«Жажду бури…». Воспоминания, дневник. Том 1

Василий Водовозов

Воспоминания революционера и публициста Василия Васильевича Водовозова (1864–1933), охватывающие период с 1880‐х и до конца 1917 года, публикуются впервые. Начиная с колоритных описаний тюремного и ссылочного быта, мемуарист повествует об истории своего участия в освободительном движении, сотрудничестве с газетами и журналами демократического направления, о деятельности в Трудовой фракции Государственной Думы, а также отношениях с политическими деятелями того времени. Среди знакомых В. В. Водовозова были Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Е. В. Тарле, священник Г. А. Гапон, А. В. Луначарский и А. Ф. Керенский. Особый интерес представляет критический портрет В. И. Ленина, с которым автор тесно общался в молодости. В качестве дополнения в книге представлен дневник 1919–1920 годов, описывающий драматический быт советского Петрограда: продовольственные карточки, дефицит дров, одежды и продуктов питания, обыски и репрессии. В послесловии прослеживается дальнейший жизненный путь Водовозова, закончившийся трагической смертью в эмиграции.

Оглавление

Из серии: Россия в мемуарах

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Жажду бури…». Воспоминания, дневник. Том 1 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

«ГАЗЕТНЫЙ ЧЕЛОВЕК», ИЛИ ЖИЗНЬ «РЕВОЛЮЦИОННОГО ПЕССИМИСТА»

Сухая полицейская заметка сообщала, что 7 октября 1933 г. под Прагой, около Збраслава, бросился под поезд какой-то старик. На следующий день выяснилось, что самоубийца — русский эмигрант, 69-летний Василий Васильевич Водовозов, известный как ведущий сотрудник многих дореволюционных газет и журналов демократического направления, автор бесчисленного количества статей и десятков книг и брошюр, неутомимый лексикограф и признанный специалист по конституционному праву, досконально знавший теорию и практику избирательных законов многих стран мира. Вспоминая покойного, редактор берлинской газеты «Руль» И. В. Гессен писал, что всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право было «исповеданием веры» покойного, и ему посчастливилось дожить до осуществления своего идеала в 1917 г., когда, при деятельном его участии, разрабатывалось положение о выборах в Учредительное собрание. Но идейное торжество обошлось, увы, слишком дорого: «сладчайшая мечта» об Учредительном собрании реализовалась в виде разогнанной большевиками и презираемой самими ее избранниками «учредилки», а затем, в тяжелых условиях эмиграции, Водовозов с горечью наблюдал «закат парламентаризма» в Европе: пропорциональная система выборов «превратилась в прочный трамплин для диктатуры, исповедание веры было безжалостно разбито, и так же безжалостно он разбил свою жизнь…»1.

Водовозов родился 22 декабря 1864 г. в Петербурге в «литературной семье»2. Его отец, Василий Иванович, сын разорившегося купца, окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и преподавал русскую словесность сначала в Варшаве, с 1851 г. — в столичной 1‐й гимназии и недолго, в 1860–1862 гг., в Смольном институте. Талантливый педагог, изучавший дело постановки школьного обучения за границей, поэт и переводчик произведений европейских писателей Нового времени (Д. Г. Байрона, П.‐Ж. Беранже, Г. Гейне, И. В. Гете) и античных, греческих (Анакреона, Еврипида, Лукиана, Софокла) и римских (Горация, Катулла, Пиндара), классиков3, В. И. Водовозов тем не менее порицал «классическую», перегруженную древними языками, систему образования, за что в 1866 г. лишился службы и, удаленный новым министром народного просвещения графом Д. А. Толстым из казенных учебных заведений, посвятил себя исключительно литературной работе. Он был автором многих учебных пособий по истории России, древней и новой русской литературе4, составителем «Книги для первоначального чтения в народных школах» (СПб., 1871), которая выдержала 20 переизданий, а его избранные педагогические сочинения трижды выходили уже в советское время5.

