Темный оттенок магии

Виктория Шваб, 2015

Келл – один из тех, кто обладает удивительной способностью путешествовать между Лондонами. В его мире их несколько. Серый, лишенный магии, которым правит безумный король Георг. Полный магии Красный. Белый, где магия принадлежит тому, кто подчинит ее себе с мечом в руках. Когда-то существовал и Черный Лондон… Каждый месяц Келл доставляет почту правителям разных Лондонов. А еще он помогает нелегально путешествовать между мирами тем, кто этого не умеет, но готов платить. Двойная жизнь увлекательна и полна опасностей. Но однажды это приведет всех на край гибели…

Глава 2. Красный королевский

I

— Санкт! — возвестил Мортимер, открыв свою карту. На ней фигура в капюшоне и со склоненной головой поднимала руну, словно чашу вина. Мортимер ликующе ухмыльнулся.

Перси скривился и швырнул оставшиеся на руках карты рубашкой вверх.

Можно было обвинить Мортимера в обмане, но это не имело смысла. Перси и сам мухлевал битый час, но так ни разу и не выиграл. Он с ворчанием придвинул свои монеты через узкий стол к груде монет Мортимера. Тот собрал выигрыш и принялся тасовать колоду.

— Продолжим? — спросил он.

— Я — пас, — ответил Перси, встав и набросив на плечи плащ с тяжелыми красными и золотыми вставками, расходившимися подобно солнечным лучам. Лязнули многослойные металлические пластины нагрудной брони и ножных щитков.

— Ир час эра, — усмехнулся Мортимер, перейдя с королевского английского на простонародный арнезийский язык.

— Я не злюсь, — буркнул Перси. — Просто на мели.

— Брось, — подмигнул Мортимер. — Бог любит троицу.

— Мне надо отлить. — Перси поправил короткий меч на боку.

— Ну сходи отлей.

Перси замешкался, оглядываясь в поисках чего-нибудь подозрительного. Но ничего такого здесь не наблюдалось. Зал был заполнен молчаливыми красивыми вещами: королевскими портретами, наградами и памятными подарками и столами, за одним из которых они играли. В самом конце зала находились богато украшенные двустворчатые двери из вишневого дерева с эмблемой Арнса — чаша и восходящее солнце. Желобки залиты расплавленным золотом, а над эмблемой светилась золотая буква «Р».

Двери вели в личные покои принца Рая, а Мортимер и Перси, личные охранники принца, караулили снаружи.

Перси любил принца. Конечно, тот был избалован, как и все королевские особы (хотя Перси пока не служил никому другому из королевского рода), но также добродушен и чрезвычайно снисходителен, если дело касалось охраны. Черт возьми, он сам подарил Перси колоду карт — красивых, с позолоченными краями! И порой, после ночной попойки, на время забывал о своем напыщенном английском и беседовал с ними на простонародном языке (а его арнезийский был безупречен). Можно даже сказать, Рай чувствовал себя немного неловко, что стражи всегда на посту, ведь они могли бы гораздо веселее проводить время. Хотя, по правде говоря, чаще всего они не бдили под дверями, а занимались своими делами.

Часто по ночам принц Рай и мастер Келл отправлялись в город, и тогда Перси с Мортимером следовали за ними или вообще освобождались от обязанностей и оставались лишь ради компании, а не для защиты (все знали, что Келл защитит принца лучше любого стража). Однако Келл до сих пор не вернулся. Поэтому вечно неугомонный Рай был не в настроении и рано удалился в свои покои. Перси и Мортимер заступили на вахту, и Мортимер лишил Перси почти всех карманных денег.

Перси сгреб шлем со стола и пошел опорожниться под веселый звон монет, пересчитываемых Мортимером. Перси не спешил: проиграв столько крон, он имел право расслабиться. Когда же он вернулся, с тревогой обнаружил, что зал пуст: Мортимера и след простыл. Перси нахмурился — вот до чего доводит снисходительность! Азартные игры — это еще куда ни шло, но если капитан увидит, что покои принца не охраняются, он придет в ярость.

