Ловелас и два ангела. Мистический триллер

Виктор Иванович Песиголовец

Журналист Иван, поссорившись с любовницей, едет из райцентра, в котором она живет, домой в Запорожье. На полпути Ивану становится плохо, он останавливает машину и теряет сознание. Случайные люди, среди которых есть врач, считают, что Иван умер. Но он приходит в себя – ему помогает девушка, странным образом оказавшаяся на трассе. С этого момента у него начинается новая жизнь, исполненная невероятных откровений, добрых поступков и соучастия в темных делах еще одной загадочной женщины…

© Виктор Иванович Песиголовец, 2023

ISBN 978-5-4490-6146-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

©Виктор Песиголовец

Ловелас и два ангела

Мистический триллер

Глава первая

Нет, ну это же надо! Обозвала меня мерзавцем и выставила за дверь! За что? За то, что одел-обул, постоянно давал деньги, ласкал и нежил? Вот же зараза какая!

Сначала Вера встретила меня, как обычно: поцеловала, помогла снять куртку, провела на кухню и принялась готовить кофе. Потом стала задавать какие-то нелепые вопросы: удовлетворен ли я семейной жизнью, счастлив ли в браке? И с каждым моим ответом ее карие глазки становились все печальнее. Наконец, спросила прямо: «Стало быть, никаких планов насчет меня у тебя нет?» Я и брякнул: «Почему нет? Буду встречаться с тобой, пока не прогонишь!». «Или пока я не надоем тебе, — прибавила Вера и вдруг перешла на крик: — Я догадывалась, что нужна тебе только как временная подстилка! Ты полгода морочил мне голову, водил за нос!»

Я попытался было объяснить, что с самого начала не скрывал своего семейного положения и что речь о моем уходе от жены никогда не шла. «Но я же в душе надеялась, что ты меня любишь! — орала Вера. — Ты ведь давал мне повод на это надеяться, разве не так?» В ответ я лишь неопределенно пожал плечами. «Больше так продолжаться не может! — заявила она. — Выбирай: я или жена?» «Ты загоняешь меня в глухой угол! — ответил я, сдерживая раздражение. — Вне всякого сомнения, у меня есть к тебе чувства. Но они есть и к супруге, а она для меня — самый близкий, самый родной человек, который посвятил мне двадцать лет своей жизни». «Вот как, значит, — выдавила Вера. И, бросив на меня исподлобья взгляд, полный укора и обиды, завизжала: — Ты — мерзавец! Уходи, я тебя больше никогда не хочу видеть! Никогда!»

Я из тех людей, которых дважды просить не нужно. Выскочив на улицу, я сел в свой автомобиль и рванул домой.

Вот такой неожиданный поворот в жизни… Я потерял Веру. Жаль. И даже очень жаль! Среди женщин, которых я встретил за последние три года, только она по-настоящему подходила мне. Именно с ней я почувствовал себя так, как когда-то с Алисой, которую оставил из-за своей глупой гордыни. Получилось вот что. Девушке понадобилось съездить в соседнюю страну — навестить родственников и по личным делам — у нее там выходила очередная книга в каком-то издательстве. Пообещав, что вернется домой через несколько дней, от силы — через неделю, Алиса пропала на два месяца. Она, конечно, звонила мне из той страны, что-то пыталась объяснять, но я ничего не хотел слушать. Возвратившись домой, девушка опять позвонила и стала просить меня приехать к ней. Но я на отрез отказался…

С Алисой мне было удивительно хорошо. Нет, не в сексуальном смысле. Здесь все обстояло как раз наоборот — моя молодая любовница была очень зажатой, робкой, стеснительной и оттого крайне пассивной. Но меня это мало заботило. Потому что в остальном Алиса устраивала меня, как никто другой. Ни одной минуты мне не было с ней скучно. Она, не замолкая, с жаром рассказывала о своих авантюрных планах, меня забавляли ее оригинальные мысли, неожиданные суждения об известных людях, явлениях и процессах, происходящих в общественной жизни, подкупали наивность и непоколебимая вера в светлое будущее. С этой девушкой, младше меня почти на два десятилетия, я чувствовал себя юным и счастливым.

Алиса… Я долго к ней присматривался. Мы работали в одном газетном издательстве, какое-то время она даже находилась в моем подчинении. Но кроме приязни и симпатии, я ничего не демонстрировал девушке, понимая, что иметь в любовницах сослуживицу — дело довольно опасное. И только когда Алису за что-то уволили, и она оказалась безработной, я безо всяких предисловий предложил ей встречаться. «Иди ко мне в любовницы!» — просто сказал я. «Что?! — изумилась девушка. — Вот так буднично вы говорите мне такие серьезные вещи… Думаю, я должна отказаться…» «А что ты теряешь, согласившись? — парировал я. — Конечно, если я тебе совсем не нравлюсь, тогда другое дело». «Ну почему же не нравитесь?» — потупила взор Алиса.

Мы встретились раз, второй, а потом пошло-поехало — закрутился роман. На целых восемь месяцев.

Эта сероглазая малышка с пышными губками и звонким голосочком заменила мне всех остальных женщин — буквально в течение первой недели я оставил двух своих прежних любовниц, хотя раньше отношениями с ними весьма дорожил…

Не знаю, виновата в том Алиса или нет, но как раз в то самое время поломалось мое былое представление об идеальной женщине, а может, и восприятие самой жизни. Я перестал ценить обычных земных дам, зацикленных на практических вещах, на бытовых и материальных вопросах, меня стали притягивать парящие в облаках, легкие на подъем мечтательницы, слегка чудаковатые, с душами, преисполненными ничем не подкрепленного оптимизма.

После Алисы я пробовал встречаться с разными женщинами — молодыми и зрелыми, с прагматичками и идеалистками, уверенными в себе и с комплексом неполноценности… Но все это было не то. И только Вера, тридцатипятилетняя старая дева, живущая за пятьдесят километров от моего дома, смогла меня завлечь по-настоящему. Потому что во многом походила на Алису — все мечтала, все строила воздушные замки, все лелеяла надежды на добрые перемены и в своей судьбе, и в нашей многострадальной стране. А еще была такой же эрудированной и талантливой. Или почти такой же…

И вот на тебе — Вера для меня потеряна.

Я ехал по автотрассе «Харьков-Симферополь» и жутко злился. На себя, но больше на Веру. Дура! Какая же дура! Ну, прогнала ты меня, а завтра что? Кого ты встретишь в своем задрипанном райцентре? Так и будешь изнывать от тоски и скуки до конца своих дней, посвящая все свое свободное время телевизору! Выставив меня, ты загнала поезд своей судьбы на тупиковую ветвь, и теперь он, как бешеный, летит к конечной остановке, название которой — одиночество и безысходность! Счастливого пути, идиотка!

Ладно! Ладно! Плевать на этот разрыв. Мне, конечно, давно за сорок, но у меня таких Вер будет еще целая толпа. А ей такого, как я — щедрого, ласкового и все понимающего, — больше не встретить. Такие шансы дважды в жизни не выпадают. Если и появится какой-то мужик, то, скорее всего, жалкое чмо — тупоголовое, хмельное, вечно с пустыми карманами, да еще и высокомерное, с гонором, как все дураки и нищие. А кому еще нужна немолодая провинциальная мечтательница, барахтающаяся в трясине материальных проблем и полного отсутствия перспектив? Эх, Вера, у тебя, видать, с головой-то плохо! Не выгонять меня надо было, а попросить остаться в твоей жизни навсегда. Родила бы мне ребенка — и никуда бы уже я не делся. Жил бы на два дома, силенки ведь еще имеются…

Миновав поворот на поселок Степногорск, когда до Запорожья оставалась ровно половина пути, я вдруг почувствовал себя дурно. Настолько, что пришлось останавливать машину. Я выключил зажигание, склонился над баранкой и попытался справиться с головокружением. Прошло несколько минут, однако лучше мне не стало. Голова продолжала идти кругом, краски мира поблекли, да еще и за грудиной сделалось так горячо, будто туда плеснули кипятка. Меня охватило чувство непонятного беспокойства, быстро сменившееся все нарастающей тревогой. Я медленно вышел из автомобиля, открыл багажник и, достав аптечку, отыскал там валидол. Затем отошел немного в сторону, остановился у края насыпи — подальше от проезжей части и, крепко стиснув веки, несколько раз глубоко втянул в себя воздух. Ощущение того, что я вот-вот потеряю сознание, начало рассеиваться. Но я продолжал стоять. Мимо на бешеной скорости проносились легковушки.

Раньше со мной такое уже случалось — перед глазами появлялись лихорадочно пляшущие мотыльки, побаливало сердце. Я не придавал этому серьезного значения, подобные состояния были редкостью и, как правило, длились совсем недолго. Только один раз пришлось вызвать «скорую помощь». Мне сделали кардиограмму и успокоили, сказав, что приступ сердечной боли мог стать следствием нервного перенапряжения…

Через пару минут я открыл глаза. Нет, окружающее пространство не насытилось красками, привычная яркость дневного света не восстановилась. Что же делать?

И тут я почувствовал, что мне не хватает воздуха. Онемели губы, отнялся язык. Сознание совсем помутилось. Я рухнул на землю, как подкошенный, и покатился по склону насыпи. Но тут же чудесным образом воспарил, вознесся над черной осенней пахотой, мертвыми кустарниками и деревьями, над серой лентой трассы и своей машиной, густо заляпанной грязью…

Хорошо помню голоса — мужские и женские. Я не видел людей — желтый туман застилал мне глаза — яркий, ослепительный и густой, как свежий липовый мед. Но я отчетливо слышал, слух у меня в тот момент обострился.

— Алеша, что с ним? Он такой бледный…

— Не знаю… Сейчас…

— Вызвать «неотложку»?

— Подожди…

Чьи-то руки расстегивают молнию на моей куртке, верхние пуговицы — на рубашке. Затем ощупывают мою шею, запястья. Кто-то дышит мне прямо в лицо, и дыхание это прерывисто и горячо.

— Что, Алеша?

— Кажись, готов…

— Он умер?!

— Да, к сожалению…

— Алеша, может, он жив? Может, ты ошибаешься?

— Дина, я врач!

— Но как же…

— Слушай, иди отсюда! Подожди меня в машине.

Все, дальше — тишина и черная-пречерная ночь.

Что-то нежное, теплое, трепетное, как струйка июньского ветерка, залетевшая в распахнутую форточку, коснулось моих щек и лба. И это прикосновение пробудило меня ото сна, вырвало из цепких и пленительных объятий небытия. Я открыл глаза. Небо — огромное, сизое, тяжелое, будто лист оцинкованного железа, — низко висело над моим лицом. Широко открыв рот, я несколько раз глотнул воздух и поморщился — противный, дурно пахнущий, он показался мне смрадом свалки. Но сразу же и преобразился — наполнился тонким ароматом спелых яблок и свежескошенных трав. Я блаженно улыбнулся и хотел опять прикрыть глаза.

— С возвращением!

От неожиданности я встрепенулся.

— Сейчас не время спать! Да и место не подходящее.

Я широко открыл глаза. Этот звонкий, мелодичный голос, наконец, полностью возвратил меня в реальность.

Пошевелив правой, а затем — левой рукой и ногами, я начал вспоминать, что со мной произошло и как я здесь очутился. Попробовал приподнять голову и понял, что она покоится на чем-то мягком. Надо мной тут же склонилась светловолосая, сероглазая молодая женщина, стоящая рядом на коленях прямо в липкой грязи, и погладила по щеке. Ее облик мне показался очень знакомым, почти родным. Я уже видел эти пышные волосы и нырял уже в эти невероятно глубокие глаза.

— Ты кто? Видение? — губы и язык еще слабо повиновались мне, и вопрос прозвучал так тихо, что я и сам не услышал его.

— А разве я не похожа на человека? — уголки губ этой прекрасной феи тронула легкая улыбка.

— Не совсем, — промямлил я уже громче. — Ты похожа на ангела…

— Это комплимент? — она все еще потирала мои щеки.

— Это констатация факта…

Девушка помогла мне сначала сесть, а затем и встать на ноги. Потом подобрала с земли свою синюю — под цвет курточки и джинсов — сумочку, на которой до этого и лежала моя голова.

— Ну, вперед!

На обочине, у края насыпи стояли мужчина в щеголеватом черном пальто и расфуфыренная дамочка в меховом манто. Они во все глаза оторопело смотрели на меня.

— Видишь, Алеша, я же говорила, что он живой! А ты — умер, умер! — прочирикала дамочка и вдруг бросилась ко мне, протянула руку: — Давайте я вам помогу!

Оказавшись на дороге, я подумал о том, что было бы неплохо закурить, но ко мне подошел мужчина. В его глазах читалась озабоченность.

— Как вы себя чувствуете? У вас что-то болит?

Я отрицательно покачал головой.

— За грудиной не жжет? Видите хорошо? — продолжал он допытываться. И, схватив мою левую руку, начал ощупывать запястье. — Вам нужно в больницу. Давайте я вызову «скорую» и позвоню гаишникам — пусть они отгонят вашу машину куда надо.

— Нет, нет, спасибо! Со мной все в порядке, — заверил я. — Думаю, что вполне смогу сам доехать до города.

Мужчина осуждающе качнул кудрявой головой:

— Но ведь это опасно! Не стоит так рисковать!

— Я чувствую себя превосходно, — успокоил я. И это было правдой, мое недавнее недомогание бесследно исчезло.

Мужчина с сомнением посмотрел на меня. И, помедлив, неуверенно проговорил:

— Тогда что, мы поехали?

— Конечно, езжайте. И спасибо вам!

Женщина в манто ободряюще улыбнулась мне.

— Я так рада, что вы живы! — эти слова из ее уст прозвучали очень искренне.

— Если что, сразу останавливайте машину и звоните в «скорую», — посоветовал мужчина, с осуждением покосившись на свою спутницу. И повел ее к белому «БМВ», припаркованному впереди моей «Хонды».

Через несколько секунд они уехали. Прекрасная фея стояла рядом со мной.

— А ты? Где твой автомобиль? — спросил я и начал озираться по сторонам — никакой машины рядом не было. — Тебя что, забыла та парочка?

— Я их не знаю, — пожала плечами девушка. — А автомобиля у меня нет.

— Тогда как ты здесь оказалась? — опешил я.

— Да случайно! — отмахнулась она.

— Пешком, что ли?

Мой удивленный вид рассмешил девушку. Хихикнув, она с иронией уставилась на меня.

— А разве ходить пешком запрещено?

— Да ходи сколько душе угодно! — хмыкнул я. — Если ног не жалко и времени навалом.

Фея подошла ко мне и стала отряхивать с моей куртки прилипшие листья.

— Ты здорово испачкался!

— А ты глянь на свои джинсы! — указал я пальцем на ее колени. — Может, тебе тряпочку дать, у меня есть в машине?

— Обойдусь!

Я достал из «Хонды» свою барсетку — там лежала пачка сигарет. Закурил и повернулся к девушке. Она все еще сосредоточенно возилась со своими штанами. Я невольно залюбовался ее фигуркой — стройная, ладненькая, с тонкой талией, но с увесистой грудью.

— Тебе в Запорожье?

Она кивнула.

— Тогда милости прошу в машину! Я тебя с удовольствием подвезу.

— Не откажусь.

Прежде чем повернуть ключ зажигания, я спросил:

— Мы с тобой нигде раньше не встречались? Твое лицо мне кажется знакомым.

Она прикрыла свои очаровательные глаза пушистыми ресницами и тихо обронила:

— Вполне возможно, что и встречались.

И тут меня осенила догадка: а не эту ли молодую женщину я видел во сне месяц назад? Он был таким красочным, таким странным и волнительным, что, видимо, останется в моей памяти на всю жизнь… Да, да, мне снилась тогда эта самая девушка, именно она! Господи, что за чудеса? Разве такое может быть?

Я повернул голову в сторону попутчицы. Она с улыбкой смотрела мне прямо в глаза.

— Так мы едем в Запорожье? Или еще постоим, пока ты соберешься с мыслями?

— Сейчас поедем, — пролепетал я растерянно и, наконец, завел автомобиль.

Тихо и ровно работал двигатель. Я осторожно вел свою «Хонду» — что-то не очень хорошо ее чувствовал, видимо, еще не полностью оправился от приступа. Моя спутница сосредоточенно смотрела вдаль. Я протянул руку и слегка коснулся ее пальчиков.

— А можно спросить, как тебя зовут?

— Можно, — оживилась она. — Вивиза!

— Как ты сказала?! — мне показалось, что я ослышался.

— Вивиза! — повторила девушка громче. И, тряхнув головой, прибавила: — Уж так назвали…

Вот это да! Меня не столько озадачило ее необычное имя, как то, что как раз точно под таким логином — вивиза — пару лет назад я зарегистрировался на одном интересном интернет-сайте. Сам не знаю, как он, этот логин, пришел мне на ум, но факт остается фактом…

— Повтори-ка, пожалуйста, еще раз свое имя, — попросил я.

— Ну, я же сказала — Вивиза! — девушка недовольно стиснула алые лепестки своих маленьких губок. Затем с укором выпалила: — Кому-то оно, конечно, может не нравиться, только зачем делать вид, что ты не расслышал?

— Да расслышал, — виновато проговорил я. — Просто, понимаешь, я твоим именем давно пользуюсь.

— Как это? — удивленно вскинула тонкую бровь она.

— Как-то я зарегистрировался под логином «вивиза» на литературном сайте, — пояснил я.

— А, тогда понятно! — облегченно вздохнула она. — Вот оно что. Бывает!

Мне очень хотелось возразить ей, сказать, что совпадение довольно таки странное. Но я промолчал. В конце концов, ведь действительно случаются в жизни разные совпадения, почему не может быть такого? А то, что лицо этой милой крошки напоминает мне образ женщины из моего сна, так это вообще ни о чем не говорит. Ну, напоминает и что? Чего тут необычного? Но в глубине души у меня гнездилось большое сомнение в правильности этих доводов разума…

Трасса резко пошла вниз, затем взлетела вверх. Я сбавил скорость — впереди начиналось Запорожье.

— А почему ты не спросишь, как зовут меня? — поинтересовался я, прикуривая сигарету.

