Васса. Женский детективный салон

Виктория Чуйкова

Найденная кинокамера исчезнувшего жениха открыла Василисе глаза на возлюбленного. Справиться с его предательством Василисе помогли друзья, в частности Светка, психолог женского салона, которым Василиса управляет. Так помогла, что они невольно не смогли остановиться и взялись за покровительство обиженных мужьями.В сборник «Васса. Женский детективный салон» вошли ранее опубликованные книги «Детективный салон» (части 1, 2, 3), а также рассказы из сборника «Васса».

© Виктория Чуйкова, 2023

ISBN 978-5-4496-1080-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Двойственная натура

А дальше?

А дальше я окончательно потеряла к тебе интерес.

Нет, не забыла твой взгляд или наш сюжет,

И из снов моих ты еще не исчез.

Безразлично вдруг стало,

Пересекусь с тобой снова я или нет…*

Затяжная, в два года, осень утомляла. Серые потоки воды и грязи присыпались мокрым, липким снегом, тут же тая, смешивались в однородную жижу. Нескончаемые потоки машин, нервно сигналили, старались обогнать друг друга, создавали новые пробки. Москва спешит, всегда и всюду, от этого заторы не рассасываются.

Прислонившись к стеклу, я прикрываю глаза, стараясь не взвыть. Думать не хочется, но мысли, толкаясь, сменяют одна другую. Вздыхая, я ловлю себя на очередной из них, и повторяю ее уже осознанно:

— Я двойственная натура! Да, я — противоречива. Люблю Москву, но до скрипа в зубах не переношу ее дороги. До обморока боюсь высоты, а мечтаю о вертолете. С легкостью собираюсь в путь, однако терпеть не могу простои, без толку, с нервно давящими на клаксон автомобилистами. Дорожные пробки доводят меня до истерики, зато я могу часами зависать у семи зданий, особенно в ночное время, загадочной, неповторимой, для меня, архитектуры, с историей и легендой о прошлом. В частности на Старом Арбате. Вечерами, куда бы я ни спешила, хоть на пять минут, я впадаю в ступор и поднимаю глаза к самому шпилю, затем медленно, скользя взглядом вниз, всматриваюсь в черные окна. Я нутром чувствую, там, в безмолвной черноте, есть нечто невообразимое человеческим мозгом. То, с чем, встретившись однажды, не забудешь никогда.

Очередной гул сигналов вывел меня из задумчивости и я, вытерев запотевшее стекло, поняв, что домой быстрей дойти, чем доехать, хлопнула по плечу водителя:

— Я пройдусь. Увидимся завтра.

— Но, — он повернул ко мне голову: — там же дождь!

— Ни кисейная, не растаю! — быстро покинув машину, обхожу те, что были ближе к тротуару и, открыв зонт, поплелась, кривясь и вздыхая: — Сидеть и ждать с моря погоды еще хуже. Ну, дождь, ну сырость. У природы нет плохой погоды. Только отвратительно мерзкая осень. Хотя до зимы всего два дня.

На удивление дождь резко прекратился, словно кто-то закрыл кран, и даже сквозь затяжные облака пробилось пару лучей солнца. Пройдя проспект, я на Арбате. Время всего к шести вечера, а уже темнеет, зажигаются фонари. Туристы, туристы, туристы… Все фотографируются, везде и всюду. Помню и я была такой. Как же иначе, надо закрепить память. А, что есть наша память? Сгусток впечатлений, эмоций, чувств. Запоминается не все, в основном плохое и очень-очень феерическое. Помнится лишь сюжет, так сказать причина вызвавшая горе или радость. А потом, после часа пережитого, мы уже начинаем дописывать, дорисовывать, досказывать.

Снова задумалась и не заметила, как врезалась в мужчину. Он даже не оглянулся, спеша прочь. А я, послав извинения его спине, свернула в проулок и… зависла. Над домами и домишками Арбата, полными иллюминации, возвышалось ОНО, здание-удав, молчаливо приказывающее мне: СТОЯТЬ!

Наружные фонари подсвечивали его углы, посылая свет вверх, полностью освещая лишь верхнюю башенку и шпиль. Туда и устремился мой взгляд.

Сильный удар в плечо. Я опомнилась и, пытаясь понять, кто был столь невежлив, проверила телефон и кошелек. Все было на месте и я, глядя вслед мужчине в черном пальто, с поднятым воротником, наконец, смогла пойти домой.

Вечер был скучен, уныл и однообразен. Красивый вид из окна частенько заменял телевизор, но не сегодня. Этим вечером я, налив огромную чашку какао, набросав в него горку зефирок, забралась в кровать и включила телевизор.

Шла вторая серия «Москва слезам не верит» и я, мило улыбаясь изученным до мелочей событиям фильма, ловила себя на том, что постоянно думаю о врезавшемся в меня грубияне. Он не был пьян, его не шатало от плохого самочувствия, он удалялся уверенным, неспешным шагом. Что же подвигло его толкнуть меня? Он ведь именно толкнул. Не задел случайно, не оступился, толкнул! Так и не поняв причины, уснула.

Двое суток пролетели как миг. Дождь сменился на снегопад. Мороз, наконец, прекратил грязное месиво. Близились выходные.

Вечер пятницы не принес ничего нового. Проведя его дома, в гордом одиночестве, не заметила, как уснула.

Суббота. Понежиться бы в тепле, так нет, меня просто тянет натаптывать стежки да дорожки. Собралась, пошла.

Город гудел как улей. Все куда-то торопятся, спешат, толкутся. Морозно. Хочется чаю. Остановилась, решая, вернуться домой или зайти в кафе, как вдруг снова сильный удар в плечо, да так, что меня развернуло, и сумка выпала из рук:

— Чтоб тебя! — в сердцах бросаю я, удаляющемуся мужчине в дорогом пальто и приседаю за сумкой. — Это не наваждение… — бурчу я уже себе поднос. — Он преследует меня. Зачем? — убедившись, что все на месте, потеряв настроение, направляюсь в сторону дома.

— Васька! — услышала я мужской голос и, не оглядываясь, иду дальше. — Василиса! Васса!

Вздрогнула, но не оттого, что кто-то назвал мое девичье прозвище, а от прикосновения к моему плечу. Черное пальто, воротник поднят, хотя застегнута всего одна пуговица, шарф разгуливает за ветром. «Черное пальто!» — повторяет мой мозг и я, невольно, оскаливаюсь, соображая, что именно с ним я сталкиваюсь. О нет! Это он меня сшибает с ног, вот уже третий раз.

— Васька! — повторяет мужчина с трехдневной щетиной; говорят это сейчас в моде; в глазах чертики пляшут: — Негоже друзей не узнавать!

— Особенно если эти «друзья», — я обозначаю пальцами кавычки, — пытаются убить!

— Да брось! Васса! Это же я!

— Мне от этого не холодно не жарко, что вы — это вы!

— Не узнала. Это же надо. А я тебя, по голосу узнал. Даже ни секунду не сомневался. Вася! Неужели не признала?

Я стою и всматриваюсь в глаза, ибо все остальное скрыто под щетиной. Что-то знакомое, даже очень, мелькает во взгляде. Он берет меня за руку, снимает перчатку и прикасается губами. Разряд, хоть и слабый, поднимается медленно-медленно, заставляя холодеть, а не загораться мою душу. Уверенности пока нет, но интуиция подсказывает, что это он, мой суженный — ряженный, исчезнувший так внезапно.

— Васька, не будь букой. Это я!

— В ладоши похлопать?

— Не изменилась! Признала, вижу что узнала. Вон как щеки покраснели.

— Морозец. Узнала. Ты же так старательно мне напоминал. Преследуешь?

— Ни боже мой! Если бы не услышал голос, то пошел бы по делам. Он, твой сладкий голосок, словно аркан, заставил оглянуться.

Я стояла и молчала, прищурив глаз, не зная, что сказать на столь явное вранье.

— Так! — берет он инициативу в свои руки, меня под локоть и направляется в кафе: — Столбами стоять не будем. Выпьем чего-нибудь согревающего и поговорим. Надеюсь спешить тебе не к кому.

— Надейся! — улыбнулась я, но в кафе вошла. Память уже выдала все обиды и вздохи. Но тут же я порадовалась этой встрече, ибо мечтала о ней. Из дня в день, из года в год, делая себя, улучшая внешне и внутреннее, чтобы однажды, пройти мимо и заставить задуматься…

Глава 1

Валерий. Мы познакомились с ним на пятом курсе, когда слились в одну группу две поредевшие. Обратила ли я на него внимание? Да, и не потому, что он был красавчиком. Ибо он был обычной внешности, не скажу, что фирменно одевался или обладал поразительным внутренним миром. Я заметила из-за окружающей его толпы. Девушки заискивающе смотрели в рот, парни наперебой пытались услужить. «Выскочка!» — прилепила я ему ярлык и старалась игнорировать. Продержалась достаточно долго, месяца два, до «Осеннего бала», который в нашем с ним вузе был неким ритуалом, где выпускники передавали эстафету первому курсу. Чинно, с веселыми миниатюрами на сцене, возвышенными речами педагогам и напутствием молодняку, не срамить стен вуза. А потом, после официальной, так сказать части, все разбредались по группам и праздновали уже в удовольствие.

В этот вечер у меня было паскудное настроение. «Отплясав» свою партию в общей программе, я собралась незаметно слинять, но всем от меня что-то надо было. Так и задержалась.

Резко открылась дверь, ввалились парни с пакетами полными еды и звенящей тары.

— И вы так шли через охрану? — зачем-то спросила я. Подумать — оно мне надо было?

— Ну, другого способа еще не изобрели. — отозвался Славка, мы с ним со вступительных, можно сказать, дружили. — Хотели в окно, но, увы.

— А не боитесь, что выпрут? Выпускной ведь курс.

— Мы Иванычу презент сделали.

— Я думала вы умней. Он выпьет и тут же заложит.

— Васька! — подал голос Валерка, войдя последним. — Не дрефь, мы тебя прикроем.

— Я сама себя прикрою, когда надо, где надо и перед кем надо! — схватила сумку и к двери.

Группа затихла, все уставились на нас. А он скривился в ухмылке, наглой такой, отталкивающей и, перегородив проход, спрашивает:

— Решила сбежать, или крысятничать собралась?

— Ты говори, да не заговаривайся! — сделав шаг назад, уставилась на его наглую морду: — Я тут не новичок, не первогодка, что бы мне такие предъявы делать. Ты лучше о себе подумай и о том, с чего вдруг у нас начали ребят отчислять. Причем не отстающих, а тех, кто на красный шел!

— Что?! — заорал он.

— Что слышал! И впредь — голос повышай на своих холуев, а со мной лучше на ВЫ и полушепотом.

— А то что?

— Не советую даже предполагать. — оттолкнула его и вышла, с чувством самой сильной ненависти к нему.

— Васька! — Славка выскочил за мной. — Ну, ты чего?

— Все нормально. Приятно повеселиться.

— Не, ну как ты себе это представляешь, веселиться, да без тебя. Вася! Мы же всегда вместе, коллективом, плечо к плечу.

— Было, не поспоришь. Только, все меняется. Ты повеселись за нас двоих, а мне завтра расскажешь.

— Ты из-за Валерки? Брось, он нормальный. Присмотрись и ты изменишь мнение.

— Возможно, он и нормален, вот только присматриваться к нему не собираюсь, не той величины.

— Зря! Он хоть и не красив, но достаточно симпатичен.

— Славка, ты часом не влюблен в него?! — захохотала я: — Ты не сменил ориентацию?

— Васька, будешь молоть чушь, обижусь.

— Да знаю я, знаю, что у тебя девушка есть, почти жена. Прости, вырвалось, ты же так его расхваливаешь.

— Проехали. Пошли, по стаканчику и вместе смоемся, меня, как ни как, а милая ждет.

— Не, не пойду. Нет желания. И потом, ну может у меня быть личная жизнь?

Чмокнув друга в щеку, быстро сбежала. Долго бродила, оттягивая приход в пустой дом, где сегодня меня никто не ждет.

