Исход зверя

Василий Головачёв, 2002

Зло нельзя уничтожить. Но это не значит, что с ним не нужно бороться. Два Витязя, два мастера боя, два отличных парня – Антон Громов и Илья Пашин – уже однажды попытались разыскать храм Морока и уничтожить Врата, через которые зло проникало в наш мир. Они чуть не погибли и почти победили. Но только почти… Теперь пришло время, нового боя. Самого трудного.

Глава 7

Брыкин бор

Илья развернул спальник, поправил надувную подушку и вылез из палатки.

Солнце зашло, и лесом овладели сумерки. Река притихла, лишь изредка шевеля волной осоку. На заводи проявилась кисея тумана. Костер у палатки стрельнул искрой, но Илья не оглянулся, глядя на реку. И вот из воды на берег вышла фея.

Прекрасное лицо с огромными, серо-зелеными, зовущими глазами…

Тонкий стан…

Длинные ноги…

Прилипший к бедрам и груди сарафан — купалась она только в платье, не признавая купальников…

Фея по имени Владислава. Желанная и единственная…

Он спустился с откоса, подхватил ее на руки и вынес к палатке, прижимая мокрое тело жены к себе, бережно опустил на траву. Она закинула ему руки на шею, прижалась мокрой щекой к щеке, и так они стояли некоторое время, дыша друг другом, чувствуя удивительное умиротворяющее и одновременно согревающее единение. Потом Владислава поцеловала его холодными после купания губами — нежно и трепетно, обещающе, стащила платье и быстро завернулась в махровое полотенце, подсела к костру, начала сушить волосы. Умолкший лес смотрел на юную женщину — ей исполнилось всего девятнадцать лет — с отеческой заботливостью, словно знал Владиславу давно, хотя по Брыкину бору Рязанщины она путешествовала впервые. Впрочем, Илья привык к этому феномену: куда бы ни попадала его жена, какие бы уголки ни посещала, всюду она была своей. Неизбалованное цивилизацией дитя природы, дитя земли, она жила по ее законам, относилась к ней с уважением и любовью и получала в ответ такую же любовь и признание.

Илья тоже считал себя сыном земли, человеком стихий, постигшим душу природы, но Владислава вписывалась в картину природы естественней и проще и сама буквально олицетворяла душу мира, живущего по божеским законам мудрого долготерпения.

По Мещерскому краю Рязанщины молодая пара — относительно молодая, в том смысле, что женаты они были еще меньше года, хотя самому Пашину исполнилось уже сорок лет — путешествовала уже вторую неделю. На турбазе «Мещера» под Спас-Клепиками Илья взял лодку, палатку и все необходимое для долгого похода, и они направились сначала вверх по течению Пры, чтобы дойти до Ялмы, посетить церковь Покрова на Пре и несколько дней провести в сосновом бору с корабельными, высокими и светящимися янтарной корой соснами. Затем вернулись на турбазу, сутки отсыпались в «нормальном» гостиничном номере и снова ушли по Пре, только теперь вниз, по направлению к Оке, в которую полусотней километров ниже и впадала лесная, насыщенная соками торфяников, извилистая речка Пра, воспетая еще Паустовским. Илья хотел, во-первых, показать Владиславе природу родного края: в Рязанской губернии родился отец и жила вся его родня. Во-вторых, побывать на курганах, где недавно начала работать этноархеологическая экспедиция Академии наук во главе с профессором Мухинским, которого Пашин хорошо знал. В-третьих, от родичей он совершенно случайно узнал, что в Брыкином бору тоже есть курган, о котором ходила в народе дурная слава: якобы в этом месте раз в год собираются на шабаш все злые силы, пропадают коровы и собаки и даже люди. Курган пробовали раскапывать, но уже на вторые сутки все археологи дружно заболели — кто гриппом, кто ветрянкой, и от затеи отказались. Естественно, столь необычные события не могли оставить равнодушным знаменитого путешественника и исследователя Пашина, не один раз обогнувшего Землю кругом и сделавшего немало открытий.

