Легенда о царице. Часть вторая. Земная богиня

Василий Фомин

Вестник наконец-то встречается с царицей Нейтикерт и пытается изложить ей свой взгляд на события, считая, что теперь их связывают весьма романтические чувства, но забывает, что романтические отношения с царицами гораздо опасней отсутствия отношений.

Глава четвертая. Ночи с богиней

— Расскажи мне о мире, подобном реке. Расскажи, где исток его и в какие моря он несет свои воды?

Царская барка медленно плыла по озеру Лотосов, чуть слышно поскрипывали весла, кормчие едва шевелили рулями в черной воде, с берега наплывал густой аромат, появившийся вместе с темнотой — цвела нильская акация.

Царица и бродяга находились на верхней палубе под легким навесом. Нейтикерт сидела на деревянном троне, странник расположился рядом на полу, обхватив голени руками и положив подбородок на колени. Одет он был без излишеств — только набедренная повязка, еще не вполне высохшая, так как до барки пришлось добираться вплавь. Все огни были потушены, и их освещали только звезды и огромный камень, горевший в диадеме, украшающей чело царицы. Посередине камня переливалась желтым красным и зеленым светящаяся полоска и при малейшем движении царицы полоска растекалась по объему всего камня.

— И еще расскажи — всегда ли ты будешь являться предо мной таким вот мокрым оборванцем?

— Прошу прощения у Вашего Величества, но в парчовых одеяниях увешанными драгоценными украшениями было бы весьма сложно добраться сухим до вашей барки. Но в следующий раз я постараюсь одеться пороскошней.

— То есть, опять кого-нибудь разденешь? Оставим разговор о твоем гардеробе. Слух мой открыт для рассказа о реке Времени.

— Воля Ваша священна для меня, и вот я явился пред Вашими очами, презрев страшные опасности, таящиеся в этих водах, в виде крокодилов, бегемотов и змей.

— Не стоило, мой словоохотливый бог, рисковать своей такой бессмертной и такою ценной жизнью ради пустопорожней болтовни.

— Вы правы, и посему вернемся к миру, подобному реке, и ко времени, подобному ее струям. Куда впадает эта река и где ее истоки, мне, увы, не известно. Возможно, что устье кончается там, где начинается исток, и там, в безмерной дали будущего все начнется заново.

— Увы, увы, мой всезнающий бог, но эта великая тайна мне известна с детства, и ты сейчас просто повторил то, что с таким выражением прочитал в стихах при первой встрече. Я объясню тебе все это гораздо проще.

Отец мой Ра, проплыв на дневной барке Манджет по водам Верхнего Неба, переходит на ночную барку Месктет и плывет по водам Нижнего Неба, сражаясь с чудовищами Нижнего Мира и неизменно побеждая их, вновь вплывает в истоки Верхнего Неба. И это неизменно повторяется, каждые сутки и то же повторяется из года в год, и то же повторяется и в вечности. Как сказано в древнем сказании, оставленного нам от эпохи Нетеру:

— Рожденный, как Гор, живущий, как Ра,

— Как Атум склонишься ты к странам Заката

— И в барке ночной под названьем Месктет

— Найдешь возрожденье ты в водах Дуата

— Из Нижнего Неба к Полям Камыша

— Войдешь на заре ты в чертоги Ахета

— И в барке дневной названьем Манджет

— С востока опять путь проложишь к закату

(подлинный текст древнего гимна)

— Ты же утверждаешь, что можно вернуться от Заката к Восходу, минуя ночь. Объясни мне это, и если не сможешь, то я сочту тебя лжецом и найду для тебя какую-нибудь уютную каменоломню, с гранитом, так уж и быть, помягче.

— С удовольствием объясню моей царице. Для этого обратимся к сказаниям, легендам и преданиям. К примеру, сказание об Осирисе, так сказать, возьмем за жабры. Оно неизменно на протяжении тысячелетий, любой читающий и все его слушающие вновь и вновь видят все это действие заново. Однако, дочитав до конца или до середины, можно вновь вернуться к началу, но слушающие не могут этого сделать, это может сделать чтец. Слушающий может перестать слушать, а чтец волен начинать с любого слова, или иероглифа, но он не волен изменить действия, ибо не он его написал. Но есть сочинители, которые вольны вести действие и записывать то, что они хотят видеть, и все читающие увидят в воображении то, что сочинил кто-то другой. Итак: слушатели — чтецы — сочинители. Так живут бесконечные миры образов. А теперь взглянем на мир сущий.

Странник широко развел руки, представляя царице погруженный в ночь этот самый мир.

— Если даже слова, сказанные или записанные, сохранятся в веках, то какой из этого можно сделать вывод?

— Любой. — ответила царица. — А какой же сделал ты?

— Мне кажется, что самый главный. Я понял основу мирозданья.

— А ты мне скажешь, как он выглядит в словесном варианте? — заинтересованно и как-то доверчиво спросила юная царица.

Вестник выдержал торжественную паузу и произнес четко и внушительно:

— Все происшедшее в мире сущем бесследно не исчезает. Все происшедшее существует вечно.