Карты по-прежнему лежали на столе, и Перси решил убрать их, как вдруг услышал мужской голос, доносившийся из покоев принца, и замер. Само по себе это не было странным, поскольку Рай любил принимать гостей как в платьях, так и в штанах. Принц крови не скрывал своих разнообразных пристрастий, и Перси не пристало обсуждать его наклонности.

Но стражник тотчас узнал голос, и он принадлежал вовсе не одной из пассий Рая. Человек говорил по-английски, однако с акцентом — еще резче арнезийского.

Голос напоминал тень в ночном лесу: тихий, темный и холодный.

Он принадлежал Холланду — Антари из дальних стран.

Перси слегка побледнел. Он преклонялся перед мастером Келлом (за что Мортимер корил его изо дня в день), а вот Холланд его пугал. Перси и сам не знал, в чем тут дело: в ровной интонации, странно неприметной внешности или безумных глазах, один из которых был, конечно, черным, а другой — молочно-зеленым. Или, возможно, дело в том, что он, казалось, сделан из чего угодно, только не из плоти и крови. Как бы там ни было, чужеземный Антари всегда вызывал у Перси дрожь.

Кое-то кто из стражей называл его за спиной «Голый Холланд», но Перси никогда на такое отваживался.

— Что, боишься? — дразнил Мортимер. — Думаешь, он тебя услышит сквозь стены?

— Кто знает, — шептал Перси в ответ. — Может, и услышит.

И вот теперь Холланд находился в комнате принца. «Он что, должен был прийти? Кто же его впустил? И где Мортимер?» — задавался вопросами Перси, заняв место перед дверью. Он не собирался подслушивать, но между створками двери осталась узкая щель, и когда он слегка повернул голову, до него донеслись слова разговора.

— Простите, что без приглашения, — послышался спокойный, низкий голос Холланда.

— Не стоит извиняться, — небрежно ответил Рай. — Какое дело привело вас ко мне, а не к моему отцу?

— У вашего отца я уже был по делу, — заметил Холланд, — а к вам пришел с другим.

Перси покраснел, уловив в голосе Холланда обольщающие нотки. Возможно, лучше было покинуть свой пост, но Перси решил не сдаваться и услышал, как Рай завозился в постели, поправляя подушки.

— В чем же оно состоит? — спросил принц, подхватывая флирт.

— Скоро ваш день рождения, не так ли?

— Да, уже не за горами, — подтвердил принц. — И если ваши король и королева вас отпустят, вы должны присутствовать на торжествах.

— Боюсь, не отпустят, — возразил Холланд. — Но я пришел по поручению своих короля и королевы. Они велели мне доставить подарок.

Принц кашлянул.

— Холланд, — мягко заговорил он, — вы же знаете законы. Я не могу принять…

— Конечно, я знаю законы, юный принц, — успокоил его Холланд, — а подарок выбрал здесь — в вашем городе, от лица своих повелителей.

Последовала долгая пауза, после чего Рай встал.

— Очень хорошо, — согласился он.

Перси услышал шорох: принц взял подарок и снимал упаковку.

— Зачем это нужно? — спросил он после долгого молчания.

Холланд не то улыбнулся, не то усмехнулся — Перси никогда раньше не слышал такого звука.

— Для силы, — сказал Антари.

Рай начал что-то говорить, но в ту же минуту во всем дворце принялись бить яасы и заглушили конец беседы между Холландом и принцем. Эхо колоколов все еще гуляло в зале, когда дверь открылась и из нее вышел Холланд. Он вперил свои разноцветные глаза в королевского стража, захлопнул дверь и смиренно вздохнул. Затем пригладил черные как смоль волосы и пробурчал:

— Спровадишь одного стража, а другой тут как тут.

Не успел Перси придумать, что ответить, как Антари достал из кармана монету и швырнул в его сторону.