Восемнадцатого июня лодка с двумя гребцами (Владислава любила грести наравне с мужем) пристала к берегу небольшого островка, образованного старицей и новым руслом Пры всего в пяти верстах от древнего славянского городища, сохранившегося с первого века нашей эры. Два дня молодожены провели в компании археологов, раскапывающих городище, а потом снялись и поплыли к Брыкину бору, чтобы найти курган, о котором Илье рассказывал его дальний родич дед Ерема.

Двадцать первого июня они разбили лагерь на правом берегу Пры, недалеко от кордона Старый, выбрав место повыше и посуше, хотя сделать это было трудно. Здесь начиналось знаменитое Бабье болото, труднопроходимое даже зимой. Однако Илья хорошо знал эти места и не боялся мещерских болот, прекрасно разбираясь в их топологии.

Кроме болот, на территории заповедника располагалось множество небольших озер. Вода в них из-за близости торфяников имела своеобразный светло-коричневый цвет. Единственное озеро с совершенно прозрачной водой по природе своей было карстовым и называлось Свято-Лубяницким. Именно возле него и располагался «запретный» курган, известный своим недобрым отношением ко всему живому. А от того места, где поставили палатку Илья и Владислава, до кургана по прямой через лес и болото было всего три с небольшим километра. Пашин намеревался выйти к кургану «с тыла», со стороны болота, изучить подходы к нему, наметить шурфы и вернуться к реке. Основную же экспедицию по изучению заинтересовавшего его объекта Илья собирался организовать в середине июля, когда мещерские болота подсохнут, чтобы легче было перетаскивать необходимое снаряжение.

— Расскажи, почему лес называется Брыкиным бором, — попросила Владислава, завороженная язычками огня.

— В здешних краях прятался в девятнадцатом веке разбойничий атаман Брыкин, — с готовностью ответил Илья, подбросил в костер заранее нарубленных веток. — Грабил мужик проходившие по Оке пароходы, а скрывался в бору. Отсюда и название. Километрах в десяти ниже по течению Пры — если по прямой — стоит поселок с таким же названием. В нем находится центральная усадьба Окского биосферного заповедника. Я там останавливался несколько раз. Это вотчина помещицы Беклемишевой Елизаветы Федоровны, мои деды ей служили в давние времена. Хотя усадьба помещицы располагалась в Лакаше, есть такой поселочек в шести километрах от Брыкина бора, там теперь стоит известная лакашинская больница. Парк там очень красивый.

— Сам видел или рассказывали?

— Я гулял по этому парку. Помещица была женщиной современной и неглупой, даже оранжерею с экзотическими деревьями построила. А вообще она занималась развитием молочного животноводства. В те годы крестьянам жилось при ней вольготно. Пахотной земли у Беклемишевых было сравнительно немного, но поля хорошо удобрялись и давали немалые урожаи. Да и управляющие рассчитывались за работу в тот же день, так что крестьяне охотно работали на полях и в усадьбе. При ней же началось строительство стекольного завода, ставшего потом знаменитым своим зеркальным стеклом. Правда, проработал завод недолго, всего два года.

— Почему? Атаман этот напал, Брыкин?

— Нет, он раньше здесь промышлял. Закрыли завод конкуренты из Екатеринославля. Кстати, утверждают, что атаман Брыкин зарыл где-то на Пре лодку с золотом.

Владислава оторвалась от созерцания костра, с любопытством посмотрела на лицо мужа, освещенное мятущимся пламенем.

— Ты не пробовал искать?

— Были планы, — смущенно признался Илья. — Лодка с золотом мне не помешала бы. Но потом нашлись более интересные маршруты.

— Какие?

— Не поверишь — я увлекся степями Сибири и Приморья.

— Чем же они тебя заинтересовали?

— Ты что-нибудь слышала о чжурчженях?

— Ничего, — покачала головой Владислава. — Кто это?

— Тысячи лет назад империя чжурчженей располагалась на территории Китая, Монголии и Приморского края России вплоть до Северного Ледовитого океана. Ее предшественница — Бохайская цивилизация вообще занимала всю Сибирь до Урала и юг Азии до Индийского океана. От нее почти ничего не осталось, только ровные как стол низины. Природа такие безупречно ровные поверхности создавать не научилась, это дело рук бохайцев и чжурчженей, потомков гиперборейцев, спустившихся по материку с севера, когда их собственный материк затонул.

