Тень Оборотня. Книга 1. Внутри миров

Виктор Гри, 2023

Профессор медицины, желая создать сверхчеловека, ставит опыты на своих пациентах, в результате чего гибнут и сходят с ума люди. Расследовать серию загадочных смертей поручают троим оперативникам, которые вскоре выходят на безжалостного ученого, и в самый последний момент мешают ему применить свою разработку на одном из пациентов. В отчаянии, профессор вкалывает дозу своего препарата одному из оперативников. Расследование этого необычного дела берёт под свой контроль ФСБ, узнавшее, что один оперативник подвергся воздействию новейшего препарата и похищают его для дальнейшего наблюдения. Главный герой начинает меняться, превращаясь в сверхчеловека, обладающего огромной силой и другими сверхспособностями, недоступными обыкновенному смертному. ФСБ, видя перспективу новых сверхагентов, предлагает оперативнику влиться в новую организацию, созданную для борьбы как с преступностью, так и с необъяснимыми явлениями.

Вечер уже вступал в свои права, и красное солнце едва касалось горизонта. Мир, полный запахов и звуков, чем-то новым врывался в Него, создавая бурю чувств. Он почти ничего не понимал, где Он и что с Ним происходит. Память говорила Ему одно, а тело и чувства совсем другое. Обрывки воспоминаний пытались напомнить Ему, что Он человек, и Он из той жизни, что была там, внизу, под деревом, на котором находился. Но новые чувства, а скорее инстинкты, предупреждали об опасности, надвигающейся именно оттуда.

***

— Товарищ генерал, — обратился молодой адъютант к седовласому, грузному человеку в штатском, угрюмо смотревшему в сторону дерева, — участок оцеплен со всех сторон четырьмя группами захвата.

Ответом был лёгкий, едва заметный кивок.

Адъютант, немного замявшись, добавил:

— К вам пришли те двое оперативников, что вместе с ним работали, хотят поговорить. Примете?

Генерал оглянулся назад и увидел невдалеке двоих, один из которых был высокий и светловолосый, другой являлся явной противоположностью первого. Коротко кивнув, он опять устремил свой взор в прежнем направлении.

Адъютант, как и свойственно людям его профессии, мгновенно преодолел расстояние, отделявшее его от оперативников, и коротко дав наставления об этикете, остановился на положенном в таких случаях расстоянии.

Высокий, видимо собравшись с духом, несмело зашагал к стоявшему с заложенными за спину руками генералу ФСБ. Он уже набрал, было, воздуха в грудь, чтобы представиться, когда его остановил властный, чуть басовитый голос:

— Не надо представляться, я знаю, кто вы, так что давайте коротко и по существу.

Тому не оставалось ничего другого, как сразу перейти к делу.

— Товарищ генерал, разрешите мне пойти на личный контакт с Виктором, мне кажется, так больше шансов сохранить его целым и невредимым.

— Во-первых, — в голосе генерала зазвучала жесткость, — это не Виктор, а объект, который, во что бы то ни стало, нужно нейтрализовать, а о способах и средствах речь сейчас идет в последнюю очередь. И, во-вторых, с чего вы взяли, что он пойдет с вами на контакт?

В этот момент глаза собеседников встретились, и во взгляде светловолосого генерал прочитал, насколько того близко затрагивает происходящее и что так просто этот юнец от него не отстанет.

— Хорошо, — смягчился тон генерала ФСБ, — у вас будет всего пять минут, после чего я немедленно начинаю операцию по захвату.

***

Инстинкт сказал Ему, что ловушка, приготовленная для него, захлопнулась, и на этот раз намертво. Он ничего не мог с собой сделать, страх, который гнал его через все препятствия, все равно загнал туда, откуда нет выхода. Люди, вооруженные всем, чем можно против человека и зверя, уже приближались. Он никого не убивал, он лишь защищался, и инстинкты самосохранения творили помимо его воли. Но почему же тогда они не сработали против тех двоих? Тот звериный страх, порождающий ярость, заставил из всех возможных выходов выбрать невозможный и уйти, вернее, бежать, а еще точнее, перепрыгнуть через пропасть, которая отделяла миры и времена. И в памяти начало всплывать то время, когда Он еще был человеком, Виктором.

***

Три друга, с детства, почти всегда были неразлучны. Вместе учились, служили и вместе поступили в школу милиции. Их можно было бы назвать братьями, если бы не столь отличительная внешность всех троих. Саша был высок и строен, и в дополнение широкая добрая улыбка на симпатичном лице могла выдать в нем доброго полицейского. Так ласково называла его рыжая и вертлявая Светка из 9 «Б», в котором все вместе когда-то учились. Но время не только старит людей, но и преображает. Светка превратилась в стройную и ослепительно рыжеволосую девушку, заставляя оборачиваться даже пожилых мужчин.

У Виктора была сложная судьба, лишившая его еще в юности отца, а в скорости и матери. Спившись после смерти мужа, она сама недолго протянула, оставив четырнадцатилетнего подростка бабушке, доброй и дородной женщине, помогавшей ей воспитывать сына. Вследствие всего этого Виктор отличался твердостью характера и воли. Среднего роста и плотного телосложения, он считал себя заурядностью, хотя женщин в нем привлекала сила и мужская энергия. Такой любви, как у Саши, у него не было, но и как у Гены — тоже.

Самый низкорослый из них, и Богом обделенный в талантах, Гена имел то, что с лихвой замещало все его недостатки. Это была настоящая преданность в дружбе и честность. В его лице сразу можно было распознать черты кавказца, хотя его мать была русской. Но кавказский темперамент, видимо передавшийся от отца, лишь немного смягчили материнские гены. Он давно бы уже себе вывихнул шею, следя за проходящими мимо красотками, но подзатыльники друзей хоть и ненадолго, но вправляли ее обратно.

Уже третий год работая в уголовном розыске, они зарекомендовали себя как отлично слаженная команда. Ну а раскрываемость, хоть и капризная особа, порой улыбалась им.

По-особому относился к ним заместитель начальника УВД по оперативной работе Анатолий Михайлович Петровский. Высокий и добродушный, он называл их внуками, говоря, что наказывать и отчитывать их есть кому, а наставить и помочь — это его святая обязанность. За это его все и любили и промеж собой поговаривали, что неплохо было бы, если бы он поменялся местами со своим начальником, так как нынешний глава УВД особых симпатий ни у кого не вызывал.

Эта история началась с событий, развернувшихся в небольшом южном городе, когда в сводках новостей стали отмечаться вспышки безумного насилия и убийств, расследование которых и было поручено Петровскому и его команде.

***

Вот уже пятый год профессор Горин, в настоящее время заведующий институтом микрохирургии, пытался осуществить свою мечту и поднять человечество на новый уровень развития. Мечта о совершенном человеке зародилась у него еще с университета, когда, видя свое превосходство во всем над другими, поставил себе благую цель помочь всем людям стать совершенными и душой и телом.

— Пожалуй, мы начнем с общего лечения, — сказал профессор Горин белокурой молодой девушке, — пока проколем витамины и общеукрепляющие препараты.

“Она именно и подойдет для Ю-8, — подумал профессор, поглядывая на девушку, — для первых семи кандидатов дозы и составные увенчались неполным успехом”. Под неполным успехом он подразумевал четыре самоубийства и три убийства, закончившиеся для последних трёх его пациентов психбольницей строгого режима. «Теперь ген выделен, и после успешного результата я смогу представить лекарство от несовершенства» — ухмыльнувшись, подумал профессор с довольной улыбкой.

