Шиворот-навыворот

Виктория Волкова, 2019

Бывает из-за пустяка все идет наперекосяк. Малодушие, трусость, неумение сказать «нет» в нужный момент, и из-за нелепой лжи полностью меняется жизнь. Знать бы об этих моментах заранее и обойти стороной. А если бы время могло повернуться вспять, захочешь ли ты изменить судьбу или снова наступишь на те же грабли?

Глава 9

Домой Иван не поехал. Юлька и Стас его не пустили. Сон не шел. Он лежал на диване в огромном зале, рассматривал в полутьме мудреные завитушки, налепленные на потолке, и думал о Лиле и Свете. Капризная судьба свела их на ночь в одном доме, а у него нет права даже подойти к ним. Ох, не по-людски все это! И в кабинете Лилька, словно еж, ощетинилась, как только узнала. Теперь главное — не упустить. Вот так соберет вещички в ночи и даст деру. Ищи ее потом!

Наверху захныкал ребенок.

«Схожу я с ума, что ли? — встревожился Иван и сам себя успокоил: — Показалось. Откуда тут младенцы?»

Потом на лестнице послышались шаги. Кто-то быстро спускался на первый этаж с тяжелой ношей.

«Лилька»! — решил Иван.

Он подскочил, застегнул джинсы, нащупал очки, брошенные на журнальный стол и, надевая их на ходу, бросился в коридор. Иван увидел ее на кухне и замер в дверях. В длинной розовой майке с Микки Маусом, босая и взлохмаченная девчонка. От строгой красавицы, отчитавшей его прошлым вечером, ничего не осталось. Сам того не желая, Бессараб уставился на ее ноги. Длинные, словно точеные. Ему даже стало казаться, что за все эти годы он не встречал женщину с более красивыми ногами.

Она стояла около плиты и что-то помешивала в кастрюльке. Другой рукой прижимала к себе ребенка, положившего вихрастую голову на материнское плечо и обнимающего мать за шею пухлыми ладошками. Мальчишка — чуть больше года. С темными волосами, завивающимися кольцами, и большими черными глазами, в которых стояли слезы. Малыш, увидев незнакомого человека, неожиданно показавшегося из темноты, зашелся ревом. Лиля резко повернулась и уничижительным взглядом смерила Ивана.

— Ты его напугал, теперь он точно не уснет! — негодующе прошипела она и, отвернувшись, принялась успокаивать ребенка.

— Я услышал плач, думал, показалось, решил посмотреть, — стал почему-то оправдываться Иван.

— Ты все увидел, теперь уходи, — разозлилась Лиля и снова принялась мешать кашу, одновременно приговаривая что-то на ухо сыну. Малыш хныкал, словно раздумывал, что предпринять дальше. То ли успокоиться и с любопытством рассмотреть незнакомого дядю, то ли снова закатиться плачем.

— Давай я помешаю кашу, а ты его успокой. А то сейчас весь дом перебудит, — пробурчал Бессараб.

Лиля пожала плечами и аккуратно положила ложку на блюдце.

— Как хочешь, — хмыкнула она равнодушно и отошла, нежно поглаживая сына по спине.

Иван взял ложку, как эстафетную палочку, и принялся энергично мешать ложкой. «Увидел бы кто меня за этим занятием», — мысленно усмехнулся он. — Особенно пацаны из роты спецназа. Боевой командир варит манную кашу. Обхохочешься!»

Краем глаза он наблюдал за женщиной, которую, как оказалось, никогда не переставал любить. Лиля ходила по кухне и приговаривала на ухо сынишке то ли стишок, то ли скороговорку. Ребенок успокоился. Каша сварилась. Лиля поставила ее остужаться.

Потом она кормила сына, а Иван, молча, сидел рядом и смотрел заворожено.