Валерка сидел на подоконнике первого этажа, с гвоздикой и коробкой конфет. Войдя, я его не заметила, приветственно кивнула консьержке, а та мне указала:

— Не тебя ли кавалер ждет?

— Этот? Нет, не меня.

— А к тебе просился.

— Видно адресом ошибся. Вы гоните его, теть Шура, гоните!

— Василиса! — подал он голос: — Пять минут, пожалуйста.

— Время дорого! — проговорила я и подморгнула консьержке. Та хмыкнула и наклонилась ко мне:

— Ну, узнай, чего хотел. Уж больно жалко его, сидит тут больше часа.

— И вы не прогнали? А если он наводчик? Эх, тетя Шура!

— Свят, свят! Да какой же он шпиЁн, хорошенький, тихенький, скромный и вежливый.

— Вот! Именно такие, и есть — ШПИЁНЫ!

— Васса! — попыталась вразумить меня дежурная.

— Ладно, тетя Шура, только ради вас. — и я, вздохнув, сделала два шага к Валерке. — Важное что, аль заблудился?

— Расстались не хорошо, вот решил исправиться. — протягивает гвоздику.

Кошусь на цветок, ухмыляясь:

— Да, по всему видно, что, не встретившись — расстаемся. Только ее лучше к Мавзолею. Или ты оттуда стащил? Говори, что надо, мне домой пора.

— Розы любишь. — решил он. — И в дом не позовешь, чаю выпить?

— В дом ты сам пришел. В квартиру только друзей приглашаю. А, в общем — поздно, родители отдыхают, после трудового дня. Они у меня труженики. — не отдыхали, в командировке, но это не меняло ничего в его адрес.

— Вася! Давай дружить.

— Это ты так кота своего зовешь? Чем животину обидел, что он от тебя по чужим домам прячется?

— Это типа шутка?

— Это типа — я тебе не кот.

— Василиса, ну будь человеком.

— Начало неплохое. — и, не знаю чего, вдруг принюхалась. Это видно не укрылось от него, потому что сразу сказал:

— Да не пьян я, даже пяти капель не пригубил.

— А мне то что?

— Так я за тобой побежал, ну не хорошо как-то поговорили.

— Ой, как ты медленно бегаешь!

— Василиса, пожалуйста, давай хоть пройдемся. Зачем тетку веселить.

— А чего бы и нет. Ей тут, знаешь, как скучно.

— Нет, ты ненормальная!

— Наконец-то заметил! Все, иди, а то вдруг я заразная.

Скривился, сощурил глаза, но ничего не сказал, положил в окошко консьержки коробку и цветок, говоря:

— Милая женщина, это вам! — удалился.

— Васса! — начала тетя Шура.

— А скажите мне, милая женщина, что вы в нем хорошего, замечательного и так далее, заметили?

— Так вежливый, интеллигентный.

— Все, завтра иду к окулисту!

Со следующего учебного дня Валерку словно подменили. Садился на задние ряды, вел себя тихо, все больше отвечал, если его спрашивали, сам тем не заводил. И у меня перед глазами не маячил. Так дожили до Нового года. Вечер был прекрасный, ничего не омрачало и даже Валерка был трезв и не подначивал парней напиться. С вечера вышли всей группой, все вместе, шумно и весело дошли к метро, когда прощались, Валерки уже не было, и мы со Славкой вдвоем добрались до моей станции. Он, как кавалер, собрался провожать к дому, но я заставила пересесть на свою линию, напомнив, что мне два шага и я люблю возвращаться одна. У тротуара стояло авто, я удержала на нем взгляд, так как оно поехало за мной, но на перекрестке, прибавив газку, автомобиль скрылся:

— Осторожней, Васса! — усмехнулась я: — Так и до сдвига недалеко. — Подойдя к дому, я снова заметила машину той же марки и опять она умчалась прочь, как только я стала присматриваться. — Не пью больше! — дала себе зарок и вошла в подъезд.

— Васса! — позвала меня тетя Шура: — Тут тебе посыльный бандероль принес.

— От родителей?! — обрадовалась я.

— Кажется, нет. Она без обратного адреса.

— Странно.

Мы стали рассматривать пакет. Ни марок, ни штемпелей, только печать «доставка оплачена».

— Странно! — повторила я. — И назад не отправишь, некому.

— Так зачем назад? Это же тебя кто-то с наступающим поздравил.

— Тетя Шура! Кто хотел, тот лично поздравил. Все! Я пошла, а вы делайте с ней, что хотите.

— Думаешь, бомба там? — испуганно спросила дежурная и потрясла пакет.

— Я не миллиардер, чтобы уж до такого. Просто я не люблю сюрпризов. Забирайте — дарю!

— Давай вместе вскроем.

— Нет! Мне не интересно. — улыбнулась ей и убежала.

Наутро забыла, а когда вспомнила, то уже и узнавать не стала, что там было.

Катилось время, я все чаще задерживалась в библиотеке до позднего времени. Нет, я не была «ботаничкой» или заучкой. Просто само здание приводило меня в непонятное состояние, в котором я растекалась, размякала и могла часами сидеть, изучая стены и потолок, вдыхать его воздух, прикрыв глаза и прислушиваться, отстраняясь от человеческих голосов, к чему-то загадочному. Как правило, покидала я МГУ в сумерках. Отходя на приличное расстояние, усаживалась на скамью и глазела на университет, пока кто-нибудь меня не «пробуждал». На первом курсе надо мной подшучивали, затем доставали вопросами, мол — что я выискиваю, но к концу второго курса привыкли и даже пару раз предлагали зайти в гости, в общагу. Я отказалась, мотивируя тем, что пару часов мне будет мало. Потерплю до аспирантуры, вот тогда и поселюсь.

Ранняя весна. Вечер был необыкновенно прекрасным. Поработав в библиотеке над нужной темой, никем не отвлекаемая, прогулялась по пустым коридорам центрального корпуса, и к десяти вечера покинула вуз. Пробежала Университетскую площадь, оглянулась и зависла. Полнолуние. Свет от фонарей вуза струился вверх, а луна, зацепившись за шпиль, словно впитывала, всасывала в себя освещение. Это восхитило меня и я, забыв обо всем, стояла и глазела.

— Мощно! — раздалось у меня за спиной. Я вздрогнула и медленно развернулась. Валерка стоял и так же взирал в небо. — Нет, правда, величественная красота!

— Ты это о чем? — уточнила я.

— Обо всем! Ты же не станешь спорить, что в такой тихий, теплый вечер, дышится легко. А если еще и панорама шикарная, то обретаешь радость жизни, без всяких условностей. Просто хорошо и все!

— Наверное, не думала.

— Но стояла, восхищенно онемев, забыв дышать.

— Дышала. А от тебя не ожидала.

— Чего?

— Проявления эмоций в адрес природы.

— Ну и зря. Я, в сущности, не плохой.

— Все возможно. Только мне от этого ни как! Спасибо за беседу и прости, спешу на метро.

— А я могу тебя подвезти?

— Зачем?

— Просто по дружески. Мы же вместе учимся. Мне в твою сторону.

Я присмотрелась к нему, а он все продолжал стоять и смотреть вдаль.

— Василиса, не надо меня бояться. Я не злобный.

— А я и не боюсь. Надо больно!

— Странная ты.

— Ты уже говорил.

— Не правда, я тебе, как и о тебе, без тебя, этого не говорил.

— Ах да! — я смотрю на него, а он сквозь меня, словно и не интересую его я, будто и говорит не со мной, но мне это к лучшему, не раздражает его наглый взгляд. — Прости, тот раз ты говорил о моей ненормальности. Мне кажется, это одно и то же.

— Это совершенно разные вещи! — вздохнул, опустил голову ко мне: — Эх, Васса, ты только посмотри, красота какая! — сделав руками размах в стороны, обозначив размеры, взял меня за плечи и развернул к вузу лицом. — Во всем этом сила и мощь!

— Чья?

— Да наша! Твоя и моя. Страны!

— А Страна тут причем?

— В людях! Кстати, а ты знаешь, что сталинки, если смотреть на них с высоты, олицетворяют звезду, символ СССР.

— Не знаю, что они олицетворяют с высоты, но по количеству, никак не звезду.

— Это еще почему? — он, наконец, перевел на меня все свое внимание.

— Да потому, что их семь, на семи холмах! А у звезды пять конечностей.

— Основных — пять! И как гласит легенда.

— Ой, все! Я пошла. Мне все эти легенды и за миллион не нужны.

— Значит, легенды тебе не нужны, но ты можешь стоять и часами глазеть на здание.

— Архитектура нравится, рельефы, барельефы.

— И за пять лет ты их не изучила.

— Если быть точной, то за двадцать лет я их не запомнила все. Мне с пяти лет нравится, как ты говоришь, глазеть на архитектуру, и не только в Москве.

— Значит, ты путешествовала.

— А ты посчитал меня невежественной домоседкой.

— Вовсе нет. Просто сделал акцент, перед тем как спросить, где была и что видела.

Мы медленно шли и я, хоть еще и не согласилась сесть в его машину, уже реально понимала, что на метро опоздала и что он, как нельзя, кстати, попался на моем пути. Отмолчалась, не хотелось говорить о себе, как-то еще не дошла, чтобы делиться с ним личным. Просигналила сигнализация машины, и он открыл дверь:

— Прошу! — я не спешила садиться: — Васька! Ну не успеешь ты на метро, даже если я к нему подвезу. Давай, не съем я тебя. И если хочешь, буду молчать.

— А ты умеешь?

Отчего-то рассмеялись, вместе. Постояв еще пару минут, я уселась.

— Домой или проедемся, глянем на любимые твоему взору домишки и ты мне покажешь еще две, которые я не видел.

— Как-нибудь в другой раз, покажу. Сегодня домой. Устала. Голова прямо раскалывается.

— Принимается! И все же задам один вопрос. С чего тебя потянуло на наш курс? Неужели будешь ездить в экспедиции? Неужто хочется копаться в земле?

— А тебе?

— Я мужчина.

— А у меня родители геологи.

— Теперь мне понятно, отчего промолчала о путешествиях. Хорошо, не будем развивать эту тему, хотя я тебя больше вижу в роли журналиста или психолога. Или даже в искусстве.

— Почему «даже»?

— У тебя мужской характер.

— Ага, значит, для искусства нужны исключительно слабые женщины.

— Я этого не говорил. Я лишь думал, что там нужна более тонкая натура.

— Валерка! Ты это что сейчас сказал? Я, по-твоему, черства, груба и неотесанна?

— Не воспринимай все в штыки. Нет, ты не такова. Ну и не заплачешь на пустом месте, не сможешь изображать из себя кого-то другого. Ты никогда не играешь на публику.

— Это, типа, комплимент?

— Не типа, а так и есть.

— А ты зачем за мной ездил?

— Это когда?

— Можно подумать ты не помнишь.

— Так в какой день именно? — уточнил он, и я прищурила глаз, думая: «Ничего себе! А я-то видела всего раз, да и то на него не подумала, посчитала — мерещится».

— После новогоднего вечера, хотя бы.

— Волновался. Поздний вечер, одинокая девушка.

— Ты уверен, что правильно выбрал профессию?

— Пошли в кафе.

— Не хочу! Сегодня и так мы с тобой провели достаточно много времени. Вдвоем!

— А нам кто-то запрещает делать это чаще или кому-то от этого будет плохо?

— Я не задумывалась, не мечтала, не стремилась.

— Скажи, чем я тебе не люб?

— Да ничем. Мы просто с тобой разные и у нас непересекающиеся зоны комфорта.

— А если я докажу тебе, что это не так, ты сходишь со мной, ну допустим, в кино?

— Вряд ли у тебя получится.

— Но мы же ужились этот час.

— Не приуменьшай, мы уживаемся уже полгода.

— Групповые часы не считаются! — засмеялся он.

— Фигляр! Спасибо, что подвез. Притормози тут.

— Я предложил подвезти к дому.

