10 дней

Виктория Котийяр (2023)

Шестнадцатилетний Андрей после очередных издевательств сверстников решается на ужасный шаг, однако неожиданная находка кардинально меняет его планы. Теперь ему предстоит отменить свою кончину, чтобы пройти неожиданный квест в сопровождении загадочной Незнакомки. Всего десять дней. Ну что может случиться за такое короткое время?Напряжение до последней строчки, дружба, любовь и тайна, которую предстоит раскрыть обычному подростку.Возрастной ценз — 18+

Второй день.

Просыпаюсь с больной головой. Среди ночи один раз вскочил от резкого перехода в музыке, выключил, лёг обратно, но ещё долго ворочался. Сейчас в висках стучит, а я думаю, что зря вчера не самоубился. Тревога нарастает, когда вспоминаю, что нужно снова идти в школу. Там опять встречу одноклассников, да ещё и мой рюкзак лежит где-то среди грязи, а учебники с тетрадями утоплены в туалете. Намеренно не спешу, решая опоздать, чтобы не давать лишнего шанса моим недругам поиздеваться надо мной. Блокнот, листок и печенье прячу в пакет и ставлю на подоконник, прикрывая стопкой книг.

Выхожу на улицу быстро, не зная, дома мать или нет.

Жива или нет.

Дождь прошёл, но погода холодная, ноябрьская, хотя в прошлом году в это время было ещё тепло. Прихожу через пять минут после начала урока, извиняюсь и сажусь за заднюю парту один.

— Контрольная сегодня, помнишь? — спрашивает Санёк, пухлый парень со светло-русыми волосами ёжиком. Он сидит впереди.

— Угу, — мычу я в ответ, чувствуя на себе злой взгляд справа.

— Дашь списать? У нас один вариант, — шепчет он, озираясь на учительницу, которая что-то усердно печатает в телефоне.

— Я сам ничего не знаю, — отвечаю честно и кошусь в сторону среднего ряда.

Как я и предполагал, они оба смотрят на меня, и от этого пятки холодеют, а в животе начинается неприятная дрожь.

Санёк перешёл в наш класс в начале года, и первое время тоже подвергался издёвкам. Но однажды одноклассников в тёмном углу встретил его отец, бывший зек, избил их, и теперь пухляша не трогают, но особо и не общаются с ним. Со мной Санёк в приятельских отношениях. Крепкая дружба у нас так и не получилась, хотя я искренне пытался, но ему намного интереснее общаться с девчонками. К моему же горю, женский пол скорее выберет толстого паренька, чем прыщавого тощего неудачника.

Я пишу контрольную по математике и никак не могу сосредоточиться на примерах. Учительница несколько раз шипит на переговаривающихся девчонок, и они замолкают. Санек снова просит меня дать списать, и я нехотя протягиваю ему свой листок.

— Васнецов! — вскрикивает учительница, я дёргаюсь и устремляю на неё затравленный взгляд, — быстро забрал свой листок у Балагуева! Ещё раз увижу, что списываешь, поставлю два заочно!

— Да я не… — мямлю, но под её тяжёлым взглядом не решаюсь продолжить.

Санек виновато возвращает мои примеры и отворачивается. Сбоку раздаются тихие смешки, но я наклоняю ниже голову и вновь погружаюсь в контрольную.

После звонка вылетаю из класса первым, попутно бросив исписанный кривым почерком листок в общую стопку. Устремляюсь в следующий кабинет, не оборачиваясь, в надежде избежать общения с моими недругами.

Прошли русский язык, история, биология и черчение. Ни на одном уроке меня не спросили, чему я был несказанно рад, хотя на последней перемене за спиной услышал своё имя, брошенное с насмешкой, но быстро успел забежать в класс. При учителях они меня не трогают.

Начертив кривые линии и получив за это честную тройку, выхожу в коридор и чуть ли ни бегу к выходу. Они шагают за мной, я чувствую их вперившиеся в мою спину взгляды. До дома идти около десяти минут, но на середине пути чья-то рука рывком останавливает меня за плечо.

