«Тигр» охотится ночью

Виктория Дьякова, 2012

1960-е. Уже не первый год полыхает в Индокитае гражданская война – коммунистического Севера с капиталистическим Югом. Конечно, не обошлось без вмешательства двух могущественных империй – СССР и США. Разведывательнодиверсионная группа «Тигры» 101-й воздушнодесантной дивизии США получает почти невыполнимое задание: найти в непроходимых джунглях на границе Вьетнама и Лаоса тщательно замаскированный нефтепровод, по которому снабжаются топливом партизанские соединения на юге, воюющие против американцев. Этот поход в «зеленый ад» едва не закончился провалом, и лишь немногим «тиграм» удалось вернуться…

6

— Как мадемуазель Натали? — спросила Маренн у Женевьевы, едва переступив порог дома. — Вы познакомились?

— Да, мадам, — кивнула экономка. — Очень милая девушка. Меня только одно смущает… — Она понизила голос: — Вы сказали, что наша гостья — подруга месье Штефана, но ведь она явно иностранка!

— Да, она русская, — подтвердила Маренн, передавая экономке манто.

— Я и сама до сих пор удивляюсь этому факту, Женевьева, — добавила Джилл.

— Тем не менее я прошу вас обеих ни о чем пока Натали не расспрашивать, — объявила о своем желании Маренн, направляясь в гостиную. — И никому о ней ничего пока не говорить, особенно о ее… дружбе с месье Штефаном. Знаю, что моя просьба наверяка излишня, вы и так всё понимаете, но, как говорится, на всякий случай…

— Хорошо, мама, конечно.

— Да, мадам.

— Ты сейчас пойдешь к себе? — повернулась Маренн к Джилл.

— Да, мама, мне надо переодеться.

— Прикажете подавать обед?

— Да, думаю, пора, Женевьева. И не забудьте приплюсовать еще одну персону, — улыбнулась Маренн домоправительнице.

— Я помню, мадам. Кстати, я отнесла мадемуазель кофе, но она к нему так и не притронулась.

— Возможно, это и к лучшему. И еще, Женевьева, возьмите вот это, — Маренн достала из сумочки и протянула домоправительнице рамку с фотографией Штефана, которую ей передала в клинике Наталья. — Поменяйте стекло и поставьте на комод в моей спальне.

— Все будет исполнено, мадам. — Взяв фотографию, Женевьева несколько мгновений молча смотрела на нее, а потом тихо всхлипнула и вышла.

Мать с дочерью поднялись по лестнице на второй этаж. Джилл сразу прошла к себе, а Маренн остановилась у дверей бывшей комнаты Штефана и прислушалась: внутри царила тишина. Она постучала, но ответа не последовало. Тогда Маренн тихонько толкнула дверь, и та приоткрылась. Айстофель тотчас вскочил и приветственно замахал хвостом. «Тс-с!» — Маренн прижала палец к губам, и собака снова улеглась на ковер.

Наталья спала на диване, сжимая в руках рамку с детской фотографией Штефана. На столе, в золоченой чашке на подносе, стоял остывший кофе.

Маренн бесшумно приблизилась и осторожно присела на край дивана. Айстофель снова поднялся и подошел к ней. Женщина потрепала его по жесткой шерсти на загривке и, наклонившись к уху, шепнула: «Не шуми». Собака послушно уселась у ног хозяйки, с любопытством склонив голову набок.

«Ты его таким не знала, Натали, — грустно подумала Маренн, глядя на детскую фотографию Штефана. — Ты знала его только таким, каким он изображен на том фото, что ты вернула мне сегодня. Это я его помню разным: и ребенком, и подростком, и юношей… Ох, Штефан, сколько раз я представляла себе, как ты, приведя Натали в наш дом, спросил бы меня смущенно: “Как она тебе, мама?”. И я бы тебе обязательно ответила: “Она мне очень нравится, Штефан! Мы подружимся, не сомневайся”. Так оно и вышло: мы действительно с ней подружились. И теперь мы вместе, только тебя с нами, к сожалению, нет. Но знай, мы помним о тебе! И я, твоя мама, и Натали, твоя невеста».

Наталья всхлипнула во сне, и Маренн, чуть подавшись вперед, прикоснулась ладонью к ее щеке.

