Черепашкина любовь

Вера и Марина Воробей

Эта книга открывает новую серию романов для девочек, которую тоже написали сестры Воробей. В ней вы встретитесь с новыми героями – Люсей Черепахиной и ее подругой Лу Геранмае, которые учатся в седьмом классе одной из московских школ. Люся влюбилась впервые в жизни. Десятиклассник Гена Ясеновский, на которого засматривались все девчонки в школе, неожиданно признался ей в любви. Черепашка (так называла Люсю ее верная подруга Лу) сначала отнеслась к Гениному признанию с недоверием, а потом влюбилась без памяти.

1

— Тоска… — Шурик Апарин нарочито громко вздохнул и обвел невыразимо горестным взглядом стены школьного коридора, выкрашенные в унылый серо-зеленый цвет.

— Ясно. Не дашь, значит? — Геша понуро опустил голову.

— Ну зачем так трагично, Гешуша? Мне-то этот снегоход по-любому на каникулах не пригодится. Ты же в курсе, предки меня в Египет увозят… Чем в гараже пылиться, лучше уж ты на нем покатаешься… Хоть какая-то польза. И потом…

— Значит, дашь?! — Геша Ясеновский остановился, с надеждой взглянул на товарища и порывисто запустил руку в свою курчавую темно-русую шевелюру. Волосы его были настолько густыми и непокорными, что торчали вокруг головы шапкой, образуя почти идеальной формы круг.

Шурик посмотрел на Гешу долгим печальным взглядом:

— Вот видишь, ты даже выслушать меня не желаешь! Тебе этот снегоход сейчас важнее всего на свете! Я же говорю: тоска! Скучно жить на свете, Гешунь! Я бы даже сказал, уныло… Все как-то предсказуемо до тошноты! Вот раньше люди, в девятнадцатом, к примеру, веке, розыгрыши разные придумывали, шарады, мистификации всякие…

— Ты чего, Шурик? — Геша недоверчиво и даже с опаской покосился на одноклассника. — Ну, душит тебя жаба — так так и скажи! И нечего тут философию гнилую разводить! Шарады всякие, понимаешь…

— Да дам тебе его, дам, успокойся, — грубо оборвал товарища Шурик, а потом криво улыбнулся и добавил с ехидцей: — Но только не за так.

Геша засунул руки в карманы и сказал, глядя себе под ноги:

— Шур, тут такая тема… короче, я сейчас на мели…

— А мне твои деньги и не нужны, — нетерпеливо перебил Шурик. — Я кое-что поинтереснее придумал!

Время от времени до их слуха доносились звонкие, сухие удары баскетбольного мяча. Приятели остановились напротив спортзала.

— Интересно, кто там сейчас занимается? — Шурик кивнул в сторону закрытой двери.

В ответ Геша только плечами пожал. Ему это было совершенно неинтересно.

— Давай посмотрим! — неожиданно весело предложил Шурик.

— Да какая тебе разница? — все еще недоумевал Геша.

— Очень даже большая! — Шурик прильнул к двери и, осторожно потянув на себя одну из ее створок, заглянул в зал.

— То, что доктор прописал! — просвистел он загадочным шепотом секунду спустя.

— Хватит темнить! — почти всерьез обиделся Геша. — Надоело!

Шурик же, словно не заметив возмущенного тона Геши, заговорил вдруг голосом серьезным и негромким:

— Насколько я могу судить, там сейчас занимаются восьмиклашки… В настоящий момент девчонки отрабатывают бросок в кольцо… Чуешь, к чему клоню?

Геша полным неподдельного недоумения взглядом уставился на друга.

— И вот что я намерен предложить тебе взамен за безраздельное пользование моим, заметь, не самым плохим на свете снегоходом.

Геша напрягся, весь как-то подобрался и буквально впился глазами в Шурика. А тот неспешно продолжал излагать:

— Та из них, которая… — он на мгновение задумался, — пусть будет три…

— Чего три-то? — нетерпеливо перебил Геша.

— Три подряд попадания в кольцо.

— И чего?

— Ох и непонятливый же ты, Гешбалайф! Все-то тебе нужно разжевать и прямо в рот положить!

— Какой есть, — недовольно буркнул Геша Ясеновский и отвернулся.

