Беспощадный, или Искатели смерти

Василий Головачёв, 2003

Их пытались сделать врагами, но они стали друзьями. Из них рассчитывали сделать убийц, но они стали лишь мстителями, руководимые справедливостью и возмездием. Их лишили прошлого, но они устремились в будущее, творя его собственными руками. Андрей Данилин, Гордей Буй-Тур и Владислав Тарасов – воины новой армии, армии Света и Добра, призванной Русью в час беды. Верные Отчизне, сильные духом, беспощадные ко злу. Их битва начинается…

Буй-Тур

27—29 ноября

Он не пощадил никого…

Банда промышляла в Уфе грабежом и разбоем. Всего в ней насчитывалось девять человек, уроженцев Чечни, Таджикистана, Грузии и Украины. Управлял бандой молодой отморозок Вано Доридзе по кличке Президент. В августе ему исполнилось двадцать шесть лет.

Во вторник третьего сентября они подстерегли ученого секретаря Академии наук Башкортостана, профессора Нургалина Зинура Амирхановича, шестидесяти шести лет, отца пятерых детей, деда семерых внуков, в подъезде дома и напали на него, очевидно, зная, что ученый получил зарплату за три месяца и нес семье. На беду свидетелями расправы стали сестра Ирина и мать Буй-Тура, проживающие в этом же подъезде, этажом выше. Свидетели бандитам были не нужны, поэтому женщин тоже избили, жестоко и беспощадно.

Все трое: профессор, мать и Ирина скончались, не доехав до больницы. Спасти никого не удалось.

Гордей Буй-Тур, будучи подполковником Национальной гвардии,^[6] узнал о случившемся, находясь в Чечне, спустя сутки после трагедии. Ему дали пятидневный отпуск, и подполковник улетел в Уфу, чтобы похоронить близких.

По горячим следам задержать бандитов не смогли.

Их давно подозревали в подобного рода преступлениях, искали, но найти не могли. Как потом выяснилось, в милиции у них были свои покровители, прикрывающие деятельность банды. Не удовлетворенный темпами следствия, Буй-Тур позвонил в Управление гвардии в Грозном и попросил командира дать ему еще неделю отпуска. Командир не разрешил. Тогда Гордей слетал в Грозный, написал рапорт об увольнении и положил на стол командующего группировкой. И вернулся в Уфу. Считая себя свободным от воинских обязательств, он начал собственное расследование обстоятельств гибели семьи; отец, сраженный происшедшим, военный химик в отставке, слег в больницу с инфарктом и умер на третий день после похорон жены и дочери. Таким образом Гордей Миронович Буй-Тур остался один, не считая стариков-родственников, разбросанных по необъятным просторам России.

В мае этого года Гордею исполнилось тридцать шесть лет. Со своим небольшим ростом — метр семьдесят восемь — он не выглядел ни силачом, ни спортсменом, ни мастером воинских искусств. Впрочем, он таковым себя и не считал. Но защищать себя научился, обладая феноменальной для такого невидного мужчины силой и умением ориентироваться в пространстве боя. Родившись на окраине Уфы, в неблагополучном районе Нижегородка, он все детство провел среди хулиганов и шпаны, терроризирующей все местное население, и к совершеннолетию превратился в гения драки, не знающего ни одного «классического» приема, но всегда выходящего победителем из любой потасовки.

Потом была армия, служба в воздушно-десантных войсках, где из него сделали отличного бойца-профессионала, хотя адептом какой-то определенной боевой системы он так и не стал. Приемы рукопашного боя Гордей учил, но оставался все тем же характерником, то есть знатоком своих возможностей и прекрасным мастером их спонтанного применения.

После отбытия обязательного срока службы в армии он остался служить контрактником, перешел в Национальную гвардию и быстро поднялся по служебной лестнице от прапорщика, командира взвода, до капитана, командира батальона. Закончил высшие курсы МВД, получил в тридцать лет звание майора… и едва не отсидел срок за «неадекватное превышение служебных обязанностей». В те времена он служил в Дагестане и перекрыл одну из троп наркотрафика, контролируемого кем-то из высших чинов МВД.

Его понизили в звании до старшего лейтенанта, но он снова поднялся и в тридцать четыре года стал подполковником Национальной гвардии. В тридцать шесть Буй-Тур уже командовал полком, расквартированным в пригороде Грозного.

Волосы у него были темные, глаза зеленоватые, нос пуговкой. А по натуре Гордей был жестким, грубоватым, прямым человеком, иногда вспыльчивым, хотя отходил быстро. Данное кому-либо обещание он выполнял непременно, любой ценой, за что был уважаем всеми, от рядового до командира бригады. По жизни он всегда испытывал потребность в справедливости, за что и попадал в разные неприятные ситуации. Однако никогда не жаловался на судьбу, любил приключения, часто шутил и упрямо шел к цели.

В силу своего характера он и дал себе обещание найти убийц сестры и мамы и покарать. Невзирая ни на что!

