Университеты

Василий Панфилов, 2021

Париж! Город контрастов, в котором в единое целое переплетаются нравы богемы, мрачные подземелья, выставки картин и Большая Политика, в которой Егор вынужден принимать участие. Он, собственно, и не очень-то хочет… Но кто, если не он?!

Десятая глава

Переполненный мочевой пузырь разбудил седьмого герцога Бекингема около полуночи, и Его Светлость, сев на разом просевшем перьевом матрасе, опустил босые ноги на пол, нашаривая домашние туфли и зажигая свечу. Вытащив из-под высокой кровати с балдахином фарфоровый ночной горшок, он приподнял крышку, задирая одновременно подол ночной рубашки.

Зевнув, Его Светлость уже приготовился опустошить мочевой пузырь, но сонные его глаза углядели некоторую несообразность на дне сосуда.

— Знак! — воскликнул он, усилием воли прерывая начавшийся попис, брызнув каплями на прикроватный коврик, — Несомненный знак!

Схватив ночной горшок, герцог с возбуждённым видом принялся рассматривать узоры герба, солями урины отложившиеся на фарфоре. Однако же мочевой пузырь напомнил о себе, и Его Светлость, пометавшись маниакальным взглядом по мансарде, выплеснул из вазы на улицу воду вместе с изрядно подвядшими полевыми цветами, и облегчился в опустевший сосуд.

— Знак, — повторил он уже спокойнее, и благородное его чело заволоклось морщинами.

— Сама судьба говорит со мной, — уже тише повторил мужчина и заходил по мансарде, заложив за спину руки в непроходящих ожогах от химикатов. Полы поскрипывали, и Его Светлость быстро опомнился, вспомнив про сварливую квартирную хозяйку, проживающую прямо под ним. Опять будет напоминать, старая карга, что он живёт из милости, попрекая милосердием!

Тонкие чувственные ноздри аристократического носа гневно раздулись, но герцог сдержал порыв благородного гнева. Плебс никогда не понимал аристократию, но грешно гневаться за это на убогих Духом!

— Знаки повсюду, — трагически сказал он, встав у раскрытого окошка и глядя сверху на ночной город. Еле уловимое дуновение душного ветерка не охлаждало разгорячённый разум Его Светлости, и капли пота жемчужинами выступили на благородном челе.

Глядя в окно, герцог мысленным взором видел не мещанскую улочку, а Сен-Жерменское предместье, Лувр и Версаль.

— Придёт день… — сказал он, и шёпот ночного ветра сложился еле слышимыми словами.

— Знаки, — повторил Его Светлость, маниакально раздувая ноздри и нервно сжимая кулаки, — знаки…

Встретив поутру квартирную хозяйку на лестнице, Бекингем величественно склонил голову, проходя мимо.

— Доброе утро, месье Трюшо! — ввинтился в его уши пронзительный голос со склочными нотками.

— Доброе… мадам Бертран, — процедил он сквозь зубы, с ностальгией вспоминая те блаженные времена, когда простолюдины были счастливы уже от того, что смели дышать одним воздухом с аристократами.

— Опять пилюли забываете пить, — покачала головой мерзкая старуха, и герцог вскинулся было, чтобы ответить плебейке, как подобает, но только улыбнулся криво, наученный опытом.

— Ну… ступайте! — мадам Бертран похлопала его по руке, и Его Светлость с трудом удержался от гримасы омерзения, — Хорошая прогулка ещё никогда не была во вред!

Вскинувшись было, Его Светлость чудовищным усилием воли смолчал, стиснув челюсти. Держась с достоинством истинного аристократа, он с искренним омерзением обозревал окружающую его убогую действительность, еле заметно склоняя головы в ответ на приветствия соседей.

— Месье Трюшо! Месье Трюшо! — догнал его запыхавшийся раввин, — Ф-фу… староват я для спортивной ходьбы, хотя и в молодости не был атлетом, н-да… Впрочем, Циля полюбила меня не за атлетизм, а за острый ум и… Да, месье Трюшо, Давид интересовался, вы по-прежнему даёте уроки?

Сдержав гнев, Его Светлость склонил голову. Будучи потомком столь славного рода, влачить жалкое существование на крохотную пенсию учителя химии и подработки репетитора… как это унизительно! Плебеям хватило бы этих жалких сумм, но нужны деньги на достойную одежду, на работу в архивах и…

… о, его день придёт!