— Думаю, Иваном! — многозначительно улыбнулась она.

На мгновение я выпустил из рук баранку.

— Ну, вот откуда, откуда ты это знаешь? — мне вдруг стало немного не по себе, и я даже испугался: не начнет ли опять шалить сердце?

— Да угадала просто, — ответила девушка с той же улыбкой. — Красивое у тебя имя.

Въехав в Запорожье, я остановил машину за первым же перекрестком. И вопросительно взглянул на свою спутницу:

— Можно с тобой поговорить?

— Наверно, будешь на свидание приглашать? — тихо засмеялась она.

Я опустил голову на баранку и, отвернувшись, проговорил:

— Пригласил бы. Но не рискну…

— Это почему же? — нарочито обиженно спросила девушка. — Я тебе не нравлюсь?

— Ты мне очень нравишься, — грустно изрек я, — только мне ведь, как минимум, лет на пятнадцать больше, чем тебе…

— Ой, вспомнил о своем возрасте! Думаю, что ты назначал свидание женщинам и помоложе меня, — со смешком заметила она.

— Верно, — не стал возражать я. — Но то были обычные дамы, а ты…

— А что я? — в ее голосе прозвучал неподдельный интерес. — Ну-ну, скажи!

— Ты совсем не такая, как они, ты — ангел! — выпалив эти слова, я поднял голову и взял свою спутницу за руку. — Вот, даже ладошка у тебя необычная, она нежная, мягкая и трепетная, будто крыло лебедя. — Я поднес ее пальчики к своим губам и поцеловал.

Она молча наблюдала за мной.

— Сколько тебе лет, Вивиза?

— Уже порядочно, Иван! — звонко произнесла она и улыбнулась так, словно хотела ободрить и придать мне решительности.

Я пристально посмотрел ей в глаза. Они влажно поблескивали, а изнутри, из самой их глубины струился мягкий, завораживающий золотистый свет. Нет, эти глаза не были просто серыми, скорее — золотисто-серыми, ясно-серыми, солнечно-серыми, искристо-серыми… Удивительные глаза! В их уголках, на матовой коже, виднелись тоненькие, как паутинка, морщинки. Они придавали облику Вивизы легкий оттенок усталости, грусти и какой-то незащищенности, ранимости.

Мне вдруг захотелось тщательно осмотреть лицо девушки. И я безо всякого стеснения, чего бы никогда не сделал будь со мной рядом не она, стал откровенно рассматривать его. Тонкий, чуть вздернутый носик. Припухшие, сочные и ярко-красные, как молодая кровь, губы. Маленький нежный подбородок. Мраморно-белый высокий лоб… Ах, как она красива, как притягательна, эта загадочная Вивиза!

Сколько же ей лет? На вид двадцать шесть-двадцать семь, ну, от силы — двадцать восемь. Она права: у меня были дамы и моложе. А если говорить откровенно, то подавляющее большинство женщин, с которыми я встречался на протяжении своей жизни, были младше Вивизы. Только такой, как она, у меня не было никогда.

— Скажи, как звучит твое имя в уменьшительном варианте? — задав этот вопрос, я вновь поднес ее пальцы к своим губам. И это не было простым желанием как-то завлечь девушку, продемонстрировать ей свое расположение, в тот момент это была потребность моей души. В ней вдруг проснулась небывалая доселе нежность.

— Не знаю, — тихо ответила она. — Зови, как хочешь.

— Ну, тогда… Вива. Ладно?

— А что, мне нравится…

Целый час мы просидели в машине, разговаривая о разных вещах. Я узнал, что Вива недавно приехала в Запорожье из Подмосковья и снимает здесь жилье, что мужа у нее нет, и никогда не было. Еще девушка сообщила, что она по образованию архитектор, а ее хобби — живопись и графика. Но вот о цели ее визита в Запорожье мне так и не удалось выведать. От ответа на этот вопрос Вива уклонилась, а я не настаивал, посчитав, что не имею права лезть в ее личные дела.

Как оказалось, квартиру она снимает в двух шагах от горсовета, в старой пятиэтажке.

Обменявшись номерами телефонов и договорившись встретиться завтра ближе к обеду, мы расстались.

Глава вторая

Постоянно заводить интрижки с женщинами мне, видать, на роду написано. Ну, не могу я иначе. Не получается. Я женился двадцать лет назад, и с тех пор все это время у меня были любовные связи на стороне. Затрудняюсь даже приблизительно сказать, сколько довелось пережить разных романов и романчиков. В первые годы я часто менял любовниц, тогда мой характер еще не отличался постоянством. Но потом все чаще стало случаться так, что, поддерживая тесные интимные отношения с одной дамой, я начинал встречаться с другой. Иногда у меня одновременно было три, а то и четыре любовницы. Тот из мужчин, кто не был в моей шкуре, даже представить себе не может, какая это колоссальная эмоциональная, да и физическая, нагрузка! Ведь у каждой любовницы свои проблемы, свои трудности. Поневоле они становятся твоими, потому что никто иной, а именно ты должен помочь своим дамам решить их вопросы. Только успеть везде никак невозможно, приходится изворачиваться, откровенно лгать, находить оправдания своим опозданиям, задержкам, невыполненным обещаниям. А нужно же и о своих интересах позаботиться — о жене, о детях, о доме…

Надо быть полным кретином, чтобы иметь несколько параллельных любовных связей. Я и был им. Причем, довольно длительное время. И лишь, разменяв пятый десяток, притормозил — больше одной пассии уже не заводил.

В последние месяцы довольствовался Верой. И была бы она для меня единственной, кроме супруги, разумеется, Бог знает сколько времени, да вот, сама разрушила наши отношения. Жалко, но не смертельно. Во всяком случае, для меня. Я один не останусь. Останешься тут! Не успел отъехать от одной любовницы, как встретил другую — моложе, красивее, интереснее…

В том, что у нас с Вивой завяжется роман, сомнений у меня почти не было…

В половине двенадцатого мы встретились у подъезда ее дома.

Девушка выглядела несколько иначе, чем вчера — волосы были собраны в большой пучок на затылке, глаза аккуратно подведены, губы — подкрашены. С этого я сделал вывод, что она готовилась к нашему свиданию. И одежду Вива поменяла: вместо джинсов — черная юбочка до колен, вместо синей курточки — черная из искусственной кожи. Длинную шейку украшал красный, как маков цвет, тонкий шарфик.

Я подошел к девушке, вручил ей букет хризантем и, помявшись, легонько поцеловал в подбородок.

Она заулыбалась, прижала цветы к груди и, взяв меня за руку, предложила:

— А давай пойдем ко мне!

— С удовольствием! — радостно согласился я. — Но, может, сначала заглянем в магазин? Купим чего-нибудь вкусненького.

Она отрицательно покачала головой:

— Не стоит никуда ходить, у меня все есть.

Зайдя в квартиру, мы не спеша сняли верхнюю одежду и разулись. Вива осталась в красивой черной блузке с красными вставками.

— Какая ты милашка! — не удержался я, откровенно любуясь девушкой. — Просто чудо!

— Мне по душе твои слова, — призналась она, кокетливо склонив на бочок свою маленькую головку. — В них чувствуется искренность.

Двухкомнатная квартирка Вивы оказалась совсем небольшой и сияла чистотой. Мебели — минимум, зато полы — и в гостиной, и в спальне — были устланы толстыми красочными коврами, явно не из дешевых.

— Эти ковры тебе от хозяев достались? — поинтересовался я, шествуя за девушкой на кухню.

— Здесь все от них. Кроме моих личных вещей — одежды, косметики и мольберта, — девушка указала мне на мягкий уголок, а сама достала из шкафчика большую непочатую пачку молотого кофе и изящную кофеварку. Затем повернулась и взглянула на меня вопросительно: — Надеюсь, ты не станешь настаивать, чтобы я приготовила крепкий напиток?

— Да какой получится! — равнодушно бросил я, рассматривая затейливый узор на светло-зеленом кафеле, покрывавшем стены от пола до потолка.

Поставив кофеварку на огонь, Вива подошла ко мне.

— Прежде, чем пить кофе, тебе надо принять лекарство, — заявила она. И, мягко улыбнувшись, прибавила: — Вкусное!

— Какое лекарство? Со мной все в порядке! — поморщился я. Но потом, уронив голову и картинно выкинув руки вперед, страдальческим голосом изрек: — Ах, да, я же смертельно болен, я же погибаю от тяжкого недуга! О, сказочная фея, ты не дашь мне умереть?

— Нет! — отрицательно покачала головой Вива. Ее лицо при этом выражало крайнюю степень серьезности.

— Так дай же мне, о дивный цветок, свою панацею! Исцели меня! — продолжал я дурачиться.

Девушка достала из холодильника маленькую стеклянную баночку с каким-то золотисто-коричневым месивом. И объяснила:

— Это мед с толчеными фисташками, гранатовым соком и небольшим количеством отвара сухих ландышей. Вот такое для тебя лекарство. Тебе нужно принимать его по ложке два раза в день. Лучше — до еды. Оно укрепит сердце, омолодит его.

— Ну, ты прямо докторша! — засмеялся я и, взяв Виву за руку, притянул к себе.

Она не стала упираться, подошла. Ее близость заставила мое сердце забиться быстрее.

— Тебе очень идет эта блузка, — произнес я немного взволнованно. — Ты красивая, как богиня!

— Что, только в этой блузке? — игриво повела плечиком девушка.

— Да причем тут блузка? — пылко возразил я и взглянул ей в глаза снизу вверх. Мне показалось, что в них искрится радость. Или это была лишь иллюзия?

Не знаю отчего, но близость Вивы очень благотворно сказывалась на моем душевном состоянии. Мне хотелось шутить, петь и танцевать. А еще я жаждал обнять эту милашку, крепко прижать к груди и долго-долго не выпускать из своих объятий. Я давно не испытывал таких чувств, такого необыкновенного прилива нежности. Господи, что со мной творится? Я что, уже влюблен?

Она стояла рядом, внимательно наблюдала за мной, слегка прикрыв глазки пушистыми ресницами. Я обнял ее за талию, прижался лицом к мягкому животу.

— Подожди, Иван! Я кофе сниму, он, кажется, уже вскипает, — девушка деликатно высвободилась из моих объятий и подскочила к плите. — Ой, он так бурлит! Переварила!

Когда напиток был разлит по чашкам, Вива достала из ящичка стола деревянную ложку с длинной ручкой и почти повелительно произнесла:

— Вот, возьми! Зачерпни побольше лекарства и съешь!

Я повиновался. Месиво оказалось довольно пикантным на вкус.

— А теперь можешь меня обнимать, — девушка подошла ко мне и застыла, опустив голову.

Мои руки тотчас сомкнулись у нее за спиной.

— Ты не обижаешься, что я так нахально себя веду? — спросил я, целуя живот Вивы сквозь тонкую ткань блузки.

— Обижаюсь? — удивилась она. — Но ты же ничего плохого со мной не делаешь. Наоборот, ты проявляешь ко мне ласку и нежность.

Я обнял ее крепче, потом усадил к себе на колени.

— Мне кажется, я должна тебя отблагодарить за такое отношение, — тихо проговорила девушка. — Я тоже тебя обниму, ладно?

Она обвила руками мою шею.

— Этого маловато будет, — блаженно проурчал я, поглаживая ее спину.

— А что надо сделать еще? — ласково поинтересовалась Вива.

— Возьми да поцелуй меня! — озорно улыбаясь, предложил я.

— Хорошо! — она тут же взяла меня пальчиками за подбородок, приподняла мою голову и, наклонившись, чмокнула в щеку.

— Не плохо бы еще разочек, — мечтательно произнес я. — Тебе не трудно?

Она поцеловала меня снова. И вдруг вскочила.

— Я же забыла тебя спросить, может, ты голоден? У меня полно всякой еды! Есть и яблоки, и капуста, и соленые огурцы…

Я растянул губы в улыбке:

— Какой богатый выбор питательных продуктов!

— Хороший выбор! — не поняла девушка моей иронии. — Между прочим, у меня в шкафу имеются еще гречневая крупа, консервированные ананасы, бутылка оливкового масла и пакет сухофруктов.

— Мясное, похоже, ты не употребляешь, — заметил я и, отхлебнув глоток кофе, прищелкнул языком от удовольствия — напиток имел потрясающий, ни с чем несравнимый вкус.

— Нет, — подтвердила Вива. — Но я не вегетарианка. Иногда ем рыбу и яйца. А еще очень люблю парное молоко.

— Где ж его взять? — хмыкнул я.

— Да, верно, — кивнула девушка. — Такое молоко бывает только в деревне.

Выпив кофе, мы отправились в гостиную.

— Ты говорила, что увлекаешься живописью и графикой, — напомнил я. — И даже о мольберте упомянула. Может, покажешь парочку своих работ?

— Пожалуйста! — девушка выскользнула из комнаты и через несколько секунд вернулась с небольшим полотном в узкой алюминиевой раме. Полотно было прикрыто куском темной ткани.

— Интересно, интересно, что ты там изобразила! — я поспешил к Виве и помог ей водрузить его на подоконник.

Легким движением она сдернула ткань и отступила в сторону. А я уставился на картину.

Выполненная в мрачных тонах, к тому же несколько небрежно, она поначалу показалась мне нелепой мазней. Но потом я рассмотрел ее как следует и понял, что это довольно-таки приличная работа. Однако сюжет меня озадачил: бескрайнее болото, покрытое рваной пеленой тумана; редкие камыши; полусгнившие деревья, вырванные с корнем и сваленные в кучу; в ветвях одного из них увязла грязная кукла без одной руки. На заднем плане — остовы разрушенных зданий, опоры моста, облезлый купол православной церкви, катер или небольшое судно, лежащее на боку в мутной жиже. Над всем этим — темно-серое небо без единого просвета, и только в уголке картины — несколько тонких лучиков солнца, пробивающихся из-за черной зловещей тучи…

Я подошел к девушке, смиренно ожидавшей моего отзыва, обнял за плечи и нарочито испуганно прошептал:

— Вива, что ты изобразила?

— В общем, это… — волнуясь, она облизнула свои прекрасные губки. — Это… будущее одного большого города, ныне процветающего и прекрасного…

— Будущее? — тем же тоном спросил я. — А почему ты представляешь его таким мрачным?

Девушка слегка тряхнула головой и серьезно изрекла:

— Я его таким вижу.

— То есть ты считаешь, что этот город пострадает из-за наводнения или чего-то подобного? — взирая на личико прелестной художницы, вдруг сделавшееся горестным и скорбным, я не удержался — легонько шлепнул ее по носу, чтобы вывести из этого непонятного состояния.

— Да, его затопит, — кивнула Вива, потупившись. Ее голос немного дрожал. — Он перестанет существовать. Потом, конечно, построят другой город — подальше от моря — и назовут именем прежнего…

Я взглянул на девушку с тревогой — отчего это она вдруг так загрустила?

— Скажи, у тебя еще есть картины? — спросил я, целуя ее в висок.

Услышав мой вопрос, Вива оживилась. В ее глазках опять зажегся золотой огонек.

— Сейчас принесу еще одну, — она метнулась в спальню и вернулась оттуда с куском полотна, заключенным в очень красивую деревянную раму. — Вот, гляди! Эта работа повеселее будет!

Я поставил картину на диван, прислонив к спинке, и стал внимательно рассматривать ее. Она показалась мне даже более странной, чем первая, хотя и была написана очень умелой рукой. В центре полотна был изображен худощавый мужчина лет пятидесяти пяти, с седоватыми, еще довольно густыми космами, который стоял на небольшой бетонной площадке, огражденной невысоким забором. Лицом этот человек слегка походил на французского актера Пьера Ришара, только губы были другими — крупнее, мясистее, и глаза не те — в них затаились рассеянность и меланхолия. Рядом с мужчиной возвышался узкий металлический ящик, напоминающий кухонный пенал, с двумя длинными мачтами, от которых отходили очень толстые красноватые провода, другими концами подсоединенные к линии электропередач. На заднем плане картины виднелись многоэтажные здания, утопающие в зелени деревьев.

— Хм… Вива, прокомментируй, пожалуйста, свое творение, — попросил я, озадаченно почесав за ухом.

Она живо стрельнула в меня глазками и, помявшись, негромко произнесла:

— Пообещай, что не будешь смеяться!

— Обещаю! — улыбнулся я.

— Этот черный ящик — электростанция будущего, — вкрадчиво стала объяснять девушка, продолжая поглядывать на меня с некоей опаской. — А мужчина — это тот, кто ее придумал… Ящик с виду небольшой, но он вырабатывает столько энергии, как пара реакторов АЭС. Нужно только поместить туда несколько специальных брикетов, которых хватит на несколько лет.

— Ну, и фантазия у тебя! — изумленно всплеснул я руками.

— Ты еще прибавь, что она у меня больная, — немного обиделась девушка.

— Да нет, не больная, просто богатая, — извиняющимся тоном проговорил я. — Тебе бы романы фантастические писать!

— Сказал! — фыркнула Вива и отвернулась. — Причем тут фантастические романы? Я изобразила абсолютно реальную вещь.

— Но откуда ты можешь знать, как выглядят станция будущего и тот человек, который ее изобрел? — не унимался я.

— Знаю! — бросила девушка, не поворачивая головы. — Знаю, и все!

Я занервничал. Господи, что несет это ангелоподобное создание? Оно что, бредит и верит своим бредням?

Чуток успокоившись, я присел на краешек дивана возле картины и взял Виву за руку.

— Иди ко мне и расскажи подробнее о станции. Можешь?

Она опустилась на мои колени, обняла за шею и стала объяснять, сначала спокойно, потом все более страстно:

— Через несколько лет после изобретения первой вот такой электростанции, подобные ящики, но гораздо меньше, поставят на каждом заводе, в каждом заведении, в каждом доме. Они будут производить электроэнергию, греть воду, давать тепло. И тогда привычные для нас линии электропередач просто уберут за ненадобностью…

Я слушал эти речи и все больше пугался: неужели с Вивой действительно не все в порядке? Но потом взял себя в руки, решив, что я воспринимаю все чересчур серьезно. Видимо, девушка — одна из миллионов тех людей с сильно развитой фантазией, которые считают себя ясновидящими. Это вовсе не свидетельствует об их психическом нездоровье, они всего-навсего заблуждаются.

