Ищейки

Василий Ершов, 2020

После некоего катаклизма 9 % человеческого населения Земли обрели магические способности, и процесс ещё не завершён: то тут, то там появляются загадочные «новы» – волшебники со стихийным, неконтролируемым даром. Что с ними делать? Находить и обезвреживать. Этим-то и занимаются агенты Поиска Магических Аномалий, в народе прозванные ищейками. Язвительная ведьма Энвер и неунывающий чародей Кристоф делают свою работу, не забывая обмениваться колкостями и попадать в неприятности.

Часть первая. Фокусы

Небольшой, ничем не примечательный городок Сэндвилл ютился на самой границе обширной пустоши, почему-то именуемой Великими Прериями. Рядовой посёлок, некогда выросший ещё при прокладке через эти места железной дороги, а теперь медленно хиреющий, так как единственными богатствами окрестных земель были красный песок и палящее солнце. Правда, к северо-востоку имелось несколько ранчо, где разводили бизонов и мустангов; но фермеры — люди, в большинстве своём замкнутые и вдобавок вечно загруженные тяжким трудом, — появлялись в Сэндвилле редко, в основном по делам. Вечно сонные, будто замершие в дрожащем мареве будни разбавлялись только проходящими через городскую станцию поездами. Поезда шли вглубь пустыни и дальше, в горы — к золотым приискам. Пассажиры поездов — переселенцы, авантюристы, искатели сокровищ — весьма охотно брали местную выпивку во время стоянок и были не прочь занять себя нехитрыми развлечениями, которые сулил этот островок цивилизации. Неудивительно, что значительная часть населения, неуклонно тающего с каждым годом, зарабатывала на жизнь обеспечением путешественников относительно комфортным отдыхом и досугом.

Локомотив, оглушительно свистнув, остановился и облегчённо выдохнул паром. Начали открываться двери вагонов, по вытоптанной земле (перрона не было отродясь) застучали каблуки утомлённых дорогой пассажиров. Из последнего вагона выгрузились двое — долговязый худой парень и некрасивая, мрачного вида девушка. Их одежда не отличалась ни разнообразием, ни изысканностью: одинаковые кожаные сапоги, одинаковые штаны, одинаковые клетчатые рубашки и одинаковые жилетки, оттенком и текстурой напоминавшие старую глину. На плечах — запылённые дорожные плащи. В руке у девушки — видавшая виды кожаная сумка; у парня за спиной — потёртый походный рюкзак. На головах — широкополые шляпы: у парня — цвета кофе с молоком, у девушки — цвета вороньих перьев. Новоприбывшие, разминая затёкшие от долгого сидения конечности, осмотрели станцию.

— Очередная дыра, — скептически констатировала девушка.

Парень хмыкнул:

— Пойдём поищем в этой «дыре» гостиницу, мотель или какой-никакой салун. Скинем багаж, потом наведаемся к местному «дырявому» начальству… Почему ты каждое новое местечко обзываешь дырой?

— Дыра — она дыра и есть, спорить нечего, — отрубила девушка.

Парочка миновала будку билетёра, навес и вышла на главную улицу. Стало понятно, что девушка в отношении городка была скорее права, чем ошибалась. По обеим сторонам пыльной дороги раскорячились потрёпанные временем двухэтажные деревянные домишки. Похоже, на их постройку некогда шли даже части разобранных фур. Давно не обновляемая краска на вывесках и фасадах выцвела, потрескалась и местами облупилась. Кое-где у коновязей высушенными комками валялся навоз. На веранде ближайшего дома (по странной прихоти случая то был офис гробовщика) старик с длинной, спутанной бородой что-то бренчал на банджо. Из-под вывески бакалейщика вышла женщина с лоханью, свернула за угол, вылила у стены обмылки. Новоприбывшая девушка бросила красноречивый взгляд на своего спутника, тот пожал плечами.

— Зато здесь солнечно.

— Мы в грёбаной пустыне. Тут всегда солнечно.

Улица вывела путешественников на просторную (в масштабах городка) площадь, в центре которой торчала угрюмая виселица — атрибут правосудия, нечасто встречающийся в такой глуши. Кроме виселицы площадь могла похвастаться маленькой церковью, отделением банка и мэрией; нашёлся и салун, одновременно служивший постоялым двором. Пара направилась туда.

Внутри было сумрачно и душно. Тапёр, сидевший в углу за расстроенным пианино, что-то сонно тренькал себе под нос. Немногочисленные посетители потягивали джин, лениво переговаривались вполголоса. За одним столиком квартет дюжих молодцев (по виду — старателей), разражаясь азартным хохотом, резался в кости. В дальнем углу кто-то дремал. Бармен — усатый дядька с редкими сальными волосами — от нечего делать протирал и без того сияющие чистотой кружки.

— Добро пожаловать в Сэндвилл! — ощерился он, заприметив гостей. — Чего желаете? Водки? Виски?

— Номер с двумя кроватями, — потребовала девушка. Её высокий спутник отработанным движением вынул из кармана жилетки позолоченные часы на цепочке. Одновременно с этим девушка столь же чётко отогнула правый отворот плаща; к подкладке была приколота серебряная брошь в виде паука. И на дверце часов, и на брюшке декоративного членистоногого камнями был выложен один и тот же символ: герб магического Конвента. Только у парня узор был набран молочно-белыми опалами, а у девушки — чёрными, как уголь, агатами. Камни сверкнули неестественным блеском и тут же потухли.

Ухмылку бармена словно корова языком слизала. Кто-то из зала, приглядевшись к часам, сдавленно охнул. Игроки в кости оторвались от своего занятия, воззрившись на странную парочку. Повисла тишина. Через пару секунд один из золотоискателей тихо, но явственно произнёс: «Ищейки».

— Агентство поиска магических аномалий, — нимало не смутившись, заявил парень. — Где мы можем найти конфедеративного маршала или шерифа?

— Уже нашли, — рокочущим басом произнёс тот, кто дремал в тени. На свет вышел крупный седеющий мужчина. Он был абсолютно трезв, несмотря на красное, заросшее многодневной щетиной лицо. У воротника блеснула шестиконечная шерифская звезда. — Чем могу быть полезен?

— О, ничего особенного не требуется, — улыбнулся парень, приветственно вскинув ладонь. — Стандартная процедура: нам нужно отметиться на участке у светских властей. Простая формальность, для отчётности перед начальством.

Россыпь непростых слов явно сбила с толку некоторых посетителей бара — но только не шерифа.

— Что ж, идём, — блюститель порядка надел шляпу, развернулся и шагнул к выходу.

Девушка с неправдоподобно тяжким грохотом поставила прямо на барную стойку не очень объёмистую на вид сумку. Глаза бармена округлились.

— Тащите в наш номер, — распорядилась хозяйка багажа. Её спутник столь же шумно бросил свой рюкзак рядом с сумкой девушки. — Проследите, чтоб никто и пальцем не тронул. Если кто тронет и я узнаю (а я узнаю!) — будет худо. Да, ещё: они жутко тяжёлые, советую нести вдвоём.

Удовлетворившись реакцией хозяина заведения и уверившись в том, что её поняли с первого раза, девушка отправилась вслед за шерифом.

«Каждый раз одно и то же. Чего они всегда так реагируют? Неужели мы такие страшные?» — мысленно спросила девушка.

«Когда я впервые тебя увидел, тоже малость сдрейфил. Понимаешь, Эн, есть женщины, которые не похожи на ведьм. Так вот, ты не из их числа», — мысленно ответил парень.

«Вот спасибо, Крис!»

«Не за что. И потом, не везде же так. Просто местечко совсем уж… местечковое. Диковатое. Вспомни, в Клеменце на нас не обратили особого внимания. А в Порт-Олдене — это где мы наткнулись на заклинателя големов — нашему визиту вообще обрадовались: горожане были воодушевлены, почтительны. Ей-ей, цивилизация!»

«Это да. Но мне иногда кажется, что кое-где в провинции колдунов сжигают на кострах».

Они пошли через площадь.

— Ну, что за оказия привела в наше захолустье чародеев, да ещё вдобавок ищеек? — шерифа нимало не смущало вульгарное народное прозвище агентов. Похоже, мужик он был не робкого десятка, так как тут же выдал: — А не слишком ли вы молоды для агентов Конвента?

Девушка окинула шерифа тяжёлым взглядом. Представитель закона усмехнулся:

— Не смотри на меня волчицей, колдунья. Взяли в агентство — значит, по делу. А если молодых взяли — тем более почётно, — шериф на секунду задрал голову, сощурился. — Жарко сейчас, самое пекло. Солнце в зените.

Агенты в душе не могли не согласиться с этим: действительно, палило нещадно. Плотные дорожные плащи помогали слабо.

— Мы здесь проездом, — сообщил волшебник, смахнув испарину со лба. — В свободном поиске.

— Это я знаю, помню. Хотя Эдикт уже давненько не перечитывал. Но если законы за последние двадцать лет не меняли (новости сюда туго доходят), то вроде как по градам и весям отряды магов-ищеек и должны разъезжать.

— Не отряды — двойки, — уточнила девушка. Они миновали пустующую виселицу.

— Вот-вот, именно двойки. Путешествовать эти агенты должны, значит, и колдунов новообратившихся отыскивать. И способности у них забирать. Кстати, давно искал случая спросить: почему?

— Что «почему»?

— Почему самый первый Конвент решил Силу у новичков отнимать?

— Потому, что нова Силу получил, а контролировать её не умеет. Чихнёт случайно с толикой магии — и офис ваш долой. Пальцами щёлкнет — и вот уже вся эта горстка хибар полыхает, — мрачная девушка для пущей выразительности щёлкнула пальцами: с треском вырвался сноп искр. — Вам оно надо?

— Нет, пожалуй, мне мой городишко ещё не надоел, — шериф покачал головой. — А вот если, к примеру, их учить? Как урождённых волшебников? Не каждый же нова, как вы их называете, злодей. Он мог бы послужить на общее благо, будь у него шанс. Неужто иных вариантов, кроме лишения Силы, даже не рассматривалось?

Маги промолчали.

— Впрочем, это дело шишек из Конвента, — пожал плечами законник. — Мы люди простые, в дела магов не суёмся.

Компания остановилась у крепкого здания, служившего городской тюрьмой и офисом шерифа. Последний, пошарив в карманах, достал ключ и отпер дверь. Внутри было пусто, тихо и прохладно. Хозяин сразу провёл гостей к конторскому столу. На стене, рядом со столом, висели пожухлые, пожелтевшие копии главных нормативно-правовых актов, среди которых нашёлся и Эдикт. Представитель закона сел за стол, раскрыл одну из лежавших на нём книг. Затем он откупорил небольшую пузатую склянку с чернилами, окунул в неё стилус и стал что-то бегло записывать на расчерченных страницах твёрдым отточенным почерком.

«Не так уж он и тёмен для захолустья, — отметила Эн. — Проницателен. Грамотен. Не похож на типичного провинциала».

«Кто знает, кто знает… С одной стороны, ты права: Конвент вроде как настоятельно рекомендует обучать грамоте всех законников, даже распоследних тюремщиков. С другой стороны, власти простых людей формально неподотчётны чародеям. Поэтому в шерифы и маршалы могут набирать всех, кого захотят».

«Или кого смогут».

— Так что там с поиском? — носитель шерифского значка оторвался от записей. — Нашли кого? Уж не в наших ли местах? Если что, я здесь всех знаю — и ничего странного в последнее время не замечал.

— Успокойтесь, — чародей миролюбиво поднял раскрытую ладонь. — Эфир молчит. Никаких сигналов отсюда не поступало. Мы просто переночуем и поедем дальше. Хотя, если нужно, можем задержаться и всё основательно проверить. Чтоб вам было спокойнее.

— Основательно не надо. Говорю же: всех здесь знаю. Никто мимоходом постель под своей бабкой не поджигал, — шериф хохотнул, продолжил серьёзно: — Колдуйте, если хотите. Только по-тихому. К чему народ зря будоражить? Всполошится, панику поднимет. Сами понимаете, магией тут не избалованы.

— Хорошо. Тогда мы просто осмотримся. Выпишите официальное разрешение.

— Чтоб осмотреться? Бросьте! Вы лучше сейчас к мэру зайдите, ему тоже бумага нужна. Дескать, такие-то маги были такого-то числа, в служебной командировке. Властями оказано содействие. И вам за гостиницу не придётся платить, и старине Тислу зачтётся. Поставьте подписи и полные имена вот здесь.

Страж порядка протянул колдунам стилус и развернул к ним книгу. Через минуту под свежим протоколом появились две подписи:

«Энвер ван Тессел, тёмная ведьма, оперативник Агентства поиска магических аномалий», «Кристоф Гэррит, светлый маг, оперативник Агентства поиска магических аномалий».

Шериф прочёл написанное, почесал подбородок.

— М-да… Вроде бы и всё. Хм… Гадал, кто из вас тёмный, а кто светлый. Выходит, верно угадал… — тут он поднял голову, встал из-за стола. — Ну-с, господа чародеи, к вам вопросов больше не имею. Если нет и у вас ко мне, то можете идти.

На прощание пожав руки колдунам, он добавил уже вдогонку:

— Если вечером будет нечем заняться, приходите на пустырь за городом, сразу в конце главной улицы. С досугом для таких людей, как вы, у нас в Сэндвилле не очень, но сегодня особая программа — считайте, эксклюзив. Будет выступать цирк: проезжий, на одну ночь всего. Народ уже сейчас потихоньку собирается. Помост уже сладили. Торговцы начинают палатки разбивать. Словом, веселье намечается.

— Запомним это, — кивнул парень. — Спасибо за приглашение, шериф, мы поразмыслим над вашим предложением. Всего доброго.

«Только цирка нам не хватало!» — мысленно проворчала ведьма, когда дверь в тюрьму закрылась за ними.

«Вся наша работа — цирк», — философски заметил напарник.

— Знаешь, почему теперь твоя очередь сканировать Эфир? — спросил Кристоф, плюхнувшись на старую, донельзя скрипучую кровать.

— И почему же? — Энвер провела пальцем по подоконнику, критически осмотрела собранную пыль.

— Во-первых: в прошлый раз это делал я.

— А до того — я три раза подряд.

— Не перебивай. Во-вторых: знаю, как ты любишь лишний раз поколдовать, и не могу отказать тебе в этом удовольствии, — Кристоф с блаженством растянулся на постели прямо в уличной одежде. — Наконец, в-третьих: люблю смотреть, как ты занимаешься унылой рутиной.

— В то время как ты валяешь дурака, — парировала ведьма.

— Как говорит один мой знакомый, «лучший отдых — бездельничать, когда другие работают».

— Сапоги хотя бы сними!