В конце концов Буй-Тур нашел их, всех девятерых. Но это были исполнители, а существовал еще высокопоставленный чиновник, предоставлявший бандитам «крышу», который был весьма заинтересован в сокрытии тайных контактов с криминалом. По своим каналам он быстро выяснил о Буй-Туре все и сообщил командованию Национальной гвардии о «связи подполковника с мафией».

Гордея взяли на другой день после его операции возмездия, спящим у друга на квартире. Командир башкирского ОПОНа^[7] получил приказ ликвидировать задержанного при попытке сопротивления, однако Буй-Тур не сопротивлялся и остался жив.

Его допрашивали сначала в местной прокуратуре, потом отослали в Москву по требованию Генпрокуратуры. А там, на следующее утро, пятого августа, к нему прямо в камеру в Лефортово пришли двое мужчин в штатском, один помоложе, с короткой стрижкой и шрамом на виске, второй постарше, лет под пятьдесят, седой, с удивительно прозрачными глазами. Иногда он хмурился, хотя это и не относилось к нюансам беседы. Просто он скорее всего вспоминал какие-то неприятные моменты своей работы.

— Здравствуйте, Гордей Миронович, — сказал седой глуховатым голосом. — Мы в курсе ваших злоключений, поэтому пришли побеседовать о вашей судьбе. Она повернулась к вам темной стороной, а это несправедливо.

— Спасибо за сочувствие, — иронически хмыкнул Буй-Тур. — Хотя видит бог, я в нем не нуждаюсь. Сесть не предлагаю, негде. Кто вы и с чем пожаловали?

— У нас к вам деловое предложение.

— У кого это — у нас?

— Мы из службы ППП.

— Никогда не слышал о существовании такой службы.

— Надеюсь, вы в курсе событий, происходящих в стране. Поголовная коррупция, криминал полез изо всех щелей во власть, беспредельщики отстреливают бизнесменов, мэров и губернаторов десятками, разгул бандитизма достиг критической точки, террористы перешли в наступление… в общем, дела неважные. Вы и сами ощутили, что такое криминальная структура, поддерживаемая чиновниками всех уровней, политиками, силовиками и правительством.

Буй-Тур глянул на визитеров исподлобья.

— Выражайтесь конкретнее, я лекций не люблю.

— Мы знаем, — без эмоций кивнул младший из гостей.

— Вас повязали не потому, что вы без суда и следствия замочили банду, — продолжал седой, — а в связи с тем, что вы осмелились пойти дальше, замахнулись на «крышу» бандитов. Ваш настоящий противник сидит в милицейских сферах, большой начальник, и добраться до него нелегко. Даже нам. А пока в милиции, полиции и Национальной гвардии будут работать подонки, обиратели и вымогатели, идиоты, карьеристы и предатели, порядка в стране не будет.

— А вы, значит, этот самый порядок наводите? ППП — это случайно не «прямое поддержание порядка»?

— Это служба профилактики и пресечения преступлений. Она создана в недрах… одной тайной организации, сведения о которой вы получите, когда согласитесь работать с нами.

— А если не соглашусь?

— Тогда вы просто забудете о нашем визите. Но вы согласитесь.

— Почему вы так уверены?

— Потому что страна требует глобальной чистки от всякой мрази, — убежденно сказал молодой, со шрамом. — Потому что только наша служба сможет это сделать. Потому, наконец, что только с нами вы сможете восстановить справедливость, найти мерзавца, торгующего человеческим горем, и покарать его.

Буй-Тур закрыл глаза, откинулся спиной на стенку камеры. Сказал после паузы:

— Ваша служба… законна?

— В рамках Конституции — нет, — улыбнулся седой. — В глобальном человеческом ведическом смысле — да.

Гордей не обратил внимания на слово «ведический».

— Допустим, я согласен. Что дальше? Как вы меня вытащите из тюрьмы? Что потом? Кто вы?

— Официально мы работаем в Управлении специальных операций ФСБ, а неофициально — на организацию, которая называется Русским национальным орденом.

Буй-Тур невольно качнул головой.

— Не слышал. И чем он занимается, ваш орден?

— О целях и задачах ордена вам расскажут позднее, но обязательно, гарантирую. Главное сегодня — ваше согласие.

— Чем я буду заниматься?

— Ликвидацией бандитов и деятелей, до которых наше правосудие не доходит. Без суда и следствия, разумеется. Точнее — без гражданского суда. Суд будет — наш!

— А вы не находите, что это жестоко? Вдруг произойдет ошибка и вы накажете не того человека?

— Мы еще ни разу не ошиблись, — пожал плечами молодой.

— Ну а если?

— Наше общество вообще жестоко, — сказал седой. — Жестоко по отношению к тысячам детей в детских домах, к беспризорникам, к старикам, инвалидам, к тем, кто оказался на дне не по своей воле. Мы сталкиваемся с жестокостью каждый день, и вы это отлично знаете. Вовсе не факт, к примеру, что подростки и молодые люди, участники групповых драк и беспорядков, — нетрезвые или «обкуренные».