— Так, так, — рассеянно промямлил я. — Значит, когда-то все эти атомные, тепловые и гидроэлектростанции станут не нужными?

Она кивнула.

— И не только они. Нефть, газ и уголь тоже перестанет интересовать людей.

— А на чем будут ездить автомобили и летать самолеты? — изображая заинтересованность, спросил я.

Вива заерзала у меня на коленях.

— Неужели так трудно догадаться? В каждой машине, в каждом самолете вместо обычных моторов появятся маленькие электростанции. Представь, как удобно: человек купил брикетик, энергии которого хватит на три-четыре тысячи километров, сунул его в свою легковушку и покатил. Выхлопных газов нет, не нужно заезжать на автозаправки. Красота! К тому же брикеты эти будут стоить копейки. Не сразу, правда…

— Да, — вздохнул я. — Все это было бы прекрасно.

Вива повернула лицо ко мне, зачем-то потерла ладонями мои уши и улыбнулась.

— Я тебе все доходчиво объяснила?

— Вполне, — подтвердил я. И задал еще один вопрос, дабы сделать ей приятное: — А тот дядька, изображенный на картине, все сам придумал?

— Он подал идею, — охотно ответила девушка. — Разработал первый проект станции, изобрел топливо. Я не разбираюсь в этих делах, знаю только, что в том брикете, если его поместить в станцию, происходит что-то наподобие расщепления атомов, но без радиации. Топливо состоит не из радиоактивных элементов…

— Понятненько! — я поднялся с дивана и подхватил Виву на руки. — Мне досталась ясновидящая девушка.

— Это плохо? — она смотрела на меня широко открытыми глазами, и в них тлел огонек сомнения и надежды.

— Нет! — заверил я. — Что же тут плохого? Наоборот, это так интересно!

Мы снова пили кофе, говорили о жизни. Мне было очень уютно с Вивой. Я все время обнимал ее и целовал. Но границ не переходил. Интуиция подсказывала мне, что спешить с такими вещами не нужно. Не все так просто с этой чудесной девушкой, первое более тесное знакомство с которой не раскрыло, а наоборот, добавило в ее образ загадок.

Я пробыл у нее в квартире три часа. Очень не хотелось уходить, но пришлось — у меня имелась куча неотложных дел. Прежде всего, я должен был написать статью для одной всеукраинской газеты, собкором которой являлся. А потом нацарапать рассказик для дешевого еженедельника, издающегося в Днепропетровске.

Вива завернула баночку с медом в целлофан и сунула мне.

— Не забывай принимать лекарство! — наказала она, сурово сдвинув свои тоненькие бровки. — Не забудешь?

Я пообещал, что не забуду.

Вечером, когда жена и сын уснули, а я, наконец, закончил работу над статьей, мне захотелось обдумать пережитое за день. Меня очень беспокоил вопрос: не больна ли все-таки Вива? Я толком ничего не знал о ней. Зачем она сюда приехала, с какой целью? Почему пешком бродила по трассе за двадцать пять километров от города? И почему рисует такие странные картины? И, главное, откуда черпает идеи для их создания?

Если с девушкой что-то действительно не так, как поступить, чем помочь? О том, чтобы оставить ее, и речи быть не может. Нужно присмотреться к ней как следует, изучить ее повадки, характер, разузнать подробности ее жизни…

И еще один вопрос донимал меня: как могло случиться, что Вива так быстро, буквально сразу стала для меня чуть ли не самым дорогим человеком, самым близким, собственно говоря, частью моей жизни? А в том, что это так, я ни капли не сомневался…

Глава третья

Мое сердце рвалось к Виве, но добрую половину дня пришлось посвятить работе.

Рано утром я отправился в один из центральных районов области. Нужно было собрать факты для статьи о жизни обитателей маленьких и отдаленных населенных пунктов, лишенных элементарных благ цивилизации. Попутно переговорил с несколькими председателями сельсоветов или, как теперь говорят, сельскими головами о перспективах газификации и водоснабжения — публикацию на эту тему мне уже давно заказывал заместитель главного редактора нашей газеты.

Вернувшись в Запорожье, я сразу же позвонил Виве. И получил приглашение приехать к ней тот час.

Едва переступил порог ее квартиры, как услышал упрек:

— Ты относишься ко мне несерьезно! Мои слова для тебя — пустой звук!

Девушка, запахнутая в ярко-красный халат, стояла в прихожей и смотрела на меня обиженно. Недолго думая, я опустил пакет с конфетами и шампанским на пол, подхватил ее на руки и попытался чмокнуть в нос. Но она ловко увернулась. Тогда я повторил попытку — и достиг цели.

— Это тебе не поможет! — заявила Вива, но ее тон показался мне уже более миролюбивым, хотя в нем еще и слышались нотки досады. — Все равно я на тебя злюсь!

— За что, котеночек? — удивленно округлил глаза я. Причина ее обиды мне была не понятна. — Объясни, ради Бога!

Девушка строго взглянула на меня и, на мгновение убрав руку с моей шеи, погрозила пальчиком:

— Почему ты, друг мой любезный, не принял утром лекарство? Это что, так противно?

Я осторожно поставил ее на ноги и, спрятав глаза, попробовал соврать:

— Как это, не принял? Я съел целую ложку!

Вива скрестила руки на груди и осуждающе покачала головой:

— Ложь твоя не убедительна! Сердцем чувствую — ничего ты не ел!

— Ну, забыл, да! — виновато улыбнулся я и развел руками. — Уж прости!

— Ладно! — вздохнула она. — Только впредь, пожалуйста, не забывай! А сейчас проходи на кухню, буду тебя лечить.

Оказалось, что у нее в холодильнике есть еще одна банка с таким же медовым месивом.

— Ты думаешь, мне это и вправду полезно? — я с сомнением посмотрел на содержимое ложки, которую девушка протянула: ну, мед, ну орехи и что там еще — отвар ландышей, кажется. Кого это может вылечить?

Но Вива заверила с самым серьезным видом:

— Конечно, полезно! Именно это снадобье укрепит твою сердечно-сосудистую систему.

— Но ты же не врач! — живо возразил я. — Может, оно — самый настоящий яд для моего сердца? Вот сейчас съем — и отброшу копыта!

От возмущения Вива даже закашлялась.

— Что ты такое говоришь?! Если бы я точно не знала, что мое лекарство принесет тебе пользу, ты бы его не получил!

Я не стал спорить и послушно проглотил мед.

Довольная, девушка отерла мой рот бумажной салфеткой. Потом пошла в прихожую, подобрала пакет и принесла на кухню.

— Что здесь?

— Не помню, — пожал я плечами, улыбаясь. — Посмотри сама!

Она заглянула в пакет и радостно воскликнула:

— Конфеты и шампанское! Я сто лет не ела конфет!

— Шутишь? — не поверил я. — Разве ты не покупаешь себе сладкое?

— Иногда покупаю, но в основном тортики и пирожные, — призналась Вива слегка смущенно. — А о конфетах я как-то позабыла в последнее время…

— Как, наверно, и о шампанском! — прибавил я.

— Да, и о нем! — согласно кивнула она. — Зачем мне было его покупать? Пить одна я не стану, для этого нужна компания, а где ее взять одинокой даме?

— Тогда давай фужеры! — я принялся осторожно откупоривать бутылку. — Выпьем и сходим куда-нибудь.

Вива достала из шкафа два высоких стакана из тонкого стекла, поставила на стол. И вдруг поникла головой, задумавшись.

— Что случилось? — встревожился я. — Тебе что, не подходит этот сорт шампанского?

— Все в порядке! — успокоила она. — Просто я подумала, может, лучше сегодня никуда не ходить? На улице сыро, противно, да и ты устал. Я это прекрасно вижу по твоему лицу. Посидим, поговорим. Я тебе приготовлю травяную ванну, а потом накормлю вкусным ужином…

— Ты устроишь мне травяную ванну? Какая прелесть! — мечтательно закатил я глаза. — Нет, никуда не пойдем!

— Я знала, что смогу тебя уговорить! — засмеялась Вива.

«Нет, ничего она не сумасшедшая, — подумалось мне. — Просто чудачка с развитой фантазией и своими бзиками. При этом — заботливая и ласковая. Разве не эти черты женского характера так нравятся мне, не они ли всегда притягивали меня?»

Мы сидели в гостиной, пили шампанское, ели конфеты и разговаривали. Больше говорила Вива. И в основном обо мне — о том, что я не берегу себя, мало отдыхаю, питаюсь неправильно.

Наконец, когда она замолчала, я решил взять инициативу в свои руки. У меня было много вопросов.

— Расскажи мне о себе.

— Да что ж рассказывать? — пожала плечами девушка. — У меня самая обычная судьба, ничего интересного, выдающегося… Все, как у всех…

Я поставил свой фужер на стол и взял руку Вивы в свою. Она скользнула взглядом по моему лицу и стала сосредоточенно рассматривать этикетку на бутылке шампанского.

— Какой вуз ты закончила? Есть ли у тебя родители, братья и сестры?

Девушка кивнула:

— Да, у меня есть отец и мать, есть также сестры и братья… А закончила я архитектурно-строительный факультет одного из столичных вузов.

— Твоя родня обитает там же, в Подмосковье?

— Нет, все они живут в другом месте, — ответила Вива неохотно.

— А как ты оказалась в Подмосковье? — я взял конфетку и поднес к губам девушки. Она послушно открыла рот.

— Раньше вся наша семья жила в Сергиевом Посаде, но потом эмигрировала в Соединенные Штаты, а я осталась, — ее ясные глаза покрылись пеленой грусти. — Уж так получилось…

— Понятно! — вздохнул я. — А что привело тебя в Запорожье?

Вива ответила не сразу. Взяла конфетку из коробки, зачем-то осмотрела ее и вернула обратно. Потом подняла свой стакан с шампанским, подержала, опустила и, как дисциплинированная школьница, сложила перед собой на столе руки.

— Дело у меня здесь, — в ее голосе явственно звучала неуверенность, даже, пожалуй, смятение. — Я потом тебе как-нибудь о нем расскажу…

Наш разговор больше напоминал допрос, и я подумал, что на сегодня вопросов, пожалуй, достаточно, хотя выяснить мне удалось немного. Было непонятно, почему Вива так неохотно дает ответы, почему она так напряжена? Видать, есть у этой девушки какая-то тайна, скрытая в ее прошлом, о которой ей не хочется говорить. Что это за тайна, что за ней скрывается — душевная боль, обида, чей-то неблаговидный поступок? Или Вива приехала в Запорожье, чтобы разыскать мужчину, с которым где-то познакомилась и которого полюбила? Может такое быть? Вполне! Хотя почему тогда она связалась со мной, почему относится ко мне как к человеку, которым серьезно заинтересовалась?

И тут девушка вдруг поднялась, подошла ко мне совсем близко и, обняв за шею, приникла всем телом.

— Извини, Ваня, что так скупо о себе рассказываю. Со временем ты обо мне узнаешь больше. А пока скажу тебе, что на моей совести нет таких грехов, которые нужно скрывать, я не злодейка и не сумасшедшая, как ты, возможно, подумал.

Во как! Оказывается, она даже знает, что я думаю! Что ты за птица, милая Вива-Вивиза? Неужели и вправду ясновидящая?

Я тоже подхватился с дивана и, обхватив девушку за плечи, нежно поцеловал в губы. Они были влажными и горячими.

— А это приятно! — выдохнула она, когда мои объятия ослабли. Ее грудь высоко вздымалась, выдавая, скорее, волнение, чем возбуждение.

— Тебя что, никогда не целовали в губы? — почти насмешливо спросил я. Хотя и сам почувствовал небывалый трепет в груди. Последний раз обычный поцелуй приводил мою душу в такое состояние, кажется, лет двадцать назад. Я к поцелуям давно привык, раздаривая их направо и налево, порой без малейшего повода, и они для меня — дело совершенно обычное, обыденное.

— Не целовали! — призналась Вива смущенно. — В губы — никогда.

Я внимательно посмотрел на нее — не уж-то она говорит правду? В общем-то, вполне возможно. Как-то мне попалась тридцатидвухлетняя дама, у которой я оказался первым мужчиной… Мне захотелось спросить девушку, встречалась ли она с парнями, но я переборол это желание, посчитав свой вопрос неуместным и нетактичным. Вместо этого поинтересовался:

— Кстати, а кто ты по знаку Зодиака?

Вива встрепенулась — мой вопрос застал ее врасплох, она как раз о чем-то задумалась.

— По знаку Зодиака? — переспросила она. — Дева.

— Какой кошмар! — воскликнул я, театрально воздев руки к небу. — Так вот почему ты такая дотошная и заботливая! Это же черта типичных Дев!

— Тебе не нравится мой знак Зодиака или то, что я, как ты утверждаешь, дотошная и заботливая? — засмеялась девушка.

— Да мне плевать на все это! — громко рявкнул я. — Ты мне нравишься такой, какая ты есть!

— Правда? — Вива опустила глаза и неожиданно попросила: — Тогда поцелуй меня еще раз!

— С удовольствием! — я подошел к ней, крепко обнял и впился губами в ее губы.

Она неумело, но с жаром ответила на поцелуй. Машинально я потянулся к пуговице халата у нее на груди, намереваясь расстегнуть. Но девушка вдруг перехватила мою руку.

— Ваня, не сейчас…

Я с недоумением посмотрел на нее.

— Немного потерпи с этим, ладно? — извиняющимся тоном попросила она. — Мне нужно время, чтобы по-настоящему привыкнуть к тебе, привязаться до конца и, затем, впустить в свою жизнь… И еще я хочу хорошо расслышать биение твоего сердца, я хочу понять, сильнее ли оно стучит, когда ты меня обнимаешь…

— Хорошо! — согласился я. — Ты очень умная девушка и все правильно рассудила. Вот только говоришь затейливо! Проще, наверно, было бы сказать так: я хочу как следует разобраться в своих и твоих чувствах, а потом уже переходить к интимным отношениям.

Вива засмеялась и отрицательно покачала головой:

— Не совсем верно ты меня понял…

— Тогда растолкуй!

— Чувства уже зародились, просто им нужно окрепнуть, вызреть, — она села на место и взяла свой бокал. — Мы не должны спешить, чтобы не спугнуть их. Хотя за свои чувства лично я спокойна. А вот что касается твоих… Ладно, давай выпьем за наше светлое завтра!

— Давай! — я плюхнулся на край дивана, подхватил свой фужер, мы чокнулись и выпили. Затем, как по команде, потянулись друг к другу губами.

Этот поцелуй длился дольше, чем те, первые. Меня очень радовало, что Виве нравится со мной целоваться. Хотелось, конечно, большего, но я давно научился сдерживать свои сексуальные порывы, не юнец ведь…

Улыбаясь, мы смотрели друг другу в глаза, словно пытались найти в них ответы на все свои вопросы. И тут запел мой мобильный. Взглянул на дисплей — Вера! Вот те на! Звонка от нее я никак не ожидал! Чуток помедлив, решил ответить — мало ли что могло у нее случиться.

— Ваня, здравствуй! — послышалась ее взволнованная скороговорка. — Прости, я была не права. Я жалею, что все так получилось. И очень хочу…

— Подожди, Вера! — остановил я поток ее слов. — Я полагал, ты мне уже все сказала.

— Да я просто погорячилась! — с жаром заверила она. — У меня тогда было очень плохое настроение… Я прекрасно знаю, что ты женат, и ничего мне не обещал. Но мне трудно осознавать, что мы никогда не будем вместе по-настоящему… Понимаешь, Ваня?

— Конечно, понимаю. Но что сделано, то сделано — ты меня прогнала, — напомнил я.

— Это было не всерьез…

— Мне так не показалось.

— Ну, прости, Ванюша! — заканючила Вера. — Прости меня, глупую!

Я устало потер переносицу и со вздохом проговорил:

— Ни в чем ты не виновата! И не проси у меня прощения — не за что.

— Так ты приедешь? — обрадовалась она. — Когда тебя ждать?

Помолчав, я тихо произнес в трубку:

— Нет, ждать не нужно.

— Сегодня не нужно или… совсем?

— Совсем…

— Но почему, Ваня?! — голос Веры сделался плаксивым. — Почему, скажи? Из-за какой-то ерундовой размолвки ты готов пожертвовать нашими отношениями?

В этот миг я представил ее печальное лицо, мокрые от слез глаза… Мне однажды приходилось видеть Веру плачущей. Это случилось, когда я, за что-то разобидевшись на нее, больше недели не приезжал, а потом, наконец, заявился. Она открыла мне дверь, впустила в дом и не удержалась, зарыдала… Мне стало невыносимо жаль ее, эту добрую, умную и такую несчастную женщину, которой я, судя по всему, сейчас разбиваю сердце.

Я прикрыл ладонью горло, к которому вдруг подступил горький комок, и взглянул на Виву. Она сидела, отвернувшись, и отрешенно смотрела в окно.

— Вера! — проговорил я сдавленно. — Вера, забудь обо мне, пожалуйста…

— Что ты говоришь?! — выкрикнула она. — Ты понимаешь, что несешь?! Как я могу забыть, если люблю тебя?

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы набраться мужества и сказать правду:

— Вера, я встретил другую женщину. И я ни за что не откажусь от нее. Прости меня, пожалуйста…

Отключив телефон и бросив его на край журнального столика, я молча налил себе фужер шампанского и залпом выпил. Потом откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. А когда открыл их, передо мной с поникшей головой стояла Вива и нервно теребила пальцами пуговицу на своем халатике.

— У тебя был роман с этой женщиной? — спросила она скорбно.

— Да, еще три дня назад был, — обронил я, рассеянно доставая сигарету из пачки. — А теперь он уже в прошлом.

— Почему? — Вива попыталась заглянуть мне в глаза. Но я прикрыл их. — Неужели из-за меня?

Я устало кивнул. И поднялся, намереваясь выйти на балкон покурить. Девушка схватила меня за руку.

— Расскажи мне все об этой женщине!

— Ты ревнуешь? — усмехнулся я грустно.

— Дело не в этом! — заверила Вива. — Просто мне неприятно осознавать, что я стала причиной чьих-то страданий.

