Будни выходных и праздников поручика XXI века и его друзей

Василий Суворов (2024)

Секс доступнее тем, кто при деньгах. Они многое решают, но не всегда нужна куча «бабок», чтобы получить желаемое. Бывает достаточно сказать приятное, подарить безделушку, спеть песню или даже пристальный взгляд и как будто случайное прикосновение поспособствуют расположению к себе партнёрши. Иногда и разговор ни о чём может довести до постели. Приехав в город-миллионник, привыкаешь и он уже не кажется чужим и огромным, а становится своим, родным. А маленький городишко, когда не изучил ещё главные улицы, может показаться большим и враждебным. Города так или иначе влияют на жителей. И секс в каждом городе свой, особенный. Сексом всё-таки занимаются люди, а не города. Поэтому: «Секс, он и в Африке — Секс». Открытый, раскованный, голый. Дешёвый, шикарный, продажный. Скромный, красивый, до безобразия грязный. Жестокий, чувственный, групповой. Но всегда такой приятный, что не устаёшь им наслаждаться, в каком бы городе он не совершался. Так давайте наслаждаться им вместе.

глава 3. Егорка

Утром следующего дня, Борода позвонил Соловьёву, на домашний телефон, о чём они тоже договорились с вечера. Чтобы встретиться для приёмо-передачи Светланы, как говориться, из рук в руки, так как она всё-таки считалась несовершеннолетней. Типа — не положено одной. И уже по телефону условились встретиться на улице Лацкова в половине двенадцатого. Недалеко от соловьёвского дома, где он проживал с родителями. Возле какого-то технического здания. Такие сооружения обычно принято называть «бойлерными». На этой бойлерной в восьмидесятые и начале девяностых висела кабинка «телефона-автомата». «Встреча у телефонного автомата» или «аппарата».

«Лацкова» или как принято в простонародье называть этот район с окончанием на «о» — «Лацково» — это один из райончиков новой части города, по одноимённому названию улицы. Здесь «на Лацково» проживали все три «Ванька́». Борода любит говорить, перефразировав известную поговорку про рыбаков: «Ванёк, Ванька́ — видит из далека». Соловьёв с Суворовым жили не то, что в одном районе или на одной улице, а даже в одном доме и в одном подъезде. Борода жил в другом квартале, недалеко от улицы Лацкова.

Остановка общественного транспорта, конечная — небольшая площадь, где разворачиваются автобусы, находилась непосредственно на улице Лацкова и называлась так же — «Улица Лацкова». И чтобы сесть на общественный транспорт, нужно было дойти сюда — «на площадь Лацкова». Даже если кто-то жил на другой улице, в ближайшей окрестности, например, как Борода — всё равно не называли свою улицу, а говорили: «Живу на Лацково».

Квартира бабушки Соловьёва находилась «на Океане». Это ещё один райончик по названию магазина и автобусной остановки. Пешочком, через дворы, неспешным шагом, минут пятнадцать идти до Лацково.

Улица Лацкова довольно длинная, прямая и широкая. В летнем, утреннем, почти дневном воздухе, дорога просматривалось великолепно. И, подходя к «телефонному аппарату», как же Соловьёв был удивлён увиденным: Борода со Светой неспешно, даже ещё более неспешно, чем сам Соловьёв, подходят к месту встречи. Но не просто, а как семейная пара. Да ещё и с ребёнком — мальчиком лет трёх. Со стороны это выглядело именно так — семейная пара с малышом.

— Когда это вы, успели уже заделать такого малыша? — за десяток шагов до этой «троицы» иронично начал разговор Соловьёв. — Скрывали от нас свои давние отношения?

— Да. Вот так и заделали! — задорно отшутился Борода.

— Это мой племянник — Егорка! Знакомьтесь! — сказала Света, придерживая малыша за ручки при ходьбе. — Мы утром к сестре зашли. А ей как раз уйти понадобилось на полдня. Она и попросила нас погулять с ним.

Малыш, не обращая внимания на предложения своей тёти познакомиться, продолжал весело шагать, высоко задирая ноги. А если при очередном таком шаге он всё-таки терял равновесие, опрокидывая назад голову, крепко вцепившись своими ручонками за руки Светланы — удерживался от падения.

— Ясно-понятно! Вы прям… смотритесь… в роли молодых родителей! — вывел Соловьёв и протянул мальчику руку для рукопожатия. — Привет, боец! Как тебя зовут?