— Ты хочешь сказать, что степи Сибири и Приморья — искусственные сооружения?

— Не все, только идеально ровные и защищенные горами. Но это такие же мегалитические сооружения древности, как Стоунхендж в Англии, пирамиды Египта и Южной Америки, гигантские статуи острова Пасхи и другие.

— Великая Китайская стена.

— Великих Китайских стены две. Ту, которую знают все, с башнями и дорогой поверху, делали не так давно, как это пытаются доказать китайские историки. Более древняя Китайская стена охраняла Китай от чжурчженей с севера, но она плохо сохранилась. Теперь это в основном длинные извилистые увалы и гребни, напоминающие Змиевы валы в Закарпатье.

Илья снял котелок, заварил чай и разлил ароматно пахнущий напиток по кружкам.

Владислава нырнула в палатку, переоделась и вернулась к костру уже в джинсах, майке и ветровке. Взяла из рук мужа кружку, пряник и села рядом на валежину, прижавшись к нему плечом.

— Ты так много знаешь, прямо ужас! Я тобой горжусь.

— Глупости, — отмахнулся Илья, — я знаю лишь самое необходимое. Вот кто действительно много знает, так это…

— Ученые?

— Ну, в какой-то мере они действительно информированы, хотя все они в большинстве своем узкие специалисты, разбираются лишь в своей области знания. Но есть люди универсального знания, хранители тайн древних цивилизаций.

— Волхвы?

— На Руси волхвы, ведуны, в других странах — держатели Внутреннего Круга человечества.

— А Витязи?

— Витязи — это сотрудники службы безопасности Внутреннего Круга, в некотором роде чекисты, они поддерживают Равновесие Круга и охраняют его порядки. Один из них помог нам тогда, на озере.

Владислава вздрогнула, потрогала висящий на груди амулет в форме девятилучевой звезды — талисман Святого Духа, символ чистоты и непорочности.

— Не вспоминай…

Рад бы, да не могу, хотел было ответить Илья, но сдержался. Обнял жену, успокаивающе провел ладонью по влажным распущенным волосам.

— Да я и не вспоминаю. Вернее, вспоминаю только тех, кого потеряли. До сих пор мучает вопрос, куда делся Евстигней. Не хочется верить, что он погиб, он же волхв, большой с и л ы человек.

— Может быть, он еще напомнит о себе…

— Дай бог!

Помолчали, прихлебывая чай и глядя на костер.

— Я по Валерии соскучилась, — призналась вдруг Владислава.

— Да и я тоже, — отозвался Илья. — Давно с Громом не беседовал. Интересно, как они там устроились? Вернемся, сразу в гости позовем.

— А телевизор разрешишь смотреть?

Пашин засмеялся. Его юная жена выросла в глухой деревне, куда цивилизация так и не успела заглянуть, и, впервые увидев у мужа в квартире плоский экран «Панасоника», преисполнилась детского восторга и уважения. Телевизор она готова была смотреть с утра до вечера.

— Разве я тебе запрещал это делать? Просто ты должна помнить, что телевидение, да и вообще средства массовой информации не просто сообщают о неких фактах и событиях, но часто так препарируют информацию, что она изменяется до неузнаваемости. Сознание и память зрителя и читателя наполняются ненужными второстепенными знаниями, не дающими ни полноценного счастья, ни ответов на запросы духовного порядка.

— Но ведь ты смотришь телевизор?

— Очень редко. Для меня он не полезный информатор и приятный собеседник, а вампир, питающийся энергией человеческого внимания, интеллекта и эмоций. Он буквально выкачивает умственную и душевную энергию людей, навязывая более низкие энергии и возбуждая звериные инстинкты и эмоции страха, агрессии, секса, вожделения и злобы. Я не рекомендовал бы тебе смотреть все подряд.

— Я не смотрю все подряд, только путешествия и концерты. И моды…

Илья снова засмеялся, чмокнул жену в щеку.