— Ладно, я все тебе расскажу, — пообещал я. — Вот только покурю…

Потом мы допивали шампанское, и целый час говорили о моей прошлой любви. Я поведал Виве всю правду о моих отношениях с Верой, о том, как она меня выгнала, как я злился на нее за это. И не преминул добавить, что теперь Вере не скоро светит перспектива обрести новую любовь — во-первых, потребуется время, чтобы забыть меня, во-вторых, старой деве сыскать в райцентре нормального мужика очень трудно.

— Да неужели там действительно нет хороших мужчин? — искренне засомневалась Вива.

— Представь себе, — развел я руками. — Приличные молодые хлопцы, конечно, есть. Но Вере ведь парень двадцати-двадцати пяти лет не подойдет, ей нужен постарше. А серьезные мужики, кому сейчас за тридцать и больше, все давно разобраны. Без пары ошиваются только пьяницы, бездельники, маменькины сынки да крышетечные, которые никому и даром не нужны, разве что конченой дуре. А Вера не дура.

— Но она же может найти себе такого, как ты, — предположила Вива. — Ну, в смысле женатого. Это, конечно, крайний вариант, но остаться совсем одной, без мужского внимания — для многих женщин страшная беда…

— Где найдет, в своем райцентре? — хмыкнул я. — Да завтра об этом будут знать все: и стар, и млад. К Вере сразу же прибежит обманутая жена, чтобы выцарапать глаза!

Вива вскочила с места и нервно заходила по комнате. Потом подошла к окну и застыла. Стояла минут пять, не шевелясь. За это время я не проронил ни слова, молча наблюдал за ней. Было слышно, как на улице шумит ветер и сигналят автомобили.

— Знаешь что, — вдруг произнесла девушка, не оборачиваясь, — Вере нужно помочь.

— Как и чем мы ей поможем? — поморщился я — у меня слегка разболелась голова. Не то от шампанского, не то от неприятного объяснения с Верой.

— Не мы, а я! — уточнила Вива. — Я ей помогу.

— Интересно, чем? Найдешь ей подходящего мужчину?

— Схожу в церковь, помолюсь за нее, — в голосе девушки послышались нотки облегчения и радости, как будто она долго искала решение какого-то важного вопроса и, наконец, нашла. — Мою молитву должны услышать, я в это верю.

— Ну-ну! — вяло улыбнулся я. — Если бы это было так просто: пошел, помолился — и твое желание сбылось…

— Мое сбудется! — качнула головой Вива. — Буду очень сильно просить…

Невесело усмехнувшись, я лишь махнул рукой: мой ангелочек не только чудаковатый, но еще и с большим самомнением!

Пока Вива готовила ужин, я нежился в травяной ванне. Ах, как же это было приятно! Казалось, мое тело обволакивает не обычная водопроводная муть, а ласковый свет майского солнышка, ставший вдруг жидким и способным согреть мне сердце. А хмельной аромат трав — пленительно сладкий и жгучий — наполнял мою душу не весть откуда взявшейся светлой радостью, блаженством и умиротворением. Милая Вива, какой же волшебный отвар ты влила в ванну и откуда почерпнула его рецепт? Врачевательница ты моя, ненаглядная!

Я вошел в кухню бодрый, подтянутый и помолодевший лет на двадцать. Сладко потянувшись у порога, взглянул на стол — он ломился от еды. Вива стояла у плиты и жарила блины. Целая горка их с румяной корочкой уже лежала на большой тарелке.

— У нас что, будут гости? — пошутил я. — Зачем ты так много всего наготовила?

— Тебе нужно хорошо покушать после ванны, — звонким голосом пропела девушка. — Садись, сейчас я стану тебя кормить!

Я подошел к ней сзади и обхватил руками за плечи. Она повернулась ко мне, ее глаза сияли счастьем. Повинуясь порыву, я упал на колени и сквозь ткань халата стал целовать ее бедра и живот. Дав мне время отвести душу, Вива скомандовала:

— Немедленно за стол! А то все скоро остынет.

Я поднялся с пола и, прежде чем выполнить приказ, несколько раз прижался своими горячими губами к шее, устам и щекам девушки. Она смотрела на меня с нежностью и любовью. В этот миг мне показалось, что весь мир лежит у наших с Вивой ног, что впереди нас ожидает длинная, залитая солнцем безмятежной радости и счастья, дорога жизни, конца которой не видно… Все, что раньше заботило и омрачало мою душу, все, что мучило, отягощало и жгло ее, исчезло бесследно, словно и не было его никогда.

Теперь я знаю, что такое рай — это место, где на человека снисходит такая вот ни с чем несравнимая благодать…

Глава четвертая

Неожиданно объявилась еще одна моя бывшая…

Она приехала из Италии, куда ездила на заработки, и сразу же через наших общих знакомых связалась со мной. Попросила о встрече.

Наш роман с Ириной длился довольно долго — почти два года. Она работала преподавателем одной из запорожских музыкальных школ. Хрупкая, худенькая девчонка двадцати трех лет с живыми зеленоватыми глазами. Познакомились мы случайно — я пришел устраивать в школу сынишку моего приятеля-журналиста. Переговорил с директоршей, которую знал давным-давно, и мальчика взяли. При нашем разговоре присутствовала молодая преподавательница, которая, как оказалось, пишет стихи. Директорша попросила меня оценить их и по возможности помочь с публикацией в газете.

На другой день я заехал в школу, нашел Ирину и забрал у нее толстый ежедневник, в который она записывала свои поэтические излияния. Пообещав через пару дней высказать свое мнение, простился и направился к выходу. Но девушка не дала мне уйти. Смущаясь, сказала, что сегодня она свободна от работы и очень хотела бы пригласить меня в кафе. Я удивился, но приглашение принял. За чашечкой кофе мне пришлось бегло просмотреть поэтические опусы преподавательницы, о чем она попросила. Стихи имели технические недостатки, но, в принципе, мне понравились.

А вскоре уже я пригласил ее в кафе. Там показал свои правки, которые, по моему мнению, следовало внести в стихи, и сообщил, что парочка их будет опубликована в одной небольшой газете, где у меня имеются старые друзья. Ирина горячо поблагодарила и предложила какой-то заумный тост, кажется, за людей, умеющих отличить дактиль от анапеста или что-то в этом роде. Потом я проводил ее домой.

Когда стихи появились в газете, она позвонила мне и попросила о встрече. Я думал, что в знак благодарности получу от поэтессы-преподавательницы приглашение на чашечку кофе, но ошибся. Ирина повела меня к себе домой, где уже был накрыт праздничный стол, как я понял, специально для меня. Родители девушки — люди средних лет, оба — педагоги — встретили меня, словно самого дорогого гостя. Потчевали разносолами, беспрерывно благодарили за помощь в публикации стихов их гениальной дочери, и очень расстроились, когда я отказался пить, сославшись на то, что мне предстоит еще полдня сидеть за рулем автомобиля.

После застолья Ирина взяла с меня слово, что я не забуду о ней и вскоре навещу ее в музыкальной школе. Я, разумеется, пообещал.

И мы потом встретились. Немного побродили по городу, сходили в театр на спектакль, посидели в кафе. В тот вечер я впервые почувствовал, что девушка меня очаровала.

Я так подробно рассказываю о начале этого одного из многих своих романов не просто так. Именно он принес мне горя больше всего, именно он, безо всяких преувеличений, подорвал мое здоровье, в свое время довел почти до безумия, надолго лишил сна и покоя…

У меня дурная привычка делать женщинам предложение, как говорится, прямо в лоб, безо всяких полагающихся в таких случаях предисловий. Вот и Ирине в одну из наших встреч я неожиданно — и для нее, и для самого себя — предложил перейти от приятельских отношений к интимным. Она была шокирована.

— Но вы ведь даже не ухаживали за мной, — только и смогла вымолвить девушка.

В то время мне было тридцать семь лет, я чувствовал себя еще молодым и полным сил. Видимо, поэтому отказы женщин, кстати, нечастые, меня мало трогали. Ну, не Маня, так Таня, а не Таня, так Глафира Прокофьевна из соседнего подъезда — приблизительно таким было мое мужское кредо. И в душе я был готов к отказу Ирины.

— Подумай до завтра, а потом сообщи мне, что ты решила, — попросил я.

— Но вы ведь женаты, — напомнила девушка.

— Да, женат, — подтвердил я. — И не только это обстоятельство свидетельствует против наших встреч. Я ведь еще и значительно старше тебя, и душа у меня не так чиста, как твоя… Но все же подумай, очень тебя прошу!

Проводив Ирину домой, я крепко поцеловал ее в губы. Она не противилась.

А на другой день позвонила и с непонятным мне волнением сообщила, что приняла решение.

— О каких-то иных отношениях между нами, кроме как дружеских, не может быть и речи!

Я только вздохнул и не проронил ни слова.

Но уже через час Ирина перезвонила:

— Вы приедете сегодня ко мне в школу? Я очень, очень буду вас ждать!

Во мне, видимо, взыграла гордость или уязвленное самолюбие, а может, просто врожденная противоречивость характера — Бог его знает, и я ответил отказом, сославшись на то, что сильно занят.

— Тогда — завтра? — с надеждой спросила девушка.

— Думаю, нам вообще не стоит больше встречаться! — заявил я холодно и почти враждебно. — Не морочь мне, пожалуйста, голову!

Утром мне позвонила мать Ирины и сообщила, что ее дочь ночью пыталась покончить с собой и сейчас находится в реанимации городской больницы. Я сразу же поехал туда.

Оказалось, девушка выпила целую горсть разных таблеток, и если бы не мать, которая случайно услышала слабые стоны и зашла в комнату дочери, она бы непременно умерла. Так сказали врачи…

Потом, когда Ирину выписали, мы целую неделю провели вместе. Это была полнейшая идиллия. Встретившись, мы буквально не размыкали рук, обнимая друг друга и целуя. Чтобы чаще и дольше находиться рядом с девушкой, я даже взял на работе отпуск.

Но одним прекрасным утром все кончилось. На свидание вместо моей возлюбленной пришла ее подружка Рита, которая тоже работала преподавательницей в той же музыкальной школе, и молча передала мне записку. «Не обижайся, — писала Ирина, — но я больше не хочу тебя видеть. Я полюбила другого и собираюсь за него замуж…»

Мне даже стало смешно: когда это она успела полюбить и даже собраться замуж? Придумала бы чего-нибудь серьезнее. Но то, что девушка решила прекратить наши отношения, все же задело меня за живое. Прежде, за редчайшим исключением, любовницы меня не бросали, обычно я находил повод, чтобы удрать. Потом, поразмыслив, спрятал свою обиду подальше. Ирина не хочет со мной встречаться? И слава Богу! Зачем мне такая странная девушка? Притом, странная — это мягко сказано! Ее настроение менялось ежеминутно, она то радовалась, то грустила, то ревновала, то была равнодушной. Порвав записку на мелкие кусочки, я вздохнул на полную грудь и отправился по своим делам.

А через день мне позвонила мать Ирины и, рыдая, сообщила, что ее дочь опять пыталась покончить с собой. Она весь вечер не находила себе места, жаловалась на то, что я ее бросил, а потом заперлась в своей комнате. Отцу пришлось вышибить дверь и буквально вытянуть потерявшую сознание Ирину с петли.

От того, что я услышал, у меня подкосились ноги.

— Где она сейчас?

— Дома, — судорожно всхлипывая, сообщила мать. — Сидит и плачет. Приезжайте! Я думаю, только вы в состоянии ее успокоить.

— Попытайтесь успокоить ее сами, — посоветовал я, стараясь совладать со слабостью в ногах и головокружением. — Ваша дочь накануне написала мне, что не желает меня видеть.

Чуть позже меня разыскал растерянный отец Ирины — Сергей Петрович. Этот интеллигентный человек, видимо, так сильно переживал, что забыл сменить домашние брюки на выходные, не причесался и не побрился.

— Я не знаю, что делать с дочерью, — запинаясь, признался он. — Вы никак не подходите ей в бойфренды. И не потому, что старше ее на четырнадцать лет, как по мне — это ерунда. Но вы женатый человек, и я так понимаю, что бросать свою жену ради Ирочки не станете…

— Не стану, — подтвердил я его догадку. — И не только ради Ирины, но и ради любой другой женщины.

— Это правильно, — грустно одобрил Сергей Петрович. И, взглянув мне в глаза, продолжил: — Я приехал просить вас вот о чем. Продолжайте встречаться с Ирочкой, не рвите с ней отношений. Она очень ранимый человек…

— И психически неуравновешенный, — прибавил я со вздохом.

— Это есть, — согласился Сергей Петрович. — Так действует на нее влюбленность. Но я вам обещаю, что Ирочка не будет такой всегда. Как только она поверит в ваши чувства, укрепится в этой вере, сразу же успокоится, ее истерики прекратятся.

— Да откуда вы можете это знать! — перебил я его.

— Я хорошо это знаю, — грустно улыбнулся отец моей странной возлюбленной. — Очень хорошо! Моя супруга Наталья Борисовна — мать Ирочки — в молодости вела себя точно так же, как сейчас наша дочь. Но как только мы расписались в загсе, все в один миг нормализовалось.

— Но я же не собираюсь расписываться с вашей дочерью! — напомнил я.

— И не надо! — воскликнул он. А потом наклонился к моему уху и почему-то стал говорить шепотом: — У нас на окраине Запорожья есть домик со всеми удобствами. После смерти моей матери он пустует. Проводите там время с Ирочкой, а иногда, когда у вас будет возможность, оставайтесь с ней на ночь.

— Вы что, одобряете связь своей дочери с женатым мужчиной? — изображая изумление, спросил я

— Нет, не одобряю, — замотал головой Сергей Петрович. — Но и не особо осуждаю… Кто из нас не грешен?

Его взгляд мне показался ироничным.

В том домике, о котором он говорил, мы и встречались с Ириной почти два года. За это время она трижды прогоняла меня, один раз вскрывала себе вены, обманным путем (именно так!) забеременела, затем лишилась ребенка с помощью искусственных родов, потом опять забеременела и сделала аборт… В конце концов, с неврастенией, язвой желудка, стенокардией и букетом других болячек я сбежал от нее, как заяц от волка, и залег на дно. Даже поменял номера своих телефонов — и мобильного, и домашнего, чтобы Ирина не звонила. А сам со страхом ожидал, какие шаги она предпримет.

Но вскоре она исчезла из Запорожья. До сих пор не понимаю, как матери удалось ее уговорить поехать с ней на заработки в Италию?

И вот, через четыре года после нашей разлуки моя бывшая пассия, с которой я хлебнул не один фунт лиха, вернулась в родной город и жаждет со мной встретиться. О свидание с ней мне даже думать страшно.

Мою душу обуревают тревожные предчувствия…

О проблеме, возникшей в моей жизни, я решил не рассказывать Виве. Зачем ей об этом знать?

Но, как оказалось, что-то утаить от нее не так просто…

Девушка встретила меня возгласом радости и тут же повисла на шее. У меня сразу просветлело на сердце, все тревоги рассеялись. Я крепко прижал к сердцу это милое создание, подаренное мне судьбой непонятно за какие заслуги, и не хотел размыкать рук, боясь, что оно растает, как мираж, как утренний сон.

Вива помогла мне снять куртку и повела в гостиную. На журнальном столике уже стояла вазочка с рассыпчатым печеньем, а в желтых чашечках дымился ароматный кофе. Я удивленно посмотрел на девушку:

— Как ты догадалась, что я приду именно в это время, ведь, кажется, мы договаривались о встрече вечером?

— Сердце подсказало! — мягко улыбнувшись, ответила она.

— И не ошиблось! — засмеялся я.

— Мое сердце никогда не ошибается, — вздохнула Вива. — Вот сейчас оно говорит мне, что у тебя неприятности.

Я нежно чмокнул ее в лоб и беззаботно махнул рукой:

— Какие там неприятности! Все прекрасно!

Девушка усадила меня на диван, сама села рядом и, подав мне чашечку с кофе, тихо произнесла:

— Врать не хорошо! Расскажи мне, Ваня, что случилось?

— Это долгая история, — попробовал отбрыкнуться я. — Как-нибудь в другой раз, ладно, котеночек?

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, лучше сейчас.

Пришлось рассказывать.

Вива слушала, не перебивая. Потом задала всего лишь один вопрос: любил ли я Ирину? Так сразу ответить на него мне было трудно. Пришлось хорошенько задуматься.

Время шло, а я молчал…

— Не нужно так морщить лоб, Ваня, — остановила мои размышления девушка. — Не нужно напрягаться! Не любил ты Ирину, не любил!

— Не знаю, — честно признался я. — Она мне нравилась, наверно, были и какие-то чувства…

— Вот именно — какие-то! — Вива бросила на меня осуждающий взгляд, однако тут же ласково погладила мою руку. После непродолжительной паузы назидательным тоном произнесла: — Нельзя связываться с женщиной, которую не любишь всей душой!

— Ты думаешь, если бы я любил Ирину, как ты говоришь, всей душой, то наши отношения не омрачались бы скандалами, ее истериками, припадками ревности и опрометчивыми поступками? — поинтересовался я грустно.

— Могло случиться все что угодно, — согласилась Вива. — Но Ирина не стала бы губить детей, будучи твердо уверена, что она для тебя — самая любимая и единственная на свете женщина.

Мне стало как-то не по себе.

— Ты хочешь сказать, — пролепетал я, еле ворочая отяжелевшим языком, — что в убийстве тех, не рожденных, младенцев есть и моя вина?

Вива вдруг закрыла ладонями лицо и откинулась на спинку дивана. С минуту сидела молча. Потом опустила руки и печально взглянула на меня.

— Вы оба их убили. Ты виноват в том, что не сделал практически ничего для их спасения.

Я сходил на кухню, прямо из-под крана попил воды и возвратился в гостиную. Вива все так же сидела на диване. Я присел на корточки возле ее ног.

— Но я даже не знал, что Ирина беременна! Мы предохранялись, но она…

— Не оправдывайся! — оборвала меня девушка. — Раз Ирина захотела забеременеть, значит, считала, что у нее есть шанс на твои любовь и преданность. Но потом поняла: это всего лишь иллюзия!