Мать, Елизавета Николаевна, урожденная Цевловская, происходившая из мелкопоместной дворянской семьи, была воспитанницей Смольного института, когда инспектором классов там служил основоположник российской научной педагогики К. Д. Ушинский. Выйдя в 1862 г. замуж за своего преподавателя, который был старше почти на два десятка лет, она не только написала востребованную тогда книгу «Умственное развитие детей от первого появления сознания до восьмилетнего возраста» (СПб., 1871, 7 изданий), но и внесла заметный вклад в детскую литературу: ее трехтомник с иллюстрациями В. М. Васнецова «Жизнь европейских народов. Географические рассказы» (СПб., 1875–1883, 5 изданий), вышедший затем в 10 иллюстрированных выпусках, каждый из которых не раз переиздавался, под общим заголовком «Как люди на белом свете живут», и двухтомник «Из русской жизни и природы. Рассказы для детей» (СПб., 1871–1872, 8 изданий) были очень популярны, а ее мемуары не раз переиздавались6.

Хотя Василий Иванович и Елизавета Николаевна, у которых было трое сыновей (в 1863 г. родился Михаил, за ним — Василий, в 1870 г. — Николай) жили весьма небогато, по вторникам в их квартире устраивались литературно-музыкальные вечера, в которых, помимо знакомых педагогов и учащейся молодежи, с удовольствием принимали участие П. А. Гайдебуров, В. С. и Н. С. Курочкины, В. И. и М. И. Семевские, В. А. Слепцов, П. И. Якушкин и другие представители творческой интеллигенции. Позже многолюдные «вторники» сменились более интимными «воскресеньями», на которые собирались главным образом сотрудники журнала «Русское богатство», включая его идеолога Н. К. Михайловского. Таким образом, указывал В. В. Водовозов, «как бы сама судьба с раннего детства предопределила мне литературную дорогу»7, хотя в юности он мечтал вовсе не о журналистике, которой посвятил себя впоследствии, а о научной кафедре, что объяснял влиянием историка В. И. Семевского. Проживая с 1874 г. в соседней квартире, он, ученик В. И. Водовозова еще по гимназии, стал преданным другом и фактически членом его семьи, а когда в 1886 г. тот после тяжелой болезни скончался, — первым биографом покойного8 и вторым мужем столь рано овдовевшей Елизаветы Николаевны, заботливым отчимом двух ее сыновей — Василия и Николая (старший, 16-летний Михаил, умер от чахотки в 1879 г.). Семевский, писал Водовозов, «был первым моим учителем, и я остался связанным с ним узами теснейшей дружбы до самой его смерти в 1916 г.», а «его влияние заставило меня в ранней юности интересоваться всего более русской историей».

«Из общественных событий, под впечатлением которых я развивался, — сообщает Водовозов, — первым было восстание 1875 г. герцеговинцев и, потом, болгар против турок, оставившее на моей душе неизгладимый след и глубокий интерес к Балканскому полуострову. Мои симпатии были, конечно, на стороне славян, и я сделал бессмысленную попытку бежать из дому, чтобы стать в ряды инсургентов. Конечно, я был арестован уже на Варшавском вокзале и препровожден домой. Это был мой первый арест, произведенный полицией, когда мне было одиннадцать лет». В 1877 г. подросток был определен в гимназию при Императорском С.-Петербургском историко-филологическом институте, но в 1882 г. по желанию родителей переведен в 4‐ю Ларинскую гимназию. Тогда же сильнейшее впечатление на него оказал роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?», и именно его воздействие, пояснял Водовозов, «вместе с семейными влияниями, всего более определило мое юношеское политическое мировоззрение и сделало меня народником». С Чернышевским «несколько странным образом» сочеталось увлечение «Историей цивилизации в Англии» Г. Т. Бокля, внушившего гимназисту «величайшее уважение к естественно-историческому методу в исторических науках», а из мировых писателей наибольшее впечатление произвел Байрон с его «страстным протестом против политического гнета» и «титаническими героями», хотя впоследствии, признавался Водовозов, «в моих симпатиях его вытеснил Пушкин». Вторым сильнейшим впечатлением была Русско-турецкая война 1877–1878 гг., а следующим — покушение В. И. Засулич на столичного генерал-губернатора Ф. Ф. Трепова за его приказ высечь политического заключенного, не снявшего перед ним шапку. Дело Засулич, которую оправдал суд присяжных, отозвавшееся громким эхом во всей России, отвлекло внимание юноши от вопросов международной жизни, а террористическая борьба народовольцев с правительством заставила «горячо относиться к политической борьбе за свободу»9.