Волшебник послушно скинул обувь. Энвер тем временем сняла шляпу и уселась на пол возле багажа, с удовлетворением отметив, что замки и завязки на сумке остались нетронутыми. Как правило, для сохранности пожитков было достаточно припугнуть вороватую публику справедливым возмездием, но колдунья предпочитала перестраховываться. Она коснулась волос, стянутых на затылке в шиньон, вытащила простую железную спицу, служившую заколкой. Чародейски красивые иссиня-чёрные длинные волосы распустились, водопадом упали на спину. Спица в руке волшебницы коротко коснулась всех узлов и застёжек на сумке. Узлы тут же развязались, точно были живыми, застёжки сами собой расстегнулись, и сумка раскрылась. Энвер отложила спицу, простёрла руку над раскрытым чревом вещевого мешка, сделала повелительно-призывный жест. На свет одна за другой начали выплывать разнообразные причудливые вещицы, сразу зависавшие в воздухе рядом с девушкой.

— Обожаю наблюдать за тобой в такие моменты, — донёсся с постели весёлый голос напарника. — Приобретаешь такой важный сосредоточенный вид.

— Магия — не балаганные фокусы, — лицо ведьмы было непроницаемо, — но элитарное искусство с элементами науки и признаками проклятия. К ней нельзя относиться легкомысленно.

— Устами твоими глаголет истина, — засмеялся маг. — Но слова чужие. По-моему, ты вольно процитировала одну чародейку из старинной, ещё довоенной легенды. Я читал.

— Поздравляю: ты умеешь читать! Может быть, воспользуешься свободной минуткой и потренируешь столь неожиданно открывшийся навык?

Кристоф насмешливо фыркнул, но отвлекать напарницу перестал. Покинувшие сумку предметы (латунные, бронзовые, из благородной древесины, хрусталя и алмазов) образовали вокруг волшебницы многослойное кольцо. Энвер закусила губу. Предстояло самое сложное: левитирующая сборка эфирного ультраскопа. В принципе, и она сама, и её напарник с помощью нехитрого инструмента могли руками, не напрягаясь, собрать и настроить сложный прибор. Но это заняло бы не меньше часа и лишило бы её возможности лишний раз получить удовольствие от сложного, ювелирного колдовства, требующего не столько силы и таланта, сколько предельной концентрации, сноровки и теоретической подкованности. А возиться со сложными чарами она любила, в этом светлый маг был прав.

Энвер начала проделывать сложные пассы руками. Парящее кольцо из деталей стало довольно быстро вращаться против часовой стрелки, явственно обретая упорядоченность в этом движении. Одной рукой продолжая направлять элементы ультраскопа, другой колдунья выполнила такое движение: будто пальцами достала из солонки щепотку соли. Из таинственных недр баула выпорхнула стайка железных винтиков и гаек; все они просто повисли в воздухе рядом с вихрем деталей. Ещё один жест: из стремительного кружения в центр выплыл, пожалуй, самый крупный компонент — медная шайба с отверстиями для винтов, основа собираемого прибора. От напряжения у девушки на лбу выступила испарина. Теперь нужно было, не прекращая контролировать полёт остальных элементов, быстро прикрутить к шайбе кронштейны для механизмов фокусировки. Пальцы так и мелькали, повинуясь мысли, направляя силу. Теперь череду заклинаний нельзя было отменить; оставалось только быстро, одну за другой, подгонять детали друг к другу и, пока закрепляется предыдущая, уже примерять к фиксирующим гнёздам следующую. Филигранная работа!

Да, колдовать она любила. Энвер ещё маленькой девочкой обнаружила в себе Силу. Впрочем, для отпрыска известной и уважаемой в определённых кругах тёмной фамилии, корни которой уходили ещё к началу Войны, наличие врождённого дара как раз не было неожиданностью. Другое дело, что родственники оказались перед непростым выбором. Ведуны уверяли, что у малютки Эн дар необычайно мощный: такой сильной проводимости эфирной энергии не было ещё ни у кого из семьи ван Тессел. Кроме того, у девочки был редкий талант к обучению; было и желание, быстро переросшее в страсть, в жажду познания всех таинств колдовского искусства. Однако чтобы дать этим способностям развиться в полной мере, родителям необходимо было выпросить у полномочной комиссии разрешение на магическую практику для дочери. И не просто выпросить: дабы Энвер могла со временем постичь высшие секреты тёмной магии, родители заранее обязывались отдать начинающую ведьму в пожизненное услужение Конвенту. А там безраздельно властвовали светлые. Победители. Подобная перспектива для дома, некогда богатого и влиятельного, а ныне прозябающего на руинах былого величия, приравнивалась к смертельному оскорблению. Так что же важнее: сомнительное будущее одной или несомненное прошлое всех? Эта нерешённая дилемма с юных лет наполнила жизнь Энвер борьбой — борьбой с непониманием, отчуждением и презрением со стороны родни, украдкой тешившей успехами чародейки свою гордыню. И у светлых, окружавших её, девушка не находила сочувствия — только постоянный контроль, слежка за каждым шагом, наблюдение за каждой мыслью. С того момента, как она получила разрешение на колдовство, не было ни одного серьёзного заклинания, сотворённого ею без ведома какого-нибудь светлого мага. И вот ведь парадокс, только колдовство помогало ей забывать об этом.

Ведьма медленно выдохнула, положила руки на колени. На пол перед ней мягко опустился собранный и настроенный эфирный ультраскоп (прибор казался гибридом граммофона, торговой кассы и перевёрнутой газовой люстры).

— Двадцать две минуты.

Энвер обернулась. Напарник закрыл свои часы, посмотрел на чародейку:

— Ровно на три минуты дольше твоего личного рекорда. Теряешь хватку, Эн.

— Ты что, помнишь все результаты? — иронично поинтересовалась ведьма.

— Не все, — успокоил Кристоф. — Только те, которые превосходят мои скромные достижения. Хочу знать, к чему стремиться.

— Раз уж ты преисполнен благородными стремлениями, займись-ка сканированием сам, — Энвер встала, мягко потянулась. — Я здорово устала и планирую разузнать у хозяина, как тут обстоят дела с горячей ванной. Хочу немного побаловать себя простыми женскими радостями. А после не мешало бы поспать.

Колдунья вышла. Кристоф сел на пол возле ультраскопа, взялся за рукоятку привода, вращавшего портативную динамо-машину. Маховик ротора начал раскручиваться. В какой-то момент послышался треск, между электродами проскочила искра, и по цепям устройства побежал электрический ток. Маг бросил вертеть ручку, на глаз проверил юстировку линз. Щёлкнул тумблер: внутри огранённых алмазов по углам ультраскопа затеплились тусклые синие огоньки. Кристоф ещё раз слегка поправил линзы; сквозь них тонкие лучи протянулись от угловых кристаллов к хрустальному шару в центре прибора. Шар поглотил свет и заполнился светящейся пульсирующей мутью.

— Отлично. Теперь ныряем, — пробормотал ищейка.

Мысль, жест, слово. Чародей сосредоточился, простёр обе руки над хрустальной сферой, закрыл глаза. Губы беззвучно пробормотали формулу. Пришедшие в движение силы захватили его, и Кристоф почувствовал, что проваливается куда-то вниз. Его сознание будто вытряхнуло из тела, поволокло, скрутило в струну и затянуло в мерцающие синим светом, таинственные глубины шара. Кристоф множество раз погружался в Эфир, ощущение бесплотности его не пугало. Он мысленно выстроил ещё одну цепочку заклинания и открыл не существующие уже глаза.

Мир превратился в огромный трёхмерный инженерный чертёж. Глубокая синева повсюду. Волшебник, вернее — его эфирный фантом, сохранивший только магическое зрение и разум, осмотрелся. Далеко внизу (так по крайней мере казалось, ведь сил притяжения не было) белые тонкие линии, подобно паутине, переплетались и пересекались, образуя строгий упорядоченный рисунок. Кристоф опустился ниже — рисунок обрёл чёткость и ясность: стало понятно, что линии на самом деле представляли собой схематичный объёмный план Сэндвилла. Каждое здание, каждое рукотворное сооружение было обозначено каркасом из прямых «паутинок». Гротескное, упрощённое изображение. Внутри и снаружи таких «клеток» хаотично перемещались размытые пятна бело-голубого света и бесформенные облачка серого тумана. Пятна отображали сущность простых людей, туманом проецировались животные. Фантом сделал круг над скоплением пятен и облачков, но не нашёл того, что искал. Ни следа магических возмущений. Кристоф покинул городок, облетел окрестности, заглянул на ближайшие ранчо и даже порыскал над пустыней, в Эфире кажущейся ещё более пустой, чем в материальном мире. Ничего. Похоже, шериф был прав: ни одного колдуна здесь не было, и по крайней мере месяц ни одного заклинания в окрестностях не произносилось.

Удовлетворившись осмотром, Кристоф сделал мысленное усилие и ощутил сильный толчок в грудь. На самом деле никакого толчка не было: просто разорвалась связь с Эфиром, и тот вышвыривал чародея обратно, в привычное для разума измерение. Волшебник, будто бы резко вынырнув из глубокого омута, жадно глотнул воздуха и обнаружил себя сидевшим на полу в небольшой комнате, возле гаснувшего ультраскопа. Энвер уже ждала его, сидя на своей постели.

— Ну как? — спросила ведьма.

— Никак. Большей дыры, чем Сэндвилл, я ещё не видел. Никаких следов магии, никаких подвижек Силы в ближайшем прошлом.

— На фермах искал?

Светлый укоризненно посмотрел на девушку.

— Ну, нет так нет. Отдохнём, значит.

— Слышала о гипотезе конденсаторной динамики?

— Это которая мэтра Корнелия?

— Ага. Она гласит, что длительный мёртвый штиль в магических событиях одной локации рано или поздно нарушится интенсивным магическим всплеском в означенной локации. И чем дольше длится штиль, тем сильнее будет в итоге выброс.

Энвер испытующе посмотрела на своего напарника.

— Думаешь, скоро здесь будет «бадабум»?

Светлый маг пожал плечами.

— Кто его знает? Это ведь лишь гипотеза, никаких практических исследований по этой теме не проводилось. Ведь на океанских просторах и в горных цепях десятилетиями ничего не происходит. И — никаких всплесков.

— Может быть, штормы и снежные лавины как раз и являются результатами магических выбросов, подготовленных годами спокойствия? — с усмешкой предположила ведьма. Кристоф в ответ махнул рукой.

— Ты права, зря я об этом заговорил. В конце концов, не посылать же в агентство рапорт из-за того, что ничего не происходит? — маг поднялся с пола. — Ничего нет — и ладно. Завтра двинем дальше. Как там твоя ванна?

— Через полчаса будет готова.

— Хорошо. Значит, успеешь разобрать ультраскоп.

— А ты что же?! — возмутилась девушка.

— А я пошёл раздобывать еду. Тебе чего-нибудь принести или будешь сыта водой с мылом?

Вечером на пустыре за городом собрались, вероятно, все, кто жил в радиусе тридцати миль от Сэндвилла. Людей было так много, что не протолкнуться. Все окрестные фермеры явились как один, захватив с собой свои семьи, своих батраков и даже семьи своих батраков. Фургоны приезжих образовали кольцо — этакую импровизированную площадь — с палатками циркачей, навесами и просторным помостом в центре. Лошади из всех упряжей были сведены в один общий загон, наспех сколоченный по такому случаю. Из каждого второго фургона была сооружена походная лавка, за которой тот или иной фермер рассчитывал немного нажиться, торгуя продукцией своего ранчо. К неудовольствию свежеиспечённых лавочников, ситуация осложнялась узким ассортиментом товара и большим количеством конкурентов. Горожане не отставали в попытках подзаработать: надрывая глотки, лоточники перекрикивали толпу, нахваливали пирожки, леденцы и орехи; зазывали к своим палаткам кузнец, оружейник, скорняк и даже гробовщик — тот самый старик, весь день бренчавший на банджо у входа в похоронное бюро. Особняком стояли балаганчики приехавших вместе с цирком ловкачей: эти устроили массу разнообразных конкурсов и аттракционов. Дети, хохоча, носились в надежде быть сразу везде и всюду, а их матери, бабушки, старшие сёстры и наёмные работники сбивались с ног, наивно пытаясь держать вопящую ораву под контролем. Царивший над ярмаркой пёстрый шум — весёлый гомон, смех, выкрики, плач, хриплое пьяное пение и ворчание скупых покупателей — венчался энергичной минорной мелодией, которую с энтузиазмом исполнял расположившийся на небольшой сцене ансамбль в составе гитары, фиддла, тамбурина, бойрана, контрабаса, волынки, барабана и тарелок.

Словом, от образа сонного захолустья не осталось и следа: округа ожила, искренне радуясь новому поводу развеяться.

Перед входом на ярмарку, возле небольшого возка и привязанного к нему коня стоял, заложив большие пальцы за ремень брюк, сам шериф, по случаю праздника надевший красную клетчатую рубашку и побрившийся начисто. Завидев агентов, он довольно осклабился:

— Всё-таки пришли.

Чародеи переглянулись.

— Добрый вечер, шериф.

— И вам добрый вечер. Ну, что показали поиски? Или вы сюда как раз за этим?

— Поиски показали, — протянула Энвер, — что творить чудеса в окрестностях способен разве что цирковой фокусник. Сегодня — всего за четверть шиллинга^[1].

— Стало быть, беспокоиться не о чем, — расхохотался шериф. — Хорошо. А вы, значит, на праздник пришли.

Кристоф пожал плечами:

— Выходит, что так.

— Тогда не смею задерживать. Тем более мэр в счёт вашего пребывания здесь ещё и плату за представление включил. Да, цирк в любом случае в накладе не останется: целое событие для здешних мест… О, чуть не забыл: всё оружие нужно сдать мне.

Чародейка распахнула плащ, демонстрируя пустой пояс:

— Вы всерьёз считаете, что тёмной ведьме нужно оружие?

— Мы же на праздник отдохнуть идём, — заверил напарник ведьмы.

Шериф развёл руками, сделал шаг назад, пропуская гостей города. Те коротко кивнули в знак благодарности, прошли мимо таращившегося на них во все глаза билетёра… и будто бы оказались в русле бурной горной реки.

«Вот почему я не люблю все эти сборища? А: мало места. Б: много людей». Энвер с трудом проталкивалась сквозь толпу, то и дело натыкаясь на посетителей ярмарки.

Кристоф, хотя и шёл первым, легко лавировал в людском потоке, ловко уклоняясь от внезапно возникающих на пути препятствий.

«Ты выдающийся мизантроп, Эн».

«Что есть, то есть. Не забывай: я всё-таки тёмная ведьма».

Исчезнувший было из поля зрения чародей вдруг появился, с большим кульком сахарной ваты в руках, прямо перед напарницей.