— Они «волки»…

— Верно, «волки», не знающие и не пытающиеся понять законы общественной жизни и нравственности. Но кто их сделал такими? Кто провоцирует их на «стихийные протесты»?

— Телевидение…

— Не только, хотя за ним стоят конкретные люди, кому выгодно, чтобы страна все время воевала сама с собой и всего боялась. Вот от них вам и предстоит избавить общество.

— Их миллионы, — усмехнулся Буй-Тур. — А я один.

— У вас будет группа.

— Все равно.

— Таких групп у нас несколько. Одни работают за рубежом, отстаивают интересы государства, другие внутри страны. Но об этом мы еще поговорим.

Буй-Тур еще раз покачал головой, собираясь с мыслями, помял ладонями лицо.

— Вы меня озадачили…

— К сожалению, времени на размышления у вас нет, — немного мягче сказал седой. — Ваше дело хотят запустить как «образцово-показательное», наказать «по всей строгости закона», чтобы убедить общественность в «справедливости власти». Поэтому решайте сейчас.

— Уже решил. Я с вами. Как вы меня вытащите отсюда?

— Завтра вас повезут для допроса в Генпрокуратуру. По дороге вы попытаетесь бежать, и вас «убьют».

— Круто!

— Здесь подробности операции. — Молодой передал Гордею два листочка папиросной бумаги. — Прочтите и съешьте.

— Хорошо. Что еще?

— Больше у меня все, как говорил один генерал, — с улыбкой развел руками седой.

— Дальнейшие инструкции получите после освобождения, — добавил парень со шрамом. — До встречи.

Седой протянул руку.

— Удачи, полковник.

Буй-Тур пожал сухую и жесткую ладонь гостя, затем второго, и они ушли. Звякнули засовы на двери камеры. Гордей остался один. Спохватился, что не спросил имен вербовщиков неведомой службы ППП, потом прочитал два раза текст инструкции, разжевал листочки папиросной бумаги и проглотил. В душе поднялось волнение, которое он попытался успокоить хождением по камере и физическими упражнениями. Затем лег и уснул.

На следующий день его «убили» при попытке к бегству.

Так бывший подполковник Национальной гвардии Гордей Буй-Тур оказался в сверхсекретной службе ППП Русского ордена и получил в подчинение группу «Сокол» в количестве пяти человек. Через месяц он прошел «боевое крещение», уничтожив генерала уфимской милиции, покровительствовавшего бандитам…

Поезд замедлил ход.

Гордей открыл глаза, выглянул в окно.

Показались пригороды Нижнего Новгорода. Пора было готовиться к высадке.

В купе, кроме него, ехали двое пожилых мужчин, с увлечением обсуждавших газетные новости, и старушка с удивительно светлым лицом, с которого не сходила добрая полуулыбка. Она охотно участвовала в беседах мужчин, имея собственное мнение по всем вопросам, но никого, в отличие от них, не ругала и не обвиняла. Хотя более всего Буй-Туру понравилась ее готовность всем помочь и всех успокоить. У него тоже были еще живы бабушки, которые когда-то его воспитывали по очереди, и теперь он с нетерпением ждал встречи с одной из них — бабулей Аграфеной, матерью отца. Жила Аграфена Поликарповна в Нижнем Новгороде одна, похоронив мужа еще в начале девяностых годов прошлого столетия, и недавно прислала письмо, в котором просила внука заступиться перед властью. Буй-Тур не понял толком, чего хотела бабушка, но отказать ей не мог и отпросился у начальства ППП на три дня «по личным обстоятельствам». Благо ему не надо было являться на работу к определенному часу каждый день. Операции же по «лечению» чиновного люда и ликвидации бандитов обычно случались не чаще одного раза в неделю.

Попрощавшись с попутчиками, Буй-Тур вышел на привокзальную площадь и поймал частника, согласившегося отвезти его в центр города, на Большую Покровскую улицу, всего за «скромных» две сотни рубликов.

Однако на улице Большой Покровской его ждал сюрприз.

Двухэтажный деревянный дом, в котором жили четыре семьи, в том числе — Аграфена Поликарповна с двумя кошками, оказался наполовину сгоревшим. Пожар случился уже давно, судя по убранной территории, но в воздухе все еще пахло гарью. Тем не менее жители дом не покинули, только забили досками и затянули полиэтиленовой пленкой окна. Подивившись такой любви к «малой родине», Гордей нашел квартиру бабушки Аграфены и постучал в обуглившуюся снаружи, обклеенную вокруг ручки газетами дверь.

— Входи, милок, — послышался за дверью знакомый голос.

Буй-Тур потянул дверь за ручку, переступил порог, стараясь не испачкаться. Кутаясь в шаль — в доме температура явно была намного ниже оптимальной, на дворе стоял сырой и холодный ноябрь, — на гостя смотрела хозяйка квартиры, высокая, худая, с морщинистым суровым лицом и прозрачно-голубыми глазами, в глубине которых мерцал упрямый огонек. Бабушка Аграфена всегда казалась Гордею слишком строгой и требовательной, и все же он ее любил и в детстве слушался беспрекословно.