«Только бы не прогнала!» — И от этой мысли не смел даже пошевелиться. Почему-то подумалось, что такой сценой могло начинаться каждое утро в его жизни. Если б он тогда позволил ей все объяснить, а не прогнал от себя, как шелудивую собаку. Но ничего не повернуть вспять. Но стоит попытаться снова завоевать ту, что любила его без памяти. Ведь любила же! Еще как! Пока проклятый Цагерт не заставил ее лжесвидетельствовать.

«Эх, Лилька-Лилька, почему ты пошла на поводу у этого типа?» — в который раз мысленно сокрушался Иван, интуитивно понимая, что время для таких вопросов еще не настало. Сейчас главное — не дать ей снова уйти из его жизни. А все остальное поправимо.

Молчание затянулось.

Малыш ел с аппетитом, заглатывая ложку за ложкой белой вязкой массы.

— Как его зовут? — вдруг поинтересовался Иван, словно набравшись храбрости.

— Миша, — коротко бросила Лиля, не глядя на него, тем самым давая понять, что не расположена к светской беседе.

— Поздновато вы с Иштваном решились, — ляпнул он, не подумав.

— До этого не могли, Света сильно болела, — просто оповестила Лиля. Как-будто ни на что не намекая, а только сообщая факты.

— Мы должны поговорить… — не выдержал Бессараб.

— Нет, — перебила она спокойным голосом. Именно так говорят с провинившейся прислугой. — И послушай, пожалуйста, меня. Нет ни каких «мы», нет ничего, что тебе и мне требуется обсудить, кроме воровства у тебя на работе. И мне наплевать, что ты, наконец, что-то узнал.

— Я… — попытался возразить Иван.

Но она цыкнула на него, не дав договорить:

— Оставь меня, пожалуйста, в покое. Сейчас это единственное, что мне нужно.

— Я хочу помочь тебе.

— От тебя я помощи не приму, — холодно заявила Лиля, даже не поднимая глаз, словно вся жизнь сосредоточилась на этой дурацкой каше. Тарелка опустела. Лиля поднялась вместе с ребенком и, залив водой грязную посуду, направилась к двери. Иван стоял, облокотившись о косяк, и, когда она поравнялась с ним, загородил дорогу, попытался притянуть к себе.

Лиля отпрянула, как от прокаженного:

— Не смей прикасаться ко мне.

Иван послушно отошел в сторону.

— Извини.

— Откуда ты взялся на мою голову! — в сердцах бросила она и гордо удалилась.

Дом спал. Пришлось снова вернуться в зал и растянуться на диване. О том, чтобы поспать, уже и не мечталось. Он услышал наверху ее шаги. Сначала она прошла вглубь комнаты, видимо, положила ребенка, а потом заметалась, как птица в клетке. Затем шаги стихи, а с улицы потянуло табачным дымом, немного терпким и душистым, каким обычно пахнет от крепких дорогих сигарет.

«Отчего ж ты не спишь, моя красавица?» — мысленно воодушевился Иван, догадавшись, что Лилька так же взволнована сегодняшней встречей, как и он сам. А значит, еще не все потеряно.

Она уложила сына и принялась взад-вперед ходить по комнате. Босые ноги неслышно ступали по паркету. Затем Лиля вышла на террасу и, усевшись на пол, закурила. Слезы лились по щекам, с каждой затяжкой все сильнее.

— Иштван, миленький, что же ты натворил, а? Зачем полез в осиное гнездо, да еще разворошил его? Денежек захотелось срубить по-легкому? А о нас ты подумал? Знаю, что подумал. Знаю, что для нас старался. Жить-то теперь как дальше? — Лиля глубоко вздохнула, пытаясь унять слезы, но ничего не вышло, и она расплакалась с новой силой. Когда рыдания кончились, и слезы, пробежав дорожками по щекам, высохли, и сил уже не осталось, чтобы оплакивать, она тупо уставилась в одну точку. Ее взгляд зацепился за ротанговое кресло, стоявшее в стороне от основного гарнитура. Лиля вспомнила, как пару лет назад этот самый набор плетеной мебели стоял во дворе, и Иштван нога за ногу сидел таком же кресле, пил коньяк и смеялся. Она словно воочию увидела тот вечер, раскрашенный закатом в теплые тона, круглый стол, ломившийся от шашлыков, раков, огромных помидоров «бычье сердце» и зелени. Лиля тогда, не дождавшись к столу остальных, стащила кусочек шашлыка и съела, как конфетку. Горячее мясо обжигало язык, в животе толкался Мишка, и жизнь казалась такой чудесной.

