Личная слабость полковника Лунина

Виктория Волкова, 2022

О чем я думаю, когда внаглую забираю с собой эту женщину? Присваиваю единым махом. Называю своей и даже настаиваю на штампе в паспорте. Влюбился с первого взгляда? Ерунда! Настоящие полковники не влюбляются. Где я и где эта любовь?

Глава 8

Асисяй

Надя неуклюже садится на высокий стул. Неумело ставит ноги на перекладину.

— Как на насесте, — вздыхает она, растерянно оглядываясь по сторонам. Но других сидячих мест у меня на кухне не предусмотрено. И по функционалу это больше гостиная. Ем я здесь редко, чаще гостей принимаю. Хотя кто ко мне заходит?

Кирсанов и Блинников. Иногда дочки приезжают. Но это скорее по великим праздникам.

Из большой плетеной корзины с крышкой набираю крупные корнеплоды. Мать присылает мне картошку и соленья! Боится, чтобы я с голоду не помер. Вот зачем, спрашивается? Дома я и раньше почти не питался. Ел где придется. Солдат спит, служба идет. Это и обеда касается.

Исподволь наблюдаю за Надеждой. Подложив ладони под подбородок, девчонка осматривает кухню осторожным взглядом. На лице крупными буквами читается настороженность. Ни тревоги, ни страха. Просто девчонка следит за ситуацией и себя в обиду не даст. Да никто и не обижает. Я, конечно, мало соображал, когда забирал ее из Шанска. Но ни о чем не жалею.

Лишний раз стараюсь не пялится на щедрое Надино декольте и притягательные изгибы. А то порвет от желания. Опускаю взгляд ниже, на кусок настоящего оникса, приспособленного под барную стойку. Подарок Крепсов на новоселье. По белой молочной глади струятся золотые прожилки, словно подсвечивая изнутри теплый камень. И снова глазею на тонкие пальцы, скользящие по ножке бокала. Надя задумчиво крутит его в руках. Но к вину так и не прикоснулась.

— Оно не отравлено, — замечаю насмешливо. Я еще хорошеньких женщин не травил.

— Померкло, погасло вино в бокале. Минутный порыв говорить пропал, — грустно напевает Надежда.

А у меня глаза лезут на лоб. Твою ж мать! Стопроцентное попадание. Так не бывает.

На автомате тянусь к кнопкам на пульте управления. Включаю музыку. Тихо и проникновенно поет Владимир Семенович про нужные ноты и души, покрытые коркою льда.

— Моя любимая, — улыбается Надя и безотчетно тянется к бокалу с вином. Делает маленький глоточек и, словно набравшись сил, выдыхает.

— Вам в Шанск возвращаться нельзя. Там вас точно арестуют.

— Это еще за что? — усмехаюсь весело.

— Украл меня, — тут же следует ответ. — Хотя сейчас если в розыск подадут, то тебя и здесь арестуют.

— А ты такая персона значимая, что тебя вот так сразу искать кинутся? — улыбаюсь довольно. И совершенно неожиданно понимаю, что мне нравится подначивать Надежду. Она умненькая. Смелая, решительная. Настоящая боевая подруга.

— Наверняка твой дружбан попытается замять дело. Но Морозов все равно докопается до истины. И выпрет его из полиции. А то и посадит… Как оборотня в погонах.

— Да ну?

— Ну да! — фыркает как ежик девчонка и добавляет строго: — Сумка моя где, товарищ бандит?

— В машине осталась, — вздыхаю я и уже тянусь к сотовому. — Сейчас принесут.

— Принесут? — удивляется Надежда. Даже глазами наивно хлопает.

— Да. Кто-нибудь из охраны сейчас доставит, — повторяю как для неразумной. И тут же отправляю сообщение на пост.

— А ваш мини-поселок охраняется? — смотрит изумленно.

— Конечно!

— А зачем? За свои шкуры боитесь?

— Мы ничего не боимся, девочка, — кидаю на гостью снисходительный взгляд. — Но так спокойнее.

Усевшись напротив, напрочь забываю о недочищенной картошке. Беззастенчиво разглядываю Надежду. Будто стараюсь впечатать ее образ в память.