— Куда так спешишь? — едкий голос Виктора рождает в животе липкий страх.

— А как же пообщаться с друзьями? — вторит ему Белый, двухметровый шкаф с огромными ручищами и грубой коричневой щетиной.

Белым он назвал себя сам, хотя голова брита почти налысо, а кожа смуглая. Виктор же — меньшей комплектации, однако всё равно выше меня. Он тёмно-русый с уложенными волосами, а у его уха татуировка дракона серого цвета, хотя, наверное, раньше она была чёрной.

Я молча делаю шаг вперёд, но меня оттягивают назад и толкают. Успеваю подумать, откуда столько злобы, и почему именно я.

— Куда идёшь? — Виктор тянет улыбку и нависает надо мной.

— Домой, — отвечаю я, и голос, как всегда, дёргается, выдавая страх.

— Вчера ты очень некрасиво отозвался о моём друге, — говорит он, делая наигранную гримасу обиды, — назвал его неприличным словом. Как-то не по-мужски, что скажешь, Вань?

Белый зло смеётся и тотчас мрачнеет.

— Ага, гнида, — рычит он, и толкает меня в грудь.

Изо рта вырывается выдох, смешанный с криком, и я хватаюсь за горло. Виктор бьёт меня по лицу наотмашь, отчего падаю на асфальт и прикрываю щёку рукой. Она горит и пульсирует, а через секунду начинает неметь. Очки валяются рядом, и я краем глаза вижу, как огромный ботинок Белого давит их. Стекло трескается, осколки рассыпаются в стороны.

Отползаю назад, кашляя от первого удара. Вижу, как мимо идут мужчина и женщина, они совсем рядом, но ничего не делают, только озираются на нас, а потом и вовсе отворачиваются. Чувствую невыносимую обиду, но стискиваю зубы и встаю на ноги. Голова кружится, заставляя тело пошатываться, но я поднимаю голову и с вызовом смотрю в глаза Виктору.

Вчера я действительно напоследок, прежде чем сбежать, нецензурно обругал Белого, который яростно топтал мой рюкзак. И даже сейчас не жалею о своём поступке.

— Пошли вы оба! — бросаю хрипло и вижу, как их лица вытягиваются.

Потом Виктор усмехается, а глаза Белого наливаются кровью.

Секунду размышляю, драться с ними или бежать, но здравый смысл побеждает, и я резко бросаюсь вправо. Виктор успевает ухватиться за мой пакет, но я отпускаю его и несусь через детскую площадку.

— Твою мать имела каждая собака! — слышу вдалеке голос Белого.

Я знаю.

Я это и так знаю.

Чувствую металлический привкус во рту и понимаю, что бежать больше не могу. Перехожу на быстрый шаг, глубоко дышу, заполняя лёгкие до боли, оглядываюсь, но погони нет. Кашель пробивает грудь, сгибаюсь пополам, прикрывая рот руками. Левая половина лица снова пульсирует, и я представляю, какой будет синяк. Машинально пытаюсь поправить очки, но не нахожу их, вспоминая звук, с которым они треснули. Матерюсь вслух, злюсь на себя за слабохарактерность, на мир за несправедливость, на отца за то, что умер и теперь не может защитить меня. Я ненавижу его слабое сердце, которое однажды перестало биться, ненавижу мать за то, что не справилась с потерей и запила. Ненавижу всех бабушек и дедушек, которые умерли до моего рождения, оставив один на один с пьяным чудовищем. Я чувствую нахлынувшее отчаяние, что остался совсем один, но тут же яростно трясу головой, прогоняя мысли прочь, потому что больше всего я ненавижу себя за жалость.