— Меня здесь не было, — сухо проговорил Холланд. В воздух взлетела монета и приземлилась на ладонь стражника. В ту же секунду Перси оказался в зале один и смотрел на крону, не понимая, как это она оказалась у него в руке, и чувствуя, что о чем-то забыл. Перси сжал монету, упорно пытаясь поймать ускользающее воспоминание.

Но у него ничего не вышло.

II

Даже ночью река светилась красным.

Когда Келл оказался на набережной в другом Лондоне, гладкая черная полоса Темзы сменилась теплым, ровным свечением Айла. Он сверкал словно драгоценность, неся свои алые воды через весь Красный Лондон.

Источник силы. Артерия магии.

Одни считали, что магия исходит из разума. Другие полагали, что из души, сердца или воли.

Но Келл знал, что магия — в крови.

Кровь — проявленная магия. Там она расцветает, и ее она отравляет. Келл видел, что бывает, когда сила воюет с телом, как пожирает его и окрашивает кровь черным. Если красный — цвет правильной магии, гармоничного соотношения силы и человечности, то черный — цвет неуравновешенного, неупорядоченного, необузданного колдовства.

Поскольку Келл был Антари, он состоял из равновесия и хаоса. Кровь в его жилах была здорового алого цвета, цвета Айла Красного Лондона, но правый глаз блестел чернотой, как разлитые чернила.

Келлу хотелось верить, что его сила исходит только из крови, однако его лицо было омрачено печатью темной магии. Она смотрела на него из каждого зеркала и отражалась во всех обычных глазах, расширявшихся от изумления или страха. Она гудела у него в голове всякий раз, когда он прижимал окровавленную руку к стене и призывал силу.

Но кровь Келла никогда не темнела, оставаясь настоящей и красной, как Айл.

Кровь Лондона.

Королевский дворец возвышался над рекой, соединяя оба берега, словно мост из стекла, бронзы и камня. Его называли «Сонер Раст» — «Бьющееся сердце» города. Его изогнутые шпили сверкали, словно посыпанные переливающимся бисером.

Люди стекались к речному дворцу денно и нощно. Некоторые шли сюда для того, чтобы подать прошения королю или королеве, но многие приходили именно к Айлу. Маги медитировали на берегу реки и черпали из нее силу, местные жители просто прогуливались, а гости из арнезийской глубинки любовались видами, возлагая по всему берегу цветы — лилии, цикламены и азалии.

Келл замешкался в тени магазина, взглянул на дворец, похожий на солнце, вечно восходящее над городом, и на краткий миг увидел его восхищенными глазами гостя.

Но затем в руке запульсировало, и он поморщился, снова повесил монету на шею и направился к реке.

На берегах Айла кипела жизнь. Ночная торговля была в самом разгаре.

В цветных шатрах при свете реки, фонарей и луны продавали все, начиная от еды и заканчивая всякими безделушками, как магическими, так и простыми сувенирами. То девушка предлагала лилии тем, кто хотел возложить цветы на ступени дворца. То старик выставлял напоказ десятки красивых бус из полированной гальки, которые, согласно поверьям, усиливали власть над стихией.

Едва уловимый аромат цветов растворялся в запахах жареного мяса и свежих овощей, душистых специй и глинтвейна. Человек в темных одеждах зазывал покупать засахаренные сливы, а женщина рядом с ним продавала магические кристаллы. Другой торговец разливал дымящийся чай по низким стеклянным кубкам напротив яркого ларька с масками и палатки, где торговали крошечными пузырьками со слабо светившейся речной водой.

Ночной базар жил, бурлил и процветал круглый год. Торговцы постоянно менялись, но энергия оставалась прежней — она была такой же неотъемлемой частью города, как и животворящая река.

Келл прошел вдоль самого берега, петляя по вечерней ярмарке, наслаждаясь вкусом и запахом воздуха, смехом и музыкой, магическим гулом.

Уличный фокусник показывал стайке ребятишек трюки с огнем. Когда из его пригоршни вырвалось пламя в виде дракона, один мальчик оступился от удивления и повалился прямо под ноги Келлу. Но прежде чем он упал на булыжную мостовую, Келл подхватил его и поставил на ноги.