— Гордеюшка! — узнала гостя хозяйка, протянула к нему дрожащие руки. — Приехал! Уж и не чаяла увидеть!

Буй-Тур обнял старуху, чувствуя подступивший к горлу ком.

— Я письмо получил, вот и приехал. Что тут у вас случилось?

— Это я от отчаяния написала. Холода наступают, а жить в этой халупе зимой нельзя, никто не хочет ни ремонтировать, ни в новую квартиру переселять. Да ты проходи, раздевайся, — засуетилась Аграфена Поликарповна. — У меня на кухне газ горит, там теплее. А в комнате плюс десять всего.

Гордей снял куртку, прошел в комнату, оглядел небогатое бабушкино хозяйство — все было знакомо и не менялось много лет, — кинул взгляд на фотографии в рамочках на стене. Покачал головой.

— Это я виноват. Давно надо было забрать тебя в город.

— Да я бы не поехала, Гордеюшка, — махнула рукой Аграфена Поликарповна. — Тут моя родина, тут я отца твоего родила и выходила, тут и помирать буду. Только вот хотя бы последние денечки хочется пожить в тепле и покое. Проходи, позавтракаешь, я тебе омлет сделаю царский, твой любимый.

— Не откажусь, — улыбнулся Буй-Тур.

Они прошли на крохотную кухню, и ожившая, повеселевшая старушка занялась плитой, начала пересказывать новости:

— Мы уже второй раз горим, Гордейша. Поджигают, антихристы, чтобы им пусто было, чуть не каждую неделю. Дома на улице старые, им по сто с хвостиком лет будет, но крепкие еще, столько же простоят, а кому-то в верхах очень хочется тут строительство многоэтажных гаражей развернуть, вот и выгоняют нас отсюда таким способом. Соседский дом тоже подожгли, все сараи сгорели, даже кирпичный с магазином пытались поджечь, спасибо, пожарные отстояли.

— Да глупости это все, — не поверил Гордей. — Никто в наше время не станет терроризировать население таким образом, ради новостройки, проще договориться с мэрией и выселить людей официальным путем. Дать им другие квартиры. Дешевле обойдется.

— Может, оно и так, да только слухи идут, что схватились какие-то крымальные группировки меж собой, нашу улицу не поделили, вот и поджигают дома друг другу в отместку.

— Наверное, не крымальные, а криминальные? — улыбнулся Буй-Тур.

— А один бес!

— Вы не пробовали в милицию обращаться, к властям?

— Как же, не один раз петиции писали и на прием ходили, да так ничего и не выходили. Если квартиры и дают, то у черта на куличках, в Гнилицах или в Сормове, где ни магазинов, ни рынка поблизости не видать, а куда мне старой ездить по магазинам, по транспортам клыпать, коли я еле ползаю? Как-никак девяносто пятый годок пошел. Да что это я все о себе? Рассказывай, как живешь. Женился иль бобылем ходишь? Давненько я от тебя весточки не получала.

Буй-Тур почувствовал угрызения совести, обнял бабушку, пробормотал виновато:

— Прости неразумного, я человек военный, подневольный, служу там, куда пошлют, оглянуться по сторонам не успеваю. Но теперь обещаю приезжать чаще. Разберусь тут с вашими ЖЭКами и хозяйственными службами, уеду, конечно, но по весне обязательно навещу.

— Да я не в обиде, — мягко сказала бабушка Аграфена. — Сама была молодая, родителей не часто вспоминала. Правда, время было другое, тяжелое, послевоенное, учиться надо было и работать. Погоди-ка, помешаю, а то сгорит все.

Гордей сел за стол, любуясь суетой бабушки.

— Да и наши времена не из легких, бабуля. Без войны нас завоевали супостаты, до сих пор прийти в себя не могу, поверить, что великая Русь стала подневольной Россией. Куда ни кинь взгляд, что ни тронь — везде завоеватели у власти, нами управляют. Отсюда и все беды наши.

— Я тоже это вижу, внучек, не слепая, — пригорюнилась Аграфена Поликарповна. — Смотрю телевизор, а там все нерусские люди об устройстве русской жизни рассуждают. При коммунистах и то такого не было. А уж при царе — тем боле.

— Цари нынче другие пошли, — усмехнулся Гордей. — Президенты, премьер-министры, депутаты… и все норовят отхватить кусок пожирней, украсть или отнять. Живем, как в той песне:

Нас побить, побить хотели,

Нас побить пыталися.

А мы тоже не сидели,

Того дожидалися.

Бабушка оглянулась на внука, с лукавой усмешкой погрозила ему пальцем.

— Ой, не верю я, что ты из тех, кто дожидается. Сызмальства упрямый был, упертый, как Мирон-покойник говорил, царство ему небесное. Всегда окорот хулиганам давал. Неужто изменился?