— Брось, Эн. Просто расслабься. Сама ведь ещё днём мечтала о простых житейских радостях.

— Я мечтала об отдыхе, — возразила ведьма.

— Вот и отдыхай! Зачем, по-твоему, собрались здесь все эти люди? — Кристоф, широко улыбаясь, протянул подруге лакомство. — Щипай давай.

Вата оказалась нежной и вкусной. На помосте шли последние приготовления к цирковому шоу. Музыканты доиграли очередную забористую мелодию и отложили инструменты, решив передохнуть. Неподалёку кто-то шумным басом сварливо торговался с мясником, обвиняя того в несправедливой наценке. Донёсся звонкий, заливистый девичий смех: видно, удачливому парню посчастливилось сорвать поцелуй с губ юной девицы. Над толпой поплыл заманчивый аромат жареных телячьих отбивных. Чародеи прошлись вдоль ряда аттракционов, остановившись возле конкурса «Три мяча». Девочка лет двенадцати на удивление метко и сильно швыряла набитые песком тряпичные мячики, в две попытки уронив пирамидку из деревянных бутылок. Раздосадованный хозяин аттракциона — щербатый типус в пёстром пиджаке — протянул счастливой победительнице уже третью игрушку.

— Это последняя, девочка. Ты сегодня необычайно удачлива — беги попытай счастья где-нибудь ещё.

Девочка отошла, крепко прижимая призы к груди.

«Покидаем, Эн?»

«Хочешь? Кидай».

Чародеи подошли к столу с мячами.

— Желаете проверить свою ловкость и меткость? — осведомился Щербатый.

Кристоф тряхнул головой.

— Ага. Разок — я, разок — она, — чародей ткнул пальцем в Энвер.

Хозяин прикинул шансы бросающих, нахмурился и восстановил пирамиду в нескольких футах подальше от стола с мячами. Белый маг хмыкнул, порыскал в карманах и выложил на стол серебряный талер.

— Сдачи не нужно.

Щербатый почесал затылок, крякнул и осторожно сгрёб монету ладонью.

«От души деньгами соришь, братец!» — укорила волшебница.

«Хочу остаться в памяти местных щедрым и великодушным».

Кристоф взял первый мяч, коротко размахнулся и, не целясь, метнул его в пирамиду. Пирамида рухнула от одного прямого попадания.

— Ух ты! — удивился метатель. — В юности я был неплохим игроком в «камешки», но… не знал, что всё ещё в форме.

Устроитель аттракциона озадаченно потёр щетину.

— Похоже, вам стоит предложить суперигру, — он отошёл к задней части своего навеса и раздвинул полосатые шторки. Ищейки увидели деревянную ячеистую полку, в некоторых ячейках которой в случайном порядке стояли вырезанные из алебастра фигурки.

— Всё просто: одно попадание — один следующий бросок. Два мяча в запасе. Собьёте все фигурки — первый приз ваш!

Кристоф протянул мяч подруге, выразительно повёл бровью. Энвер вздохнула, взяла тряпичный снаряд — тот сразу оттянул ладонь приятной мягкой тяжестью. Колдунья сосредоточилась, аккуратно прицелилась, размахнулась. Бросок! Мячик с глухим стуком ударился в перекрестье полок, алебастровые фигурки лишь едва пошатнулись. Колдунья поморщилась.

— Ничего, первый блин комом. Считай, теперь пристрелялась, — подбодрил её спутник.

Второй раз она целилась тщательнее, бросала на точность. Мячик в итоге попал в пустую ячейку; фигурка была рядом, но уцелела. Остался последний мяч.

«Ты же можешь, Эн! Это всего лишь дурацкий мячик! Нет ничего проще из того, что ты делала в жизни!» — подумала разозлённая чародейка. Размахнулась широко и сильно, не целясь. Доверилась чутью, которое никогда её не подводило. Мяч сорвался с ладони, и секунды будто бы растянулись в бесконечность. Тряпичный комок, переворачиваясь, медленно пробивался сквозь душный вечерний воздух, уверенно двигаясь к цели. Траектория казалась безошибочной. Дистанция до сетчатой полки неумолимо сокращалась; на резных алебастровых фигурках метались тени, отбрасываемые керосиновыми лампами, и оттого фигурки казались живыми. Они словно трепетали в ужасе от приближающейся развязки. Кого же из них собьёт горсть песка, завёрнутая в тряпку? Кто же низринется в пропасть, чтоб никогда не подняться?

Мяч просвистел над верхними досками и с глухим стуком врезался в заднюю стенку навеса.

— Не повезло, бывает, — явно обрадовался Щербатый. — В следующий раз удача будет более благосклонна к вам. Кстати, не хотите попытаться ещё? Всего десять су.

— Нет, спасибо, — улыбнулся Кристоф. — Кажется, нам полагался утешительный приз?

— Да, конечно, — Щербатый, порывшись под столом, протянул парню мягкую игрушку — маленького тряпичного тигрёнка с пуговичными глазами. Пока чародей думал, что делать с призом, пройдоха-хозяин уже начал высматривать следующих простаков: — Эй, ребята! Не желаете испытать свою меткость? Всего четверть талера за три броска!

Ищейки отошли от палаток аттракционов.

— Какая чушь! — сквозь всегдашнее напускное равнодушие Энвер просачивалась досада. — Немного телекинеза, и я бы одним мячом сбила все фигурки с завязанными глазами!

— Э, да кое в ком проснулся азарт! — лукаво подмигнул напарник. — А как же твои принципы магической исключительности?

Кристоф скорчил грозную мину и забубнил, очень похоже пародируя голос ведьмы: «Магия тебе не дешёвые фокусы! Это элитарное искусство для избранных, наука и проклятие…»

— Ха. Ха. Ха, — чародейка ловко выхватила игрушку из рук приятеля. — Дай сюда!

— Эй, это мой тигрёнок! — запротестовал было Кристоф.

Энвер беглым взглядом изучила ближайших прохожих и наконец поймала за шиворот пробегавшего мимо мальца лет шести. Оторопевший от неожиданности парнишка уставился на неё расширившимися глазами. Колдунья, как и устроитель аттракциона минутой ранее, бесцеремонно сунула тряпичного зверя в руки новому хозяину.

— Держи, это тебе подарок. Играй на здоровье, — пожелала тёмная волшебница и, отпустив ребёнка, легонько шлёпнула его по мягкому месту. — А теперь дуй к маме, малец!

Испуганный мальчишка опрометью бросился прочь.

«Однако. Что это было?» — поинтересовался светлый маг.

Энвер подмигнула ему: «Хочу остаться в памяти местных щедрой и великодушной».

В это время зычный голос со стороны циркового помоста перекрыл гомон ярмарочного сборища, возвещая начало представления. Народ отхлынул от лавочных повозок, люди потянулись к центру площади.

— А вот и цирк, — обрадовался Кристоф. — Пойдём глянем на профессионалов?

Колдунья пожала плечами и последовала за своим напарником. Двигаться было не так просто: толпа становилась всё плотнее, и никому не хотелось уступать уже занятое с большим трудом место. Ищейкам удалось сократить расстояние до помоста почти вполовину к тому моменту, когда зазвучала барабанная дробь, призывая к тишине и требуя внимания. Ожидавшие представления зрители притихли, устремив взоры на сцену.

— Добрый вечер! — громогласно прозвучало из темноты. На сцене хлопнул взрыв, осветив площадь оранжевым светом; ярким фейерверком затрещали посыпавшиеся искры. Зрители отреагировали аплодисментами, радостными криками и одобрительным свистом. Из серого дыма, затянувшего цирковой помост, вышел представительный джентльмен в высоком цилиндре из шёлкового плюша. Джентльмен обладал необъятным животом и усами поистине выдающимися: длинные, красивые, блестящие, усы эти лихо завивались на концах. Усач картинно поклонился и заговорил поставленным голосом:

— Добрый вечер, дамы и господа. Разрешите представиться: меня зовут Мсье Конферансье. Наш удивительный цирк — царство чудес, известное от океана до океана под названием «Экстраваганс». Рад приветствовать столь благодарную и почтенную публику. Сегодня, многоуважаемая публика, я буду вашим путеводителем, проводником в волшебный мир фантазий и приключений! Вы увидите диких зверей из стран, названия которых никогда не слышали! Вы увидите акробатов, которые открыли секрет притяжения и научились летать! Вы увидите клоунов и мимов, которым удалось рассмешить самого Дьявола! Вы увидите калейдоскоп совершенно удивительных вещей, которых, возможно, не увидите больше нигде в мире! И эту невообразимую феерию — да-да, недаром так зовётся наш цирк — мы привезли сюда только на одну ночь, ради одной-единственной цели: показать все наши сокровища вам! Вам и только вам лишь сегодняшней ночью дано приоткрыть завесу тайны и, может быть, даже прикоснуться к мечте!

Площадь разразилась оглушительными овациями, заставив конферансье вновь раскланяться.

«Должна признать: этот господин умеет заводить аудиторию. В нём пропадает первоклассный политик».

«Не пропадает, Эн. В политике таких господ хватает с избытком; этому было бы там тесно с его комплекцией».

«Чёрт возьми, разве не у всех политиков такая комплекция?»

«Не знаю. Но, вероятно, упитанность как-то влияет на чин. Иначе я бы здесь, рядом с тобой, не стоял».

«Ага. Конвент, небось, в полном составе спит и видит, как бы засадить твои мощи в кабинет».

«В таком случае им пришлось бы меня откармливать. За казённый счёт».

«Размечтался!»

Мсье Конферансье тем временем поднял руки, привлекая внимание. Аплодисменты стихли.

— И первыми в нашей программе выступят мастера пантомимы, титаны шуток и властители смеха — лицедеи Шило, Нытик и Карамелька. Встр-р-речайте!

За спиной конферансье разошёлся занавес, открывая центральную часть помоста.

Это были клоуны: длинный, как жердь, дядя с донельзя унылой физиономией; приземистая грудастая тётка, ряженная будто бы в фантики от конфет; третьим был чумазый оборванец в лохмотьях. Клоуны изображали волшебников из спецслужб Конвента, которые пытались изловить обнаруженного нову. Безнадёжный простофиля Нытик играл светлого мага; крикливая и дёрганая, немного сумасшедшая Карамелька была тёмной ведьмой. Шило — весёлый и находчивый остряк — считался новой. Короткая экспозиция их номера неприятно поразила Энвер. И дело было даже не в том, что между карикатурными и настоящими агентами угадывалось подозрительное сходство (не разглядеть его было невозможно — что изрядно повеселило Кристофа, и тот хохотал до колик). Нет, дело было в другом: красочно и богато одетые, изо всех сил корчившие силу и важность, но абсолютно бестолковые «агенты» пародировали волшебников вообще и ту власть, тот порядок вещей, который был навязан миру по итогам Войны. Они были зеркальным отображением того стереотипного образа магов, какой сформировался в умах простых обывателей. И, по сути своей, в чём-то они были правы: многое из того, что делали чародеи с момента своего появления, приносило людям только страх, боль и неопределённость. Что касается Шила, то он являл собой архетип обычного человека — по сути своей, маргинального элемента в системе законов и ценностей, установленных волшебниками. И хотя он был номинально беспомощным перед ними, но всё же имел неоспоримое преимущество в виде простой и честной человеческой морали. А житейская находчивость и верная оценка сил, подкреплённая новообретёнными способностями новы, позволяли Шилу с лёгкостью обводить ищеек вокруг пальца и неизменно выходить победителем из всех переделок. «Маги», в свою очередь, столь же неизменно оказывались в дураках. Весь этот номер наводил на одну тревожную мысль: простые люди больше не видят в новах угрозу, как это являлось на самом деле, но видят надежду. Надежду на перемены.

Поглощённая размышлениями, ведьма пропустила момент, когда клоуны под гогот и аплодисменты публики убрались восвояси. Пропустила Энвер и укротительницу пум, выступившую следом, и факиров со шпагоглотателями, выступивших после укротительницы. В реальность девушку привёл мысленный импульс Кристофа:

«Посмотри: кажется, сейчас будет нечто интересное».

Йоги уволокли свои шкуры с битым стеклом, и на сцене вновь показался Мсье Конферансье.

— А сейчас, жители сего благословенного города, вы увидите нечто особенное! — высокопарно объявил толстяк, делая вид, что посвящает слушателей в глубочайшую тайну. — Этот человек прибыл сюда с вечерним поездом. Но в наш цирк он пришёл много раньше, и при нём не было ничего… кроме того, что при нём было. Таинственный незнакомец без гроша за душой, как всем нам тогда показалось. Однако он владел гораздо более ценным сокровищем, чем любые мыслимые богатства. И вскоре доказал, что способен на очень, очень многое. И-и-и-и встречайте! — конферансье возвысил голос. — Восходящая звезда на небосклоне «Экстраваганс»! Владыка иллюзий и мастер фантомов! Человек, раскрывший тайны сил и познавший магию! Талантливейший и, без сомнения, величайший чародей нашего времени (Энвер слегка напряглась) — иллюзионист и фокусник мессир Бериллио!

Грянул гром оваций. Энвер расслабилась: фокусники были обычными людьми, и все те невероятные штуки, которые они демонстрировали непосвящённым зрителям, творились посредством ловких рук, оптических иллюзий и манипуляций с психологией. Многие часы тренировок — вот всё, что требовалось для таких чудес.

Фонари над подмостками потускнели, сгустился мрак. Толпа притихла. Из-за кулис на сцену выползал жирный, клубящийся туман. Вновь зазвучала барабанная дробь — на этот раз негромко, нагнетая напряжение. Из стелящегося по доскам «тумана» вырос длинный вертикальный клуб, вначале бесформенный, но быстро принявший очертания человека. Дробь вдруг оборвалась, на сцене что-то хлопнуло, полыхнуло белым. Толпа дружно ахнула… а на месте разорванного вспышкой туманного лоскута возникла фигура в чёрном плаще. Опомнившихся зрителей обуял восторг, но фигура скупым резким жестом пресекла все попытки рукоплесканий. В наступившей тишине раздался вкрадчивый выразительный голос:

— Что есть магия?

Притихшая публика обратилась в зрение и слух. Фигура выдержала театральную паузу и ответила на собственный вопрос:

— Магия суть величайшая иллюзия. Обман. Грандиозная ложь, скрывающаяся под маской элитарного мастерства. Ложь, которую немногие посвящённые выдают за науку. Ложь, которую единицы избранных считают проклятием.

Ведьма почувствовала, как в ней зашевелилось негодование.

— Но по-своему они правы, каждый из них, — фокусник поднял голову, распахнул плащ и принялся медленно расхаживать по сцене.

Аудитория получила возможность рассмотреть обычного, казалось бы, мужчину средних лет с абсолютно не запоминающимся лицом. Эта слегка демонстративная безликость вкупе с чёрным одеянием грамотно подчёркивала и усиливала его таинственность.

