Сбежавшая жена босса. Развода не будет!

Вероника Лесневская, 2022

– Нас расписали по ошибке! Перепутали меня с вашей невестой. Раз уж мы все выяснили, то давайте мирно разойдемся. Позовем кого-нибудь из сотрудников ЗАГСа. Они быстренько оформят развод, расторгнут контракт и…– Исключено, – он гаркает так, что я вздрагиваю и вся покрываюсь мелкими мурашками. Выдерживает паузу, размышляя о чем-то. – В нашей семье это не принято. Развода не будет!– А что… будет? – лепечу настороженно.– Останешься моей женой, – улыбается одним уголком губ. И я не понимаю, шутит он или серьезно. Зачем ему я? – Будешь жить со мной. Родишь мне наследника. Может, двух. А дальше посмотрим.***Мы виделись всего один раз – на собственной свадьбе, которая не должна была состояться. Я сбежала, чтобы найти способ избавиться от штампа в паспорте. А нашла новую работу – няней для одной несносной малышки. Я надеялась скрыться в чужом доме, но угодила прямо к своему законному мужу. Босс даже не узнал меня и все еще ищет сбежавшую жену.

Глава 11

С головой ухожу под воду. Быстро. Резко. Камнем на дно.

Здесь оказалось опаснее, чем я ожидала. Внезапный холод на глубине, окутывающий тело, создает контраст с горячим воздухом на поверхности. Парализует легкие и пронзает кожу мелкими иголками.

Касаюсь ногами дна, отталкиваюсь, чтобы вынырнуть, но пораненная нога невовремя дает о себе знать неприятной резью. Так еще и судорогой сводит.

На доли секунды выталкиваю себя из пресной воды, которая совершенно меня не держит, и хватаю ртом воздух. Тут же меня тянет вниз, а следующий вдох пускает в ноздри и горло порцию хлорированной жидкости. Какая гадость!

Я не уверена, что сама выберусь из бассейна живой и здоровой, а при этом ни на миг не забываю, зачем прыгнула. Собираюсь с духом и, неловко гребя руками, распахиваю глаза под водой. Осматриваюсь в поисках Аленки, но не нахожу никаких очертаний.

Двигаю свое непослушное тело к бортику, как мне кажется. Еще раз делаю рывок на поверхность, ловлю кислород вперемешку с водой и, закашлявшись, едва различаю испуганный голосок Аленки и какой-то всплеск. Подумав, что мне показалось в бреду, агрессивнее направляюсь дальше.

Никто меня не спасет, но я сама сдаваться не собираюсь. Если бы еще нога не подводила.

Зажмуриваюсь и яростно луплю воду всеми конечностями. Гребу по-собачьи, кролем, брассом. Да что только не делаю! Жить очень хочется! Надеюсь, что не сбилась с курса.

На секунду все-таки открываю глаза, которые щиплет от хлорки, и замечаю темный силуэт неподалеку. Пугаюсь, когда он стремительно оказывается рядом, заплывает за спину.

Грубый толчок под грудью — и рывок вверх. Лицо обдает жарким ветерком. Радуюсь, что мне наконец доступен свежий воздух, но почему-то не могу сделать вдох.

То ли рука на ребрах слишком давит, то ли тело позади меня, в которое я впечатана, чересчур прижимается, то ли грубый голос, смешанный с горячим дыханием, лишает меня чувств.

— Жива? — обдает ухо огнем. И вода вокруг словно закипает от пожара внутри меня.

О нет! Верните меня на дно и оставьте там. Все лучше и безопаснее, чем оказаться в лапах морского чудовища. Ведь я узнаю его незамедлительно, несмотря на полуобморочное состояние.

Хочу откашляться, но выдаю лишь сдавленный хрип. Мозг постепенно отключается.

— Беда ходячая, — прорывается сквозь туман сознания.

Путаюсь в мокрой, тяжелой футболке. Морщусь, когда она слетает с меня через голову. Чувствую лопатками шероховатое дерево. Пытаюсь приоткрыть глаза и посмотреть, что происходит, но мешает гадкая резь от хлорки и прямые солнечные лучи, жалящие лицо.

Постанываю недовольно, пытаюсь возмутиться, перевернуться, но силы покидают меня.

Горячие ладони ложатся на грудь, согревают приятно, а потом впечатываются резко, выбивая воздух из легких. Заставляют меня закашляться. Однако слабо, хрипло. В горле вода будто стоит, перекрывает дыхание.

Властные, жесткие губы накрывают мой рот как раз в тот момент, как я пытаюсь возмутиться. Ошеломленно распахиваю глаза.