Буй-Тур засмеялся.

— Ты права, бабуля, не изменился. Терпеть ненавижу, когда врут, воруют, обижают маленьких и предают своих! Вмешиваюсь, знамо дело, за что и получаю подзатыльники. Вот недавно иду по улице, вижу, к торговой палатке машина милицейская подъезжает. Выходят двое бравых служителей порядка, что-то говорят женщине-продавщице, и она безропотно начинает набивать пакет фруктами, протягивает им. Да еще деньги сует! Представляешь? Ну, я не удержался…

— Эк, удивил, — не обратила старушка внимания на обмолвку внука. — Все знают, что милиционеры дань собирают со всех торгашей. Я их не оправдываю, но и торговцев не привечаю. У нас в Нижнем всей торговлей кавказцы заправляют, чего их жалеть? Ты где-нибудь в других городах видел, чтобы торговцы русскими были?

— Редко, — признался Гордей, жалея, что затронул эту тему.

— Вот и у нас все рынки в городе — черные заполонили. Азербайжаны, армяны, таджики и чечены… А власть берет с них мзду и ничего не делает, чтобы нас защитить.

— Ничего, все скоро изменится, — пообещал Гордей. — Найдутся люди, наведут порядок в стране. Будет и на нашей улице праздник.

Аграфена Поликарповна поставила на стол дымящуюся сковороду с омлетом.

— Ешь, вот грибочки соленые, капустка, огурчики, свое все. Летом-то я на участке живу, а зимой… Ладно, не буду жаловаться. Я так рада, что ты приехал! — Она села напротив, подперла кулачками голову. — Скучаю я по тебе, внучек. По мамке твоей скучаю тоже, по Светочке… — В глазах старушки набухли слезы. — Так хочется на могилку к ним сходить, да уж очень далеко Уфа-то…

Буй-Тур пережил сердечную судорогу, с трудом удержался, чтобы не заплакать самому.

— Весной я заберу тебя, и мы слетаем в Уфу.

— Доживем — увидим. Где ж ты теперь служишь? Все там же, в Чечне? Письмо я тебе на старый адрес послала.

— Мне его передали в Москве. Я теперь в столице живу, а работаю в одной секретной службе.

— Военной? Али в фэсэбэ?

— Не в ФСБ, но тоже в очень серьезной и крутой, — улыбнулся он. — Наводим страх на бандитов. Доберемся и до Нижнего Новгорода.

— Хорошо бы, — покивала старушка. — Только ты на рожон-то не лезь, знаю я тебя, бедового. Ты всегда норовил прежде всех в огонь кинуться.

— Не буду кидаться, — пообещал Гордей. — Я в начальниках хожу, других вперед посылаю.

— Генерал, что ль?

— Не генерал, но полковник. — Он не стал говорить бабушке правду. Ей ни к чему было знать, что полковник он теперь липовый, хотя в ППП его так и звали — полковник. — Расскажи-ка, к кому ты ходила по поводу ремонта и переселения.

— В ЖКУ ходила, к заместителю начальника Управы района ходила, и даже в МЧС вместе с соседями обращалась. А толку никакого.

— Ничего, будет толк. Сама-то ты чего хочешь? Переехать или здесь остаться?

— Я бы здесь осталась, Гордеюшка. Соседи переезжать хотят, их дело молодое, а я старая уже по квартирам бегать.

— Вряд ли Управа согласится ремонтировать дом, — покачал головой Буй-Тур. — Развалится он скоро, стены вон снаружи все в дырках и трещинах. Придется, наверное, переезжать.

— Я понимаю, прикажут — перееду, только не на Гнилицы же, поближе бы к родным местам. Ты уж там не шуми, Гордейша, а то еще в милицию заберут.

— Не беспокойся, бабуля, все будет хорошо. Я знаю, как надо разговаривать с этими деятелями.

Позавтракав, Гордей переоделся, выяснил адреса коммунальных служб района и, успокоив бабушку еще раз, отправился выяснять истинную подоплеку пожаров.

Сначала он посетил районное ЖКУ.

К начальнику управления была очередь. Буй-Тур терпеливо простоял час, потом понял, что может потерять весь день, и зашел в приемную.

— Мне к начальнику.

— Клара Тимофеевна занята, — бросила на него недовольный взгляд смазливая белобрысая секретарша, болтавшая с кем-то по телефону. — Выйдите, не мешайте работать.

— Я по делу, — сухо сказал Буй-Тур, показал красную книжечку и без дальнейших переговоров открыл обитую коричневым дерматином дверь с табличкой: «Начальник ЖКУ № 43 Сидорович К.Т.».

Кабинет начальника управления был невелик, но довольно уютен. За столом с компьютером сидела немолодая женщина с ярко напомаженными губами, в обтягивающей большую грудь белой кофте. У стола маялись два мужика в рабочих робах. Еще один посетитель — в дубленке — сидел напротив начальницы и курил. Все четверо оглянулись на вошедшего.