— Что же мне делать? — я взял руки Вивы в свои и с жаром сжал их. — Ведь уже ничего не вернуть!

Она высвободила одну свою руку и нежно, как мать, погладила меня по голове. Затем тихо промолвила:

— Да, этот грех нельзя искупить. Он всегда будет чернить твою душу. Помни о нем, кайся и молись!

— Ты говоришь, как священник, — заметил я с долей раздражения.

— Ошибаешься! — возразила девушка. — Священник бы обязательно прибавил, что Бог милостив и простит тебя, если покаешься всем сердцем.

— А, по-твоему, мне нет прощения? — спросил я и плеснул остывшего кофе из кофейника себе в чашку. Затем взял ее, поднялся с дивана и подошел к окну.

— Чтобы заслужить полное прощение, мало каяться и молиться, — изрекла Вива каким-то чужим, отстраненным голосом. И взгляд ее мне не понравился — он казался отчужденным и холодным. — Нужно не повторять своих ошибок, очистить свое сердце от всяких недобрых помыслов, а главное — перестать жить для себя. Тебе все это по силам? Нет, конечно! Поэтому ты если и заслужишь прощение, то неполное. А это значит, что без расплаты за грехи не останешься. Пусть она, твоя расплата, и не будет уж столь суровой…

— Ладно, Вива! — нервно повел я плечом. — Это всего лишь твое мнение, твои личные рассуждения. Они могут быть и ошибочными, ты так не считаешь?

Девушка ничего не ответила. Но, видимо, поняла, что своим менторским тоном задела меня и, чтобы смягчить свои слова, ласково улыбнулась. Потом вскочила, подошла ко мне и обняла за шею.

— Как же мне поступить с Ириной, подскажи? — попросил я совета. — Не встречаться с ней?

— Обязательно встреться! — подала голос девушка, пряча свое лицо на моей груди. — И познакомь нас!

— Ты с ума сошла! — вскричал я. — Нет никакой уверенности, что Ирина будет вести себя пристойно по отношению к тебе.

— Не переживай! — успокоила Вива. — И не сгущай краски. Твоя бывшая любовница, возможно, ищет моральной поддержки, душевного тепла и участия, а не жаждет выяснения отношений.

Я хотел еще что-то сказать, но девушка прикрыла пальцами мои губы.

— Сделай, как я говорю! — ее тон был почти приказным.

Мы стояли минут пять. В объятиях Вивы все мои тревоги отошли на второй план, они уже не так терзали сердце, ко мне вернулся оптимизм, настроение улучшилось.

Позже я принимал травяную ванну, так благотворно на меня подействовавшую в прошлый раз, а девушка что-то стряпала на кухне. Один раз она, излучающая внутренний свет радости, заскочила ко мне в цветастом передничке проверить, все ли в порядке.

— А что ты там готовишь? — поинтересовался я. — В прошлый раз еды было слишком много…

— Да, я тогда немного перестаралась, — засмеялась Вива. — Уж очень хотелось тебе угодить. Но теперь я готовлю всего три блюда: тушеные грибы, салат из капусты и творожный пирог.

— Уверен, это будет божественно вкусно! — искренне похвалил я ее кулинарные способности. — Таких кушаний, как у тебя, мне не доводилось пробовать ни разу в жизни. При этом они вроде бы просты и незатейливы.

Моя похвала вовсе не была преувеличением, девушка действительно потрясающе готовила.

Когда мы на славу пополдничали и сытые вернулись в гостиную, я вдруг вспомнил о полотнах Вивы. И не преминул спросить:

— У тебя, кроме тех двух картин, которые ты мне показывала, есть еще что-нибудь?

Мой вопрос не вызвал у девушки особого энтузиазма и даже несколько смутил ее.

— Есть одна, я ее, правда, еще не окончила, — нехотя ответила она. — Но боюсь, что и эта работа, как и те две, тебе не понравятся…

— А почему ты решила, что они мне не понравились? — удивился я. — Картины написаны рукой мастера. У меня были вопросы лишь к их содержанию. Поэтому смело показывай, что ты там изобразила.

— И будь готова к критике! — прибавила Вива с улыбкой. — Ладно, сейчас принесу.

Она поспешила в спальню и через минуту втащила в гостиную мольберт.

— Картина еще не окончена, — предупредила девушка. — Так что, не суди строго!

Я подошел к мольберту, снял с него покрывало и увидел портрет обычного человека лет тридцати пяти, стоящего в каком-то огромном зале, залитом дневным светом. Человек был одет в ярко-синюю футболку. Он улыбался, однако во взгляде скользили настороженность и что-то похожее на тревогу.

— Неплохой портрет, — констатировал я. — Молодец!

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Вива и как-то застенчиво опустила голову.

— Что такое? — я попытался заглянуть ей в глаза.

— Боюсь твоего вопроса, — обронила девушка, отворачиваясь.

— Какого вопроса? — не понял я.

— Боюсь, что ты спросишь, кто это, — она кивнула в сторону картины. — И мне придется тебе рассказать. А ты не поверишь, станешь смеяться, а то и обвинять меня в сумасшествии…

— Да я уже привык к твоим странностям! — небрежно махнул я рукой. — Так что можешь смело рассказывать, кого изобразила.

Вива подошла ко мне поближе, обняла за талию и, глядя на картину, изрекла:

— Этот милый человек — Джордж. Он… ну, как бы тебе правильно объяснить, чтобы ты понял… В общем, он — биоробот, ни интеллектом, ни чувствами, ни эмоциями, ни организмом не отличающийся от человека…

— Разве такие биороботы уже существуют? — заулыбался я. — Ах да, конечно, существуют — в твоем воображении.

— Я же говорила, что ты будешь иронизировать! — немного обиделась девушка.

— Ладно, извини, — я чмокнул ее в щечку. — Рассказывай дальше!

Она взглянула на меня с сомнением, помолчала, а затем стала говорить:

— Уже давным-давно ученые думают над проблемой продления человеческой жизни. Но пока ничего существенного не получается. И даже тогда, когда врачи научатся заменять износившиеся органы людей на искусственные, толку будет мало. Удастся лишь продлить человеческий век максимум на сто лет. Вся проблема — в износе самого мозга, неизбежных изменениях в нем, происходящих с течением времени. Но однажды решение будет найдено! Группа малоизвестных ученых разработает революционную технологию цифровой записи личности, эдакого копирования сущности любого конкретного человека — его сознания, особенностей характера, памяти…

Вива говорила с таким жаром, так живо, при этом отчаянно жестикулируя и гримасничая, что я поневоле проникся интересом к ее рассказу.

— И вот человек умер, а запись его личности осталась, — продолжала она. — Нужно лишь поместить эту запись в носитель, способный усваивать новую информацию, развиваться, — и человек, пусть на вид другой, совсем не похожий на прежнего, будет опять жить. Он сохранит все черты характера, привычек, всю память, все желания и помыслы умершего… Долгое время ученые будут биться над разработкой носителя. И, наконец, его создадут — через четыре десятилетия после изобретения цифрового копирования личности человека. Носителем станет идеальный биоробот — искусственный, но с более совершенным организмом, человек. Джордж, которого ты видишь на картине, — первый биоробот с заложенной в него сущностью умершего мужчины…

Девушка умолкла. А я, потрясенный ее рассказом, стоял с открытым ртом. В тот момент у меня не было ни малейшего сомнения в правдивости слов Вивы. Но вскоре я пришел в себя, стал нормально соображать. И во мне проснулся скептик.

— Послушай, но ведь эту запись личности можно сделать в любом возрасте, например, в двадцать лет, и, так сказать, законсервировать в хранилище, — начал рассуждать я. — А потом, после смерти человека, годков так через семьдесят, вживить ее в носитель. И получается, что он будет чувствовать, думать, видеть мир таким, как тогда, на момент записи. И любить будет тех людей, которых уже нет, или они изменились до неузнаваемости. Это же чудовищно! Бедный носитель! Он, наделенный эмоциями, переживаниями и чувствами далекого прошлого, обречен на дикие моральные страдания, а то и на сумасшествие.

— Ученые это учтут, — вздохнула Вива. — Не сразу, правда… И примут решение делать записи личности регулярно — через каждые шесть, а впоследствии — через каждые два месяца, и заменять ими устаревшие. Любой желающий продлить свою жизнь, должен будет подписать специальный договор, заплатить определенную сумму и в установленные сроки являться на запись своей личности. Несколько позже мировое сообщество утвердит Хартию жизни, которая сделает запись личности бесплатной и обязательной с трехлетнего возраста.

— А эти биороботы, они и размножаться смогут? — задал я еще один вопрос, мягко улыбнувшись.

— Конечно! — живо откликнулась девушка. — Функции организма биоробота точно такие же, как и функции человека.

— Приготовь, пожалуйста, кофе! — попросил я, почувствовав, что у меня слегка кружится голова. И обессилено плюхнулся на диван.

Девушка без лишних слов бросилась выполнять мою просьбу.

Вскоре горячий кофейник уже стоял на журнальным столике.

Прихлебывая густой, душистый напиток, я, уже довольный и расслабленный, весело обратился к Виве:

— Вот сколько ломаю голову, а толком понять не могу: ты большая фантазерка или действительно ясновидящая?

— А что тебе больше нравится? — в тон мне ответила она.

Я пожал плечами и поинтересовался:

— Закончишь эту картину и будешь еще что-то писать?

— Да, — кивнула Вива, задумчиво улыбнувшись. — Мне хочется написать портрет одного интересного человека. Я люблю писать портреты…

— Говоришь, интересного? — Я достал пачку сигарет из кармана и приготовился выйти на балкон покурить. — А кто он?

— Понимаешь, — немного стушевалась Вива и бросила на меня быстрый взгляд, — этот человек тоже еще не родился. Но скоро появится на свет. В свое время он станет лидером двух стран и одного народа.

— Как, как? — не понял я. И, бросив пачку сигарет на журнальный столик, уставился на девушку. — С каждой минутой ты меня все больше поражаешь!

— Так, может, мне не нужно рассказывать о своей задумке? — потупившись, спросила Вива. — Раз это тебя так напрягает…

— Да нет уж, продолжай дальше! — рявкнул я и, улыбнувшись, сложил руки на груди — приготовился слушать.

— В Европе возникнут две новые страны, — не очень охотно стала рассказывать Вива. — Их народы имеют общий корень, точнее — это один народ. Народ довольно многочисленный, но до той поры часто гонимый, не имевший свободы и полноценной, независимой ни от кого родины. И вот появится человек, идеи которого вдохновят его соплеменников на борьбу и обретение независимости. Я хочу изобразить этого вдохновителя в зените его славы и величия. Думаю так: он сидит в огромном зале за столом и сосредоточенно подписывает бумаги, а на втором плане стоят главы самых могущественных держав мира. На безымянном пальце левой руки лидера нации — очень приметный перстень с красным камнем, на голове — что-то похожее на шапочку или тюбетейку с бело-золотой вышивкой. Именно такую он будет носить…

Девушка умолкла и посмотрела на меня со смущенной улыбкой. Я ободряюще пожал ее пальцы.

— А что случится потом с этим человеком?

— Он останется лидером нации, — продолжила она свой рассказ тихим голосом. — Но лишь духовным, формальным. Ему придется поделиться властью. Каждую из двух стран возглавит президент. Один из них вскоре будет изгнан и поселится в соседней державе, которая его поддерживала на выборах.

Я не знал, что мне делать: верить или смеяться? Девушка говорила так убедительно, как будто она сама была свидетелем всех этих будущих событий. С другой стороны — все ее слова можно было назвать болезненными фантазиями, бредом…

— Ну, а дальше что? — я подхватил сигареты со столика и стал играть пачкой, перебрасывая ее из руки в руку.

Девушка несколько секунд следила за моими действиями, а затем отобрала у меня пачку и положила ее на край стола.

— В стране, изгнавшей президента, начнется война, в ход которой вмешаются сначала две силы, потом — еще одна. Долгих тридцать пять лет не будет покоя на этой земле. Лишь после того, как придет человек с золотой цепью на шее и кулоном в форме полумесяца, кровь, наконец, перестанет обагрять камни, наступит мир, а позже — и всеобщее благоденствие.

Я лишь вздохнул, глядя на одухотворенное лицо Вивы.

Выкурив на балконе две сигареты подряд, я вернулся в гостиную и сразу задал вопрос:

— Скажи, ты можешь ответить на любой вопрос, касающийся будущего?

— Нет, на все вопросы я ответить не могу, — покачала головой Вива. — Да если бы и могла, то не стала бы этого делать.

— Почему? — удивился я.

— Потому, что нет ничего страшнее, чем знать свое будущее, — твердо изрекла девушка. — Ведь жизнь в таком случае практически теряет смысл.

— Зато человек, зная, допустим, что его ждет беда, сможет ее как-то предотвратить, — не унимался я.

— Не всегда! — резко вскинула голову Вива. — Далеко не всегда! Лучше жить, не зная, что тебя ждет завтра!

Глава пятая

Заканчивался октябрь. Мутные воды безучастно-усталого Днепра замедлили ход, и исчезла дивная музыка плеска волн. Небо потемнело, опустилось ниже, тучи — огромные чугунные болванки — приобрели четкие очертания и висели неподвижно, перестав быть подвластными потокам воздуха. Яркие краски города сильно поблекли, потускнели; серый и грязный, он стал неуютным, полумертвым и сумрачным.

Как же я не люблю позднюю осень — пору неспешной агонии живой природы, готовящейся к приходу владычицы холода, ночи и апатии! Мне больно смотреть на продрогшие от сырого ветра старые тополя и акации, безмолвно обливающиеся слезами редкого тумана и жадно ловящие растопыренными ветвями скудный свет остывшего солнца. Я ненавижу городские клумбы с высохшими цветами — эти заброшенные кладбища летней красоты и безмятежной радости.

Все, кончилась возвышенная жизнь души, началось выживание, наполненное сладкими грезами о грядущем майском цветении и надеждами на возрождение великого праздника природы и солнечной эйфории…

Мы стоим с Ириной на пустынном городском пляже — она почему-то именно здесь назначила мне свидание. У наших ног неслышно несет свои воды Днепр. Перед нами — окутанный белесой дымкой, каменистый, заросший облысевшими кустарниками и деревьями, остров Хортица — гордость Запорожья и его боль.

Ирина смотрит куда-то поверх моей головы и говорит, говорит. Я не узнаю ее — исхудала, потускнела, увяла, как выброшенный на снег цветок. И голос у нее другой, и руки, и глаза…

— Я приехала навестить родителей, мама ведь давно вернулась в Запорожье… И вот захотелось увидеть тебя, попросить за все прощения, — произносит Ирина и, наконец, переводит взгляд на меня. — Ты ведь здорово со мной намучился! Глупая я была, молодая…

Искренность, откровенность и доверчивость этой некогда закрытой, крайне ранимой, а теперь мятущейся, печальной и одинокой женщины, трогают мое сердце. Оно сжимается от жалости к ней и жгучего раскаяния за то, что когда-то я не оправдал ее молодых надежд, не сумел стать тем принцем, которого она придумала себе в сладких девичьих грезах. Правильно сказал Антуан Сент-Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Из-за своего легкомысленного отношения к жизни, к людям, из-за эгоизма, ветрености и бессердечия я просто позабыл об этом…

— Прости меня, Ира, — тихо говорю я, и голос мой предательски дрожит. — За то, что не дорожил твоей любовью, за то, что потоптался по твоей душе, поломал тебе жизнь, исковеркал судьбу!

— Ваня, ну что ты?! — на поредевших, не накрашенных ресницах Ирины вспыхивают слезы, а ее лицо искажает гримаса боли. Бывшая любовница хватает меня за руку и крепко сжимает ее. — Твоей вины в том, что я теперь бесплодна, нет. Ты ведь не посылал меня на искусственные роды, не наказывал делать аборт… Это были мои решения. Таким способом я хотела тебе досадить, причинить страдания… Ну, и поплатилась за это…

Я не могу согласиться с ее словами, отрицательно мотаю головой и почти кричу:

— У тебя не было бы оснований поступать подобным образом, если бы я тогда вел себя иначе — проявил чуткость и внимание, не поскупился на любовь и нежность!

Слезы тонкими ручейками текут по худым щекам Ирины и заливают ее искусанные губы — она беззвучно рыдает. И сердце подсказывает мне, что впавшая в жуткую депрессию женщина плачет сейчас вовсе не из жалости к себе. Это слезы облегчения — я только что освободил ее от гнетущего чувства вины, взяв на себя всю ответственность за те ошибки, которые она совершила.

Гробовым холодом веет от почерневшего Днепра. Белое марево тумана, сгущаясь у берегов древней Хортицы, почти скрывает наготу ее святых камней.

Взявшись за руки, мы, озябшие и породнившиеся печалью, пешком отправляемся в центр города — туда, где живет Вива.

Эта встреча меня потрясла. Две незнакомые, совершенно разные женщины, не промолвив ни слова, лишь взглянув друг другу в глаза, прямо у порога слились в объятиях. Они плакали, что-то говорили, смеялись и снова плакали. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, и боялся произнести хоть слово, чтобы не нарушить это дивное, необъяснимое единение двух женских сердец. Лик Ирины, умытый слезами, на моих глазах просветлел, преобразился. Я увидел в нем черты той прежней девушки, заблудшей в дебрях неразделенной любви и сомнений, тревог и иллюзий, которая когда-то дарила мне и блаженство, и горе, которая оставила в моей душе глубочайший след. И не было уже во мне ни малейшей обиды на нее, не было никакого зла, досады и недовольства, их место заняли сострадание, жалость и желание помочь, идущие из самой глубины сердца…

Потом мы пили кофе в гостиной. Я курил сигарету, сидя с чашкой в руках у приоткрытой балконной двери. Вива с печальным видом слушала. А заплаканная Ирина рассказывала о своем горе.

