Охота на НЛО

Виктор Бурцев, 2001

В тихом российском городке, в просторечии называемом глубинкой, убит старик-рыболов. В ходе расследования выясняется, что убитый – генерал КГБ и до войны служил в Эстонии. Капитан милиции Сергей Слесарев, умело раскручивая дело об убийстве генерала, докапывается до потрясающих фактов… Оказывается, в их городе все это время существует и успешно работает строго засекреченный исследовательский комплекс, созданный в целях детального изучения неопознанного летающего объекта, шестьдесят лет назад сбитого в небе над Эстонией. С риском для жизни капитан продолжает свое удивительное расследование. Но с прибытием в город якобы для обмена опытом эстонца Хейти Карутара, следователя отдела служебных расследований Полиции Безопасности, ситуация резко обостряется и требует от всех заинтересованных лиц действовать на пределе своих возможностей, а то и за их пределами…

ГЛАВА 1

Когда я умер, не было никого,

Кто бы это опроверг.

Егор Летов

Старичок лежал лицом вниз в густой траве. Рядом валялась опрокинутая баночка из-под индийского кофе, из которой давно уже расползлись червяки, счастливо избежавшие участи наживки. По узенькой стариковской спине, облаченной в серый пиджачок, сновали рыжие муравьи.

— Ребята с удочки во-от такого подлещика сняли, — сказал Зотов, подходя и отмеряя на руке сантиметров тридцать. — Поплавский себе забрал: я, говорит, его вываживал. А вторую удочку унесло, вон, в тине болтается на самой середке.

— Хрен с ним, с подлещиком. — Сергей согнал с запястья толстого желтого комара. — Что с дедом?

— Деда качественно пристрелили из мелкокалиберного пистолета. Эксперт говорит, что-то типа «эрмы» или в этом роде. В висок. Судя по всему, поставили предварительно на колени и хлопнули.

— Насчет личности прояснилось что-нибудь? — Нашли в кармане конверт старый, там адрес. Может, его, а может, еще чей… Проверяем. Улица

Урицкого, 40 — 28, Корнеев Борис Протасович. Если что узнают, позвонят.

Сергей подошел к бережку, спустился по скользкой глине к воде. От реки пахло рыбой, сыростью и мокрой травой. «Давно на рыбалку не выбирался, — подумал Сергей. — И не только на рыбалку: ни по грибы, ни по ягоды, ни вообще за город… Только по таким вот делам скорбным. На прошлой неделе бабу в лесополосе на антрекоты посекли, теперь вот деда застрелили. Интересно, что такого старый хрыч сотворил, что его так кинематографически умертвили? Надо же — на колени поставили…»

— Петрович! Петрович!

Это кричал Зотов. Он стоял возле УАЗика и призывно махал руками.

Сергей уцепился за нависающую над водой иву и взобрался наверх.

— Старичок-то наш непростой, Петрович, — уныло сказал Зотов. — Звонил мне сейчас Кузькин, проверили они адресок. Его адресок. Потому садись-ка ты в машину и езжай в город, а я уж тут посмотрю.

До города Сергей добрался за двадцать минут и вскоре уже сидел в архиве со стаканом мутного чая в руке, выделенным добрым архивариусом Шнейдером. Чай отчетливо пах банным веником, и Сергей пить его не собирался, но и вылить не мог, дабы не обижать архивариуса.

Старичок и впрямь оказался не простым, а с загогулинкой. Да и не старичок он был вовсе. Хотя как посмотреть: по годам вроде и старичок.