Брови начальницы сошлись над переносицей.

— Я занята! Кто вас пропустил?

Дверь приоткрылась, выглянула секретарша с виноватым выражением лица.

— Клара Тимофеевна, он…

— Я же сказала никого не пускать! Выйдите, гражданин! — сказала начальница ЖКУ. — Сегодня приема по личным вопросам не будет.

— У него удостоверение… — пискнула секретарша.

Начальница, собравшаяся было добавить что-то нелицеприятное, открыла и закрыла рот, окинула посетителя недобрым взглядом и, видимо, почувствовала в нем что-то необычное. Посмотрела на мужчину в дубленке.

— Найди материал и сделай к вечеру. Я проверю.

— А с пожарной сигнализацией что нам делать? — заискивающим тоном поинтересовался мужик в робе, худой и усатый.

— Отключите пока. Приедет комиссия, будет разбираться, почему она гудит. Все, идите.

Мужики вышли, дверь закрылась.

— Слушаю вас, — попыталась смягчить свой тон начальница ЖКУ. — Вы по какому вопросу?

Буй-Тур подошел к столу, сел без приглашения.

— Собственно, дело простое, хотя и требует кое-каких организационных усилий. Ваше управление обслуживает улицу Большую Покровскую?

— А что? — насторожилась Клара Тимофеевна.

— Меня интересует судьба жильцов сгоревшего дома номер шестьдесят дробь один.

— Во-первых, он не сгорел…

— Он горел! — перебил начальницу Гордей. — И жить в нем нельзя, тем более зимой. Вы должны это понимать. Или вы собираетесь ждать, пока жильцы благополучно перемерзнут?

— Кто вы такой? — возмутилась Клара Тимофеевна. — Я сейчас вызову органы…

— Органы уже здесь, — ухмыльнулся Буй-Тур, показывая книжечку с золотым тиснением: «МВД России». — Я задал вам вопрос.

Клара Тимофеевна ошеломленно похлопала ресницами, потянулась к телефону, и до нее наконец дошло.

— Вы… из милиции?

— Берите выше, — еще раз ухмыльнулся Буй-Тур. — Хотя это не имеет большого значения. Что вы собираетесь предпринять в связи с создавшимся положением?

Тон начальницы изменился.

— А что я могу? У нас в районе таких жилых домов целых семь! Четыре сгорели полностью! Все требуют сноса или капитального ремонта. Где найти средства? Город выделяет крохи. Будем, конечно, пытаться…

— Стоп! — Буй-Тур стукнул пальцем по столу. — Что значит — будем пытаться? На улице минус восемь, в квартире моей бабушки не намного выше! Если с ней что-либо случится, вы же первая под суд пойдете! Вы лично! Устраивает вас такая перспектива?

Клара Тимофеевна вдруг успокоилась.

— Это вы о Савельевой говорите, из второй квартиры? Скандальная старуха…

— Стоп! — угрюмо оборвал собеседницу Буй-Тур. — Это моя родная бабушка, и оскорблять ее не надо. Ничего лишнего она не потребует.

— Мы уже предлагали ей переехать в новый дом…

— Знаю, в Гнилицы, но к каждому жильцу надо подходить индивидуально, как требует если и не закон, то совесть. Аграфене Поликарповне перевалило за девяносто, ей будет трудно жить в неблагоустроенном районе. Если не найдете старушке жилье покачественнее, будем разбираться в другом месте. Вам это нужно?

— Вот и разбирайтесь, — совсем спокойно сказала хозяйка кабинета. — Что у меня есть, то я и предлагаю. Никакой суд не придерется, что я действую неправильно. А вы не боитесь, что вас снимут с работы после этого визита, как вас там? Кто вы по званию, лейтенант, капитан? — В голосе начальницы прорезались нотки пренебрежения.

Буй-Тур понял, что его собеседница вспомнила о своих покровителях, надеясь на их связи и защиту.

— Не капитан, — качнул он головой, — полковник. И мне нечего бояться, кроме страха. Но если я пойду выше, уважаемая Клара Тимофеевна, вы в этом кресле долго не задержитесь. Это я вам обещаю. — Он встал. — Мы договорились?

— Я подумаю, что можно сделать для вашей… бабушки, — проговорила начальница ЖКУ, сдерживаясь, хотя взгляд ее был красноречив: и не таких видали!

Выйдя из ЖКУ, Буй-Тур с минуту размышлял, что делать дальше, и решил продолжить свое хождение по коммунальным мукам. Над Кларой Тимофеевной Сидорович располагалась целая иерархия начальников, которые могли одним росчерком пера или просто телефонным звонком решить проблему.

Ему повезло. Зам главы районной Управы господин Веллер, отвечающий за коммунальное хозяйство района, был на месте и не рискнул отказать в приеме визитеру, представившемуся «полковником Тимошенко, сотрудником Федеральной службы расследований».

