Спокойных дней не будет. Книга I. Не в этой жизни

Виктория Ближевская

Если любовь не признает доводов разума, то остается слушать сердце и быть счастливым. Соня и Илья долгие годы не смеют отдаться взаимному притяжению. Разница в возрасте, общественная мораль – все против них. Она выходит замуж за другого, он принимает решение забыть о ней. Но как забыть, когда любая мелочь возвращает его мыслями к этой девушке. И Соня следует за своими фантазиями, совершает ошибки, но без Ильи ее жизнь пуста. И они снова тянутся друг к другу, не зная, куда заведет их любовь.

Глава 3. Можете поцеловать невесту

Во второй раз Николай Николаевич Кондратьев увидел Соню Билецкую в день их бракосочетания, когда, как и положено жениху, приехал за ней на сияющем лимузине с целым цветочным магазином на длинном капоте. По дороге он нафантазировал себе невесту под густой фатой в пышном белом платье с открытыми плечами. Однако навстречу ему вышла стройная молодая женщина в безупречном кремовом костюме, словно сошедшая с рекламного ролика курортного отеля в Ницце. Не хватало только шляпки и перчаток, чтобы довершить это неожиданное летнее впечатление. Ее роскошные темные волосы, без затей заплетенные в косы при их первой встрече, теперь были гладко забраны в тяжелый узел, из которого крупными кольцами спускались на спину свободные локоны. Оттого, что узел тянул ее голову назад, казалось, что Соня смотрит на окружающих с аристократическим высокомерием. Однако ее большие серые глаза почти все время стремились вниз, как будто она старалась не выдать волнения или испуга. По обе стороны от нее жених и брат выглядели солидными и официальными, как душеприказчики на оглашении завещания. Их темно-синие костюмы и зрелый возраст рядом с ее кремовыми тонами и робкой юностью казались неуместными и смешными.

Соня обратилась к Николаю с вежливой и ничего не значащей фразой о погоде, будто играла роль Элизы Дулиттл. Восхищенный жених почти с благоговением поцеловал протянутую руку. Невеста зарделась и покосилась на брата. Тот с сосредоточенным лицом листал записную книжку, но, поймав ее осторожный взгляд, вспыхнул заученной улыбкой. Соня тайком послала ему воздушный поцелуй и несколько раз обернулась, увлекаемая Николаем к машине.

Ее ожидал другой белоснежный лимузин. Вместе с ней в машину уселась пышнотелая и пышноволосая девушка с фотографии, дочь Ильи. Рядом с водителем разместился огромный детина в строгом костюме. Больше Николай ничего не запомнил вплоть до момента, когда бодрый голос служащей дворца бракосочетаний предложил ему надеть на руку невесты кольцо. Тонкие Сонины пальцы, протянутые к нему, заметно дрожали, и эта дрожь невольно передалась профессору.

— Ты боишься? — чуть слышно спросил он, склоняясь над девушкой.

— Ведь так и должно быть?

От волнения она прикусила нижнюю губу и смущенно улыбнулась в замершую толпу родственников. Роза прижалась к мужу, словно стремилась доказать, как важен для женщины правильный выбор. Соня встретилась взглядом с Ильей, который не мог оторвать от нее глаз, и он прочитал на ее лице отчаянную решимость Марии-Антуанетты, всходящей на эшафот.

— Ты такая красивая, Сонечка, — прошептал ничего не подозревающий Николай и, наконец, победил непослушное кольцо. — Я даже мечтать не смел о такой девушке.

Соня, так и не дождавшаяся знака, что можно все отменить, рассмеяться глупой шутке, обнять брата и забыть обо всем случившемся, как будто это был страшный сон, перестала дрожать и справилась со своей миссией гораздо успешнее профессора.

— А теперь можете поцеловать невесту.

Ему казалось, что формальный монолог об их будущем счастье никогда не закончится, но в этот момент Соня сама подставила губы для поцелуя.