— Смотри, что хочешь, детеныш, я верю, что ты сама отличишь ложь от правды и добро от зла. Ну что, пойдем спать? Поздно уже.

— Я еще хочу посидеть, люблю смотреть на пламя.

— Хорошо, посиди. Я схожу в лес, посмотрю на звезды.

Владислава улыбнулась, устроилась поудобнее: легла животом вниз на плащ-накидку и утвердила подбородок на сжатые кулачки. На огонь она могла смотреть, не мигая и не отрываясь, очень долго, что, как знал Илья, способствовало энергетической подпитке и очищению души.

Он накинул на плечи ветровку — к ночи похолодало — и направился за палатку в лес. Однако далеко заходить не стал. Вдруг показалось, что деревья вокруг, доброжелательно смотревшие на человека в мирном оцепенении вечера, буквально поежились, и по их ветвям пробежал бестелесный шепоток. Илья замер, прислушиваясь к ставшей настороженной тишине, и метнулся назад, к палатке, где у него лежал зачехленный охотничий карабин «Тайга» двенадцатого калибра. К лагерю с востока, со стороны Бабьего болота, приближались гости, причем гости опасные, судя по реакции леса, с которым Пашин умел разговаривать почти как с человеком.

Его встретила обеспокоенная Владислава, дотронулась до своего амулета на цепочке.

— Свентик светится. Ты кого-нибудь не…

Илья прижал палец к губам, подтолкнул жену к палатке.

— Спрячься, возьми ружье и жди.

Владислава, понимавшая мужа с полуслова, послушно скрылась в палатке, зашелестела чехлом, вынимая карабин.

Илья вернулся к костру, сел на валежину, подбросил в огонь веток. Рассредоточив внимание, он перешел в состояние «сторожевой паутины» и — не услышал — почувствовал приближение людей. К лагерю шли трое, очень тихо, не поднимая ни малейшего шума, не наступая на сухие ветки и не шелестя одеждой о кусты. Все трое были абсолютно закрыты — Илья не видел их аурного свечения — и очень опасны, особенно тот, что шел последним.

Сама собой сработала защитная система организма, переводя сознание в особое измененное состояние ПАО^[2], состояние предбоевого транса.

Незнакомцы остановились в двадцати шагах от костра, прячась за деревьями.

Илья повернул в их сторону освещенное пламенем костра лицо, сделал приглашающий жест.

— Присоединяйтесь, гости нежданные, погрейтесь у живого огонька, чайку испейте.

Некоторое время было тихо, потом зашевелились ветки ольховника и на поляну с палаткой вышли двое, одетые не по-летнему тепло. Один — в плотную серую рубаху и черную безрукавку, в штаны, заправленные в сапоги, плотного сложения, черноволосый и чернобородый. Второй, опиравшийся на суковатый посох, — в длинный черный плащ до пят, напоминающий рясу, с необычным медальоном на груди в форме «недокрученной» свастики. Он был горбат, но высок, с длинной бородой, в которой серебрились седые пряди, и с такими же полуседыми волосами. Судя по сухому лицу, это был глубокий старик. Хотя глаза его сверкали молодо и прятали брезгливо-высокомерную с и л у.

Они подошли к костру, остановились напротив спокойно сидевшего с веточкой в руке Пашина, разглядывая бивуак и его владельца.

— А третий-то что ж не выходит? — простодушно поинтересовался Илья. — Неужели стесняется? Или боится? Один я, чего бояться-то?

Гости переглянулись, однако смолчали, продолжая всматриваться в хозяина лодки и палатки. Не вышел к костру третий визитер, только бесшумно переместился на другое место, огибая открытое пространство, прячась за деревьями. Показалось Илье, что он слышит еще одного человека в глубине леса, но в это время горбатый монах заговорил низким голосом:

— Не страшно одному-то в наши времена по диким местам бродить, Илья Константинович?

Гости знали Пашина, а это означало, что искали они именно его.

— Не один он, — хриплым басом отозвался чернобородый угрюмый спутник горбуна, производивший странное впечатление ожившего мертвеца. — Баба в палатке прячется.

