Экзотеррика. Тьмир

Василий Головачёв, 2023

Уникальный артефакт, Реестр Черной Руки, найденный в Дальнем Космосе, украден. Бесценная информация о военных базах цивилизаций, участвовавших в галактических конфликтах прошлого, для людей потеряна. Кто этот космический вор? Кто заказчик этого преступления? Кому понадобились сведения об оружии погибших миров? Зачем? Следы ведут на изнанку нашей Вселенной, в Тьмир. Туда в поисках ответов уходит эскор «Салют» с экспедицией Дарислава Волкова, готовый к любому риску и столкновениям с обитателями этой тёмной области Мультиверса. Слишком многое поставлено на карту. Если в руки агрессоров попадут древние боевые роботы – быть катастрофе! Роман грандмастера отечественной фантастики. Продолжение фантастической трилогии "Экзотеррика", пересечение героев из разных книг, научные концепции, космос и тайны.

Глава 5. Дракон-5

На сей раз исследовательский пул «Салюта» состоял из двенадцати человек, с трудом разместившихся в модуле «Птолемей». Правда, все пассажиры получили по комфортной одноместной каюте, и это обстоятельство примирило некоторых специалистов с теснотой на рабочем месте. Двое из них, криптоксенолог Вия Аматуни и археоинженер Таир Эрбенов, хотя и могли работать с коллегами в отсеке, предпочли заниматься своими проблемами в каютах, имея прямую связь с компьютерами эскора.

Шапиро, устроившийся вместе со всеми в «Птолемее», ни на что не жаловался, поддерживая прямую линию менара с Дариславом, и они иногда беседовали в кают-компании эскора вдвоём. Нередко к ним присоединялись и коллеги физика и свободные от вахт члены экипажа, в том числе пилот-прима корабля Изюмов. Полное имя этого русско-болгарина было Христофор-Стойчо-Любен, но все в экипаже звали его проще — Христо. У Дарислава не было к нему никаких претензий, хотя он предпочёл бы видеть в кресле пилота брата Дамира, но относился он к Христо с теплотой, тем более что молодой выпускник рязанской Академии космоплавания млел от захватывающих воображение сценариев Шапиро о происхождении жизни.

Во время первой остановки эскора речь в кают-компании зашла как раз о формах жизни во Вселенной, и физик «на пальцах» объяснил всем своё отношение к теме.

— Всего форм четыре, — заявил он, как всегда радуясь выражению любопытства на лицах слушателей. — Первая форма — микроорганизмы, точнее, одноклеточные существа. Они строго запрограммированы на определённое поведение и не в силах его изменить.

— Но ведь существуют мутации, определяющие их последующую деятельность, — заметил кванконик корабля Лавр Спирин, тридцатипятилетний блондин с вьющимися волосами по плечи.

— Мутации создают точно такую же конструкцию с обязательным подчинением программе, — пояснил Шапиро. — Вторая стадия — это мы с вами, биологический вид гуманоидов хомо сапиенс, также подчиняющийся алгоритму ДНК, поскольку мы не в состоянии выбирать рост, цвет глаз и волос, комплекцию и должный иммунитет. Правда, в нынешние времена люди научились совершенствовать свой софт, то есть мозги, что даёт надежду и на мой За-Разум.

Космолётчики в кают-компании засмеялись, кто-то захлопал в ладоши, хотя среди них были и скептики, не верящие в прогресс человеческой духовности. В их число входила и Диана, в чём Дарислав убедился давно, ещё в начале их знакомства. Сам он считал, что человек наделён возможностью выбора своей судьбы и может совершенствоваться без вживления в тело всяких искусственных гаджетов. При этом он легко пользовался и терафимом, играющим роль советника и личного секретаря, и пси-защитником, и менаром.

— Третья форма, — продолжал между тем Шапиро, — есть новая категория жизни, способная модифицировать и носителя — тело, и операционную систему — мозг. Бессмертия мы ещё не достигли, однако уже доживаем до ста пятидесяти лет, а возможности перезаписи интеллекта на новые носители вообще приблизят психофизическое бессмертие индивидуума. Только до этой стадии мы не дойдём.