— А я люблю дышать перед сном.

— Хорошо, только найду стоянку.

— Вот провожать меня не надо.

— Василиса!

— Валер, спасибо, но на сегодня — все!

Майские. Весь курс собрался на пикник. С Валеркой мы, мало-помалу, общались. Поэтому к месту встречи я приехала на его машине со Славкой и еще парочкой однокурсников. Веселились, купались, загорали, парни жарили шашлыки. Я не обращала на него внимания, было с кем вспоминать прошлое. Время к ночи, пора и разъезжаться, как он вдруг выпалил:

— Приглашаю всех ко мне, так сказать, закрепить праздник.

Все обрадовались, я отмолчалась, а садясь в машину, заметила, что он пьян:

— Валера! Да когда же ты успел?!

— Дурное дело — не хитрое! — хохотнул кто-то.

— Понятно, но он же за рулем!

— И вовсе я не пьян! Так, пять капель.

— Ага, после скольких стаканов? В общем, вы как хотите, а я на такси! — достала мобильный, принялась вызывать, а он, словно сказился:

— Ну, что я вам говорил? Васька переживает за меня, волнуется. А вы не верили.

— С чего бы мне за тебя переживать? У тебя своя голова на плечах, как и у всех, кто к тебе в машину сядет. Я же, с тобой не поеду.

— Поедешь!

— Нет!

— Я тебя привез, я и отвезу. Ну да, выпил немного, но в достаточной норме.

— Ты мальчик взрослый, делай что хочешь. Мне лично — параллельно!

— Вась, ну не заводись. — подошел Славка. — Мы все выпили. Но не пьяны. Хочешь на такси, поедем на такси и Валерка тоже. Сейчас все сделаем. Не дуй губки. Мы пять лет вместе, чего вдруг ты стала такой правильной.

— Повзрослела.

— Вась, ну прости! — вдруг обнял меня Валерка. — Ну, сорвался. Больше не буду, чес слово. Сейчас позвоню другу, он нас заберет, ко мне отвезет, будем веселиться дальше.

— Вот и отлично, звони, празднуйте, хоть сутки напролет. Я же домой. — сказала тихо, чтобы слышал только он. Ну не нравятся мне пьяные, ни поодиночке, ни компанией.

— Вася, — не отставал он, — будь человеком.

— Я уже двадцать пять лет как человек. — стою спокойно, жду, а он все норовит обнять. Пришлось оттолкнуть.

— Да, я выпил! — заявляет Валерка, повышая голос: — Все из-за тебя.

— Ну, знаешь ли!

— Чтобы храбрости набраться! — словно не видя ничего и не слыша, кричит он. — Потому что люблю тебя, дура!

Врезала ему в челюсть и пошла вперед, навстречу такси, подальше от пьяных пересудов.

Неделю избегала его, блага была возможность. Вторую старалась просто не попадаться на глаза. Девчонки из группы, нас было мало на курсе, помалкивали. Уж чью сторону поддерживали — не знаю. Один Славка пытался меня вразумить. Чего только я от него не услышала, прощала все, он был моим единственным, преданным другом, с которым пуд соли съели. И вот очередное нравоучение:

— Василиса! Я снова тебе хочу сказать, что ты не права. И присмотрись к нему.

— Почти год присматриваюсь — ничего не нахожу.

— Ты ни в ком ничего не находишь. Все твои интрижки заканчиваются немаленьким списком минусов. Нельзя так!

— А в нем что хорошего?

— Ну, хотя бы то, что если и падать, так с вороного коня!

— В смысле?

— Он из хорошей семьи, с таким не грех семью создавать. А тебе уже пора.

— Намекаешь, что я старая дева?

— Не намекаю, в лоб говорю. Пообщайся с парнем без придирок. Походи на свидания — это же так романтично.

— Давай с тобой.

— Не, я практически женат. И потом — мы же друзья, а друзья — это поддержка и опора, но не постель.

— Поняла! — рассмеялась: — Схожу, так и быть, романтично упаду с «вороного», и позову тебя, опереться, когда расшибусь.

— Не утрируй! Может у вас так сложится, что в старости за ручку будите по Арбату гулять, да вдвоем зависать под МИДом.

— Так друг, иди-ка ты, узаконивай свои отношения и не сбивай меня с пути истинного.

Этим же вечером, сидя дома у окна, разглядывая пешеходов, задумалась:

«А чего я и правда на него взъелась? С первого дня ищу то, чего там, может, и нет. Почему не общаться с Валеркой, как с остальными? Простым, ни к чему не обязывающим: „привет, как дела, пока“. Дурой назвал, так сама виновата, чего с пьяным полемику завела. Да никто и не слышал, а кто слышал, уже забыл».

Очередная пятница. Придя на лекции я не заметила Валерку. Первый час пары и я о нем забыла, но даже если бы он был, сама бы не подошла. Он появился ко второй, исчез с последнего часа. Занятия закончились, выхожу, а он стоит с желтыми тюльпанами и такой серьезный, что я невольно улыбнулась, думая: «Ну вот, переключился на кого-то». А он ко мне идет, говоря:

— Василиса! Прости, был пьян, молол чушь!

Группа столпилась, ждут, перешептываясь.

— Хорошо хоть понял. Цветы прекрасные. И я не в обиде, правда. Удачи! — хотела пройти, а он за руку взял и цветы протягивает:

— Это тебе!

— В знак примирения?

— Просто так.

— Спасибо! — приняла, разглядываю. И тут, как кто за ниточки дернул, к Славке, который рядом топчется: — Вот, видишь, он спьяну, а ты!

— Да ну вас! — махнул Славка и пошел, за ним остальные, а Валерка продолжает:

— Ты не так поняла. То, что люблю, готов повторять хоть каждый день. Остальное — было лишнее. Пожалуйста, давай мириться.

— Что ты как ребенок! Мириться! Может, еще и мизинчик протянешь?

— Да хоть шею подставлю. — отошел к окну, взял свои вещи: — Пойдем, погуляем.

— Мне домой зайти надо.

— Могу составить компанию.

Подъехали к дому, сидит, ждет.

— Идем, уже! — улыбаюсь я: — Обед не обещаю, но чаем напою.

Он сумку подхватил, что-то звякнуло. Я сомкнула брови.

— Это шампанское, родителям.

— Ну-ну! — говорю я и сдерживаю улыбку, родители в экспедиции, приедут не раньше чем через неделю.

Пока он рассматривал гостиную, я умылась и переоделась, чай заварила. Он конфеты, торт на стол поставил, бутылку держит, на меня поглядывает.

— Правильно, забирай, с подругами разопьешь.

— Васса! У меня много друзей и подруг, но ни с кем я не собираюсь распивать именно шампанское.

— Зачем купил?

— С тобой выпить.

— Ты же за рулем.

— Так прогуляться и пешком можно.

— Ладно, открывай, но по бокалу.

— Как скажешь.

Бутылку приговорили, погуляли до одиннадцати. Провел и как подросток удалился. Неделя и мы стали целоваться. Месяц и он брал ключи у друзей. На втором, повез меня знакомиться с его родителями.

Дело было к вечеру, мы долго гуляли по городу, устала так, что ноги не шли. Присела на скамью:

— Все! Пристрелите меня тут, дальше я не пойду.

— Тогда я тебя понесу!

— О нет, на это я еще не готова.

— А ко мне в гости зайти?

Я на минуту зависла и говорю:

— А пошли! Самое время.

— К чему? — не понял он.

— Так твою жилплощадь глянуть. А то вдруг ты в коммуналке живешь, на мои метры рассчитываешь.

— Васса, не шути так больше, прошу. Особенно при моих родителях.

— А что, не поймут?

— Не знаю, не было повода проверить.

— Что-то верится с трудом.

— Как хочешь, так и думай, а проверить у тебя есть возможность и прямо сейчас.

— А вот и проверю! — даже со скамьи вскочила: — Я прекрасна, молода и голодна до ужаса. Поехали!

И мы поехали. Он на меня косится, а я даже в зеркало не глянулась, хотя бы прическу поправить. Уж если не подойду, так хоть жалеть не буду, что потратила время на макияж и прочее.

Приехали. Зашли в магазин, взял торт, цветы и коньяк.

— Мы же вроде к тебе. — улыбаюсь я.

— Точно! — смеется он, и берет еще один букет, вручает тут же мне.

— Спасибо! — усмехнулась: — К маме с цветами! Да ты никак любимчик.

— Вроде как у нас повод.

— Ах да, я как-то не учла. Вот только я коньяк не пью.

— Шампанское отложим к другому событию. — однако вино купил.

Пришли. Встретил нас отец, взгляд оценивающий, улыбка не заставила себя ждать. Руку поцеловал, в гостиную проводил. Мать встретила сдержанно, бросив:

— Чего не позвонил, мы бы подготовились.

— А у нас спонтанно получилось. — говорю я.

— Мам, это Василиса! Василиса — это моя мама, Марта Августовна, отец — Петр Семенович.

Стоим, они меня изучают. Так и хотелось сказать: «Ну, мы вас проведали, нам пора!», как его мать взяла меня за руку:

— Пойдем на кухню, приготовим чего-нибудь к чаю.

Чего-нибудь — сервировка из восьми блюд, три разновидности спиртного и часовой расспрос обо мне, о моей родословной. Я мило улыбалась, изображая дурочку, про родителей вскользь сказала и потупила взгляд. Отец его с каждой рюмкой добрел ко мне, мать же шире улыбалась и я видела — вторую встречу ждет, чтобы о себе, неспешно так, рассказывать. Потому что, в спешке о себе она не умеет.

В десять вечера я засобиралась. Валерка вызвал такси, намекал, друг уехал, и мы можем обсудить знакомство, но я отправила его домой, сначала поговорить с родителями, да узнать, пришлась ли я к их двору.

А через неделю он меня снова пригласил, уже официально, от родителей. Приехали к восьми вечера, слово за слово, Марта Августовна сидя салатик нарезает, мужчины чем-то в комнате заняты, а она пытается меня поучать, что Валерик любит, чего ему лучше не давать, а что настоятельно готовить.

— Он чем-то болен? — удивилась я.

— Нет, Валерик совершенно здоров. Но здоровье сохранять надо. Так что ты не обижайся, запоминай, потом легче будет.

— Потом, это когда?

— Когда поженитесь.

— Мы как-то не собирались еще.

— Да?! — удивилась она. — Странно. Я думала вам, как бы это сказать, ну, надо.

— Не знаю, что Вас натолкнуло на подобные мысли, однако я могу успокоить — мне торопиться не к чему.

— Как хорошо! — не сдержала она своей радости. — Он же до тебя ни с кем нас не знакомил. Вообще он у нас мальчик тихий, спокойный, с детства не доставлял хлопот. Пьет, ну только по праздникам, с занятий сразу домой.

— Это вы его рекламируете? Не стоит, мы с ним в одной группе учились. — еле сдержав улыбку, сказала я, думая: «Н-да! Скромный мальчик, не пьющий! И это она мне говорит! Врет зачем-то или действительно ничего о сыне не знает». А она тем временем о себе рассказывать начала, какая жизнь у нее трудная была. Ведь она из древнего рода, во время войны ее мама в детдом попала, потом родственников долго искала. Ее та же судьба настигла, осталась сиротой рано. Отвлеклась, про род упомянула, затем, словно смутилась, продолжила:

— Так вот, встретила я Петра и все, поняла, зачем кого-то искать, все из руин поднимать, когда можно свою семью построить. А тут еще оказалось — мы ровня. Петр Семенович тоже из прекрасной семьи, дед его орденоносец. Да, это сейчас все проще, смешались слои общества. А в нашу молодость это было важно, для чистоты, так сказать, крови. Гены они многое значат.

— Гены — это самая суть! — хмыкнула я. Она видно поняла, что я усмехаюсь, хоть и с серьезным видом помогаю ей овощи к салату нарезать.

— Ой, деточка, я могу тебя попросить об одолжении?