— Джованни буквально носил меня на руках, — тихо струился ее голос. — Сдувал с меня пылинки, выполнял любое мое желание, любой каприз. И вскоре я полюбила его всей душой. Он познакомил меня со своими родителями и предложил выйти за него замуж. Сразу же продал свою небольшую квартирку и купил просторный дом, прекрасно обставил его. Как я была счастлива! Полтора года мы прожили, как в сказке. А потом… Джованни начал спрашивать, когда же я рожу ребенка? Я отшучивалась, говорила, что он сильно спешит, но сама уже начала волноваться. И чем дальше, тем больше. Ну, никак не получалось у меня забеременеть! Джованни не выдержал, занервничал, заявил, что мне нужно обратиться к специалисту. Я пошла по врачам, потом легла в клинику. Прошла полное обследование, и получила заключение: «детей иметь не может»… Я не хотела сдаваться, пробовала лечиться у других специалистов, обращалась к знатокам нетрадиционной медицины, меня поили травяными настоями, обкуривали целебными благовониями, надо мной читали заговоры. Все без толку! Джованни затосковал, утратил ко мне интерес, а вскоре заговорил о разводе. Полтора месяца назад мы перестали считаться мужем и женой…

Выслушав исповедь моей бывшей любовницы, Вива обняла ее за плечи и стала утешать.

— Все у тебя в жизни наладится, все образуется. Не переживай и не убивайся!

Ирина, скорбно сжав губы, смотрела в пол.

— Спасибо за участие, за слова поддержки, — грустно поблагодарила она. — Ты добрая душа. Вот я рассказала тебе все, и мне немного полегчало…

Вива схватила ее руки в свои и звонко произнесла:

— Ты обязательно родишь ребенка! — потом широко улыбнулась и прибавила: — Я прекрасно понимаю, что такое обнадежить отчаявшуюся женщину и не дать ей обещанного. Я никогда бы не говорила того, в чем не уверена. Поверь мне: у тебя будет малыш! И скоро!

— Но как же это возможно? — стушевалась Ирина. — Я ведь…

— Я приготовлю тебе лекарство от бесплодия и дам один совет, — перебила ее Вива скороговоркой. — Примешь мое снадобье, сделаешь то, что я говорю, и станешь матерью!

— Господи! Неужели ты говоришь серьезно? — в глазах Ирины вспыхнула искорка надежды. А ее губы, впервые за все время, тронула улыбка. — Когда ты приготовишь мне свое лекарство и что за совет дашь?

— Снадобье сделаю прямо сейчас! — заверила Вива. — А совет такой: только закончишь лечение, оно продлится две недели, сразу же иди к врачам. Пусть тебя обследуют, осмотрят. Уверяю: на этот раз о том, что ты бесплодна, никто уже и не заикнется. Найди своего Джованни и попробуй поговорить с ним. Скажи, что с тобой все в порядке, ты выздоровела. Он все еще любит тебя, я это чувствую, и поверит твоим словам. Ну, а дальше — дело техники, — немного смущенно засмеялась девушка. — Менее чем через год ты станешь матерью, а твой возлюбленный — отцом.

Девушка говорила уверенно и горячо, стараясь выветрить из души Ирины всякие сомнения. И было видно, что та уже не сомневается в словах Вивы и заранее радуется тому, что должно произойти. Мое сердце тоже восприняло эти обещания как правду. Но я-то знал, что очаровательная гостья из Подмосковья — непростой человек, человек с секретом, а вот почему так безоговорочно приняла на веру ее заверения Ирина? Женская интуиция? Или этому поспособствовало особое обаяние Вивы?

— А кто родится у Иры? — спросил я как бы невзначай. Мне хотелось узнать, знает ли она и об этом. — Надеюсь, сын?

— Нет, девочка! — бросила мимоходом Вива, занятая какими-то своими мыслями. Потом спохватилась и, улыбнувшись, прибавила: — Я так думаю…

Выпив еще по чашке кофе, мои дамы ушли на кухню готовить снадобье от бесплодия. Меня с собой не взяли, объяснив, что во время этого действа будет озвучено много нюансов лечения, не предназначенных для мужских ушей. Я не очень-то и рвался… Включив телевизор, прилег на диван и уставился на экран.

Через час мы с Вивой повели изрядно повеселевшую Ирину на остановку маршрутных такси. Сам я был сегодня без автомобиля, так как с утра на открытии выставки народного творчества выпил рюмку коньяку.

Спрятавшись от моросившего дождика под пластиковую крышу хлипкого строения, обозначавшего место остановки общественного транспорта, мы долго стояли и беседовали. Наконец, Ирина уехала, а я и Вива вернулись домой.

Девушка сразу же принялась готовить полдник, хоть я и уверял ее, что не голоден.

Вскоре, уплетая вареники с капустой и запивая их не то компотом, не то чаем с терпким привкусом и ароматом калины, мы говорили о моей бывшей любовнице.

Меня очень интересовал вопрос, откуда Виве известно, как и чем ее нужно лечить:

— Ты не сажала Ирину в гинекологическое кресло, не видела результатов ее анализов, как же ты определила причину бесплодия? На основании чего?

— Мне достаточно было взглянуть на нее, — просто пояснила девушка.

— А что за снадобье ты ей приготовила?

— Очень простое! — отмахнулась Вива. — Трава боровая матка, белая яснотка, листья черники, еще кое-что — все это у меня имеется в аптечке. Оно поможет Ирине.

Я рубанул рукой воздух:

— Выпьет все лекарство — и болезни нет?!

— Выпьет? — Вива посмотрела на меня с недоумением. — Нет, его не нужно пить. Оно предназначено для других целей…

— Ах, вот оно что, это спринцевания! — догадался я.

Девушка в знак согласия качнула головой.

— Скажи-ка, и многих людей тебе приходилось лечить за свою знахарскую практику? — допытывался я.

— Да нет, — засмеялась Вива. — Ирина — мой второй пациент. А первый — ты!

— И все? — округлил глаза я. И, не удержавшись, стал потешаться: — Какая богатая врачебная практика! Какой колоссальный опыт! Просто уму непостижимо!

Она обиженно сжала губки. Но в ту же минуту, поняв, что я шучу, протянула через стол руку и прикрыла ладонью мой стакан с напитком.

— Главное — результат! Ясно? А если нет, тогда кое-кто останется без компота!

— Мне все ясно! — тут же заверил я, изобразив на лице испуг.

— То-то же! — назидательно проговорила девушка.

Я решил задать последний вопрос:

— А откуда в твоей аптечке столько всяких трав?

— Я запасливая! — отрезала Вива.

Пока она мыла на кухне посуду, я позвонил жене и сообщил, что сейчас нахожусь в Мелитополе по служебным делам и, скорее всего, домой ночевать не явлюсь.

— Ты в Мелитополе? — немного встревожилась супруга. Она давно привыкла к моим частым командировкам, но о них я обычно сообщал заранее. — Ты вроде никуда не собирался…

— Мне утром позвонили из редакции и попросили срочно подготовить статью о перспективах строительства объездной дороги вокруг Мелитополя, — ровным голосом солгал я. — Но получилась неувязочка — человек, который мне нужен, сейчас в Киеве и появится только утром. Поэтому я решил остаться здесь и ждать его на месте.

— Переночевать хоть есть где? — заботливо осведомилась моя вторая половина.

— Не волнуйся! Меня тут устроили на ночь в заводское общежитие, — брякнул я первое, что пришло на ум.

— В общежитие? — переспросила жена. — А там безопасно?

— Конечно! — успокоил я. — Тем более что я тут с двумя запорожскими журналистами. Они тоже прибыли в Мелитополь по поводу объездной дороги. Кстати, с ними я и приехал сюда, а моя машина дома…

— Ну ладно! — вздохнула супруга. — Вы там хоть не напивайтесь! А то я знаю вашего брата…

— О чем ты, милая? — игриво-обиженным тоном прокукарекал я. — Не помню уж, когда в последний раз и выпивал-то как следует. Да и с кем тут пить? Коллеги, с которыми я приехал, не пьющие…

— Свинья болото найдет! — рассудительно заметила супруга, и дала отбой.

А я облегченно вздохнул и пошлепал на кухню, чтобы сообщить Виве о своем желании остаться у нее на ночь.

Услышав об этом, девушка даже запрыгала от радости. Но потом ее мраморный лобик немного наморщился — она о чем-то задумалась.

— Что такое? — спросил я. — Может, мне лучше уехать?

— Нет, нет, нет! — горячо заверила Вива. — Мне очень хочется, чтобы ты остался.

— Правда? — я нежно поцеловал ее в лоб.

— Да, — опустила глаза она. — Вот только… Мы будем спать вместе?

Я сделал шаг назад, смерил ее взглядом с головы до ног и скорчил кислую мину:

— Ну, честно говоря, с такой худышкой мне как-то и ложиться не хочется…

Девушка шутливо погрозила мне пальцем:

— А вы, сударь, однако же клеветник!

Я привлек ее к себе, обнял.

— Ты чего-то боишься?

Она помедлила с ответом, потом со вздохом произнесла:

— Ты ведь женат…

— А ты не знала? — поддразнил я.

Вива высвободилась из моих объятий и, повернувшись ко мне спиной, начала протирать салфеткой вымытые тарелки. Через несколько секунд бросила из-за плеча:

— Мы оба сотворим большой грех, если…

Я развернул ее к себе и серьезно посмотрел в глаза:

— Ты считаешь нашу любовь грехом?

Немного смутившись, она промямлила:

— С твоей стороны это будет прелюбодеяние. А с моей — блуд…

Я плюхнулся на мягкий уголок и, не задумываясь, выдал аргумент:

— Мы с моей супругой не венчаны. Так что ни о каком прелюбодеянии речь не идет.

— Все равно ты не должен ей изменять! — заверила Вива. — Перед законом и перед людьми вы — в браке. Значит, и на небе его признали.

— А знаешь ли ты о том, что в некоторых восточных странах существуют гаремы, где, помимо жен, содержатся и наложницы, — криво ухмыльнулся я. — Там что, все мужчины погрязли в грехах прелюбодеяния и блуда?

— Они живут по другим законам, — возразила девушка.

— Так давай и мы поживем немного по их законам! — не сдавался я. — Жить по чужим законам — это грех?

— Не знаю, — призналась она.

— Так вот сначала узнай, а потом разглагольствуй о грехах! — назидательным тоном изрек я и довольно заулыбался.

Подбоченившись, Вива мягко заметила:

— Ты хитер, а речи твои лукавы!

Почувствовав, что победа близка, я продолжил атаку:

— Скажи, разве можно назвать преступлением против морали интимную близость с человеком, которого любишь?

Ее лицо озарила легкая улыбка.

— Ты коварен. Обычно влюбленные венчаются…

— А разве любовь не стоит венца? — спросил я торжественно и пристально взглянул ей в глаза.

— Как сладки твои речи! — нарочито вздохнув, потупилась девушка. Потом вскинула голову и прибавила: — И доводы убедительны, но не праведны, совсем неправедны.

Я подхватился с места и, подскочив к ней, прижал к груди.

— Скажи, — робко спросила Вива, — только в полный голос скажи, всем сердцем скажи: ты любишь меня по-настоящему?

— А ты этого еще не поняла? — я ласково погладил ее по щеке, потом провел рукой по волосам и поцеловал в шею.

— Нет, ты скажи! — настаивала она.

— Люблю! — страстно промолвил я. — Люблю и готов за тебя умереть!

Девушка обмякла, почти повисла на моих руках и из ее глаз вдруг закапали крупные слезинки.

— Я счастлива услышать от тебя эти слова!

В постели я с ужасом обнаружил, что являюсь первым мужчиной в жизни этой странноватой, нежной, наивной и такой душевно чистой девушки… Боже мой, почему же она не сказала, не предупредила? Хотя… что бы это изменило? Ничего!

Уснул я только на рассвете.

Сны посещают меня редко. Или, может, я просто их не помню. Но в этот раз то, что пригрезилось, не исчезло из моей головы, как и тот сон месячной давности, в котором я увидел Виву… Да и видение, в общем-то, было не совсем обычным, каким-то странным, непонятным. Началось оно радостно, а закончилось кошмаром.

Помню, я летал. Как в детстве. То парил высоко над землей, под самыми облаками, то опускался ниже. С высоты любовался бескрайними полями и степями, голубым морем и желтыми пляжами, горами и изумрудными низинами. Мне так легко дышалось! Так легко было на душе!

А потом пошли другие пейзажи. Какой-то залив, множество стоящих на якоре кораблей, каменистые грязно-серые холмы, бетонная площадка аэродрома на берегу с десятком военных самолетов. Все это сменилось небольшими квадратами ухоженных полей и пастбищ, ровными рядами низкорослых кустарников, мелкими поселениями и зелеными взгорьями. Затем, дальше и на значительном возвышении, я увидел город. Но, чуть приблизившись, с ужасом понял: это всего лишь то, что от него осталось, — руины и пепелища. Жуткое зрелище! Разрушенные и полуразрушенные здания, закопченные и оплавленные опоры моста, остатки древних стен, искореженные автобусы и машины, поваленные на землю обгорелые деревья, перепаханные газоны с островками выжженной травы… Все это было покрыто прозрачным голубым маревом — руины города слегка дымились, содрогались и трепетали.

Я думал, что здесь господствует одна лишь смерть, что не осталось здесь ничего живого. И ошибся! На площади, захламленной огромными кусками бетона, камнями и битыми кирпичами, осколками стекол и рваными проводами копошились люди. Некоторые из них сидели, другие — лежали, третьи — бились в истерике и катались по потрескавшимся плитам, которыми была вымощена площадь. Я не слышал их стонов, рыданий и криков, я ничего не слышал — пространство наполнял какой-то непонятный гул, воздействующий странным образом не только на уши, но и на все тело. Он что-то напоминал, я уже слышал его… И тут до меня дошло: именно так, только гораздо тише, гудят высоковольтные провода…

Я медленно плыл над погибшим городом. Мало, очень мало осталось живых людей. Гораздо больше — мертвых. Истерзанными, опаленными телами устланы улицы, площади и скверы… И полностью уцелевших зданий нет — ни одного! Только руины. По некоторым можно определить, что это были храмы — некогда величественные и громадные. Вот только какие, чьи — не известно…

Я проснулся от прикосновений Вивы. Приоткрыл веки — ее озабоченное лицо, серые глаза и светло-медовые локоны. А за окном — мутный свет осеннего утра.

— Тебе приснилось что-то ужасное? — тихо спросила девушка, поглаживая рукой мою грудь.

— Разрушенный город и погибшие люди, — промямлил я, еле выговаривая слова, и попытался приподняться на постели, но мое тело — отяжелевшее, как камень, — не захотело сразу повиноваться. Пришлось предпринять еще одну попытку.

— Может, тебе попить принести? — предложила Вива и тоже приподнялась.

— Нет, нет, спасибо, — вяло улыбнулся я. — Схожу на кухню, покурю в форточку, заодно и попью…

— Знаешь, когда-то и мне приснился разрушенный город. Я летала над ним, — сообщила девушка, когда я вернулся в спальню.

— Летала? — удивился я. — Интересно… Я тоже летал во сне. А что тебе приснилось, можешь описать город?

Вива, не торопясь, стала рассказывать. А я лежал рядом, слушал ее и не знал, что и думать. Совпадали даже детали… Как такое может быть?!

— А разрушенные храмы ты видела? — задал я вопрос, будучи почти уверен в ответе девушки.

И не ошибся.

— Видела, — подтвердила она. — Это были храмы, я думаю, и христианские, и мусульманские…

Вива придвинулась ко мне, обняла. Я благодарно погладил ей спину.

— Мне приснился тот же сон, что когда-то тебе, — тихо промолвил я, ожидая реакции девушки.

Но ее не последовало.

— Я уже догадалась, — только и произнесла она.

В моей жизни случались и разные невероятные совпадения, и необъяснимые, просто таки мистические ситуации, но о том, чтобы двум людям снился один и тот же сон, — даже слышать не приходилось.

— Как это могло произойти? — мне было немного не по себе. Я побаиваюсь вот таких непонятных вещей, вряд ли они к добру. — Я не знаю, что и думать…

— А что тут думать? — засмеялась Вива. — Мы с тобой стали настолько близкими, что нам уже и снится одно и то же. Ладно, не забивай себе мозги всякой ерундой! Сейчас я приготовлю кофе, ты его выпьешь и успокоишься.

Она вскочила с постели, быстро набросила на плечи халат и хотела выскользнуть из спальни. Но я остановил ее.

— Скажи, то, что нам приснилось, это всего лишь сон? Надеюсь, он не предвещает гибели какого-нибудь города?

Девушка уловила в моем тоне нотки тревоги и ободряюще улыбнулась.

— Успокойся. Если что-то подобное и произойдет, то не так скоро…

Я приподнялся на постели и, опершись на локоть, пристально взглянул на Виву.

— А когда? Когда, по-твоему, произойдет?

Нервно поведя плечом, она бросила:

— Через тридцать с небольшим лет после успешного испытания электрической бомбы, которую будут называть еще бомбой-молнией! — и выскочила из спальни.

— Что?! Что ты сказала?! — заорал я ей вдогонку, но ответа не получил.

Когда я прибежал на кухню, девушка сказала, что это была всего лишь нелепая шутка и, извинившись, чмокнула меня в нос.

— А о какой бомбе ты говорила? Где ты вообще слышала о ней? — допытывался я.

— Да, наверно, где-то читала, — поспешила заверить Вива. — Забудь!

Все эти объяснения почему-то не удовлетворили меня, и я размышлял о ее словах и о своем сне до самого вечера…

Глава шестая

В самые последние дни октября течение моей жизни преградили пороги проблем. От руководства газеты, как из рога изобилия, посыпались срочные и сложные задания; серьезно заболел старый друг — одинокий человек, несколько лет назад похоронивший свою супругу; и, ко всему, — угнали мою машину, которую я оставил буквально на несколько минут возле магазина в центре города.

К редакционным заданиям мне, конечно, было не привыкать, но на сей раз их оказалось так много, что я даже растерялся: с чего же начать? К другу в палату не пускали, да и пребывал он в беспамятстве, однако ездить в больницу приходилось каждый день — врачи выписывали все новые и новые рецепты, и, кроме меня, купить лекарства было некому. А с машиной я мысленно попрощался: в милиции заявление, конечно, приняли, но откровенно признались, что шансов отыскать мою тачку практически нет. В городе участились случаи угонов и почти все они не раскрыты — не удается напасть на след ушлых воров.

Два дня я вообще не появлялся у Вивы — решал свои проблемы. А на третий — она сама попросила меня заехать.