Затем он добавил уже не так торжественно:

— Можно ли допустить, что то, что происходит в мире сущем, на самом деле исчезает без следа? Нет, нет и нет! Все это, что когда-либо было, есть и сейчас, а то, что есть сейчас, будет и потом. — Странник энергично ткнул вниз пальцем. — И это «сейчас» можно будет увидеть потом, если, конечно, оно кому-нибудь будет нужно. Единственный вопрос — где это находится и как это увидеть? Вот так я это объясняю, если коротко, конечно. Так что там насчет каменоломни скажет мне теперь царица? А то что-то уж очень хочется попилить гранит медной пилой.

— А не спеши. Все впереди еще, еще попилишь.

— Так ты со мной согласна?

— Нет.

— Почему? — удивился вестник считавший, что убедил, силой своего интеллекта, малограмотную древнюю девушку. — Ты разве считаешь, что все бесследно исчезает?

— Не считаю. Я не считаю, что это главная тайна мира. Таких, как эта, еще очень много.

— Какова же главная? — с некоторой иронией спросил вестник.

Царица посмотрела на луну, подняла лицо к звездному небу, и долго молчала.

— Она звучит короче. — сказала наконец царица.

— А как именно?

— Два из них ты уже знаешь.

По-прежнему задумчиво глядя на звезды, царственная дева тихо произнесла:

— Всего три слова.

Затем она взглянула на своего собеседника и спросила прежним тоном непринужденной светской беседы:

— А ты-то кто в этом мире, как ты выразился — «сущем»?

— Скажу, что — сочинитель, так Вы все равно не поверите, тем более что теперь и сам я сомневаюсь.

— Ну, как раз вот это, проверить очень просто — к примеру, прикажу посадить тебя на кол — и как тебе понравится такое собственное сочинение? Вот тогда уж заодно, и побеседуем об авторстве такого вот произведенья.

— А знаете, мне и самому интересно, что из этого получится? Но, как Вы справедливо заметили, не будем торопиться, на кол сесть никогда не поздно, а скорее — всегда рано и остановимся на том, что я понял, как читать. Хотя у меня ощущение, что я имею какое-то отношение и к созданию. Видимо, все живое в мире в некоторой степени — сочинители, ведь наши поступки и есть наш способ вести сказания по-своему, и, может, они не всегда соответствуют мнению Сочинителя, если он обращает на это внимание, а основной текст все равно сохраняется. А насчет кола Вы очень остроумно заметили: если я — автор и этот мир — мое создание, было бы очень оригинально закончить сказание таким вот образом. Вот интересно — куда он потом денется, этот мир, мною созданный? Тогда это не мир сущий.

— Что ж, опять ничего нового ты не сказал. Ну да, есть Создатель нашего мира. Мир создан Птахом из Великого Ничто. Вначале было Ничто, и находилось оно Нигде, и не содержало Ничего. И Ничто — было Все. Это мне известно. И Великий Птах вначале создал своей мыслью весь мир в своем сознанье, а после словом перенес его сюда в Ничто и оно наполнилось вот этим миром до самых до краев. А то что «сейчас» будет и потом и после и всегда — мне очень понравилось. Однако, все это слова. Допустим, ты понял и сумел найти тайный путь из мира завтрашнего. Тогда ты должен знать что-то такое, чего не знаем мы, но учти — описания грядущих событий меня не устроит, прорицателей-то у меня хватает. Или скажешь, что мир так и останется неизменным?

— Не скажу, мир будет меняться, будет много нового, но кое-что старое забудется. Например, вот некоторые ваши деяния нам кажутся просто волшебством. Что касается доказательств моей причастности к будущему, то нет ничего проще — завтра же я изобрету колесо, или, скажем, арбалет.

— Звучит как-то неприятно, но послушай — мой народ не имеет этого колеса и не будет иметь, а ты принесешь к нам порождение твоего мира. Что тогда произойдет?

— Я думаю, что ничего, ну, в крайнем случае, устье небесной реки перестанет впадать в исток ее же и потечет в неизведанную даль и мир престанет вращаться сам вокруг себя. Вот только и всего. И не беспокойтесь о моем мире, я очень Вам советую подумать о своем, ибо он на пороге великих бедствий.

Некоторое время они сидели, молча, вдыхая аромат ночи, слушая звон цикад и таинственные клики совки-сплюшки со стороны Инебу-Хедж. Барка в очередной раз развернулась и поплыла к восточному берегу, навстречу огромной оранжевой луне, проложившей на воде световую дорожку. Странник повернул голову, любуясь царицей, освещенной призрачным багровым светом с чудесным камнем, вбирающим свет луны. Нейтикерт сидела в ритуальной тронной позе, сохраняя каменную неподвижность. Красноватый лунный свет придал ей сходство с медным изваянием. Впервые странника посетило сомнение в реальности происходящего.