Сначала все вокруг плывет, но с каждым живительным вдохом, что наполняет всю меня, мне становится легче. К знакомому вкусу на губах присоединяется запах мужского одеколона, что проникает в нос. Зрение фокусируется. Смутные черты соединяются в целостный образ. И он сражает меня наповал.

— Очнулась? — слышится словно сквозь вакуум, а голос обеспокоен.

Лицо отстраняется от моего, но чужие ладони продолжают покоиться в области моей груди, будто приклеились и стали частью меня.

— Не лапай и не целуй меня, извращенец старый! — шиплю, как проколотая на полном ходу шина.

Воспламенюсь сейчас. Взорвусь! И отнюдь не от того, что мне противно. Наоборот…

Но это ведь Альберт! Почему он няньку трогает?

Несвободный мужчина, между прочим. Женат.

На мне…

— Почему «старый»? — хмурится Альберт, будто припоминает что-то. Цепляется за это определение, проигнорировав «извращенца».

«Для своего возраста вы неплохо сохранились», — звенит в голове моя же фраза, выпаленная в ЗАГСе. Мне бы следовало научиться молчать в наиболее острые моменты.

— Аленка! — кричу испуганно прямо ему в лицо.

И вскакиваю так, что мы чуть не сталкиваемся лбами. Если бы Альберт не успел увернуться и схватить меня за плечи, точно бы сейчас я звездочки перед глазами рассматривала.

— Она… Аленка… В бассейне, — указываю пальцем на воду, опускаю на круг, который мирно себе лежит на площадке.

А рядом… Алена! В полном порядке. Сидит на стульчике у бассейна, подальше от меня, виновато понурив голову.

— Так ты не тонула? — удивленно произношу. Выдыхаю с обреченным стоном: опять она меня обманула.

Девочка молчит, и только маленькие плечики подрагивают. Главное, что она хорошо себя чувствует. И ничего непоправимого не произошло, вот тогды бы я себя точно не простила.

Порыв ветра бьет мне в лицо. Наотмашь. Как и поступок моей подопечной.

Ежусь от холода и только сейчас замечаю, что я неодета. Точнее, не совсем. Шортики на месте, а выше… Боковым зрением замечаю брошенную прямо на пол футболку — и испуганно прикрываюсь руками. На мне лифчик, и вроде бы не все так страшно. На пляже все загорают в купальниках.

Но при Альберте я краснею, превращаясь в вареного рака. Он хмыкает недоуменно, будто мне и скрывать-то нечего и зря я переживаю, а потом дает полотенце. Прижимаю к себе мягкую махру, спешу спрятаться, чтобы Туманов ни тела моего не видел, ни белья. Пусть все забудет!

А в чем я сегодня?..

Стремительно окрашиваюсь в цвет бордо.

Позорище. Точно пусть забудет!

— Ты на черта в воду прыгнула, если плавать не умеешь? — рычит Туманов на меня неожиданно яростно. Я вздрагиваю и плотнее кутаюсь в полотенце.

— Я умею плавать! — пытаюсь поспорить, но стискиваю губы, когда он цокает недоверчиво и брови сводит. — Но плохо, — признаюсь тише. — Аленка из круга выскользнула и в воду упала. Я думала, она тонет, и прыгнула за ней, — шмыгаю носом, опять ощущаю хлорку. — Фу! — выдыхаю.

Секундная заминка, внимательный взгляд черных глаз, пронзительный и сканирующий. Но потом Альберт отмахивается, будто отгоняет от себя неуместные мысли.

— И решила утонуть вместе с ней? — рявкает, но я не понимаю, почему он так злится. Вечно всем недоволен, грубиян! — Собой рисковала ради нее? А если бы Алена не позвала меня? — озвучивает, будто принять этот факт не может. Малышка надрывно всхлипывает. — Она на плавание ходит два раза в неделю. В графике это указано. И себя как рыбка в воде чувствует.

— Я не дочитала, там много всего. Только распорядок на сегодня посмотрела, — пожимаю плечами. — Так ты специально… — поворачиваюсь к малышке.

Наблюдаю, как быстро ее изумрудные глазки наполняются слезами. Крупные капли стекают по розовым щекам.

— Изв-вини-и, — ноет Алена. — Я хотела с тобой попла-ава-ть, — тянет нараспев так жалобно, что я готова разреветься с ней с унисон. Но ловлю напряженный взгляд Альберта и топлю эмоции в себе. — Я думала, ты отказалась, потому что тебе Алик не разрешает в бассейн, как остальной прислуге-е-е, — заключает огорченно.