— Опять пилюли забываете пить, месье Трюшо? — раввин укоризненно покачал головой, — Ничего, ничего… так что? Вы согласны? Вот и хорошо! Давид будет очень рад, он крайне высокого мнения о ваших способностях! Если бы не… Ну, до свидания, месье Трюшо! И не забывайте о пилюлях!

Сознание герцога будто разделилось, и одна его часть принялась размышлять о виденном у антиквара подсвечнике семнадцатого века, который он теперь сможет выкупить, другая…

… вела тело по улице Розье, что в квартале Тампль, кивками отвечая на приветствия представителей низших классов, с горечью осознавая уровень своего падения. Он, герцог Бекингем, долженствующий жить в Бекингемском^[19] дворце или как минимум в одном из особняков предместья Сен-Жермен, прозябает в квартале Тампль, обители жидов, эмигрантов и…

… рабочих!

Аристократическое чело Его Светлости, полное высоких дум, вызывало трепет и…

— Па-аберегись! — и тележка старьевщика, влекомая осликом, проехала мимо, обдав затхлыми запахами лежалого тряпья и каких-то отбросов, задев герцога бортиком.

Резко развернувшись, Бекингем в бессильной ярости стукнул тростью по ободу колеса и замер, глядя на куль со старьём, поверх которого, придавленная разным хламом, лежала кипа газет с грубой бородатой физиономией крупным планом. Бородач с куля кривился насмешливо, с вызовом плебея, взлетевшего на самый верх и занявшего…

… чужое место.

— Чужое, — повторил Его Светлость, хмуря лоб и крепче сжимая рукоять трости. Постояв так некоторое время, он кивнул своим мыслям и зашагал по улице, но уже не отстранённо, а внимательно оглядываясь по сторонам. Выглядело это подчас несколько странно, когда остановившись, Его Светлость вглядывался в свежие царапины на штукатурке, или в облезлую герань, стоящую в окне.

— Сам город говорит со мной, — лихорадочно прошептал герцог, кусая губы, — он… он признал меня! Зовёт!

Прогулка по Тамплю более не казалось Его Светлости недостойной, плебейской, низкой…

— Если даже бедные кварталы признали меня, — шептал он, — сами камни, сам дух Парижа!

Ранее тяготящийся такими променадами, Его Светлость внезапно понял, что аристократическими местами для прогулок должно считать те, где изволит прогуливаться Он! И если Ему угодно прогуливаться по улице Розье, мимо жидовских и арабских лавок, то самим своим присутствие он освящает эти тёмные узкие улицы, делая аристократическими.

— Я, — выговорил Бекингем с великолепным чувством собственного достоинства, — более человек предместья Сен-Жермен^[20], чем его жители!

Вышагивая с превеликой важностью по улицам Тампля, будто разом прозрев, он смотрел вокруг и видел повсюду знаки, незримыми узами протянувшиеся от древнего Ордена Тамплиеров к роду Бекингемов и к нему лично. Поразившись их числу, Его Светлость вынужден был признать собственную слепоту.

— Будто сама рука Судьбы подтолкнула меня поселиться именно здесь, — негромко сказал он голосом, полным трагизма.

— Вы что-то сказали, месье Трюшо? — добродушно поинтересовался пузатенький лавочник, вставший в дверях с трубочкой.

— Вам показалось, — процедил сквозь зубы Его Светлость, и представитель третьего сословия покивал благодушно, пуская кольца дыма с видом человека, напрочь забывшего как разговор, так и самого герцога.

Дойдя до Карро-дю-Тампль^[21], Бекингем с тоской, непостижимой плебсу, долго вглядывался в здание рынка. И чем больше он вглядывался, тем больше проступал тот старинный замок, разрушенный много лет назад. Кажется, что отворятся вот-вот двери Храма, и выйдут из сурового Прошлого в изнеженное Настоящее братья Ордена Тамлиеров! Стальными клинками освященных мечей, закалёнными в крови неверных, они…

— Прошу прощения, месье, — на дрянном французском извинился грубиян. Дёрнув плечом, Его Светлость постарался дать понять всё своё возмущение…

… спине наглеца, удаляющегося прочь.

Осталась лишь глухая досада и тоска по несбывшемуся. Если бы не этот…

… бур.