«Ну не сон ли все это? — думал он. — Это живое изваяние с бездонными глазами, в которые опасно смотреть; эта царская барка, благоухающая цветами, это озеро с лунной дорожкой? Вот сейчас я что-то осознаю, и совершится переход от сновидения к реальности, и исчезнет сказочный Инебу-Хедж, исчезнут каменные громады пирамид, исчезнет река с собирающимся туманом, исчезнет Мен-Нефер и весь мир, и это странное существо то холодное и бесстрастное, то яростное, но всегда опасное. О, все боги всей Та-Кем! До меня сейчас лишь все дошло — ведь это та самая царица Нейтикерт, та самая легенда ничем не подтвержденная и она передо мной сидит живая, теплая. Можно протянуть руку и ее потрогать, можно наклониться к ней и почувствовать ее дыханье. Живая Нейтикерт. Она уже исчезла из мира много тысяч лет назад и с ней исчезли все ее переживания, ее страсти, и ее же мысли и осталась только пустота. И все же вот она передо мной, живая!».

— Страна погибнет? — неожиданно спросила Нейтикерт.

Странник вздрогнул, и ничего не произошло — все осталось, как и прежде: ночь, луна, царица.

— Нет, страна не погибнет, рухнет государство. Прекратится власть царей Та-Кем и наступит власть Хаоса

— Что будет потом?

— Из обломков погибшего государства возникнет новое.

— Священная птица Бенну, — прошептала Нейтикерт, — сжигающая себя и возрождающаяся из пепла.

«Да, господа сановники, вельможи и прочие, обожравшиеся от щедрости владык, искоса глянув на царицу, подумал странник, — как это вы умудряетесь не видеть очевидного — как под видом каменной куклы созрел для вас очень горький фрукт. Видно блеск сокровищ слепит глаза. Ну и не жалко, счастливой вам дороги в египетскую преисподнюю! А, правда, можно ли ее потрогать живую и реальную царицу Нейтикерт?»

Странник, слегка подзабыв, что он не только трогал, но и в обнимку катался с царицей по кровати, осторожно протянул руку (Нейтикерт с удивлением посмотрела на него) и осторожно коснулся указательным пальцем большого пальца на ноге царицы. Палец шевельнулся — живая! Она самая. Настоящая царица.

— Ты что?! — шепотом спросила, округлив глаза Нейтикерт. — Что ты делаешь?

— А?! — чуть не подскочил странник. — Ох, прости царица, я вдруг подумал… вдруг все… вдруг вот это… ну вдруг..

— А не многовато этих «вдруг»? И одного хватило бы вполне. Но за неслыханную дерзость я тебя прощаю, ибо понимаю, в чем ты усомнился, однако более прощать не буду и так я что-то очень уж снисходительна к тебе. Ты, пожалуй, вообразишь себе, Бес знает что.

Что же она понимает? Впервые у странника возникло впечатление, что царица, что-то о нем знает и, возможно, она знает не меньше, чем он. А может…?

Да нет, откуда у девчонки, пусть и божественной, какие-либо знания о структуре времени-пространства. Хотя эта девчонка наделена довольно-таки острым умом, вон как быстро она его просчитала, а ведь он думал, что об этом здесь никто не догадается во век. Более того он считал, что в это никто и не поверит, даже если он сам расскажет. А эта, мало того что поверила, и как-то очень быстро, так еще и сама о многом догадалась. Вот тебе и неграмотная девица на несколько тысячелетий более близкая к дикарям.

Ха! а кто ж это решил, что неграмотная?

Кто-кто! да, сам ты, как обычно и решил! А она для своего времени получила прекрасное образование. Великие гении древности не становятся глупей из-за этой самой древности. Возможно, что по остроте ума они последователей превосходят, ибо у них отсутствовали предшественники, и мир они постигали собственной силой мысли. Пусть царица не знает о кварках, интегралах и коллапсах, о них, кстати, и в твое время мало кто знает, а большинство обходится простым природным инстинктом — хватать и жрать, она, может случиться так, намного больше знает о человеке и его душе, поскольку много ближе к истоку человечества. Впрочем, не о душе, — по ее-то вере душ у человека много и не доказано и до сих пор, что все это не так. И вера ее намного глубже, тоньше и изящней будущего дуалистического примитивизма грядущих поколений.

— Ваше величество, — произнес он вслух, — царица, не надо этого делать. Зачем тебе вся эта жуть?

— Кто бы ты ни был, — спокойно произнесла Нейтикерт, — бог, пришелец из завтрашнего дня или просто проходимец, — не смей мне более никогда давать советы, разве что я специально тебя попрошу. — с раздражением закончила она. — А теперь ответь мне, как ты собираешься вернуться в свой мир, если не помнишь дороги?

— Этого я не знаю, но надеюсь либо вспомнить дорогу, либо найти ее здесь. Впрочем, я не особенно тороплюсь.

Нейтикерт как-то необычно посмотрела на странника.

— И с этой целью ты шастаешь по гробницам?

— Ну разумеется! Не думаете же Вы, что в поисках сокровищ?

— А не боишься? «Смерть быстрыми шагами настигнет того кто потревожит покой мертвых». Слышал о таком?

Конец ознакомительного фрагмента.