Кабинет заместителя главы Управы оказался не в пример больше и роскошнее кабинета начальницы ЖКУ. Он весь блистал стеклом, фарфором, никелем, полированным деревом и напоминал одну из комнат Эрмитажа, где Буй-Туру как-то посчастливилось побывать на экскурсии.

— Что привело столь высокого гостя в наши скромные владения? — вышел навстречу Гордею из-за роскошного стола Веллер. — Мне сказали, что вы из Москвы… э-э…

— Полковник Тимошенко, — небрежно сказал Буй-Тур, решив поменять тактику контактов с представителями местной власти. — Юлий Сергеевич. — Раскрыл и закрыл удостоверение, которое не сдал еще со времени прошлой операции; по мере надобности паспортисты ППП снабжали оперативников поддельными документами любого уровня. — Подразделение «Р».

— Присаживайтесь, пожалуйста. — Невысокий, толстый, лысоватый Веллер галантно шаркнул ножкой. — Можете снять верхнюю одежду.

Буй-Тур расстегнул куртку, подсел к столу.

Веллер сел в свое черное кожаное кресло, выжидательно посмотрел на гостя.

— Слушаю вас.

— Мы начинаем негласное расследование поджогов домов в центральном районе города, — веско проговорил Буй-Тур. — Улицы Большая Покровская, Нижегородская, Трудовая. Что вы можете сказать по этому поводу?

— А что я могу сказать? — заскучал господин Веллер, отводя взгляд. — Ничего. Поджоги действительно имеют место, но этим делом занимаются прокуратура и милиция…

— Я знаю, кто занимается этим безобразием. Меня интересует ваша точка зрения. Что происходит? Кому это выгодно, по вашему мнению?

— Откуда же мне знать? — ненатурально удивился заместитель. — Мы-то здесь при чем?

— Послушайте, господин Веллер, — нахмурился Буй-Тур. — Если вы будете со мной откровенны, возможно, я помогу вам избавиться от неприятных дознавательных процедур. Надеюсь, вы меня понимаете? В противном случае мы включим вас в список лиц, подозреваемых в коррупции. Подходит вам такой вариант?

— Н-нет, — выдавил вспотевший Веллер. — Но я в самом деле не понимаю…

— Все вы прекрасно понимаете, иначе не сидели бы в этом удобном кресле. Итак, повторяю вопрос: кому выгодно отселять людей из старых домов таким диким способом? Я, например, знаю, что жильцы еще не сгоревших домов установили круглосуточное дежурство, чтобы поджигатели не смогли подобраться к ним. Да еще и вооружились. Представляете, чем это может закончиться?

— Честное слово…

— Ну, не надо, — поморщился Буй-Тур. — Давайте обойдемся без излишнего драматизма.

— Не знаю точно… только подозреваю…

— Смелее!

— Одна из крупных строительных фирм города хочет построить там коттеджный поселок…

— Я слышал — гаражи.

— И гаражи. — Веллер вытер взмокшую лысину платком. — Но у муниципальных властей другие намерения…

— То есть у вас. А вы что хотите там строить? Супермаркет? Рынок?

— Здание мэрии…

— Вот оно что! — Буй-Тур хмыкнул, разглядывая лицо собеседника. — Значит, никак не поделите землю? Не сошлись в цене? Кто же поджигает дома? Ваши люди или «шестерки» строительной фирмы?

— Я к этому делу не имею никакого отношения! — заторопился Веллер. — Лично я занимаюсь благоустройством района и отвечаю за теплоснабжение, подачу воды и тому подобное.

— А за отселение и ремонт разве не вы отвечаете?

— Я только составляю списки… утверждает же их Любовь Егоровна Салазка… начальник Управы.

— Это интересно. Документы у вас под рукой? Давайте посмотрим, что вы собираетесь делать с жильцами аварийных домов. К примеру, дом номер шестьдесят по улице Большой Покровской. Сигнал в нашу службу поступил от них.

— Сию минуту. — Веллер нажал клавишу селектора. — Аврора Свиридовна, принесите мне папку номер тринадцать.

— Проверочную? — послышался голос секретарши.

— Рабочую, — покосился на гостя Веллер. — По Большой Покровской.

— Сейчас принесу, Герберт Эмильевич.

Через минуту дородная секретарша Веллера принесла бювар из черной кожи, внутри которого лежала обычная папка из белого картона с номером 13.

— Может, кофе, Герберт Эмильевич?

— Да, свари, Аврора… э-э, Свиридовна. — Веллер посмотрел на гостя. — По капельке коньячку для бодрости, Юлий… э-э, Сергеевич?

— Спасибо, по капельке можно — в кофе, — разрешил Буй-Тур, руководствуясь китайской стратагемой «кнута и пряника».

— Вот, нашел. — Веллер открыл папку и вытащил стопку листков. — В шестидесятом три семьи и гражданка Савельева, очень скандальная старуха, скажу я вам.

Буй-Тур сжал зубы, чтобы не выругаться, сохраняя на лице строго-барскую мину.

— Может быть, она просто ищет справедливости?