Необычайные успехи в медицине и весомый вклад в направлении генной инженерии позволили Горину возглавить институт микрохирургии. Еще в начале своих исследований он размышлял о том, почему человек прекратил свою эволюцию, и как был в течение многих тысячелетий невежеством, так им и остался. Ну, за исключением некоторых индивидуумов, в число которых, конечно же, входил и он сам. Техническое развитие не позволяет развиваться физической стороне человека, и, видимо, это, как размышлял учёный, явилось основной причиной деградации личности. Уже многие пытались через заповеди и учения облагородить человечество, но, видимо у души есть свои пределы, а вот у тела их нет. Но пытливого Андрея Николаевича Горина воодушевляли примеры необычайных способностей мастеров восточных единоборств и китайских даосов. А ведь они через развитие своей биологической оболочки приобретали этику и нравственность, ясность и остроту ума. И Горин сделал свой основополагающий вывод о том, что якобы причина совершенствования человека лежит в теле, а не в душе.

И он с энтузиазмом взялся за исследования, сначала пытаясь образумить крыс, потом обезьян, и вскоре добрался до людей. Главным в его работе было найти причину эволюции человека и причину ее остановки. И Горин нашел ее. Это страх, порожденный опасностью и риском, это адреналин, бушующий в крови, дающий силу и безумную смелость. Но это не тот адреналин, что выделяется надпочечниками человека, этот гормон слаб и лишь временно поднимает физический барьер организма. Человек обезопасил себя высокими стенами и совершенным оружием против зверей и стихий, а также против друг друга. Организм перестал нуждаться в сильном теле и ясном сознании для спасения себя от ежеминутных опасностей. Хомо сапиенс стал жить в другом мире, мире искусственном, им же самим и созданным. Так существо о двух руках и ногах стало именоваться человеком разумным. Ген № 23, отвечавший за страх, который подстегивал организм постоянно вырабатывать адреналин, был безвозвратно утрачен. Но как его восстановить, и где искать?

Далеко искать не пришлось. Недостающее звено профессор обнаружил у большинства животных, что и подтвердило его основную гипотезу о различии мира людей и природы. Оставалось лишь восстановить всю генную цепочку человека, выделив и вернув обратно утерянный ген, впоследствии именуемый профессором как Ю-8.

Проводя свои исследования и опыты, профессор Горин прекрасно понимал, что официально ему никто не позволит ставить опыты на людях, и поэтому решил действовать подпольно, избрав в качестве подопытных своих же пациентов. Он надеялся на русскую безалаберность, которая позволила бы ему прийти к успеху, несмотря на покалеченные судьбы людей.

Доклады о двух первых самоубийствах мужчины и женщины так бы и остались лежать мертвым грузом отчетов и рапортов, если бы не последовали за этими еще два прецедента.

Александр, первый из своей группы, которая и занималась расследованием смертоносных дел, почувствовал нечто, связывающее четыре этих дела. Промежуток между самоубийствами составлял не больше месяца, и вскрытие показало во всех четырех случаях повышенное содержание адреналина в крови жертв. Такого высокого уровня, как отмечали врачи, надпочечники просто не могли выработать. В заключении экспертов отмечалось о нарушении функций организма или неправильно примененных лекарствах, что и вызвало сверхреакцию надпочечников. Возбуждение и безумный страх, как говорили врачи, и убили этих людей.

Но троица сыскарей сумела раскопать не только факты того, что все четверо самоубийц проходили обследование в психиатрической клинике, но и то, что они состояли там на учете.

— У них там прям эпидемия какая-то, — выдвинул версию Гена, но его болтовню обычно никто всерьез не воспринимал.

— Эта чертова клиника еще бы пару кварталов в сторону, и пусть бы второй отдел маялся с придурками, — поддержал Гену Виктор, чтобы хоть как-то развеять сонливость.

В кабинете оперативно-следственного отдела, помимо заунывных голосов, еще слышался стук клавиш компьютера, работавшего на пару с Александром. Это была обычная картина обыденного дня, и лишь серьезная работа включала активность в сонной атмосфере кабинета. Но на Сашу-трудоголика обычно ничто не действовало — ни монотонность работы, ни хандра напарников.

— Хватит причитать! — голос Саши вызвал лишь цоканье и шипение, — идите сюда, для вас, кажется, нашлась кой-какая работка.

Не проявив особого энтузиазма, ребята все-таки приблизились на безопасное расстояние, подозревая, что ближайшему из них и достанется поручение старшего опергруппы.

— Я тут раскопал одну деталь, связывающую всех четырех клиентов психдиспансера, смотрите, — показал Саша на экран монитора все-таки осмелевшим друзьям, — это график принятия лекарств и анализы, короче, их план лечения. Наши психи проходили совместное лечение и у своего лечащего врача, и у некоего Горина. Видите, — тыкал пальцами Саша в залапанный монитор на строчки и столбцы, — доктор Ильина вела лечение только двоих, а этот же Горин совместно с ней и двумя другими докторами проводил тестирование и лечение всех четверых! Хотя, хотя, — поднял он указательный палец, — заведует институтом микрохирургии, — и с вопросом на лице откинулся на спинку стула.

Гена хлопнул Сашу по плечу, а Виктор лишь одобрительно приподнял брови.

— Я понял к чему ты клонишь, — Виктор серьезно так посмотрел на Александра, — надо поехать и проверить этого профессора!

— Ты удивительно догадлив, друг мой, — улыбнулся Саша и, повернувшись к Гене, добавил, — а ты вроде бы как с ним, да?

— Да куда уж ему без меня, — ухмыльнулся Гена.

После недолгих сборов топот на лестнице возвестил о том, что ребята направились в нужном направлении.

Подъезжая к институту микрохирургии, где работал профессор Горин, Виктор размышлял над странными самоубийствами. Один выбросился с 5-го этажа, другой утопился в ванне, закрывшись в ней и бешено крича, по свидетельствам медсестер. Смерть третьего можно было занести в книгу рекордов Гиннеса. Во время еды, неожиданно вскочив и дико заорав, затем, выбив окно, спринтером пробежал сто метров и с разбегу попытался головой проломить бетонную стену. Стена выдержала. Четвертый погиб тихо, не так славно, как предыдущий, но не менее легендарно. Его нашли в кровати, под простыней с широко открытыми от ужаса глазами и закрытым носом и ртом. Чем были закрыты его нос и рот? Да его же собственными руками, что и привело к смерти через удушье. Что-то нечеловеческое чувствовалось в смерти, постигшей всех четверых, будто кто-то или что-то заставило их всех бояться жить или что-то в жизни стало для них страшнее, чем смерть.

Зайдя в кабинет к профессору, они сразу осмотрелись, но профессора не обнаружили. Гена тут же занял кожаное кресло за красивым широким столом. Виктор остановился на середине кабинета и начал детальный осмотр, составляя для себя психологический портрет профессора Горина и общую картину мира, в котором он живет. Он сразу же заметил на стене какую-то грамоту в стеклянной рамке. Подойдя ближе, он разобрал, что профессора отмечают за особый вклад в развитие генной инженерии. «Стоп, — подумал Виктор, — а при чем тут генная инженерия, если Горин микрохирург, и почему он проводил консультации в психлечебнице, он же не психолог? Что-то здесь зарыто, и здесь явно надо покопать».

Его размышления прервал появившийся в дверях профессор. Гена, не спеша, с важным видом встал из кресла и переместился на подоконник. Профессор на мгновение задержался в дверях, отметив про себя наглость оперативников. Когда ему сообщили, кто его посетил, он не особо удивился, а скорее раздосадовался тем, что они так быстро вышли на него. Да, они должны были его вычислить, но лишь тогда, когда он получит положительный результат. Он не стал особо заметать следы по больничным карточкам и данным, хотя мог сделать это так, что милиция полгорода пересажала бы. Нет, тут он решил действовать прямо, ведь гениев никто не судит, и для правительства несколько фатальных исходов ничего не будет значить по сравнению с тем, что он даст им и всему миру. Хотя для него эти исходы не были фатальными. С каждой смертью он приближался все ближе к заветной цели.

— Здравствуйте! — оба ответили легким кивком головы на приветствие профессора. — Чем могу служить?