Именно такой поцелуй ему всю неделю подсказывала фантазия: с нежным жасминовым ароматом, легким привкусом дорогой помады и теплом ладони, опустившейся на его плечо. Он неловко попытался продлить этот миг, но вокруг уже вскипала музыка, лилось шампанское и со всех сторон неслись громкие поздравления. Его оттеснили от юной жены. Он поискал ее глазами в толпе незнакомцев, торопясь увезти как можно скорее. Ему не хотелось ни ресторана, ни тостов, ни подарков. Она сама виделась ему подарком судьбы, неожиданным выигрышем в лотерею жизни. И он мечтал заполучить свой приз, не дожидаясь наступления ночи.

По дороге в ресторан он держал пугливые пальцы в ладони и пожирал глазами мочку уха с массивной сережкой, нежную ямку между ключицами и колени, на которых покоился шикарный и не им выбранный букет. А Соня теребила свободной рукой выбившуюся из букета карминовую розу и прятала глаза.

Пока в ресторане шло веселье, в квартире профессора Кондратьева споро и обстоятельно хозяйничали три дальние родственницы Розы, дамы средних лет, призванные за несколько часов превратить запущенную «берлогу» в место, куда будет не стыдно привести Соню на первую ночь с мужчиной. Уборка в его доме, давно лишенном методичной женской заботы, смело могла быть приравнена к одному из подвигов Геракла. Они мыли окна, вытирали многолетнюю пыль по углам, начищали до зеркального блеска сантехнику и кафель, складывали вещи на полках и застилали только что установленную в спальне широченную кровать взамен продавленного дивана. Отслужившее свой век холостяцкое ложе еще утром переехало на ближайшую помойку к радости окрестных мальчишек, взявшихся препарировать это доисторическое чудище.

— Интересный мужчина, — заметила одна из женщин, разглядывая портрет хозяина дома на книжной полке, пока ее руки, живущие отдельной жизнью, терли стекла, сплошь покрытые отпечатками пальцев.

— Бедная девочка, — проворчала другая и скептически огляделась. — Что за жизнь ее ждет со стариком?

Третья молча разложила на подушке невесомую ночную сорочку и вспомнила себя в семнадцать лет и одноклассника Колю, с которым впервые целовалась на выпускном балу.

А Соня, как оказалось, совершенно не умела целоваться. Совсем как ребенок, который подставляет губы и смотрит вопросительно и серьезно. После очередного «горько» Николай с немым изумлением в глазах обратился к Илье, который только пожал плечами: «Это теперь твоя жена и твоя вотчина!»

Ему предстояло открыть ей весь мир, но гости не спешили расходиться. Звонко и заразительно смеялась рыжеволосая девушка в ярко-зеленом платье и что-то шептала Соне на ухо. Невеста вскинула на нее тревожные глаза и залилась очаровательным румянцем.

— Правда?! Не может быть!..

Николай заметно нервничал. О чем они шепчутся? О его возрасте? О предстоящей ночи?

Голова у Ильи превратилась в сплошную карусель, где мелькали тосты, смех, обрывки четверостиший и витиеватые пожелания молодым. В конце концов, он перестал слышать даже себя и сидел, как истукан, уставившись в одну точку. Роза оставила попытки растормошить выпавшего из праздника мужа и под влиянием выпитого твердила каждому подошедшему, что девочка сегодня чудо как хороша. Соня напрасно пыталась поймать отсутствующий взгляд брата.

— Папа, ты нас пугаешь! — Марина наклонилась к отцу и прижалась губами к его щеке. — Еще немного, и Соня решит, что провинилась.

— Не болтай глупости, — проворчал Илья и потянулся за согревшейся водкой. — Она должна быть счастлива.

— Вот именно, должна! — скептически повторила Марина и поспешно отошла от стола.

— Мы все должны, — не удержалась от колкости жена и добавила только для его ушей: — Разве так выглядит счастливая невеста?

Ему захотелось рявкнуть: «Роза!», огрызнуться, как старый, еще не потерявший былой хватки бульдог, навсегда прикованный ржавой цепью к будке и заподозривший посягательство на свое добро. Но супруга уже повернулась к гостям. И тогда он снова нашел в себе силы посмотреть на сестру. Она улыбнулась в ответ вымученной улыбкой, и между ними пробежала искра понимания. А со стороны могло показаться, что заботливый отец грустит о любимой дочке, покидающей родительский дом.