Протараторив «спасибосэризвините», паренек вдруг заметил черный глаз Келла, и глаза мальчишки — оба карие — расширились.

— Матье! — крикнула женщина.

Мальчик вырвался из рук Келла и спрятался за ее спиной.

— Простите, сэр, — сказала она по-арнезийски, качая головой. — Не знаю, что на него…

Но затем женщина увидела лицо Келла, и слова застыли на губах. Из приличия она не отвернулась и не убежала, как сын, нет, она поступила еще хуже: поклонилась, причем так низко, что Келл испугался, как бы и она не упала.

— Авен Келл, — выдохнула женщина.

У Келла свело желудок, и он потянулся к ней, чтобы остановить поклон, надеясь, что никто пока ничего не заметил, но было уже поздно.

— Он… не смотрел, — пробормотала женщина, подыскивая слова на английском — королевском наречии. Это еще больше покоробило Келла.

— Я сам виноват, — мягко сказал он по-арнезийски, все же подхватив женщину под локоть.

— Он просто… просто… не узнал вас… в этой одежде. — Она явно обрадовалась, что Келл заговорил с ней на простонародном языке.

Келл окинул взглядом свой наряд: он по-прежнему был в потрепанной коричневой куртке, а не в каком-нибудь нарядной одежде. И дело не в том, что он забыл переодеться, просто хотел насладиться атмосферой праздника, затерявшись среди приезжих и местных, но его хитрость была раскрыта. Он почувствовал, что новость о том, кто пришел на ярмарку, рябью побежала по толпе.

Когда Келл отпустил руку женщины, люди перед ним расступились, а смех и крики сменились благоговейным шепотом.

Вот Рай умело выходил из неловкого положения, извлекая из него пользу. А Келлу хотелось просто исчезнуть.

Он попробовал выдавить улыбку, но понял, что она больше напоминает гримасу. Поэтому Келл пожелал женщине и ее сыну спокойной ночи и быстро пошел вдоль реки, минуя шушукавшихся торговцев, покупателей и простых зевак. Он не оглядывался, но голоса преследовали его до самых ступеней королевского дворца, усыпанных цветами.

Стражи не двинулись с мест — лишь слегка склонили головы, когда Келл поднимался по лестнице. Он обрадовался, что большинство из них не поклонились — лишь страж Рая, Перси, не выдержал, но все же остался в рамках приличий. Келл на ходу сбросил с себя куртку и вывернул ее справа налево. Когда он снова сунул руки в рукава, они уже были не изорванными и засаленными. Они были из дорогой ткани и сияли таким же алым цветом, как и воды Айла, протекающего под дворцом.

Цветом королевских особ Красного Лондона.

Келл остановился на верхней ступеньке, застегнул блестящие золотые пуговицы и вошел внутрь.

III

Он застал их во дворе, где они пили чай на свежем воздухе, под пожелтевшими деревьями.

Король и королева сидели за столом, а Рай, растянувшись на диване, без умолку болтал о своем дне рождения и связанных с ним торжествах.

— Это называется день рождения, — сказал король Максим, широкоплечий великан с ясными глазами и черной бородой, не отрывая глаз от стопки важных бумаг. — Один день, а не несколько, ну и, разумеется, не целая неделя рождения.

— Двадцать лет! — воскликнул Рай, взмахнув пустой чайной чашкой. — Двадцать! Попраздновать пару дней не зазорно. — Его янтарные глаза лукаво блеснули. — К тому же половина торжеств устраивается для народа — как я могу людям в этом отказать?

— А другая половина? — спросила королева Эмира. Ее длинные темные волосы были заплетены золотистой лентой и собраны в толстую косу за спиной.

Рай победно улыбнулся.

— Ты должна подыскать мне пару, матушка.

— Да, — кивнула она, рассеянно переставляя чашки, — но я не стану ради этого превращать дворец в бордель.