— Так ведь дикие эти места только для тех, — безмятежно произнес Илья, — кто природу не любит. Для меня они — открытая книга. Да и кого бояться? Лихие люди по лесам да по болотам редко шастают, к тому же против них у меня оружие имеется. А звери — братья мои меньшие, с ними я всегда договориться могу.

Горбатый усмехнулся.

— А ну как врази твоея настигнут? Вряд ли оружье поможет. Даже если ты посвящен в Витязи.

Илья остался с виду невозмутимым и спокойным, только «взвел курок» темпа, готовясь к действию. Он уже понял, кто перед ним: хха — охранники храма Морока, целый год не подававшие о себе весточки. Илья знал, что после боя с охраной и жрецами храма особая команда ФСБ прочесала весь остров Войцы и окрестности озера Нильского^[3], на берегу которого стоял храм, но ничего не нашла. Храм как сквозь землю провалился, а вместе с ним и его владельцы, служители дьявольского культа Морока. И вот они появились за сотни километров от озера Ильмень, в дремучем лесу, безошибочно определив местонахождение одного из тех, кто украл у них каменную плиту с Ликом Беса — Врата Морока — и нарушил все их планы.

— Откуда вы знаете о посвящении? — тем же индифферентным, обманчиво-простодушным тоном осведомился Илья. — Разве мы встречались с вами… господин колдун?

Брови горбатого старика прыгнули вверх.

— Неужель признал?

— У вас на лбу написано, — усмехнулся Илья. — Да и кто другой может с такой легкостью пройти по здешним болотам?

— Это надо понимать так, что колдунов ты тоже не боишься?

— Боюсь, — признался Пашин. — Хотя точно знаю, что они тоже с м е р т н ы.

Старик нахмурился, сверкнул глазами.

— Зело ты остер на язык, Илья Константинович, как бы это не отразилось на твоем здоровье.

Принахмурился и Пашин.

— Вот что, господа хорошие, или говорите, зачем пожаловали, или убирайтесь подобру-поздорову. Лес велик, везде остановиться можно.

— Не груби, невежа, — покачал головой чернобородый мужик, чей облик стал казаться Илье знакомым. — Мы ведь можем и осерчать.

— Так ведь и я могу рассердиться, — совсем холодно проговорил он, раздумывая, как поступить с гостями, добавил с иронией: — Я тебя сюда не звал, сотник.

Гости снова переглянулись, озадаченные не столько спокойствием Пашина, сколько его осведомленностью.

— Я из него душу вытрясу! — мрачно пообещал чернобородый.

Илья узнал его — это был Потап Лиховский, командир хха и слуга жрицы Пелагеи.

— Сначала пусть ответит на пару вопросов, — медленно проговорил старик, пытаясь взглядом загипнотизировать Пашина. — Скажи-ка нам, молодец, кому Евстигней передал свою последнюю руновязь? А тако ж цату, знак волховской власти?

— Это ты у него спроси, колдун, — посоветовал Илья, слыша поплывший в ушах звон; горбатый визитер был очень сильным магом, знал повеление, и бороться с ним в пси-поле на равных было невозможно.

Старик взялся рукой за перекладину засветившегося креста-свастики.

— Не тебе ли он завещал свой консуетал^[4]?

— Консуетал у каждого свой, — качнул головой Илья, не понимая, почему он продолжает сидеть на бревне, вместо того чтобы встать и отогнать странных гостей. — У вас ко мне все?

— Говори, где этот старый дурень спрятал руновязь и цату? Иначе на всю оставшуюся жизнь сделаешься немым! Ну?!

Илья с неимоверным трудом заставил себя подняться на ослабевших ногах.

— Шел бы ты своей дорогой, несвятой отец! Убирайся вон!

Глаза горбуна полыхнули черным огнем. Он поднял посох, направляя острие в грудь Пашину, и в это мгновение из палатки выскочила Владислава с карабином в руках.

— Прекратите сейчас же! Уходите! Я буду стрелять!

Посох повернулся к ней, метнул извилистую зелено-фиолетовую молнию, вонзившуюся в карабин. Девушка вскрикнула, отшатнулась, роняя оружие, и упала на палатку.