Слушатели зашумели.

Вели себя тихо только представители спецназа Коскона под командованием майора Серёгина: на борту их было четверо. Дарислав, даже если бы захотел, не смог бы отказаться взять группу в поход, так как вся экспедиция готовилась под эгидой Коскона и Погранслужбы.

— Почему не дойдём? — не поняла рыжеволосая Вия Аматуни.

— Потому что всё изменит четвёртая форма жизни, — улыбнулся Всеволод, любивший интриговать собеседника.

— Боги? — с иронией предположил Спирин.

— Нейросистемы, в которых каждый человек будет занимать место клетки единого рой-мозга. Боюсь, это и есть будущий За-Разум, и мой друг Копун косвенно подтвердил мои опасения. Во всяком случае, существует уже несколько примеров. Первый, я считаю, — это ядране, объединившиеся в балдже Млечного Пути. Второй — в галактике Малое Магелланово Облако, спутнице нашей. Третий — галактическое скопление Ланиакея. Этим скоплением надо заняться всерьёз.

— Нужна экспедиция, — согласился Дарислав.

— Нужна очень хорошо экипированная экспедиция! Облачный Разум Ланиакеи уже дал понять, что его интересуют боевые системы исчезнувших цивилизаций, а это означает, что он действительно намеревается начать новую глобальную войну на уничтожение.

— Копун говорил, что речь идёт о зачистке Вселенной «от шлаков» биологических цивилизаций.

— А разве зачистка не означает ликвидацию конкурентов, то есть войну? Вот почему мне хочется найти цивилизацию иного психотипа, не поклоняющуюся цифре и бизнесу, способную оградить жизнь во всех проявлениях.

— Почему же вы ищете эту цивилизацию в будущем? — спросила Вия Аматуни. — Ведь это её вы называете За-Разумом?

— Я уже прикидывал, каким может быть За-Разум. Даже у человечества есть шанс стать им.

— Только что сомневались в нравственности человечества.

— А почему За-Разум должен быть нравственным? Наших искинов можно считать нравственно воспитанными? Вряд ли.

— Но Копун демонстрирует такую божественную нравственность, — сказал Дарислав. — Хотя его создатели вовсе не демонстрировали супермораль. Как видно, диапазон психоэтики чрезвычайно широк, умещая и Зло, и Добро.

— Только во Вселенной Зла намного больше, чем Добра, товарищ полковник, — проворчал Спирин. — Полетели в ядро Галактики — наткнулись на ядран, полетели в Ланиакею — столкнулись с тартарианцами. Всеволод, может, они вовсе не из разряда За-Разума, а из потомства До-Разума? Помнится, вы рассуждали об этом.

Шапиро благосклонно кивнул учёному:

— Мне самому иногда кажется, что с нами действительно воюет агрессивная нелюдь-структура, потомок До-Разума.

— Не верю.

— Почему нет? Жизнь рассыпана по всему бесконечному Мультиверсу изначально, существовала она и в первые мгновения рождения нашей Вселенной. А то, что мы считали цепью фазовых переходов при скатывании ложных вакуумов к истинному, сопровождающему расширение континуума, на самом деле может быть проявлениями самых первых войн в истории человеческого Мироздания. Как я уже говорил, в ДНК нашей Вселенной вмонтирован глобальный Закон Конкуренции, частным случаем которого является Закон Бизнес-Агрессии, отчего все возникающие в мире виды Разума также агрессивны.

Несколько секунд слушатели заворожённо молчали, переваривая откровения физика. Даже скептически относившиеся к нему специалисты исследовательской группы не стали устраивать диспут на эту тему, а Любищев не преминул торжественно пожать ему руку, шаркнув ножкой.

Дарислав в этот момент находился в рубке эскора по вызову капитана и не видел этой сцены, а если бы видел, то обрадовался бы. Поход обещал быть сложным, и настроение космолётчиков на борту корабля играло большую роль в проведении важной миссии.