— Это мы служим, а к вам вот по какому поводу, — с места в карьер начал Виктор. Тактика давления заставляла теряться многих, даже выдержанных людей. — Мы расследуем четыре самоубийства в психлечебнице, к которым вы имеете вот какое отношение. Всех четырех вы совместно с другими психологами наблюдали и проводили курс лечения. Вы микрохирург, да еще и генетик, так какое отношение вы имеете к психологии?

Гена, сидевший на подоконнике и покачивая ногой, всем видом показывал профессору свое отношение к происходящему.

Профессор взглянул на нагловатую физиономию Гены, опять перевел взгляд на Виктора и ответил:

— У меня ученая степень по психологии, и я уже давно помогаю консультировать многих клиентов в лечебнице, и если бы вы заглянули в более ранние бюллетени моих пациентов, то заметили бы, что процент выздоравливания у меня выше, чем у других врачей, кстати, работающих по своей специальности. Вот, поэтому меня часто приглашают для трудных случаев и обеспеченных клиентов.

— Хорошо, а как вы объясните поведение и смерть четверых, которых вы и наблюдали? — продолжал наступать Виктор.

Гена взглянул на Виктора и опять уставился на Горина с тем же видом, да, мол, как?

Профессор проигнорировал поведение Гены, хотя к Виктору у него сложилось уважительное отношение, несмотря на его напор.

— Да, я знаю о фатальных исходах, но в практике случаются сложные прецеденты, и психобольные — это в большинстве случаев неизлечимые люди, — и начал сыпать медицинскими терминами, в которых Виктор и Гена, проходившие курс психологии в школе милиции, слабо разбирались, хотя и слушали с умным и понимающим видом. Перечислив все возможные для понимания слова, профессор продолжал теперь на латыни, описывая случаи заболевания четырех больных. Когда он закончил, Гена чуть не зааплодировал, но сдержался и опять надел маску серьезности и строгости.

— А вы не находите что-то общее в смерти этих людей, — парировал Виктор.

— В принципе, из моих объяснений вы уже должны были понять, что у всех четверых были идентичные случаи, помочь в решении которых я и взялся.

— А это вас попросили или вы сами вызвались помочь? — спросил Гена, переглянувшись с Виктором.

— Мы с доктором Ильиной, заведующей клиникой, знаем друг друга с давних времен. Вместе учились и работали по назначению, поэтому до сих пор поддерживаем дружеские отношения. Она ценит мои познания в психологии и иногда приглашает совместно рассмотреть некоторые случаи, в том числе и эти два. А рассмотреть остальные два я уже вызвался, как вы говорите, сам, — закончил профессор, дав понять, что лимит вопросов у оперативников исчерпан.

— Что ж, пока у нас к вам больше вопросов нет! — сказал Виктор, покосившись на недовольное лицо Гены.

Попрощавшись с профессором, они вышли из института, сели в машину и направились в отдел.

— Да, крепкий орешек, — первым заговорил Виктор.

— Ну, психолог все-таки, — ответил Гена, все еще несмирившийся с победой профессора в психологическом поединке.

— Но он мне сам подкинул интересную мысль! Надо еще глубже покопаться в прошлом профессора и его практике.

В этот момент у Виктора запищала рация.

Управляя машиной одной рукой, он достал её и, нажав на кнопку, ответил:

— Слушаю! Да! Едем! Куда, Куда? На базу! — закончил разговор Виктор, проделав обратную операцию с рацией.

— Это — Саня! Говорит, на отдел пришло два убийства, и Огурец передал их нам, прикинь! Говорит, психи — по нашей части, — возмутился Виктор.

По этому поводу Гена скулил всю обратную дорогу.

Приехав в отдел, они застали Александра за работой над отчетами по убийствам.

— Пока вы там мило разговаривали, на нас повесили еще два убийства. Да, еще. Вас двоих шеф вызывает!

— К Огурцу на ковер? — переспросил Гена.

— Да, да, идите, вот там мило и поболтаете! — махнул рукой Саня.

Молча они поднялись по лестнице к кабинету начальника УВД Гуревичу, получившему за свою фамилию это нелестное прозвище, и, пройдя мимо милой секретарши, переглянулись перед дверью. Виктор первым шагнул в святая святых… На них уставились пустые бесцветные глаза, прячущиеся за дорогими линзами в золотой оправе.

Шикарная обстановка в стародворянском стиле немного отвлекала от этих глаз.

Низкий голос, с плохо скрываемым ехидством произнес:

— Что же вы не садитесь на стол, не распускаете пальцы веером, а? Я уже не первый раз слышу жалобы на ваше хамское поведение. И от профессора Горина в том числе, чтобы вам стало более понятней!

— Разрешите постоять! — ляпнул Гена.

— А я вам и не разрешал садиться, — буравил Гену взглядом своих глаз полковник Гуревич.

— Вы нас вызывали? — первым опомнился Виктор.

— А вы еще не пришли?

«Надо было помолчать», — подумал Виктор.

Тишина, повисшая в воздухе, была нарушена Гуревичем, двинувшимся из застывшей сцены по направлению к своему креслу. По пути к креслу полковник потерял весь запас своей агрессии и, погрузившись в него, устало сказал:

— Доложите о результатах по самоубийствам.

Виктор четко доложил о беседе с профессором Гориным и о своих дальнейших действиях.

— Мы проверим все прошлое профессора, его жизнь и практику, и поговорим с его сотрудниками о его работе не только в институте, но и в психиатрической клинике.

— Тут за два дня совершено было два убийства. Муж убил жену, а невестка свою свекровь. Это, естественно, две разные семьи, — уже более миролюбиво после доклада Виктора пояснял Гуревич. — Оба преступника были квалифицированы как невменяемые и помещены в изолятор. Вы же проходили курс психологии? — взглянул на кивнувших оперов полковник, — вот и позанимайтесь практикой. Даю на раскрытие этих дел две недели. Всё, вы свободны!

Перестав замечать присутствующих, начальник УВД углубился в свои бумаги.

Выходя из кабинета, Виктор в угрюмом настроении направился в свой отдел. А у Гены настроение улучшилось при виде белокурой изящной Оли, сидевшей за компьютером и как всегда мило улыбающейся.

— Вы как ангел перед преисподней… — начал Гена свои упражнения в психологии, которые Виктор уже не раз слышал, и поэтому, спустившись в свой отдел, присоединился к Александру.

— Ну, как тут у нас дела? — пытался сразу включиться в работу Виктор, чтобы отогнать мрачное настроение.

— А как у вас? — видя состояние Виктора, решил поиздеваться Александр.

— Гена придет и расскажет! — отмахнулся Виктор. — Давай лучше займемся делами, а то и так всего две недели дал Гуревич.

— Две недели! — воскликнул Саша, — два убийства за две недели! Да медкомиссия месяц телиться будет! А на нас ещё куча дел висит.

— Ну, а ты сидишь и разглагольствуешь! — заключил Виктор. — Надо сделать хотя бы то, что успеем, а там — хоть трава не расти!

— А где Гена? — опомнился Саша.

— Он уже работает, — с ухмылкой проговорил Виктор.

— С Оленькой, наверное, — предположил Саша.

— Ты недалек от истины! — изрек напарник, — а мы пока давай спланируем наши действия. Итак, что мы имеем. Четыре самоубийства и два убийства, недалеких от первых, так? — рассуждал Виктор, загибая пальцы на двух руках, каждая из которых относилась к одной из двух категорий убийств.

Саша, сидевший среди кучи бумаг, тупо уставился на руки Виктора.

— Во-первых, четырех самоубийц объединяет тот факт, что их обследовал профессор Горин, — продолжал свои рассуждения Виктор, — и все они были психически нездоровы, — продолжал он загибать пальцы. — Но! — и вытянул один из оставшихся пальцев, — двое убийц тоже сошли с ума!

— Вы что, в пальцы играете? — спросил зашедший в этот момент Гена.