Я появился в ее квартирке после обеда, когда дописал и отправил в редакцию очередную статью и побывал в больнице.

— Ну, что же ты не рассказываешь мне о своих трудностях! — встретила меня девушка упреком. — Ну-ка, присядь, попей кофейку и все подробно изложи.

— А чем ты мне можешь помочь, котеночек? — кисло осклабился я. Но покорно прошел на кухню и опустился на табурет возле окна.

— Ну, может, хоть совет дельный смогу дать, — улыбнулась Вива и поставила передо мной чашечку с кофе и бутерброд с сыром.

Я вкратце поведал о своих делах, стараясь особо не сгущать краски. Она внимательно выслушала, затем сходила в гостиную, принесла карандаш и листик из тетради.

— Сейчас твои заботы разложим, так сказать, по полочкам, — присев рядом со мной, девушка приготовилась писать. — Тебе заказали четыре материала, так?

Я молча кивнул.

— Две статьи ты уже написал, — констатировала она, делая пометки на бумаге. — Остались еще две. Необходимая информация для подготовки одной из них — у тебя в блокноте. Завтра утром сядешь и состряпаешь. После обеда будет время заняться четвертой — последней.

— Она самая легкая, — заметил я. — Это интервью с чиновником. Он охотно общается с журналистами и всегда на месте…

— Вот! — победно воскликнула Вива, подняв вверх карандаш. — Со служебными делами разобрались. Теперь — больница… Я возьму ее на себя. Продиктуй мне фамилию своего больного друга, отделение и номер палаты, в которой он лежит. Я сама куплю ему все необходимое.

— Да зачем-то тебе утруждаться? — запротестовал я, представив, как девушке придется бегать по этажам больницы.

— Но разве я чужой для тебя человек? — на ее личике появилось выражение похожее на обиду.

— Ну, что за глупости ты говоришь? — я ласково обнял Виву и привлек к себе. — Разве может быть женщина, которую любишь всем сердцем, чужой?

— Тогда не задавай глупых вопросов! — Она ободряюще взглянула на меня и, написав на листике слово «больница», тут же вычеркнула его.

Я с благодарностью поцеловал девушку и удовлетворенно заметил:

— Получается, что проблем-то у меня не так много, как представлялось!

— Есть еще одна, — напомнила Вива. — Машина!

— Ну, это не проблема, это — потеря! — махнул я рукой. — Тут ничего не сделаешь…

— Ты так считаешь? — загадочно улыбнулась девушка. — Зря!

— А что? — не понял я.

— Да ничего! — ее губы тронула многозначительная улыбка. — Найдется твоя пропажа.

Я картинно хлопнул себя по лбу:

— Ах да, ты же ясновидящая! И, конечно, подскажешь мне, где искать автомобиль.

Вива ничего не ответила, молча долила в мою чашку кофе и уставилась в окно.

— Ты обиделась? — участливо поинтересовался я, сожалея о своей глупой реплике.

— Я уже привыкла к твоим подначкам, — вздохнула она. — Что делать, это в твоем характере…

— Прости, котеночек! — ласково проговорил я. — Больше не буду!

— Ты же забудешь о своем обещании через пять минут, я тебя знаю! — засмеялась девушка. — Ну, ладно… В общем, машина твоя — целая и невредимая — стоит себе где-нибудь… Например, на площадке у железнодорожного вокзала. Мне так кажется…

Я никак не стал комментировать ее слова, только кивнул. Безоговорочно поверить в это «пророчество» было трудно, но и отбрасывать его не стоило — ведь Вива, бесспорно, человек необычный.

Через час я простился и побежал на остановку маршрутного такси.

Проезжая мимо вокзала, неотрывно смотрел в окно, обшаривая взглядом пристанционную площадь и стоянку для автомобилей. И — о чудо! — отыскал свою «Хонду»! Она стояла возле одного из торговых павильончиков. Выхватив из кармана мобильный телефон, я стал звонить Виве.

Она восприняла мое сообщение без особых эмоций. Только и сказала:

— Это какой-нибудь юный автолюбитель, страстно мечтающий о своей машине, немного пошалил. Уж прости его… Тем более, что ты сам оставил «Хонду» не запертой, а второй комплект ключей у тебя почему-то хранится в бардачке…

Это была чистая правда. Я сказал девушке, что люблю ее больше жизни и, довольный, выскочил из остановившейся маршрутки.

А перед обедом следующего дня эта ясновидящая леди огорошила меня еще парочкой приятных новостей:

— Твой товарищ очнулся! Все заботы о нем взяла на себя его внезапно объявившаяся двоюродная сестра.

Вот это да! Значит, у моего друга все-таки есть родня? Почему же он никогда о ней и словом не обмолвился?

К полуночи мне удалось управиться с подготовкой к печати последнего материала — интервью с чиновником. На этом все мои проблемы закончились, словно их и не было! Теперь можно было расслабиться, передохнуть.

Покуривая перед сном на кухне, я мысленно отметил, что с появлением Вивы моя жизнь здорово переминалась. Я почти перестал общаться с друзьями и коллегами, искать приключения на свою голову, напрочь забыл об охоте и рыбалке. Смысл моего существования теперь имеет три составляющие: Вива, семья и работа. И это меня вполне устраивает. Больше ничего и не нужно, я ведь давно устал от суеты, лишних связей, хронического выяснения отношений, лживых оправданий и женских слез… Судьба расщедрилась и послала мне встречу с необычной, бесподобной девушкой, одарившей меня новыми, неведомыми ранее впечатлениями, искренней заботой и бескорыстной любовью. И пусть мое сердце немного тревожат вопросы, на которые не удается пока найти ответы. Но разве это имеет уж такое большое значение? В мире живет много необычных людей, существует тьма неразгаданных тайн, которые никоим образом не мешают простым смертным радоваться солнечному свету и строить свое счастье…

Жена и сын давно спали. А я все сидел, курил и размышлял. Покой и умиротворение, царившие в моей душе, не убаюкивали, а наоборот, будоражили, заряжали энергией, как чашка крепчайшего утреннего кофе. И сон не шел…

Ничто так не радует сердце влюбленного мужчины, как глаза его женщины, наполненные чарующим светом счастья…

Мы стоим с Вивой у распахнутого окна, улыбаемся, друг другу и смотрим на снизошедшую с небес Божью благодать. Восторженный, сияющий, город нежится в теплой купели солнца, как будто на смену поздней осени пришли июньские дни. Природа ликует! Обалдевшее от этого праздника жизни черное воронье, еще вчера жавшееся к земле, гордо кружит в безоблачной вышине и пьет пьянящую синеву неба. Очнувшись от полудремы, расправили усталые плечи старые тополя. Нагие березки — сосем юные и запуганные ливнями — ожили, радостно зашептались, заигрывая с нетрезвым ветерком.

— Может, сходим куда-нибудь? — предлагаю я. — Сегодня сам Бог велел погулять.

— Давай! — с энтузиазмом откликается девушка. — Подышим свежим воздухом, а потом выпьем немного вина в кафе.

Мы одеваемся и выходим на улицу. Куда? Да в сквер, к нему от дома Вивы рукой подать.

Людей здесь, как всегда, немного. Прохаживаются несколько пар, гуляют мамочки с колясками да о чем-то спорит группка стариков, расположившихся на двух лавочках.

Мы медленно бредем по аллее и останавливаемся в глубине сквера.

— Тебе здесь нравится? — Вива с интересом озирается по сторонам. — Странное место, правда? Центр города, а народу маловато. Если бы только не этот непрерывный гул транспорта на проспекте, было бы легко представить, что мы находимся в каком-нибудь перелеске, вдали от суетной цивилизации…

— Мне этот сквер всегда нравился, место уютное, спокойное, — говорю я, вдыхая на полную грудь подвижный, немного влажный воздух.

Вива засовывает руки в карманы курточки и, отстраненно глядя поверх домов в синеву распахнутого неба, тихо произносит:

— Ты можешь поверить в то, что этот милый уголок когда-нибудь преобразится до неузнаваемости? Он станет совсем-совсем другим — еще красивее.

Я неуверенно пожимаю плечами.

— Все на земле меняется с течением времени. И этот сквер тоже будет меняться. Но постепенно — с деньгами в городской казне плохо… А каким ты представляешь его в будущем?

Девушка улавливает в моем голосе нотки интереса, опускает голову и, пряча смущенную улыбку, роняет:

— Здесь будет зимний парк!

— Зимний парк?

— Ну да! Большое крытое строение из бетона, стекла и пластика, в котором в любую пору, даже в январскую стужу, будет тепло, как летом.

Мне трудно удержаться от ироничной реплики:

— Ты, оказывается, тоже склонна строить воздушные замки!

— В зимнем парке ровными рядами высадят диковинные деревца, вдоль аллеек поставят красивые лавочки, откроют кафе и бары, развлекательный центр, танцплощадку, — пропустив мимо ушей мои слова, продолжает Вива. — Здесь всегда будет многолюдно и весело — в будни и в праздники, днем и ночью… В одном из самых красочных уголков парка вздыбится каменная глыба, поросшая изумрудным мхом. Из самого ее верха потекут бирюзовые струи воды в маленький живописный пруд с золотыми рыбками. У его берегов будут расти кудрявые карликовые березки, кустарники и очень много цветов. Эту глыбу люди нарекут скалой влюбленных, и она станет одной из самых главных достопримечательностей города.

Слушая восторженный голос девушки, глядя на ее одухотворенное лицо, я начинаю проникаться верой в то, что все когда-то так и случится: звонко зажурчит вода, струясь по камням скалы влюбленных; призывно заиграет танцевальная музыка в маленьком баре; и зазвенит радостный смех чьих-то счастливых жен, невест и дочерей…

— Не знаю, может, этот прекрасный парк — всего лишь твоя фантазия, — задумчиво говорю я. — Но она кажется такой чудесной, что просто обязана стать реальностью.

Глаза Вивы мечтательно блестят, а маленькие губки трогает легкая улыбка.

— Поверь, найдутся люди со щедрой душой, которые подарят жителям города райский уголок вечного лета. Не сомневайся, так будет!

Вдоволь нагулявшись в сквере, мы заходим в ближайшее кафе. Заказываем вино и конфеты и, не стесняясь посетителей, нежно обнимаем друг друга.

— Ответь мне, пожалуйста, — полушепотом прошу я, вдыхая медовый аромат волос девушки, — что тебя привлекло во мне? Ты ведь можешь найти себе мужчину моложе, красивее и богаче.

Она смотрит мне в глаза с ласковой улыбкой, затем треплет по щеке и едва слышно произносит:

— Настоящая любовь, Иван, не ищет ни молодости, ни внешней красоты, ни какой-то выгоды. Истинная любовь всегда бескорыстна, слепа и необъяснима. Правда, многие люди часто путают это великое чувство со страстным зовом плоти или с восхищением материальными возможностями и деловыми успехами человека…

Я растягиваю губы в саркастической ухмылке:

— Ты еще скажи, что влюбилась в меня сразу, как только увидела!

Вива отрицательно машет головой:

— Нет, гораздо раньше…

На ночь я остался у нее.

И опять увидел необычный сон, который запомнился мне до мельчайших подробностей…

Мне пригрезилось, будто я стоял у небольшого полукруглого строения с овальными окнами и слегка скошенной крышей, окруженного цветущими вишнями и кустами еще нераспустившейся сирени. Строение было одноэтажным, из красного кирпича и белого материала, похожего на пластик. Рядом с ним располагались такие же здания, но некоторые имели два этажа. Не трудно было догадаться, что все это — жилые коттеджи.

Мне очень хотелось зайти во двор, но никак не удавалось отворить низенькую калитку. Долго я с ней возился — толкал, дергал, да все без толку. И тут из дома вышел высокий седой старик в белой рубашке без воротника и узких серых брюках. Он легко, как юнец, подскочил к калитке, легко открыл ее и молча впустил меня. Попав в узенький дворик, я остановился и стал разглядывать небольшую деревянную скульптуру какого-то ящероподобного животного, скорее всего, мифического дракона. Скульптура была установлена на низеньком белом постаменте под одним из окон дома.

Старик не позволил мне как следует разглядеть дракончика, приказав жестом следовать за ним. Мы вошли в чистенькую веранду, а затем — в крошечную прихожую. Я хотел снять туфли, но молчаливый хозяин отрицательно покачал головой и, взяв меня под руку, повел дальше — в гостиную — прямоугольную комнату, площадью около двадцати квадратных метров. В ней, под одной из стен, я увидел четыре серебристых шкафа из непонятного материала, наполненных папками, книгами и красочными коробочками разного формата. У стены напротив чернели два кожаных кресла с высокими спинками. Между кресел сверкал никелированными ножками вычурный журнальный столик, на котором стояла большая стеклянная ваза с еще нераспустившимися тюльпанами. Третью стену закрывал пышный красно-коричневый ковер, свисающий до самого пола.

Бегло оглядев комнату, я перевел взгляд на старика. Тот стоял у окна и, слегка наклонив голову, наблюдал за мной. Его выцветшие блекло-голубые глаза не выражали ни угрозы, ни недовольства, ни интереса — ничего, они были совершенно бесстрастны и холодны, словно две стекляшки.

— Как тебе мой дом? — наконец спросил этот малосимпатичный человек. Его голос оказался на удивление звонким и молодым.

Я неопределенно пожал плечами.

— Дом — как дом. Кажется, он уютный.

— Он небольшой, совсем небольшой, — хозяин легко опустился в кресло, указав мне на другое. — Присядь!

Я повиновался

— Здесь всего три комнаты, — продолжал старик. — Эта гостиная, спальня и мой рабочий кабинет. Есть, разумеется, и кухня, но ее я не считаю, тем более что она — совсем уж крошечная. — Он помолчал, потом многозначительно прибавил, взглянув мне прямо в глаза: — В доме имеется и потайная комнатка — эдакий чуланчик в три квадратных метра…

— А вам тут не скучно? — спросил я и удивился своему вопросу: какое мне дело до того, скучно ему или нет, он же совсем незнакомый человек.

Хозяин недоуменно пожал плечами и грубовато, с какой-то непонятной обидой, переспросил:

— Ты сейчас пошутил, да? О какой скуке речь? Во-первых, я много работаю. А во-вторых, у меня есть хобби. Я собираю старинные автомобили, очень старинные, и часами вожусь с ними — ремонтирую, подкрашиваю, лакирую.

— И много у вас автомобилей? — заинтересовался я.

Он оживился, широко развел руками:

— Много! Больше полусотни.

— И где вы их храните?

Старик хитровато прищурил глаз:

— Да здесь же! В чулане.

Сначала я подумал, что это шутка, но потом до меня дошло: он собирает игрушечные машинки!

— Вы мне покажете их?

Хозяин легко подхватился с кресла, видно, ему самому не терпелось, похвастаться своей коллекцией. Подошел к стене, занавешенной ковром, и откинул один его край. Показалась большая металлическая дверь.

— Все мои автомобили здесь! — дедуля впервые улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов.

Я подошел к нему.

Дверь бесшумно отворилась, и моему взору предстал… просторный ярко освещенный крытый ангар! Его длина была как минимум восемьдесят метров, а ширина — пятнадцать. Какой же это чулан! Тем более — в три квадратных метра…

Старик легонько потянул меня за рукав:

— Заходи! Я тебе покажу всю свою коллекцию.

Вдоль стен, выкрашенных в светло-шоколадный цвет, в два, а кое-где и в три, ряда стояли разноцветные машины. Именно машины, но какие! Таких мне никогда не доводилось видеть, да и могли ли они существовать вообще? Низенькие, полупрозрачные, сделанные явно не из металла, а главное — без двигателя. Во всяком случае, если он и имелся, то совсем уж крохотный, потому как обычный, даже самый что ни на есть малолитражный, просто негде было разместить. Особенно впечатлил один автомобиль, похожий на яйцо и без колес, который располагался на черной резиновой платформе, шириной в три-четыре пальца. Когда старик открыл дверцу, я был поражен интерьером машины даже больше, чем ее внешним видом. Спереди — одно глубокое сидение, перед ним — маленькая панель, две кнопки и два рычажка. А где же привычная баранка? Заглянул под панель — одна педаль! Как же управлять таким автомобилем?

За водительским местом — диванчик, рассчитанный на два пассажира. Ремней безопасности нет.

— Что это за техника? — поинтересовался я, с недоумением уставившись на старика.

Тот довольно ухмыльнулся и развел руками:

— Удивлен? Понимаю, понимаю! Этот автомобильчик очень старый и его нет ни в одной коллекции мира. Да и не мудрено — последний такой сошел с конвейера более ста тридцати лет назад.

Я подошел к другой машине, тоже необычной формы, но стоящей, как и положено, на колесах, правда, миниатюрных и без покрышек. Сквозь стекло заглянул в салон — руля не было и здесь!

— А сколько лет этому чудо? — осипшим голосом спросил я.

— Ну, эта машина почти что новье! — хохотнул дедок. — Ей нет еще и сотни лет!

Я долго ходил по ангару, рассматривая технику. И не увидел ни одного автомобиля с рулем, привычными колесами и моторным отсеком.

— На каком топливе все это передвигается?

— Да на электробатареях! — удивленно пожал плечами старик. — А на чем же еще они могли парить и летать?

— Парить и летать?!

— Ну да, парить и летать! Сначала была большая мода на машины, которые только парили над трассой или любой более-менее ровной поверхностью земли, но не отрывались от нее выше, чем на тридцать-сорок сантиметров, — пояснил он. — Летающие тоже, конечно, были, но из-за несовершенства они не пользовались большим спросом. Но потом их доработали, как говорится, довели до ума и стали массово производить. Случилось это лет сто назад…

Я хотел еще раз пройтись вдоль ангара, и уже занес ногу, чтобы сделать шаг, как вдруг одна мысль, внезапно возникшая в мозгу, буквально пригвоздила меня к месту. Что-то тут не так! Явно не так! Это помещение занимает никак не меньше тысячи квадратных метров. Но дом-то, дом-то маленький! Рядом с ним, со всех сторон, кроме передней, фасадной, выходящей на улицу, стоят другие строения. Откуда же взялось столько свободного пространства для ангара?