— Какой еще бордель?! — воскликнул Рай, поправив густые черные волосы и сдвинув набок золотой венец. — Это просто эффективный способ оценивания множества необходимых качеств… а вот и Келл! Он продолжит мою мысль.

— По-моему, она кошмарная, — откликнулся Келл.

— Предатель! — буркнул Рай с притворной обидой.

— Но он все равно это сделает, — добавил Келл, подходя к столу. — Почему бы вам не закатить вечеринку прямо здесь, во дворце, где проще уберечь его от неприятностей — ну, или хотя бы свести их к минимуму.

Рай просиял.

— Логично, логично, — пробасил он, подражая низкому голосу отца.

Король отложил в сторону бумагу и посмотрел на Келла.

— Как прошло путешествие?

— Оно оказалось дольше, чем хотелось бы, — ответил Келл, перебирая плащи, куртки и шаря по карманам, пока наконец не нашел письмо принца-регента.

— Мы уже начали волноваться, — сказала королева Эмира.

— Король приболел, а принц еще хуже, — пояснил Келл, передавая записку. Король Максим взял ее и отложил в сторону, не читая.

— Присядь, — пригласила королева. — Ты какой-то бледный.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил король.

— Нормально, сэр, — ответил Келл, с радостью опускаясь на стул. — Просто устал.

Королева протянула руку к щеке Келла. Ее величество была смуглой, как и все прочие члены королевской семьи, казавшиеся отполированными деревянными статуями с карими глазами и черными волосами. Келл со своей светлой кожей и волосами цвета меди чувствовал себя белой вороной. Королева смахнула волосы с его лица: она всегда искала правдивый ответ в правом глазу Антари, словно в магическом кристалле, где можно увидеть прошлое, но никому не рассказывала о своих открытиях. Келл взял ее руку и поцеловал.

— Со мной все хорошо, ваше величество.

Она пристально взглянула на него, и Келл поправился:

— Матушка.

Слуга подал сладкий чай с мятой, и Келл сделал большой глоток. Пока родственники разговаривали, он витал в облаках под убаюкивающее журчание их голосов.

Когда начали слипаться глаза, Келл попросил разрешения уйти. Рай вскочил с дивана вслед за ним. Келл не удивился. Он почувствовал на себе пристальный взгляд принца, как только присоединился к семье за чаепитием. Оба пожелали королю и королеве спокойной ночи, и Рай отправился за Келлом во дворец, машинально трогая золотой венец, надетый на черные кудри.

— Что я пропустил? — поинтересовался Келл.

— Не так уж много, — ответил Рай. — Заходил Холланд.

Келл нахмурился. Красный Лондон поддерживал гораздо более тесные связи с Белым, нежели с Серым Лондоном, но эти отношения все-таки были рутинными. Холланд почти на неделю выбился из графика.

— С чем ты сегодня пришел? — спросил Рай.

— С мигренью, — хмыкнул Келл, протирая глаза.

— Ты знаешь, о чем я, — возразил принц. — Что ты пронес через ту дверь?

— Всего пару корон, — Келл широко развел руки и добавил с ухмылкой: — Обыщи, если хочешь.

Рай понятия не имел, сколько сторон у плаща Келла. Тот уже отвернулся и зашагал по коридору, считая вопрос исчерпанным, но принц вдруг схватил его за плечи и прижал к стене так, что портрет королевской четы, висевший рядом, качнулся. Часовые насторожились, однако не сдвинулись с места.

Келл был высоким и на год старше Рая, но худым. Ну а Рай был сложен как античная статуя и отличался соответствующей силой.

— Только не лги мне, — предупредил он.

Губы Келла сжались в тонкую линию. Два года назад Рай подловил его: не то чтобы поймал с поличным, но все же вывел на чистую воду. Как-то летней ночью они выпивали вдвоем на одном из множества дворцовых балконов. Внизу светился Айл, над головой раскинулись небеса, и Келл рассказал Раю о сделках, заключенных в Сером, Белом и даже порой в Красном Лондоне, о различных штуковинах, пронесенных контрабандой. Рай смотрел на него и внимательно слушал. Потом он не стал читать Келлу наставлений, а просто спросил:

— Зачем?