— Я самая счастливая! — заявила она мужу, а он потянулся к ней и радостно чмокнул. Нельзя, нельзя вслух говорить такое! Даже думать нельзя!

Где оно теперь, это счастье?

В комнате заворочался малыш, позвал спросонья. Лиля встала и на ватных ногах пошла к сыну. Легла рядом на двуспальную кровать, где, развалившись, спал их с Иштваном сыночек, и чуть слышно поцеловала ребенка в висок.

— Спи, мой хороший, — прошептала она. Малыш, не просыпаясь, перекатился на бок, уткнулся ей грудь. — Счастье мое. Ты и Света. Только отца вашего больше нет с нами, — пробормотала она, закрыв глаза. Опять начали душить слезы и скатываться в уши, но Лиля не обращала на них внимания, боясь пошелохнуться и разбудить сына. Постепенно ее сморил сон, чуткий и тревожный, сквозь который она слышала, разговоры мужчин во дворе, работающий двигатель и шум открывающихся ворот, выпускающих автомобиль из говоровского двора. Оставалось только надеяться, что Иван уехал и больше не вернется.

— Между вами раньше что-то было? — полюбопытствовал по дороге на работу Стас у задумавшегося Бессараба.

— Да, — добродушно отмахнулся тот, улыбаясь. Хоть остаток ночи он провел, размышляя, что предпринять дальше, настроение казалось превосходным. Вижу цель — следую к ней!

— Серьезное что-нибудь, или так, шуры-муры? — не унимался Стас.

Хотелось послать его или посоветовать следить за дорогой. Но Иван решил завербовать себе союзника.

— Заявление в загс чуть не подали. И Света — от меня, — признался Иван и посмотрел на Стаса. Ему стало интересно, какую реакцию на собеседника произведет его признание.

— Что-то помешало? — бесстрастно полюбопытствовал Говоров. Ивану почудилась издевка в его голосе.

— Сверни на повороте, заедем ко мне. Нужно переодеться, — велел он, игнорируя вопрос.

Родной дом встретил ароматами кофе и выпечки.

— Только что сварила! — сообщила Александра Васильевна, его домработница. — И пирожки согрела.

— Мы уже завтракали, — отмахнулся Иван.

Домработница всплеснула руками. Бессараб направился в кабинет, позвал за собой Стаса:

— Иди сюда.

Он достал из ящика массивного письменного стола, отделанного резьбой, фотографию в рамке и протянул другу.

— Смотри.

— Откуда у тебя фотография Светы? — изумился тот.

— Это Таня — моя сестра. Она умерла. Помнишь, я рассказывал?

Стас кивнул и уставился на снимок. Как это раньше рисовали картинки в журнале «Мурзилка» «найди десять различий»? Конечно, лицо очень похоже, и рассыпанные по плечам кудряшки такие же.

— Да-а-а, дела! Почему ж ты тогда не женился на Лильке? — возмутился Стас.

— Решил, что это ребенок Цагерта, — выложил правду Иван.

— Кто-то надоумил?

— Получился испорченный телефон. Это проклятая история, и, чтобы о ней говорить, мне нужно сильно напиться.

— Подожди, это из-за Лили ты тогда институт перед самым дипломом бросил и пошел добровольцем в Афган?

— Ну, положим, до Афгана мы так и не добрались, уже войска выводить начали, но до моста Дружбы дошли, и в Амударье ноги помыть довелось, — рассмеялся Иван и добавил, ухмыляясь. — Даже не догадывался, что ты в курсе моего боевого пути.