Утром (по среднекосмическому времени) пятнадцатого января «Салют» вышел из «струны» в миллионе километров от системы Дракон-5, и на борту эскора наступила рабочая тишина. Члены экипажа, так же как и пассажиры, принялись осуществлять планы работ, и даже немногословные спецназовцы группы, готовые по мере необходимости погрузиться на борт любого транспортного средства корабля и отправиться на задание, с интересом принялись изучать характеристики экзотической композиции из трёх гигантских звёзд, объединённых коконом аккреционных петель, светящихся намного ярче самих звёзд.

Зрелище действительно поражало воображение, заставляя зрителей ещё и ещё раз всматриваться в пылающую радугу переплетающихся струй света в надежде найти искусственный объект, поддерживающий всю конструкцию в равновесии. Но даже мощные системы визуально-полевого контроля эскора не заметили никаких дополнительных сооружений, ни внутри кокона, где торчала чёрная дыра массой в двадцать солнечных, ни снаружи. Если сооружение и существовало, то было спрятано от взоров посторонних лиц, «закопанное» в вакууме.

Дарислав тоже какое-то время любовался коконом — издали он напоминал перстень с тремя колечками, — напрягая зрение и воображение в попытках понять, где может находиться центр управления системой либо та самая база, намёк о которой Шапиро откопал в Реестре Мёртвой Руки. В голову ничего путного не приходило, и в конце концов Дарислав разочарованно обратился к физику, сидящему в шортах и майке в своей каюте с бокалом зеленоватой жидкости с видом отдыхающего где-то на море:

— Всеволод, что молчите? Заметили что-нибудь?

— Вижу перстень, — хохотнул Шапиро.

— Я тоже, — невольно улыбнулся Дарислав. — Звёзды — алмазы, аккреционные петли — золотые кольца, а чёрная дыра на то и чёрная, чтобы её нельзя было увидеть.

Шапиро хихикнул, едва не выронив узкий длинный бокал.

— Не хотел бы я носить такой перстенёк.

— Почему?

— Он явно с сюрпризом. Помнишь из классики, как в Средние века делали перстни с ядом и иголочкой, чтобы отравить короля или соперника?

— Этим пользовались французы.

— Отравлениями баловались не только французы, но и англичане, и другие европейцы. — Шапиро сделал крупный глоток, глаза его заблестели.

— Что пьёте, Всеволод? — осведомился Дарислав.

Физик поднял бокал:

— Всего лишь «нухиво».

— «Мохито» пробовал, «нухиво» нет. С алкоголем?

— Всего пара капель текилы. Не волнуйся, командир, я в норме и тебе рекомендую — отлично поднимает настроение.

— Нашли время.

— Коктейли никогда никому не мешали.

— Ладно, это я с досады наезжаю. Где, по-вашему, может скрываться модуль управления коконом?

— Конечно, в чёрной дыре, где же ещё.

— В чёрной дыре? — удивился Дарислав.

— Самое удобное место.

— Но из чёрной дыры не может вырваться даже луч света!

— А кто сказал, что пост управления системой торчит внутри дыры?

— Вы.

— Я сказал — в дыре, но она тоже имеет сложное строение: горизонт, слой Хевисайда, ядро. Естественно, если искусственный объект затянет под Хевисайда, обратной дороги ему нет. Но если он закапсулирован на границе горизонта событий, энергоподпитка ему гарантирована и он может работать миллионы лет.

— Но мы ничего не видим!

— Надо проанализировать конфигурацию аккреционных потоков и найти место, куда сваливается самый большой поток.

— Почему именно там?

— Потому что это и есть линия энергопитания станции, позволяющая ей поддерживать равновесие всей системы.

— Калиф, слышал? — спросил Дарислав компьютер эскора.

— Так точно, командир, — был ответ.

— Ищи.

— Слушаюсь.