— Ладно, не обижайся! Условие в общем-то безобидное… Короче, с той из девчонок, которая первой три раза подряд забросит мяч в корзину, ты должен будешь закрутить… Прям даже не знаю, как и выразиться, чтобы поприличней было!.. — Шурик сморщился и почесал затылок. — Короче, вся школа должна считать вас за влюбленную парочку или, как говаривали в старину, за жениха и невесту. Вот такая вот шарада… И чтобы все по-настоящему, без обмана. Чтоб она ни о чем не догадалась. Шарадить — так уж по полной программе! Иначе я буду считать тебя не выполнившим условие договора и, как следствие, моим должником… — Шурик испытующее взглянул на товарища.

— Все сказал? — Геша со злостью уставился на носки своих кроссовок.

Он нарочно не поднимал голову, чувствуя на себе наглый, насмешливый взгляд Шурика.

— Нет, еще не все, — ответил тот и, нарочито лениво растягивая слова, продолжил:

— Стартуешь четырнадцатого января, то есть в первый день третьей четверти, а финишируешь ровно через месяц, то бишь четырнадцатого февраля, в день святого Валентина, который, как известно, принято считать днем всех влюбленных, — без тени улыбки произнес Шурик, после чего лицо его расплылось в добродушнейшей улыбке.

— У тебя что, крышу снесло, Апарин? — Геша окинул товарища враждебным взглядом.

— Не спеши с выводами, Гешбарий!

Вообще-то Гешу звали Геной. Но так его отродясь никто не называл. Шурик же умудрялся и это, уже видоизмененное имя перекручивать совершенно невообразимым образом: то Гешбарием его, как сейчас называл, а то и вовсе каким-нибудь ханом Гешбатыром!

— Моему батюшке сотрудники на Новый год подарили снегоход…

— Как, еще один? — не выдержал Геша.

— В том-то и дело, Гешиторий… Отец-то у меня человек не хвастливый, скромный, потому-то, наверное, его подчиненные и не в курсе были, что у шефа уже имеется в наличии подобного рода техника… Правда, новый слегка покруче будет… Но это уже детали. Словом, если ты принимаешь мое условие, считай, что старый снегоход — твой.

На Гешином лице проступили темно-розовые пятна. Он поднял на Шурика глаза и заговорил сдавленным, надтреснутым от волнения голосом:

— Но ведь снегоход мне именно на каникулах нужен… А ты говоришь, что… — тут он запнулся, вытер рукавом вспотевший лоб и с видимым усилием выговорил: — С-с-тартовать после…

— Да бери его хоть завтра! — Шурик беззаботно махнул рукой. — Катайся на здоровье! Мне для друга, как видишь, ничего не жалко! Можешь считать это авансом.

— Допустим, я соглашусь… — Казалось, каждое слово давалось Геше с большим трудом. Он морщился, будто от боли, то и дело останавливался и сглатывал слюну. Слова точно застревали у него в горле: — Но тебе-то самому это зачем? Не понимаю…

— Хоть я и не считаю себя обязанным что-либо объяснять, но так и быть, тебе, как старому другу, скажу. Мы с тобой, Гешберт, редко говорим о будущем, а между тем оно не за горами. Словом, я решил связать свою жизнь с литературой.

Тут глаза Геши округлились, и он часто-часто заморгал, тупо уставившись на Шурика. Но тот как ни в чем не бывало продолжал тоном преподавателя, читающего лекцию нерадивым ученикам:

— Но для того чтобы стать писателем, желательно поступить в Литературный институт. А для того чтобы туда поступить, желательно иметь какие-нибудь опубликованные произведения… А тут на днях мне попалось объявление: один весьма уважаемый журнал проводит литературный конкурс для дебютантов. То есть для таких, как я. Это должен быть рассказ или небольшая повесть о романтической любви… Конкурс называется «Первая, чистая, светлая». — Шурик сделал паузу и со значением посмотрел на Гешу. — Это, в смысле, любовь, — криво ухмыльнувшись, пояснил он и заговорил вдруг деловым, сухим тоном:

— Работа должна быть отправлена не позднее первого марта… И вот тут-то, Гештар, мне без тебя не обойтись!

— В смысле? Писать, что ли, за тебя? — Геша недоверчиво покосился на одноклассника.

Шурик расхохотался прямо ему в лицо:

— С этим я как-нибудь без тебя справлюсь… А вот материал… Знаешь ли ты, Гешундий, что способно вдохнуть в литературное произведение жизнь? Сделать его объемным, дышащим?

Геша смущенно покачал головой: дескать, не знает.