— Так, прекратите обе, — гавкает Туманов так внезапно, что мы подскакиваем на месте одновременно.

Поднимается на ноги, рваными движениями расстегивает на себе пуговицы. Не успеваю пискнуть, как он стаскивает промокшую рубашку. Надо бы отвернуться смущенно, но глаза сами округляются, «фотографируя» представшую картину.

Взор непослушно устремляется на загорелый торс, поблескивающий под солнечными лучами от влаги.

Альберт точно демон. Бессмертный! Иначе как объяснить, что он настолько шикарный в своем возрасте.

Сильными руками выжимает рубашку, а я глазею, как играют его мышцы. Пока он увлечен спасением одежды, я бесстыдно рассматриваю широкую грудь, мощный пресс, считаю кубики.

Распахиваю рот, не в силах больше сдерживать эмоции, но, спохватившись, подпираю подбородок ладошкой.

Опускаю голову, однако продолжаю украдкой изучать мужчину. Не каждый день живого Шварценеггера увидишь на расстоянии вытянутой руки. Хотя нет. Тот перекачан до предела, будто лопнет при одном неудачном движении. А муж мой… Золотая середина.

Идеален, как древнегреческий бог.

Дурочка, отвернись! Тебе еще с этой бронзовой статуей разводиться!

— Алик, разреши няне купаться в бассейне, пожа-алуйста, — просит Аленка. — Я ее плавать буду учить. Ну разреши!

— Нет, — отрезает коротко.

И все очарование мгновенно испаряется. Очнувшись от гипноза, осознаю, кто передо мной. Хозяин, богач, бандюган. Который относится ко мне пренебрежительно.

— Конечно, нечего грязной служанке делать в царской купели, — обиженно шепчу, принимая его ответ на свой счет. Брезгует он мною, и из-за этого почему-то горько становится.

— Ты что там бубнишь, утопленница? — злится на меня.

Опять сминает рубашку и скручивает так грубо, что ткань трещит. Иначе воспринимаю его силу и мощь. Ничего хорошего мне не сулят эти каменные мышцы, которые кажутся огромными булыжниками, когда напрягаются.

Ведь стоит Альберту заподозрить во мне свою сбежавшую жену, как… Щелк! Хрусь! И выжмет он меня точно так же, переломав все косточки.

— Молчу, — затихаю поспешно. Не хочу вступать в ссору с ним.

Вытряхнув несчастную рубашку, Альберт расправляет ее перед собой, закрывая мне вид на обнаженное тело. Вздох разочарования предательски вырывается из моей груди. Топлю его в кашле.

Тяжело вздыхает и Туманов. Скомкав убитый им же самим хлопок, небрежно бросает его на лежак, соседний с моим. И складывает руки на груди, отчего опять выделяются очертания мышц.

— Так. Ты, Аленка, будешь со мной до вечера. Никаких игр и мультиков в наказание за то, что чуть няньку не утопила, — отдает распоряжения сестре, а та лихорадочно кивает. И я вторю ей, хотя меня это не касается. — А ты… — переводит взгляд и, метнув его на мои голые ножки, скользит вверх. До коротких шортиков. Пока думает, что делать со мной, откровенно рассматривает. — Ты идешь в свою комнату! — приказывает мне, когда я прижимаю колени к груди и превращаюсь в комок, пытаясь стать незаметной. — Приводишь себя в порядок, отдыхаешь и пытаешься не самоубиться до утра! — разговаривает так повелительно, будто я не старше Аленки! И такая же несмышленая.

— А утром что? — сглатываю нервно.

— Утром работать. Тебя никто не отпускает. Другой няни у нас нет, — выносит мне приговор.

Что же, посмотрим. Может, удастся смыться отсюда ночью. Кошусь на бассейн, где недавно чуть не утонула. Неудачное слово с моим-то «везеньем».

— Ну, я тогда побежала, — хихикаю на нервах и, судя по лицу Альберта, какие-то подозрения у него вызываю. Я же в панике сейчас веду себя, как на свадьбе. Непроизвольно получается!

Слетаю с деревянного лежака и спешу вернуться в дом, пока Туманов не излечился от амнезии и не узнал меня. Но иду не так быстро, как хотелось бы… Мычу от боли в стопе, прихрамываю. Мне хуже стало после"активного купания".

— Да что за черт! — ругается Туманов обреченно, и по моей спине проносится мелкая дрожь. — Тридцать три несчастья, — когда ко мне приближаются тяжелые шаги, я замираю на всякий случай. — Почему после тебя подтеки крови остаются, как от подстреленной лани? — летит мне в затылок.