— Слишком часто жалуется… так… дом ремонту не подлежит, — продолжал Герберт Эмильевич, — и мы предложили жильцам переселиться…

— В Гнилицы и Сормово, — закончил Буй-Тур.

— Да. Так вы знаете? — растерянно поднял на него глаза заместитель начальника Управы. — Они же отказались…

— Еще бы, — усмехнулся Гордей. — На их месте любой бы отказался. Во-первых, далеко от центра, во-вторых, районы не благоустроены, это еще когда инфраструктура обслуживания там появится, и в-третьих, транспортное сообщение с левобережьем аж никакое.

— Но у нас ведь не только они на очереди…

— Бросьте, — перебил его Буй-Тур. — Не надо мне вешать лапшу на уши, Герберт Самойлович!

— Эмильевич…

— Я все отлично понимаю. Хотите совет?

— Я весь внимание…

— Переселите жильцов втихую, туда, куда они хотят. И сразу избавитесь от всех проблем. У нас был родственник этой вашей… бабушки Савельевой, тоже сотрудник спецслужб, между прочим. Полковник Буй-Тур. У него весьма большие связи. Если вы обидите старуху…

— Я понял, — закивал Веллер. — Переселим к рынку, там у нас шестнадцатиэтажка скоро сдается. Всего в двух кварталах от Большой Покровской.

— Это правильно, — снисходительно кивнул Гордей, берясь за чашку с кофе. — Одной заботой у вас будет меньше.

— А остальных?

— Разберитесь и с остальными. Мы будем следить за ходом дела. У нас везде свои люди.

— Я понимаю… Но вы в случае чего…

— Можете рассчитывать, — подобрел Гордей. — Будете сотрудничать с нами, вам это зачтется. Скоро выборы в городскую Думу, и вы должны успокаивать людей, а не возбуждать.

— Я понимаю…

— Вот и отлично. А о моем визите вашему начальству знать не обязательно. Если понадобится, мы сами его известим.

— Ее… глава Управы — Любовь Егоровна…

— Само собой разумеется. Вот телефончик. — Буй-Тур протянул хозяину кабинета кусочек картона с золотой птичкой и номером телефона, без имени и фамилии. — Если у вас появится информация — позвоните мне.

Телефон был настоящий, мобильный, хотя им Гордей пользовался редко. Определить по нему настоящего владельца номера было невозможно. Однако заместителю начальника Управы знать это было не нужно.

— Конечно, конечно, Юлий… э-э, Сергеевич. — Веллер спрятал визитку.

Допив кофе, Буй-Тур пожал вялую потную руку Герберта Эмильевича и вышел, пообещав наведаться «через неделю». Он не был уверен в действенности своей «терапии», но не сомневался, что коммунальный начальник все же исполнит данное обещание и переселит бабушку Аграфену поближе к ее нынешнему жилью.

Вечером Гордей рассказал старушке историю своих вежливых бесед «с властями», и обрадованная Аграфена Поликарповна даже всплакнула, пораженная успешной попыткой внука восстановить справедливость. Уснула она нескоро.

Гордей тоже долго не ложился спать, прокручивая в памяти все свои перипетии разговоров с начальницей ЖКУ и замом главы Управы. В конце концов он согласился с собственной оценкой ситуации, что все закончится хорошо. Даже если начальница ЖКУ обратится в Управу, ей объяснят, что происходит, а ее «крыша» вряд ли захочет связываться с Управлением «Р» Федеральной службы расследований. Пусть представитель этого Управления полковник Тимошенко и не существовал в природе.

Однако на душе у Гордея так и осталась царапина: его метод восстановления справедливости был далеко не безупречен. А главное — не гарантировал стопроцентного результата.

Ничего, в случае чего я еще раз приеду, пообещал он сам себе, и уже не один, а с группой. Посмотрим тогда, чья возьмет.

Внезапно зазвонил мобильник.

«Неужели Веллер? — удивился Буй-Тур. — Что там у него стряслось?»

Но это был не заместитель начальника Управы.

— Добрый вечер, Гордей Миронович, — раздался в трубке голос главного наводчика ППП Афанасия Петровича Лапина. — Ты где?

— В Нижнем, — ответил озадаченный Буй-Тур.

— Возвращайся, есть дело.

— Что случилось?

— В общем-то, что и обычно. Трупы.

— Конкретнее.

— Чеченский синдром.

— Где?

— Волгоград, Ростов, Челябинск. Убито двадцать семь человек, в основном русские, два украинца, армянин. В общем, дело не терпит отлагательств.

— Я давно говорил, что пора мочить этих гребаных «шахидов», житья не дают!

— Завтра в двенадцать сбор по сигналу «Вихрь».

— Есть.

Связь прервалась.

Буй-Тур выключил телефон и с грустью подумал, что побыть с бабушкой подольше и окончательно успокоить ее не удастся. Его ждала работа.

Примечания

6

Внутренние войска МВД стали Национальной гвардией в 2004 г.

7

ОПОН — Отряд полиции особого назначения.