?

— Сынок… — выдохнула Валентина Сергеевна и опустилась на порог. Борис кинулся к матери.

— Мама, мама, ну что ты! — вскрикнул он, подбегая к матери и хватая ее за руки. — Мамочка, милая, — Борис опустился на колени и обнял внезапно ослабевшую женщину. Он сильно за нее испугался. Молодому мужчине вдруг вспомнился отец, много лет назад внезапно упавший на землю, и уже никогда более с нее не поднявшийся. От избытка чувств, он так сильно прижал маму к себе, что едва не задушил ее в своих объятиях. Наконец, он опомнился.

— Мамочка, милая, — повторил он, раскрывая объятия и заглядывая женщине в лицо, — с тобой все в порядке? — Борис принялся целовать свою горячо любимую маму.

— Если ты меня еще раз так же сильно прижмешь, то я буду далеко не в порядке, — произнесла Валентина Сергеевна после того, как сама расцеловала ненаглядного сына и немного оправилась от первоначального шока от его приезда. Слезы, тем не менее, продолжали стекать по ее морщинистому лицу.

Весть о возвращении Бориса со службы моментально разнеслась по родным и друзьям нашего героя. И спустя каких-нибудь полчаса, дом Валентины Сергеевны превратился в бурлящий муравейник, в котором творилось что-то невообразимое. Люди разговаривали, кричали, смеялись и плакали одновременно. Все подходили к Борису и радостно и крепко его обнимали. Дети радостно хватали его то за ремень, то за штаны, то за значки, приколотые к кителю. Его фуражку перемерили буквально все. Кто-то целовал, кто-то крепко жал руку, некоторые пытались ему что-то рассказать. Но во всей этой суматохе, Борис толком никого не слышал, и, кажется, ничего не понимал из того, что ему говорили. Наконец, спустя пару часов, сумятица улеглась, и Борис с мамой облегченно вздохнули. В доме остались только дядя Саша и тетя Рая. Все они сидели за круглым столом, покрытым скатертью и заставленным чашками с чаем, вазами с конфетами и вареньем. Так как вы, уважаемый читатель, уже знакомы с тетей Раей, нам кажется, что будет не лишним познакомить вас чуть поближе и с ее мужем, дядей Сашей. Это был мужчина среднего роста, плотного телосложения, с добродушным лицом. Карие глаза смотрели прямо в глаза собеседника, которого он слушал всегда очень внимательно, чему в немалой степени способствовали довольно большие уши, расположенные, как и полагается, по обеим сторонам головы. Человеком он был прямым, всегда говорившим то, что думает и никогда не скрывавшим своего мнения. Эта прямота мужа иногда приводила в смущение тетю Раю, которая, как уже известно, была человеком мягким, добрым, не желавшим ставить в затруднительное положение кого-бы то ни было. Ведь иногда прямолинейность суждений и высказывание неприятного мнения для собеседника или собеседников, могли раздосадовать их и создать неловкую ситуацию. Зная о его характере и манере разговаривать, некоторые люди не особенно любили с ним общаться. Но дяде Саше на это было абсолютно наплевать.

— Борька, ну расскажи, как там в армии? Тяжело, наверное? — добросердечная тетя Рая ласково посмотрела на своего любимого племянника.

— Ну что ты, тетя Рая, там здОрово. Армия, конечно, не курорт, но и не тюрьма, — он улыбнулся. — Дисциплина, устав и все такое прочее, но к этому привыкаешь. Главное, чтобы ребята были хорошие. А с товарищами мне повезло. Очень дружные и надежные парни со мной служили. С некоторыми мы очень даже сдружились. Договорились, что после службы обязательно навестим друг друга.

Борис помолчал.

— А дедовщина? — любимая тетя хитро посмотрела на Бориса.

— Да какая дедовщина? Сказки все это, — новоявленный дембель (не желая волновать и тревожить ни любимую тетю, ни обожаемую маму) слукавил, глядя ей прямо в глаза. — Не знаю как в других частях, а у нас этого не было, — он перевел взгляд на маму.

Валентина Сергеевна не отличалась проницательностью, но внимательно вглядевшись в глаза сына, внутри которых под лукавым взглядом скрывалась истина, она все же догадалась, что Борис не говорит всей правды, дабы лишний раз не расстраивать ни маму, ни тетю. Не желая знать того, что скрывает Борис, она решила перевести разговор на другую тему.

— Ты, наверное, устал, сынок?

— Есть немного, — Борис откинулся на спинку стула. — Со мной в вагоне, в соседнем купе, ехала семейная пара с грудным ребенком. Так этот малыш всю ночь плакал и кричал, думаю, не дав выспаться всему вагону. Так что, я бы не прочь покемарить пару часиков.

— Хорошо, я сейчас тебе постелю, — Валентина Сергеевна чуть не бегом бросилась готовить сыну диван.

Борис поднялся, подошел к тете Рае, нежно обнял сзади и прижался своей щекой, поросшей небольшой щетиной, к ее морщинистой, теплой щечке. Тетка прильнула к его голове.

— Какой же ты все-таки стал большой, Борька! Ну прямо настоящий кавалер! — она чуть отстранилась и заглянула ему в глаза. — Дай бог тебе счастья, сынок.

Глава 10.