— Подробности! — Шурик Апарин поднял вверх короткий и пухлый палец. — Словом, ты, Гешматорий, рискуя собственной… честью, будешь добывать эти самые подробности для моего бессмертного творения. А я этот добытый тобой материал буду литературно и талантливо обрабатывать! Классно я придумал?

— Это чего? Я, значит, должен с ней типа шуры-муры крутить и каждый день тебе докладывать? — Геша все еще не мог поверить, что Шурик вполне серьезно предлагает ему такую чушь.

— Иногда ты просто поражаешь меня своей сообразительностью. — Шурик покровительственно похлопал товарища по плечу: — Но предупреждаю сразу: на соавторство не рассчитывай!

— На что не рассчитывать?

Высокий, стройный, курчавый и ясноглазый Геша с нескрываемым недоумением смотрел сверху вниз на своего коренастого, круглолицего, с вечно лоснящейся кожей товарища.

— Не важно, — отмахнулся тот, приглаживая свои реденькие и почему-то вечно слипшиеся волосы. — Ну что, по рукам?

— Погоди! А почему ты хочешь, чтобы девчонка была именно из восьмого класса, а, скажем, не из десятого?

— Слова эти выдают в тебе полное отсутствие творческого начала и воображения! И потом, Гешмуарий, не слишком ли много вопросов ты задаешь? До звонка осталось пять минут. Решайся!

Вместо ответа Геша неуверенно шагнул к белой тяжелой двери и осторожно приоткрыл одну из створок. Теперь оба приятеля могли видеть, как старательно восьмиклассницы отрабатывают бросок в кольцо.

— Геранмае! — выкрикнул физрук, делая в классном журнале какую-то пометку.

С низенькой скамеечки, стоявшей у стены, резво вскочила высокая, смуглая и чуть полненькая девочка. С неожиданной для своей комплекции легкостью она подбежала к баскетбольной стойке. Ее пышные, удивительного цвета — черные, с синеватым отливом — волосы были стянуты на затылке в «хвостик», вернее, в самый настоящий тяжелый «конский хвост». Выглядела она старше своих одноклассниц. Держалась раскованно и как-то даже весело. Улыбка не сходила с ее лица, и, казалось, девушке стоит больших усилий сдерживать себя, чтобы вдруг не расхохотаться без всякой причины.

Внезапно, словно почувствовав, что за ней наблюдают, она бросила стремительный взгляд в сторону двери. От неожиданности Геша вздрогнул и отпрянул. Глаза у нее тоже были черными, а взгляд — пронзительный и острый. В эту секунду Геша подумал: «Пусть это будет она!»

— Что случилось? — поинтересовался Шурик, заметив замешательство товарища.

— Она, кажется, меня заметила.

— Кто?

— Ну, девчонка, которая сейчас будет в кольцо бросать…

— Ну и фиг с ней! — напутствовал товарища Шурик, и тогда тот, неуверенно пожав плечами, снова немного приоткрыл дверь и приник лицом к образовавшейся щели.

— Подвинься! — Шурик локтем пихнул Гешу в бок. — Я должен тебя проконтролировать.

Смуглая девочка взяла в руки мяч, несколько раз ударила им об пол, прицелилась и легко, словно играючи, забросила его точно в кольцо.

— Везет же некоторым! — сквозь зубы процедил Шурик.

— Не сглазь! — шепотом попросил Геша.

— Классная девчонка! С такой и я бы не отказался… — не унимался Шурик. — Говорят, у нее папаша какой-то дико крутой: то ли принц, то ли шейх арабский. Видишь, какая она вся из себя черненькая!

— Лу, давай! — подбадривали девочку одноклассницы.

Она снова прицелилась, посмотрела на дверь, улыбнулась. Конечно, Лу видела, что за ней кто-то подглядывает. Девочка тряхнула головой, для чего-то перекинула «хвост» через плечо.

— Геранмае, бросай быстрей, а то Черепахина не успеет, — нетерпеливо заметил физрук.

— Настроиться надо, Эдуард Дмитриевич, — даже не взглянув в сторону учителя, бросила она, легонько подпрыгнула и обеими руками вытолкнула мяч вверх.

Но на этот раз он, стукнувшись о металлическое кольцо, отлетел к кожаному «козлу».

— Черт! — прокомментировал это событие Геша.

Из десяти возможных попыток Лу Геранмае попала в кольцо шесть раз. Это был неплохой результат. Эдуард Дмитриевич поставил в журнал четверку, однако трех попаданий подряд не произошло.