Лимузин, покорный унылой извозчичьей судьбе, встрепенулся, как почуявший просторы конь, бесшумно снялся с места и покатил по ночному городу. При подъезде к пятому перекрестку Николай догадался, что этой ночью все светофоры сговорились и салютуют им красным светом, и нетерпеливо сжал руку молчащей Сони. Она не ответила на пожатие и только ниже наклонила голову, сделав вид, что с трудом борется со сном.

В тот же час президент процветающего холдинга, чувствуя себя обманутым и обокраденным, возвращался в осиротевший дом. Он вполуха слушал нескончаемую болтовню Марины и размышлял о последних Сониных словах. «Не волнуйся за меня, милый. Я постараюсь быть ему хорошей женой, — пообещала она и добавила одними губами: — Мне так жаль, что это будешь не ты». Он сделал вид, что не понял, и поцеловал ее в лоб, как ребенка: «Я мечтаю только об одном — чтобы ты была счастлива!» Но оба знали, что он солгал, потому что все еще хотел, чтобы первую страсть она подарила ему. Он поторопился выдать ее замуж, в глубине души надеясь, что она будет до конца жизни несчастна в этом браке. Хотя у нее было право отказаться. И это был тот единственный раз, когда он ждал, чтобы она нарушила его волю и удержала их от ошибки.

Позабыв о старшей дочери, он негромко зарычал и принялся нервно щелкать зажигалкой. Видавший виды шофер удивленно взглянул в зеркало заднего обзора, но на застывшем лице Ильи Ефимовича не отразилось никаких эмоций. Машина плавно вошла в крутой поворот. Марина болтала без умолку и провожала глазами редких прохожих, поэтому не обратила внимания на посторонние звуки в салоне.

— Так что ты об этом думаешь?

— Извини, я не расслышал.

— Да что с тобой, папа? Я уже сто раз одно и то же повторила!.. — Дочь обняла отца и приложилась губами, растерявшими яркую помаду на бокалах с шампанским, к его виску. — Ты странный сегодня.

— Рано я выдал Соню замуж, — пробормотал он с раскаянием, глядя на убегающую цепочку фонарей. — Ты должна была выйти первой.

— Ой, если ждать меня, то она останется старой девой, — рассмеялась Марина. — Нашел из-за чего переживать. Кто в ее возрасте может позволить себе оставаться девицей? К тому же секс должен пойти ей на пользу. А то эта аристократическая бледность…

— Где ты набралась этой пошлости? — Он поморщился, хотя никогда не был ханжой. — Думаешь только о мужиках.

— Скажи спасибо, что не о бабах, — зацепила его Марина и, поймав возмущенный взгляд, просунула руку ему под локоть. — Ну, прости, папочка. Я слегка перебрала! Как думаешь, он хороший любовник, этот твой профессор? Не староват для нашей принцессы?

— Откуда мне знать, — огрызнулся Илья и в отчаянии отвернулся к окну. — Я же с ним не спал!

— Завтра спрошу Соню, — согласилась подождать дочь. — Я ее слегка просветила. А то вы с мамой были так озабочены благопристойностью вечера, что забыли о родительских наставлениях для девочки. А она о сексе только в книжках читала.

— И что ты ей сказала? — насторожился Илья и прикусил язык, но дочь уже расхохоталась и предложила прочитать ему установочную лекцию о том, чего хотят женщины. — Знаю я, чего хотят женщины, — рявкнул Илья и окончательно обозлился на этот день, на беззаботную Марину, на Николая, раздевающего Соню в своей убогой норе, на себя, сделавшего заведомо ошибочный ход. — Денег они хотят и побольше.

— Это только те, у кого денег нет! Я денег от мужиков не хочу. Главное, чтобы ночи даром не пропадали, — с мечтательным лицом призналась дочь и выразительно посмотрела в зеркало заднего обзора на навострившего уши шофера.