Отдохнув пару недель, Борис решил устроиться на работу. Надо заметить, что за время службы Бориса в стране случились некоторые перемены. Точнее, некогда огромная и могущественная держава просто перестала существовать. СССР развалился. Наш герой вернулся уже в совершенно другое государство. Изменилось все. Коммунистическая партия (ум, честь и совесть нашей эпохи) уже не правила страной. Ею управляли так называемые демократические силы, а во главе государства находился Борис Николаевич Ельцин. Ельцин, безусловно, был личностью сильной и неординарной, обладавший несгибаемой волей и огромной харизмой. Но он, как ни крути, был выходцем из советского прошлого, выросший в условиях коммунистической идеологии и сам много лет руководивший немалой частью этой славной партии. Идеи всеобщего равенства и братства все еще держались в его голове, но и идеи нового, как тогда казалось, более светлого (правда, не для всех) и благополучного будущего, понемногу отвоевывали там место. Можно много и долго рассуждать о том, кто же вверг некогда могучую державу в тот хаос, постигший ее в 90 — е годы прошлого столетия. Для кого-то ответ на это вопрос очевиден, для кого-то он остался риторическим. Мы, пожалуй, не станем на страницах нашего романа рассуждать о большой политике, оставив это неблагодарное (а для кого-то очень даже благодарное и прибыльное) дело людям, смыслящим в этом больше нас. Мы лишь отметим, что в стране наступил спад промышленного производства, сельское хозяйство пришло в упадок, здравоохранение умерло, в социальной сфере произошел настоящий коллапс. Тысячи, даже сотни тысяч молодых — и не только молодых — специалистов остались без работы. Хорошую, высокооплачиваемую работу найти было практически невозможно.

Однако Борис все же сумел устроиться на работу в «райпо». Это были остатки потребкооперации, некогда большой и весьма богатой организации, процветавшей во времена СССР. Эта организация занималась обеспечением необходимыми товарами большей части населения страны. С появлением зачатков рыночной экономики, потребкооперация не выдержала конкуренции с частными предпринимателями, пришла в упадок и, наконец, приказала долго жить. Но это случилось лишь через несколько лет, а пока еще она работала и продолжала выполнять свою функцию.

Борис работал экспедитором, и по меркам небольших городов, получал приличную зарплату. Он восстановился в техникуме, но перевелся на заочное отделение, прекрасно понимая, что на пенсию мамы прожить не удастся. Время от времени наш герой ездил на сессии и, наконец, успешно защитившись, получил долгожданный диплом. Радости не было предела. Теперь, думал Борис, я смогу получить повышение и, как следствие, прибавку к зарплате. Однако вскоре радость сменилась горечью. Горечью от того, что некогда огромную и процветающую организацию ликвидировали. В один не очень радостный для всего коллектива день, директор собрал всех сотрудников и сообщил, что через две недели их организация закрывается, имущество распродается, и все они останутся без работы.

Для Бориса наступили нелегкие времена. Получив выходное пособие, он некоторое время пытался найти работу по специальности. Но кому в маленьком городке (если быть точным, в большой деревне), мог понадобиться молодой человек с экономическим образованием и без какого-либо опыта работы по специальности? Думается, ответ на этот вопрос очевиден всем.

Но наш герой не унывал. Руки-ноги есть, голова немного соображает, водительское удостоверение тоже в наличии (благо Борис параллельно с учебой в техникуме записался в ДОСААФ и благополучно получили «права») — так размышлял он, медленно передвигаясь по улице и задумчиво заглядывая в витрины магазинов, когда его неожиданно и сильно толкнули в плечо. Борис посмотрел на молодого человека, который, даже не извинившись и не глянув на него, прошел мимо.

— Послушай, парень, — окликнул его Борис. Тот остановился.

— Чего тебе? — он развернулся к Борису всем корпусом и посмотрел в лицо. Что-то очень знакомое было в этом нагловатом взгляде, манере говорить, стоять. Темноволосый парень, ростом чуть ниже Бориса, среднего телосложения, хорошо одетый, смотрел на своего оппонента чуть исподлобья, как бы готовясь к отражению атаки. Борис присмотрелся и, наконец, узнал грубияна.

— Ты??? — в один голос воскликнули оба молодых человека. Оба недоуменно смотрели один на другого и не знали, как реагировать. То ли кинуться друг на друга с кулаками, то ли, отбросив все старые обиды, подойти и пожать руки.

— Ну, здорово, — Борис решил не обострять ситуацию и первым сделать шаг.

— Здорово, — Егор (а это был не кто иной, как уже хорошо известный нам персонаж) крепко пожал протянутую руку.

— А ты все такой же нахал, — то ли спрашивая, то ли утверждая, но с веселыми нотками в голосе продолжил Борис.

— Есть немного, — неожиданно сконфузившись и улыбнувшись, ответил Егор.

— Какими судьбами ты здесь? — Борис осмотрел того с ног до головы.

— Да вот, бабулю приехал хоронить.

— О, извини, я не знал.

— Да ничего, все нормально. Она свое прожила. 93 года все-таки.

— Ничего себе, — присвистнул Борис. — Нам столько прожить не светит. Особенно с такой жизнью как теперь.

— А что, у тебя трудная жизнь? — поинтересовался Егор.

— Не то чтобы трудная, но и назвать ее легкой никак нельзя.

— А давай где-нибудь присядем, поболтаем? — Егор оглянулся вокруг. — Здесь есть какое-нибудь кафе?

— Тут неподалеку есть одно заведение, — Борис посмотрел на часы, — о, оно уже работает. Пойдем.

Парни прошли один квартал, завернули за угол и оказались у большой вывески над входом в заведение.

— Бар «Робинзон» — прочел Егор. — Интересно, кто придумывает такие названия?

— Давай зайдем и спросим, — предложил Борис.