По окончании в 1883 г. гимназии Водовозов, как описывал его сокурсник, «небольшой, чрезвычайно подвижный блондин с резкими движениями и с резкими суждениями, очень начитанный и очень самоуверенный»10, поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета и, едва начав занятия, 19 ноября был принят в студенческое Научно-литературное общество11, по рекомендации, видимо, будущего историка-медиевиста И. М. Гревса, тоже выпускника Ларинской гимназии. Первую скрипку в обществе, созданном в январе 1882 г. под председательством профессора русской литературы О. Ф. Миллера, играли братья С. Ф. и Ф. Ф. Ольденбурги и князь Д. И. Шаховской, вокруг которых образовался кружок «горячих идеалистов», мечтавших о «просвещенном демократическом либерализме» и «свободе для всех». В обстановке гнетущей реакции, последовавшей за цареубийством 1 марта 1881 г., когда «скептицизм или равнодушие, апатия или придавленность захватывали широкие круги молодежи», члены кружка, считая, вслед за Л. Н. Толстым, что «так жить нельзя», желали «поступать нравственно», «трудиться не для себя, а для мира» и, посвятив себя служению народному просвещению, науке и общественному прогрессу, вести свою работу «не разрушительным натиском, а положительным строительством»12.

Вспоминая через три с половиной десятилетия «маленькую, задорную, пылкую фигурку» Водовозова, который принес в университет свои «остро пробудившиеся умственные интересы и знания», Гревс замечал: «Он довольно быстро сблизился с нашим кружком и стал общим другом. С ним вместе много было пережито в юности и позже; потом открылись и разногласия, но мысль о нем и его образ вызывают нежное чувство и теперь, когда редко видимся и жизнь наложила на душу каждого тяжелые борозды». Но уже тогда Водовозов проявил себя «буйным идейным радикалом», ополчившись против сочувственного изложения одним из студентов изданной в 1884 г. книги Л. Гелленбаха «Индивидуализм в свете биологии и современной философии» с предисловием В. С. Соловьева. «Юный В. В. Водовозов, — свидетельствовал Гревс, — возмущенный “проповедью метафизики”, разразился хлесткой отповедью, которая, помню как сегодня, начиналась развязными словами: “В доброе старое время, когда еще верили в Бога…” Такой тон носила вся аргументация, не лишенная местами остроумия и едкости». Хотя собрание решительно осудило новичка за столь «легкомысленное» выступление, общественное неодобрение не вызвало в нем самолюбивой обиды: «…он сам понял нетактичность и несолидность своего поступка, признал себя совершившим ошибку и сумел отрешиться от поверхностного, бойкого фельетонного способа развития идеи». Другой раз Водовозов выступил «не совсем кстати, будто бы во всеоружии самоуверенной учености, с целью сокрушить Д. С. Мережковского», который, принятый в Научно-литературное общество 18 октября, прочитал на одном из его собраний свое новое стихотворение «Сакья-Муни», а ершистый оппонент «отыскал в нем искажение буддизма и готовился обрушиться на поэта с беспощадной ученой критикой». Но Мережковский «обезоружил эрудита, сейчас же кротко признав, что он, быть может, действительно отвлекся фантазией от истины», и «приготовленный заряд пропал даром»: противники расстались друзьями. Но, как подчеркивал Гревс, «сблизившись с серьезным зерном общества, Водовозов сам погрузился в сосредоточенную научную работу, стал нам дорогим и ценным сочленом, о сотрудничестве которого душевно приятно вспоминать»13.