— А? — оглядываюсь. Сначала тону в тягучей тьме недовольного взгляда, а потом смотрю туда, куда он указывает. На чистой плитке выделяются розовые следы. Как раз на протяжении того пути, по которому я шла. — Порезала ногу на кухне, — вздыхаю.

Альберт подает мне руку, а, когда я ее игнорирую, крепче стискивая полотенце на груди, он настойчиво берет меня за локоть. Все равно добивается своей цели.

— Вернись и сядь, — несмотря на фразу, лично сопровождает меня к лежаку. — Аленка, аптечку неси.

Малышка шустро бежит выполнять поручение, оставляя нас наедине.

— Мда, — Альберт садится на нижний край лежака, возле моих ног, и я инстинктивно подтягиваю их к себе. — Ты фильм «Невезучие» смотрела?

— Ага, мой любимый, — улыбаюсь. Я удивлена, что он знает подобные комедии. Думала, ему только боевики нравятся. Про бандитов, разумеется. — А вы на что намекаете? — хмурюсь, поймав на себе непривычно лукавый взгляд.

— Не намекаю, прямо говорю, — откашливается, берет мою ногу огромными руками, укладывает себе на колени. На миг теряю равновесие и порываюсь упереться руками в деревянный настил позади меня, однако вовремя спохватываюсь. За секунду до того, как полотенце слетит с моего тела, я ловлю его за кончики и сжимаю на груди. Напрягаюсь так, что все мышцы огнем пекут, но не смею сопротивляться, пока Альберт надавливает пальцами на стопу, изучает рану. — Ты себе стекло под кожу загнала. Ты как ходила все это время?

Пожимаю плечами и растерянно губы кусаю. Черный взгляд ловит мой неловкий жест, фиксируется на губах — и тут же опускается на ногу.

Морщусь и дышу шумно, когда Альберт места вокруг пореза касается. Он тут же ослабляет хватку, будто боится причинить мне вред и сделать больно.

— Достать надо, — пугает меня неожиданным решением.

И как назло Аленка быстро возвращается с аптечкой. Услужливо Альберту ее передает, а сама на меня поглядывает со смесью вины и любопытства. Убедившись, что со мной все в порядке, она будто новую шалость придумывает. А вот мне совершенно не весело! Особенно, когда Туманов по ноге моей пальцами ведет, щекочет — и я вся покрываюсь гусиной кожей.

— Не-не, вы меня не трогайте, — отползти назад пытаюсь, но Альберт крепко держит. И не зря, иначе я бы от страха с лежака свалилась. — Я лучше к врачу завтра.

Заранее знаю, что обещание не выполню. Потому что мне необходимо будет очень быстро скрыться, а не по больницам бродить. Кажется, Альберт подозревает неладное и не отпускает мою ногу, когда я вновь пытаюсь высвободиться, но на этот раз аккуратно дергаю ее на себя.

— Хочешь, чтобы стопу разнесло к утру? — угрожает сурово. И я судорожно машу головой. В таком случае я далеко не убегу. На одной-то ноге! — Тогда терпи! — подумав, добавляет: — И глаза закрой, — свободной рукой содержимое аптечки перебирает.

Понимаю, что ни в коем случае не должна доверять ему, но… почему-то подчиняюсь. Изредка подглядываю из-под густых ресниц за тем, как он шаманит над моей ногой. И все-таки зажмуриваюсь, когда становится слишком больно. Но на смену рези приходит нестерпимый жар. Будто стопу мне подпалили.

— Мамочки, — срывается с губ, а Туманов хмыкает задумчиво. Я рассекречу себя, если и дальше буду забываться рядом с ним.

Вздрагиваю, охаю, но хватка на моей лодыжке лишь крепче становится.

— Тише, потерпи, — звучит почти ласковым голосом, и я не верю, что он может принадлежать хаму Альберту.

Становится легче, когда по ране проносится слабый ветерок. И сердце отказывается качать кровь, лишая меня кислорода. Это ведь не Альберт дует на рану, чтобы уменьшить жжение от антисептика? Как с маленькой девочкой со мной обращается! Нет, мне померещилось!

Когда я решаюсь распахнуть глаза, он невозмутимо клеит пластырь на место пореза.

— Свободна, — скользнув ладонью по ступне, отпускает меня.

Отворачивается, будто видеть меня не хочет, и поднимается на ноги, поправляя прилипшие брюки.

— Алик, она не дойдет в комнату. Она же невезучая, — провоцирует его Аленка. — Надо отнести! — вскрикивает, довольная своей идеей.