Поскольку общение с Шапиро происходило по персональной линии, остальные космолётчики разговора не слышали, и Дарислав коротко объяснил учёной братии смысл поисков, вызвав тем шумную дискуссию специалистов, у каждого из которых было своё собственное мнение по поводу нахождения станции управления экзотом. Сам же Волков попросил капитана начать сближение с коконом. Что увеличивало возможности аппаратуры корабля уловить более мелкие детали процесса взаимодействия звёзд с чёрной дырой.

Через час «Салют» приблизился к «перстню» на триста тысяч километров и запустил беспилотник класса «Стоглаз». За время сближения Калиф рассчитал два варианта нахождения в «перстне» пункта управления системой и доложил об этом начальнику экспедиции, заставив исследователей прекратить споры.

— Дарислав Ефремович, — вызвал Волкова майор Серёгин, мощного сложения здоровяк с обманчиво сонным лицом, — для нас есть работа?

— Будет, — пообещал Дарислав. — Посмотрим, какие новости принесёт дрон, и пошлём ЧС-группу, готовьтесь.

— Всегда готовы.

«Стоглаз», имеющий нейтрализатор гравитации, делавший его независимым от тяготеющих масс, в том числе чёрных дыр, миновал первую огненную струю: газ, сдёрнутый гравитацией чёрной дыры с ближайшей звезды, разгонялся до релятивистских скоростей и начинал светиться, — приблизился к зыбкой, эфемерной, почти невидимой глыбе чёрной дыры — это светился газ её атмосферы, растекающийся по всей поверхности тонким слоем, и компьютер выстрелил по глазам людей очередью цифр, выдавая характеристики объекта в данном объёме пространства. По ним выходило, что диаметр чёрной дыры равен всего лишь ста километрам.

Аппаратура «Стоглаза» тоже не подвела. Покружив вокруг кокона по сложной орбите, беспилотник без особого труда обнаружил аномалию на условной поверхности чёрной дыры, в синтезированном изображении выглядевшую заклёпкой на нефтяном рифлёном баке. Диаметр «заклёпки» приближался к восемнадцати километрам, высота до верха ребристой шляпки равнялась трём километрам, и сразу становилось ясно, что она является лишней в этом физическом ансамбле звёзд, чёрной дыры и падающих на неё светящихся струй.

Больше всех обрадовался открытию «заклёпки» не Шапиро, предсказавший её местонахождение, а Таир Эрбенов, впервые в жизни выбравшийся в дальний космос. Он и предложил Дариславу посетить артефакт, вопреки законам физики не поддающийся гигантской гравитации чёрной дыры.

— Ведь не для того летели в такие дали, — закончил он, — чтобы констатировать факт существования экзота. Было бы грешно не воспользоваться предоставившейся возможностью выяснить технологии создания сооружений существами, намного опередившими нас в развитии.

— Не уверен, что намного, — возразил скептически настроенный Шапиро. — И у нас, и у вас уже вплотную подошли к использованию «деформированного» и «кристаллического» вакуума в качестве строительного материала. Тут то же самое.

— Пусть будет по-вашему, — смутился обладатель копны чёрных волос и бородки. — Я могу рискнуть…

— Полетит команда ЧС, — решил Дарислав. — Наш спецназ, я и вы. Если удастся пройти внутрь станции, начнём исследования всеми комплексами.

Зализанный параметрической геометрией «голем» оторвался от гигантского ската — таким в настоящий момент выглядел эскор — через полчаса и нырнул к чёрной бездне в центре кокона, тревожащей души людей своим загадочным происхождением и невероятной гравитацией.

Дарислав занял место пилота, включая режим связи с компьютером аппарата «один-на-один».

Отряд рассредоточился по кабине за спинами командиров, спокойно реагируя на ожерелье красных индикаторов, распавшихся по торпеде управления: система контроля пространства таким образом давала понять экипажу катера, что вакуум вокруг чёрной дыры взбаламучен, как ил трясины под веслом лодочника, и все его обычные характеристики намного превышают допустимые значения.