— Не знаю, — ответил Келл, и это было правдой.

Осоловевший Рай поднялся.

— Разве нам чего-нибудь не хватает? — спросил он, явно расстроенный. — Разве ты в чем-то нуждаешься?

— Нет, — мотнул головой Келл. Это было правдой и в то же время ложью.

— Разве ты не окружен любовью? — прошептал Рай. — Разве тебя не принимают как родного?

— Но я же не родной, Рай, — возразил Келл. — На самом деле я никакой не принц, хотя король и королева пожаловали мне этот титул. Я чувствую себя… вещью.

После этих слов Рай ударил его кулаком в лицо.

Келл еще неделю ходил с подбитым глазом, так что черными казались оба. Он никогда больше не поднимал эту тему и надеялся, что Рай так напился, что забыл этот разговор, но тот все помнил. Рай ничего не рассказал ни королю, ни королеве, и Келл считал себя его должником, но теперь всякий раз, когда он путешествовал, приходилось терпеть расспросы принца крови, словно Келл занимался чем-то совершенно дурацким.

Рай наконец отпустил Келла.

— Ну зачем тебе это все?

— Это весело, — с улыбкой пояснил Келл.

Рай покачал головой.

— Послушай, я довольно долго закрывал глаза на твой ребяческий бунт, но эти двери были заперты неспроста, — предостерег он. — Контрабанда — это измена.

— Это просто безделушки, — возразил Келл, снова зашагав к двери. — Все безопасно, поверь.

— Как же, — буркнул Рай. — Опасность появится, если родители когда-нибудь узнают…

— Хочешь им рассказать?

Рай вздохнул. Келл видел, как он пару раз порывался что-то ответить, но не мог подобрать слова. Наконец признался:

— Я бы отдал тебе все что угодно.

У Келла защемило в груди.

— Знаю.

— Ты — мой брат. Мой лучший друг.

— Знаю.

— Тогда прекрати эти дурачества сам, пока я не положил им конец.

Келл выдавил усталую полуулыбку.

— Осторожнее, Рай, — сказал он. — Ты начинаешь говорить как король.

Принц скривился.

— Когда-нибудь я им стану, и мне нужно, чтобы ты был рядом.

Келл улыбнулся в ответ:

— Поверь, мне тоже этого хотелось бы.

И это было правдой.

Рай похлопал его по плечу и пошел спать. Келл засунул руки в карманы и посмотрел ему вслед. Жители Лондона, да и всей страны обожали принца. А как его не обожать? Молодой, красивый и добрый. Пожалуй, он слишком часто и слишком успешно играл роль повесы, но за лукавым взглядом и постоянными игривыми шуточками скрывались острый ум и добрые намерения — желание всех вокруг осчастливить. У него было мало способностей к магии и еще меньше интереса к ней, но недостаток силы с лихвой возмещался обаянием. К тому же из своих путешествий в Белый Лондон Келл узнал, что магия только портит правителей.

Он направился к дубовым дверям своих покоев. В открытые балконные двери лилось красное свечение Айла, гобелены матерчатыми облаками вздымались и опадали под высоким потолком. Роскошная кровать с балдахином, перинами и шелковым бельем манила к себе. Келл собрал всю свою волю, чтобы не повалиться на нее, и прошел в другую комнату, поменьше, заставленную шкафами с книгами по магии, включая те немногие, что Келл сумел отыскать на тему Антари и заклинаний крови (когда двери в Черный Лондон закрыли, большинство книг о магии были уничтожены). Он закрыл за собой дверь, рассеянно щелкнул пальцами, и на полке зажглась свеча. В ее неярком свете он различил несколько меток на тыльной стороне двери: перевернутый треугольник, несколько параллельных линий, круг… Простые, легко запоминающиеся значки. Они отмечали двери, ведущие к различным местам Красного Лондона. Келл остановил взгляд на метке посредине: две пересекающиеся черты. «Начали», — подумал он, прижал пальцы к самому свежему порезу на руке, где еще не засохла кровь, и начертил метку.