— Своих денег у тебя нет, насколько я помню, — мрачно заметил Илья. — Перебесишься, надеюсь! Только не вздумай принести в подоле

— Вот еще! — фыркнула нахалка. — И вообще, ты рассуждаешь так, как будто вышел в тираж!

— Маринка, ты спятила, что ли?! Я тебе отец или кто?!

— Отец, отец! Папочка! — Она потянулась поцеловать его, но он зло отбивался и пыхтел. — Ты у меня еще хоть куда. Был бы завидный жених, да уже окольцован! Но ведь это тебе не мешает, да?

— Моя личная жизнь…

— Ладно, ладно! Ты совсем себя не щадишь! Возьми отпуск, съезди на воды или на острова. Все доктора говорят. Вон и муж нашей Сони…

«Черт бы побрал ее мужа!» Илья полез в карман за сигаретами и безысходным взглядом уличного пса обвел чужие окна. В одной из этих типовых квартир его Соня обнимала другого мужчину, а ему осталось только подчиниться судьбе и продолжить жизнь без нее.

Николай пытался сломить сопротивление замка, пока Соня оглядывала запущенную лестничную площадку, расписанную рукой неизвестного художника замысловатыми «граффити». Ключ никак не мог преодолеть невидимую преграду в древнем механизме, и хозяин квартиры злился.

— Наконец-то! — выдохнул профессор, пропуская Соню во внезапно распахнувшуюся дверь, и она, оставив за спиной беззаботные двадцать два года, впервые переступила порог нового дома. — Теперь это все твое!

Он очертил широким жестом границы своих владений, но тут же спохватился, что его ничем не примечательная квартирка в сибирском городе не идет ни в какое сравнение с особняками и пентхаусами, в которых она росла.

— А у вас здесь уютно и чисто, — благовоспитанно заметила Соня, словно ничего не знала об усилиях трех женщин привести эту землянку в божеский вид.

— Прошу тебя, Соня, говори мне «ты», — попросил муж и щелкнул выключателем в зале.

— Ох, нет, не надо так ярко, — сощурилась она.

Николай зажег торшер над любимым креслом и приготовился сказать маленькую речь, соответствующую важности момента. Но, как назло, в голову не приходило ничего романтического.

— Может, хочешь выпить? — бездарно ляпнул он и с затаенной надеждой обернулся к сияющему разнообразием бару.

— Спасибо, я не пью. Разве Илья не сказал?

Выйдя из светового круга, оставленного торшером на ковре, Соня застыла посреди комнаты одинокая и потерянная, и он с сожалением отказался от идеи продолжить банкет втроем с бутылкой.

— Можно я тебя поцелую?

— Конечно. — Он не мог увидеть, как розовеют ее скулы, потому что в комнате царил спасительный полумрак. — Только я не очень умею.

— Я уже заметил, — постаравшись не улыбнуться, он привлек ее к себе. — Ничего нет сложного.

Соня, не знавшая, по словам Ильи, ни страсти, ни ласки, в его руках оказалась прилежной и благодарной ученицей. Она закрыла глаза и изогнула спину под его нетерпеливой рукой и через минуту ее пальцы уже смелее гладили его коротко подстриженный затылок. Он решил не затягивать этот мастер-класс посреди гостиной, и молодая жена, на время освобожденная из его объятий, отправилась в спальню, отказавшись от предложения избавить ее от свадебного наряда. Николай слегка расстроился, потому что весь вечер представлял, как снимет с нее одежду и небрежно бросит возле кровати.

Через несколько минут, показавшихся ему вечностью, он с замиранием сердца вошел в спальню. Ее фигурка белела на фоне окна между неплотно закрытыми шторами, а кремовый костюм аккуратно расположился на спинке стула.

— Красиво там. — Она легким кивком указала на спящий город. — Огоньки то вспыхивают, то гаснут. И хотя с каждой минутой их становится все меньше, все окна не гаснут никогда. Дорожка из фонарей бежит вдоль улицы, словно ручеек. А вот звезд сегодня не видно, облака мешают.