Опускаю ноги на плитку и порываюсь встать сама. Прежде чем Альберт приблизится ко мне. Но разве можно ускользнуть от хищника, который заприметил бедного кролика с хромой лапкой?

— Это абсолютно лишнее! — протестую я, но он не слушает.

Подхватывает меня на руки, вбивает в свой стальной, горячий и покрытый капельками влаги торс. Замираю, но не смею дотронуться и тем более обнять его, хотя очень неудобно, пока он несет меня в дом. Держу руки перед собой, сжимая края полотенца в кулаки, будто обожгусь, если прикоснусь к загорелой коже.

Однако тело быстро немеет из-за скованной позы. Поморщившись от дискомфорта, слегка ерзаю в крепкой хватке. И Альберт подкидывает меня, чтобы взять поудобнее. На этот раз мне приходится вцепится руками в его плечи, чтобы не упасть.

И моя «махровая защита» предает меня в самый ответственный момент. Соскользнув с груди, пытается позорно дезертировать. Но повисает промокшей тряпкой, зацепившись краем между моей спиной и каменной рукой Альберта. И я никак не могу достать и поправить полотенце, потому что сама вдруг каменею.

Я не в силах больше думать ни о чем другом кроме того, что я прижата к обнаженному бронзовому торсу. Тому самому, который разглядывала недавно. И я… полуголая! Лифчик не в счет! Из-за него конфуз только хуже становится. Дурацкий горошек прибавляет баллов к моему позору.

Чувствую каждый рельеф мышц, жар кожи, плотно прилегающей к моей, слышу стук сердца… двойной. Невольно стискиваю пальцы, впиваясь в бронзовое изваяние. Только не холодное, как мраморные статуи в музее, а обжигающее до острого покалывания.

Альберт ускоряет шаг. За пару мгновений достигает двери моей комнаты, толкает ее плечом, распахивая так резко, что ручка бьется об комод, который стоит за ней.

Но хозяину дома плевать. Он взглядом находит постель, приближается к ней нервно. И в этот момент мне кажется, что Альберт бросит меня на матрас, как нечто ненужное. Грубо и небрежно.

Но он, явно сделав над собой нечеловеческое усилие, укладывает меня аккуратно.

Как только горячее и твердое, как камень на пляже, тело отлипает от моего, я срываю покрывало с кровати — и прячусь под него, натягивая по самое горло.

Не обронив ни слова и не удостоив меня даже взглядом, Альберт разворачивается и покидает комнату, хлопнув дверью так сильно, что я содрогаюсь, покачиваясь на мягком, почти царском ложе.

Расстроенно зыркаю на закрытую дверь, хмурюсь и губу поджимаю. Как же я противна этому богачу, подумать только! Наверняка он душ после меня поспешит принять. Чтобы смыть с себя все следы жалкой прислуги.

Что же, не повезло мне. Ни с женихом, что меня предал, ни с мужем, которого передергивает от одного моего вида. Уйду в монастырь!

Но сначала от штампа в паспорте избавлюсь.

Обреченно прячу голову под подушку, но сквозь перья и пух прорываются голоса, доносящиеся из холла. Меня не должно беспокоить, о чем говорят мои хозяева, но я решаю проверить, не обсуждают ли они меня. Отбросив постельное, смахиваю непослушные кудряшки с лица, пытаясь пригладить их, и приподнимаюсь на локтях.

— Ты понимаешь, что няня пострадала из-за твоих игр, Алена? — тихо, но строго отчитывает ее Альберт.

— Я не буду больше делать так, — лепечет малышка.

Так? Значит, продолжит шалить, но просто иначе?

И все-таки мне хочется верить, что она действительно раскаивается. И не презирает меня, как ее грубый брат.

Хотя неважно. Завтра меня не будет в этом доме!

— Аленушка, давай сегодня без сюрпризов. У меня были тяжелые сутки, — смягчается он.

Как же! Тяжело искать случайную жену, чтобы потом «покончить с этим браком». Повторяю и кривлю его слова, брошенные недавно в трубку. И невольно вспоминаю, как мило он уснул в машине утром. Под моими окнами. Действительно утомился.

Это могло бы выглядеть романтично, если бы на его месте оказался мой настоящий муж. Но в нашей ситуации это опасно и жутко!

— Хорошо, Алик, — послушно отзывается малышка.

Будто они нормальная семья, а не дьяволенок в юбке и бандюган-извращенец.

Шаги отдаляются, а я откидываюсь на подушки устало. Надо бы продумать план побега, но вместо этого я отключаюсь.