Эффект бабочки

Василий Панфилов, 2018

Веймарская республика, три человека разного возраста и жизненного опыта, случайно оказавшиеся вместе. Наши современники в Германии 1927 года. Российский бизнесмен, бывший чиновник немаленького ранга, мечтает встать наравне с Ротшильдами, Морганами и Рокфеллерами. Любой ценой! Русский бандит с канонической биографией "спортсмен-армия-зона" сам толком не знает, чего хочет, но рассказы о героическом дедушке-коминтерновце не дают покоя. Русский студент… а вот тут сложней. "Русский немец" без капли русской крови, стажёр немецкой БФФ, федерального ведомства по охране конституции. Его долг – вывести Германию из надвигающейся мировой бойни… а вот как, вопрос не самый простой. Недоучившийся студент, мальчишка-стажёр… У каждого свои интересы, своё виденье будущего, и ни малейшего повода доверять друг другу. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4

— Переезжаете всё-таки? — Шмыгнул носом Сырым.

— Угу, — Настроение у меня подавленное. Как ни крути, но с рождения и до шестого класса живу в Атырау^[20], всё знакомо и привычно. Даже местные задиристые националисты — привычная деталь пейзажа. Тем более, что и местные казаки те ещё… в общем, жить нормальному немцу можно.

— И куда?

— В Подмосковье, — ковыряю носком сандалия сухую землю, не поднимая глаз.

— Жалко, — мрачно подал голос Валерка, встав с корточек, — и скоро?

— А мне-то как… на следующей неделе. С работой здесь хреново, а с перспективами ещё хреновей — так отец говорит. Найти-то можно, но…

— У меня мать тоже ругается, — вздыхает Чокан, — на нациков местных. Лезут на все посты, локтями пихаются — знают, не знают… главное, жопу в кресло приземлить да родственников наверх тащить.

— Вот, — развожу руками, — мать уже второй год без работы. Да и до этого лет пять то учительницей в школе, то уборщицей — с её то кандидатской! Отца тоже… не выдавливают, но говорит, надоело пахать за себя и за пятерых незнаек.

— Почему в Подмосковье-то? — Угрюмо интересуется Сырым на правах лучшего друга, — может поближе куда? В гости могли бы друг к другу ездить.

— А… работа. В России с работой получше, но самое вкусное в столице, в Питере и ещё нескольких больших городах. Если уж переезжать, то не из одной дыры в другую, а туда, где нормально устроиться можно.

Видя вскинувшегося Чокана, очень патриотично настроенного по отношению к родному городу, добавляю быстро:

— Мать так говорит! Ей же обидно, что с работой так.

— А, ну да… Знаешь хоть, куда?

— Родители и сами не знают! Хотят снять квартиру где-нибудь в не слишком далёком Подмосковье и поискать работу. Я как будто рад… в новую школу… Блин! Пока со всеми перезнакомишься, передерёшься! Вот веселуха предстоит!

Друзья захмыкали сочувственно.

— Кастет свой отдам — тот, что брат делал, бронзовый, — надувшись от собственной щедрости сказал Сергей, — ты если что, так сразу лупи! Посадить не посадят, пока четырнадцати нет, а так хоть лезть меньше к отмороженному будут.

* * *

Пара свечей компенсировала тусклый свет единственной лампочки в каморке, освещение получилось более-менее естественным.

— Скорее менее, чем более, — мелькнула мысль. Морщась, окидываю взглядом разложенный на тумбочке театральный грим, позаимствованный не без риска. Но другого нет, до качества и разнообразия двадцать первого века ещё очень далеко. Ладно, учили пользоваться и таким.

Шрам на щёку… поправить, теперь старательно замаскировать — так, чтобы внимательному человеку бросалась в глаза эта маскировка. Брови гуще, добавить волосков на переносицу и несколько красных точек там же, будто дёргал эти волоски.

Поправить контур губ и слегка изменить цвет… решительно стираю краску смоченной спиртом тряпочкой. Не годится. Правлю рисунок скул, ещё… отхожу чуть подальше и придирчиво гляжу в зеркало.

— Недурно.