— Ты любишь звезды?

Обнимая прохладные плечи, он с трудом заставил себя вслушиваться в слова.

— Они совсем, как я. Одинокие…

Она смотрела в окно и цеплялась за знакомые предметы, как за спасательный круг. Профессор прижался щекой к ее все еще собранным на затылке волосам

— Они холодные и мертвые, а ты такая живая. И теперь у тебя есть я. Я никогда тебя не оставлю и никому не отдам!

— Конечно, — чуть слышно согласилась Соня и обернулась к ждущему мужчине, пока предательские слезы не успели сорваться с ресниц.

Она больше не верила обещаниям. Человек, который был ей дороже всех, много лет лгал, что сделает ее счастливой. А она всего лишь хотела остаться его любимой девочкой. Ей стало невыносимо при мысли, что сейчас, в эту самую минуту, их связь прервется, и до конца жизни он станет искать счастья там, где привык, — в объятиях доступных женщин. И еще она осознала, что юность кончилась, и ничто уже не будет беззаботно и весело, как раньше. Он знал это с самого начала, а она поняла только сейчас, в чужой спальне, с чужим человеком.

— Мне страшно.

Николай не мог понять странную отрешенность в глубине ее глаз, но чувствовал, что должен играть роль сильного и значительного мужчины. В следующий миг щелкнула заколка, выпуская на свободу поток темных волос. С тихим звоном посыпались шпильки, с плеча сползла ночная сорочка, а губы робко повторили недавний урок. Профессор потянул жену вглубь комнаты, прочь от магии ночного города, и их тела заскользили на шелковой простыне, как легкие яхты по бескрайней глади моря.

За годы холостяцкой жизни он забыл, как приятно проснуться утром и после вчерашней кутерьмы и возлияний обнаружить рядом на подушке незнакомое и желанное существо, носящее отныне твое обручальное кольцо.

Соня, едва укрытая одеялом, все еще спала, и ее изгибы напомнили ему о событиях прошедшей ночи.

— Соня, Соня!

Он нежно и настойчиво поцеловал ее в плечо, проглядывающее сквозь густые пряди рассыпавшихся волос. Она распахнула дымчатые глаза и улыбнулась ему одними губами.

— Доброе утро! Ты давно проснулся?

— Только что. Прости, что не удержался и разбудил тебя.

Николай убрал завиток с ее щеки и заглянул под приоткрывшееся одеяло.

— Я выспалась. — Она слегка робела под его ненасытным взглядом, но, потакая его желанию, тихо спросила: — Обнимешь меня?

«Да! — сказал себе профессор. — Я женат!» И ненужное одеяло стыдливо соскользнуло на пол.

Подложив руки под голову, Николай с видом балованного кота наблюдал, как она достала из шкафа его любимую и до недавнего времени самую дорогую рубашку, проигнорировав пеньюар, специально приобретенный для завтрака после брачной ночи.

— Эту можно?

Он представил, как разозлится, когда не найдет рубашку на вешалке, но вовремя прогнал эту эгоистичную мысль.

— Тебе можно все. Подойди, я помогу.

Та же квартира, что и вчера утром, и он тот же, а жизнь уже изменилась и, конечно, изменится еще, надо только подождать. Ему не хотелось вспоминать и не хотелось думать о том, что ждет их в будущем. Он лениво размышлял о превратностях судьбы, подарившей ему эту женщину тогда, когда он и думать забыл о семейном счастье. Он представлял, как они будут узнавать друг друга в ближайшие месяцы, как он будет возвращаться с работы в оживший снова дом и, просыпаясь по утрам, удивляться тому, что она рядом.

— Куда ты хочешь поехать в свадебное путешествие? — спросил профессор, прижимая к себе ее юное тело.

— Мне нравится Италия, — секунду помедлив, ответила Соня, но тут же предвосхитила его следующий вопрос. — Но сначала в деревню.

— Куда? — Николай приподнялся на локте и заглянул ей в лицо. — В итальянскую деревню?