Таир Эрбенов, не отличимый благодаря «кокосу» от остальных десантников, запаковался в кресле, на вопрос Дарислава «Как самочувствие?» бодро ответил: «Лучше всех!». Его ложемент представлял собой сложный компьютеризированный комплекс, на который сводились все линии датчиков и анализаторов среды, а также каналы связи с компьютерами эскора. Не мог он только одного — вмешиваться в управление катером.

Точно в таком же положении устроился и Шапиро, для которого кресло оператора-кванконика давно стало привычным рабочим местом. Иногда Дарислав даже завидовал энтузиазму и энергии учёного, возраст которого превышал его собственный в два с лишним раза. Всеволод был лёгок на подъём и был готов ради изучения космических тайн хоть к чёрту на кулички. Как-то Дарислав спросил физика:

— Всеволод, вы были женаты? Я имею в виду там, на альтернативной Земле?

— Дважды, — рассмеялся Шапиро. — Гражданский брак с подписанием контракта. Но детей не заимел, о чём сожалею.

— Почему? Сейчас модно быть чайлдфри^[8].

— Чайлдфри не для меня, у нас эта зараза сократила население к двадцать третьему веку на тридцать процентов. Детей теперь предпочитают выращивать в колбочках, смешивая гены, в том числе не только человеческие, но и гены животных, и даже растений, как ингредиенты коктейля.

— Человеческие гены с генами растений? — не поверил Дарислав.

— Я даже встречался с такими существами, от которых оторопь берёт. Вы по художественным музеям не ходите?

— Почему не хожу, посещаю изредка.

— Мне иногда кажется, что великие мастера прошлого — Веласкес, Босх, Гойя, Караваджо — бывали в будущем и видели монстров, порождённых смешением генов. Пока я был молод, всё хотелось достичь статуса высшей учёной касты, открывающей дорогу к Нобелю, а когда спохватился, женщины перестали обращать на меня внимание.

— Ну, это вы напрасно жалуетесь, — усмехнулся Дарислав, вспомнив, как физика опекали операторши фрегата «Великолепный» и коллеги женского пола в экспедициях. Выглядел он весьма колоритно, отрастив шевелюру серебристого цвета.

«Голем» приблизился к «заклёпке», превратившейся в бугор, иссечённый сложным узором трещин и выступов.

Сначала Дарислав подумал, что такой ландшафт создаёт материал «заклёпки», состарившийся в экстремальных условиях и покрывший крышу сооружения сетью разломов. Однако Шапиро мыслил иначе.

— Эффект Свечникова, — сказал он уверенно.

— Что? — не понял Волков.

— Есть такой фрактал — Серпинского-Свечникова, замкнут сам на себя почти как бутылка Клейна^[9], но с некоторыми нюансами фазированной решётки. Может служить антенной для приёма и передачи «струнных» сигналов. Не так ли, Тим?

— Я специалист по теории измерений, — буркнул Весенин.

— А мы используем такие антенны для связи в космосе, только намного меньших масштабов, — сказал Спирин. — Здесь она просто огромная.

Катер начал облёт «заклёпки», видимой лишь в жёстких рентгеновских и гамма-лучах.

Десантники замолчали, всматриваясь в рытвины, бугры и складки «фрактала», созданного неведомыми существами в далёком прошлом. Узор «шляпки» повторялся каждые два квадратных километра площади, и в конце концов это стало надоедать. Дарислав перестал напрягать зрение, вспомнив, что компьютер эскора уже сообщил бы им о находке люка или тоннеля в глубины сооружения. Однако никаких люков видно не было, что вызвало вздох разочарования не только у Эрбенова, но и у остальных космолётчиков.

— Зря полетели, — проворчал Шапиро с сожалением. — Такие конструкции не нуждаются в ручном управлении, поэтому у них не должно быть помещений для операторов.

— Но помещения для обслуживающего персонала должны быть? — сказал Эрбенов.

— Необязательно. С обслуживанием легко справится любой ИИ. А если даже такой отсек существует, вследствие того, что мы, наверно, не похожи на создателей кокона, автоматика нам вход в купол не откроет.