— Да, чтобы решить, кому за тобой идти, — бросил, не оборачиваясь, Виктор, разминая пальцы.

— Так, продолжаю. И двое убийц тоже сошли с ума, что и объединяет их с самоубийцами! — заключил Виктор.

— Гениально! — воскликнул Гена.

Александр, цыкнув на него, отодвинул кипу бумаг и опёрся локтями на стол.

— Давайте скоординируем наши действия! Нам нужно покопаться в прошлом Горина, и этим займусь я, — сказал Саша, как старший группы. — Но нужно поговорить и с теми людьми, кто хорошо знает профессора.

— Горин говорил, что некая Ильина, она же заведующая психиатрической клиникой, его давняя подруга, — вспомнил недавний разговор с профессором Виктор, — сказал, что они вместе учились и работали, вот с ней и надо поговорить о нем.

— Гена, чуешь, вот где применишь свои таланты, — заметил Саша.

— А я займусь убийцами и их семьями, постараюсь взять у них показания, — сам для себя определил задачу Виктор.

— Итак, программу минимум мы должны выполнить, и как можно быстрее, — Саша всем своим видом намекал на необходимость действовать, — не будем откладывать дела на завтра, если их можно сделать сегодня.

Никто особо и не возражал, но и активности заметно не было.

— Ребята, — обратился Саша к ним, — дела стоят, потому что вы стоите.

Виктор и Гена неохотно поднялись и понуро направились к дверям. Виктор остановился на пороге, повернулся к Гене и, протянув руку, сказал:

— Да, Ген, теперь я за рулем, давай сюда ключи!

— Но мы же в разные стороны, — схватился за карман Гена.

— Ну уж нет, теперь моя очередь за рулем, — настаивал Виктор.

Гена неохотно отдал ключи, и у него вконец испортилось настроение. С надеждой взглянув на Александра, он спросил:

— Сань, а, Сань, дай тачку на полчасика! — выражение невинности и последней надежды подкупали многих женщин, но не мужчин, а тем более Александра:

— У меня не служебная, да и когда я в последний раз ее тебе давал, это было в последний раз, — сказал Саша, даже не смотря в его сторону, — твое ралли мне дорого обошлось.

Гена в сердцах сплюнул и тихо обозвал всех жмотами.

— Ладно, не расстраивайся, — смягчился Виктор, — я, так уж и быть, подкину тебя к клинике.

***

Виктор позвонил в квартиру, где было совершено первое преступление. Дверь открыла симпатичная девчушка, лет 6-7.

— Здравствуйте! — голос как колокольчик, немного дрожал. В детских больших глазах застыла печаль и растерянность от пережитого ужаса и утраты. — Вы к кому? Мамы и папы больше нет, — эти большие печальные глаза сразу заполнились как озера слезами.

— Кто-нибудь из родственников дома? — спросил как можно мягче Виктор. У него самого что-то сжало сердце.

Девчушка, шмыгнув носом, постаралась улыбнуться и ответила:

— Бабушка вчера приехала из Томска, а сейчас ушла за хлебом.

Виктор зашел в квартиру и сказал:

–Я из милиции и мне нужно поговорить о… — тут он запнулся, но сразу нашелся, — с бабушкой, о делах поговорить нужно, — и, присев перед девчушкой, еще раз заглянул в эти печальные глаза, размышляя, стоит ли сейчас с ней разговаривать об убийстве или нет. Ответом была дверь, впустившая румяную энергичную пожилую женщину.

— Ой, кто вы? — остановилась она в дверях.

— Оперуполномоченный уголовного розыска Кадышев, — ответил Виктор, доставая удостоверение и видя непонимание на лице женщины, добавил, — из милиции, то есть.

Женщина долго рассматривала прищуренными глазами протянутое удостоверение.

— Я плохо вижу, — проговорила, наконец, она, — давайте пройдем на кухню и там поговорим. Алина, а ты уроки сделала? — обратилась женщина к девчушке.

Та, заложив руки за спину, кивнула головкой и спросила:

— Ба, а давай я вам чаю приготовлю.

— Давай, давай, малыш! — ласково ответила бабушка.

Пройдя на небольшую, но хорошо обставленную кухню, бабушка усадила Виктора за стол, а сама села напротив. Надев очки, она стала рассматривать, все еще находившееся у нее удостоверение Виктора.

— Меня зовут Зоя Алексеевна, — представилась она, — я мать погибшей Оленьки, получила телеграмму и сразу приехала. Алексея, ее мужа, я не видела, меня не пустили к нему, сказали, что он ни с кем вообще не разговаривает. Что с ним произошло, да вообще, что здесь произошло, я даже думать об этом боюсь, — остановилась женщина, и ее глаза наполнились слезами, — я была здесь полгода назад, навещала их, так все было хорошо, оба работали, Алинка училась. А теперь, — она не выдержала и прикрыла глаза ладонью, — теперь даже Алинку не узнаю, как тень ходит, одни глаза остались. Была семья — и нет семьи.

Виктор дал ей немного успокоиться и продолжил спрашивать дальше:

— В разных отчетах пишется, что соседи слышали крики, но не стали вмешиваться и что Алина, придя ИЗ школы, застала отца, сидящего рядом с трупом с топориком в руках для разделки мяса, так?

— Да, жуткая картина для ребенка… как она всё это выдержала, не знаю, — тяжело вздохнув, ответила бабушка.

— Я знаю, что Алексей никогда не лечился у психотерапевта, а вы не замечали за ним странности в поведении, — пытался найти хоть какую-то зацепку Виктор, — ну там, нервные срывы, беспричинную злость или просто агрессию?

— Да что вы! — отмахнулась Зоя Алексеевна, — я, наоборот, радовалась, что Ольге попался такой добрый, спокойный и уравновешенный человек. Мы его все уважали за рассудительность и доброту. И у меня в голове не укладывается, что стало причиной его помешательства, не пил много, не гулял на стороне, единственное что, так это курил.

— Так вы не можете даже предположить, что с ним произошло? — отчаялся Виктор. — Может, измена?

— Да нет! — ответила бабушка. — Они любили друг друга, и в семье всегда был мир и порядок. Все обходилось без скандалов.

— А вообще со здоровьем у него было все в порядке? — решил испытать последний шанс на больную тему Виктор.

— Вы знаете, все как у людей — там болит, там колет — особо он не болел, только спина беспокоила в последнее время, — коснувшись пальцами виска, задумчиво вспомнила Зоя Алексеевна. — Я помню, Оля в письме как-то писала о том, что Леша сильно мучается со спиной, и ему предложили обратиться в институт, — тут она остановилась, пытаясь точно вспомнить детали, — микрохирургии, кажется.

При последней фразе у Виктора в голове зазвенел тревожный звоночек.

— А вы можете вспомнить, кто именно предложил лечение? — ухватился за ниточку Виктор.

— Я точно не помню, что писала Оля, но думаю, что лечащий врач предложил или направил, — пожала плечами бабушка, — но что лечился в институте — это я хорошо помню.

— А вы можете сказать, у кого? — обрадовался Виктор, неожиданно появившемуся просвету.

— Нет, вот этого я не знаю, — устало ответила Зоя Алексеевна.

В этот момент их отвлек детский голосок Алины:

— Чай готов! Вам с сахаром или с вареньем? — спросила она у Виктора.

— С вареньем, — улыбнулся Виктор и провёл рукой по пушистым волосам девчушки.

Чайная пауза позволила Виктору поразмышлять о полученной информации и о своих дальнейших действиях: «Так, на горизонте замаячил институт, и надо теперь проверить, не маячит ли за институтом профессор Горин, а, значит, есть версия, что во втором случае похожая картина. В личном деле есть адрес и телефон и, чтобы ускорить события, надо позвонить второй пострадавшей семье. «Да, кстати»: вспомнил Виктор: «Светка Сашкина работает медсестрой в 1-й поликлинике, вот она и поможет разобраться с этими врачами, и кто направил Алексея в этот институт микрохирургии. А затем уже вплотную займемся Гориным».