Из зеркала на меня пялится уже не типичный европеоид с русыми волосами, светло-серыми глазами и резкими чертами несколько вытянутого лица, а скорее европеизированный турок. Несколько дополнительных штрихов и вот уже я то ли турок, то ли еврей откуда-нибудь из Ливана. Вроде бы чистый европеоид, но при ближайшем рассмотрении внимательный человек заметит отличия.

— Пару деталей для особо внимательных? — Бормочу вслух, — перстни? Пожалуй, восточные люди любят блестящие цацки, так достоверней будет.

Несколько бронзовых перстней под золото неплохо дополняют картину.

— Настоящие нужно будет найти, да недешёвые… Грабануть кого? Не… рискованно. Но в ломбард тоже… Гальванопластикой^[21] может заняться? Собрать устройство дело нехитрое, да и проще покрыть позолотой перстни, чем искать подходящие, рискую засветиться. Решено.

Отражение в зеркале казалось незавершённым.

— Чёрные волосы напрашиваются к образу. Покрасить?

Одеваю чёрный парик и с минуту верчусь, после чего с сожалением снимаю. Образ получался несколько опереточный.

— А если корни? Хм… — Недолго думая, осторожно наношу чёрную краску на корни волос, — а недурственно вышло ведь! Будто чёрные волосы решил в русый цвет выкрасить, но чуточку сплоховал в домашних условиях.

Начесав на расчёску вату, смачиваю её в спирту и счёсываю краску с волос, потом стираю грим с лица. Образ готов и теперь, имея в памяти образец, смогу нанести грим за считанные минуты. Пока рано.

Нужно несколько деталей, бросающих тень на ближневосточных евреев. Подумать надо, тут я плоховато разбираюсь, а нужна именно тень — намёк для вдумчивого следователя. Пройдусь по еврейским кварталам, за что-нибудь да зацеплюсь глазом. Или в библиотеку? Нет, спалиться легко. Чёрт…

В памяти всплывает только хамса^[22], вроде бы турки её не слишком-то используют. Точнее используют, но в основном женщины. Ага, одна неправильность есть!

Смыв грим, прибираюсь за собой и выскальзываю из каморки, пряча лицо. Хозяйка помещения свято уверена, что сдаёт его в аренду двум педерастам для свиданий, отчего и цена завышенная. Темней всего под пламенем свечи… Кто свяжет грядущее дело и прячущихся голубков?

Пару часов гуляю по Берлину, ощущения самые странные. Нужно искать пути отхода, а получается какая-то экскурсия. Немецкая столица образца двадцатых годов двадцатого века для меня будто незнакома. Душа у города совсем другая.

Заскакиваю в трамвай и передаю за проезд, жадно улавливая типажи горожан. Народ всё больше потрёпанный, небогатый и изо всех сил показывающий деланное благополучие.

–… между Тельманом^[23] и Георгом Штрассером^[24] выберу последнего, — заскочившие на заднюю площадку рабочего вида мужчины чуть за тридцать продолжили спор, — Тельман хорош, слов нет, но кто он, а кто Штрассер, рассказывать нужно? Один из низов вышел, без образования толкового, чистый политик и популист, да ещё и этим чёртовым Коминтерном^[25] заигрывает. Другой — боевой офицер, издатель газеты.

— Коминтерн? — Хмыкнул оппонент, дёрнув плохо выбритой худой шеей, торчащей из ворота застиранной рубашки, — Чем он тебя пугает?

— Тем, что в Москве!

— В Москве-то он в Москве… а куда прикажешь перевести? В Швейцарию, так дороговато будет обходится содержание, а в капиталистическую страну, так это фикция будет, а не Коминтерн.

— Пусть так, но мне не нравится, что Советы могут давить на коммунистов других стран!

— Не нравится… а социальные гарантии нравятся? Если бы не Советы с их инициативами по части социальной защиты, нам бы совсем плохо пришлось. А так капиталисты всех стран вынуждены учитывать наличие Советов и координационного центра всех коммунистов и части социалистов мира — Коминтерна.

— Не особо-то они учитывают…

Спорщиков оттеснили вглубь вагона и аж обидно стало! Немцы ныне политизированы до крайности и социалистические настроения у них очень высоки. Чёрт… вот сам же немец, но разделяю себя и этих немцев. Будто они к другому народу относятся!