Молодые люди вошли и оказались в типичном — для маленьких городков и того времени — заведении, в котором (по мнению владельцев), посетители должны были чувствовать себя как минимум обеспеченными людьми. Темно-красные бархатные шторы наполовину закрывали большие окна, создавая полумрак. Деревянные столы и стулья, по все видимости сделанные местными краснодеревщиками, немного потертые и потускневшие от времени, придавали некоторое сходство с американскими салунами времен дикого запада. На темных стенах висели головы оленей, кабанов, косуль и еще черт знает каких животных (в полумраке сложно было определить, голова это рыси или хозяйского кота Барсика, впрочем, такие мелочи, по всей видимости, мало кого интересовали). Мягкий приглушенный свет добавлял некую таинственность и даже создавал интимную обстановку. И все это, по бесспорно отличному вкусу хозяина, должно было привлекать сюда неимоверное количество желающих окунуться в волшебный и некогда недосягаемый мир разврата и похоти.

В левом углу светился бар и находилась барная стойка. Молодая привлекательная брюнетка задумчиво смотрела в зал. Два столика были заняты молодыми людьми, неспешно распивавшими пиво и о чем-то негромко беседовавшими. Так как другого занятия не было, девушка разглядывала молодых людей и пыталась подслушать их беседу. Молодые особы (да и не только молодые) женского пола от природы любопытны, и испытывают естественное и вполне понятное (далеко не для всех) желание разузнать как можно больше о людях, которых они видят в первый раз в жизни, но к делам которых почему-то проявляют огромный интерес. Такова женская сущность. Мужчинам вряд ли когда-либо удастся понять это страстное и непреодолимое любопытство.

Занятая этим нелегким делом, девушка не заметила, что к бару подошли наши знакомые. Борис постучал ладонью о стойку. Девушка медленно, как бы нехотя повернулась к молодым людям и замерла. Своими красивыми темными глазами она смотрела на Бориса, словно завороженная и молчала. Казалось, она даже не видела Бориса а смотрела сквозь него. Некоторое время Борис любовался девушкой, ибо она действительно была очень привлекательной.

— Девушка, вы, безусловно, красивы, и нам очень нравится смотреть на вас, но может, вы нальете нам пива? — раздался голос Егора.

— Да, конечно, — девушка смутилась и покраснела, — извините, я сейчас.

— Ну, расскажи, как ты? — После того, как они сели на высокие стулья у стойки бара, Егор повернулся к Борису.

— Да в целом ничего, — Борису не хотелось рассказывать о своих проблемах Егору. Учитывая то, какими были их отношения, это было естественно. Конечно, конфликт между ними был в далеком прошлом, но все-таки он был. Борис никогда не отличался разговорчивостью и общительностью, особенно с посторонними людьми. Но надо отдать должное проницательности Егора, потому что он сразу заметил, что у Бориса не все гладко. Однако торопить события он не стал. Девушка уже налила им пива.

— А у меня все хорошо, — Егор сделал большой глоток пива. — Фуууу, что за гадость вы тут продаете?

Он посмотрел на девушку-бармена и придвинул к ней бокал:

— Это вы называете пивом? Да это… я даже не могу подобрать подходящих слов.

Борис, между тем, тоже отхлебнул из своего бокала.

— По-моему ничего, нормально, — он никогда в жизни не пробовал никакого другого пива, кроме того, что привозили из областного центра (того самого, где жил Егор и в котором не так давно учился Борис) и в котором находился единственный на всю округу пивзавод.

— Да ты просто никогда не пил настоящего пива. Девушка, а что у вас есть на витрине? — Егор принялся рассматривать стоявшие на стеклянных полках бутылки.

— У нас много чего есть. Вот, например, хорошее итальянское вино, водка из Германии. А что бы вы хотели?

— Борис, а может, чего покрепче? — Егор подмигнул своему собеседнику. — Сядем за столик, выпьем, поговорим о том, о сем.

Борис немного поколебался. Поразмыслив, он пришел к выводу, что дел сегодня никаких нет и он вполне может позволить себе немного расслабиться.

— А что, пожалуй, можно.

— Вот и славно. Девушка, — обратился Егор к бармену, — Сделайте нам какую-нибудь закуску и дайте бутылочку водки «Смирнов». И принесите, пожалуйста, вон за тот столик, — он указал на самый дальний столик в углу.

Минут через десять все было готово. Пока Егор с Борисом болтали о каких-то пустяках, наш симпатичный бармен в лице очаровательной брюнетки, сделал нарезку из сыра, колбасы, свежих овощей, приукрасил все это зеленью и подал на стол. Следом появились бутылка и две пузатые рюмочки. Молодые люди выпили по одной, затем по второй, потом по третьей и разговор между ними мало-помалу оживился.

— У меня в городе свой бизнес, — говорил Егор, — я занимаюсь продажей шуб, дубленок, которые мы возим из Турции. Ты знаешь, это довольно прибыльное дело. У меня свой магазин почти в центре города. За два года я заработал себе на квартиру. Мог бы и машину купить, но она мне не нужна. Точнее, не так, она мне нужна, но я не могу получить «права». А знаешь почему? — опьяневшим взглядом он вопросительно посмотрел на Бориса. Тот молча покачал головой. — Я дальтоник. Думаю, ты знаешь, что это значит?

— Ты не различаешь цвета?

— Точно! Нет, я, конечно, могу отличить красный от черного, но вот желтый от зеленого — увы. Ну и еще пару цветов путаю.

Минут через сорок бутылка оказалась пустой. Вместе с горячительной жидкостью постепенно исчезал и холодок между молодыми людьми, ощущавшийся в начале встречи.

— Ты хоть и не признаешься, — осоловелыми глазами Егор посмотрел на Бориса, — но я чувствую, что у тебя не все в порядке. Может, расскажешь?