— Можете, если в моих силах…

— Петр Семенович завтра с утра в командировку уезжает, сейчас закончат с Валерой стол собирать, будет сумку складывать, ты не можешь ему рубашки прогладить? Пока я тут закончу.

— Могу! — мило улыбнулась я. — Это именно то, что мне генами передалось. Утюг где?

— Петя! — закричала Марта Августовна: — Петр! Поставь девочки доску и дай свои рубашки! — и отвернулась от меня, словно исчерпала весь интерес к моей особе.

Рубашки я погладила, на одной, правда, воротник прижгла, но махнула и сложила их стопочкой, пусть думают, что я безрукая.

К десяти, наконец, сели за стол и полились воспоминания о предках. Видно было, что я их уже мало интересую, как будущее влияние в семью, сама же сказала — ничего не торопит, зато подчеркнуть, обозначить и указать на свою значимость, Марте Августовне, очень хотелось. Петр Семенович поглядывал на меня с нескрываемой гордостью за жену. Однако было в его взгляде и еще что-то, в тот момент непонятное мне. Да я и не собиралась терять время на догадки. В двенадцатом я засобиралась домой, Петр Семенович заявил:

— Оставайся, куда тебе спешить. Посидим, познакомимся ближе. В моем кабинете ляжешь, там приличный диван. Утром Валера отвезет меня в аэропорт и тебя домой.

— Василиса, правда, оставайся. — поддержал Валера.

— Я не готова. — начала я.

— Ой, что сложного?! — пожал мое плечо Петр Семенович: — Не у чужих. Родителям позвони, скажи, что у нас.

Марта Августовна прищурив глаз, на меня смотрит, в разговор не включается.

— Родителям я, конечно, позвоню, только ваше имя роли не сыграет, вы не знакомы.

— Валерий! — Петр Семенович был на веселее: — Что я слышу?! Вы не знакомы?

— Василиса все никак не пригласит меня в гости.

Кажется, это известие еще больше успокоило Марту Августовну, она даже заулыбалась и сказала:

— Правда, оставайся, полночь. Чего ночью ехать.

И я осталась, а чего нет, отношения наши с Валерой настолько близки, что нет-нет, а я и подумываю о совместном будущем.

Едва я легла в постель, как услышала звонок в дверь, пожав плечами позднему визитеру, я стала дремать. Дверь легонько скрипнула. Я подумала, это Валерка, само собой без стука, чтобы не услышали родители, зашел.

— Не спишь? — затворив дверь, спросил Петр Семенович и присел на диван.

Я вздрогнула, от неожиданности, села.

— Заглянул на минутку, переброситься парой слов, пока Валерка с друзьями. Не возражаешь?

Как я могла возражать, если это их дом. А он продолжает:

— И откуда школьные друзья узнают, когда он здесь ночует? Ни разу не пропускали.

— А он так редко бывает? — спросила я, не из-за возникшего любопытства, а чтобы хоть как-то поддержать разговор.

— Естественно, ведь у него же комната в общежитии. А ты не знала? Мы специально поселили его там, чтобы он не тратил время на дорогу. Не знала. Видно ваши отношения еще невинней, чем даже я думал. Марта, признаюсь, подозревала, что вы скоро о свадьбе заговорите.

— В курсе я, ее предположений. Могу Вам лично повторить — мы не спешим.

— Это хорошо. Ведь ко всему надо подходить обдуманно. — говоря это, он погладил меня по плечу, вот только это больше походило на соблазнение, чем поддержку, я отстранилась и набросила на плечи одело. Он, будто ничего не замечая и не понимая моих действий, продолжал, причем положил руку на мое колено и так же стал его гладить: — Отношения, первоначальные, надо строить прочными, как фундамент к дому, иначе быстро развалятся. Ибо становясь супругой, ты будешь для мужа и женой, и подругой и, что самое важное — любовницей! Хозяйкой можно научиться быть, а вот все остальное… — его рука, медленно ползла по моей ноге вверх и я не выдержала:

— Простите, я не поняла, вы сейчас что хотите, проверить, насколько наивны наши отношения с вашим сыном или снять первую пробу? — отодвинувшись к стене, подобрав к себе колени, уставилась на него.

— Спокойной ночи! — бросил он мне в ответ и вышел.

Я тут же вскочила и начала одеваться, собираясь покинуть их, так сказать, по-английски. Натянув свитер, услышала, как хлопнула входная дверь, и тут же Валерка заглянул ко мне:

— Ты чего не ложишься?

— Домой хочу.

— Что за глупости! Вася, ну ты же не маленькая девочка.

— И что?

— Не сердись. Хочешь, значит отвезу. Хотя странно как-то. — обнял, поцеловал.

Я не смогла сказать ему о визите отца. Да и чтобы сказала: «Валер, твой отец похотливый самец! Пока тебя не было, он ко мне клеился»? Вряд ли бы он поверил, скорее бы списал на мои прихоти. Еще минута моего замешательства в раздумье говорить или нет, и Валера, продолжая целовать меня, сел на диван, усадив меня рядом. Так и уснули, обнявшись, даже не раздевшись. А проснулась я от внезапно открывшейся двери и того, как его отец прошел на балкон, забрал там приготовленный с вечера чемодан и, выходя, сказал:

— Я в аэропорт. Хотите, могу по дороге забросить куда надо. Или вы, порадуйте и проведите меня.

— Да уж! — только и сказала я, встала, взяла свою сумку, закрылась в ванной комнате и пока они суетились, обозначив себе немного собственного пространства, привела себя в порядок. Десяти минут мне хватило унять нервное возбуждение, чтобы не поблагодарить их за гостеприимство, честно высказавшись. Отказавшись от кофе, первой спуститься на улицу. Валерка выскочил за мной:

— Вась, ну что снова не так?

— А ты считаешь, пробуждение было нормальным?!

— Но, отцу надо было.

— Элементарного стука в дверь, нельзя было сделать? А если бы мы…

— Ой, не парься. Первое — мы спали как ангелы, даже не сняв одежды. Второе — даже если бы…, что нового узнал бы батя?

— Ты себя слышишь? Валера, не ошеломляй меня, я и так тобой удивлена, с первого дня нашего знакомства.

— Мы ссоримся?

— Нет! Мы выясняем нюансы, прежде чем строить фундамент нашего совместного бытия. Прости, мне пора!

— Это не вежливо. Вася, мы проводим отца, и я тебя отвезу, в конце концов, я же должен, нет, после сегодняшней ночи, просто обязан познакомиться с твоими! — он смеялся, и я не стала отвечать ему.

Мать его осталась дома, мы провели Петра Семеновича, дождались его отлета. Причем прощаясь, он снова, более чем родственно обнял, похлопав меня не только по плечу, а и ниже поясницы. Насытившись глубочайшим интересом ко мне, я взяла себе пару дней отдыха от Валеры и его семьи.

Знакомить с родителями я все откладывала. Валера не настаивал, ждал.

Защита. Он рядом, готовимся вместе, он помогает, переживает за меня и радуется. Счастье стало меня наполнять, и я уже перестала оглядываться, прислушиваться к себе и окружающим. Вспоминать о странностях его семьи. Мне было так хорошо, что я уже не зависала, выискивая тайны там, где их и быть не может. Я влюблялась.

— Васса! — серьезный вид Валерки меня насторожил. — Я хочу сделать тебе предложение.

— Делай!

— Может, хватит брать ключи у друзей? Давай снимем квартиру!

— Давай попробуем. — говорю я и жду, что вот сейчас он сделает еще одно предложение, которое как бы пора уже, ведь столько добивался, чего же тянуть.

— Тогда, может, ты меня представишь родителям?

— Может и представлю. Только давай на выходных.

— Супер! Куда хочешь сегодня?

— Поехали просто в парке погуляем.

Познакомила. Общие темы нашлись сразу, загостился у нас до полуночи. Через два дня пришел и спросил разрешения на то, чтобы мы с ним съехались. Отец пожал плечами, поглядывая на меня, мать смахнула слезу, говоря:

— Попробуйте. Отдельно поживете, быстрей поймете вашу совместимость.

Этим же вечером, прихватив немного моих вещей, мы уехали на квартиру, которую нашел Валера, сделав мне сюрприз, в жилом доме на Котельнической набережной.

— Валера! — ахнула я.

— Мечты должны сбываться! Наслаждайся видом из окон, разглядывай барельефы и прочее изнутри, завораживающих тебя зданий. Но! Когда меня нет рядом. Остальное время — я объект твоего внимания.

Счастье новой порцией омыло меня. Через неделю полной любви и услад, я получила известие о поступлении в аспирантуру. Хотела его обрадовать, но он приехал поздно, на взводе. Я долго молчала, ожидая пояснений. К ужину достал бутылку водки.

— Валер, что происходит?

— Мне отказали в аспирантуре. Сказали — надо годик поработать.

— Поработаем, какие наши годы. — я бросила быстрый взгляд на конверт, который так и не успела показать ему и спешно убрала его в стол.

— Ты хочешь сказать, что я не достоин? Что я хуже?

— Кого? Ты уже в курсе, кого взяли?

— Нет, и не собираюсь узнавать!

— Тогда чего завелся?

— А ты считаешь, что я должен смиренно принять?

— Тебе же никто не запрещает сдать повторно. Годик! Всего год. Он пойдет всем на пользу. Пойдем работать.

— О нет! Ты работать не будешь. Ты, моя радость, будешь холить себя и лелеять для меня, чтобы, когда я приходил уставшим, встречать меня и помогать расслабится.

— Ты это сейчас обо мне?

— Конечно.

— Ничего не попутал? Я геолог, а не Гейша!

— Одно другому не мешает. — его настроение улучшилось и мы переместились в спальню.

Утром он, едва проснувшись, сообщил:

— За новостью, которою мне передали, забыл сказать, есть возможность посетить катакомбы.

— Какие? Зачем?

— Ты же мечтала узнать сталинки досконально. Так что готовься, на выходных пойдем. Посмотрим на подвалы, застенки и откроем тайны железных дверей.

— Валер, мне не интересно. В данный момент.

— Слушай, а ты капризная.

— Да! — просто ответила я и, поцеловав его в щеку, пошла на кухню.

Конечно, хотела. И обрадовалась бы предложению, вот только с вечера остался осадок, да и надо было еще придумать, как ему сообщить о том, что я в аспирантуре.

Тянула, сама не знаю зачем. Затем, сдуру, взяла и отложила свою учебу на год. Погружаясь в нашу с ним любовь.

Юбилей моих родителей. Мы приехали с ним вдвоем, и он, уже как хозяин, разгуливал по всей квартире, а не скромно сидел в гостиной. Я помогала накрывать на стол, когда услышала его зов из моей спальни:

— Василиса!

— Я здесь. — пришла сразу и застала его лицом к стене.

— Это кто?

— Мои родственники.

— Я понял, что это не картинки из журналов. Я спросил, кто эти мужчины?

— Это мои родственники по маминой линии, братья Квасовы.

— Квасовы… — он сморщил лоб.

— Не напрягайся, о них мало упоминают. Они архитекторы.

— Не те ли, что строили дворец Елизаветы Петровны?

— Строили — это сильно сказано. Однако, как гласит история нашего рода: «Состоя сперва при строениях Царского Села, Андрей, брат Алексия, был произведен из „архитектурии учеников“ в „гезели“, с назначением к смотрению собственных, Ее Величества, строений при Вотчинной Канцелярии и с производством жалованья по 300 руб. в год»! — говорила я, улыбаясь и окая, словно так могла передать записи старорусских книг. — Они всего лишь работали с Растрелли.

— Ну, ты даешь, всего лишь!

— Видишь ли, я не такая древняя, чтобы утверждать или опротестовывать что-либо. Знаю лишь, многое, что сделал Андрей Квасов, по распоряжению Бестужева, приписывалось более знаменитому мэтру.

— Как же это меняет дело!

— Какое? — не поняла я.

— Не важно. Васька, скажи, а чего ты это умалчивала?

— Да что я и перед кем умалчивала?

— Родовые корни. Ну, хотя бы моим не сказала. Мама бы обрадовалась.