Да фиг вам! Он уже там впечатан с первой минуты встречи. Маленький носик пуговкой, румяные щеки и чуть раскосые глаза под ворохом ресниц, если, конечно, они не нарощенные.

— Полиция все равно войдет, сколько охраны ни поставь. Это только от ваших подельников… — сердито замечает Надя, явно стесняясь моего внимания. А я ничего с собой поделать не могу. Жру взглядом и остановиться не могу. Так бы смотрел и смотрел.

— Погоди, — рыкаю изумленно. — Каких подельников? Ты о чем?

Надежда закашливается, поперхнувшись вином.

— Все! Я молчу. Отпусти меня, пожалуйста! — затыкает рот рукой. — Я ничего не знаю.

В два шага оказываюсь рядом. Опираюсь о спинку стула, с обеих сторон отрезая девчонке путь к побегу. Надежда вздрагивает от страха. Даже зрачки расширяются.

Нет, не на такой эффект я рассчитывал.

— Надя, — убираю с лица лишние прядки. — Посмотри на меня. Я не причиню тебя зла.

Легонько касаюсь пальцами тонкой шеи. Кожа нежная, гладкая. Одна рука бежит вниз, а другую кладу на затылок. Притягиваю девчонку к себе и впиваюсь в губы злым поцелуем.

Хочу я ее. С первой минуты как увидел, хочу.

В груди взрывается плотина напряжения. Надины кулаки не в счет. Она стучит по моему плечу, требуя остановиться. А сама языком такие фортеля выписывает.

Не отрываясь от сладких губ, подхватываю девчонку под бедра.

— Девочка моя, малышечка… — на всех парах пру в спальню.

И Надежда моя не противится. Обняв меня за плечи, трется всем телом.

Вот и хорошо… Мне как раз такая жаркая и нужна.

Ввалившись в спальню, вместе с девчонкой падаю на застеленную кровать.

— Давай, милая, — прошу, стаскивая с плеча тонкую бретельку красного сарафана. — Давай сейчас…

— Вот ты наглый, — охает Надежда, позволяя опустить с одного плеча дурацкую бретельку. Тут же подцепляю пальцем вторую.

Но хлопает дверь…

— Ярослав Андреевич! Сумку куда положить? — раздается из коридора голос охранника. И словно бьет по голове кувалдой. Твою ж мать, как же не вовремя!

— В коридоре на подоконник поставь, — приказываю я, снова склоняясь над Надей.

Но момент уже упущен. Девчонка, будто очнувшись, смотрит на меня зло. И вывернувшись из-под моего захвата, подскакивает на ноги. Бежит в коридор за своей сумкой, чтоб ее черти съели. Поднявшись, спешу следом. А то еще улетит моя птичка певчая.

— Кому ты пишешь? — заглядываю через плечо. Хотя и так понятно. На аватарке какой-то мужик.

— Морозову, — роняет она на автомате. А потом, спохватившись, прикусывает язык.

— Кто это?

— Мэр Шанска.

— А к тебе он каким боком?

— Я работаю у него.

— В мэрии? — Одна моя бровь ползет вверх. Вот в жизни не поверю.

— Нет, — категорично мотает головой Надежда.

— Ну понятно, — хмыкаю я. Похоже, девчонка не скрывает своих пристрастий.

— Что тебе понятно? — поднимает на меня глазищи.

Сглатываю ком, застрявший в горле. Как слепой веду пальцами по лбу, по глазам, по щекам. Словно пытаюсь наощупь запомнить, как выглядит эта женщина. Она нужна мне. Зачем? Почему? Потом разберемся. Главное, я не могу ее отпустить.

— Выходи за меня замуж, Надя, — выдыхаю порывисто. — Ты не пожалеешь… Всем тебя обеспечу. Сделаю порядочной женщиной…

— Наверное, предложение неплохое, — жалостливо улыбается она, прислоняясь спиной к стене. И даже чуть сползает немного. — Меня еще никто не звал замуж. Но я не могу, — плачет навзрыд.