Борис внимательно посмотрел на своего собеседника. Он колебался. Водка, как известно, многим развязывает язык, но Борис был исключением. За свою жизнь он несколько раз очень сильно напивался. Но в каком бы состоянии он ни был, Борис ни разу не сболтнул ничего лишнего. Но в этот раз он почему-то решил открыться. Возможно, сказалось некое напряжение, накопившееся за несколько недель вынужденного безделья, возможно, ему просто захотелось поделиться своими проблемами с человеком, которого он, вполне вероятно, больше никогда не увидит (потому как бабушка Егора была единственной ниточкой связывавшей его с этим городком). Так или иначе, но Борис разговорился и рассказал Егору о своих проблемах.

— Слушай, а поехали со мной? — нетрезвым взглядом процветающий предприниматель вопросительно глянул на Бориса. — Я планирую открыть еще один магазин, и мне нужен будет водитель. И не только водитель. Если будем расширяться, то и в Турцию будешь со мной ездить, станешь моим помощником. Деньгами не обижу. А?

Борис смотрел на Егора, и, кажется, не понимал его. Все-таки алкоголь оказывал свое пагубное действие на молодой организм. Наконец, Борис сообразил, что Егор предлагает ему переехать в город и устроиться к нему на работу.

— В город? К тебе? Водителем? — Борис удивленно смотрел на Егора.

— Ну да. Ты, насколько помню, человек честный и порядочный. Думаю, тебе можно доверять. А в городе найти честного человека довольно сложно. Ну что?

— Да ничего. Просто… как-то это неожиданно.

— Не, ну ты подумай. Я же не предлагаю тебе дать ответ прямо сейчас. Давай завтра встретимся и все более подробно обсудим. А то с пьяной головы это как-то не очень хорошо делать. А? Согласен?

— Согласен, — Борис пожал протянутую руку, — а теперь давай веселится.

Практически в каждом человеке алкоголь пробуждает тягу к приключениям, тягу к чему-то новому, неизведанному. А когда тебе чуть за двадцать, эта тяга самым естественным образом лишь увеличивается с каждой выпитой рюмкой. И когда наши герои закинули «за воротник» и вторую бутылку, веселье пошло полным ходом. Мы не станем описывать подробности предстоящего вечера, отметим лишь, что молодые люди повеселились на славу. И когда на следующее утро они проснулись с головной болью и незабываемым ощущением кошачьего дерьма во рту, ребята поняли, что вечер прошел не зря.

Раздался с тук в дверь. Борис с трудом оторвал голову от подушки и посмотрел на часы, лежавшие на столе. Часы показывали четверть одиннадцатого.

— Кто там?

— Это я, сынок.

— А, заходи, мам.

Дверь открылась и вошла Валентина Сергеевна. В руках она держала стакан холодного компота, который был сварен накануне и охлажден в холодильнике. Она взяла табуретку и присела рядом с диваном, на котором лежал Борис.

— Попей, сынок, — она протянула Борису запотевший стакан. — А то после вчерашнего ты, наверное, чувствуешь себя не очень хорошо?

— Да, не очень, — согласился Борис.

Наш герой с удовольствием осушил стакан и удовлетворенно причмокнул.

— Ой, мамуль, спасибо тебе большое, — он сел на диване и раскрыв объятия, притянул Валентину Сергеевну к себе. — Чтобы я без тебя делал? Прямо не знаю.

— А я вот знаю. Жениться тебе надо, — при всяком удобном (да и не очень удобном) случае, она заговаривала о женитьбе своего младшего сына. — И тогда не я, а молодая и красивая женушка будет за тобой присматривать. Глядишь, и напиваться так сильно не будешь.

Как всякая мать, она хотела чтобы Борис поскорее женился, завел детишек и остепенился, став добропорядочным мужем и отцом. Ее сын не был гулякой и пропойцей, но, как и все нормальные молодые парни, иногда выпивал со своими друзьями, подругами, ходил на дискотеки и, как следствие, после таких вечеров приходил домой под утро. Валентина Сергеевна переживала за своего сына, волновалась как бы чего-нибудь не случилось. Как известно, у двадцатилетних парней и так кровь горячая, а подогретая алкоголем и вовсе превращается в гремучую смесь. И так случается, что возникают конфликты, которые не всегда удается решить путем переговоров. Тогда начинаются драки. Валентина Сергеевна знала, что Борис крепкий парень и всегда сумеет за себя постоять. Но ведь сердцу не прикажешь, а оно, что бы разум ни говорил, было неспокойно, когда он уходил погулять. Вот женится и пусть гуляет вместе с женой сколько душе угодно, рассуждала любящая мать. К тому же, пожилая женщина хотела понянчить внуков.

У Василия и Виталия были дети, но они не были рядом с ней. Виталий по-прежнему жил на севере, Василий, хоть и проживал в каких-нибудь двухстах километрах, к матери наведывался нечасто. У старших сыновей было по двое детей, но Валентина Сергеевна видела их редко, а потому не была избалована общением с внуками. Добрая женщина надеялась, что Борис после женитьбы останется жить у нее. Благо места в их не таком уж маленьком доме хватало на всех. Однако Борис не спешил связывать себя узами брака. Валентину Сергеевну, конечно, это огорчало.

— Мам, ну что опять начинаешь? — Борис отстранился от матери. — Рано мне еще женится.

— Ничего не рано. Пора уже тебе остепенится и нарожать мне внуков. А то помру, так и не понянчив твоих детей.