Илья кинулся было к ней, потом уловил краем глаза движение горбуна и изменил направление, ныряя на траву и пропуская над собой новый энергетический разряд. И все же справиться с разъяренным его сопротивлением магом он, наверное, не смог бы, если бы не вмешательство другого действующего лица.

Что-то просвистело над плечом Пашина, и в руку горбатого монаха вонзилось льдисто мерцающее лезвие ножа. Старик гортанно вскрикнул, выронил посох.

Илья бросился к нему, наткнулся на чернобородого Потапа и вынужден был некоторое время отбивать его вполне профессиональные атаки, пока не поймал его на прием и не бросил противника боковым хватом через бедро прямо в костер. Бывший сотник Пелагеи ошалело подхватился на ноги, начал сбивать искры с бороды и с рубахи на груди, кинулся было на Пашина, и в этот момент раздался гулкий, разорвавший тишину леса на каркающие отголоски выстрел. Пуля попала в другую руку колдуна, дотянувшуюся до посоха, — нож из правой руки он уже успел вытащить, — и старик вторично уронил свое неказистое с виду, но грозное оружие, представляющее собой разрядник черной силы.

Костер, разметанный по сторонам телом сотника, почти погас, однако на фоне темно-синего неба шевельнулся человеческий силуэт с карабином в руке, раздался сильный уверенный баритон:

— Мужчина, вы стрельбу-то прекратите!

Горбатый монах вытянул в сторону незнакомца руку, сжатую в кулак. С перстня на указательном пальце сорвалась пронзительно голубая искра, но в человека не попала, с треском пробила полог палатки и погасла. В ответ раздался еще один выстрел — совсем не с того места, где только что стоял неожиданный союзник Пашина. Пуля звучно вошла в ствол сосны за спиной горбуна.

— Не мечи икру, Хрис, — посоветовал тот же голос. — Ты нынче не в форме, пожалей ниргуну, чай, запасов-то мало осталось. Не следовало тебе расходовать юаньшэньши на женщин.

— Кто ты? — прохрипел горбатый монах.

— Витязь, знамо дело, — отозвался незнакомец весело. — Да и не искри так сильно мыслью, не придет на помощь твой засадник, урезонил я его.

Монах подобрал посох, но стрелять из него не стал, сгорбился, отступил к деревьям.

— Уходим, сотник.

Чернобородый заковылял к нему, оглянулся.

— Я тебя еще навещу, паря, сам цату и руну отдашь. Дружок твой тоже несговорчивый оказался, пришлось его…

— Потап!

Чернобородый умолк и скрылся за кустами лещины. Исчез и колдун. Лишь через полминуты со стороны болота прилетел его свистящий направленный шепот:

— Я вас найду, Витязи!

Затем лесом снова овладела тишина.

Илья опомнился, подбежал к лежащей навзничь без движения Владиславе, прижал ухо к груди, с облегчением выдохнул. Девушка была жива, только находилась без сознания. Незнакомец, спасший Пашина и его жену, подошел к ним, положил руку на лоб Владиславы, подержал немного и разогнулся.

— Ничего страшного, скоро очнется. Талисман спас ее, отвел ручей черной силы. А тебе, Илья Константинович, следовало бы действовать побыстрей и порешительней. Слуги Морока шутить не любят и появляются не зря. С ними нельзя долго разговаривать — заморочат.

— Спасибо, друг, — сказал Илья глухо, чувствуя головокружение. — Кто вы?

— Меня зовут Георгий. И мы уже встречались.

Костер в трех шагах от палатки внезапно выбросил язычок огня, и в этом зыбком прыгающем свете Пашин увидел лицо неожиданного спасителя. Он узнал его: этот молодой с виду, лет тридцати пяти, мужчина помогал им бежать из храма Морока год назад.

Через несколько минут все трое сидели у вновь разведенного костра и беседовали. Владислава пришла в себя, но зябла и сидела закутанная в одеяло, прижимаясь к плечу Ильи. Поначалу и он чувствовал себя неуютно, прислушиваясь к лесной тишине, то и дело переходя на «внеглазное» зрение, потом заметил веселый огонек в глазах Георгия и расслабился. Колдун по имени Хрис и его свита покинули Брыкин бор, владея, очевидно, легкоступом, и были далеко отсюда.