— Почему? — спрашиваю обалдело. Прижимаю девчонку к себе. Глажу по волосам, по спине, по заднице. И проклинаю придурашливого охранника, так не вовремя принесшего сумку.

— Не могу и все. Это как себя предать. У меня же папа — подводник, дед с бабушкой всю жизнь на заводе пропахали. Они не поймут…

— Что именно? — цежу, теряя терпение. Значит, на панели стоять — это нормально, а за меня замуж выйти — недостойно. Так, что ли?

— Я вроде не бандит, не жулик, — тупо бубню в маленькое Надино ушко. — Женат был дважды. Но это не считается.

— А как же твои махинации с криптой? — выпаливает Надежда, утирая слезы. — Дудков сказал, что ты известный аферист. Поэтому тебя в полицию привезли, а не в больницу.

— Кто? — обалдело смотрю на девочонку. — Что за хрень?

Чуть сильнее сжимаю плечи. Трясу несильно.

— Да я боевой офицер. Полковник «Секиры». Какая крипта на фиг? — цежу, с трудом подбирая слова. А заметив ужас на Надином лице, сбавляю обороты. — Я же тебе сразу представился.

— Вот именно, — вздыхает Надежда. — Ярослав Андреевич Лунин — известный мошенник.

— А это ты видела? — оторвавшись от женского тела, дергаю наплечную сумку, висящую на вешалке. Рывком тяну к себе. Но ремешок цепляется за крючки. И бронзовое дерево с золотыми листиками и старой курткой вместо плодов падает прямо на недавно уложенный кафель. Сначала слышится грохот и треск, а затем по огромному квадрату итальянской черной плитки разлетается гадская паутина трещин.

Плевать! Сейчас главное доказать Надежде. Объяснить.

Но она в ужасе прикрывает лицо руками и молчит. Плохой знак.

— Вот, смотри, — протягиваю ей красную ксиву.

Надежда осторожно берет книжечку из моих рук. Внимательно вчитывается в каждое слово.

— Но это и подделать можно? — замечает с опаской. Смотрит растерянно и недоверчиво.

Блин! Блинский блин! Почему я в свои сорок должен доказывать кому-то непреложные факты. Не верит. И не надо!

Кулаки сжимаются сами собой. Главное, не заорать и не испугать девчонку.

Может, действительно отпустить? Пусть катится в свой Шанск и дальше торгует собой? Пусть снова сидит в ИВС, если нравится. А я всегда могу найти другую. Нормальную. Без пули в башке… Зачем вообще мне именно эта женщина?

Но… я ее хочу. На остальное плевать.

— А это, — схватив за руку, тащу в комнату, заставленную коробками. Сразу же нахожу портфель с документами, на ходу вспоминая пароль от кодового замка. Выуживаю из черного кожаного нутра диплом об окончании военного училища, коробочки с орденами и медалями. — Это тоже я подделал? — рычу хрипло. — А это? — протягиваю приказ о присвоении звания.

До генерала, как Бек, я не дослужился. Но и стать полковником в сорокет неплохо.

— Ой, — тихонечко скулит Надежда. — Но Дудков четко назвал твою фамилию. И ты потом повторил…

— Точно?

— Ага, — поспешно кивает она.

— Я уточню у Лешего… У Мельникова, в смысле, — замечаю осторожно. Выходит, девчонка и не виновата. Какая-то путаница приключилась. Но по любому надо разобраться. Если какая-то сволочь прикинулась мною, найду и откручу все, что открутится. — Теперь выйдешь за меня? — повторяю вопрос.

— Я, наверное, не достойна за такого заслуженного человека замуж выходить. Ты и лучше найдешь, — возвращает ордена Надежда.

«Да не хочу я никого другого! Я тебя хочу! — силюсь не заорать в голос. — Мне плевать на твое прошлое, на твоих гадских друзей. Как же тебе объяснить, глупая?»

Но не могу подобрать нужных слов. В голове сплошная каша. Ни одной годной мысли.

— Не начинай, — морщусь довольно. — Пойдем лучше картошку жарить. У меня еще грибы соленые есть. Мать сама собирает и солит… А потом поговорим, ладно?