— Да ладно тебе, мамуль, — он снова обнял ее за плечи. — Помирать тебе еще рано, а мне женится рано, — Борис разжал объятия, и вскочил с постели. От резкого движения голову Бориса пронзила острая боль. Излишек выпитого алкоголя сказывался, и Бориса замутило. Силой воли он подавил подступившую тошноту и пошел умываться.

До обеда Борис провалялся на диване. Чувствовал он себя неважно. Однако молодой организм довольно быстро пришел в норму, и часа в два пополудни наш герой сидел за столом и с удовольствием уплетал мамин борщ.

— Ты знаешь, — заговорил Борис, глядя в глаза матери, — Мне предложили работу.

— Да что ты! — всплеснула руками Валентина Сергеевна, — это же хорошо. И какую работу?

— Водителем, — сын чуть помолчал, нежно глядя на маму, — и еще помощником предпринимателя.

— Это же прекрасно. А кто?

— Егор. Ты его не знаешь, он из города N.

Валентина Сергеевна внимательно смотрела на сына и ждала продолжения.

— Ну, он когда-то давно, еще в детстве, приезжал сюда к своей бабушке. Вчера я его встретил, он приехал на ее похороны.

— Так это с ним вы вчера гульнули?

— Да. И он предложил мне работу, — Борис внимательно посмотрел на маму, — в городе, — чуть помедлив, добавил он.

В этот момент в глазах матери промелькнула грусть. Но это было настолько мимолетно и неуловимо, что Борис ничего не заметил.

— Вот как, — медленно проговорила пожилая женщина. — И что ты?

— А что я? Я ничего. Куда я поеду? Разве я могу оставить тебя одну? — Борис сказал это просто и естественно, и улыбнулся.

— Так уж и одну, — Валентина Сергеевна слабо улыбнулась. — Я же не в лесу живу.

Затем некоторое время они спорили о том, должен ли Борис уехать в город, где ему гарантирована была работа, и открывалась перспектива на будущее или остаться на малой родине и по-прежнему мыкаться в поисках все той же работы. Валентина Сергеевна настаивала на том, что Борису необходимо поехать и попробовать себя на новом месте. Борис со своей стороны утверждал, что он не может вот так взять и уехать, оставив ее в одиночестве.

— Ну хорошо, сынок, давай отложим этот разговор до завтра. Или до вечера. Ты ведь сегодня должен встретиться с Егором? — Борис утвердительно кивнул. — Вот и хорошо. Еще раз переговори с ним, а вечером мы вернемся к нашему разговору.

В пять часов вечера молодые люди встретились в том же баре, в котором они вчера очень неплохо провели время. Не станем утруждать читателя подробным описанием этой встречи. Отметим только, что она продолжалась совсем недолго, около получаса, в течение которого один убеждал другого принять его предложение, а второй приводил доводы против такого решения. В общем, встреча закончилась безрезультатно, но Егор все же взял с Бориса обещание не принимать окончательного решения сейчас, а только после того, как он еще раз поговорит с мамой.

В тот день Борису так и не удалось поговорить на эту тему с мамой. Дядя Саша с тетей Раей пришли к ним в гости и засиделись допоздна. Поэтому, разговор состоялся только на следующее утро.

За чашкой ароматного, свежезаваренного индийского чая со знаменитым слоном, состоялась весьма содержательная беседа. Валентина Сергеевна по-прежнему настаивала на том, что Борису надо поехать и попробовать себя на новом месте.

— Если мне будет тяжело, ты всегда можешь вернуться, — убеждала она сына, — обещаю, что если мне станет невмоготу одной, я тут же тебе об этом сообщу. Поезжай, сынок, может, там ты найдешь свое счастье.

Борис смотрел на маму и никак не мог принять какое-либо решение. С одной стороны, слушая маму, ему казалось, что она права, с другой, прислушиваясь к своей совести и внутренним ощущениям, он был убежден в собственной правоте. Сердцем наш герой хотел остаться с мамой, умом же он понимал, что ему здесь ничего не светит. В их небольшом городке невозможно найти высокооплачиваемую работу, а следовательно, нет возможности нормально жить. Тогда он принял решение.

— Хорошо, мамуль, я поеду, — он взял ее сморщенную руку в свою, и ласково погладил. — Но смотри, если что — сразу пиши мне или звони. Договорились?

— Ну конечно, сынок, — пожилая женщина притянула его к себе и поцеловала в голову. Некоторое время она не отпускала Бориса, пытаясь скрыть слезы, предательски навернувшиеся на глаза. Наконец, она справилась с волнением, и незаметно смахнув слезу, отпустила его.

Глава 11

На следующий день Борис встретился с Егором и сообщил ему о своей готовности начать новую жизнь.

— Вот и хорошо, — приветствовал Егор решение Бориса, — когда ты приедешь?

— Да хоть завтра.

— Замечательно. Тогда давай завтра вместе и поедем. В 12.30 будет поезд, встретимся на вокзале. Несколько дней перекантуешься у меня, а потом снимем тебе подходящее жилье.

— Хорошо, — Борис пожал протянутую Егором руку и поспешил домой.

Сборы были не долгими. Борис сложил свои немногочисленные пожитки в большую спортивную сумку, закинул туда мыльно-рыльные (пусть простит нас читатель за простоту) принадлежности и был готов к путешествию.

На следующий день в 12.00 Борис прогуливался по перрону и с нетерпением ожидал появления своего новоиспеченного работодателя. Егор приехал за десять минут до отправления поезда. После короткого приветствия и недолгой беседы, спустя несколько минут, наши герои сидели в плацкартном вагоне и тихо разговаривали.