— Ас Тасцен, — устало сказал он.

Стена прогнулась от прикосновения, и его личная библиотека превратилась в тесную каморку. Тишина королевских покоев сменилась шумом таверны внизу и городским шумом за ее стенами.

Над дверью таверны покачивалась вывеска «Ис кир айес» — «Рубиновые поля». Хозяйкой заведения была старуха по имени Фауна, с бездонной глоткой моряка-пропойцы и премерзким характером. Келл когда-то давно заключил с ней сделку (и ему казалось, что Фауна уже тогда была старухой), и каморка наверху лестницы стала его комнатой.

Обшарпанная и ужасно тесная, не развернуться, но зато целиком и полностью принадлежащая ему. На окно и дверь он наложил не совсем законные заклинания, и теперь никто не смог бы отыскать эту комнату или даже догадаться о ее существовании. На первый взгляд, каморка казалась совершенно пустой, но, если присмотреться внимательнее, все пространство под койкой и ящики комода были забиты коробками, а в этих коробках хранились сокровища Келла из всех Лондонов.

Он тоже считал себя коллекционером.

Непосвященным он демонстрировал только сборник стихов, стеклянный шар, наполненный черным песком, и три географические карты. Автором стихов был человек по фамилии Блейк. Этот сборник подарил Келлу коллекционер из Серого Лондона еще год назад, и надпись на корешке уже почти полностью стерлась. Стеклянный шар — безделушка из Белого Лондона, в которой можно было увидеть свои сны, но Келл ее пока еще не опробовал.

Три карты висели в ряд, прикрепленные кнопками, и служили единственным украшением каморки. Издали их можно было принять за карту одной и той же островной страны, но общим было лишь слово «Лондон» на всех трех картах. Серый Лондон. Красный Лондон. Белый Лондон. Слева висела карта Великобритании — от пролива Ла-Манш до самой оконечности Шотландии, с тщательно прорисованными деталями. В то же время на карте справа не было почти никаких подробностей. Страна называлась Макт, ею правили безжалостные близнецы Даны, и ее границы постоянно менялись. Карту в центре Келл знал лучше всего, ведь это была его родина — Арнс. Название страны было написано изящным шрифтом вдоль всего острова, хотя Лондон находился на самом краю империи.

Три совершенно разных Лондона в трех совершенно разных странах, и Келл — один из немногих живущих, кто видел их все. Ирония заключалась в том, что он никогда не видел мира за пределами этих городов. Находясь на службе у короля и королевы, Келл должен всегда быть где-то поблизости, и потому он никогда не удалялся от того или иного Лондона больше, чем на один день пути.

Все тело ломило от усталости. Келл потянулся и сбросил с себя плащ. Он порылся в карманах, нашел сверток с музыкальной шкатулкой и, аккуратно опустив его на кровать, бережно развернул. Фонари в комнате разгорелись ярче, когда он поднес безделушку к свету. Неловко двинув рукой, Келл почувствовал боль, отложил шкатулку в сторону и переключился на комод, где стояли тазик с водой и несколько кувшинов. Келл закатал рукав куртки, промыл раны и принялся обрабатывать их мазью. Можно было исцелиться командой крови «Ас Хасари», но она не предназначалась для самих Антари, во всяком случае не для мелких ран, и отнимала энергии больше, нежели возвращала здоровья. Порезы на руке уже и сами начали затягиваться. Антари быстро исцелялись из-за обилия магии в жилах, и к утру неглубокие отметины должны были полностью исчезнуть, а кожа разгладиться. Келл собирался опустить рукав, как его внимание привлек маленький блестящий шрам. Так было всегда. В локтевом сгибе линии настолько расплылись, что символ стал почти неразборчивым.

Почти, но не совсем.