В 1885 г. в связи с введением нового университетского устава, «совершенно исказившего характер историко-филологического факультета», так как он делал упор на освоение классических языков и греко-римской литературы в ущерб изучению отечественной и новейшей историй, Водовозов перешел на юридический факультет14. В это же время среди членов Научно-литературного общества образовался «Спенсеровский кружок» (главными его основателями были геолог К. К. Фохт и юрист М. И. Свешников) для изучения вопросов психологии и особенно социологии, превратившийся затем, как определял Гревс, «в маленькую политическую группу, которую по окраске можно было сблизить с типом радикалов-парламентаристов», но «отдавалась в нем известная дань и социализму; некоторые прямо разделяли его учение». В кружке участвовали и будущий академик В. И. Вернадский («больше всех нас тогда интересовавшийся политикой»), и знаменитый впоследствии адвокат А. С. Зарудный («очень ратовавший вообще за расширение элемента политической борьбы в нашей компании»), и рано умерший талантливый педагог Ф. Ф. Ольденбург, и, конечно, темпераментный Водовозов. На заседании Научно-литературного общества 19 февраля 1886 г., посвященном 25-летию отмены крепостного права, на котором профессор О. Ф. Миллер процитировал строки А. С. Пушкина «Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный и рабство, падшее по манию царя…», именно Водовозов сделал доклад, «сдержанный, содержательный», о ходе законодательных работ по освобождению крестьянства. Свою речь он закончил мыслью, что «в такой день должно не столько критиковать недоделанное, сколько оценивать значение осуществленного блага в прошлом, чтобы опираться на нем среди мрачного настоящего для подготовки лучшего будущего», и для столь «пылкого радикала», замечал Гревс, в этом тезисе «открывалось много сознательного чувства меры»; в заключение докладчик зачитал манифест от 19 февраля 1861 г., выслушанный присутствующими стоя15.

С осени 1886 г. Водовозов занимался нелегальным изданием в литографированном виде религиозно-философских трактатов Л. Н. Толстого и книг о социализме и истории революционного движения в России, а в феврале 1887 г. был арестован по доносу и после следствия в январе 1888 г. сослан в Архангельскую губернию, в Шенкурск, на 5 лет. В переписке О. Ф. Миллер, которого Водовозов называет своим «учителем, другом и товарищем», старался приободрить юношу: «работайте и не хандрите»16, а мать с В. И. Семевским навестила сына в Шенкурске, куда к нему приезжал и С. Ф. Ольденбург. «В ссылке, — писал Водовозов, — впервые я изучил сочинения Карла Маркса, которые оставили глубочайший след на всем моем мировоззрении. Я не сделался ортодоксальным марксистом, но и перестал быть безусловным последователем Чернышевского, каким был раньше. Всего ближе, пожалуй, мне было учение русского истолкователя марксизма Николая — она [Н. Ф. Даниельсона], но и с ним я был не вполне согласен. Во всяком случае, в области теоретической я с тех пор считал себя критическим марксистом»17.

Благодаря хлопотам матери, которая, обивая пороги высоких кабинетов, умела настоять на своем («особенно боялся ее натиска министр народного просвещения Делянов, да и Дурново в должности директора департамента полиции ей в конце концов уступал»18), Водовозов получил разрешение на временное пребывание в Петербурге с мая по сентябрь 1890 г., а затем срок продлили еще на два месяца, для сдачи экзаменов на степень кандидата прав. В столице Водовозов познакомился с Ольгой Ульяновой, которая писала о нем старшей сестре: «он — очень умный человек, любит говорить и говорит интересно»19. Еще до ареста Водовозов пару раз встречался и с Анной Ульяновой, вышедшей замуж за М. Т. Елизарова, вместе с которым Водовозов учился в университете, а через Ольгу познакомился и с ее старшим братом Владимиром, исключенным из Казанского университета и приехавшим в Петербург, чтобы выяснить порядок сдачи экстерном государственных экзаменов, — и даже провел его на один из них. В январе 1891 г. кандидат прав Водовозов вернулся в Шенкурск, где 15 февраля вступил в брак с освобожденной еще в июле из ссылки 25-летней Верой Петровной Шейдаковой. Дочь бросившего жену и детей саратовского купца 2‐й гильдии, слушательница Высших женских курсов в Москве и участница народнических кружков, она провела 14 месяцев в Саратовском тюремном замке и, сосланная в июле 1887 г. в Архангельскую губернию на 3 года, этапом была отправлена в Холмогоры, а оттуда, в марте 1888 г., — в Шенкурск; в июне стрелялась из‐за несчастной любви, но через два с половиной года, сблизившись с товарищем по ссылке, вышла за него замуж.