Корнеев Борис Протасович. Родился 21 октября 1909 года. Е-мое, годков-то старикану! А он еще рыбу ловил вовсю. Крепенький, однако…

Сергей прочел следующую строку и вздохнул. Ну еще бы. Не зря Зотов так встревожился. Генерал-майор в отставке. Товарищ Корнеев славно потрудился в свое время в НКВД-НКГБ СССР, заработал Ленина, два Боевых Красных Знамени, Знак Почета, три Красных Звезды… Почетный чекист… Именное оружие… И послужной списочек любопытный: учился, старался и угодил сразу в аппарат НКВД Украины, потом в Москву перебрался, уже в НКГБ, не столь частая вещь в то время, учитывая соперничество контор. С 1940 года — в Эстонии, только-только объявившейся в составе Советского Союза. Там был до войны, потом короткое время работал в Чебоксарах, далее — Смерш. На фотографии военных времен старичок был бодрым молодым человеком в форме и портупее, рядом — какой-то тип с тремя шпалами. После Смерша — КГБ, аппарат Семичастного, а в 1972 году — отставка. Ну, для почетного чекиста это не возраст, и не по болезни вроде бы… Насолил кому-то старичок, насолил. Кто у нас тогда был председатель КГБ? Серов? Или Андропов? Или еще кто?

Ладно, не суть важно. Главное, не ко двору пришелся дедушка генерал.

Детей у Бориса Протасовича не случилось, жена, Марина Михайловна Корнеева, урожденная Толкач, пропала без вести в 1941 году во время эвакуации из Таллина. С тех пор Борис Протасович не женился, что, собственно, ни о чем не говорит. Родственников вроде никаких и не осталось.

А надо бы посмотреть квартирку покойного, вот что надо сделать… Живет он на Урицкого, совсем недалеко, все равно придется там копаться, так чего откладывать?

Архивариус, что-то напевая под нос, возился у себя в комнатке, и Сергей аккуратно вылил содержимое стакана в крысиную нору в углу. Крысы обитали в архиве в изобилии, но бумаг не жрали — видимо потому, что с правой стороны к архиву примыкала столовая троллейбусного парка, где еды было предостаточно.

— Уже закончил, Сережа? — поинтересовался Шнейдер, высовываясь.

— Да, Арон Никифорович, спасибо.

— Может, еще чайку?

— Нет, Арон Никифорович, спасибо, побегу… Бумаги я у вас возьму на время, ладно?

— Ну, вообще-то… — Шнейдер скорчил начальственную мину и махнул рукой: — Кому они нужны-то. Бери, конечно.

Местожительство покойника на Урицкого оказалось в сталинском доме с лепниной, окрашенном в унылый буро-зеленый цвет. Найдя ЖЭУ и понятых в виде двух старух, прихваченных с лавки, Сергей в компании участкового, от которого ощутимо пахло пивом, поднялся на третий этаж. Слесарь из ЖЭУ открыл дверь и удалился, говоря:

— Не люблю на покойников смотреть. Прошлый месяц старушенция в соседнем доме померла, две недели валялась, пока вспомнили… Чуть не сдох, когда открыл. Водкою еле отпился.

Сергей не стал ему объяснять, что покойник отсюда далеко, и вошел внутрь.

Жил старик бедновато, из предметов роскоши — один телевизор, зато «Шарп». В небольшом стеклянном ящике на подоконнике сидела рыжая морская свинка и печально смотрела на вошедших.

— Свинка никому не нужна? — рассеянно спросил Сергей, озираясь. — Подохнет ведь.

— Крыса-то? — испугались бабки. — Упаси Господь. Пакость какая.

В общем-то ничего они не нашли. Собрания сочинений Ленина и Сталина на полках, Шолохов, Симонов, неожиданно Пастернак и Солженицын. Хотя почему неожиданно? Солженицына многие старые чекисты не прочь почитать. Для смеху, как говорил казанский дядя Кузя, в свое время работавший в Устьвымлаге. Много чего там Солженицын навертел. Ну, оно и понятно: сидел человек, обиделся на весь свет, чего ж ему дифирамбы распевать.

Сергей прошелся по комнате.

Пожелтевшие фотографии каких-то чекистов за стеклом в рамках, Большая советская энциклопедия пятидесятых годов… Древний дешевый хрусталь, в мойке — грязные тарелки, стаканы. В допотопном холодильнике «Саратов» кисла пачка сливочного масла, в морозилке обнаружился серый слиток пельменей. Старик довольно много пил — угол кухни был заставлен бутылками из-под «Столичной» и пива.