В задумчивости допив чай, Виктор поблагодарил Алинку, отчего та заулыбалась, гордясь собой, и спросил у Зои Алексеевны:

— У вас есть телефон? Мне нужно позвонить по служебным делам.

— Да, — ответила она, — он в спальне на ночном столике, проходите!

Виктор, найдя телефон в деле об убийстве во второй семье, где молодая девушка вытолкнула из окна 7-го этажа свою свекровь, сел на кровать и набрал номер. На том конце долго не поднимали трубку, но все-таки гудки стихли, и усталый мужской голос ответил:

— Да!

Представившись, Виктор сразу спросил, не проходила ли лечение его жена в институте микрохирургии, и если да, то, какое и у кого.

— У нас вообще-то брал уже показания следователь, ведущий дело! — удивленно ответил мужчина.

— Появились новые факты в деле вашей жены, и вы можете помочь не только следствию, но и своей жене — с нажимом сказал Виктор.

— Хорошо, я постараюсь все точно вспомнить. У Лены, моей жены, — пояснил он, — обнаружили воспаление придатков. Это была причина бесплодия. Из-за этого моя мать стала настраивать меня бросить Лену, ну Лена за это возненавидела ее, ругались, скандалили, но до драк никогда не доходило. И в женской консультации ей предложили обратиться к профессору Горину, — при последних словах Виктор даже не удивился, — мол, он может помочь. Мы обратились к нему, и он согласился. Лена три месяца назад легла на обследование, потом сделали операцию, успешно, как сказал доктор. Выписали ее из клиники месяц назад, но она еще несколько раз ходила на контроль к этому профессору, а два дня назад случилось это, — тут он умолк, в трубке что-то потрескивало. Виктор напряженно думал, усваивая информацию. Тут его осенила одна мысль.

— Скажите, а когда Лена в последний раз была у Горина?

— За два дня до… — запнувшись, пытался найти слово мужчина.

— Хорошо, спасибо, — вывел его из затруднительного положения Виктор. — А вы в течение этих двух дней не замечали в ее поведении ничего странного, что-нибудь выходящее за рамки ее обычного поведения, — спрашивая, Виктор заметил на столике фотографию в рамке, на которой симпатичная пара держала на руках еще крохотную Алину с огромным белым бантом. От фотографии исходило семейное благополучие и покой, и Виктор на мгновение отвлекся от разговора, но к нему его сразу вернул голос в телефонной трубке.

— После последнего посещения врача она вернулась домой какая-то взвинченная, нервная и все время чего-то боялась. Знаете, у нее страх сменялся какой-то злостью. Она мне говорила, что злится из-за страха. Говорила, что боится за нас, за жизнь. Но у нас в семье было все нормально, — тут он остановился, чтобы справиться со своими эмоциями, и продолжил уже более спокойно, — но я видел, что страх сидит у нее внутри, какой-то животный страх, и глаза у нее стали какими-то молящими, будто просили защитить от кого-то или чего-то, — тут он на минуту замолчал, и Виктор не стал прерывать паузу, надеясь, что тот продолжит свой нелегкий рассказ. Мужчина с болью промолвил, — я пытался понять ее, успокоить, но через день, когда я был на работе, она в ссоре с матерью вытолкнула ее в окно. После этого она стала невменяемой.

— Скажите, как она смогла с ее женской силой вытолкнуть женщину, проломив окно, — пытался спокойно спрашивать Виктор, — тут даже мужская сила нужна немалая.

— Извините, я не знаю, что произошло, мне и так тяжело об этом говорить, — почти срываясь, слышался в трубке голос мужчины, — я потерял двух близких людей и со мной остался пятилетний сын. Может быть, вы в этом разберетесь?

Виктор понял по голосу о его состоянии и решил на этом закончить разговор.

— Хорошо, мы постараемся все выяснить, — сказал Виктор. — Я постараюсь держать вас в курсе…

Попрощавшись и положив трубку, он немного посидел в тишине, осмысливая услышанное. «Теперь, как я думаю, осталось последнее звено — размышлял Виктор, — надо выяснить в поликлиниках, кто именно направил их и зачем на такое лечение».

В дверях появилась Алина, держа в руках альбомные листы.

— Хотите посмотреть, как я рисую? — спросила она и протянула ему свои рисунки.

— Да, конечно хочу, — Виктор взял листы и стал рассматривать. На первом были изображены два больших человека, а между ними нарисована детской рукой девочка, держащая больших человечков за руки.

— Это мама, папа и я, — поясняла она, тыкая пальцем в рисунок. На следующем была изображена собака. Картина также сопровождалась пояснениями и деталями обнаружения собаки. На последнем листе Виктор увидел человечка с погонами и пистолетом в руке.

— А это вы, — улыбнулась Алина, — я только что нарисовала, когда вы звонили.

— Да ты будущий художник, — похвалил Виктор и спросил: — а в какой класс пойдешь?

— Вот лето закончится, и я во второй класс перейду, — радостно сообщила она.

— Будь я учителем, то по рисованию тебе твердую пятерку бы поставил, — улыбнулся Виктор. Вошедшая в спальню бабушка, услышав последнюю фразу, сказала:

— Она у нас художница, всех рисует и всем дарит свои картины.

— А мне подаришь? — спросил Виктор у Алины, поднявшись с кровати.

— Конечно, — протянула Алина листочек с террористом в погонах. — Это я вам и нарисовала.

— Ну, спасибо, малыш, — улыбнувшись, принял подарок Виктор. — Я это дома повешу.

Пройдя к дверям, Виктор попрощался и в хорошем настроении спустился к машине. «Все-таки общение с детьми очищает душу от отрицательных эмоций», — подумал он, заводя машину и направляясь в первую поликлинику.

На подъезде к поликлинике вдруг ожила служебная рация. Пискнув, она сообщила: «Внимание опергруппам, в отделении банка «Российский кредит» захвачены заложники, требования преступника неясны, группе захвата прибыть на место». Послышались подтверждения о принятии информации, и почти сразу запищала минирация в кармане Виктора. Кто-то из своих вызывал. Этим своим оказался Гена.

— Ты слышал? — заорала рация.

— Слышал, ну и что? — отозвался Виктор.

— Ты где находишься? — рация вела себя уже поспокойнее.

— Возле 1-й поликлиники! — ответил Виктор в беспокойную рацию.

— Это почти рядом, — обрадовалась коробка, — быстрей заезжай за мной, и двинем к банку!

— Это еще зачем? — удивился Виктор. — У нас и так дел по горло, — хотел показать рукой на теле, где беспокоили дела, но вспомнил, что говорит по рации.

— А если и это дело повесят на нас, — пытался убедить Гена напарника, — что, опять по остывшим следам на месте топтаться?

Виктор, и так уже руливший в психдиспансер, ответил:

— Не засоряй эфир своим лексиконом, — и добавил, — я уже подъезжаю!

Кинув рацию на заднее сиденье, Виктор заехал во двор диспансера и, увидев топтавшегося от нетерпения Гену, подрулил к нему:

— Только сейчас же доложи Сане, куда и зачем мы направляемся, — предупредил он Гену, прыгнувшего в машину.

Гена по своей рации вызвал старшего группы:

— Первый, ответь третьему.

— На связи! — отозвался Александр.

— Получили сообщение о банке, ваши указания, — Гена старался вести по форме разговор в эфире.

— Указания — ехать на базу, — ответил Саша.

— Сань, как на базу? — сразу забыл о служебной форме разговора Гена, — сейчас все равно нас туда направят, а мы только время потеряем.

— Третий, вы не поняли приказ, — урезонил подчиненного старший. — Отбой. — Дальше последовало лишь сухое шипение.

Гена уныло выключил рацию и кинул ее на заднее сиденье, где она с глухим звуком стукнулась о вторую рацию.