Если бы не он, то… кто знает? Может быть, отворились бы двери разрушенного Храма, и вышли бы братья Ордена, и…

… всё было бы по-другому. Лучше. Правильней. Всё бы тогда изменилось, и он, герцог Бекингем, забыл бы настоящее как страшный сон, проснувшись в своём особняке.

Возвращаясь той же дорогой и пребывая в дурном настроении, Его Светлость изволил гневно постукивать тростью по булыжникам мостовой и метать молнии из глаз. Ещё больше он разгневался, заметив того самого бура, занявшего чужое… его место!

Крюгер нахально взирал на Бекингема с театральной тумбы, и какой-то прохожий успел уже прорезать портрет бура поперёк лица. Сей акт вандализма несколько примирил Его Светлость с раздражающей действительностью, и фыркнув презрительно, он ткнул в бумажное лицо кончиком трости.

Местный плебс не безнадёжен, и каким-то животным чутьём они понимают иногда…

–… слыхал?! — ворвался в его уши голос юнца, возбуждённо рассказывающего что-то своему товарищу, — Зарезал! Как цыплёнка!

Они поспешили дальше, а Его Светлость, пребывая в задумчивости, изволил направиться в свои апартаменты в мансарде.

— Как цыплёнка, — повторил он, поднимаясь по лестнице.

— Цыплёнка? Хорошо, месье Трюшо, — закивала домовладелица, — будет вам цыплёнок! Вы только пилюли пить не забывайте!

… а по улице побежали мальчишки, убирая знаки. Играючись!

* * *

— Не слишком ли сложно? — поинтересовался я, забрав у брата тетрадь с пометками и рисунками, которую и листаю лениво, не слишком вникая в детали, — Шахматная партия иной раз попроще бывает.

Мишка вместо ответа дёрнул плечом, забрался на диван с ногами, и соизволив ответить лишь после томительной паузы, устроившись наконец поудобней.

— Не слишком, — моргая воспалёнными глазами, глуховато сказал он, подкладывая под голову диванную подушку, — Копать будут на три версты вглубь и на пять вширь.

— Потом и говорю, што излишне сложно! Чем больше элементов имеет система, тем меньше её надёжность.

— Не тот случай, — ответил брат после тягучего зевка, — это разные… хм, механизмы. Каждый из них выполняет самую невинную функцию, и самый пристрастный следователь не найдёт ничего серьёзней мальчишеских шалостей и мелких пакостей, которые соседи устраивают друг другу. Причём не… хм, Его Самопровозглашённой Умалишённой Светлости.

— Допустим, — соглашаюсь нехотя, зная братов перфекционизм, — а следы в нужных направлениях?

— А… — отмашка рукой и снова зевота, — безличностные. Окурки папирос нужной марки, помада^[22] британского производства и прочее. Грубо и нарочито.

— Хм…

— Шахматная стратегия, на несколько ходов, — Мишка зевнул, и встав решительно, кинул тетрадь в пустой камин и поджёг её, внимательно проследив, чтобы прогорел каждый листок.

— Дай угадаю… грубо и нарочито, чтобы в дипломатических кругах могли разводить руками и ссылаться на явную провокацию, а народ, тем не менее, нашёл бы повод для беспокойства и надавил на правительство?

— Всё-то ты понимаешь, — усмехнулся брат, разминая шею, — Дипломатические отношения не будут разорваны, но сторона, подготовившаяся к ситуации, получит… хм, возможности. Потом уже расследование и неприятности, которые, как я надеюсь, ударят по Великим Князьям и далее.

— А если не выйдут через них на англичан-подстрекателей?

— И это хорошо, — ответил он с усмешкой.

— Пожалуй. А этого… не жалко?

Дёрну щекой, Мишка долго молчал.

— Деградация личности, — ответил он наконец, — несколько лет… а так хоть в историю войдёт. Но знаешь? Даже будь всё иначе…

На душе стало тяжко, но переглянувшись с братом, я медленно кивнул, признавая его правоту. Сколько крови мы пролили, и сколько ещё прольём…

… и ни о чём не жалею!

Примечания

19

Он же Букингемский.

20

"Человеком Сен-Жерменского предместья"называли представителей старой знати, консерваторов с монархическими (сохранившими верность старшей ветви Бурбонов) убеждениями, даже если они жили в других районах. Это скорее социальный маркер, чем прописка.

21

Буквально"квадрат храма".

22

Здесь — помада для волос.