— А какая разница?

— Как это, какая?! Огромная! Это же, это! Слушай, а имение ваше, ну их, за вами?

— Милый мой Валера. Если ты о домах Квасовых, то по набережной Мойки, на Большой Морской, сохранен лишь фасад здания, или проще сказать, лицевая часть, остальное снесли и построили гостиницу, так как после войны там долгое время были коммунальные квартиры и дом, самопроизвольно, пришел к упадку. Второй дом, Алексея, по этой же улице долго занимал двоюродный дядя Лермонтова, затем купец Москвин. И так далее…

— Но вы же могли восстановить права.

— Заем?

— Как это, зачем? Родовое гнездо.

— Валер, мое родовое гнездо там, где я родилась, где мои родители. И потом, хочу тебя немного огорчить, ее Величество, направило братьев Квасовых Киевскую Русь обустраивать. Можно расценивать как — в ссылку сослало. И на сегодня все! Мы тут по поводу юбилея, если ты еще помнишь. Маленькая просьба, не поднимай этой темы, не надо. Мама не поймет, отца обидишь, а у него свои корни, не менее крепкие.

Вечер прошел гладко, но я видела, как он еле сдерживал себя, ерзая на стуле, чтобы не удовлетворить свое любопытство. Домой возвращались молча. Молчаливо готовились ко сну.

— Ну, давай, рассказывай! — даже не выровняв дыхания, едва лег на спину, сказал он и, повернув ко мне голову, стал испепелять взглядом.

— О чем? — не поняла я, не догадываясь, чего именно он хочет.

— Не прикидывайся. — это прозвучало грубо и я настороженно ждала продолжения. — Ведь прекрасно же знаешь, что меня интересует.

— Нет, не знаю. — задержав дыхание, я прислушалась к своему сердцу, чего это оно так колотится, от недавней страсти или возмущения, так сказать, «послевкусия», а он не унимался, удобно улегся, запрокинув руки под голову и прикрыв глаза, произнес, таким тоном, словно разговаривал с учеником, не понимающим вопроса.

— Хочу понять, чего это ты скрывала свою наследственность — это первое. Второе — Квасовы! Желаю знать о них все.

— В три ночи?

— И что? Сна же ни в одном глазу.

— После жарких объятий и милых прелюдий? — я даже руками изобразила кавычки, нарочно не употребляя более конкретного определения тому, что только что было между нами.

— Так нам же было хорошо. Чего не поговорить?

— Ты больной или… — сделав небольшую паузу, я закончила: — или идиот? — укутавшись простыней, удалилась в ванную. Гнев переполнял меня, но закатывать скандал, растормаживая себя еще больше, я не хотела. Сделав воду погорячей, стояла, смывая с себя все, его руки, губы, слова…, и ловила себя на мысли, что не понимаю нашего совместного проживания. Не дождавшись от Валерия хотя бы мизерной попытки сгладить сложившуюся ситуацию, я поплелась обратно. Он мирно спал, развалившись на всю кровать. Новая волна обиды накрыла меня и я, постояв с минуту, взяла свою подушку, одеяло, улеглась на диван в гостиной.

Проснулась от щелчка дверного замка. Подскочила. Голова тяжелая, настроение паршивое. Глянула на часы — 9:30 утра. Что за день, рабочий или выходной? Есть ли дела у Валерия или я могу еще поспать, не спеша готовить завтрак? И что это был за щелчок, пробудивший меня?

Легла, прикрыла глаза. Сон не спешил возвращаться, и я поплелась в ванную, по дороге щелкнув кофеварку. Вычистив зубы и приняв прохладный душ, я заглянула в спальню — кровать была пуста, не застелена, мало того, даже его вещи валялись тут же.

— Не поняла?! Ну и хам же ты, всё-таки!

На прикроватной тумбочке записка:

«Васька! Не будь букой, это тебе не идет. Буду поздно, собеседования. Не дуй губы, выспись. Лююю».

— Не будь букой! — хмыкнув, процитировала я: — Не дуй губы! Выспись! Лююю! Благодетель, блин. Слушаюсь, барин!

Пропищала кофеварка и я, взяв огромную чашку, уселась на подоконник, успокаивая свои разгулявшиеся нервы.

К обеду, придя в себя, радуясь виду из окна, поела и собралась прогуляться, как услышала шорох у двери. Заглянула в глазок. Будущий свекор пытался открыть дверь. Содрогнулась. Хоть и прошло достаточно много времени, но впечатления от проведенной у родителей Валеры ночи, были настолько свежи и неприятны, что я, поежившись, автоматически заблокировав замок, отошла от двери и не сводила взгляда с дверной ручки. Сделав несколько попыток открыть замок, он нажал кнопку звонка. Я все еще «зависала», в трех шагах от двери. Постучал. Я четко поняла, что прижал ухо к двери, затем отошел и тут я расслышала: «Валер, ты дома?… А Василиса?… Да проезжал мимо, решил зайти в гости.… Ничего срочного. Пока!»

Я попятилась, все еще смотря на дверь, боясь, что сейчас зазвонит телефон, выщупывала его на диване. Телефона не было. Вспомнив, что он на подоконнике, бросилась к нему, зажала в руке, на пальчиках пошла к двери. Площадка была пустой, телефон молчаливым.

— Мне это не причудилось…. — шептала я: — Он приходил. У него есть ключ! Зачем? Надо спросить у Валерки. Спросить-то я спрошу, а он ответит: «На всякий случай!» и еще посмеется. Вот же, ситуация…. И чего меня так трясет? Может я, и правда, все выдумываю? Может быть, Петр Семенович проявил простую отеческую заботу? Ай! Не нужна мне его забота, слащавая, как и он сам!

Бросив чашку в мойку, быстро собралась и, оглядываясь по сторонам, умчалась из дому.

День был просто замечательный, побродив бесцельно, сама не заметила, как оказалась у универа. Улыбнувшись себе, пересекла площадь, наведалась в деканат, выслушала множество приятных слов, получив доступ в библиотеку, не медля отправилась туда. Как же здесь было покойно! Этот запах книг, припыленных годами. Найдя интересующий меня томик, уселась в самый дальний угол и принялась читать, время от времени откидываясь на спинку стула, поднимая голову к потолку. Сделав еще несколько заметок себе в блокнот, бросив взгляд на часы и, мысленно, махнув на ужин для Валерки, заметила старичка, за столом напротив, любующегося мной через свои очки, с толстыми линзами. Он кивнул мне, здороваясь, я ответила. Его я встретила впервые, а он, взяв в руки тяжеленную книгу, пересел поближе:

— Здравствуйте, Василиса!

— Здравствуйте…! — я не знала его имени, поэтому обошлась улыбкой.

— Соскучились по родным стенам, или?

— Или! И соскучилась, конечно же. Простите, вы откуда меня знаете?

— Так разве можно не заметить такую приятную и красивую девушку?

— Я серьезно, а Вы…

— И я, серьезней обычного. Это меня можно не замечать, старого, сморщенного стручка.

— Да бросьте, вы вовсе не старый.

— Согласен, я — древний! Как живется, Василиса?

— Не скажу что замечательно, есть нюансы, однако, хорошо! Простите, как мне вас величать?

— Архип Радомирович.

— Какое интересное у Вас сочетание. Необычное, непривычное. И имя и отчество.

— Так я же говорю — древний.

Мило улыбнувшись этому низенькому, скажем, совсем зрелому мужчине, ибо хоть лицо его и было морщинистым, глаза искрились задором и молодостью. Он словно прочел мои мысли, снял очки и, не прищуриваясь, смотрел прямо в мои глаза.

— Я Вас здесь раньше не встречала. Вы преподаете?

— Нет. Я туташний архивариус.

— Правда? В библиотеке?

— Что так удивило? Библиотека же огромная. Много древних книг, да и новые изданиям нужен порядок. Вот я и архивирую, так сказать слежу, за потоком во всех секциях, отделениях, филиалах.

Столица, она большая!

— Так вы ведаете всеми библиотеками?!

— Так точно! Но эту, скажу по секрету, уважаю особенно.

— Мне так приятно было познакомиться.

— Мне тоже! Беги, а то засиделась со стариком.

— Мы еще увидимся? — я поспешила спросить, взволновавшись предчувствием, что можем больше не встретиться, что вот так просто, оборвется тонкая нить, между мной и новым, таким приятным знакомым, загадочным и, я была уверена, отличным собеседником, у которого я могла бы многое узнать. Что именно, в данный момент было не важно, главное, что от него веяло кладезем разгадок на многие тайны.

— Всенепременно! — он даже поднялся и склонил голову, лишь на мгновение, тут же выпрямился и расправил гордую осанку, так не сочетающуюся с его возрастом.

«А какой у него возраст? — раздумывала я: — Вид частенько бывает обманчив».

— Спасибо! — беря свою книгу, я направилась к выходу.

— Оставь, я сам уберу, чтобы, когда ты пришла, они встречали тебя.

— Мне не трудно.

— А мне приятно. До новой встречи! И… Они не стоят твоей печали! Лучше вот, возьми конфетку. — подхватив книги, скрылся за стеллажами.

Вызвав такси, я направилась домой. Не хотелось, но не сбегать же вот так, непонятно с чего. Конфета все еще была у меня в руке и я, развернув, всунув ее в рот, принялась привычно складывать фантик, в гармошечку.

Когда я добралась, вечерело. Вставляя ключ в замок получила порцию паники, дверь была не заперта. Открыла, прислушалась, на пальчиках вошла. Очень тихо работал телевизор. Еще шаг и я в зеркало гардеробной заметила Валерку, вальяжно возлегающего в кресле, с бокалом в руках.

— Ты чего дверь не запираешь? — спросила, снимая обувь. Он не отозвался. — Блин! — возмутилась я: — Валера! Ты меня слышишь?

Он даже не шелохнулся, сидел с ухмылкой на лице и пялился в экран. Вошла, стала рядом, ноль внимания. Сделала шаг, становясь между ним и телевизором:

— Валер! Что-то случилось?

— Ты на часы смотрела?

— Неоднократно. Что еще?

— Да ничего! — бросил он с вызовом. Допил и опустил бокал на пол: — Если ты считаешь нормальным неизвестно где пропадать, не ставя меня в известность, то ничего!

— А я обязана отчитываться? Ты это серьезно или хватил лишку?

Вскочил. Кулаки сжаты, но тут же словно опомнился:

— Просто я волновался.

— Мог бы и позвонить. Как собеседование?

— Прошло. — сказано таким тоном, что расспрашивать далее стало не интересно.

— Переоденусь и будем ужинать.

— Сыт.

— Ну и отлично! — я скрылась в ванной и даже заперла дверь. Всплыли былые чувства к нему, которые были в первые дни нашего знакомства. Даже задумалась: что я делаю здесь? Но уже через минуту, взяв себя в руки, я смогла умыться, переодеться и выйти, с внешним спокойствием на лице: — Так как насчет ужина?

— Отец заходил. — сообщил он, вместо ответа.

— Да? А в котором?

— Не уточнял. — достал банку пива: — Будешь?

— Ты же знаешь, что нет.

— Ну, как хочешь. — уселся перед телевизором, сделав его громче.

— Это что, взбрык или твоя суть? — не дожидаясь ответа, прошла в кухню, сделав бутерброды и заварив чай, уселась на подоконник, любоваться ночной Москвой, успокаивать нервы.

Проснулась от хлопка двери. Подушка Валерки была даже не примята.

— Как барышня, чесслово! Сам себе что-то надумал, сам обиделся. Тебе же хуже! Я также спала на диване. Только, дружок, не потому, что разыгрывала обиду, а лишь потому, что ты дрых, как медведь в спячке, разложившись на всю кровать! — я говорила громко, хотя и знала, что меня никто не слышит, просто надо было высказаться, иначе накопившееся прорвется и я, излив ему все, уеду к родителям. Поступать так из-за пустяка не хотелось. Ударив его подушку, легла к окну лицом и попыталась уснуть. Сон не возвращался. Поднялась, застелила постель, последовала в кухню. Его не многочисленные вещи валялись на диване.