Иду дальше, и уже в своём дворе принимаю приглашение мальчишек намного младше меня поиграть в баскетбол. Мы кидаем мячик, и я отвлекаюсь, смеюсь вместе с ними, радуюсь, когда в очередной раз попадаю в кольцо. Потом мы играем в карты, в дурака. Я выхожу из игры первым, потому что старше и знаний у меня больше.

В один момент поднимаю голову и замечаю красные полосы на небе. Солнце клонится к закату, напоследок разбрызгивая по голубой выси свои яркие лучи. Вспоминаю про дневник. Сладостное волнение разгорается в груди.

Прощаюсь с ребятами и возвращаюсь домой.

В комнате матери опять слышу мужской голос. Он кричит на неё, но я не вслушиваюсь и закрываюсь в комнате. Достаю блокнот, глажу мягкую обложку, думаю, специально она выбрала голубой цвет, как небо, или нет.

Проскальзываю на кухню, готовлю себе чай, и нахожу несколько овсяных печений в шкафу.

— Ты, тварь, обещала мне две тысячи! Где они?! — к своему сожалению слышу крик друга матери.

Стараюсь не попасться на глаза, чтобы он не решил содрать их с меня. Страх мурашками холодит живот и пятки, и я возвращаюсь к себе, закрывая дверь на щеколду.

Накидываю плед, сажусь за стол, раздвигаю книги и тетради в разные стороны, стряхиваю крошки и ставлю горячий чай перед собой. Снова беру блокнот. Чувствую от него тепло, глажу и бережно открываю на второй странице. Соседний третий день прикрываю одной из тетрадей, чтобы случайно не прочитать. Она же просила.

Сначала любуюсь почерком. Аккуратный, плавный, нежный. Глажу его кончиком пальцев, стараясь ощутить каждую линию и бороздочку от сильного нажима ручкой. Отпиваю глоток чая, язык обжигается, но тепло тут же заполняет желудок, и становится спокойнее. Откусываю печенье и начинаю читать.

Здравствуй, дневник! Сегодня я снова не выспалась. Мне приснился страшный сон, словно я бежала по лесу и не могла выйти. Я плутала, кричала, но изо рта вырывался только приглушённый хрип. Проснулась глубокой ночью, вся в поту и со слезами на глазах, но ещё несколько минут не могла пошевелиться, как будто меня парализовало. Затем я с криком дёрнулась, вскочила и, конечно же, сразу включила свет. Потом ещё около часа сидела, трясясь под одеялом. Мне казалось, что за мной кто-то следит, как будто некто незримый находится в моей комнате. Я решила почитать про сны, и в итоге наткнулась на «сонный паралич». Это, когда ты находишься между сном и реальностью, но не можешь пошевелиться. Появляется животный страх и ужас. На одном сайте написано, что в этом нет ничего страшного, якобы в комнате просто душно или жарко, но на другом говорится, что некие сущности из потустороннего мира сковывают тебя и выпивают твои жизненные силы. В итоге склонилась ко второму варианту, ведь я почти уверена, что кто-то невидимый в это время был рядом со мной. Я бы хотела показать, какие мурашки ползли по моим рукам и ногам, но тебе придётся поверить мне на слово.

День оказался наискучнейшим. Сходила в магазин, приготовила макароны с мясом, посмотрела пару фильмов, выгуляла кота. Сейчас буду ложиться спать. Пожелай мне спокойного сна, потому что дико страшно…

— Спокойного сна, — тихо говорю я и закрываю блокнот. Некоторое время обдумываю прочитанное, и надеюсь, что она спала хорошо. Хочется узнать, что было дальше, но останавливаю себя и прячу дневник обратно в пакет и на подоконник.

Снова наушники, снова кровать, уроки не сделал, да и плевать на них. Ложусь, и долго не могу заснуть, думая, будет ли теперь у меня сонный паралич, есть ли кто-то ещё в моей комнате. В итоге засыпаю с мыслями, что, если кто-то и есть, пусть он выгонит пьяного друга моей матери и больше никогда не пустит его в наш дом.