В пути они провели четыре часа. Эти часы не прошли даром. Егор как можно более подробно рассказал Борису о своем бизнесе, попытался как можно более доходчиво поведать ему о его обязанностях, распорядке и самой сути предстоящей работы.

— Знаешь, — подытожил Егор довольно длинный разговор, — это все теория. Вот когда приступишь к выполнению своих обязанностей, все поймешь гораздо быстрее. Практика — это великая штука! — философски заключил он, подводя черту.

Семья Егора приняла Бориса радушно и тепло. Отец Егора, некогда бравый военный, завершил службу в вооруженных силах, и находился на заслуженном отдыхе. Николай Семенович, так его звали, был еще не стар и полон сил. Высокий брюнет, среднего телосложения, с умным и проницательным взглядом черных глаз, производил благоприятное впечатление на человека, впервые с ним встретившегося. Борису он понравился. Собственно, благодаря отцу Егор и стал предпринимателем. Николай Семенович одним из первых после распада Советского Союза почувствовал, что в стране грядут большие перемены и будущее за малым бизнесом (тут надо заметить, что он был не совсем прав, но в целом, направление его мысли было верным). К середине девяностых годов двадцатого века армия находилась в тяжелом положении. Зарплаты военным выплачивались нерегулярно и были очень маленькими. Нечестные на руку офицеры по-тихому распродавали армейское имущество и этим не только кормили свои семьи, но еще и неплохо зарабатывали.

Николай Семенович Сергачев, будучи боевым офицером, прошедшим Афганистан и видевшим смерть своих товарищей, сложивших головы на войне, которая, как оказалось, никому не была нужна, был не из таких. Он не мог спокойно смотреть на то, как бессовестно офицеры и прапорщики разворовывают государственное, а, следовательно, и народное имущество, находившееся в их распоряжении. С другой стороны, он понимал, что его сослуживцы поступают так не от хорошей жизни. Ведь у каждого из них были жена, дети, которых нужно было обувать, одевать, кормить, а в то время государство мало об этом заботилось. И все — таки в глазах Николая Семеновича, это не могло служить оправданием таких поступков. Будучи патриотом своей родины, будучи человеком с совестью, будучи человеком чести, он не мог позволить себе поступать также и наживаться на продаже своей родины. К счастью, ему не пришлось поступиться ни своей совестью, ни честью. Вскоре после развала Советского Союза и наступления всеобщего бардака, он ушел в отставку.

Его жена, Лидия Семеновна, невысокого роста, белокурая, довольно хрупкая женщина с сиреневыми глазами и миловидным лицом, встретила Бориса очень тепло. Лидия Семеновна обладала особым даром располагать к себе людей с первой встречи. Ее лучистые глаза, нежный голос, теплые слова, которые она находила для каждого человека, сразу вызывали к ней симпатию. Каким-то непостижимым образом, детям она напоминала ласковую маму, взрослым — добрую бабушку, а старикам — любимую внучку или дочку. Но несмотря на ее простой, ласковый и добрый внешний вид, Лидия Семеновна была человеком практичным. Она умело распоряжалась семейным бюджетом, и никогда попусту не потратила ни одной копейки. Будучи женой советского офицера, постоянно мотаясь из гарнизона в гарнизон, она никогда и нигде не работала. В этом не было особой необходимости. Во времена Советского Союза офицеры получали очень неплохую зарплату, которой вполне хватало не только на содержание семьи из трех человек. Лидия Семеновна умело вела домашнее хозяйство и за время службы ее мужа она даже сумела накопить кое-какие сбережения.

Женщины к деньгам относятся по-особому, не так как мужчины. Они могут с легкостью потратить немалую сумму на косметику или одежду для себя любимых, не задумываясь над тем, к каким последствия это может привести (да не обидятся на вашего покорного слугу представительницы прекрасной половины человечества). Справедливости ради надо заметить, что и мужчины иногда способны спустить месячный семейный бюджет на выпивку или игру в карты (чаще на то и другое вместе). Но Лидия Семеновна, несмотря на всю внешнюю простоту и ласковость, оказалась женщиной рачительной и хозяйственной. Умело распределяя зарплату мужа, она на сэкономленные деньги покупала драгоценности — золотые серьги, кольца, браслеты, броши. Одним словом, пытаясь сохранить деньги, дальновидная женщина вкладывала их в ювелирные украшения. Этот дельный совет ей дала бабушка, которая пережила две революции, гражданскую и Великую Отечественную войны. Ее бабушка многое повидала и знала, что деньги, бумажные деньги, ничего не стоят. А вот золото и драгоценные камни при любой власти имеют ценность. Как показали дальнейшие события, произошедшие в нашей стране, бабушка оказалась абсолютно права.

Но вернемся к Николаю Семеновичу. Уволившись из вооруженных сил, он с женой вернулся в город N, тот самый город, в котором Борис учился в техникуме. Николай Семенович был оттуда родом. Его родители, к большому сожалению, уже умерли, оставив ему не очень большую, но все-таки трехкомнатную квартиру. В этой квартире проживал Егор, который в тот год закончил учебу в одном из институтов города и получил диплом экономиста.

У Николая Семеновича не было ни сестер, ни братьев, и, следовательно, квартиру ему делить было не с кем. Вернувшись на малую родину, он какое-то время решил отдохнуть. Ему хотелось повидаться с друзьями, восстановить старые знакомства, наконец, просто посидеть во дворе и поиграть с мужиками в домино. Нынешнее поколение вряд ли помнит те времена, когда в каждом советском дворе, окруженном неказистыми и однотипными многоэтажками, собирались взрослые мужики и забивали «козла». А если и были в их памяти размытые отголоски прошлого, оставшиеся из далекого и прекрасного детства, то они уже давно канули в лету и их место заняло нелегкое, но интересное и заманчивое настоящее.