— Маменькин сынок! — констатировала я. Собрала все и бросила в машинку. Затылком почувствовала присутствие за входной дверью. Прокралась, глянула в домофон — никого. Припала к глазку и поставила замок на фиксатор. Выждав несколько минут, приняла душ и позавтракала. Еще пока ела, уже знала — дома сидеть не буду. Ни сегодня, ни завтра. Надо искать работу, но пока не хотелось, как и принять приглашения от знакомых родителей. И тут мне попался на глаза фантик от конфеты. Сильная тяга общения накрыла меня так, что я не помыв даже чашки, оделась и уже у выхода написала смс: «Я в библиотеку, затем заеду к родителям. Телефон заряжен, пиши, если захочешь встретиться у них. Нет — увидимся дома». И поехала в универ. Архип Радомирович сидел за тем же столом, при приглушенном светильнике и что-то записывал в своей огромной книге. Увидев меня, щедро улыбнулся и, взяв стопку книг, направился ко мне:

— Как я рад вас видеть, Василиса! Не примите за нахальство, но я думал, весь вечер думал о вас. Даже страшился, что не увижу более.

— А я вот приехала. Врать не буду, вчера не поминала Вас, но с утра поняла — мне необходима доза общения с Вами!

— Рад, очень рад! Это ваша подборка.

Я взяла, даже открыла, но не смогла прочесть и графы. И когда он заговорил, была просто счастлива. Я так заслушалась его голосом, что совсем забыла о времени.

— Не утомил? — спросил Архип Радомирович, я же словно свалилась с небес.

— Ну, что Вы, конечно нет!

— Тогда… — он мило улыбнулся и протянул мне конфетку: — Немного сладкого не повредит. А мне нужно откланяться, дела. И если вы, Василиса, навестите меня еще раз, буду рад сделать для вас экскурсию, в закрома храма книг.

— Я… Я буду просто счастлива!

— В любое время, в удобный вам день. — раскланялся и слегка шаркая удалился.

Я посмотрела на часы и ужаснулась — скоро восемь вечера. От Валерки нет даже сообщения. Поговорив с родителями, отложила встречу до завтра и понеслась домой. Валерека был дома, снова не заперев дверь, сидел в кресле и пил пиво. На кухне беспорядок.

— Ты снова не запер дверь.

— А ты опять неизвестно где пропадаешь!

— Я написала тебе, что еду в библиотеку.

— А я просил тебя, встречать меня дома!

— Ты просил, я услышала.

— Не видно.

— Но я не обещала преданным псом сторожить жилье в ожидании хозяина! Тем более что ты не мой хозяин, а я не твоя раба!

— Я просто попросил! Неужели этого мало?!

— Это слишком много.

— Чего именно? — он испепелил меня таким взглядом, что я даже ожидала всплеска буйности. Однако Валерка продолжал сидеть, таращась на меня. Я закипала. Прошла к шкафу, достала сумку и стала собирать вещи. Сложив первую, взялась за вторую и в это время он подошел:

— Прости, сам не знаю, что накатило.

— Твои проблемы.

— Наши! — голос прежний, взгляд преданный. — Меня пугает твоя, возникшая вдруг, отчужденность.

— Ее не было до сего момента.

— Была! Неужели ты не заметила?

— Нет.

— Мы даже спим отдельно.

— Я тебя не гнала.

— Зато сама ушла среди ночи. Не мог же я и вторую ночь позволить тебе мучатся на диване.

— Не ушла! Ты не оставил мне места!

— Я?

— Именно!

— В каком смысле?

— В прямом.

— Но ты же могла меня разбудить или подвинуть, в крайнем случае.

— Я не могу будить спящего.

— Прости. — я не ответила. — Васса, прости! Я ослеплен любовью к тебе от этого и все эти глупости. Пожалуйста!

— Хорошо, я дам нам еще один шанс. Но запомни, если ты еще раз позволишь изображать из себя рабовладельца, я исчезну раз и навсегда.

Примирение было горячим, следующий день я таяла от его внимания и уже ругала себя, мол, это я разбалованная эгоистка. Последующие дни были не менее лагидными. Он готовил завтрак, вечерний чай, с чем-то сладким, исчезая всего на немного, чтобы привезти мне сюрприз и желаемую вкусность. А еще через несколько дней я поняла, что мои воспоминания о вчера разнятся с календарем на сутки. Когда Валера был рядом, я не задумывалась ни о чем, когда же оставалась одна, в голове всплывали смутные воспоминания — его лицо, лицо его отца. Странный шум в голове и непривычное пресыщение близостью. Причем смутно предполагая или вернее сказать, тот туман, что был в моей голове, не давал ясной картинки и чувств, которые в глубине меня наслаивались, подсказывая о совершенно разных людях, моего окружения. Слабые запахи, всплывающие слова, шепотом, сказанные мне в ухо. Да и кожа покрывалась мурашками, когда я старалась хоть что-то припомнить.

— Звонил отец! — услышала я голос Валерки и вздрогнула. Я не понимала отвращения, пробуждающегося во мне при упоминании его имени. — Родители завтра улетают! Просили проводить, чтобы взглянуть на тебя еще хотя бы раз.

— Я не выставочный экспонат! — пробурчала я, пытаясь подняться.

— Ты еще в кровати! — Валерка возник неожиданно, и мой подъем отложился.

Проводили и тут же, заглянув в квартиру на пол часика, лишь собрать чемодан, умчались к морю. Великолепная неделя. Ни поминания об его родителях, ни колыхания моих чувств к отвращению, ни странных воспоминаний о чем-то потерянном в глубинах памяти. Ни капли моих былых подозрений на скудность души Валеры. Домой вернулись счастливые и влюбленные.

— Что это?! — вопрос Валерки, наполненный грубостью, взлетел к потолку.

Я выглянула из спальни, держа в руках вещи, разбирая их после отдыха, в полном недоумении:

— Ты о чем? Я, вроде как, с тобой была… — начала и замолчала.

Валерка стоял у тумбочки и держал в руках конверт. Тот самый конверт, где лежало сообщение о моей аспирантуре, про которое я уже и забыла.

— Что это?! — повторил он, серея лицом.

— Письмо! — ответила я, приблизилась, забрала, сложила и положила туда же. — Чего орать? Прочел же.

— Да, я прочел! Васса! Я так понимаю, ты мне даже не собиралась говорить.

— О чем?

— Что тебя приняли. Не сказала… — отошел. Плечи опустились, глаза злые. — И как давно ты меня считаешь ничтожеством?

— Что?! — тут меня накрыло, вполне обоснованной злостью: — Я, кажется, тебе не давала повода со мной говорить в таком тоне. Это первое. Второе — я просто забыла. Не оправдываюсь, лишь расставляю все по местам. Забыла, во всех этих всплесках твоих заскоков.

— Что еще ты забыла сказать? Ааааа! Теперь я понимаю, где ты пропадаешь днями!

— Валера! Не перегибай палку.

Однако он не слышал меня, продолжал свое:

— Сначала ты о письме умолчала, затем о том, что в аспирантуре, закончишь — и с такой же легкостью забудешь обо мне. Почему бы нет?! Кто я такой для тебя? Так, бывший сокурсник. Неудачник, без работы и родовых корней, уходящих к царственным особам. Я простой парень, среднего звена! Зачем со мной делиться! Зачем вообще на меня обращать внимание!

— Кажется, ты перегрелся! — схватив свою сумочку, обулась и, бросив ему: — Я домой! За вещами заеду днями. — хлопнула дверью, выскочила на улицу. К родителям ехать не хотелось, в таком состоянии, с таким настроением. Бродила по улице часа два или даже больше. К полуночи поняла — устала настолько, что усну на скамье. Поплелась к родительскому дому, в надежде, что они уже спят и все разговоры отложатся до утра. Я была так утомлена, что не услышала притормозившей рядом машины. Лишь когда меня взяли за руку и усадили в машину, испугалась, понимая, что не смогу даже закричать. Валерка сел за руль и молча завел мотор. Заговорил на первом светофоре.

— Прости! Но и меня пойми. Это как град на голову. Неужели просто нельзя было мне сказать? Я бы понял. Я бы порадовался. Не было бы этой, ненужной ссоры.

Я молчала, тупо сидя, не пытаясь покинуть авто. Чего ждала? Да ничего, просто была разбита — дорогой, меняющимися чувствами к нему, его поведением. Все такое мелкое, но такое отталкивающее.

— Василиса! Давай выбросим сегодняшний вечер из нашей жизни, и больше не будем ссориться. Давай уберем из нашей жизни тайны и будем друг с другом откровенны и честны.

— А ты сможешь?

— В смысле? — он был удивлен вопросом, глянул на меня в зеркало, испуганным взглядом. Проехал еще немного и, остановившись, развернулся. — Ты о чем?

— Да так, ни о чем. — отмахнулась я от него, а сама задумалась, чего это он так испугался. Что у него есть за душой, такого, что заставляет содрогнуться? — Просто пришлось к слову. Отвези меня, пожалуйста, к дому. Я очень устала и хочу выспаться.

— Прости! — очередной раз сказал он и тронул машину.

— Отвези меня к дому родителей! — уточнила я. — Пожалуйста!

— Васса! У нас есть свой дом. И если я тебе неприятен, то могу сам уехать к родителям. Ровно настолько, насколько скажешь.

— Делай, как хочешь. — глаза закрывались и мозг отключался. Одно я понимала, что ехать к родителям мне сейчас не нужно, не стоит их волновать.

Уехал, как и пообещал. Неделю лишь звонил по несколько раз в день, узнать как я, не нужно ли мне чего. Все это время я не выходила даже на улицу. Я не судила его, не думала над ссорой, я разбиралась в себе, пытаясь понять, что мне надо от него, нужен ли он мне, есть ли ему место в моей жизни. Выяснилось, что нужен. Что не хватает, потому что думая о нем, прежде всего, всплывают те милые, страстные и счастливые моменты, проведенные с ним. В связи с этим, когда он, не предупреждая, пришел, была рада, чем удивила и себя, и его.

Летели дни, за ними недели. Незаметно прошло несколько месяцев. Жизнь была прекрасна, без невзгод. И даже его родители не напоминали о себе. Валера устроился на работу, куда я не знала, уходил рано, звонил по нескольку раз на день, всегда предупреждал о приходе, сетовал, если я провела день дома. Очень редко задерживался, спеша ко мне, всегда с цветами или шоколадом. Все было замечательно, пока однажды он не уехал на пару дней. Я думала в командировку, оказалось, что нет. Вернулся довольный, и с порога сообщил:

— Дорогая, все намного проще, чем я думал!

— Ты выиграл миллион? — тая в его объятиях, пошутила я.

— Возможно больше! Ах, Василиса! Отчего же ты не любопытствуешь?! Давай, умоляй меня все рассказать!

— Умолять не умею, так что рассказывай!

— Раз так, то подождешь. — он улыбался, довольный, как кот после миски молока. — Корми меня. Я же с дороги.

— Ай, момент! — я поспешила накрыть стол.

Сделав пару глотков, закусив, он начал:

— Я все узнал и, представь себе, восстановить ваше родство совершенный пустяк. Я, не без труда, конечно, подружился с одной милой дамой, бальзаковского возраста, и она мне все не только рассказала, а подробно записала. Они, оказывается, и сами искали родственников, хотя бы дальних.

— Чьих родственников? Кто искал? Ты можешь не говорить загадками?

— Так Квасовых же! В Питере давно ищут их след. Мы поедем, привезем все бумаги, какие у тебя есть. — сердце мое защемило и я, не в силах даже дышать, мотала головой. Валера понял по-своему: — Не хочешь ехать? Не беда, я съезжу сам. Ты же мне доверишь документы.

— Я думала, ты был в командировке.

— Я и был в командировке.

— Я думала, ты устроился на работу.

— Я и устроился на работу.