— Ибо нет науки труднее, чем выдавать ложь за истину, — продолжил он. — Нет искусства изящнее, чем враньё оборачивать искренностью. И нет большего проклятия, чем, зная правду, скрывать её.

Фокусник остановился и поднял руку, указав на кого-то в толпе:

— Мальчик, могу я попросить тебя подняться на эту сцену?

Веснушчатый паренёк в алом шейном платке осмотрелся по сторонам, не поверив, что указывают именно на него. Мессир Бериллио кивнул, поманил пальцем. Мальчишка протолкался сквозь толпу, вскарабкался на сцену и встал рядом с фокусником.

— Интересный вопрос: зачем это нужно? — продолжал фокусник. — И я отвечу: настоящая магия не знает границ. Для неё нет рамок, не существует ограничений. Ей не важен ваш возраст, ваше происхождение, ваши религиозные или политические убеждения. Она вне времени, материи и пространства. Магия есть в каждом из нас, в каждой вещи, существующей под этим солнцем. Жизнь — вот величайшее волшебство на свете! Это истинное чудо, открывающее безграничные возможности, уходящие за горизонт и не поддающиеся пониманию и осмыслению!

Пафосный иллюзионист протянул мальчику ладонь:

— Позволь, я одолжу твой платок?

Паренёк развязал узел и осторожно положил платок на раскрытую ладонь. Мессир Бериллио тут же показал вещь всем присутствующим:

— Вот, посмотрите на этот кусок ткани. «Что в нём необычного?» — спросите вы. Ничего. Это просто крашеная тряпка. Но она материальна. Её можно пощупать, потрогать; её можно носить как украшение; её можно сжечь и развеять пепел по ветру. Она существует — значит, живёт, взаимодействует с миром, влияет на него. Ничтожно, почти незаметно — но это так. Значит, она тоже волшебная.

Фокусник завёл свободную руку за спину и вытащил оттуда небольшую чёрную коробку.

«Заметь, только что её там не было», — прокомментировал Кристоф.

«Была. Висела себе на крючках, прицепившись к плащу. Ночной полумрак и туман сделали дело. Разуй глаза», — посоветовала колдунья.

«Ты не веришь в магию, Эн?» — светлый волшебник притворно вытаращил глаза.

«Ловкость рук и никакого мошенничества», — мысленно процитировала Энвер.

— Магия во всём, — мэтр Бериллио показал открытую коробочку сначала мальчику, потом людям, чтоб все убедились, что она пуста. — В этой тряпке, потому что её соткали. И в этой коробочке, так как её сколотили. Этих предметов не существовало бы, не соверши их создатели акта порядка. Точно так же любой из нас может совершить акт хаоса: уничтожить эти вещи, и их не станет. Как исчезнет и магия их существования. И хаос, и порядок — это две равные части магической силы, две стороны души каждого из нас. Две половинки одного целого.

Фокусник положил косынку в коробочку, закрыл её.

— Я хочу лишь показать вам, понятно донести до вас то, что является настоящей правдой: каждый из нас является чудом. И каждый может его совершить.

Сказав это, мессир протянул небольшой чёрный ящик мальчику. Тот растерянно уставился на него.

— Я хочу, чтобы ты совершил чудо, мальчик, — ровный голос фокусника звучал, точно внушение гипнотизёра. — Акт сотворения, воплощение порядка. И у тебя получится.

— Что я должен делать, мастер? — спросил паренёк.

Фокусник взял его руку и положил на коробочку, раскрытой ладонью вниз:

— Ты должен представить то, во что бы ты хотел превратить этот простой платок. Представь что-нибудь интересное, яркое и редкое. Но только не говори мне что. Примени фантазию.

— Я представил, сэр. Но… — мальчик замялся. — Но как я смогу…

— Не думай о том, что это невозможно! Просто поверь! — воскликнул иллюзионист.

Владелец платка глубоко вздохнул и зажмурил глаза. Мэтр не мигая смотрел в лицо мальчика. Толпа замерла.

— Поверь, — прочла Энвер по губам Бериллио. — Представь. Преврати.

Долгие несколько секунд напряжённого ожидания закончились: мальчишка открыл глаза.

— Проверь коробку, — посоветовал фокусник.

Паренёк под взорами десятков людей снял чёрную согретую ладонью крышку. Тишину рассёк хриплый гортанный крик, и на край коробки взгромоздилась невиданная птица: кривой нос крючком, белоснежные перья, высокий хохолок на темени.

«Попугай!» — Кристоф не мог скрыть восторга.

Толпа возликовала. Попугай, глянув на площадь сперва одним, потом другим глазом, заметил наконец заворожённого паренька и боком-боком перебрался сначала к нему на руку, а потом и на плечо. Свежеиспечённый заклинатель расплылся в счастливой улыбке. Но главным триумфатором стал, несомненно, мессир Бериллио. Он несколько раз почтительно поклонился рукоплескавшей публике, затем указал на нового хозяина экзотической птицы и произнёс:

— Границ не существует! Этот мальчик только что совершил чудо!

Разумеется, это было не так. Однако всем было наплевать: в такой вечер как никогда хотелось верить в чудеса.

«А птицу он, поди, в рукаве прятал?» — съехидничал Кристоф.

Энвер не ответила. На её лице явственно читалась досада.

Потом мальчик с птицей на плече сошёл со сцены, и номер фокусника продолжился своим чередом. Было превращение факелов в букеты с цветами. Было пронзание пальцев булавками — без всяких последствий для самих пальцев. Было разъединение сцепленных друг с другом цельных железных обручей. Было прохождение сквозь сплошную деревянную стену. Было исчезновение людей, скрытых занавесом, которые потом обнаруживались в опечатанных ящиках. Было распиливание ассистентки, не проявившей никакого беспокойства по поводу отделения одной половины туловища от другой. Феерия эффектных фокусов и трюков — как самых простых и безобидных, так и сложных, даже опасных — завершилась кульминационным номером, который назывался «Побег от смерти». Мессир Бериллио, связанный по рукам и закованный в цепи, был опущен в стеклянный сундук, который несколько водоносов наполнили водой. Далее сундук заперли амбарным замком и накрыли тёмным покрывалом. Последовало нервное ожидание. Когда прошло две минуты, многие на площади стали подозревать самое худшее, а одна дородная матрона в розовом капоре и чепце даже лишилась чувств. Но тут под покрывалом материализовался человеческий силуэт, а потом и само покрывало полетело прочь. Мастер иллюзий стоял на опустевшей западне живой и невредимый, только мокрый, а на дне сундука лежали не тронутые с виду верёвки и цепи. Такому исходу событий были рады решительно все, особенно приведённая в чувство матрона в чепце. Хмурилась только колдунья из Агентства поиска магических аномалий.

«Ты чего, Эн?» — смеясь про себя, спросил белый маг.

«Я… я… это просто немыслимо! — внутри у Энвер, обычно спокойной, всё клокотало от возмущения. — Как можно рассуждать о явлениях, о которых не имеешь ни малейшего понятия?! Как — скажи, как — этот шарлатан может говорить такое?! Как, прикрываясь великим именем магии, можно делать такие вещи?! Как балаганные фокусы можно обзывать чародейством?! Да кто он такой?!»

— Мессир Бериллио, дамы и господа! — донеслось со сцены.

— Дешёвый шарлатан! — последние слова ведьма выкрикнула, топнув при этом ногой. Стоявшие рядом гости ярмарки шарахнулись в недоумении.

— Воу-воу, Эн, полегче! — напарник приобнял чародейку за плечи, увёл от циркового помоста.

— «Магия — ложь», надо же! Да он сам лгун! Чёрт возьми, я с шести лет занимаюсь волшебством! И уж поверь, мне пришлось кое-чем заплатить за это!

Люди расступались перед странной парочкой. Кристоф привёл кипевшую ведьму на окраину площади — туда, где румяные девушки разливали пиво всем желающим, и усадил за один из круглых столов, освещаемых масляными фонарями.

— Две кружки светлого, пожалуйста, — блондинка в белой блузке кивнула чародею, ослепительно улыбнулась и отправилась выполнять заказ. — Ты как, Эн?

К Энвер уже возвращалось её обычное самообладание.

— Это же несправедливо, Крис. Маги существуют уже не один десяток лет, все простые люди об этом знают и давно смирились. Волшебство стало повседневностью, проникло во все сферы жизни. Сила помогает всем, движет прогресс. Тот же Конвент, хотя я далеко не всегда согласна с его политикой, сумел добиться мира и стабильности после хаоса Войны, когда человечество стояло на грани гибели.

— Если уж совсем по-честному, то именно появление магов ту Войну спровоцировало, — это уже был другой Кристоф — мудрый и рассудительный. — И потом, что тебя так задело? Это ведь шоу. В чём фокус, прости, любого шоу? Правильно, воздействовать на публику. Шокировать её. Чтобы люди были поражены, удивлены и в конечном счёте удовлетворены. И впоследствии ещё не раз платили деньги. Элементарный принцип хлеба и зрелищ.

Блондинка, весьма милая и хорошенькая, принесла и поставила на столешницу две внушительные кружки пенного напитка. Выпрямилась, стрельнула глазками в чародея, застенчиво улыбаясь и накручивая косичку на палец. Кристоф одарил её благодарным взглядом, подвинул к ней по столу талер:

— Сдачи не нужно, леди.

Блондинка зарделась, развернулась на каблучках и упорхнула — не забыв, однако, ладошкой смести монету со стола. Ведьма проводила разносчицу напитков ядовитым взглядом.

— Ишь как бёдрами выписывает. Держу пари, ты этой девице приглянулся.

— Хлебни-ка лучше этого нектара, — Кристоф поднёс кружку ко рту, сделал пару глотков. — М-м! Определённо, изготовители знают толк в напитках.

— Да точно приглянулся. Ты ведь парень хоть куда! — чародейка последовала совету товарища.

— Не отвлекайся. Вернёмся к нашим баранам, — агент поиска магических аномалий поставил кружку на стол. — Вот это пиво — хлеб. На нём заработают пивовары. А действо, что творится вон там, на подмостках, — это зрелище. На нём заработают циркачи. Кто-то уйдёт отсюда при деньгах, кто-то с новыми впечатлениями. Все довольны.

— Я недовольна, — Энвер выпила сразу половину кружки. — Кто давал право каким-то провинциальным ловкачам корёжить столь высокие материи?

— Шоу, Эн. Для воздействия на публику хороши любые средства.

— Только не такие. Есть вещи, которые лучше не опошлять. Это одно из тех правил, что я усвоила ещё ребёнком.

— Я знаю, Эн, — терпению мага не было пределов. — Знаю о трудностях твоего обучения. Знаю, с какими проблемами тебе пришлось столкнуться. Но и ты пойми этих артистов. Им никогда в жизни не достичь и малой толики того, что доступно тебе. Они, в отличие от тебя, так и останутся провинциальными циркачами, обременёнными вечным поиском заработка, беззащитными перед болезнями и разбойниками. Они никогда не познают, не поймут природу Силы — следовательно, никогда не поймут тебя.

— А как же клоуны? Ты ведь понял, по кому они проехались.

— Энвер! Все они останутся на своём уровне, не в силах постичь наш. Потому и критикуют, ругают то, что им чуждо. Тебе же чужд их образ жизни, ход мыслей. Так не возмущайся, не поноси их. Не становись на их уровень, если так веришь в собственную исключительность.

Над столом повисла неловкая тишина. Энвер сразу как-то сникла, огонь в глазах поугас. Кристоф понял, что перегнул палку.

— Эн…

— Исключительность… Ты прав, Крис, — голос ведьмы сделался тусклым. — Что я тут со своей исключительностью? Возомнила себя невесть кем, существом высшего разряда. Завелась из-за пустяка. Тоже мне!

— Эн!

Девушка подняла глаза на своего напарника, и тот не нашёлся что ответить. Над цирковыми шатрами под грохот и крики людей расцветали вспышки фейерверков — представление закончилось.

— Знаешь, Крис, почему я тёмная, а ты светлый? — Энвер положила руки на стол и принялась ковырять засаленные доски.

— Эм-м-м… природа Силы.

— Нет. Просто я во всём вижу только плохое. Вечно подозреваю всех и вся, и только в самом худшем. Ко всем враждебна. А ты веришь в людей, всегда находишь компромиссные решения и, что бы ни случилось, надеешься на лучшее.

Молчали.

Фейерверк закончился. Народ отхлынул от сцены, ярмарка вновь заработала в полную силу. Опять у аттракционов стали вертеться дети, не желавшие отправляться спать. Взрослые — и щеголеватые ковбои в расшитых пончо, и кокетливые мадам в пышных сарафанах — все теперь собирались в очередях за выпивкой: вечер плавно перетекал в ночь, следовало повысить градус веселья. Музыканты, уже успевшие залить за воротник, опять взялись за инструменты. Луна карабкалась по звёздному небосводу, пытаясь соперничать с фонарями и факелами.

— Знаешь, пожалуй, хватит с меня этой ярмарки, — ведьма первой нарушила молчание.

— Уходишь?

— Ага. Устала. Пойду спать.

Кристоф подобрался:

— Что ж, идём.

Волшебница остановила его жестом:

— Брось, Крис. Оставайся. Что я, не доберусь до ночлега, что ли?

— Энвер!

— Серьёзно. Останься, повеселись хорошенько. Ты заслужил отдых. А мне нужно о многом поразмыслить.

— Ты уверена? — парень выразительно посмотрел на подругу.

Энвер на мгновение накрыла его пальцы своей ладонью.

— Оставайся, не порти себе вечер. Мне правда нужно побыть одной. Спасибо тебе за заботу, — она убрала руку. — Вон, посмотри на ту светловолосую милашку, что приносила нам пиво. Делает вид, что болтает с товаркой, а сама глаз с тебя не сводит. Не разочаруй девушку, пригласи на танец.

Музыканты поймали кураж: энергичная танцевальная мелодия, сдобренная ритмичным боем перкуссии и приправленная стремительными пассажами фиддла, заводила людской водоворот, вовлекая в танец всё новые пары. Волшебница встала из-за стола.

— Ты точно в порядке, Эн? — на всякий случай спросил белый маг.

— В полном.

Перевалило за полночь, когда Кристоф вернулся в салун. Осторожно, стараясь не шуметь, он поднялся по скрипучей лесенке на второй этаж. Тихонько приоткрыл дверь, юркнул в комнату. Повесив шляпу на крючок и стянув сапоги, на ощупь пробрался к кровати, сел. И замер. Лунный свет просачивался сквозь неплотно задёрнутые шторки, чертя бледную полоску на пыльном полу. Света было слишком мало, чтоб рассеять затопивший комнатку мрак, даже очертания предметов угадывались с трудом. Однако чародей понял, что осторожничал зря.