Увольнение со службы произошло в конце лета. Это было самое время для ловли хищной рыбы, которая к концу лета набирала массу и с большой охотой кидалась на всевозможные приманки в виде блесен, изобретенных хитроумным человеком. Нельзя сказать, что отец Егора был заядлым рыбаком. Однако иногда он любил выехать на речку и закинуть удочку. Удовольствие ему доставляло не количество пойманной рыбы, а сам процесс. Он отыскал нескольких школьных друзей, заядлых рыбаков и просто любителей, и договорился ездить с ними на рыбалку. Каждый раз выезжая на это увлекательное занятие (на рыбалку он ездил на собственной «Ниве») Николай Семенович наслаждался свежим загородным воздухом, таким необыкновенным и восхитительным; наслаждался стрекотанием стрекоз, во множестве летавшими у самой воды и норовившими сесть на поплавок, медленно плывший по течению; он наслаждался полетом ласточек, то и дело пролетавшими над самой водой; одним словом, он получал удовольствие от общения с природой. Николай Семенович с огромным удовольствием несколько раз съездил на рыбалку и даже не заметил, как пришла осень. Погода испортилась. Начались дожди. Наступили холода. На смену осени пришла зима.

Лидия Семеновна завели речь о том, что шуба ее поизносилась и не мешало бы купить новую.

— Какие проблемы? — Николай Семенович посмотрел на жену, — у нас вроде есть деньги. Давай завтра съездим в магазин и купим.

— Ой, Коля, в том-то и проблема. Я уже объездила несколько магазинов, но ничего стоящего не нашла.

— Да ты что? — удивился ее муж, — а я думал, что сейчас этого добра полно.

— Да, шуб вроде бы много, а выбрать нечего.

На следующий день они объехали несколько небольших торговых центров, побывали на рынках, но ничего стОящего не нашли.

Вечером, за ужином, Николай Семенович посмотрел на сына и сказал:

— Ну что, экономист, чем ты намерен заниматься?

— Ты же знаешь, я ищу работу, но пока безуспешно, — Егор действительно уже несколько месяцев пытался устроиться на работу. Но, как мы уже говорили, это были нелегкие девяностые годы, их начало, и тогда (хотя времена, пожалуй, не изменились) сложно было найти работу молодому специалисту, не имеющему опыта этой самой работы.

— Знаете, — Николай Семенович хитро посмотрел на сына и жену, — есть у меня одна мысль, — он сделал паузу. Те молча смотрели на него, ожидая продолжения.

— Хотя эта мысль должна была прийти в твою светлую голову, — он ласково потрепал волосы сына. — Ну вот что, родные мои. Нам следует заняться бизнесом. А если конкретней — продажей шуб.

Лидия Семеновна и Егор смотрели на него во все глаза.

— Как? — наконец произнесла Лидия Семеновна, оправившись от такой новости.

— Обыкновенно, — Николай Семенович откинулся на спинку высокого стула, — у нас есть дипломированный специалист, пусть помозгует, прикинет что и как. Зря что-ли, он пять лет в институте штаны протирал? А?

— Ну, пап, я как-то не думал об этом, — робко ответил Егор, несколько обескураженный таким предложением.

— А ты подумай. На что тебе голова? Ведь не только затем, чтобы в нее еду запихивать? А?

— Да, конечно, но все это так неожиданно.

— Согласен. Но как только отойдешь от шока, надо пораскинуть мозгами. Сами подумайте, в нашем огромном городе невозможно купить приличную шубу, — отец семейства сделал глоток свежезаваренного чая из большой белой кружки, на которой красовалась надпись: «50 лет Красной Армии». — Я где-то краем уха слышал, что в Турции шьют замечательные шубы. Можно закупать там оптовые партии и здесь продавать в розницу. Почему бы нам не заняться этим? — он вопросительно посмотрел на жену и сына.

— Но ведь для этого нужны деньги, начальный капитал, — ответил Егор.

— Ну вот, — Николай Семенович улыбнулся, — уже и голова начала работать. А насчет денег надо у мамки нашей спросить. Что, Семеновна, — шутливо обратился он к жене, — найдется у нас какая-нибудь сумма для нашего проекта?

— Ну… — женщина немного замялась, — есть кое-что. Не бог весть какие деньги, но для начала, думаю, хватит.

— Отлично, — бывший военный потер руки, — Сынок, ты должен заняться расчетами, прикинуть, сколько денег нужно на дорогу, сколько на товар, сколько на аренду места на рынке — думаю, нам следует начать с рынка — и заложить какую-то сумму на непредвиденные расходы. Одним словом, нужно подбить финансы. Сейчас, думаю, уже поздновато, — он глянул часы — а утром надо приниматься за дело. Как говорится, утро вечера мудренее.

Егора очень заинтересовало предложение отца. Оно настолько его взволновало, что молодой человек еще долго ворочался в своей постели с боку на бок, уже представляя себя начинающим бизнесменом с грандиозными планами на будущее. У молодых людей очень развита фантазия (хотя у некоторых она отсутствует напрочь), поэтому, Егору мерещились деньги, плывущие к нему широкой, неиссякаемой рекой; мерещились шикарные автомобили с открытым верхом, на которых он со сногсшибательными красотками раскатывал по городу; мерещился роскошный дом, в котором он будет закатывать незабываемые вечеринки на зависть своим знакомым и друзьям. Словом, он возомнил себя этаким российским Рокфеллером, по одному лишь движению руки которого исполняются все желания. Фантазируя таким образом, он в конце концов, уснул с легкой улыбкой на устах.