Тот без лишней скромности выдернул свои ручонки из Светиных и с размаху шлёпнул своей маленькой пятернёй по ладони Соловьёва. Одновременно со шлепком крикнул своим звонким голосом: «Здалова!». И, не ответив как его зовут, спрятался за Светину ногу, обхватив её руками. Периодически выглядывая из-за неё, а встретившись взглядами с Соловьёвым, засмеявшись, снова утыкался носом в Светину ляжку.

— Какие наши дальнейшие действия? — осведомился Соловьёв, улыбаясь и подмигивая выглядывавшему из-за Светы мальчику.

— К часу надо Егорку сестре завезти, — ответила Света, страхуя ухватившегося за неё малыша от возможных спотыканий и падения.

— Мне на дежурство скоро надо ехать, — подключился к ответу и Борода. — К пяти там уже надо быть — в Москве. В час-полвторого выходить из дома. А ещё собраться надо. Так что у меня не получится. Я вас до остановки только могу проводить сейчас.

Группой, также неспешно, скорость завал Егорка, они дошли до «площади» и стали ждать автобус.

Борода, как истинный джентльмен, выделил Соловьёву денег для своей девушки на дискотеку. Дал ещё и ей на карманные расходы. Ещё немного они провели в ожидании, обсуждая будущий вечер, и вскоре подошёл автобус.

Соловьёв с Бородой пожали друг другу руки. Борода на прощанье поцеловал Свету. И автобус тронулся.

Доехав до «Института», троица вышла из автобуса. Перейдя через дорогу, прошли дворами до дома Светиной сестры.

Её дом был, чем-то вроде общежития квартирного типа. Сестры дома не оказалось, и они вышли, подождать её во дворе. Через некоторое время сестра появилась. Была чем-то расстроена и даже раздражена. Не поздоровавшись, забрала ребёнка и ушла домой.

— Она с мужем развелась, — пояснила Света. — А теперь ещё и с работой не ладится. Вот и ходит расстроенная.

Передав мальчика, парочка пошла пешочком к «Океану». Спешить им было не куда и они прогуливались по городу, наслаждаясь прекрасной погодой и тенью зелёных насаждений.

По пути они зашли в магазин. Взяли там немного продуктов и пива, чтобы скоротать день до вечера, и чтобы в клуб уже не очень сильно трезвыми ехать.

Придя домой, они разобрали покупки. Света что-то приготовила. Они ели, пили, как старые добрые друзья болтали на отвлечённые темы. За разговорами почти не заметили, как наступил вечер.

Суворов работал до 18:00. Часов в семь вечера он уже мог быть у себя дома, соответственно и у Вики тоже. Ди жила в том же подъезде, что и братья. И к половине восьмого они могли бы уже быть у Соловьёва «на Океане». Но Соловьёв со Светой ждали их до сумерек. Часов до 22:00. Ребёнка в семь вечера спать не уложишь. А Вика могла уйти из дома только лишь, когда сын уснёт. Все это понимали и не торопили её. К тому же ночные клубы начинают свою работу часов с девяти. А народ собирается только после десяти–одиннадцати. Так что о том, чтобы ехать туда в семь–восемь вечера, не могло быть и речи, как бы у Светы не «зудело» одно место от желания. Выдвигаться нужно было после двадцати двух.

К приходу «Суворовых» Соловьёв уже был готов. Одет, как подобает для посещения увеселительных заведений: бежевые классические атласные брюки с наглаженными стрелками, бежевая с белыми и разной интенсивности бежево-серыми разводами рубашка из мятого с мелким вертикальным замином шёлка с коротким рукавом, в белых носках. Оставалось только надеть свои бежевые сандалии с перфорацией.

В свете неоновых ламп, которые в каждом клубе висят, как правило по периметру танцпола, всё чисто белое — светится. Его одежда не светилась, но сандалии давали очень интересный эффект. Перфорация по бокам стопы вдоль подошвы, дырочки на расстоянии примерно в сантиметр друг от друга, выглядели как фонарики, светящие изнутри его ботинок. Напоминая светящиеся в темноте иллюминаторы самолета, или даже фантастической подводной лодки. Этот эффект очень нравился Соловьёву и поэтому он надевал не бежевые, а непременно белые носки.