— Ты что аппаратуру портишь? — недовольно сказал Виктор.

— Да я не знал, что твоя сзади, — оправдывался Гена.

— Ну так что, рациями швыряться надо? — продолжал отчитывать Гену Виктор. Тут одна из раций зашипела, — вот, разбил аппаратуру, — тоже зашипел Виктор, — возьми посмотри, что с рациями.

Гена взял с заднего сиденья рации и протянул одну из них Виктору:

— Тебя!

— Второй на связи! — Виктор прижал коробку плечом к уху, переключая свободной рукой скорость.

— Это первый! — проорала в самое ухо рация, от чего Виктор поморщился, сразу схватив ее в освободившуюся руку.

— Да, черт, слушаю! — со злостью в ответ прорычал Виктор.

— Гена был прав, нас направляют к банку контролировать зону, — донесся из рации с хрипом голос Саши, — вы направляйтесь туда, я сейчас подъеду.

— А, что я говорил, никогда меня не слушаете! — с ехидством отозвался Гена, доставая из бардачка мигалку на магните, и через открытое окно прилепил ее к крыше.

Подъехав к перекрытой милицией с двух сторон улице, Гена показал удостоверение патрульному, который сразу их пропустил.

Несколько патрульных машин и микроавтобус с группой захвата полукругом стояли вокруг входа в отделение банка. Вооруженные патрульные прятались за машинами, держа вход на прицеле.

Гена и Виктор, выйдя из машины, подошли к бронированному микроавтобусу, в котором сидел майор ППС с рацией и старший лейтенант в комбинезоне, как понял Виктор, старший группы захвата. Представившись и показав удостоверение, Виктор сказал:

— Нас со старшим направили контролировать зону, он сейчас подъедет, — и, оглянувшись на банк, спросил: — Что тут?

Старший лейтенант, взяв в руки короткоствольный автомат Калашникова и поправив бронежилет, одетый поверх формы, ответил:

— Да псих какой-то положил всех внутри, палит по окнам и потолку из калаша, орет, что всех похоронит, — тут он расправил плечи и одел каску. — Сейчас снайперы подъедут, снимут его, — окна-то большие, — добавил он.

— А что требует? — из-за спины спросил Гена.

— Если бы что-нибудь требовал, а то орет, что не даст никому себя порешить, — встрял в разговор майор.

— Личность установили? — спросил Виктор.

— Да пока нет, — ответил лейтенант, оглянувшись в сторону входа в банк. — По словесному портрету здорово не определишь, сейчас главное — утихомирить его и обезвредить. — Не дав ему договорить, его прервала трескучая автоматная очередь, раздавшаяся внутри здания. Вслед за ней раздались крики и вопли людей. Их перекрыл истошный крик:

— Вы меня не достанете, я не позволю, — истерически орал бандит, и в его голосе слышалась злоба и отчаяние одновременно. — Вы все довели меня до этого, и я вам отомщу.

Все переглянулись.

— Так, все, ждать больше нельзя. Пока начальство подъедет да решит, что делать, катафалки придётся вызывать, — сказал лейтенант, и, взяв свою рацию, приказал, — группе захвата приготовиться к штурму.

В это время выстрелы и крики стихли и наступила тишина, нарушаемая лишь бряцанием оружия и амуниции вооруженных бойцов.

— Первый, шестой и седьмой заходят с черного входа, — отдавал распоряжения лейтенант, — второй, третий, четвертый, пятый, восьмой, девятый — главный вход. Как поняли? — лейтенант приложил рацию к уху, ожидая ответа.

— Принято, — ответил старший отделения, стоявший вместе с бойцами за машинами. Было видно, как он отдавал распоряжения бойцам, молча кивавшим в ответ. Все стали натягивать маски с дырками для глаз и рта. Пятеро, рассредоточившись за машинами, стали веером подходить ко входу, сторонясь окон, стоявших без стекол. Трое отделились от группы и побежали за дом, низко пригибаясь.

Зашипев, из рации в руках лейтенанта раздалось сообщение:

— Ворон, я первый, подошли к черному входу, дверь закрыта, закладываем заряд.

— Есть… принял, — ответил лейтенант напряженно, — по моему сигналу начнем синхронно.

— Понял, — ответил первый.

Повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь шуршанием одежд и обуви от перемещения группы захвата. Часть бойцов медленно перемещалась к главному входу. Двое стали по обе стороны окон, прижавшись к стене. Двое, поднявшись на этаж выше, стали на верёвках спускаться вниз к окнам, и, застыв в полуметре от окна, перевернулись вверх ногами. В таком положении они стали подбираться к окну, словно пауки на паутине. Виктор и Гена стояли молча и с одобрением наблюдали за профессиональной работой ребят из спецотряда.

Рация в руках лейтенанта выдала сообщение:

— Ворон, все готово.

Лейтенант посмотрел на ребят, приготовившихся у переднего входа, и, убедившись, что они четко отреагируют на его сигнал, ответил в рацию:

— На счет три вы взрывом отвлекаете террориста, а вторая группа снимает его, — и поднял руку, держа рацию перед собой. — Внимание! — старший второй группы, находившийся перед входом, смотрел на лейтенанта, — раз, два, ТРИ! — выпалил он.

Почти сразу грохнул взрыв. Виктор скорее его почувствовал всем своим телом, чем услышал. Он как бы со стороны смотрел на всё происходящее. Стоявшие по бокам окон одновременно скользнули в зияющие проёмы, двое, лежавшие на земле, поднялись в стойку спринтеров и начали движение по направлению к входу. Но в следующее мгновение что-то пошло не так, и Виктор это сразу почувствовал по происходящему. То, что произошло потом, происходило как в замедленной съемке. Через несколько мгновений после первого взрыва прогремел второй, но уже из парадного входа. Этот взрыв вышвырнул первых двоих, ворвавшихся в окна. Они словно перышки вылетели через проемы и растянулись на площадке перед банком. Ребята, спустившиеся на канатах к окнам вниз головой, в момент второго взрыва уже целились внутрь помещения, и взрывная волна их обоих оглушила, и они повисли перед окнами, как две мишени: один, держась руками за лицо, а другой безжизненно. Те двое, что лежали на земле перед входом, поднялись и уже находились перед окнами в момент второго взрыва, который скорее не оглушил, а дезорганизовал их на какое-то мгновение. Они на миг застыли перед окнами, соображая, что делать.

Виктор, наблюдавший за этой сценой, почувствовал, что сейчас будут выстрелы, и заорал:

— Ложись!

Но иногда одного мгновения бывает слишком мало. В тот миг беспомощности, а скорее шока, прозвучала длинная автоматная очередь изнутри здания, скосившая одного из двоих. Пули били его в грудь, отталкивая невидимыми ударами назад, и он, упав на спину, так и остался лежать. Второй, подчиняясь скорее крику Виктора, нежели своему инстинкту самосохранения, резко нагнувшись, сделал кувырок в сторону и стал отползать за машину.

Двое болтались как куклы перед смертоносными окнами, трое лежали на асфальте без движения. И неистовый смех, раздававшийся изнутри, предстали мрачной картиной перед остальными. Из оцепенения всех вывел злорадный смех и крик террориста:

— Ну что, получили!

–У, ё! — схватился за голову лейтенант, не ожидавший такого поворота событий, — надо вытащить ребят из зоны поражения, — заорал он, заметавшись.

Другие милиционеры, прятавшиеся за машинами, уже подбирались к лежавшим на асфальте.

Виктор, направляясь вместе с лейтенантом к пострадавшим бойцам, спросил у него:

— Они в бронежилетах?

— Да, — ответил лейтенант и, обогнув патрульную машину, лег на землю и пополз с двумя бойцами за лежавшими перед банком. Еще четверых он послал на второй этаж втянуть обратно наверх оглушенных штурмовиков.

Виктор и Гена, отойдя за машины, переглянулись:

— Вот те на! — протянул Гена. — Боевик попался, однако!