Выпили по кружке чаю, подсластив его ягодами земляники, которую насобирала днем Владислава.

— Спасибо за помощь, — сказал Илья, погладив вздрагивающие на его локте пальцы жены. — Без вас нам пришлось бы туго. Как говорил один поэт: я думал, нас пришли лечить, а нас приехали мочить.

Георгий усмехнулся.

— Хрисанф постарел и потерял большую часть своей черной с и л ы, но все еще очень опасен. С ним нельзя вести беседу, он владеет устроением речения, то есть умением морочить голову и отводить глаза.

— Гипнозом.

— Можно сказать и так.

— Вы за нами следили?

— Зачем? — не понял сотрудник ведической службы безопасности. — Достаточно знать линию ваших намерений, чтобы найти координаты местонахождения. Вам пора научиться блокировать свои мысленные целеустановки. Хрис боялся, что вы посвящены в Витязи и знаете методы маскировки, поэтому шел к вам извилистым путем. Я же шел напрямик.

— Вовремя появились, еще раз спасибо.

— Не за что, обретенник.

— Как-как? Кем вы меня назвали?

— Вы еще не Витязь, Илья Константинович, только ученик или скорее куколка Витязя. По-старорусски — обретенник.

— Я думал, обо мне забыли… после Ильменя. Ни слова, ни взгляда, ни письма, ни намека.

— Всему свое время, да и забот у наших копных правил (он сделал ударение на последнем слоге) много, не поспевают они за всем. Однако времени у меня мало, поэтому перейдем к делу, с вашего разрешения.

Илья покосился на жену.

— Может, поговорим вдвоем?

— Зачем? Она тоже обретенница-ведунья, пусть знает. Нельзя вас отделять друг от друга, такая уж планида на двоих.

— Карма?

— Пусть будет карма, термин не суть важен, главное — внутреннее наполнение. Раньше на Руси говорили — судьбина, реже — юдоль или перст божий. А пришел я к вам вот с каким замыслом. Евстигней Поликарпович в последнее время занимался руноплетением…

— Этот колдун требовал, чтобы я отдал ему некую руновязь.

Георгий кивнул.

— Они знают, что существует Руна Света, вызывающая белых богов. А Евстигней нашел к ней ключ. Но никто не знает точно, удалось ему связать Руну Света или нет. В связи с этим тебе первое задание.

Георгий перешел на «ты», и Пашин отметил этот факт про себя, хотя возражений на сей счет не имел.

— Надо попытаться найти володарь с Руной.

— Что такое володарь?

— Руны вырезаются либо на деревянной доске, либо на бересте, эта основа и называется володарем. Грамоты и всеясветные книги Евстигнея мы нашли и передали кому следует, а вот володарь — нет. Попробуй теперь ты.

Илья хотел спросить: где же я его найду, не будучи ни родственником волхва, ни посвященным? — но вовремя прикусил язык. Возможно, задание было тестом для инициации посвящения. Его надо было выполнить самостоятельно.

— Что еще?

Георгий понял заминку собеседника, дернул уголком губ.

— Этого вполне достаточно. Но хочу предупредить. В разных районах центрального региона России начали исчезать молоденькие девушки.

Владислава вздрогнула.

Илья успокаивающе прижал ее к себе, пристально вгляделся в смуглое невозмутимое лицо Витязя.

— Вы хотите сказать, что…

— Началась подготовка к исходу Морока. Он и так задержался на Земле, породив неисчислимые бедствия, а теперь собрался домой, на отдых. Все его холуи активизировались, в том числе и бывший маг-опорник храма Хрисанф. Они хотят восстановить модуль выхода.

— Врата с Ликом Беса? Но ведь мы их сожгли.

— Модуль действительно можно восстановить. Либо с помощью Руны Света, как ни странно, либо с помощью гекатомбы — глобального жертвоприношения девственниц.

— Вот почему исчезают девушки! Их ловят слуги Морока! Вы знаете, кто этим занимается?