Ванята с Викой подошли, примерно к половине десятого. Соловьёв предложил перекусить и кто хотел, покушали. А уж от распития «двушечки» «Очаковского» не отказался никто. Потом вызвали такси и двинулись в путь.

В «Звёздном», как всегда было многолюдно. Там ребята встретили нескольких знакомых. Но продолжили отдых обособлено.

В полумраке дискотечных фонарей клуба они танцевали. Между танцами — выпивали в клубном баре. Суворов снова удивлял окружающих своими странными танцевальными движениями. Всем было весело.

Светлана, несмотря на свой молодой возраст, очень неплохо двигалась. Может быть, это было субъективное мнение Соловьёва, а может и не только его. Сам-то он не «танцор». На ней были свело-жёлтые, почти белые джинсы, белая хлопковая рубашечка с коротким рукавом и белые тряпичные тапочки. Рубашка и тапки светились. Выглядела она очень сексуально, особенно во время танца. Плавные движения и изредка обращённые на Соловьёва томные взоры придавали ей ещё бо́льшую сексуальность и заводили Соловьёва.

В медленных танцах Соловьёв со Светланой позволяли себе несколько больше, чем положено добрым друзьям. Его колено могло оказаться у неё между ног и, при её не просто молчаливом согласии, а именно ответном желании — колено могло потереться о её промежность. Можно даже сказать — её промежность могла потереться о колено Ивана. Их руки свободно перемещались по спинам друг друга и даже чуть ниже, но всё-таки не нарушая приличий — без откровенного лапанья. Соловьёвский член практически всегда был в возбужденном состоянии. И только его трусы-шорты да сумеречная обстановка клуба скрывали это от всеобщего обозрения.

Прошло несколько часов. Клуб начал пустеть. К четырём тридцати объявили о закрытии.

Четвёрка молодых людей вышла из темного душного зала «Звездного» на свежий воздух. Вне помещения их разгорячённые тела ощущали благодать предутренней прохлады. Было ещё темно, но зарево рассвета уже приближалось.

Народ понемногу разъезжался, и найти такси в это время всегда проблематично. Но им спешить было некуда. Они неторопливо искали «карету», попутно веселясь, обсуждая «Ванятины танцы».

Спустя какое-то время машину они всё же нашли.

Светлело. Густые сумерки медленно отступали.

Они ехали в стареньком бежевом не тонированном Опеле «Аскона». Соловьёв с девчонками на заднем сидении, а Суворов, учитывая его комплекцию, — на переднем. Он всё время был повёрнут лицом назад. Все весело обсуждали проведённое в клубе время. Даже водитель иногда вступал в разговор и постоянно посмеивался над их шутками.

Пришло время Соловьёву со Светой выходить. «Экипаж» подъехал к «Океану».

Соловьёв и Света — с Викой поцеловались в щёчку. С Суворовым — Иван попрощался рукопожатием. С водителем — взаимно обменялись пожеланиями удачи. И напоследок Ди сказала:

— Не шалите там! Сильно…

Все рассмеялись.

Красивая пара в белом вышла из машины. Суворов пересел, с переднего сиденья назад. Солнце уже приподнималось над горизонтом и слепило глаза. Стало почти совсем светло. Света взяла своего кавалера под руку.

Всё происходило, как в замедленном кино: «Соловьёвы» провожали взглядом такси, увозившее «Суворовых». Машина медленно отъезжала от них, несмотря на то, что с пробуксовкой и с дымком из-под колёс. Оставшиеся на дороге — тронулись, медленно переступая, но при этом широко шагая, переходя на другую сторону широкой и пустой из-за времени суток дороги. Суворов и Ди, как будто обречённо смотрели на них сквозь заднее стекло машины. Переходящие главное шоссе города махнули им рукой на прощанье и, отвернув от них свои лица, направив взор в сторону своего движения, казалось стремительного из-за встречного тёплого ветра, направлялись в мир грёз. В мир продолжения вечера. Ветерок легонько трепал их волосы и одежду довольно свободного покроя, вызывая приятные ощущения от её плотного прилегания к телам. Им со Светой и Суворову с Викой было понятно, что это ещё не конец вечера. И что и те и другие, вспоминая о вчерашних шутках, в том числе и о предпочтениях спать обнажёнными, будут-таки ещё сегодня «шалить»…