— А ты…

— Васса! Ой, я, кажется, понимаю. Ты думала, что я буду, как твои родители, капаться в земле. Ну, прости, я избрал другую стезю. Ничем не хуже. И потом, не всем же быть в робе, с лопаткой и кисточкой в руках. Я предпочитаю рубашку с галстуком. А чем тебе не раскопки, в забытых именах?!

— В пиджачке, среди кипы пыли на столе. — выпив воды, я изучала его.

— Это временно. Между прочим, работа в архиве не только важна, а еще и полезна. Вот даже сейчас я, делая свое дело, приношу пользу и обществу и нашей семье. Даже не нашей, а еще пока вашей. Но я все же надеюсь, что скоро буду говорить — НАШЕЙ! Так что с документами? А то мне через неделю снова надо быть в Питере.

— А нет никаких документов.

— Как это?

— Да вот так! Есть легенда и фото, непонятно откуда прибившееся к нашей семье.

Валера прищурил глаз. Пауза повисла ненадолго.

— Ну, нет, так нет. — переменил тему, шутил, был просто в ударе.

Через пару дней пришел поздно, сказал, что задержался у родителей. Сообщил, что они интересуются, когда у нас свадьба.

— Когда? — я прищурила глаз и заулыбалась: — Ты у меня спрашиваешь?

— А у кого мне еще спросить?

— Мне кажется, для этого требуется от тебя, как минимум, сделать мне предложение.

— О! Тебе традиции хочется соблюдать! Может мне еще и посвататься?

— Можно. Но сначала, может, ты привезешь свои вещи, чтобы не ездить каждый день к родителям, переодеваться.

— Перевезу. — ответил он.

Не перевез. Ни через день, ни через месяц. Сутки ждала, не отходя от окна и не выпуская трубки из рук. Следующие — пыталась дозвониться его родителям или друзьям, обзванивала больницы. Родители не отвечали, никто из друзей его не видел. К своим поехала на третьи, даже и предполагать не бралась, что он меня бросил. В милиции заявление не приняли — я ему никто! Теребила всех кого могла — исчез мой Валера, испарился, словно и не было. Все забросила, работать не шла, в аспирантуру не готовилась, сидела дома, не выпуская трубки из рук, боясь выйти из дому, вдруг придет, а меня нет. То белугой выла, то ругала себя. А затем закончился срок аренды, продлевать его без Валерки я не хотела. Стала собирать вещи и… нашла камеру. Простенькую, не навороченную. Посмотрела. Сначала меня умилило и довело до слез. Я повыла немного, решила посмотреть дальше. А чего не смотреть? Это же я, это же его интерес ко мне. Пусть тайно, но он снимал меня на лекциях, в библиотеке, с друзьями…. Снимал задолго, как группы объединили. Снимал и потом. А я ничего не замечала. Как же мне стало не по себе, как же мне стало стыдно за свое отношение к нему. За то, что не ценила, не берегла, придиралась. Слепа была, слепа! И вдруг все перевернулось. Запись была плохая и видела я себя лишь в отражение зеркала, но и этого мне было достаточно, чтобы похолодеть от ужаса. Пять минут съемки и те, забытые мной чувства вернулись с новым отвращением. Отшвырнула камеру, ушла в ванную, всунула голову под холодный душ. Сколько так стояла, не знаю точно. Мне казалось — вечность. И когда замерзла настолько, что зубы стучали, когда заледенело все в груди, вернулась в комнату и снова взялась за просмотр. Утро, обычное, ничем не отличающееся от других. Валерка проснулся рано, заварил кофе, собрался на работу, принес чашку мне и поставил на столик. Кажется, дней пять он баловал меня утренним кофе в постель. Поцелуй в щеку, воздушный поцелуй. Он исчез из вида, я выпила несколько глотков, зевнула, потянулась и отключилась. Минуты через две пробежала тень. Я безмятежно спала. В спальню вошли, меня это не разбудило. Чужие руки стянули одеяло, подтянули меня к краю кровати и…, что происходило дальше, я могла только догадываться, по тому, как раскачивалась моя голова. Затем голова замерла. А съемка продолжалась. И длилась она до самого вечера. Пока камеру не выключил Валерка. А перед этим он уложил меня на подушку и кому-то позвонил.

Я минут пять смотрела в потухший экран, затем прокрутила все заново. Распахнула окно, так как легким не хватало кислорода, взяла камеру в руки. Вся запись была без звука. Сначала я думала, что так и было заснято. Я останавливала последнюю съемку и приближала кадр за кадром, чтобы понять по его губам, кому он звонит. Когда сложились буквы, и мое предположение превратилось в факт, я, перемотав намного больше, чем надо было, нажала на пуск и запись пошла со звуком. Не остановила, смотрела, соображая, что мне с этим делать, как вдруг еще один момент поразил меня. Снова в кадре была я, весна, конец апреля. Я о чем-то спорила со Славкой, как за кадром услышала знакомый мне голос, но не Валеркин.

«Да брось ты это. Не соблазнишь ты ее!»

«Спорим!» — ответил Валерка.

«Что ставишь?»

«Тачку! Тебе же она нравится».

«Идет!»

«А ты что?» — уточнил Валерка.

«Выполню любое желание!»

«Отлично!» — воскликнул Валерка, они ударили по рукам.

«И все же, почему именно Васька? Что в ней такого, что ты решился расстаться с тачкой?»

«В ней может и ничего. А вот квартира и связи отца».

«Да брось! Ее предки простые геологи».

«Это сейчас. Мне отец рассказывал о ней и о том, как ее папашка, простой геолог, входит в министерство и как с ним здороваются, в почтении склонив голову. Мне иногда казалось, что мой батя в нее втрескался по самые немогу. Если бы не мать, думаю, давно бы приударил сам».

«Так ты ее у собственного папаши решил отбыть?»

«Зачем отбить? Взять первенство».

«Не понял?»

«Видишь ли, некоторые отцы передают не только материальное наследство и опыт в трудах праведных».

«Ооо!»

Далее следовал нецензурный речитатив и дружный хохот.

Не без боли, но с вниманием просмотрев последующие съемки я дошла до последнего. Еще не слыша Валеркиного голоса, я уже знала, к кому испытывала, на подсознании, отвращение. Я узнала перстень на пальце, я слышала дыхание.

«Отец! Ты чем ее опоил?… Время к ночи, а она без сознания.…» на этих словах огонек погас, Валерка выключил камеру. Я поспешила в ванную. Проведя минут пять в обнимку с унитазом, еще больше под горячим душем я стала решать, что со всем этим делать. Подать в суд, обратиться к отцу, нанять частного сыщика? Почему он не избавился от съемки? Были ли еще такие дни, которые я не помню? Отчего не забрал камеру? Что мне делать? ЧТО?!

Всунув камеру в сумку, оставив его вещи там, где и были, бросив ключи на столик, я вызвала такси. Хозяевам звонить не стала, я с ними не пересекалась, даже ни разу не видела, все дела вел Валерка.

Еще дорогой я поняла, открывать публике свою трагедию не буду. Есть маленькая надежда, что он не копировал съемки, и никто об этом не узнает. Отцу не скажу, мне дорог он и мама, их покой и свобода. А отец, каким бы мирным он не казался, убьет Валерку, не задумываясь. На частного детектива у меня пока денег нет. Пока! Но, теперь я их добуду, потому что забыть я этот промежуток времени не смогу. Более того, я уже чувствовала вкус мести. И вот еще что: теперь я точно знала, отчего испытывала отвращение к Валерке и его отцу, с первых минут — я разбираюсь в людях и мне нужно доверять себе больше! Валерка — это грабли, которые я буду носить за собой. Именно — за собой!

Встреча выпускников. Первый год я вообще о ней не знала, уехала с родителями в экспедиции, скрываясь от случайных встреч. Второй и третий год старательно избегала, боясь встретиться с ним или даже услышать о нем. Затем я наоборот, искала сама предлог собрать друзей. К этому времени я была аспирантом, сменив свою специализацию, на юриста.

Самым дорогим в те годы, не считая родителей, было общение с Архипом Радомировичем. Его уверенность, взгляды на жизнь и отношение к своему делу очень подходило мне. Именно он, неназойливо, ненавязчиво, не зная сути моего частого уныния, чувствуя меня, устаканивал мою жизнь. Открывал дороги, где присутствовало счастье, покой и радость. Счастье, покой, радость! Но не любовь. Она была выжжена из моего сердца.

В одну из встреч с Архипом Радомировичем, впервые за все общение, он затронул странную тему:

— Васса! Смотрю, вы не потеряли интерес к нашей богадельне! А знаете ли вы… — далее последовал рассказ о московских сталинках. Вначале я слушала в пол-уха, но вдруг одна из фраз меня заинтересовала и я увлеклась:

— Простите, перебью Вас. Вы говорите, что строили их в таком порядке и расположении специально?

— Уверен, что да!

— Зачем? Я не понимаю. Что может быть такого в том, как они стоят, сколько в них этажей? Мистика. Фантастика.

— Может и мистика. Где-то фантастика. Хочу заметить, именно фантастика чаще всего становится реальностью. Что же касается именно этой темы, то я позволю себе немного расширить рассказ. Сталиным было задумано восемь фундаментальных высоток. А главенствовать над ними должна была девятая, доминирующая. Предполагался Дворец советов. О нем чуть позже. Заложили их в один и тот же момент. Время, по приказу Сталина было выведено по звездам, 7 сентября 1947 года, ровно в 13:00 был заложен фундамент знаменитых башен-пирамид. Отмечу — именно аналог пирамид! За каждую башню отвечала своя планета, под покровительством которой зданию должен был сопутствовать успех в определенном ключе. Например: здание на Кудринской площади соотносится с планетой Марс — это эмоции. Здание МИДа соотносится с Юпитером — энергия двигательная. Здание МГУ имеет отношение к планете Меркурий — образование.

Венера связана с жилым домом на Котельнической набережной. А чем управляет у нас Венера? Правильно — любовью. Она же названа так в честь древнеримской богини любви Венеры. Венера — это женское магнетическое начало. Она символизирует красоту, любовь и гармонию. Олицетворяет собой хорошую жену и брак. Именно с этой целью там и расположены квартиры. Вам, Васса, может показаться смешным, но тогда, в послевоенные годы, руководители страны стремились к созданию крепких ячеек общества. К рождению нового поколения. Уж, каким это поколение должно было стать, мне не ведомо, но само расположение наталкивает на мысль, что — наполнено любовью, сексуального наслаждения, хорошими партнерами по браку. Первоначально, остальные высотки не должны были заселяться, но что-то заставило пересмотреть этот вопрос и в них стали селить, только не простых тружеников, а космонавтов, художников, литераторов, ученых и так далее.

Все здания имеют различное количество этажей, однако, их высота одинакова. И лишь девятая, центральная, должна была быть выше остальных, так сказать стать пиком. Повторюсь, все высотки должны были быть установлены особым образом, по типу египетских пирамид, чтобы энергия, которые они аккумулируют, даровала Вечность.

— Я не ослышалась? Их строили специально, чтобы обрести бессмертие?!

— Именно! И не просто бессмертие, а еще и уникальность. Красоту в теле, незаурядный ум, ну и так далее.

— Сказки!

— А что есть сказка? Помните пословицу — сказка ложь, да в ней намек?

— Допустим. И все-таки я считаю, это не реально. Египет не славится бессмертными.

— А кто доподлинно знает?

— Следуя вашей логике, все кто принимал участие в строительстве высоток, должны до сих пор жить.

— Вовсе нет. По слухам, строители не просто так бесследно исчезали.

— Если верить тем же слухам, все, кто был замурован в катакомбах, могли воскреснуть после окончания строительства.

— Но! — Архип Радомирович прищурил глаз и усмехнулся: — Строительство не было закончено. Восьмая пирамида не была воздвигнута. А именно восьмерка дарит нам вечность.

— В таком случае, я спокойна! — улыбнулась я. — Не встречусь с бессмертным, не отдам ему свою энергию, не влюблюсь, в конце концов, в моложавую, на вид, мумию.