— В русскую. Я никогда не жила в деревне. В деревянном доме с печкой, с колодцем, с горластыми петухами по утрам. Чтобы рядом была река, лес и коровы на лугу. Чтобы дождик стучал по крыше, и можно было рвать яблоки прямо с веток. А трава мокрая от росы…

— Боже ты мой! — Николай легонько погладил ладонью ее щеку. — Сколько в тебе романтики! А как же теплое море, рестораны, музеи, магазины?

— Нет, не теперь, — с улыбкой возразила она. — Мы много путешествовали. Я с семи лет училась сначала в Австрии, потом немного в Париже. Еще мы жили в Швейцарии и летом в Италии. Ну и операция в Германии… А на каникулы нас с Мариной отправляли то на острова, то в Юго-Восточную Азию, а однажды мы с Розой съездили в Лас-Вегас, правда, ненадолго. Я только в Австралии не была. Там, наверное, здорово. И в Антарктиде, конечно, тоже, хотя я не люблю, когда холодно. — Соня представила себе ледяную пустыню, завывание ветра и свинцовое небо без солнца и зябко повела плечами. — Но если ты хочешь за границу…

Она спохватилась и умолкла, ожидая его приговора.

— Девушка, повидавшая весь мир, мечтает об убогой сельской экзотике? Что ты там будешь делать?

— Не знаю. Просто жить.

Николай снисходительно посмотрел на жену, и настороженной Соне показалось, что он не одобрил ее выбор. Илья бы тоже не понял, удивился. «Девичья блажь!» И на этом разговор о печке и петухах был бы завершен, потому что он уже снял для нее белую виллу на Сицилии до конца бархатного сезона, среди раскаленных скал у моря. Они втроем с Мариной ездили смотреть ее ранней весной, когда все вокруг только начинало цвести. Позже Марина наотрез отказалась ехать на остров. Горнолыжные курорты или серфинг во Флориде ей нравились куда больше, чем романтическое уединение с книжкой. Но как же чудесно там будет летом! По вечерам волны с довольным урчанием набегают на белый песок, в камнях прячутся серо-зеленые крабы, а звезды кажутся огромными, как медали на черном кителе морского офицера.

На Сицилии ей было спокойно и хорошо. Это было то самое место, где хотелось поселиться вдвоем до конца жизни, когда бы он ни наступил. Люди там были красивые и гордые, и язык как музыка, и музыка как море.

— Ладно, не будем больше о деревне. Давай поедем к морю или в Европу, куда скажешь, — нарочито весело заключила она.

— Глупышка! — Профессор поцеловал жену и не смог сдержать улыбки. — Я отвезу тебя на Волгу. Там потрясающие закаты. Ты таких нигде не увидишь. Будем есть копченого леща и картошку прямо из костра. Неподалеку есть большая ферма. Парное молоко там почти как сливки. И твои петухи по утрам нас будут будить, и баржи басом переговариваться, и в баньку я тебя свожу. Чудо ты мое… итальянское!

Он поймал себя на мысли, что начал говорить, как она, когда перечислял деревенские радости.

— А я тебе завтрак сделаю. Я умею, правда!

Сонино настроение переменилось, как будто в пасмурный день выглянуло солнце. Она выскользнула из его рук золотистой змейкой. Профессор, раскинувшись на новой кровати, прислушался к тому, как вздрогнул на кухне потревоженный старый холодильник, как полилась вода из крана и звякнула ложка в пустой чашке.

Вскоре она вновь появилась на пороге.

— Принести сюда? В постель, — краснея, добавила она.

— Я сейчас сам приду, — выходя из состояния блаженного безделья, спохватился он.

— Но ведь я твоя жена.

Николай поднялся с кровати, накинул халат, чувствуя себя неуютно под ее внимательным взглядом, и потому не смог разобрать, шутит она или говорит серьезно.

— Почему ты решила, что надо подавать мне завтрак в постель? — спросил он, когда они оказались друг напротив друга за столом.

— А разве нет? Роза носила Илье кофе в кабинет, если он работал дома.