— Не спишь, — констатировал он.

Энвер лежала навзничь на своей постели, закинув руки за голову. Уличную одежду и обувь она даже не потрудилась скинуть.

— Как всё прошло? — поинтересовалась девушка.

— Ты о чём?

— Всё о том же.

Ищейка секунду медлил с ответом.

— Сплясали несколько танцев. Показал ей парочку несложных, но настоящих чар. Она меня поцеловала.

— И?

— Звала в фургон за пределами площади.

— И?

— Не пошёл. Вернулся сюда, — просто закончил Кристоф.

Ведьма недоверчиво повернула к нему голову:

— Вернулся сюда? Просто так взял и бросил страждущую?

— А что тут такого?

— Ну ты даёшь, светлый! — расхохоталась чародейка. — Предпочёл её обществу моё!

— Почему бы и нет? Чем она лучше тебя?

— Ну… у неё есть грудь, — резонно заметила Энвер.

— А у тебя — самоирония, — невозмутимо парировал маг.

— В таком случае у тебя она тоже есть, — скрывавшаяся в тени девушка издала смешок.

— Мадемуазель ван Тессел! — притворно серьёзным, полуофициальным тоном заговорил агент поиска магических аномалий. — С тобой я знаком уже давно, а эту прелестницу вижу в первый раз. Мы с тобой прошли немало переделок, плечом к плечу, и всегда прикрывали друг друга. Мы друзья, в конце концов, хоть и из противоположных магических школ. Назови хоть одну стоящую, нормальную причину, по которой я должен был остаться на ярмарке вместо того, чтобы явиться сюда пораньше и удостовериться, что ты цела, невредима и дрыхнешь без задних ног, а не заливаешь своё вечное самокопание джином в компании местных выпивох!

Кристофу показалось, что даже в темноте он отчётливо увидел широкую улыбку на лице напарницы.

— Удостоверился?

— Чёртова ведьма! — буркнул волшебник и откинулся на подушку.

Сон застал Энвер в приподнятом настроении.

Холл большого богатого дома. Воздушная, очень изящная хрустальная люстра под потолком. Горят дорогостоящие электрические лампы, их болезненный свет отражается в паркетных плитах. Стены обиты дубовыми панелями и сукном; на них висят потемневшие от времени картины в рамках из великолепного резного палисандра. Портреты и бюсты на пьедесталах равнодушно осматривают интерьер безжизненными взглядами. Парная, симметричная парадная лестница, закручиваясь дугами, поднимается на второй этаж. На ступенях дорогие ковры, перила сработаны из чёрного дерева. Ни скрипа, ни звука. Величественная тишина.

Доносятся детские крики, смех. Полумрак одного из коридоров на втором этаже лопается, являя черноволосого мальчика. Он несётся со всех ног, держа над головой, в вытянутой руке, чучело крылатого зубастого ящера. Следом за первым ребёнком бежит второй, чуть младше, и чучело в его руке поменьше. Второй паренёк оглядывается через плечо, что-то выкрикивает. В этот момент из коридора показывается девочка не старше семи лет. Она тяжело дышит, захлёбываясь, отчаянно хнычет, но изо всех сил старается не отстать от старших мальчишек. Однако куда там! Сорванцы вихрем слетают с одной лестницы, столь же стремительно покоряют вторую и на вершине наконец с громким смехом сталкиваются. Следует весёлая возня, дети угрожающе рычат и налетают друг на друга, изображая воздушную схватку игрушечных змеев. В суматохе ни тот, ни другой не замечает, что девочка из последних сил забирается на лестницу, спотыкаясь и падая к ногам мальчишек лишь на последней ступеньке. Никто из пареньков не нагнулся участливо, чтобы помочь девочке подняться и поинтересоваться, не ушиблась ли малышка. Это последняя капля: губы девочки кривятся, и она разражается рыданиями.

Весёлость мальчишек мгновенно испаряется. Они корчат кислые физиономии; тот, что помладше, закрывает уши ладонями. Самый старший ребёнок, рывком головы отбрасывая назад сползающую на лицо прядь волос, подходит к девочке, нависает над ней.

— Умолкни, сопля! — холодно приказывает он. Непослушная косая чёлка снова падает, пряча один глаз.

— Я… я хочу играть с… с… ва-ами! — не прекращая рыдать, выдавливает из себя девочка.

— Ещё чего не бывало! — это восклицает второй мальчик. Он острижен короче.

— Ты предательница, сопля, — снова говорит старший. — Ты мелкая, несносная, громко орёшь, но не это главное. Ты водишься со светлыми. Это смертный грех.

— Отец говорит: нет греха хуже, чем водиться со светлыми, — вторит старшему младший.

— А раз отец так говорит — значит, ты хуже червяка, — девочка продолжает плакать, но старшего это ничуть не трогает. — Червяка можно раздавить. А ты всё-таки наша сестра. Только поэтому ты ещё не плаваешь в пруду спиной кверху. Так что захлопни свой рот, прекрати выть и скройся с глаз.

— И чтоб мы тебя до конца твоих дерьмовых каникул не видели! — добавляет младший, обрадовавшись возможности ругнуться.

— Н-ну, Ви… Ви-инсент… Ну п… пожалуйста-а!.. — девочка хлопает ресницами, размазывает кулачками слёзы по лицу. Она искренне не понимает, за что её так ненавидят родные старшие братья. — Не… не кричи н… н-на меняа-а… Что я вам сде-ела-ла-а-а?!

— Завянь, негодная! — кричит младший. — Спрашивает ещё! Да если бы я чары выучил, я бы светлым сразу задал. Как им всем и надо! А ты… Завянь, сказано! — мальчик замахивается, намереваясь ударить девочку.

— Постой, Даниэль, — задумчиво произносит старший. — Не бей её. Она всё-таки наша кровь. Я думаю, мы можем дать ей шанс, раз она так этого просит. Слышишь, сопля? — это уже девочке. — Мы можем проявить милость и простить тебя. Ты можешь даже поиграть с нами, один раз. Но не бесплатно. За это ты должна кое-что сделать для нас.

Девочка стихает, хватаясь за возникшую перед ней хрупкую соломинку надежды. Старший наклоняется к ней и шепчет на ухо:

— Ты знаешь, нам запрещено учиться тёмному искусству — всё проклятый Эдикт! Но для тебя по какой-то неведомой милости Великой Тьмы сделано исключение. Ты можешь колдовать и учишься магии благодаря тому, что… (старший хочет сказать «потому, что отцу пришлось пресмыкаться перед светлыми собаками», но вовремя спохватывается). Словом, покажи нам, чему ты научилась. Наколдуй что-нибудь. По-настоящему!

Девочка нерешительно переводит взгляд мокрых глазок с одного брата на другого. Чтобы придать ей уверенности и заставить думать побыстрее, старший хватает девочку за воротник и рывком ставит её на ноги. Малышка отступает на шаг, но упирается спиной в фигурный столбик лестничных перил.

— Ну! — торопит старший, скрестив руки на груди. С его лица сползает притворное участие, уступая место суровости. Младший щурится.

Девочка, успокоившись, сосредотачивается. Она закрывает глаза, делает глубокий вдох и выдох. Ладошки медленно складываются вместе и замирают. Мальчики терпеливо ждут. Секунды тянутся ужасно медленно. Наконец девочка что-то шепчет себе под нос, трёт ладошки друг о друга и раскрывает их. Братья вытаращенными глазами смотрят, как в горсти у сестрёнки медленно расправляет крылья едва заметно сияющая полупрозрачная бабочка. Шевельнув усиками, бабочка взвивается в воздух, и на восторженном лице девочки расцветает улыбка.

Старший мрачнеет. Он протягивает руку вперёд, словно желая прикоснуться к новосотворённому чуду. Однако в последний момент его пальцы складываются, мальчик щелчком сбивает бабочку. Фантом мгновенно рассыпается в угасающую пыль. Тень ужаса проносится по лицу девочки.

— Дешёвые балаганные фокусы, — жёстко говорит старший. — Я-то думал, будет настоящая тёмная магия. Боевое заклятье. А ты, мерзкий выкормыш светлых, даже на это оказалась не способна. Ничтожество. Мне стыдно, что ты моя сестра. Идём, Даниэль.

— Идём, Винсент, — младший, напоследок смерив сестрёнку уничтожающим взглядом, разворачивается на каблуках и догоняет удаляющегося брата.

Сердце девочки разбивается, и новый поток слёз более ничто не сдерживает. Девочка стоит, прислонившись к фигурному столбику лестничных перил, и тихонько плачет, глотая солёные капли. Одна в большом, пустом, мрачном, родном, но всё-таки бесконечно чужом доме. Совершенно одна в этом огромном равнодушном мире.

Нет, пока ещё не одна.

— Не плачь, малышка Энви! — ласковый, мягкий и тёплый, как шерстяная шаль, голос. — Не пристало могущественной чародейке, наследнице древнего дома ван Тессел, хныкать подобно обычной маленькой девочке.

Девочка, шмыгая носом, оборачивается на голос:

— Бабушка Верна?

Степенным, но лёгким шагом к девочке подходит старая дама — самая невысокая женщина за всю историю семьи, некогда знаменитая тёмная волшебница из рода ван Тессел, бабушка Верна. Лицо излучает мудрость и доброту. Седые волосы аккуратно уложены и увенчаны шапочкой с короткой вуалью и тёмно-синей шёлковой розой, обрамлённой жемчужинами. Ах, как же девочка скучала по этим горячо любимым сединам!

— Бабушка Верна!

Внучка бросается в объятия бабушки — они не виделись целый год! Слёзы мгновенно забыты. Миссис ван Тессел улыбается, гладя чёрные волосы девочки своей морщинистой рукой.

— Ну-ну, милая, будет, будет. Мои старые кости уже не так крепки, как прежде. Каково тебе будет, когда ты сломаешь собственную грандма?

Девочка целует бабушку, любуется её милым лицом. Бабушка довольна.

— Бабушка Верна, я так тебя люблю! Так здорово, что ты тут! Ты единственная, кто меня здесь любит!

Старая леди смеётся:

— Не нужно так говорить, Энви. Родители тебя тоже любят, папа и мама. А ещё братья — хоть им, негодникам, и удаётся это более чем успешно скрывать.

Девочка грустнеет:

— Почему они меня прогоняют, бабушка? Почему обижают? Я ничего плохого им не сделала.

Бабушка качает головой:

— Не сделала, моя маленькая колдунья. Ничего плохого ты ещё никому не сделала. Наверное, Винсенту и Даниэлю как раз это не приходится по нраву.

— Они меня не любят, бабушка! И я их тоже! Ненавижу!

— Не говори так, Энви. Как бы ты ни была далека от мальчиков, они всё ещё твои братья. Не отвечай худым на худое, не бери с них пример. Оставайся хорошей, и, глядя на тебя, они, возможно, поймут свою ошибку и исправятся.

— Но почему всё так, бабушка Верна? — девочка размыкает объятия, сердито топает ножкой. — Почему всё я? Почему я должна учиться, а они нет? Почему я получаю все шишки только за то, что учусь? Почему папа, мама, дядя и тётя, и кузен, и вообще все, почему они заставляют меня колдовать, а потом ругают за это? И почему не ругают противных мальчишек?

Бабушка касается ладонью бледной щеки своей внучки.

— Это очень сложно объяснить, дорогая. Долгая, запутанная история, которая началась ещё до моего рождения…

— Как? Так давно? — удивляется девочка. — Ты же очень старая и давно живёшь.

— Не такая уж твоя грандма и древняя, — смеётся старушка. — Когда-то я была такой же маленькой и наивной, как ты. Надеюсь, когда ты станешь старше, то сама всё поймёшь и простишь своих родных. Все они хотят тебе добра. Но и возлагают на тебя большие надежды. Ждут от тебя громких достижений; ждут, что ты снова сделаешь нашу фамилию великой. Давным-давно этого ждали от меня. Я не смогла.

— Но почему, бабушка?

Миссис вам Тессел вздыхает:

— Наверное, потому, что я запуталась. Не знала, какую дорогу выбрать. Металась из стороны в сторону, пока не наделала ошибок. Но я постараюсь не дать тебе их повторить.

— Что же мне делать? — детский голосок звучит растерянно.

— Для начала — следуй своему сердцу, малютка Энви. Никто не подскажет тебе лучше него. Тебе даны особые возможности, и это не случайно. Не злись на своих братьев, они просто завидуют тебе. Мальчики принимают Силу как должное, как нечто, дарованное им безвозмездно. Они думают, что расплачиваться за этот дар не нужно, — и ошибаются. У всего есть своя цена. Магия не терпит легкомыслия: важно знать и понимать, когда ею можно и нужно распоряжаться, а когда лучше этого не делать. Потому что каждое колдовство имеет свои последствия. Ты уж поверь: кому, как не мне, это знать.

— Хорошо, бабушка, — кивает девочка.

— Накрепко запомни это, Энви. Твои братья с лёгкостью рисуют себе множество фантазий о том, как могли бы распорядиться магией, но не имеют возможности этого сделать. Поэтому они злятся на тебя. Ты же, наоборот, эту возможность имеешь. И должна сто раз подумать, прежде чем пускать колдовские силы в ход. Твоя бабочка — магия созидания; боевое заклятье — магия разрушения. Это две стороны одной силы, внучка. Между ними узенькая дорожка, на которой стоишь ты. И нужно чётко представлять себе, в какую сторону ты шагаешь и ради чего. Ты поняла меня, милая?

Бабушка внимательно смотрит в глаза своей внучки. Та наконец кивает:

— Думаю, да, бабушка. Я обещаю смотреть за собой и хранить свою Силу. И слушать сердце. И ещё тебя, бабушка Верна.

— Вот и умничка! — старая леди сияет и прижимает к себе внучку столь же крепко, сколь крепко внучка обнимала бабушку несколько минут назад. — Я так и знала, что ты молодец!

В тот день Энвер плачет в последний раз.

Багровый солнечный диск выползал из-за горизонта. Тени, отбрасываемые домами, бледнели, теряя мрак. Пустынный ветер лениво перекатил через улицу шар сухого чертополоха; шар был похож на скелет игуаны, при жизни скрюченной артритом. Становилось теплее. Энвер, прикрыв глаза, с безмятежным видом развалилась на старой рассохшейся скамейке, прилепленной к стенке кассы. Хотя сунутая под голову дорожная сумка примерила на себя роль подушки (понятно, не самой удобной), ведьма была собранна, чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. А вот сидевший рядом Кристоф изо всех сил боролся со сном и поминутно клевал носом. Каждый раз, стоило ему на секунду забыться, он сползал по стене, едва удерживался от падения и немедленно вскидывался. Увы, встряски хватало ненадолго, и морфей вновь начинал одолевать чародея.