— Где мы находимся?! — с тревогой осведомился я у хозяина, резко повернувшись к нему всем корпусом. — Объясните мне, как ваш гараж здесь поместился? Я же прекрасно видел с улицы, что между вашим домом и соседними очень мало пространства!

— Это чулан, я же тебе говорил, — странновато ухмыляясь, проговорил старик. — Он занимает три квадратных метра… Но только снаружи, а изнутри он в четыреста раз больше…

— Разве… такое может быть? — только и смог вымолвить я.

— Теперь может! — воодушевленно воскликнул дедок, вдруг засуетившись. И начал скороговоркой просвещать: — Год назад мы с коллегами разработали у себя в лаборатории один интересный метод искривления пространства, собрали экспериментальный образец одной хитроумной машины, и вот — результат, — он сделал широкий жест рукой, — этот ангар! О нашем изобретении пока никто ничего не знает. Мы предадим его гласности, когда полностью завершим работу, — через пять-шесть месяцев. Нам нужно добиться большего расширения и сужения пространства.

Я слушал старика, затаив дыхание. А он, жестикулируя и, то повышая голос до крика, то понижая до полушепота, продолжал:

— Ты только представь, какие перспективы ждут человечество! Какие пространства откроются на земле! Ее теперь будет с лихвой хватать для всех, и не понадобятся больше эти злосчастные программы по сдерживанию рождаемости и ограничения производства биороботов. Да и поселения в космосе уже не нужно будет строить такие большие…

В пылу старик громко стукнул кулаком по крыше одной из машин. От неожиданности я испуганно отпрянул прочь, обо что-то споткнулся и… проснулся.

За окнами брезжил рассвет. Рядом со мной, свернувшись калачиком, тихо спала Вива.

О своем видении — таком ярком, таком реальном и захватывающем — я решил ничего ей не рассказывать. Меня пугала перспектива и на этот раз услышать ее слова о том, что она тоже видела подобный сон. От мистики, того, чего нельзя объяснить, лучше держаться подальше — так спокойнее…

Неожиданно Вива засобиралась в Санкт-Петербург.

— Меня не будет около недели, — уведомила она.

Я никак не ожидал, что девушка может куда-то отлучиться так надолго.

— А зачем ты туда едешь?

— Я отвезу в Петербург свои картины, — объяснила она. — Там у меня есть давний знакомый, страстный ценитель моей живописи. Он бывший дипломат, а ныне — владелец антикварного магазинчика. Я отдаю полотна, а знакомый ищет на них покупателей. Деньги потом переводит на мою карточку.

— И сколько же ты получаешь за свои работы? — поинтересовался я.

— Да когда как! — вздохнула Вива. — Иногда совсем немного. Но, тем не менее, на достойную жизнь хватает. За эти три картины надеюсь выручить сумму, равную как минимум годовой зарплате рядового архитектора. Правда, на то, чтобы их продать, может понадобиться пара месяцев.

— И кто покупает твои полотна?

— В основном, это иностранные дипломаты, — развела руками девушка. — Соотечественников мое творчество пока не заинтересовало.

Что ж, теперь буду знать, откуда у Вивы деньги на жизнь. А то ведь я полагал, что ее материально поддерживают родители из-за границы. Оказывается, это не так.

— Слушай, как ты собираешься везти свои работы? — спохватился я. — Насколько я знаю, для того, чтобы переправить за кордон предметы искусства, нужно получить специальное разрешение…

Улыбнувшись, девушка покачала головой:

— Мои картины не представляют такой уж большой ценности.

— Все равно может понадобиться заключение министерства культуры, — предположил я.

Она беззаботно махнула рукой:

— Мои вещи никогда не досматривают!

— Что, таможенники не обращают внимания на такие громоздкие вещи? — не поверил я.

— Почему громоздкие? — удивилась Вива. — Я же везу полотна без рам. Сворачиваю в трубочки. Упаковываю в бумагу, и все…

Вечером следующего дня она отправилась в Санкт-Петербург, наказав мне регулярно принимать лекарство.

Глава седьмая

Когда утром жена ушла на работу, а сын — к сокурснику по каким-то делам, я сел писать статью об экологических проблемах Запорожья. Необходимая информация для нее у меня имелась в избытке, все детали были тщательно продуманы, а накануне даже сделан небольшой набросок, поэтому дело продвигалось споро. Однако дописать статью я не успел. Отвлекла трель мобильного телефона. На дисплее высветился незнакомый входящий номер. Поколебавшись, я решил ответить.

— Здравствуйте, Иван! — прозвучало звонко. Голос был чужим, его обладательницу я не узнавал. — Ваш номер дала мне Зоя Стрельникова, помните ее? Она сказала, что вы не откажите в помощи, когда узнаете, что я ее самая близкая подруга…

Услышав это имя, я встрепенулся, мое раздражение улетучилось в один миг. Зоя… Вот уже два года, как мы перестали общаться. Звонки от нее вдруг прекратились, а сама она стала недосягаемой, видимо, сменила сим-карту. Почему — это было полной загадкой…

Когда-то Зоя — корреспондент отдела социальных проблем редакции областной газеты, в которой работал и я, — значила для меня очень много. Наш бурный роман длился более полутора лет. И я никогда бы не бросил эту добрую и тихую женщину, скорее всего, даже решился бы на развод с женой. Но все кончилось в одночасье, когда вскрылась моя глупая интрижка с молодой сослуживицей — дамой ветреной и беспринципной. Получилось вот что: однажды, когда мы вместе, находились в командировке, она сумела затащить меня пьяного в свою постель, а потом растрепала об этом всему Дому печати. Зоя тут же уволилась с работы и уехала в Киев. Со временем она оттаяла сердцем и дала мне знать о себе. Только разбитую чашку уже было не склеить. Мы регулярно перезванивались, два раза встречались, когда я ездил в столицу по служебным делам, но о возобновлении прежних отношений не заговаривали.

— Так вы подруга Зои? — мне очень хотелось услышать о ней хоть что-нибудь. — Как она там поживает?

— Да по-разному, — голос женщины стал немного приглушенным. — Некоторое время болела, перенесла операцию на желудке, но сейчас уже пошла на поправку. Передавала вам привет…

— Она работает? Ее здоровье наладилось? — заволновался я.

— Не беспокойтесь! Зоя сейчас на временной инвалидности, через полгода выйдет на работу. На днях она поехала в Казахстан навестить старшую сестру.

— Какая же вам нужна помощь? — спросил я невидимую собеседницу.

— Да в основном моральная! — в ее голосе послышались веселые нотки. — Меня зовут Инга. Я — сотрудница одной известной косметической фирмы. Начальство прислало меня в Запорожье наладить сбыт нашей продукции. То есть я должна найти оптовых покупателей и подписать с ними соответствующие контракты. Всем этим я буду заниматься несколько месяцев. Я уже сняла квартиру, обустроилась. Но у меня нет знакомых в городе. Представьте, как мне одиноко…

— И что от моей скромной персоны требуется? — мне хотелось уточнить степень своего участия в запорожском периоде жизни этой Инги, упавшей на мою голову, как апрельский снег.

— Общения! — она издала короткий смешок. — Давайте для начала встретимся и познакомимся. Согласны?

— Согласен! Где и когда встретимся?

Дама немного помедлила с ответом, затем неуверенно произнесла:

— Может, у входа в главпочтамт? Я вас узнаю и подойду, Зоя показывала мне ваши фотографии…

— Хорошо, буду там через полтора часа! — пообещал я.

И опять взялся за статью. Но, как ни тужился, дело не пошло. Воспоминания о Зое напрочь лишили меня делового настроя. Я сидел за компьютером, тупо уставившись в монитор, и думал о ней — одной из немногих женщин, которые любили меня совершенно бескорыстно и не пытались подстроить под себя, принимая таким, как есть.

Просидев без толку полчаса, я отложил статью до вечера и, не дожидаясь назначенного времени, отправился на главпочтамт.

Не успел припарковать машину на стоянке у центрального входа, как подошла эффектная дама лет тридцати пяти, на полголовы выше меня ростом. Она была одета в элегантное черное пальто, облегающее ее ладную фигуру, обута в шикарные сапоги на шпильках, явно пошитые на заказ. Черные, как смоль, не очень длинные волосы этой прелестницы на затылке украшал красный бант. На шее у нее висела косынка такого же цвета. А в руке дама держала кожаный ридикюль, тоже красненький.

— Здравствуйте! Вы — Иван? Очень рада с вами познакомиться! — ее худощавое матово-бледное лицо озарила широкая улыбка.

— Здравствуйте, Инга!

Несколько секунд мы с интересом разглядывали друг друга. Внешность Инги произвела на меня очень хорошее впечатление. Грамотный макияж, правильно подобранные губная помада и тени для век. Эту женщину безо всяких натяжек можно было назвать писаной красавицей: тонкие черты лица; умные пытливые глаза — большие, влажные, почти черные; изящный носик с маленькой горбинкой; чувственные, хоть и тонковатые, губы; четко очерченный подбородок… От Инги исходил ненавязчивый, но довольно сложный аромат, придающий ее образу какую-то таинственность и демоническую властность.

— Вы так на меня смотрите… Уж не жалеете ли, что приехали? — лукаво улыбнулась она.

Я, чуть смущаясь, ответил вопросом на вопрос:

— Разве может не понравиться мужчине очаровательная дама, умеющая пользоваться косметикой и одетая с таким вкусом? — И, заулыбавшись, предложил: — Давайте зайдем в кафе, выпьем кофе и поговорим.

— Ой, а я хотела пригласить вас к себе! — в глазах Инги опять блеснула искорка лукавства. — И все уже приготовила: и шампанское, и коньяк, и приличную закуску. Поедемте ко мне! Я смело вас приглашаю, так как Зоя сказала мне, что вы, Иван, очень порядочный человек.

— Ну, хорошо! — согласился я. И открыл перед ней дверцу машины, — Садитесь и говорите, куда ехать!

— Да тут рядом! — заметила Инга, быстро усаживаясь на сидение. — Я снимаю квартиру в пятиэтажке на площади Профсоюзов. Кстати, там, на стоянке, оставите свой автомобиль, а то во дворе толком негде развернуться…

Квартира оказалась двухкомнатной с минимумом мебели. В гостиной я увидел лишь два шкафа, диван, журнальный столик, тумбочку со стоящим на ней телевизором, а на кухне — овальный стол, три табурета, холодильник и пару навесных шкафов. Что было в спальне, не знаю — заглянуть туда мне не предложили.

— Да, обстановка у вас спартанская, — пошутил я, и, последовав приглашению Инги, присел на диван.

— А мне больше ничего и нужно! — она приязненно улыбнулась и уселась рядом. Однако через секунду вскочила, расправила портьеру на окне и, проследовав в центр комнаты, остановилась напротив меня.

Без пальто, в черном платье из тонкой мягкой ткани, женщина казалась еще красивее. Изящная, стройная, талия, не намного толще моей руки, но бедра — очень даже крутые. Такие я видел только у одной гражданки Испании — супруги моего старого приятеля, который длительное время жил в этой солнечной стране и там нечаянно женился.

— Вы прямо, как балерина, — сделал я комплимент, разглядывая даму с неприкрытым интересом.

— Ну, я действительно слегка балерина, — засмеялась Инга. — В детстве и юности посещала балетную студию…

— Вот как! Мне тоже приходилось этим заниматься в отроческом возрасте, — признался я.

— Но ни вы, ни я так и не стали на эту стезю обеими ногами, — с сожалением констатировала женщина. — Вы — журналист, я — медик.

— Так вы — врач? — немного удивился я. Образ Инги в моем сознании никак не ассоциировался с человеком в белом халате.

Она задорно вскинула голову.

— Дерматовенеролог! Так что, если у вас имеется проблемы по моей части — милости прошу на консультацию!

— Серьезная специальность! — ухмыльнулся я и поинтересовался: — Почему же вы порвали с медициной?

— Как вам сказать? — Инга неопределенно пожала плечами и в ее выразительных глазах мелькнула тень задумчивости. — Во-первых, на работе в косметической фирме моя прежняя профессия, мой врачебный опыт очень помогают. А во-вторых, — она помедлила, лукаво взглянула на меня и, наконец, со смехом выдала: — Здесь зарплата больше почти в четыре раза!

— Что тут скажешь? — развел я руками. — Вы правильно поступили! Я бы тоже без сожаления бросил свое занятие, предложи мне кто-нибудь работу в любой сфере с зарплатой не в четыре, а хотя бы в два раза выше.

Женщина хлопнула себя ладонью по бедру:

— Что же это я стою да болтаю? Пора на стол накрывать!

Я вскочил с места.

— Вам помочь?

— Нет, нет! — отмахнулась она. — Вы включайте телевизор и смотрите что-нибудь интересное. Через десять минут все будет готово!

И выскочила из комнаты.

Я последовал ее совету — включил телевизор и уставился на экран.

Вскоре Инга вернулась в гостиную, накрыла журнальный столик белой скатертью и опять побежала на кухню. На этот раз я отправился следом:

— Давайте я все-таки помогу!

Она тут же вручила мне две тарелки — одну с маринованными грибами, другую — с колбасой, порезанной тоненькими кружочками.

— Отнесите это и садитесь! Я сама управлюсь! Нехорошо нагружать гостя работой.

Я хотел возразить, но не успел — женщина подхватила вазу с фруктами, тарелкой с каким-то салатом и понеслась в гостиную. Потом прибежала на кухню еще за шампанским, двумя фужерами и пакетом яблочного сока.

Когда мы, придвинув столик поближе к дивану, наконец, присели, я попросил:

— Расскажите мне, как Зоя жила последние два года. Так получилось, что мы перестали общаться…

— Я знаю, что вы не общались, — кивнула Инга. — Зоя решила, что вам не до нее. Так и сказала мне: «Я для Ивана — прошлое. Не стану ему больше напоминать о себе. Пусть живет настоящим…»

— Это похоже на Зою…

Моя новая знакомая взяла тарелку, положила в нее немного салата и грибов. Поставила передо мной и указала глазами на шампанское:

— Откроете?

Я кивнул. И, взяв в руки бутылку, стал осторожно откупоривать ее.

— Замуж Зоя не вышла, — грустно вздохнула Инга. — Встречалась одно время с мужчиной, но недолго. Оказалось, что он женат… Кроме меня, у нее подруг немного, я — самая близкая. Мы вместе проводим почти все вечера…

Я до краев наполнил фужеры. Она взяла свой и, взглянув на меня в упор, весело предложила:

— Может, перейдем на «ты»?

— Давай! — согласился я.

— И еще, чтобы ты знал, — прощебетала женщина и, немного склонив голову на бок, одарила меня озорным взглядом, — мне тридцать восемь лет. Я на три года младше Зои.

— Понятно, — улыбнулся я, гадая, зачем хозяйка квартиры решила поведать мне такую интимную подробность из своей жизни, как возраст. Я ведь не спрашивал. Да и какое, собственно, это может иметь значение?

— Ну, за знакомство! — я приподнял свой фужер.

— Пьем на брудершафт? — Инга со смехом скользнула взглядом по моему подбородку. — Так мы быстрее подружимся!

— Можно, отчего же…

Мы выпили. Я повернул голову к женщине и, приподнявшись, коснулся губами ее прохладных губ. И хотел сразу присесть обратно, но она вдруг обняла меня за шею рукой и крепко поцеловала.

Я был в недоумении.

— Извини, — повела плечом Инга. — Но на брудершафт не тыкаются губами, а целуются по-настоящему!

Не сказав ни слова, я взял вилку и принялся за салат. Выходка хозяйки мне не очень понравилась, но придавать особое значение такому пустяку, конечно, не стоило. Странных дамочек на своем веку я видел немало…

В дальнейшем Инга вела себя довольно сдержанно. Она подробно рассказала о жизни Зои, ее работе и подругах. Упомянула и о давней мечте моей бывшей любовницы — избавиться от большого сине-багрового рубца на правой ноге, о чем мог знать лишь самый близкий ей человек. Когда-то в юности Зою сильно искусал соседский пес, оставив на бедре заметный шрам, и она крепко комплексовала по этому поводу. Даже отказывалась ходить летом на пляж, а если и шла, то сидела на песке в длинном халате.

— А как вы познакомились с Зоей? — мне хотелось узнать и об этом.

— Мы соседки, — пояснила Инга. — Живем на одном этаже — дверь в дверь. Мне квартира досталась от бывшего мужа, а Зоя снимает. Вот мы и познакомились — на почве так сказать, женской невостребованности и одиночества.

Я с сомнением взглянул на нее. О какой такой невостребованности говорит эта яркая дама, с хорошо подвешенным языком и столь уверенная в себе? Такие, как она, в одиночестве не прозябают, за ними табуном ходят мужики.

— Ты много времени прожила в браке?

Инга вздохнула и недовольно поморщилась.

— Изрядно! Целых двенадцать лет. Сначала жили вроде хорошо, а потом… Тошно вспоминать о том времени.

— И все-таки, почему разошлись?

— Наскучила я супругу! — развела она руками. — Он загулял и ушел к другой женщине.

Мне и в это верилось с трудом. Загулять, скорее, могла Инга. Хотя, может, я и ошибаюсь, в жизни ведь всякое случается.

— И давно ты одна?

— Около шести лет, — она с улыбкой тряхнула головой. — Любопытны вы, однако, уважаемый господин!

Мы выпили еще по фужеру шампанского, немного пожевали. Затем Инга отправилась на кухню готовить чай, а я вышел на балкон покурить.

Когда вернулся в гостиную, женщина уже ждала меня, а напиток был разлит по чашкам.

— Скажи, а у тебя, кроме жены, есть кто-нибудь? — с лукавой улыбкой задала она вопрос.

Я удивленно вскинул бровь:

— Это имеет значение?

— Да мне просто интересно, угадала я или нет, — Инга откинулась на спинку дивана и пристально посмотрела на меня. — Интуиция подсказывает мне, что ты волочишься за женщинами. Это так?

— Боже упаси! — засмеялся я. — Мне уже не так мало лет, чтобы волочиться за дамами. А вот любить — случается.

— И часто? — ее глаза искрились смехом.

— Да как сказать, — немного стушевался я под ее лукавым взглядом. — С каждым годом все реже…

Конец ознакомительного фрагмента.