— Пока нет. Есть подозрения, что место Клементьева занял новый Черный Вей, эмиссар Морока. Но кто он, где окопался, точных данных нет. Мы подключили к этой проблеме кое-кого из обретенников, но результата еще не видно. Так вот, Илья Константинович…

— Можно просто Илья.

— В связи с активизацией черных обавников возникает проблема защиты всех, кто год назад нанес ощутимый вред делу з в е р я. То есть Морока. Сегодняшний визит Хриса подтверждает мои предположения. На вас началась самая настоящая охота. Предупредите всех соратников об опасности. Берегитесь вселений. Пси-матрица Морока способна внедряться в любой предмет и вселяться в любое живое существо.

— Понятно, — кивнул Илья.

— И мой тебе совет: узришь обавника или хха — не вступай с ними в вербальный контакт, бей первым, на уничтожение!

— Понял.

— Разве это обязательно — уничтожать людей? — не выдержала Владислава. — Даже если они бандиты — они все равно люди.

Мужчины переглянулись.

— Люди, которые ставят себя вне рамок человеческого общества, — мягко сказал Георгий, — уже не люди. Задача защиты от них первична, все остальное, включая понимание и профилактику, вторично.

— Все равно меня учили, что никого нельзя убивать.

— Ситуация выбора неизбежна: или бандиты, или невинные люди. В тот момент, когда бандит, конечно же имеющий право на индивидуальную свободу, покушается на свободу или жизнь другого индивидуума, он сразу выходит за грань божественного закона. Мне, например, далеко не все равно, кто останется в живых в результате конфликта: бандит, убийца, террорист или мой друг, жена, брат, сестра, дочь или сын. Однозначно бандит жить не должен!

— Но ведь прежде надо понять причины… — с меньшей уверенностью сказала Владислава.

— Понимание причин агрессивности и целеустановок бандитов не должно означать прощения агрессии. Если мы не будем защищать себя, своих близких, свой род — мы погибнем. К сожалению, у меня нет времени на долгую дискуссию. Возможно, мы еще встретимся и вернемся к этому разговору.

Георгий встал.

Илья поднялся тоже, глядя в глаза гостя.

— Возьми, — протянул ему тот какой-то тускло блеснувший кругляш с тонким муаровым рисунком, напоминающим мандалу.

— Что это?

— Цата, амулет Белобога, символ власти белого волхва. Он принадлежал Евстигнею.

— Значит, Евстигней все-таки… погиб?

Георгий отвернулся, подержал руки над костром.

— Все мы смертны. Волхвы тоже. Хотя он был моим учителем и мне его будет не хватать. Прощай.

— Постойте, — засуетился Илья, — зачем мне цата, символ власти? Я не волхв и даже не посвященный…

— Посвящение бывает разным, одно из них ты уже прошел. Теперь ты — предреченник. Цата защитит тебя, если твои внутренние помыслы отвечают духовной печати Белобога. Я верю, что это так. До встречи, друг. Желаю счастья, милая барышня.

Георгий поклонился и зашагал к лесу, не оглядываясь, исчез в темноте. Илья попытался проследить за его движением, но ничего не услышал. Скорее всего Витязь тоже владел легкоступом и мог перемещаться на большие расстояния мгновенно.

— Что все это значит? — тихо проговорила Владислава, прижавшая кулачки к груди.

Илья посмотрел на тяжелый холодный кругляш из серебристого металла, похожего на серебро, спрятал его в карман ветровки и сказал со вздохом:

— Это значит, милая барышня, что экспедиция к кургану откладывается на неопределенное время. Надо срочно ехать в Москву, искать наших друзей: Грома, Валерию, Серафима, — и предупредить их о новом появлении з в е р я.

— Я… боюсь! — зябко вздрогнула Владислава.

Илья молча обнял жену, понимая, что их спокойная мирная жизнь закончилась.

Примечания

2

ПАО — пространство адекватного ответа, в котором мастер боя волен провести любой останавливающий противника прием.

3

Озерцо Нильское соединяется с озером Ильмень протокой.

4

Консуетал — сфера свободы выбора.