— А чего там знать? — фыркнул Говоров. — Афган, Абхазия, Первая чеченская…

— Я ж и говорю, прям биограф мой.

— Ты ж везде отметился, — отмахнулся Стас и спросил серьезно: — В марте из-за этой истории с катушек слетел?

— Да.

— Как догадался?

— Увидел Свету, узнал, что у нее был лейкоз. Много ума надо, что ли? — пожал плечами Иван, но уточнять не стал. Дочку увидел первый раз на экране телевизора, а о ее болезни узнал от посторонних. Позорище.

— Что предпримешь? — полюбопытствовал Стас, прекрасно понимая, что его посвятили в эту «Санта-Барбару» неспроста.

— Это моя семья! Пора ее вернуть.

— А Лиля согласна? — насторожился Стас. — Тут, Иван Григорьевич, в приказном порядке не решишь. И что хочешь от меня?

— Не мешай мне с ней видеться.

— Да кто ж мешает? — удивился Говоров.

— Если я буду говорить на черное — белое и наоборот, не возражай, — продолжал выдвигать свои требования Бессараб.

— Ты только не навреди ей, пожалуйста! — Искренне попросил Стас.

— Я не могу ей навредить, я люблю ее! — резко оборвал Иван.

— Моя жена сказала бы: «Как все запущено»! — пробормотал Говоров.

— Кстати, о твоей жене. Постарайся нейтрализовать ее, ладно? — душевно попросил Бессараб.

— Попробую, но не обещаю. Юлька и так к тебе настороженно относится. А если узнает о твоем героическом прошлом…

— Я переживу. А ты позвони в течение дня домой, узнай у Лильки, может, есть какие-то вопросы. Мне пока как-то неудобно.

Но звонить Стасу не пришлось. Часов в одиннадцать Лиля набрала его сама.

— Когда будешь везти документы, захвати внутренний план счетов и приказ об учетной политике, — попросила она.

— Хорошо, сейчас бухгалтер подготовит, и я привезу в обед. Или Иван.

— Приезжай лучше ты, Стасик, — взмолилась Лиля и отключилась.

Стас посмотрел в окно, за которым, несмотря на утро, уже поднималась жара, на ветку тополя с жухлой и пыльной листвой, и задумался о невероятных жизненных фортелях, которые случаются на каждом шагу. Сегодня утром он увидел прежнего Ивана, которого знал раньше. От недовольного самодура — начальника не осталось и следа. И вся причина, оказывается, в Лильке! В белесой, худой и длинноногой! Эх, бабы, бабы, что же вы с нами делаете!

Он пощелкал пультом и включил сплит. Оттуда повеяло прохладой. Стас еще постоял у окна, поразмыслил с минуту и позвонил жене.

— Будьте добры Юлию Дмитриевну! — попросил он.

— Да. Слушаю! — бодро крикнула жена в трубку.

— Юль, давай съездим, посидим в обед в ресторанчике. Только ты и я.

— Что случилось-то, Говоров? — насторожилась его дражайшая половина. Стас словно увидел напряженный взгляд благоверной.

— Ничего, хочу хоть час провести наедине со своей женой. Это предосудительно? — шумно вздохнул Стас.

— Нет, — тихо заметила Юля — видимо, не нашлась, что сказать.

— Я заеду за тобой около часа. Только ты выходи сразу, чтобы время не терять, — быстро добавил он, не давая ей возможности передумать или решить все по-своему.

— Хорошо, — ошарашено пробормотала она. Муж не каждый день звал ее в ресторан.

— И позвони Лиле, чтобы обедать нас не ждала. Только не говори, что мы в кабак нацелились, а то ей обидно станет. Скажи, что по твоим делам. Ну, придумай что-нибудь.

— Ладно. Только учти, родной, если это какие-то уловки, головы тебе не сносить! — предупредила жена, вновь обретя боевой задор.

Документы повез Иван.