— Слушай, Шурик, а если никто три раза не забросит? — с надеждой спросил Геша.

— Что ж, будем считать сделку несостоявшейся. Коль уж мы решили положиться на волю случая, значит, нужно быть последовательными до конца, — философски ответил Шурик.

И по Гешиному лицу невозможно было определить, расстроил ли его такой ответ или наоборот. Немного помолчав, он все же решил уточнить:

— А как же повесть про любовь?

Шурик не успел ответить, потому что в этот момент вновь прозвучал басовитый голос физрука:

— Черепахина!

Щупленькая маленькая девчонка, как-то робко поднявшись со скамеечки, неуверенными мелкими шажками приближалась к кольцу. Мяч, брошенный Геранмае, она не поймала и была вынуждена бежать за ним в противоположный конец спортивного зала.

У Черепахиной были слегка волнистые пшеничного цвета волосы, едва доходившие ей до плеч. Основной же примечательной чертой ее не слишком яркой внешности являлись очки. В массивной черной оправе, сидевшие на самом кончике крошечного, чуть вздернутого носа, они казались неестественно огромными и придавали лицу девочки выражение какой-то напускной, невсамделишной, театральной строгости. Возможно, из-за этих самых очков, а может быть, по какой-то другой причине вся Черепахина казалась девочкой понарошку, попавшей в школу, на урок физкультуры, по нелепой случайности. И трудно было представить себе обстановку, в которой бы эта трогательно миниатюрная девочка-подросток смотрелась бы органично и естественно… Разве что в стенах какого-нибудь сказочного хрустального дворца, таких же хрупких, как и она сама.

Но совсем иного рода мысли проносились сейчас в Гешиной голове. «Только бы она промазала! Только бы промазала! — даже не думал, а беззвучно шептал он. — Что же я с такой малявкой делать-то буду? Ей в детский сад ходить надо, в среднюю группу, а не на свидания бегать! Нет, народ меня точно не поймет! Ну, давай бросай, не тяни уже!»

— Давай, Люся, начинай! — словно услышав его мысли, напутствовал девочку физрук.

Она осмотрелась по сторонам, три раза стукнула мячом об пол, потом поправила съехавшие на кончик носа очки, еще немножко постояла, глядя с нескрываемым страхом на кольцо с порванной сеткой, и наконец, вздохнув глубоко, словно решившись на какой-то важный шаг, двумя руками снизу подбросила мяч к кольцу. Однако до цели мяч не долетел. Вслед за этим последовал еще один бросок, потом еще и еще. И все мимо. Одноклассники Черепахиной, все — и мальчики и девочки, — от души, хотя и совсем беззлобно, веселились.

— Семь! — скандировали они, демонстративно загибая пальцы вытянутых вперед рук.

Но и на этот раз мяч не попал в корзину.

— Садись, Люся, хватит! — грустно сказал физрук.

— Так нечестно, Эдуард Дмитриевич, у меня еще три попытки есть! — как-то нараспев, с едва уловимой обидой в голосе ответила Черапахина, готовясь к восьмому броску.

А спустя несколько секунд спортивный зал взорвался от ликующего, оглушительного крика.

— Молодец, Черепашка! Так держать! — что было сил орали ребята, вскакивая со своих мест. — Покажи класс! Че-ре-паш-ка! Че-ре-паш-ка!

Люся смущенно улыбнулась, положила мяч на запрокинутую ладонь правой руки, подпрыгнула на одной ножке и… о чудо! Через мгновение мяч снова проскользнул через кольцо!

Публика, что называется, ревела и плакала.

А Люся Черепахина привычным жестом указательного пальца поправила очки на переносице, потом слегка присела и, распрямившись как пружинка, будто бы всем телом вытолкнула мяч к корзине. И тот третий раз подряд угодил точно в цель.

Эдуард Дмитриевич поставил Люсе четверку с минусом. Он относился к ней с симпатией и часто жалел. Он считал эту девочку воздушным созданием, совершенно неприспособленным к существованию в грубом современном мире, где выживает тот, кто окажется проворнее и успеет урвать лучший кусок. Таких, как Люся Черапахина, он называл про себя инопланетянами.

Почему-то именно это слово навязчиво крутилось в голове у Геши Ясеновского, когда они с Шуриком курили под лестницей. «Инопланетянка какая-то! Вот влип!» — думал он, уставившись пустым взглядом в пыльный бетонный пол.