— Кто ж знал, что он гранату бросит, — сказал Виктор, смотря в сторону окон, из которых уже исчезли висячие тела. Троих других пострадавших также вытащили из зоны поражения. Лейтенант, первый вытащивший раненого, вызывал по рации скорую, так как доктор, находившийся в таких случаях на месте, не справлялся один. Подойдя к ребятам, Виктор узнал, что серьезно пострадало двое ребят, один штурмовик-скалолаз и получивший очередь в грудь. Остальные уже приходили в себя.

Лейтенант, метавшийся около раненых, вдруг остановился, будто что-то вспомнил, схватил рацию и стал вызывать:

— Первый, ответь! — сначала тихо, потом громче повторял лейтенант. В ответ доносилось лишь сухое потрескивание пустого эфира.

— Не понравились мне эти взрывы, лейтенант, — сказал Виктор, — первый уж больно мощный был!

— Сергей! — позвал лейтенант непострадавшего бойца. — Останешься за меня, а я иду к черному входу. Там что-то не так.

Сергей снял маску, кивнул и отошел к раненым ребятам, помогая грузить их на носилки в прибывающие скорые.

— Лейтенант, мы с вами, — обратился к нему Виктор, доставая табельный ПМ.

— Мужики, — дёрнулся лейтенант, видно было, что он на пределе, — вы что хотите, то и делайте, у меня и без вас проблем хватает.

Молча обогнув здание, они вошли в распахнутую дверь черного входа. В темном коридоре им под ноги стали попадаться обломки кирпичей и штукатурки. Коридор заканчивался поворотом, из-за которого торчали ноги в черных ботинках.

Лейтенант резко остановился, увидев такую картину, показал Виктору и Гене, чтобы они были внимательнее и приготовились. Прижавшись к стенам по обе стороны коридора, они медленно двинулись к повороту, чуть освещенному слабым светом. По мере приближения они стали входить в какой-то туман. Но это был не туман, а облако пыли, образованное взрывом, раскидавшим штукатурку и кирпичи строения. Уже стали слышны крики сумасшедшего террориста, что означало, что взрыв все-таки открыл черный вход.

Когда они прошли коридор, перед ними открылась не менее зловещая картина, чем перед входом в банк: небольшое помещение было завалено обломками кирпичей и штукатурки, вперемешку с этим мусором лежали тела трех ребят из штурмового отряд; на месте где должна была быть дверь, зиял большой провал, в пустоте которого виднелся внутренний коридор, ведущий внутрь банка.

Двое лежали без движения, и в оседавшей пыли было видно, как третий пытался выбраться из-под обломков. Виктор и Гена кинулись освобождать еще живого штурмовика, а лейтенант перевернул на спину одного из двоих, лежащих без признаков жизни. Его лицо было в крови, и неестественно вывихнутые руки говорили о том, что жизнь вряд ли осталась в столь изуродованном теле. Лейтенант, прощупав пульс на шее и руке парня, медленно снял с головы каску.

— Саня, — прошептал он, — что я скажу твоей матери? Как же это так? — дрожащим голосом спрашивал он у неподвижного тела, — так глупо… из-за какого-то придурка! — опустил голову лейтенант и дрожащей рукой дотронулся до головы мертвого друга.

Секунду он сидел в оцепенении около мертвого тела, затем, видимо, вспомнив о другом штурмовике, кинулся освобождать его из-под завала. Тот лежал на боку, прислонившись спиной к стене. Аккуратно сняв с него каску, он услышал стон, слетевший с губ раненого.

— Вовка, Вовка, — спрашивал лейтенант у раненого, — ты как, цел? Только не шевелись, просто ответь, если можешь, — проговорил он с надеждой в голосе.

Слабый, хриплый голос донесся и до Виктора с Геной, уже почти освободивших бойца от обломков.

— Да вроде все цело, — попытался приподняться штурмовик.

— Тихо, тихо, не шевелись, — остановил его лейтенант, — сейчас мы тебя аккуратно вытащим, — и стал по рации тихо вызывать помощь.

Виктор и Гена, уже освободив от завала третьего, осматривали его состояние. Тот был в полусознательном состоянии, и по внешним признакам был, скорее, оглушен, чем покалечен. Старый бронежилет с титановыми пластинами и каска спасли ему жизнь и, скорее всего, дееспособность.

— Слышишь, лейтенант, — тихо позвал Гена — мы сейчас двинемся немного вперед, чтобы прояснить обстановку, а ты пока позанимайся своими.

Лейтенант исподлобья взглянул на Гену:

— Я и сам знаю, что мне делать, — процедил он сквозь зубы, — а за вас я не отвечаю, у вас своё начальств есть, так что делайте что хотите, — и, опустив голову, занялся пришедшим в себя штурмовиком.

Виктор, тронув рукой Гену, молча кивнул в сторону темного коридора. Тот, не ожидавший такого резкого ответа от лейтенанта, вздрогнул от прикосновения к своему плечу.

Тихо, крадучись, они направились в коридор, откуда доносились какие-то неясные звуки. Виктор шел впереди, прижимаясь к стене, следом за ним Гена, стараясь не шуметь, насколько это позволяла его неуклюжесть.

Через пять метров показался поворот, заканчивающийся открытой дверью. Перед ними предстала картина просторного зала, окошки касс, диваны и кресла, и люди, вместо того, чтобы сидеть на них, распростерлись на полу.

Между ними расхаживал террорист, скорее похожий на загнанного зверя, чем на хозяина положения. На его лице застыли безысходность и страх. Его движения были нервными и дёргаными.

— Да-а, — тихо протянул Гена, — такого не поймешь, что ему надо. Ну и что будем делать? — закончил он вопросом свои мысли вслух.

— Будем ждать Саню! — ответил Виктор. И в этот же миг относительную тишину нарушил пронзительный писк рации, торчащей из заднего кармана Гены. Оба оперативника вздрогнули, как от удара током, и уставились друг на друга. Террорист так же уставился на них.

— Ты же рацию не вырубил, — процедил Виктор на Гену и перевел взгляд на воинственный объект. Тот уже поднимал автомат, так как ясно видел головы непрошеных гостей.

За секунду до выстрела Виктор дернулся назад, увлекая за собой Гену. Через мгновение грохот выстрелов разорвал тишину, и пули стали отбивать штукатурку и куски кирпичей, поднимая противную пыль.

— Ну все, — услышали они вой сумасшедшего, — всем конец, я живым не дамся, всех порешу!

Виктор, снимая пистолет с предохранителя, сказал, глядя на Гену:

— Теперь, благодаря тебе, ждать некого, он сейчас их всех положит.

Гена виновато буркнул:

— Да они и так все лежат.

— А он их еще глубже, в землю положит, — еще больше рассвирепел Виктор, но через мгновение успокоился, переключившись на поиск выхода из сложившегося положения.

Гена вдруг скорчил рожу, и Виктор, взглянув на него, сперва не понял, что он хочет этим сказать, но в последнюю секунду метнулся к нему и рукой закрыл ему рот. Вместо оглушительного чиха послышалось лишь тихое хрюканье.

— Хватит, — прошептал Виктор, — хватит, ты и так нас выдал, теперь надо срочно что-то предпринимать! Слышишь, как он разошелся?

Террорист действительно разошелся не на шутку. Были отчетливо слышны угрозы вперемежку с непонятными по содержанию фразами. События стали стремительно развиваться.

Оба оперативника стали крадучись приближаться к углу, осознавая тот факт, что жизни заложников сейчас висят на волоске.

— Сейчас я выгляну из-за угла, — шепотом проговорил Виктор, — оценю обстановку, и что-нибудь предпримем.

— Если сможем, — ответил Гена, тоже шепотом.

