Новое несовершенство. Верлибры

Виктор Каган

Автор книги — психолог. Его профессию и поэзию объединяет язык. Его верлибры — свободное языковое пространство, в котором свободно встречаются телесность и дух, временность и вечность, физика и метафизика, проза и поэзия жизни.

«Улицы города Глупова…»

Улицы города Глупова

забиты пробками машин,

как бутылки ростовского шампанского,

которое не открыть без клещей.

В поисках чего б пожевать

солнце садится на свалке.

Голова соседа в метро падает мне на плечо,

хочу стряхнуть,

но не удержать свою.

Кризис дошёл до дна

и пускает пузыри,

они разрываются в небе

трескучим шуршанием

праздничных фейерверков

в честь величия города,

на которое всем наплевать,

но весело и красиво.

Внешний враг окружает город снаружи,

внутренний — изнутри,

наполняя патриотизмом

речи политиков,

пренья застолий

и потасовки во всемирной сети.

Пирожок бронепоезда начинён стрип-баром.

Дырка от бублика надувается шаром.

Из шара выходит деловитый Герасим

в костюме с бабочкой и кроссовках,

деловито тащит скулящий мешок к пруду,

оглядываясь в поисках камня,

садится на берегу,

закуривает сигаретку

и наблюдает за каким-то Гоголем,

который, путаясь в длинном плаще,

топит кошку,

отгоняя её палкой от берега

и колотя по башке,

чтоб сократить мученья —

всё-таки божья тварь.

Чуть поодаль под дубом

кто-то копает яму,

что-то в неё опускает,

засыпает землёй,

утаптывает,

прилаживает табличку,

долго стоит перед ней на коленях,

встаёт,

отряхивает колени,

уходит, потерянно семеня,

то и дело оглядываясь

и наконец растворяясь

в мельканьи огней и мельтешеньи фигур.

Герасим подходит к табличке,

читает:

«У попа была собака,

он её любил,

она съела кусок мяса,

он её убил,

в землю закопал

и надпись написал,

что у попа была собака,

он её любил…»

и думает,

не завести ли собаку?

Что скажете, Михаил Евграфыч?

Тот поднимает глаза:

«Нифигасе,

какой я тебе Евграфыч!?».

«Очень приятно,

будем знакомы —

Герасим»,

пинает мешок в воду

и они отправляются

в поисках третьего

по улицам Глупова,

забитым пробками,

будто уши бога.