Опиум. Вечность после

Виктория Мальцева, 2020

Он называл её Опиум, потому что его любовь к ней была похожа на одержимость. Он нарисовал на своей груди татуировку мака, идеальную копию её цветка – символ бессмертия их чувства. Он обещал ей дом на берегу реки, детей, процветание и высокие стены его защиты и заботы. И он всё это дал… но не ей. Семейная тайна разбила все их надежды и мечты, открыв непреодолимое препятствие – им нельзя. Пути Господни неисповедимы, однако счастье каждого человека – в его собственных руках. Вторая книга серии "Опиум". Запретное.

Глава 2. Любовь

James Bay — Let It Go

Мать нарезает овощи для салата, ловко орудуя специальным ножом из набора, подаренного Дамиеном. Он же научил её, как правильно работать с инструментами на кухне.

— Я была в прошлом месяце в Сиэтле по делам… ладно, не по делам, — улыбается, — а по делу: сына навестить. И застала в квартире девушку, красивую. Очень.

В сердце вонзаются шипы.

— Я было обрадовалась, пора уже ему пару себе найти, женщину. Давно пора… Ох! — вздыхает. — Он заплатил ей прямо при мне, не постеснялся.

Странное чувство — боль и облегчение. Хочется плакать и хочется смеяться. Нахожу на ладони точку и с силой вдавливаю большой палец, чтобы не рыдать. Чтобы сдержаться.

— Проститутка? — выдыхаю.

— Да. Но, видно, из дорогих. Он работает, хорошо зарабатывает. Открыл второй ресторан в этом году. Квартира большая, просторная, с модными сейчас прозрачными стенами. Знаешь, такими, через которые видно весь город, как на ладони, — восхищается.

— Панорамные…

— Да-да! Точно! Панорамные. Замечательный вид открывается на Сиэтл…

Её голос внезапно обрывается на моменте, где обычно следует нечто вроде «тебе обязательно стоит взглянуть»! Материнская рука нежно поглаживает моё плечо:

— Всё образуется, Ева, вот увидишь. Всё наладится и встанет на свои места.

Я усиленно делаю вид, что давно уже пережила эту трагедию: всё в прошлом, всё позади.

— Вы общаетесь? — спрашиваю, хотя знаю, что да.

— Да. Часто. Он матерью меня назвал, Ева. Не так давно это случилось — полгода назад примерно. И дважды повторил! — расплывается в улыбке.

— Простил?

— Скорее, провёл переоценку ценностей и воспоминаний. Я ведь рядом всегда была. Почти всегда. Как и положено матери, — вздыхает.

Мы затихаем на время, каждая пытается справиться со своей собственной болью.

— Слушай, а он такой, оказывается, ласковый! — на её глаза наворачиваются слёзы. — Даже не верится… никогда не видела его таким, никогда… даже с Меланией.

Удар под дых.

— Ты его больше любила и любишь, я знаю, — выдвигаю претензию, чтобы скрыть свои истинные эмоции.

Мне больно. Мне со всех сторон больно!

— Нет, Ева. Не больше. Никогда не больше, но перед ним чувствовала вину, и она заставляла меня совершать порой жестокие по отношению к тебе поступки. Если приходилось делать выбор, то он заведомо был в пользу сына, потому что однажды я его бросила. Нет более страшного преступления в жизни женщины, чем бросить своё дитя! — слёзы скатываются с её щёк одна за другой. — Мужчины — они другие, хотя Дэвид выпил своей горечи, но мы, женщины, привязаны к детям пуповиной. Страсть прошла, а боль и ужас содеянного остались.

— Я так любила отца, мам…

Мать обнимает, целует в лоб, чего не делала никогда раньше.

— Я знаю! Знаю! Жизнь полна парадоксов и странностей. Она жестока и многогранна, непредсказуема. Дэвид сдержанный, с виду холодный человек, но такие, как он, способны любить ещё сильнее. И он тебя любит, как и я. Мы оба любим, Ева!

И я вонзаю в её сердце нож справедливости:

— А ты его любишь, мам? Дэвида?

Но она с достоинством держит удар:

— Любовь бывает разной и по-разному рождается, дочь. Чаще её появление спонтанно, пронизано страстью и сумасшествием, даже одержимостью, но иногда она приходит тихо, возникает из, например, благодарности, как это вышло у меня. И она совсем не слабее, нет, она просто… другая! Не горячая, но глубокая, не страстная, но пронизанная взаимным уважением и доверием, не дикая-сумасшедшая, а мудрая, светлая, настоящая.

— Настоящая?

— Да, дочь. Настоящая. Много всего произошло в нашей жизни, прежде чем я сама это поняла. Дэвид — лучший мужчина, лучший человек, опора, которая всегда рядом. Он отец моих любимых детей и всегда был им, всегда оставался, что бы ни произошло! Именно это в мужчине главное — его надёжность.

Год назад

Моя жизнь утекала сквозь пальцы, пролетала мимо, не оставляя отметин. Как бы банально это ни звучало, но да: я не жила, я существовала, даже не заметив, как в моих никчёмных буднях появился мужчина.

— Ева, я думаю, нам нужно пожениться, — вкрадчиво ставит меня в известность Вейран о своём желании, будучи на пике душевного подъёма после очередного секса, который никогда не бывает таким, какой был с ним… с братом.

Так давно это было. Два года прошло, а кажется, будто целая вечность. Бесконечная, вялая, унылая вечность.

Это был скоропостижный брак, почти дикий в обществе, где теперь женятся одни только китайцы, потому что в Канаде в случае разрыва всё имущество подлежит справедливому разделу, даже если вы просто жили вместе. Парни стали требовать от девушек расписки об отсутствии претензий на жилплощадь и счета в банке. Честь, галантность и щедрость больше не в моде и заменены брачными контрактами. Или договорами о сожительстве.

Мир сходит с ума, подавившись собственной материальностью.

Да, мой муж китаец. И мне это нравится. Никаких взрывных эмоций, стресса и мозгополосканий. Он не засматривается на других, другие не смотрят на него. Мир, покой, тишина. И общая квартира-кондо в новой высотке с видом на город.