В мире мерзости

Вацлав Воровский, 1907

Написан в связи с 30-летием со дня смерти Н. А. Некрасова.

Тридцать лет минуло со дня смерти Некрасова, и эта грустная годовщина совпала с бешеным разгулом тех самых мрачных сил, которые отравили и жизнь и творчество одного из крупнейших русских поэтов.

Как в печальные дни его кончины, теперь снова

Вихрь злобы и бешенства носится

Над тобою, страна безответная.

Все живое, все честное косится^[1].

Словно у старухи-истории прорвался мешок, куда запрятала она в последние годы всех злых, разрушительных духов общественности — и хлынули неудержимой волной черти, ведьмы, инкубы и прочая мразь, родившаяся из плесени прогнившего старого дуба^[2].

Полезли из всех щелей лживые, двуличные рожи, зашипели клевета и злословие, засуетился хлопотливо сыск, помчался быстроногий донос; атмосфера насытилась истинно русским духом — запахом лакейской и застенка; все окрасилось в родные цвета.

Вот иезуит Меньшиков^[3], незаконный сын Победоносцева, смиренно перебирает четки и пишет заведомо ложный донос на премьер-министра. Он знает, что его злословие глупо и невероятно, но — чего не бывает! — от всякой клеветы остается немножко грязи на оклеветанном.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Строки из известного стихотворения Некрасова, начинающегося словами «Смолкли честные, доблестно павшие…» (Н. А. Некрасов. Избранные сочинения. 1947. стр. 328).

2

«Прогнивший старый дуб» — символический образ самодержавной России, заимствованный Воровским из поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».

3

Воровский называет Меньшикова «сыном Победоносцева» — крайнего реакционера, в 80-е годы — обер-прокурора святейшего синода, — так как и сам Меньшиков был ярым реакционером и мракобесом.