Как безусловные сторонники социализма пошли не Тельманом и не Штрассером, а за бесноватым Гитлером!? Я понимаю, что Гитлера поддерживали промышленники и западные инвесторы, но… Хотя чего это я? В 90-е, при развале Союза, почти всё население высказалось на референдуме за сохранение страны. И ничего… Всё решила немногочисленная и насквозь прогнившая верхушка к своей выгоде.

С испорченным настроением сошёл с трамвая и отправился домой, в заведение Мацевича.

Аркадий Валерьевич по-прежнему сидел в зале, негромко беседуя с полудюжиной немолодых мужчин, из которых так и выпирало офицерское прошлое. Киваю компаньону, фотографируя их взглядом.

Забавно… бывшие приходят к Валерьевичу, нуждаясь в талантах бывшего чиновника уходить от налогов… ну и что-то ещё в том же духе. Мелкое сутяжничество, оформление вида на жительство, проблемы с чиновниками… При этом всячески демонстрируется, что Аркадий Валерьевич не из их круга, ниже по статусу.

Вдвойне забавно то, что подобным образом они ведут себя только с ним. В Максиме выходец из низов проскальзывает куда более отчётливо, но нет — со всем уважением разговаривают. Чуточку отстранённо, как с чужаком, но с чужаком безусловно сильным и заслуживающим уважения.

Не уверен, но кажется мне — потому, что наш бандит не пытается казаться тем, кем не является. Да и характер у него тот ещё… попробуй только неуважение прояви!

У Валерьевича же потуги на светскость проскальзывают. Выканье, попытки вставлять фразы на латыни и французском — этакая мимикрия^[26] под бывшего из Российской Империи. Не всегда сознательная, но тем нелепей смотрится — будто лакей за барином обезьянничает.

— Александр! — Слышу оклик и поворачиваюсь. Аркадий Валерьевич, чуть привстав, делает жест рукой. К слову, опять впросак попал — не по этикету-с…

— Александр, — ещё раз повторяет компаньон, когда я подошёл поближе, — вы ведь дзюдо занимались небезуспешно? Можете разрешить наш спор…

Несколько вопросов и Валерьевич отпускает меня. Отхожу, краешком губ показывая кривоватую усмешку и ловлю понимающий взгляд одного из белогвардейцев. Компаньон снова допустил ляп, притом грандиозный — не представив нас друг другу, но при этом задавая вопросы. Это даже не хамство, а вопиющая неграмотность. Притом Аркадий Валерьевич свято уверен, что продемонстрировал себя как альфу, а меня, соответственно…

Какой же глупец! Образованный, хитрый, умный… а глупец! Незамутнённая уверенность, что понятия, оставшиеся в России с девяностых, распространяются на весь мир!

Пару минут спустя в комнату стучится Мацевич.

— Господа, с которыми вы недавно беседовали, просили передать, что ждут вас у берлинского зоопарка, — вежливо сообщает он, ухитряясь держаться подобающе как для содержателя дешёвого заведения, так и для бывшего офицера.

— Благодарю, Иван Афанасьевич, непременно буду.

* * *

Лавочка неподалёку от входа оказалась как нельзя кстати. Усевшись, поднял лицо к майскому солнцу и лакомлюсь потихонечку рожком вкуснейшего мороженного. Правда, вкус непривычный — без усилителей вкуса, красителей и консервантов будто не хватает чего-то. Вкусно, но пресновато.

Маленькая собачонка в простеньком ошейнике, виляя хвостиком, негромко гавкнула, просительно глядя в глаза.

— Что, мороженного тебе?

— Тяв! — Хвостик заходил пропеллером. Не выдержав напора милоты, отдаю морожено собачонке.

— Рекс, вот ты где, озорник, — раздался знакомый голос и к лавочке вышел один из недавних собеседников, держа в руке свёрнутый поводок, — успел уже выклянчить вкусненькое? Гм… неожиданно получилось.

Безымянный (нас так и не представили) белогвардеец чуточку фальшиво удивился, глядя на меня.

— Тимофеев Илья Алексеевич, — представился он, — в прошлом ротмистр Елисаветградского^[27] гусарского полка.