Спустя два года Егор, который, в основном, и руководил бизнесом по продаже шуб, сумел заработать определенный капитал и решил, что пришло время переехать из рынка в магазин. Он нашел подходящее помещение, расположенное на первом этаже жилого дома, и выкупил его. Место для магазина он выбрал очень удачное. Оно находилось в самом центре города. А в центре любого города, как правило, живут его наиболее богатые и состоятельные жители. Тут надо заметить, что Николай Семенович верно угадал с направлением в бизнесе, и их дело стало приносить стабильно высокий доход.

Спустя еще какое-то время, Егор действительно купил себе довольно большой загородный (скорее пригородный) дом, в котором, как он и хотел, время от времени закатывал веселые вечеринки. Там же Егор и проживал, поскольку дом находился в каких-то двадцати минутах езды от центра города. Дорогую машину, правда, он себе не стал покупать, по той простой причине, что был дальтоником, и, кроме того, левый глаз у него был поврежден (Борис к этому никакого отношения не имел — ваш покорный слуга подразумевает драку, случившуюся между Борисом и Егором) и, следовательно, не мог получить водительское удостоверение. Конечно, в лихие девяностые — имея деньги — можно было легко купить себе водительское удостоверение. Но тут надо отдать должное здравомыслию Егора. Он понимал, что — возможно, это внушили ему родители — купив «права» может стать потенциальным убийцей. Егора сложно заподозрить в присутствии у него высоких моральных принципов, но в здравомыслии мы не смеем ему отказать. Поразмыслив, молодой человек пришел к выводу, что не стоит подвергать жизни окружающих неоправданному риску. Впрочем, не стоит исключать того, что Егор заботился вовсе не о жизни незнакомых ему людей, а эгоистически боялся за свою собственную. Так или иначе, он не стал приобретать автомобиль для собственных нужд. Вместо этого, посовещавшись на семейном совете, они купили микроавтобус, на котором ездил Николай Семенович и развозил товар.

Бизнес у них процветал, и они стали задумываться над тем, чтобы открыть еще один магазин. В этом случае Егору нужен был помощник. Брать кого попало по объявлению ни он, ни Николай Семенович не хотели. Но тут сработала известная поговорка, которая гласила: «Нет худа без добра». Умерла бабушка Егора и произошла та самая историческая встреча давних соперников. Дальнейшие события, произошедшие после этой встречи, вы, уважаемые читатели, уже знаете, и ваш покорный слуга не станет утомлять вас их повторным описанием.

Несколько дней Борис пожил у родителей Егора. Собственной квартирой Егор еще не обзавелся. Загородный дом находился довольно далеко от города, и ежедневно добираться оттуда на работу было делом нелегким и проблематичным. Сейчас Егор не мог позволить себе купить квартиру, у него были другие заботы. Он подыскивал подходящее помещение для расширения своего бизнеса. На это нужны были деньги, и деньги не малые.

Николай Семенович и Лидия Семеновна относились к Борису очень хорошо, можно сказать как к родному сыну. Но Борис все равно испытывал неловкость и смущение от того, что своим присутствием он стесняет этих добрых людей. Поэтому, он попросил Егора как можно быстрее подыскать ему жилье. У него были деньги на первое время, и он мог самостоятельно, без помощи своего нового работодателя, оплатить месячное проживание в какой-нибудь простенькой и скромненькой квартире.

Первую неделю Борис ездил по городу вместе с Николаем Семеновичем, который показал ему наиболее удобные маршруты движения, рассказал некоторые нюансы. Егор тем временем занимался поиском торгового помещения. И вскоре он нашел кое-что подходящее.

Город N, в котором происходили описываемые нами события, был городом-миллионником, то есть, в нем проживало более миллиона человек. Он раскинулся на несколько десятков километров вдоль одной из самых больших рек нашей огромной страны. Получилось так, что несколько районов оказались вдали от его центра. Но в этих отдаленных районах проживало несколько десятков тысяч человек, и среди них было немало людей, которые имели пусть и не гигантский, но все же стабильный и очень неплохой доход. Надо заметить, что среди них немалую долю составляла прекрасная половина человечества. А прекрасная половина, как известно, очень падка на всякого рода дорогие и красивые вещи. Это женская слабость. Это женская сущность. Но ведь всем известно, что сила женщины в ее слабости. Какая женщина не способна уговорить мужа или любовника (кому как повезло) купить ей то, что, по ее мнению, ей жизненно необходимо? Тут наши прекрасные дамы могут пустить в ход весь арсенал своего женского обаяния, хитрости, лести, очарования и еще бог знает чего, для достижения своей цели. Покуда на нашей земле существуют такие женщины (да и вообще женщины!), спрос на дорогие и красивые вещи будет всегда. Так, вполне справедливо, рассудил Егор, и решил открыть магазин в одном из отдаленных районов города.

Борис, тем временем, уже вошел в курс дела и был готов помогать Егору в открытии нового магазина. Чем, собственно, он и занялся.

Мы не станем пространно рассказывать о том, как Борис очень удачно вписался в тандем Егора и Николая Семеновича, превратив его в успешное трио. В течение нескольких лет их бизнес развивался и приносил хорошую прибыль. Борис зарабатывал неплохие деньги. По мере возможного, наш герой помогал маме и в то же время откладывал деньги на покупку квартиры. Большие суммы он откладывать не мог, потому что жил на съемной квартире, на оплату которой у него уходила немалая доля его заработка. Но кое-какие сбережения он все-таки смог сделать.

Конец ознакомительного фрагмента.