— Одна мумия уже завладела вашим, Василиса, вниманием. — засмеялся он.

— Побольше бы таких мумий! Жизнь была бы интересней и честней.

— Василиса! — взгляд его стал серьезней: — Не поделитесь со стариком, кто вас так сильно обидел?

— Меня?! С чего вы взяли, что меня кто-то обидел?

— Мне показалось…

— Именно, что показалось. Не родился еще обижатель! И потом, я сама могу за себя постоять.

— Я боялся, что вы скажите: «сама могу обидеть»! Постоять вы можете, но помимо этого хорошо бы иметь опору и поддержку.

— Мы не закончили с мифами. — перевела я тему. — Так что там насчет вечности?

— С ней-то как раз все просто. Опять же, по легендам. Чтобы ее обрести, нужен определенный цикл действий. Необходимо в каждом доме пробыть определенное количество дней, связанных с восьмеркой. Переселяться таким образом, чтобы образовывались круги, соприкасаясь, сливались в бесконечность, то есть, походили на горизонтально повернутую, лежащую на боку восьмерку. И закончить ритуал, необходимо именно в том месте, где должна была быть девятая высотка, во Дворце Советов.

— Это в Храме Христа Спасителя?

— Именно! Пересечение всех линий создает знак, очень похожий на знак в пустыне Наска, в Перу.

— Там не один знак. И потом, все это лишь гипотезы и они быльем поросли.

— Пусть лучше так. Вижу, утомил.

— Да нет, мне интересно.

— В таком случае, коль не спешите, то поведайте, чем думаете заняться по жизни.

— Точно еще не знаю.

— Осмелюсь предложить одно, малопривлекательное дело, но именно Вы бы с ним справились.

— Стать вашей помощницей?

— О нет! Это не для молодых. Архивы — это исключительно старческое занятие. Я хотел бы предложить Вам открыть свое дело. Допустим, прибежище для обиженных женщин.

— Странное предложение.

— Скорее всего. Обосную. Ваша внешность и душа располагает к откровению. Вы умеете слушать, не спешите с выводами и советами. Конечно, большинство женщин ищут защиту у сильного пола. И это правильно. Но вот все ли они могут рассказать мужчине? Ведь есть такие тайны, которые и женщине трудно открыть.

— А мне можно?

— Вам хочется исповедоваться.

— Спасибо за предложение. Обещаю над ним подумать.

— Не обещайте, а сделайте.

На этом мы расстались. Еще встречались, но больше подобных тем не затрагивали. Однако слова его засели мне в душу. Причем очень глубоко. И в скором времени я взялась за это дело, и Архип Радомирович был одним из первых, кому я предложила место в собственном агентстве, на вид ни чем не отличающемся от женского салона.

Вторым сотрудником стал Сергей Сергеевич. Мужчина средних лет, невзрачненький на вид, но с внимательным, сосредоточенным взглядом. К нему я обратилась за помощью, разыскать след Валерки и через неделю мы с ним стали друзьями, а через месяц, он сам мне предложил объединиться. Ему иногда требовались мои консультации, а моим клиенткам — сыщик.

Работы у нас хватало, «сарафанное радио» быстро разносило весть и женщины, приходили к нам ежедневно. Правда, мы брались не за все. Иногда случалось так, что горе после беседы становилось недоразумением, которое можно было решить, откровенно поговорив, в большинстве же случаев надуманными страхами. В общем, агентство росло, мои доходы и статус тоже. Через два года я приезжала в офис исключительно от того, что не знала чем занять себя дома. А со своими коллегами, ставшими мне родными, я чувствовала себя нужной.

Что же касается Валерки — отчет лежал в моем столе, не прочитанным. Несколько раз я пыталась, но волна отвращения накрывала меня настолько, что я пару дней не выходила из дома, не слышать, ни видеть никого не хотела. Решив не издеваться над собой, оставила до той поры, когда взгляд на конверт останется безразличным.

Прошло пять лет, и мы снова с ним столкнулись.

Глава 2

Небольшое кафе. Все столики заняты. Люди общаются, смеются, ежатся, в ожидании заказа, продрогнув на улице. За их гулом слышится музыка. Пахнет кофе, корицей и сдобой.

Валерка в ударе. Он говорит, не переставая, уже полчаса. О чем? Я не знаю. Я его не слушаю. В моей голове всплыл рассказ Архипа Радомировича и я с ужасом понимаю, что было бы, пойди я с ним под венец. Да еще в том самом соборе, где соединяются параллели московских пирамид. А что если все это правда? Что если планеты действительно влияют на человеческие умы и поведение. Что если есть бессмертие?! В душе моей похолодало. От мысли или от того, что Валерка взял меня за руку:

— Да ты не слушаешь!

— Слушаю.

— Тогда скажи, о чем я говорил?

— А ты учитель? Прости, мне пора! — взяла сумку, достала кошелек.

— Пытаешься обидеть или показываешь независимость?

— Я независима, расплачусь за чай или нет. Обидеть? Зачем? С чего?

Наши взгляды встретились и он, хоть и первый отвел свой, стыда за прошлое не испытывал. Более того, мне показалось, он совершенно ничего не помнит, что было между нами. Как и не стыдится того, как вел себя со мной. А может, и не было ничего? Может это моя бурная фантазия?

— Не меняешься! — усмехнулся он и подал мне пальто.

— Повторяешься! — ответила я и спешно пошла к двери.

— Нет, ну так друзья не поступают! — он догнал меня и, зайдя чуть вперед, заглянул в лицо, с улыбкой, такой широкой, что появились ямочки на щеках. — Только не спеши говорить, что мы не друзья.

— Даже не думала. Ладно, давай прощаться, короткосрочный друг. Спасибо за вечер.

— Да не убегай как от прокаженного! Я проведу. Дорогой поболтаем.

— Я пришла уже. Прощай!

— Как пришла? Ты разве…

— Валер! Пять лет прошло. Девочка выросла и не живет с родителями.

— А с кем девочка живет? — интерес был не праздный. Я бы больше сказала, в его глазах промелькнуло некое подобие страха. Вот только с чем он был связан.

Оставив его без ответа, я быстрым шагом удалилась. Не оглядываясь, хотя и опасалась, что он пойдет за мной, шла домой. И тут мне стукнуло в голову — я не хочу сегодня быть одна! Свернула в кондитерскую, взяла пирожных, бутылочку вина и направилась к своей подруге. Следует признаться, что друзей у меня не было. Я их категорически не заводила. Были лишь хорошие знакомые, они же сослуживцы. А вот Светка, психолог, причем высококлассный, считала меня своей наилучшей подругой. У меня была пару раз, но постоянно затягивала к себе на часик-другой. Поболтать ни о чем, посмотреть киношку, или просто выпить под настроение. Войдя в подъезд, я минут пять стояла и смотрела в окно, в ожидании Валерки. Я отчего-то была уверенна, он проследит за мной. Но, он не появился. Облегчения от этого я не получила. Мой мозговой червячок тут же напомнил: «он следил за тобой давненько! Не он ли нагло толкал тебя, обращая на себя внимание? Он знает, где ты живешь! Так что, можешь не прятаться!»

— А я и не прячусь! — ответила я сама себе и поднялась на второй этаж. Уже нажав кнопку звонка, я вспомнила о времени. Без пяти одиннадцать вечера. Убегать было поздно. Светка сразу открыла дверь. — Ты что, дежуришь у глазка?

— Привет! А ты как думала? — ее довольная улыбка согрела меня. — У меня же нюх! На друзей, пироженки и выпивку! Ты же именно с этим ко мне.

— Борщ не удосужилась сварганить. Да и забыла его запах. Не для кого.

— Для себя любимой! В этом мире все надо делать исключительно для СЕБЯ! Тогда и окружающие буду счастливы.

— А если эти окружающие, не вписываются в зону моего комфорта?

— Тогда это не окружающие, а проходящие мимо. Вот пусть и идут себе дальше. Мой руки! Борщ уже грею, а сладкое потом.

— Какой борщ?! Я пошутила! Ночь на дворе.

— И что? До утра еще далеко.

— Света! Я на пол часика.

— Не ври сама себе. За тридцать минут ты не успеешь согреться, а уж тем более высказаться.

— Если мне нужен будет доктор, я запишусь к тебе на прием. В рабочее время!

— Там не та обстановка! — Света, накрыв стол, успела разлить вино по стаканчикам и подняла свой: — За нас, красивых, умных, ну и прочее.

Спорить не стала. Выпили. Я с аппетитом опустошила тарелку. Светка все улыбалась и не о чем не расспрашивала. Выпили по второй.

— Оказывается с тобой и молчать хорошо. — выдала она и мы рассмеялись. — Давай, колись, чье приведение встретила.

— В смысле?

— Я спрашиваю. Под каким зданием зависала? Кого за темными окнами разглядела? Призрак империализма, социализма или коммунизма, довел тебя к моей двери?

— Кажется, этот был моложе.

— Уши мои без пробок, ум готов переваривать все, что скажешь. — наполнив еще по одной, Светка уставилась на меня.

Выпили.

— Да был один, субъект. Так ухаживал, хвостиком бегал, комплиментами осыпал и исчез. А сегодня. Нет, не сегодня, несколько дней подряд мелькал передо мной, а сегодня, как ни в чем не бывало, словно старый друг, возник, ну и…

— Вы переспали!

— Типун тебе на язык.

— Ну и глупо. Надо было.

— Зачем?!

— Чтобы бросить!

— В смысле?

— Да что же тут непонятного?! Вы встретились. Провели вместе час или два. Ты сразу сбежала. Так? — я кивнула. — И он остался доволен. Он почувствовал твою обиду. Он унюхал твою растерянность. Он утвердился в своем превосходстве. Ты же не слушала, о чем он говорил? Уверена, и глаза от него отвела, рассматривая все что угодно, лишь бы не видеть его.

— А должна была с открытым ртом внимать его речи, кивая как болванчик и всем своим видом давать понять — вот она я, ждала, готова, бери и пользуйся! Так?!

— Нет, не так! Надо было улыбаться, стрелять глазками по сторонам, давая понять, что он мало тебя интересует, но обязательно задерживать на нем взгляд, совсем немного, уверенно смотря ему в глаза. Нужно было не убегать, а вздохнув, обнадежить, что тебе жаль расставаться, но, увы, необходимо. Пожать его плечо напоследок, одарить многообещающим взглядом, со словами:

«До встречи!» Помахать, сделать несколько шагов и оглянувшись, послать воздушный поцелуй.

— Тогда бы он принял меня за голодную девку.

— Тогда бы он остался в недоумении. Есть ли у тебя кто или нет. Помнишь ты ваши отношения, или лишь считаешь его сокурсником, жива ли боль от его ухода или ты была рада, что все так получилось.

— Ну не знаю…

— Конечно, не знаешь, ты же не пробовала поступать именно так.

— Хочешь сказать — поможет?

— Уверена! Ну, не буквально как я сказала, пункты менять разрешается, как и добавлять. Главное и неизменное — улыбка и спокойный, самоуверенный взгляд прямо в его глаза. Пусть сам их отводит! За это и выпьем.

— За это выпьем! И я пойду.

— Никуда не пойдешь. Сегодня спишь в гостиной. А завтра, с полудня, мы идем по магазинам, покупаем что угодно, пусть оно нам и не нужно. Затем в кафе, только после этого ты идешь домой.

— Думаешь, он следит за мной?

— Да какое нам до него дело. У нас выходной и мы устроим себе девичник. А вот если он и правда, по каким-то причинам следит за тобой, и вы с ним снова встретитесь, то ты извинишься за сегодня, сообщив — спешила к друзьям на вечеринку и отменять ее не желала. Друзья — это святое!

— А мне нравится. Именно так и поступлю. Если, конечно, еще увидимся.

— Увидитесь. Я даже уверена. Земля, она же круглая. И, закружи ему голову, а потом брось. Пусть мучается. — мы уже начали вторую бутылку, а я и не заметила, как опустела первая.

Конец ознакомительного фрагмента.