— Чёрт возьми, этот поезд бессовестно опаздывает! — раздражённо проворчал ищейка, в очередной раз чуть-чуть не рухнув на песок. — Сколько можно ждать? Знал бы, что так будет, — остался бы в кровати.

— И проспал бы отправление, — на губах колдуньи заиграла лёгкая улыбка. — Следующий состав пройдёт здесь только через три дня. Забавно было бы увидеть твою физиономию, обнаружившую, что поезд уплыл из-под носа.

— Держи карман шире! Я волшебник или кто? Думаешь, не нашёл бы способ попасть в вагон?

— Например?

— Украл бы лошадь.

— Тоже мне, команч.

— Ну или купил бы, в конце концов.

— «Коня! Полцарства за коня!» — Энвер приподнялась на локте. — Заметь: швыряемся огнешарами, читаем мысли, заставляем предметы левитировать, а ездим всё равно на лошадях и поездах, как обычные люди. Ирония?

— Ирония, — вздохнув, согласился чародей. — Если пресловутый Сверхнова, таки воплотившись, забегает быстрее лани, его ни за что не поймать — хоть всем агентством лови.

— Факт, песок в пустыне продать проще будет. Но это если Сверхнова вообще когда-нибудь воплотится.

— Если когда-нибудь воплотится…

Разговор увял. Солнце взбиралось всё выше и стало понастоящему пригревать. На веранду похоронного бюро вышел тот самый бородатый старик, что днём ранее встречал приезжих магов звуками банджо. В этот раз старик, усевшись на колченогий стул, достал из глубин своей длинной всклокоченной бороды самодельную деревянную флейту. Зазвучала, переливаясь, неторопливая печальная мелодия. Позёмный ветер гнал вдоль путей облачка жёлто-красной пыли. Кристоф посмотрел в одну сторону железной дороги, потом в другую — ничего, только рельсы, убегающие в обманчиво бесконечную пустыню под высоким выцветающим небом. Облачков дыма — предвестников долгожданного поезда — видно не было.

— Эх, надо было всё-таки ночью отоспаться, — сокрушённо посетовал маг.

— Здравая мысль. Жаль, не ко времени, — прокомментировала напарница. — Меньше надо было на циркачей глазеть да с официантками отплясывать. Вообще, далась нам эта ярмарка… Хотя, надо признать, пищи для размышлений она подкинула.

— А всё местный шериф, — кивнул Кристоф. — Мол, скучно в городке людям вроде вас, сходите хоть на представление. А сон — для слабаков.

— По крайней мере, нам здесь работать не пришлось. А то бы подавно не выспались, — Энвер села прямо, с удовольствием потянулась. — Шериф тот ещё фрукт, но дело своё, по-видимому, знает.

— Дело и жителей. Из местных действительно никто не колдует.

— Угу. Единственный «колдун» здесь — тот шарлатан Бериллио, что фокусы вчера показывал.

Кристоф рассмеялся:

— Ну а то! Недаром шериф нам советовал ярмарку посетить. Доблестный служитель закона сразу учуял неладное и дал ищейкам наводку…

Парень осёкся. На его глазах Энвер вдруг переменилась в лице, улыбка её исчезла.

— Крис, — напряжённо процедила ведьма. — Подумай, что ты только что сказал.

Маг сперва непонимающе прищурился, но через секунду до него дошло. Он раскрыл рот, лицо его вытянулось.

— Эн…

Чародейка вскочила, рывком поставила свою тяжёлую сумку в центр скамейки. Напарник, однако, заколебался:

— Ты… ты что, серьёзно? А вдруг это совпадение?

— Не бывает таких совпадений! — Энвер рванула спицу, распуская волосы.

— И всё-таки! Нельзя просто так хвататься за любую сомнительную вероятность. Мы ж для смеха всё это обсуждали. А ты уже рвёшься искать призраков.

— Я росла в окружении белых магов и привыкла доверять своему чутью, — ожесточённо бросила девушка.

— То есть ты даже не попытаешься проверить свою догадку? — не сдавался Кристоф.

— Именно это я и собираюсь сделать, — спица в руке колдуньи быстро пробежалась по застёжкам сумки. — Поможешь мне поставить новый рекорд?

— Ультраскоп?

Энвер кивнула. Губы светлого мага растянулись в азартной усмешке:

— С удовольствием!

Агенты поиска магических аномалий принялись за дело. Четыре руки замелькали над раскрытой сумкой, из тёмных глубин которой показались части прибора, называемого ультраскопом.

— Я собираю, ты держишь детали, — командовала тёмная волшебница, светлый маг молча выполнял. — Закручивай против часовой… Не скапливай, запутаемся! — Беспорядочное облачко компонентов стало оформляться во вращающееся кольцо. — Давай, раскручивай. Та-ак! Теперь стабилизируй… Я начинаю сборку. — Детальки с непостижимой скоростью вставали на свои места, повинуясь мелькающим в воздухе пальцам. — Не сбавляй, я подхвачу… Так, теперь поддержи вот здесь… Подавай болты-шестёрки.

— Все подряд?

— Все подряд, я подхвачу.

Два десятка маленьких болтиков пулемётной очередью скользнули к ультраскопу; волшебница безошибочно вогнала каждый из них в нужный канал. Кристоф закусил губу. Энвер была само хладнокровие.

Когда сложнейший механизм был собран и опустился на скамейку, чародей бросил взгляд на циферблат загодя выложенных из кармашка часов.

— Пять минут двадцать шесть секунд! — парень удивлённо присвистнул. — Ставлю месячное жалование, что за нами теперь новый рекорд Агентства!

Энвер взялась за рукоять маховика. Через несколько секунд ультраскоп был готов к работе.

— Я сканирую, — выдохнула чародейка и, не затягивая, вошла в Эфир.

Пересечения многочисленных белых линий на глубоком синем фоне. Каркасы домов, заселённые бело-синими пятнами света и серыми облачками тумана. Знакомая картина. Однако на сей раз она отличалась от той, что накануне видел колдун. На окраине схематичного городка, в том месте, где небольшая клетка примыкала к четырём прямым параллельным нитям, бросались в глаза два чужеродных пятна. Они светились изнутри: один — мягким медовым янтарём, другой — холодным тёмным кармином. Возле пятен у железной дороги, на втором этаже салуна, ещё в паре мест слабо колыхались и пульсировали клубы цветного «дыма» — следы волшбы, сотворённой магами. Янтарный «дым» принадлежал чарам Кристофа. Следы цвета венозной крови оставила магия Энвер. Но вот область на южной окраине Сэндвилла — там, где проходило празднество, — была целиком затоплена стерильным, слепящим эфирный взор колдуньи белым светом. Без единого оттенка или пятнышка.

Чародейка резко вынырнула из Эфира, повернулась к напарнику. Тот понял её без слов:

— Выходит, догадка верна.

Глаза девушки опасно сузились:

— Нова здесь.

Потребовалась минута, чтобы на тонизирующих чарах пробежать весь городок и оказаться у ярмарочной площадки.

— Он всё ещё тут, — уверенно заявила Энвер.

Кристоф вытащил устройство, похожее на компас. Длинная красная стрелка, при отсутствии магических аномалий хранившая неподвижность, теперь тревожно металась то в одном, то в другом направлении.

— Да, — маг убрал детектор в карман. — Мы не знаем его возможностей и предела сил. Какой план?

Ведьма осмотрела повозки и фургончики, заполненные спящими людьми. Кое-кто, расстелив плащи и покрывала, коротал ночь прямо на земле под возами. Музыканты, накрывшись пончо, дружно храпели на собственном помосте. За сценой маячили шатры и палатки циркачей.

В ладони у девушки, будто из ниоткуда, появилась дюймовая обсидиановая снежинка. Ажурные лучи сверкнули острыми гранями.

— Выводи по-тихому всех, кого успеешь. Я поставлю завесу.

Кристоф рысью метнулся к фургонам. Энвер прикрыла глаза, вслушиваясь в себя, в биение Силы, что струилась в её жилах. Завеса Аль Сафира, тёмного заклинателя далёких заокеанских пустынь, требовала некоторых усилий и определённого мастерства. Но необходимо было кое-что ещё. Ладонь с обсидиановой снежинкой сжалась в кулак. Хрустнули ажурные лучи, в песок упали первые капли крови. Чародейка запрокинула голову, выкрикнула в небо формулу заклинания — на языке, которого Великие Прерии никогда не слышали. Резкий взмах пораненной ладонью вправо, затем влево: горячие брызги сорвались с пальцев, хлестнули багровыми дорожками. Чародейка развела руки в стороны, сделала такое движение, будто, манипулируя деревянными крестами, поднимала с земли кукол-марионеток. Пролитая кровь зашипела, вспыхнула фиолетовым пламенем. И завеса начала расти.

Обычному человеку не было бы видно ничего, кроме дымящихся остатков крови и застывшей — растворившейся в заклинании — волшебницы. А перед внутренним взором Эн-вер из кровавых дорожек проросли матово-чёрные суставчатые щупальца, двигавшиеся с омерзительной резкостью, механически. Щупальца, напоминая лапки насекомого, уперлись прямо в воздух и поползли вверх и в стороны, точно тараканы по стеклу. Количество щупальцев хаотично множилось по мере их продвижения; промежутки между ними мгновенно затягивались чёрной плёнкой, скрывая фургоны и повозки. Менее чем за минуту из ведьминой крови и магии сам собой соткался непроницаемый чёрный купол, целиком накрывший весь отведённый под ярмарку пустырь. Теперь без ведома девушки ни один чародей не смог бы ни покинуть пределов завесы, ни попасть внутрь.

Энвер проникла под купол. Сразу сделалось сумрачно, солнечный свет стал тускло-жёлтым, краски померкли и потеряли контрастность. Люди, ночевавшие на площади, просыпались, тёрли глаза и ошалело крутили головами; они не понимали, что происходит. Некоторые уже спешили покинуть пределы купола — Кристоф старался как мог. Ведьма, контрастируя с тревожной растерянностью обывателей, уверенными шагами пересекла ярмарочную площадь. У стоянки цирковых артистов было подозрительно тихо и пусто. Энвер остановилась, собралась, обостряя органы чувств до предела. Теперь она напоминала пантеру, готовую к броску. Осторожно приблизившись к ближайшему шатру на несколько шагов, ищейка что есть сил закричала:

— Именем магического Конвента, согласно букве Эдикта и по воле Высокого Трибунала, я — агент особой службы — приказываю тебе, нова: сдавайся!

Неестественное эхо заметалось по окрестностям. Голос чародейки звучал сильно и властно; колдовская энергия, вложенная в слова, подавляла волю, подчиняла дух. Любой обычный человек после этого выкрика уже рухнул бы к ногам колдуньи, точно побитая шавка, и сознался бы во всех мыслимых грехах. Но теперь никто не отозвался. Лагерь казался притихшим, настороженным. Будто вымер. Подождав немного, девушка закричала вновь:

— Последнее предупреждение: стихийный магический дар опасен! Нова, ради всеобщего благополучия требую немедленно сдаться; в противном случае я буду вынуждена применить силу!

И опять тишина. Девушка нахмурилась.

«Ну ладно!»

Она шагнула к шатру и откинула край полотна.

Плотное тёмное облако, хлопая множеством крыльев, с пронзительным писком ринулось на неё из глубины временной постройки. Десятки летучих мышей, взявшихся невесть откуда, накинулись на чародейку. Энвер отшатнулась, рефлекторно прикрыла лицо — маленькие острые зубки и коготки норовили расцарапать кожу, добраться до глаз. Мельтешащие тельца летунов заслоняли обзор. Но замешательство ищейки длилось лишь пару секунд.

«Ах так?!»

Ведьма зло вскрикнула, махнула руками раз, другой: с кончиков пальцев сорвались длинные языки пламени, разом вспоровшие агрессивную стаю и рассеявшие её. Две дюжины рукокрылых, сгоревших заживо, обугленными комочками рухнули на песок; уцелевшие особи в ужасе бросились врассыпную. Через пару секунд летучих зверьков и след простыл. Помятая и разозлившаяся волшебница сплюнула, одним прыжком преодолела дистанцию до шатра. Нырнула внутрь, тут же едва не споткнулась о лежавшие у входа ящики. Выругавшись, Энвер отвела в сторону раскрытую ладонь, в которой с характерным сухим треском вспыхнула небольшая светящаяся сфера — «карманная» шаровая молния. Мертвенный голубой свет выхватил из мрака, заполнявшего сооружение, нагромождения разнообразной цирковой утвари. Присутствия людей не ощущалось.

— Зачем вы сюда пришли? — вдруг донеслось из темноты.

— За тобой, — не помедлила с ответом волшебница.

— Что я сделал?! — в дрожащем голосе новы проступали истеричные нотки. Энвер покрутила головой, но определить, откуда исходят крики, не смогла.

— Пока ничего плохого. Но это здесь, при нас. Молись, чтобы твои фокусы не оставили чёрного следа в других местах!

Вверху что-то сухо щёлкнуло, и на ищейку рухнуло косое гильотинное лезвие. Девушка среагировала молниеносно, опережая смерть на какие-то доли секунды. Она рванулась вперёд, заваливаясь на землю, упала, перекатилась и почувствовала, что вниз головой проваливается в яму, которой секунду назад перед ней не было.

Удар о дно получился серьёзным, на миг потемнело в глазах. Впрочем, в яме действительно было темно. Темно и очень тесно. Энвер, морщась от боли в ушибленном плече, неловко повернулась и ткнулась коленом в стенку. Ценой некоторых усилий ей удалось вернуть небо и землю на свои места и встать наконец на ноги. Затеплив небольшой огонёк в ладони, чародейка обнаружила, что оказалась в узком деревянном ящике, пугающе похожем на гроб, поставленный на попа.

— Что за чёрт?! — выругалась «погребённая заживо».

Ящик казался глухим, без каких бы то ни было намёков на петли или запоры. Тем не менее, бегло осмотрев свою ловушку, девушка обнаружила у самого «пола» узкие тёмные щели, оставленные неплотно сколоченными досками. Через эти щели вдруг очень некстати начала интенсивно сочиться вода. За пару секунд её уровень в ящике поднялся до щиколоток.

— Э-э, нет! Утопить меня вздумал?!

Чародейка уперлась ногами и спиной в противоположные стенки стремительно затапливаемой камеры. Зависнув таким способом над приближавшейся поверхностью воды, Энвер протянула руки вниз, трижды встряхнула пальцами и произнесла заклинание. Из ладоней вырвались струи чародейского льда, ударили по водяной плёнке; та, яростно шипя и потрескивая, попыталась сопротивляться, но в итоге быстро сдалась. Когда осел конденсат, ведьма мягко опустилась на сплошной ледяной монолит.

«А вот теперь выходим отсюда».