На это Николаю было нечего возразить, он не был избалован «красивой жизнью». Зато ему предстояло научиться понимать жену, хотя уже сейчас видно, что между ними огромная пропасть. Соня попыталась еще что-то добавить, но в их разговор ворвался телефонный звонок. Профессор снял трубку и заулыбался.

— Спасибо, Илья. Замечательно. Планы? Давай я дам тебе Соню, пусть она решает.

— Доброе утро, — в следующий миг промурлыкала она, прижимая трубку плечом к уху и срезая спиральную ленту с большого зеленого яблока, и Николай вышел, чтобы не мешать их разговору.

Все, что Илья мог спросить, он знал наперед. Все, о чем молодая жена профессора могла рассказать, он знать не желал. Он провел бессонную ночь в кабинете, потому что грубо отказал жене в супружеских объятиях. Грубость спровоцировала скандал, которого он втайне желал, но который отнял у обоих слишком много сил. А теперь, сидя в офисе, Илья слушал голос ревности, заглушающий голос разума, и листал бумаги. Строчки расплывались и сливались, не давая вникнуть в суть написанного.

— Сегодня такой солнечный день, — сквозь легкие помехи на линии донесся до него Сонин голос. — А ты с самого утра уже трудишься?

— Ты хочешь поговорить о погоде или о работе? — сурово спросил он, и она отложила яблоко и закусила губу, чтобы не расплакаться.

— Я не знаю, что сказать, милый.

— Ты довольна?

— Ох, Илюша, — забормотала она, заливаясь краской. — Ты хочешь знать?..

— Ты спятила, Софья! — рявкнул он, осознав двусмысленность своего вопроса. — Я спрашиваю о свадьбе, а не о том, как ты… как он…

— Боже мой, прости! — испугалась Соня и прижала похолодевшие пальцы к губам. — Конечно, о свадьбе! Все было замечательно! Просто великолепно! Ты все так прекрасно организовал! Ты все делаешь лучше всех!

— Не надо мне льстить!

— Никогда… — Она растерялась и окончательно расстроилась, а у него не было желания поддерживать и утешать. — Я не стала бы врать тебе.

— Ладно, — смягчился он. — Свадьбу провели. Какие планы на медовый месяц?

Соня смахнула с ресниц слезинку и пересказала ему свой разговор с мужем о деревне, в которую ее неожиданно потянуло разыгравшееся воображение.

— Ерунда! — сурово подытожил он. — Какая деревня? Какие куры и березки? Ты еще под корову с ведром заберись! В Италии дом готов к твоему приезду, а ты заделалась славянофилкой! Срочно на море. Забыла, как зимой три недели провалялась с бронхитом?

— Я поеду, поеду! Только мы сначала немного на Волге побудем, ладно? И Коля решил, что это хорошая идея.

Она ссылалась на мужа, но по привычке спрашивала разрешения у брата, в чьих разрешениях больше не нуждалась.

— А если я скажу «нет»?

Ему отчаянно захотелось спровоцировать ее, снова подчинить своей воле и посмотреть, что будет делать профессор с его послушной девочкой, как станет бороться с ним, которому столько лет принадлежали ее покорность и верность.

— Нет? — забормотала вконец запутавшаяся Соня. — Почему нет? Конечно, если ты настаиваешь…

— Пусть он решает, — усмехнулся Илья, удовлетворенный экспериментом. — Хочешь в деревню — езжай. На море тебе надо не ради развлечения. Надеюсь, это он понимает.

— Ты пошутил, а я испугалась! — выдохнула Соня и снова взялась за яблоко. — Ну, конечно, Коля все понимает, он же доктор.

— Он не по твоему профилю доктор, — ворчливо заметил Илья и свернул разговор. — Все, мне надо работать.

— Спасибо, что позвонил, Илюша.

Она уже собралась повесить трубку, когда он кашлянул и остановил ее.

— Соня, и вот еще что…

— Да, Илюша?

— Я не желаю знать подробностей. — Он грубо вернул ее к началу разговора. — Как ты проводишь с ним время, что он с тобой делает. Я понятно выражаюсь?