Никаких архивов, любопытных бумаг и даже именного оружия Сергей не нашел. В деревянном ларчике — ордена и медали, каждая награда заботливо завернута в тряпицу. Здесь же небольшой кинжальчик в черных ножнах, на них табличка с гравировкой: «Тов. Корнееву Б. П. от друзей. 12.10.1949».

Бабки откровенно зевали и переговаривались насчет событий очередного сериала, участковый принялся икать и пошел в ванную пить воду.

— Что старичок-то, спокойный был? — спросил Сергей у старушек.

— Покойник-то? Тихий… — закивала одна, в платочке с символикой московской Олимпиады 1980 года. — Бывало, здоровался все, на скамеечке уважал посидеть, про политику поговорить… Ельцина сильно ругал, да кто ж его не ругает.

— Ходил к нему кто-нибудь?

— Да кто к нему придет… Один как перст.

— Хорошо…

Еще полчаса поисков не дали абсолютно ничего. Все, что могло хоть как-то пригодиться — несколько записных книжек и альбом с фотографиями, — Сергей забрал с собой, квартиру опечатали, и он направился к месту работы.

Зотов уже сидел в кабинете, листал подшивку «Плейбоя» за 1997 год, невесть как попавшую в свое время в дежурку. Завидев Сергея, он поднял журнал и возопил:

— Смотри, какие сиськи!

— Силиконовые, — пренебрежительно сказал Сергей, сгоняя его со своего стула.

— Иди ты… Смотри, как висят. Силиконовые так не висят.

— А ты их видел, силиконовые?

— В натуре не видел, а по видику — сколько угодно.

— Силиконовые так не усечешь. Вот когда на спину ляжет, они вверх торчат, а настоящие должны на две стороны разваливаться, — поучительно сказал Сергей.

Зотов выпучил глаза:

— Откуда знаешь?

— Памелу Андерсон имел однажды… Шучу. Ладно, что там с дедом?

— Что и всегда: вскроют деда, пульку достанут… Облазили там все, как ризеншнауиеры…

— Как кто? — не понял Сергей.

— Ризеншнауцеры… Собаки такие. Кусты, траву, у берега аквалангист понырял… Удочку вторую достали, пустая, сволочь.

— Ничего не нашли?

— Я ж говорю — пустая. А клевал кто-то. Наживку съели…

— Я не про удочку!

— А-а… Нет, ничего. Следов никаких особенных, окурков тоже… Гильзу и ту не нашли. Или с собой забрал, или, к примеру, в речку закинул подальше. Там глубоко, на середине метров семь: воронки, во время войны бомбили. Короче, потенциальный висяк. Но кое-что все-таки есть.

Отвлекшийся было на журналы Сергей развернулся в кресле.

— Что?!

— А-а, завело! — захихикал Зотов. — То-то я на самый конец приберег. Прямо возле дедушки, на глиняной проплешине, веточкой было нацарапано… Сейчас, я на бумажку переписал специально.

Зотов покопался в кармане пиджака и достал сложенный в несколько раз листок в клеточку. Развернул и прочел:

— Коерасурм.

— Чего-о? — вытаращил глаза Сергей.

— Коерасурм, — с гордым видом повторил Зотов. — Написано не нашими буквами, английскими. Вот, смотри.

Сергей посмотрел, пожал плечами:

— Бессмыслица какая-то. Коерасурм… Это не английский. И не немецкий. Хотя черт его знает… Сними мне копию, а листик покажи нашим умникам, может, чего выведают. Эксперт надпись скопировал?

— Обижаешь. Загипсовал в лучшем виде. Слушай. — Зотов понизил голос. — Старичок-то контрразведчик, может, его спецслужбы кокнули?