Девушка сжала кулаки и резко ударила ими в противоположные стенки «гроба», усилив действие мощными психокинетическими импульсами. Ящик, непостижимым образом оказавшийся за пределами шатра, с оглушительным хрустом разлетелся на части. Обломки досок повалились на площадь в радиусе двадцати пяти ярдов от эпицентра взрыва. Ледяной блок мгновенно раскрошился в пыль. Упав на взбудораженный песок, Энвер вскинула голову: она почувствовала новую опасность, но в этот раз отреагировать не успела. Из-за ближайшей фуры на неё бросились два лассо. Оба достигли цели, обхватив руки и грудь чародейки. Верёвки, сплетённые из магического пламени, двигались, точно живые змеи, проворно обвивая тело жертвы и сдавливая свои кольца всё туже. Энвер дёрнулась, пытаясь вырваться, но заклятия не получилось: пламя верёвок, хотя и было холодным, заполнило голову жгучей болью. Эта боль путала мысли, гасила сознание. Мутным взором волшебница увидела вышедшего из-за укрытия нову. Мес-сир Бериллио, из рукавов которого тянулись злосчастные верёвки, медленно приближался, совершая управляющие магическими арканами пассы.

— Не стоило вам трогать меня! — на лице фокусника, как и в его голосе, удивительным образом смешались страх и торжество.

— Мы… ещё… не начали… — сквозь зубы выдавила Энвер.

— О нет, мисс, я не позволю вам забрать мой дар! — нова усилил давление. Ищейка упала на колени, тратя остатки сил на то, чтобы не провалиться в беспамятство.

Но тут из-за помоста музыкантов показалась долговязая фигура напарника. Светлый маг, скрючившись, выбросил вперёд правую руку, будто метнув что-то. Прямой жёлтый луч без видимых усилий разрубил обе верёвки разом. Мучившие девушку петли лопнули, рассыпавшись на тысячи миниатюрных, мгновенно гаснувших звёздочек. Откат магического контрудара швырнул застигнутого врасплох нову на землю. Агент бросился к своей поверженной спутнице. Несколько секунд, потраченных Кристофом на приведение ведьмы в чувство, фокусник использовал как нельзя лучше. Быстро оправившись, он вскочил на ноги и пустился наутёк. Этот маневр первой заметила Энвер, пришедшая в себя.

— Уходит, гад! — воскликнула она.

Кристоф обернулся, выхватил из чехла на поясе эбонитовый стек. Крикнув заклинание, маг хлестнул воображаемым продолжением стека по песку у себя под ногами. Невидимая волна рванулась от сапог чародея к удиравшему противнику, мгновенно догнав и перегнав его. Перед иллюзионистом вздыбилась песчаная стена: высокая, толстая, монолитная с виду. Нова затормозил, едва не врезавшись в неожиданную преграду, затравленно обернулся. Энвер уже поднималась, готовая атаковать. Бериллио, однако, вновь преподнёс сюрприз: швырнув что-то на землю, мессир за долю секунды скрылся в компактном облаке густого тумана — точно такого, какой скрывал чародея вчера, в начале выступления. Запущенная волшебницей шаровая молния насквозь пронзила туманную пелену, оставила в ней аккуратную круглую дыру и взорвалась, столкнувшись с возведённой светлым магом песчаной стеной.

— Крис! — рявкнула Энвер. — Твою мать, ты чем занимаешься?!

— Жизни спасаю! — огрызнулся парень. — Твою вот спас!

Ведьма усилием воли подавила рвущееся наружу раздражение. Злиться на партнёра она не имела права. За всё время поединка ей не встретилось ни одного человека — значит, свою первую задачу Кристоф выполнил превосходно. Кроме того, он действительно оказался рядом чертовски вовремя.

«Теперь мы знаем его стиль, — телепатический голос чародея вновь «звучал» ровно. — Ему не хватит фантазии отразить неовеществлённую магию. Используй заклятия поизощрённее, успевай атаковать первой. Инициатива и напор — победная тактика для нас».

«Смыться ему не даст завеса, — добавила Энвер. — Разделимся и прочешем площадь. Либо его найдём мы, либо он упрётся в купол».

Кристоф кивнул, растворился среди осиротевших палаток и навесов. Ведьма осталась в одиночестве. Вновь под чёрным куполом стало тихо. «Это всего лишь иллюзия, — подумала девушка. — Наколдовать настоящую невидимость ещё никому не удавалось. Значит, этот прохвост где-то прячется. Отвёл нам глаза и затаился. Ну что ж, есть у меня и на такой случай приёмчик». Подобно Кристофу, у тёмной чародейки на поясе висело несколько чехлов и подсумков — «оперативный набор инструментов на все случаи жизни», как его некогда прозвал один из комендоров агентства, их с напарником куратор Арман Жиро. Каждый агент-ищейка подбирал содержимое набора по своему усмотрению. В этот раз колдунья извлекла из подсумка мешочек с мелким лиловым порошком — основным компонентом заклинания «Кольцо сумерек». Развязав мешочек, его владелица произнесла формулу и повернулась вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов, рассыпая порошок. После этого Энвер присела на одно колено, сложила вытянутые руки вместе и резко развела их в стороны. Кольцо серого дыма с тихим шорохом окружило волшебницу и стало наращивать свой диаметр, редея и истончаясь. И без того тусклые краски предметов пропали совсем, цветовая гамма дня сделалась монохромной — побочный эффект Кольца сумерек. Эффект краткосрочный, зато в течение нескольких минут любая творимая под куполом волшба будет видимой простым зрением даже сквозь предметы, причём только для тёмного мага, что давало последнему неоценимое преимущество. Теперь, полностью уверенная в себе, ищейка двинулась на поиски новы.

Кристоф шёл вдоль края купола. У него не было тех возможностей, какими располагала Энвер; но он всё же мог рассчитывать на её своевременный сигнал и показания «компаса» — детектора магических аномалий, лежавшего на ладони. Было ещё одно чувство, привилегия светлого мага: когда тот максимально сосредоточен и «вслушивается» в Эфир, то может уловить дрожь тончайших «эфирных струн», вызванную сколь-нибудь значительными подвижками Силы. Так случилось, что в этот раз все три сигнала сработали одновременно. Волшебник воспринял, как по идеальной глади «эфирного озера» (так фантазия рисовала абстрактные, в общем-то, явления) пошла рябь. Низкочастотный гул, слышимый не ушами, но всем телом, накатил откуда-то спереди, вызвав неприятные ощущения. Судорожно задёргалась в исступлении стрелка детектора, дотоле лишь вяло трепыхавшаяся. Одновременно со всем этим Кристоф услышал телепатический голос Энвер:

«Купол ходуном ходит! Нова прорывается наружу у входа!»

«Я уже там!» — отозвался волшебник, ускоряясь.

Обогнув последнюю в ряду повозку, Кристоф выбежал на небольшой свободный пятачок перед сколоченными сутки назад воротами ярмарки. В пыли у ворот барахтался, запутавшись в собственном плаще, мессир Бериллио. Очевидно, он попытался пройти завесу Аль-Сафира, даже не догадываясь о её существовании. Невидимый барьер просто оттолкнул незадачливого циркача, попутно наградив лёгким оглушением и отправив колдунье тревожный сигнал. Кристоф поторопился сократить дистанцию до новы, надеясь на полученный при столкновении с завесой шок. Но и тут фокусник показал, что голыми руками его не возьмёшь. Почувствовав (или просто услышав) приближение мага, мэтр прекратил трепыхания, вскинулся, протянул к ищейке свои объёмистые рукава. Кристоф, уже перешедший на бег, сделал руками жест, напоминавший «разрывание пасти льву», — это его и уберегло. Два одновременно грянувших взрыва извергли из рукавов Бериллио раскалённые пороховые газы (по привычке изрядно сдобренные серпантином и конфетти). Убийственные струи, выпущенные почти в упор, натолкнулись на золотистую полупрозрачную линзу щита, выколдованного агентом в последний момент. Щит не выдержал, раскололся, но дело своё сделал. Глаза фокусника расширились от ужаса, когда прямо на него из порохового дыма вывалилась долговязая фигура светлого мага. Нова ничего уже не успевал сделать; впрочем, не стал сейчас колдовать и Кристоф. Он просто наотмашь ударил циркача по лицу. Брызнула кровь, мессир Бериллио повалился на спину. Светлый маг уселся на растерявшегося противника верхом, продолжая молотить кулаками. Растерявшегося? О нет! Что-то выдернуло фокусника из-под Кристофа, да так резко и неожиданно, что маг едва не потерял равновесие. Обернувшись, ищейка увидел уже поднявшегося на ноги нову. Одной рукой зажимая разбитый нос, грязный, ободранный Бериллио прибег к испытанному трюку: бросил себе под ноги скомпрессированный туман, в клубах которого имел обыкновение исчезать.

— Не-а! — азартно выкрикнул Кристоф.

Он вытянул руки, растопырил скрюченные пальцы, будто стискивая невидимый мяч. Сработало: туман, на месте которого ещё секунду назад стоял фокусник, перекрасился, из бесцветного стал медным. Он попытался было расползтись, рассеяться, но ищейка сильнее сдавил воображаемую сферу, и волшебный туман уплотнился, приобретая формы человека.

— Заклинания можно оборачивать вспять. Тебе ведь об этом никто не говорил, да?

Туман окончательно оформился в тщедушное тело месси-ра Бериллио. Кристоф хлопнул в ладоши, и фокусник, обретя плотность, обессиленно рухнул на песок. Ищейка шагнул в его сторону. Одуревший от произошедшего, нова стоял на четвереньках и надсадно кашлял. Вспомнив про волшебника, циркач неловко приподнялся, сорвал с плеч державшийся на честном слове плащ и швырнул его в агента. Кристоф без труда увернулся, навис над скорчившимся оппонентом. Тогда хитрый мессир сгрёб ладонью пригоршню песка; песок тут же полетел в лицо ищейке. Глаза обожгло. Кристоф отпрянул, заморгал, потеряв концентрацию. Нова немедленно перешёл в наступление. Едва различив тусклый блеск воронёной стали, чародей машинально дёрнулся назад — в дюйме от его носа пронёсся трёхфутовый диск циркулярной пилы — в замешательстве отступил на два шага, запутался ногами в плаще фокусника и рухнул навзничь, ударившись затылком о землю. В голове будто бомба взорвалась. Почти ослеплённый попавшим в глаза песком, оглушённый падением, маг поменялся ролями с Бериллио. Кристоф почувствовал, как верёвки оплетают его тело, поднимают, ставят на ноги. Верёвки эти горели холодным магическим огнём.

— Не нужно было меня трогать! — дребезжащий от напряжения голос фокусника сорвался на фальцет. — Вы первые всё это начали!

Огненные петли стягивали агента всё туже. Сознание начало угасать, подавляемое навалившимся невесть откуда магическим грузом. Кристоф стиснул зубы, зарычал. Бериллио только добавил Силы в своё заклинание.

— Надо было оставить меня в покое! — твердил он, не заботясь о том, слышит ли его терзаемый маг или нет. — Пройти мимо! Я не хотел всего этого! Вы меня вынудили! Слышишь, колдун?! Вы меня…

Тут мессир жутко захрипел, белки его глаз затопила чернота. Чары огненных силков развалились. Освободившийся от удушающей хватки светлый волшебник, теперь уже в свою очередь, опустился на песок. Бериллио хрипел, его била мелкая дрожь. А всё оттого, что позади него стояла Энвер. Большим пальцем левой руки касаясь затылка фокусника, а пальцем правой — первого шейного позвонка, ведьма беззвучно шептала текст парализующего проклятия. Повинуясь могущественной тёмной магии, фокусник на время потерял волю и уподобился бездушной тряпичной кукле. Энвер плавно опустила нову на колени.

— Крис… — сдавленно промолвила девушка. — Давай…

Кристоф пошарил за пазухой и достал небольшую шкатулку. Шкатулка была выполнена в форме вытянутого октаэдра и состояла из двух равных частей. Лакированные грани покрывала вязь узорной резьбы, на одной из вершин поблёскивал алмаз. Именно его светлый маг направил прямо в грудь Бериллио.

— Мудростью магического Конвента! — твёрдым, звучным голосом заговорил ищейка, глядя на трепещущее тело фокусника. — Волей Высокого Трибунала! Духом непреложного Эдикта! Во имя равновесия Силы — я забираю твой стихийный магический дар, нова! Сейчас и навсегда!

С этими словами (которые, несмотря на высокопарный слог, являлись закреплённой Конвентом формулой специализированного заклинания) Кристоф повернул одну половину шкатулки вокруг своей оси. Обе половины встали как надо, резные линии узора на них совпали. Алмаз сверкнул в лучах солнца, засиял изнутри. Нова зарычал, забулькал, выгнулся дугой: из груди циркового артиста с режущим уши визгом и скрежетом вырвался зигзаг чародейской молнии. Эта молния ударила в алмаз, заиграла изломами; обвиваясь вокруг неё, как побеги плюща вокруг тычины, от мессира Бериллио к волшебной шкатулке поползли белесые лоскуты неясных фантомов. Так частицы могущественной Силы покидали своего нечаянного обладателя. Так обрывалась спонтанно возникшая связь новы с Эфиром.

Всё закончилось. Поток энергии иссяк. Треск пробивавшегося в реальность Эфира сменился тишиной, нарушаемой только негромким шёпотом ветра. Тело фокусника бесформенной грудой распласталось на земле. Кристоф, сидя в пыли, опустил руки со шкатулкой, поднял глаза на девушку. Ведьма, сгорбившись, упиралась ладонями в колени. Оба волшебника глубоко и часто дышали. И молчали, не в состоянии что-либо произнести.

— Один — один, — выдохнул наконец светлый маг. — В расчёте?

— В расчёте, — кивнула Энвер и тяжело опустилась на песок.

На пустыре, оборудованном под нужды ярмарки, собрался весь городок. Зеваки тянули шеи, силясь разглядеть подробности происходящего, первые ряды своими громкими комментариям лишь подливали масла в огонь всеобщего любопытства. Добровольные помощники шерифа, организовав подобие оцепления, безнадёжно проигрывали числом; если бы толпа зевак испытывала особое желание соваться в волшебные дела, усилия служителей закона не стоили бы выеденного яйца. Но толпа такового желания не испытывала. Мэр Сэндвилла, бедняга Тисл, уже был посвящён в суть разыгравшихся событий и теперь из кожи вон лез, пытаясь одновременно успокоить и возмущённых торговцев, чьё имущество пострадало в ходе чародейских поединков, и разгневанного директора цирка, труппа коего понесла столь внезапную и невосполнимую потерю. Ищейки стояли, прислонившись спинами к подмосткам, и угрюмо взирали на скучившуюся в сторонке цирковую братию. Мины артистов, неосознанно жавшихся друг к другу, выражали полный спектр негативных эмоций, от шока и растерянности до искреннего страха. Особенно Энвер не нравились выражения лиц вчерашней клоунской троицы: глаза тех лицедеев, что накануне изображали волшебников, прямо-таки пылали классовой ненавистью. Ведьма была готова дать руку на отсечение, что, если б кто-то вдруг сделал равными шансы ищеек и клоунов, последние почти наверняка решились бы на очень глупый, чреватый последствиями поступок. Что касается настроения остальных людей, собравшихся на площади, то неприязнь к магам, пожалуй, была преобладающей эмоцией. От атмосферы праздника, радушия, благожелательности не осталось и следа. Девушка отметила, что, хотя утренний поезд они всё же упустили, задерживаться в городке стоило ровно на столько, сколько потребуется для сдачи дела местным властям, и ни на минуту дольше.