— Да я и не собиралась…

— Если возникнут проблемы, обращайся к Розе, к Марине, к психоаналитику, к кому угодно. По остальным вопросам можешь звонить, когда надо. Но все эти слезы, эти нежности… Я не хочу знать, как ты воплощаешь свои романтические бредни в жизнь!

— Да разве я могла бы… Мои мечты не имеют ничего общего с тем, что происходит.

— Я сказал, что не желаю ничего об этом знать!

— Ты и не узнаешь, если сам не попросишь, милый. Я слишком… привязана к тебе, Илюша.

— Не называй меня «милый»! Я тебе не милый! Я выдал тебя замуж, и на этом моя миссия окончена. Надеюсь, ты счастлива, и тебе хорошо.

— Конечно, хорошо, — дрожащим голосом согласилась Соня. — Не переживай за меня.

Он весь разговор ждал других слов, слез, упреков, обид, а она была спокойной и умиротворенной, может быть, даже счастливой. Такой, какой должна была быть в его объятиях. И он взъярился, как раненый бык, потому что в неуместных подробностях представил, как именно ей теперь хорошо.

— Ну, значит, ты наконец-то получила то, что хотела!

И не желая слышать ее растерянного «да», оборвал связь.

Через минуту, стерев слезы с лица, она вошла в спальню и присела на край кровати с расческой в руках.

— Моя идея насчет деревни ему не понравилась, но он сказал, что решать все равно нам с тобой. И еще, что теперь ты отвечаешь за меня. Все будет так, как мы с тобой захотим. Но я пообещала, что после деревни уеду на Сицилию хотя бы на месяц. Ты ведь поедешь со мной, правда?

— Не уверен, солнышко. — Николай знал, что работа не позволит ему отлучиться на такой долгий срок, но заранее огорчать ее не хотел. — Я, конечно, постараюсь.

Но Соня уже забыла об Италии, захваченная предстоящей поездкой в деревню.

— А как мы туда доберемся?

Она задала вопрос и, глядя в пространство, представила узкую тропинку, ведущую через просвеченный солнцем лес между высоких сосен.

— Сначала на теплоходе до Нижнего, а потом на маленьком катере прямо до нашей деревни.

— Туда ходит катер? — Соня вся засияла в предвкушении предстоящего приключения. — А когда мы сможем поехать? Завтра?

В расстегнутом вороте рубашки ему была видна полупрозрачная кожа и трогательная ямка между ключицами. Идея провести с Соней две недели вдвоем вдали от всех нравилась профессору все больше. Он уже успел позабыть все преимущества семейной жизни за время своей многолетней свободы, и это хорошо забытое «узнавание» наполнило его почти юношеским волнением. Соня накручивала на палец прядь волос и в такт своим мыслям качала головой, словно напевала какую-то мелодию. Николай поднял с пола забытую сорочку.

— Роза сегодня дает в нашу честь обед, — вспомнила она. — За нами в половине пятого придет машина. Ты ведь не откажешься поехать?

— Пусть будет обед. Только сначала я хочу еще немного побыть твоим мужем. — Николай ловко расстегнул одну за другой пуговицы и потянул рубашку назад за воротник. — Прямо сейчас.

— Подожди.

Она отстранилась. Ее потемневшие глаза проследили за медленно плывущей тучей с рваными краями, а губы дрогнули в попытке подавить торжествующую улыбку. Может быть, спросил он себя, она видит другое небо с облаками, похожими на стадо овец, слышит шум ветра в кронах деревьев, вдыхает запахи цветущих трав. И с неожиданной ясностью понял, что она никогда не сможет принадлежать ему так, как это было с другими женщинами. В самые хрупкие моменты вечности ему всегда будет казаться, что она не приближается, а отдаляется от него.

— Соня, — окликнул он, и она отогнала образ другого мужчины, обняла мужа за шею тонкими руками и опустила ресницы.

Профессор покосился в окно, где туча с рваными краями исчезла из оконного проема, освобождая яркий кусочек синего неба, и старинные часы над кроватью мелодичным боем сообщили хозяину, что до приезда машины осталось три с половиной часа.