— Пожалуй, — согласился Дарислав. — Как вы думаете, Всеволод, зачем был построен кокон?

— Наверно, Копун ошибся в определении его назначения. Это вовсе не военная база, а скорее маяк.

— Для маяка проще использовать пульсар.

— Смотря для какой цели использовать. Если в качестве триангуляционной базы космоплавания — это одно, если только как указатель принадлежности к определённой цивилизации — другое. На мой взгляд, мы имеем дело именно со вторым вариантом.

— А ваше мнение, Роман?

Ткачук помолчал.

— Вариантов может быть больше.

— Да-да? — с интересом сказал Дарислав.

— Ну-ну? — эхом отозвался Шапиро.

Серёгин тихо рассмеялся, но влезать в разговор не стал.

— Не буду перечислять остальные варианты, — продолжил штатный физик экспедиции, не обратив внимания на их реакцию. — Станция явно рассчитана на то, чтобы её увидели. А маяк это или триангуляционная межгалактическая метка, не суть важно. Считаю, что расположение здесь военной базы нецелесообразно.

— Что и есть истина, — провозгласил Шапиро.

— И всё-таки надо проверить, — сказал Серёгин, — во избежание неправильных толкований.

— Каким образом? — осведомился Дарислав.

— Потыкаем в крышу объекта лучом лазера, может, он и откроет люки.

— Всеволод?

— Почему бы и не попробовать? Как говорится, попытка — не пытка.

— Хорошо, только сделаем это без особого риска.

Дарислав отвёл катер на высоту в десять километров над «шляпкой» и запустил беспилотник, обладающий гравикомпенсатором и неплохой полевой защитой.

В свете яркой струны огня, падающей в бездну чёрной дыры рядом с «заклёпкой», беспилотник был практически не виден, и десантники могли наблюдать за ним только после обработки изображения компьютером: белое пятнышко плавало над бугром станции, выстреливая вниз тонкий белый лучик. Но реакции сооружения на эти выстрелы не последовало. Автомат поддержки станции работал в соответствии со своей программой и гостем не заинтересовался.

— Возвращаемся, — вздохнул Дарислав.

— Что же, мы так и вернёмся несолоно хлебавши? — огорчился Любищев.

— Объект без сомнений представляет собой научную ценность, но в настоящее время для специалистов есть более важные задачи, нежели исследование необычных экзотеррик. Пока мы не обезвредим это гигантское минное поле, во что превратилась Вселенная после войны, покой нам будет только сниться.

— И вечный бой, — хмыкнул Шапиро, не преминувший возможностью вставить реплику, — покой нам только снится, как говорил наш классик.

— Это кто? — приподнял брови Дарислав.

— Блок.

— Он и у нас классик. Кстати, помните, как заканчивается стихотворение?

Шапиро в задумчивости пошевелил губами.

— Что-то там мчится…

— Сквозь пот и пыль летит, летит степная кобылица и мнёт ковыль.

— Вспомнил, — с облегчением выдохнул физик. — Хотя, если честно, не понимаю, при чём тут кобылица, какое она имеет отношение к вечному бою.

— Видимо, это просто выражение эмоционального состояния поэта, отыскавшего рифму.

— А вы хорошо образованы, товарищ полковник.

— Стараюсь соответствовать.

— Так что, товарищ полковник? — сказал Серёгин. — Будем пробиваться внутрь базы?

— Запрошу Центр, пусть решают там.

— То есть мы продолжаем рейд?

— Нас ждёт «Чёрный принц»! — провозгласил Шапиро, ничуть не разочарованный, в отличие от членов научной группы. — Вот там, я гарантирую, будут сюрпризы!

Дарислав ещё какое-то время следил за манёврами беспилотника, продолжавшего жалить станцию создателей кокона лазерными лучиками, забрал его на борт катера, и «голем» повернул к эскору, зеркальная броня которого, отражая свет аккреционных петель, казалась слоем жидкого огня.

Примечания

8

Отказ от рождения ребёнка.

9

Бутылка Клейна — односторонняя поверхность, создающая видимость объёма.