— Сушков Александр Викторович, — представляюсь ответно, — в настоящем и прошлом гражданин совсем иной страны. Так же хочу отметить, что гражданами Российской Империи Сушковы не являются вот уже пятое поколение.

— Несколько неожиданный ответ… но спасибо за откровенность, — кивнул ротмистр, присаживаясь рядышком, одёрнув изрядно вытертые брюки, — я понял, что вы хотели этим сказать.

Слегка киваю и растекаюсь по лавочке, не глядя на собеседника. Несколько слов, и вот уже Илья Алексеевич понимает, что давить патриотизмом на меня не выйдет.

— Прекрасная сегодня погода, — начинаю разговор, — верите ли, впервые побывал в берлинском зоопарке!

— А я частенько захаживаю, — подхватил бывший.

— Так может, на правах завсегдатая проведёте экскурсию?

Ротмистр на полном серьёзе воспринял мои слова и где-то с час мы потратили на прогулку и ознакомление с питомцам зоопарка.

— Пять поколений, говорите… — снова начал он разговор подле загона с бизонами, — Я так понимаю, к патриотизму взывать бессмысленно?

— Не стоит, — отвечаю, не скрывая иронии, — чтобы расставить точки над ё…

— В России говорят над i^[28], — поправил ротмистр.

— В России может быть, — пожимаю плечами, не позволяя вести себя, — мне больно смотреть на происходящее там, но помогать каким-то образом РОВС и прочим белогвардейским организациям нет никакого желания. Не чувствую с вами единства, не обессудьте. В своё время передки перестали быть гражданами страны Российской Империи прежде всего из-за политики властей, из-за выкупных операций^[29] и винных откупов^[30]. Семья наша не принадлежала к элите и понять народ, возмущённый постоянными злоупотреблениями власть имущих, могу вполне.

— Социалист? — С любопытством, под которым пряталось холодное бешенство, — поинтересовался бывший.

— Если только социал-демократ, — отвечаю честно, вспоминая европейскую модель социальных гарантий, — но не коммунист. Поймите — интересы России для меня понятны, но это не моя Родина. Помочь в случае беды не откажусь, если это не будет слишком обременительно. Но именно стране и народу, а никак не маленькой социальной группе отщепенцев.

— Отщепенцев? — Ротмистр зло усмехнулся, — едко. Но признаться, вы правы — именно отщепенцы. Я, да и большинство моих товарищей считаем свою миссию важнейшей для сохранения сперва культурного наследия, а потом и Империи… Но с формальной точки зрения вы правы. Тем не менее, ваш старший компаньон обратился именно к нам.

— Старший он только по возрасту, — отвечаю с ленцой, — хотя сам Аркадий Валерьевич может считать иначе.

— Заметил, — желчно рассмеялся ротмистр, — самомнения у вашего товарища много, а вот со здравым смыслом и особенно воспитанием порой наблюдаются трудности. Как это сочетается с умением бывалого юриста и чинуши, мне трудно понять.

— Товарищ? Нет, случайный попутчик, не более. Так уж сложилось, что мы оказались вместе. Так получилось… Есть кое-какие тайны, за которые можно получить немало денег, но есть и опаска расстаться вместо этого с жизнью.

— Ваши… наниматели?

— Есть моменты, заставляющие предполагать за ними слишком резкую смену поведения.

— Хм…

— В детали вдаваться не буду, но с учётом неправильного поведения наших нанимателей стало ясно, что вытащить каштаны из огня мы можем, только вот в живых после этого не останемся. Вкратце — мы либо доверяемся доброй воле наших нанимателей, которой у нас нет ныне доверия… План был изящным, но… веры больше нет. А без их помощи…

Пожимаю плечами и Илья Алексеевич договаривает:

… — ввязываетесь в противостояние с РОВС, не зная о нас почти ничего и не имея покровителей. Так хорошие каштаны-то?

Задумываюсь, пытаясь для достоверности подобрать аналоги знаниям попаданцев и похоже, получается неплохо — белогвардеец подбирается, как рысь перед прыжком.

— Хорошие. Но вот уцепим ли мы всё или краешек, сказать не могу. Интуиция подсказывает мне, что там не столько деньги, сколько некие документы. Материал для шантажа, акции или что другое — не знаю, но куш большой. Слишком большой для людей без покровителей.