Келл жил во дворце с пяти лет и впервые заметил этот знак в двенадцать. Много недель искал он эту руну во дворцовых библиотеках.

«Память».

Он провел большим пальцем по шраму. Вопреки своему названию, символ служил не для того, чтобы помнить, а для того, чтобы забыть.

Забыть минуту, день, целую жизнь. Однако магия, связывавшая тело или разум человека, была не просто запрещена — за нее присуждали к высшей мере. Осужденных лишали силы, и кое-кто считал подобную участь в мире, управляемом магией, горше смерти. И все-таки Келл носил на себе знак этого заклятья. Более того, он подозревал, что это одобряли сами король и королева.

«KL».

Инициалы на ноже. Он многого не знал (и никогда не узнает) о своем оружии, этой метке и связанной с ними жизни. Буквы английские или арнезийские? Ведь они встречаются в обоих алфавитах. Что означают «K» и «L»? Он не помнил своего имени, и потому эти буквы превратились в «Келл». Когда его привели во дворец, Келл был еще ребенком. Нож был с ним всегда или принадлежал отцу? Это оружие, которое он всегда брал с собой, — напоминание о чем-то? Так кем же он был? Келла мучило отсутствие воспоминаний. Он часто ловил себя на том, что смотрел на центральную карту на стене, задаваясь вопросом, откуда он и кто его родные.

Как бы там ни было, его родители были не Антари. Хотя магия живет в крови, она не передается вместе с кровью — от отца к ребенку. Она выбирает свой путь и собственную форму. От сильных людей порой рождаются слабые, и наоборот. У водных магов часто появляются дети — повелители огня, а у целителей — маги земли. Силу нельзя взращивать, как урожай, в противном случае Антари можно было бы сеять и жать. Идеальные сосуды, способные управлять любой стихией, чертить любые заклинания, повелевать окружающим миром при помощи собственной крови. Они были орудиями, а в преступных руках — и оружием. Вероятно, лишив их права наследования, природа тем самым уравновесила чаши весов и поддерживала мировой порядок.

По правде говоря, никто не знал, что приводит к рождению Антари. Некоторые думали, что это дело случая и везения. Другие утверждали, что Антари — божества, от природы наделенные величием. Некоторые ученые, например Тирен, полагали, что Антари — результат перехода магии между мирами, переплетения различных ее видов. Потому их так мало. Но какова бы ни была истинная причина их появления, большинство людей считали Антари святыми избранниками магии, благословленными и отмеченными ею.

Келл рассеянно поднес пальцы к правому глазу.

Независимо от всех этих верований, факт оставался фактом: Антари встречались все реже и ценность их росла. Их собирали, оберегали и лелеяли — ими владели. И, хотя Рай не хотел этого признавать, Келл входил в королевскую коллекцию.

Он взял серебряную музыкальную шкатулку и повернул крохотную металлическую ручку.

Ценная вещица, подумал Келл, но все равно безделушка. Зазвучала тихая музыка, и шкатулка затрепетала в ладони, словно птичка, но он не выпустил ее, а крепко держал в руках и слушал, откинувшись на жесткую койку и любуясь прекрасным маленьким устройством.

Как он вообще очутился на этой королевской полке с безделушками? Что случилось, когда его глаз почернел? Он таким родился и его спрятали или магическая метка проявилась позже? Пять лет — пять лет! — он был сыном каких-то других людей. Они отпустили его с грустью или с благодарностью преподнесли в дар короне?

Король и королева не желали рассказывать о его прошлом, и Келл научился не задавать лишних вопросов, но сейчас усталость размыла дамбу, и вопросы хлынули с новой силой.

О какой жизни он забыл?

Келл досадливо покачал головой. Сколько способен запомнить пятилетний ребенок? Кем бы он ни был до того, как его привели во дворец, это уже не имело значения.

Того мальчика больше не было.

Механизм захрипел, и музыка смолкла. Тогда Келл снова завел шкатулку и закрыл глаза. Мелодия Серого и воздух Красного Лондона погрузили его в сон.