Между чародеями, сидя на штабеле приготовленных для сцены, но не пригодившихся досок, давился слезами мессир Бериллио. А точнее, Билли Чакрей, помощник стряпчего из Нью-Дигби, что на реке Томпсон. Как выяснилось, этот славный, но совершенно не любивший юриспруденцию малый долгие годы влачил существование простого служаки. Мечтая сызмальства о карьере известного циркового артиста, парень не отличался рвением и способностями в той области, в какой вынужден был работать, и от этого жизнь свою видел совершенно несчастной и беспросветной. Связанный обстоятельствами, ненавидевший свою работу Билли был слишком нерешительным, чтобы что-то радикально изменить в текущем порядке вещей. Ему недоставало авантюризма. Мистер Чакрей так бы и остался прозябать в провинциальном городе, если б однажды не проснулся новой — волшебником со стихийно проявившимся магическим даром. Остальное пошло само собой: быстро осознав (но недооценив) простор открывшихся возможностей, Билли принялся тайно оттачивать своё мастерство. Оттачивать с той стороны, которая была ему близка, — фокусы и магия иллюзий. Владение Силой придало новообращённому чародею уверенности, и однажды, решившись, он сбежал. Это был самый трудный шаг; после него найти подходящий цирк, поразить способностями его руководство и добиться успеха было делом времени.

Всё это рассказал сам Билли, когда пришёл в себя. Параллельно Кристоф зондировал лишённого связи с Эфиром нову и в результате установил, что до сих пор магию во вред другим людям фокусник не применял. Никогда.

Тут Билли поднял голову — цепь наручников при этом тоненько звякнула.

— Зачем вы так? — с горечью обратился он к ищейкам, хотя смотрел прямо перед собой. — Зачем вы так со мной?

Энвер зло сплюнула:

— Затем, чтоб все спрашивали.

— Эн! — предостерёг Кристоф.

— За что? — снова спросил, всхлипнув, бывший мессир. — Я же никому… ничего…

— «Никому, ничего…» Ты ведь знал, кто такие ищейки, Билли. Знал, что они делают, какую работу выполняют. Об этом вообще все знают! Не могут не знать!

Артист с загубленной карьерой пробурчал что-то невразумительное.

— Это же закон, Билли, — казалось, теперь Энвер говорит больше для себя, чем для закованного в наручники фокусника. — Так в Эдикте прописали сто лет назад. Новы — стихийные маги с трудноуправляемым даром. Они не знакомы с правилами волшебников. Не обучены управлению Силой, не понимают её природы. Не знают теории, элементарных принципов построения заклинаний и чар. Для таких, как ты, магия — это свалившееся на голову чудо, с помощью которого удобно дурить людям головы — к примеру, показывать фокусы. А если что-то пойдёт не так? В один прекрасный день ты бы распилил ассистентку в ящике. И никак не смог бы этого поправить.

— Это н… несправедливо! — Билли вновь разразился рыданиями.

— Знаю, — проворчала тёмная колдунья. — Жизнь вообще полна несправедливостей.

— Зря ты в бутылку полез, Билли, — утомлённым голосом вставил Кристоф. — Почему не сдался по-хорошему? Тихо-мирно забрали бы у тебя Силу и разошлись. Нашёл бы ты себе обычную работу, женился б. Жил бы как все обычные люди. Но теперь… Сопротивление спецслужбам Конвента — не шутки. Закон есть закон. Тебя, конечно, отпустят рано или поздно. Скорее даже рано — всё-таки без тяжких последствий обошлось. Но отсидеть положенное придётся. И компенсации за изъятие Силы ты не получишь. И жизнь твоя теперь уже никогда не станет прежней, увы, — светлый маг беспомощно развёл руками.

— Шериф освободился, — бросила девушка, отрываясь от сцены.

— Иди, я догоню, — Кристоф подождал, пока напарница отойдёт на пару шагов, и тихо сказал: — Знаешь, есть такой фокус с отрыванием большого пальца? В нём нет ни грана магии. Попробуй начать с малого.

Несчастный Билли посмотрел на мага блестящими от слёз глазами.

— По крайней мере это шанс, — поспешно добавил ищейка, отвернулся и присоединился к напарнице.

Она уже стояла рядом с шерифом. Тот, несмотря на сумбур и суету минувшего утра, остался невозмутим.

— Поймали, значит. Нашли, — констатировал он.

— Нашли, — согласилась Энвер. — Больше он не опасен. Мы отняли у него Силу.

— Отняли, — понимающе кивнул шериф. — Стало быть, сдадите её в архив как вещдок?

Ведьма поморщилась:

— В спецхранилище. Но вам эти подробности знать не обязательно.

— Нет так нет, и ладно. Что теперь я должен делать?

— В принципе, ничего особенного, — ответил Кристоф. — Просто подержите мистера Чакрея под надзором, ограждая от всяческих треволнений до того, как за ним прибудет экипаж из ближайшего крупного города. Депешу мы отправим, как только сможем.

— Приедут обычные люди.

— Ну да, не маги, — согласилась чародейка, слегка удивлённая проницательностью собеседника. — Но… служащие Конвента. Они его увезут на разбирательство.

— Аналитики Агентства занесут его в реестр, — принялся перечислять Кристоф. — Эфирный и астральный слепки снимут. Допросят ещё несколько раз. Потом короткий, быстрый суд — и всё. Как-никак, этот нова не был злодеем, Высокий Трибунал не будет судить его слишком строго. В любом случае, после сдачи его работникам Конвента ваша роль будет сыграна.

— Отлично. Побудет бедолага пока что в участке. Накормим, оденем. В нужные руки передадим. С циркачами и с местными жителями все дела как-нибудь уладим, нам со стариной Тислом не впервой… Итак, у меня к вам двоим вопросов больше нет.

Энвер нахмурилась:

— У меня к вам есть один вопрос, шериф. Если позволите, конечно.

— Вы — ищейки, — хохотнул блюститель закона. — Волшебники из спецслужб. Вам ли спрашивать позволения? Ладно, шучу! Конечно, я отвечу, спрашивай.

— Кто вы такой?

Кристоф повернулся к напарнице, вопросительно повёл бровью. Удивился и шериф:

— Что?

— Я тут обдумала всё случившееся в Сэндвилле, — заговорила девушка. — И хотела бы прояснить некоторые странности. Незначительные, на первый взгляд, странности, так или иначе касающиеся вас, как то: шериф, умеющий читать и грамотно писать, но маскирующийся под рядового реднека. К слову, маскирующийся скверно. В таких захолустьях законники порой только стрелять да ругаться умеют, и мало кто из них помнит содержание Эдикта. Тем более документ этот в первую очередь издан магами для магов.

Шериф, прищурившись, слушал ведьму. Не перебивал. Ведьма продолжала:

— Вы сразу, при первой встрече, отсоветовали всякую проверку аборигенов, утверждая, что незарегистрированных чародеев здесь нет. Откуда вы могли это знать? Маги умеют скрываться, если захотят, и порой очень изобретательно: мистер Чакрей тому пример. Простому человеку легко проморгать волшебника у себя под носом, однако ваша уверенность в поселенцах оказалась воистину непоколебимой. При этом вы же порекомендовали ищейкам прийти на вечернее празднество. И надо же такому случиться, именно там обнаружился нова. Один из тех, кого ищейки обязаны ловить по долгу службы. Совпадение? Не думаю. В этот список можно добавить ещё пару фактов: вы знали, что извлечённая Сила никуда не исчезает, как все думают, а хранится в надёжных местах; вы знали, что обезвреженного фокусника будут увозить не-маги. Знали — но прикинулись, будто впервые имеете дело с агентами и новами. Слишком много странностей для шерифа из заштатного городишки. Нет сомнений, что вы — не волшебник; но при этом человек всё же далеко не простой.

Блюститель порядка молчал, но его лицо тронула тень улыбки.

— Так вот, господин шериф, вы мне совершенно непонятны. Не люблю непонятного, и любому другому давно залезла бы в башку. Но коль скоро вы были с нами вежливы, я решила проявить ответную вежливость и спросить напрямую. Итак, шериф, кто вы такой?

Кристоф не ожидал столь витиеватых изобличительных речей от напарницы. Но подозрения её счёл обоснованными, поэтому не стал долго удивляться и, следуя примеру Энвер, испытующе воззрился на шерифа. Тот крякнул, сдвинул с макушки шляпу.

— Ну точно ищейки, ничего не скажешь, — вопреки опасениям, в голосе «допрашиваемого» отсутствовала настороженность. Наоборот, служитель закона как будто даже обрадовался тому, что услышал. — Моё имя — Генри Кидд, оно вам вряд ли о чём-то скажет. Двадцать лет назад я работал в канцелярии Конвента, в городе Нексингтон. И однажды проснулся новой.

Тут шериф не сдержал усмешку: надо было видеть, как его слова отразились на лицах ищеек.

— Правда ваша: хоть и работал плечом к плечу с колдунами, о колдовстве не имел ни малейшего понятия. Дар помог мне сам. Я как-то постепенно понял, что могу исцелять: останавливать кровь, затягивать порезы… Само собой, с работы сразу ушёл. Потому как знал, что делают с новами, и судьбу их повторять не хотелось. Больше того, сбежал из города в какую-то несусветную глушь в горах, почище этой. Какое-то время я жил там, втихую развивая чудесный талант. И помогал местным — конечно же, даром. Подрабатывал дровосеком; доход скромный, но пропасть мне не давала человеческая благодарность. Целительство само по себе имеет немало плюсов, а хиллбилли не такие уж дикие, как принято считать. Я заработал почёт, уважение и полюбил местечко, приютившее меня. И хранившее мою тайну. Да, то были славные времена, по-настоящему счастливые…

Генри Кидд посмотрел куда-то вдаль, улыбнулся воспоминаниям.

— Один-единственный раз я выбрался в «большой мир»: друзья уговорили поехать с ними по делам. На улице того города, где мы оказались, почтовый дилижанс задавил девочку. У нас на глазах. Она была вся переломана; жизнь покидала её вместе с кровью так быстро, что сомнений не оставалось. Девочка умирала, и никто не мог ей помочь. Кроме меня… Никогда не забуду, как бедняжка, только что висевшая над пропастью, на моих руках открыла глаза и начала дышать. — На краткий миг лицо шерифа посветлело, морщины разгладились. — Она была спасена, и это видели многие. Вечером того же дня за мной пришли ищейки. Я не пытался скрыться, не сопротивлялся — знал, что бессмысленно. Сперва было больно, потом стало пусто. Потом — страшно. Конвой, допросы, профессиональное равнодушие аналитиков… — короткий вздох. — Но меня быстро оставили в покое. Какое-то время мотался из стороны в сторону, пока однажды не осел здесь, в Сэндвилле. Меня избрали шерифом — надеюсь, ожидания оправдал. Вот, в общем, и всё.

Агенты поиска магических аномалий молчали. Это молчание почему-то казалось им неловким.

— Я ни разу вам не солгал, — негромко, но твёрдо заявил шериф. — Я уверен в жителях Сэндвилла, так как знаю их много лет. Без всяких магических тестов, а просто, почеловечески. Кто приедет в составе цирковой труппы, я не знал. Если б узнал, не счёл бы нужным его предупреждать. Но и наводить на его след ищеек — а вы, наверное, думали о таком — тоже не стал бы. Почему? Потому что… Знаете, у каждого своё понимание магии, своя точка зрения. Как по мне, магия — это особая способность людей делать то, что они могут и умеют. Кто-то показывает фокусы, кто-то фокусников ловит — это не важно. Важно, что дар не должен пропадать попусту; каждый обязан пустить его в ход, обязан быть на своём месте и делать то, что требуется. Тогда, на той городской улице, я сделал то, что требовалось. Ни капли не жалею об этом. И если б мне выпал шанс вернуться назад во времени и вновь делать выбор между жизнью девочки и колдовской Силой, я не колебался б ни секунды.

Порыв ветра всколыхнул длинные дорожные плащи, хлестнул по ним пригоршнями песка. Энвер, сжав губы, смотрела в сторону. Кристоф буркнул что-то нечленораздельное, снял шляпу и запустил пятерню в свою курчавую рыжую шевелюру. Законник первым нарушил паузу.

— Наверное, вам не захочется торчать тут, дожидаясь следующего поезда, — тон Генри Кидда вновь обрёл размеренную, слегка ленивую будничность. — Есть вариант уехать верхом. Дорога понемногу забирает на север, можно срезать. Если поторопитесь, то к вечеру будете в местечке под названием Карстон. Поезд задерживается там до темноты, пополняя запас воды и топлива. Как вам?

Ведьма кивнула.

— Отлично! Езжайте на северо-запад, ориентируясь на две столовые скалы. Проморгать их невозможно, будьте спокойны. Никуда не сворачивайте: скалы проводят вас прямо до места. Я сейчас отправлю человека седлать лошадей. Через полчаса подходите к станции — вас там будут ждать вместе с некоторыми припасами, — шериф покосился на обувь агентов. — И со шпорами. В Карстоне оставьте всё кому-нибудь из местных. Меня там знают, за добром присмотрят до поры… Удачи, ищейки!

Чуть задержав на чародеях взгляд, шериф отсалютовал кистью и ушёл. Белый маг, потискав шляпу, водрузил её на положенное место. Энвер какое-то время смотрела Кидду вслед. В голове ещё звучали его слова: «Каждый должен делать то, что требуется».

— Знаешь, Крис, в такие моменты я спрашиваю себя: какого хрена мы всем этим занимаемся?

Напарник издал смешок.

«Конкретнее с формулировкой, Эн. Примерно так: зачем мы занимаемся тем, чем занимаемся? Правильно ли мы при этом поступаем? И если да, то всегда ли? У меня, признаться, нет ответов».

«У меня тоже», — подумалось Энвер.

Примечания

1

Крупная денежная единица, основная для всех стран континента. 1 шиллинг равняется 20 талерам и 400 су.