— Не бойся, моя девочка, я здесь, рядом.

Наталья действительно успокоилась и даже, как показалось Маренн, улыбнулась во сне. «Интересно, что ей снится? — подумала Маренн. — Впрочем, нетрудно догадаться: наверняка что-то, связанное со Штефаном».

Мадам не ошиблась: Наталье и в самом деле снился Штефан. Жаркое лето, ясный солнечный день у реки… Бросив черную пилотку в траву, он обнимал ее, и металлические буквы на воротнике мундира слегка холодили обнаженные плечи девушки. Потом, откинувшись на траве на спину, Штефан цитировал английского поэта, которого, как он сказал, любил его отец. Потом рассказывал о картинах, которые отец писал всю жизнь и которые считаются теперь национальным достоянием. Так они провели весь день. А рано утром пришел приказ о выступлении, и Штефан, спрыгнув с сеновала, убежал к своей машине. Поцеловал на прощание, пообещал: «Я тебя найду». Но нашел не он, нашла его она. Спустя год после разлуки. На поле танковой битвы под Прохоровкой. Нашла то, что осталось от Штефана — обожженный труп, пепел… Пепел… Штефан…

Вздрогнув, Наталья испуганно открыла глаза.

— Успокойся, я рядом, — Маренн взяла руку девушки и с нежностью прижала к своей груди. — Все будет хорошо, моя дорогая. — Приподнявшись, Наталья обняла женщину за шею и тихо заплакала. Маренн взяла из ее рук фото сына и, вздохнув, положила его на подушку. — Идем обедать, — ласково предложила она. — Женевьева наверняка уже накрыла стол. Я познакомлю тебя с Джилл, мы приехали вместе с ней. Кстати, ты уже думала, Натали, чем хотела бы заниматься здесь?

— Я вам говорила еще на Балатоне, что хочу, как и вы, стать доктором, — ответила Наталья, встав с дивана и подойдя к зеркалу, чтобы поправить волосы.

— Для этого надо учиться.

— Меня не пугают трудности. Я готова.

— Это хорошо, — улыбнулась Маренн. — Тем более что учиться никогда не поздно. К тому же в таком случае мне будет кому оставить свою клинику.

— Но я не знаю, с чего мне начать.

— Для начала надо поступить в Университет. Я помогу тебе подготовиться к экзаменам. А пока будешь работать у меня в клинике сестрой.

— Я не боюсь никакой работы! Даже самой трудной.

— Я знаю.

Взяв с диванной подушки фотографию Штефана, Наталья поставила ее на прежнее место и слегка дрогнувшим голосом негромко произнесла:

— Я буду помнить его всегда. И никогда больше не выйду замуж.

— Жизнь покажет, — мягко остановила ее Маренн. — Нам не суждено знать, что произойдет с нами завтра. Так что идем лучше обедать. Я слышала, Джилл уже спустилась вниз, а она очень хочет с тобой познакомиться.

— Я тоже хочу познакомиться с ней. Штефан часто рассказывал мне о Джилл.

— Наверное, о том, как они объедались пастилой в Чикаго? Или о том, как без моего разрешения убегали в зоопарк на соседней улице, чтобы поглазеть на фламинго?

— И об этом тоже, — улыбнулась Наталья.

— Они оба выросли с тех пор. Только Штефан останется теперь молодым навсегда… А Джилл долго болела после войны, но, по счастью, мне удалось ее вылечить. И лет ей сейчас уже больше, чем было Штефану, когда он погиб. Теперь она — старшая сестра… — Маренн смахнула слезу, выступившую на глазах. — Идем, Айстофель!

Лизнув ей руку, собака побежала вперед.

За обедом Наталья рассказала, как, чудом избежав ареста НКВД, сбежала с сестрой и гувернанткой из Ленинграда прямо по льду Финского залива, как потом они втроем нашли приют у бывшей фрейлины русской императрицы и как чуть позже прибыли наконец во Францию, в Лион. Поведала и о том, как, не поставив в известность ни сестру Лизу, ни бывшую гувернантку, заменившую когда-то им обеим мать, однажды утром она собралась и уехала из Лиона в Париж, чтобы найти фрау Ким…