— Аркадий Валерьевич рассказывал несколько иное, — пробует меня на излом бывший.

— У каждого из нас свой кусочек информации и своя голова на плечах для её интерпретации.

— Что вам — лично вам хотелось бы получить? — Ротмистр бесцеремонно вглядывается в глаза.

— Денег — достаточных для покупки качественного паспорта одной из приличных стран…

— Паспорт мы вам достанем, — перебивает белогвардеец, пытаясь давить.

— Не стоит беспокойства, — не скрываю иронии, — справлюсь. Деньги на паспорт и на более-менее приличную жизнь… года на два хватит. Дальше сам. Молодой, неглупый — выплыву. А нет, так и миллионы не помогут.

— А если пустышка? Какие гарантии вы можете дать?

— Никаких, — киваю согласно и глажу высунувшего морду бизона по носу, угощая припасёнными подсоленными сухариками, — и кроме того, нас могут переиграть. Не вам рассказывать о внедрённых в РОВС агентах едва ли не всех разведок мира, и внутренних течениях в вашей организации. Но заметьте, я не требую невозможного — не мой это уровень и не моя война.

— Ваш старший компаньон более чем уверен в имеющемся сокровище, — снова забрасывает наживку чуть скривившийся бывший.

— Возможно, он знает больше меня, а скорее — возраст. В его возрасте лучше один раз рискнуть в Большой Игре, а там или пан или пропал. Всё лучше прозябания одинокого старика без средств и родни. Я свой кусочек информации отдам и отойду в сторону. Что будут делать остальные компаньоны, это их дела.

Покивав неопределённо, Тимофеев закрыл тему и распрощался.

Примечания

20

Изначально город Гурьев, основанный русским купцом Гурием Назарьевым, позже ставший столицей Яицкого (Уральского) казачьего войска. Ныне считается нефтяной столицей Казахстана и одним из самых криминальных городов страны.

21

Электрохимический способ нанесения золота на поверхность токопроводящего металла. Позолота.

22

Амулет в виде открытой правой ладони — стилизованной, нередко с двумя большими пальцами. Известен по крайней мере со времён Карфагена, но к настоящему времени самое широкое распространение имеет в исламе, иудаизме и индуизме.

23

Лидер немецких коммунистов в то время, один из главных оппонентов Гитлера.

24

Один из основателей НСДАП, Глава левого (социалистического) крыла. Капитан, кавалер Железного креста 1-го и 2-го класса. Именно ему обязана своей популярность маргинальная прежде партия. Резко выступал против расистских пунктов программы НСДАП. На этой почве у него возникали крупные разногласия с Гитлером. Убит сторонниками Гитлера в «ночь длинных ножей».

25

Коммунистический Интернационал (3-й Коммунистический интернационал), международная организация, объединявшая коммунистические партии в 1919–1943 годах, с центром в Москве. Сказать однозначно, насколько Москва давила авторитетом на сотрудников Коминтерна, сложно. Некоторые данные говорят, что давление было обоюдным и временами «хвост вилял собакой».

26

Мимикри́я — выражение, введённое в зоологию первоначально Бейтсом для обозначения некоторых особенных случаев чрезвычайного внешнего сходства между различными видами животных. В просторечии — казаться кем-то другим.

27

Не описка, именно ЕлиСавет, а не ЕлиЗавет.

28

Ранее в русском (дореформенном) алфавите имелась такая буква. В переносном смысле это означает уточнить, внеся полную ясность, довести до конца.

29

Выкупная операция — государственная кредитная операция, проведённая правительством Российской империи в связи с уничтожением крепостного права (Крестьянская реформа 1861 года). Правительство Российской Империи выкупило у дворян поместья по многократно завышенным ценам, возложив на крестьян обязательный выкуп земель — с процентами за неуплату.

30

Винный откуп — система, существовавшая в дореволюционной России, по которой государство продавало на публичных торгах право торговли алкоголем предпринимателям (откупщикам). Она приносила большие доходы государству, а ещё большие — откупщикам. Сопровождалось это колоссальными злоупотреблениями.