Виктор нагнулся, стал на четвереньки и, выглянув одним глазом, несколько мгновений осматривался. Потом, обернувшись к Гене, так же тихо сказал:

— Он там ходит, орет и перезаряжает автомат. От нашего угла, — продолжал он, — метрах в пяти перевернутый железный стол; насколько он пуленепробиваем, не знаю, можно быстро метнуться к нему и залечь, а оттуда бандюгу и снять. Только быстро и тихо, — добавил он, и очень серьезно посмотрел на Гену.

Тот кивнул и, нагнувшись, стал снимать обувь. Виктор, глядя на действия Гены, удивленно приподнял брови, но через секунду его удивление сменилось догадкой, что Гена не так глуп, как казался. Сам он, проделав ту же операцию, аккуратно поставив туфли и вложив в них скатанные носки, увидел вопрошающее лицо Гены.

— А носки зачем снял?

— Чтоб не поскользнуться, — удовлетворил его любопытство Виктор.

Гена молча снял носки и положил их в карман со словами:

— Новые совсем.

Виктор нетерпеливо махнул головой в сторону поворота и подумал, что его последнее заключение по поводу Гены было опрометчиво.

Виктор шел впереди, Гена за ним и, приближаясь к углу, они стали прижиматься к полу. В который раз выглянув с замираньем сердца из-за угла, они с облегчением не увидели террориста. Он был где-то глубоко внутри, и оттуда доносилось его невнятное бормотание.

— Давай за мной, — быстро скомандовал Виктор и, опираясь на левую руку, держа в правой пистолет, проскакал опасные пять метров под защиту перевернутого стола.

Доскакав до него, он оглянулся на Гену и с облегчением увидел, что тот ни на один метр не отстал от него, даже не производя при этом шума. Оба, стоя на одном колене, перевели дух, и Виктор на секунду высунул голову из-за стола, чтобы убедиться, что они проскочили незамеченными. И встретился взглядом с террористом.

— А-а-а, гады!!! — взревел тот и стал палить из автомата по их хлипкому убежищу.

Виктор юркнул обратно и с ужасом почувствовал тупые удары в спину. Он уже мысленно начал прощаться с жизнью, но от этого занятия его отвлек Гена, почему-то упирающийся руками в стол, который под ударами пуль начал двигаться. Виктор кинул взгляд на поверхность защищающего их стола и с облегчением увидел не дырки, а вмятины от пуль. Кто-то не пожалел денег на хорошую мебель, и этому человеку Виктор в эти мгновения был очень благодарен.

Выстрелы вдруг прекратились. Совсем недалеко послышалось бормотание террориста и клацанье перезаряжаемого автомата. Виктор понял, что это может быть их последний шанс, и как заклинание произнес:

— Маятник!!!

Гена взял двумя руками пистолет и устремил свой взгляд поверх стола. Виктор, находясь в той же позе, резко распрямив ноги, поднялся над столом и произвел выстрел, который скорее больше обескуражил террориста, чем нанес ему вред, хотя Виктор не промахнулся. Доля секунды, и Виктор скрылся за столом, и тут же появился Гена — все, как они отрабатывали в тире. Между выстрелами попеременно появляющихся из-за стола оперативников проходили лишь доли секунды. Второй выстрел Гены отбросил террориста к стене, где его настиг третий выстрел Виктора, заставивший выронить автомат из рук. Четвертый пригвоздил противника к стене, и тот сполз на пол вниз без признаков жизни. Пятый выстрел не понадобился, и Виктор, чей черед пришел стрелять, так и остался стоять в стойке для стрельбы. Через мгновение над укрытием показался Гена, на всякий случай взявший на мушку полулежавшего террориста. Виктор, продолжая целиться одной рукой, другой махнул в сторону лежавшего, и оба двинулись в указанном направлении, обходя стол. Подойдя ближе, Виктор сразу заметил, что лежавший не истекал кровью, как это должно было быть после четырех метких выстрелов. Что выстрелы были меткие, он сразу разглядел, так как отверстий в куртке террориста было четыре, но из них торчала лишь подкладка, следов крови не было видно. Отбросив ногой подальше валявшийся автомат, Виктор краем глаза заметил оплошность, которую допустил его напарник.

Гена, подошел слишком близко и наклонился над телом, собираясь, видимо, зачитать преступнику его права.

— Гена, назад! — заорал Виктор, но было поздно. Рука террориста, лежавшая безвольно, как и само тело, вдруг со скоростью змеи метнулась к руке Гены, в которой находился пистолет. Мгновение, и он скорее почувствовал, чем увидел, что его рука находится в стальном захвате. Резким рывком преступник притянул Гену к себе и в следующее мгновение уже обеими руками оттолкнул его в направлении Виктора, находившегося в трех метрах. Тот успел увидеть лишь стремительно приближающуюся спину товарища, отброшенного словно кукла. Преступник не промахнулся и, пока оба оперативника барахтались, пытаясь прийти в себя, вскочил и стал, озираясь, искать свой АКМ. Автомат лежал недалеко, и он рванулся к нему. От оружия его отделяли считанные метры, когда первым опомнившийся Гена открыл огонь по ногам. Одна нога преступника будто надломилась, и тот, не успев добежать до автомата, завалился на простреленную ногу. Но он лишь на секунду остановился, взвыв от боли, и тут же продолжил свое движение к оружию, но уже ползком. Гена тут же воспользовался секундным замешательством террориста и, как спринтер, рванулся вслед за ползущим. Когда бандит протянул уже руку к автомату, над ним промелькнул Гена, в броске перепрыгивая бандита и в кувырке выхватывая лежавший автомат. Тот вместо оружия схватил рукой пустой воздух.

Вскочив на ноги, Гена, в одной руке держа АКМ, а другойь целясь в преступника, проорал:

— Не двигаться!

Преступник в ответ зарычал и пополз в направлении оперативника. И тут на него сверху обрушился Виктор. Он попытался прижать того к полу и заломить за спину руки, но преступник, с рыком обернувшись на Виктора, смахнул того со спины одной рукой, словно муху, и Виктор со словами: «Ну ни фига себе!» — полетел кубарем в сторону. Террорист, освободившись от назойливого наездника, продолжил путь к Гене. Тот занервничал, не ожидая такого оборота. Перед ним стоял выбор: стрелять или предпринимать какие-нибудь другие действия. И Гена, попятившись задом в сторону выхода из банка, заорал:

— Омоновцы, сюда, мы его взяли!

Первым на зов Гены откликнулся Виктор, присоединившись к напарнику после своей неудачной попытки. Выстрелив вверх, он проорал: «Лежать!!!»

И, как ни странно, преступник остановился. Злобу и гнев на его лице сменил страх, и он как загнанный зверь застыл в нелепой позе.

Только теперь стало возможно его рассмотреть поближе. Это был крупный человек лет сорока, коротко стриженные каштановые волосы были примяты по бокам, словно так были уложены. Невыразительное лицо делало его в толпе неприметным человеком, и лишь обезображенное гневом и страхом, оно обретало нечеловеческие черты. Черная кожаная до колен куртка туго обтягивала его тело, скрывая под собой, как уже можно было догадаться, бронежилет. Черные штаны и армейские ботинки довершали общий вид бандита.

В зал ворвались омоновцы, прерывая молчаливое созерцание преступника. Мгновенно окружив лежавшего, двое из них, присев, быстрыми отработанными движениями заломили руки террористу, застегнув наручники на кистях.

— Надо же, а у меня не получилось, — заметил Виктор, с облегчением опуская пистолет.

Они вдвоем так и стояли, смотря, как омоновцы помогали подниматься с пола заложникам после долгого лежания, когда к ним подошел майор ППС.

— Да-а, — протянул он, озираясь вокруг, — такого еще не было!

Виктор, понемногу отходя от прошедших событий, с согласием закачал головой.

— А вы что тут, лезгинку перед ним танцевали? — зазубоскалил майор, рассматривая их ноги.

До сознания Виктора и Гены только сейчас стало доходить, что мраморный пол, на котором они стояли босиком, был холодным.

Конец ознакомительного фрагмента.