— Контрразведчиком он был, положим, энное количество лет назад, а с тех пор — обыкновенный советский пенсионер. Ну, заберут дело гэбисты, — развел руками Сергей. — Нам-то что? Только жить будет легче, а им — головная боль. Но думаю я, брат Зотов, что возиться нам с этим покойничком не перевозиться… А посему пойдем-ка грохнем пивка, все равно наш в Москве, а Тутушину до нас дела никакого нет. Согласен?

В пивбаре «Золотая рыбка» их знали хорошо. Официантка Даша вытерла мокрый стол и сказала приветливо:

— Сегодня свежее «Нахимовское», только что открыли.

— Четыре «Нахимовских», радость моя, — игриво сказал Зотов — И рыбки.

— Тарань сыровата, — предупредила Даша. — Тогда гренки, только посоли побольше, — распорядился Зотов

В ожидании заказа они закурили. В подвальном помещении «Рыбки» витал тяжкий пивной дух, в углу работал телевизор, крутили какие-то клипы, под которые танцевали медленный танец толстый очкастый мужик и потасканная бабенка лет тридцати с гаком. Поодаль пил пиво прапорщик Казачок из ППС.

— Эй, Казачок, ты засланный? — избито пошутил Зотов. Прапорщик покачал большой головой:

— Все шутите, товарищ старший лейтенант? Вон в СОБРе новый замкомандира вообще Убиймуха по фамилии… Из Подольска переведен. И ничего!

— Что у вас нового в патрульно-постовой?

— А что у нас нового. — Прапорщик ухватил свой бокал и по-свойски подсел за стол. — Ходим, бродим. Сержанта Карамышева мотоциклист задавил.

— Насмерть?

— Ногу отдавил. Байкера ловили, Карамышев руки растопырил, думал, не поедет, а он прямо на него.

— Поймали?

— Удрал, сволочь.

— Ваша служба и опасна, и трудна, — заметил до сих пор молчавший Сергей. Прапорщик обиженно фыркнул и залпом выпил оставшееся пиво.

— А у вас, слыхал, убийство очередное?

— Земля слухом полнится, — вздохнул Сергей.

— Пивком угостите, товарищи офицеры?

— Бог подаст, — сказал жестокий Зотов. — Иди работай.

— У меня отгул.

— Значит, отгуливай. Нам с капитаном поговорить надо.

Казачок снова обиженно фыркнул и удалился. Тут же принесли пиво и гренки в большой фаянсовой тарелище с надписью «Общепит», и жить стало легче.

— Постой, постой, — встрепенулся Сергей, сделав первый глоток. — Казачок у нас где раньше служил?

— В ППС и служил. Куда ж ему еще.

— Нет, до нас. До нашего города я имею в виду.

— В этом… Как его?.. В Таллине, а что?

— Ну-ка, верни его скорей!

Зотов выскочил из-за стола и, едва не сбив с ног танцующую парочку, загрохотал вверх по лестнице. Через минуту он появился, увлекая за собой осоловелого прапорщика.

— Садись, Казачок. Пива хочешь?

— Не хочу, — сердито сказал прапорщик. — Что случилось? Только на лавочку присел…

— Дай-ка ему листок, — велел Зотову Сергей. Прапорщик развернул бумажку, посмотрел на нее, хмыкнул:

— Ну и что?

— Чего написано? По-каковски?

— По-эстонски. Про собаку вроде…

— Собаку?

— Ну. А вообще непонятно. Но про собаку, точно.

— Ага. Ну ладно, иди.

— А пиво?

— Ты ж не хотел. Будь последователен в желаниях. — Зотов похлопал прапорщика по плечу, и тот, кряхтя, убрел прочь.

— Вот так, брат Зотов. Собака какая-то появилась… Так что давай-ка под пиво еще по соточке «Женьшеневой» по этому поводу, — задумчиво сказал Сергей и сдул пену с бокала.

Даша принесла маленький графинчик с «Женьшеневой», стопочки. Зотов разлил.

— Не рано начинаем? — спросил он.

— Начинать никогда не рано. Кончать надо вовремя, — философски сказал Сергей. — Ну, за собаку?

— За собаку, — кивнул Зотов. — И за «кончать вовремя».