В июле 1891 г. Водовозов получил разрешение отбыть оставшийся срок в Самаре, куда приехал с женой 26 августа, и первое время, до весны, часто посещал жившую в городе семью Ульяновых, хотя «приходил больше к старшей сестре — они читали вместе по-итальянски»20. Но в связи с постигшим Россию неурожаем Водовозов активно включился в деятельность самарских благотворительных организаций, которые привлекли местную интеллигенцию к размещению пришлых, бежавших из деревень в город в надежде найти пропитание крестьян, устройству для них столовых и чайных, организации общественных работ, формированию санитарных отрядов, — а В. И. Ульянов был категорически против какого-либо сотрудничества поднадзорных с властями, считая, что «с таким собранием губернаторских чиновников есть один способ разговора: рукой за горло и коленкой на грудь», и доказывал «ничтожность всей подобной помощи голодающим при существующем строе»21. Несмотря на разногласия, когда 29 сентября 1892 г. Водовозов с женой уезжал из Самары, простились тепло, а 24 ноября Ульянов обратился к нему с обширным посланием: речь снова шла о голодающих, которым земский участковый начальник С. А. Аксаков выдал хлеб «качества совершенно невозможного, гнилой, с червями», и, хотя «начато было следствие», говорят, что «дело это замяли». Намереваясь все «разузнать», Ульянов описывал, как в Самарском уезде, пригрозив «ослушникам» арестом, не допустили перевыборы местного крестьянина в земское собрание, и подытоживал: «Новое земство, по всей видимости, будет жалкой комедией с действительным хозяйничаньем земских начальников и с неуклюжей внешностью самоуправления». Ленинское письмо, которое Водовозов сохранил в своем архиве22, впервые опубликовали только в 1966 г.23, не включив в 55-томное «полное» собрание сочинений, в десяти томах которого приведено громадное эпистолярное наследие лидера большевизма начиная… с 1893 г.!

Тем не менее в своих мемуарах члены существовавшего тогда в Самаре «ленинского» кружка демонстративно уничижительно отзывались о «будущем белогвардейском эмигранте»24, и, например, Д. И. Ульянов, тогда — гимназист, впоследствии напишет: «Владимир Ильич недолюбливал его. У этого Водовозова была большая библиотека, так что вся его комната до отказа была заставлена книжными шкафами, все книги были чистенькие, в новых переплетах. Он очень дорожил своей библиотекой, и казалось, что книги любил больше, чем живых людей. По своей начитанности он, вероятно, был первым в городе, но эта начитанность, очевидно, так давила на его мозг, что сам он не представлял из себя ничего оригинального. Он не был ни марксистом, ни народником, а так, какой-то ходячей энциклопедией»25.

С 1891 г. Водовозов сотрудничал в московском журнале «Юридический вестник» и посылал корреспонденции в столичный еженедельник «Неделя», в котором еще до ареста, с декабря 1886 г., вел рубрику «Политические известия». После возвращения в Петербург литературная работа, которой в ссылке удавалось заниматься только урывками, стала главным делом его жизни: он много печатался в журнале «Мир Божий», писал статьи для Энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, в качестве корреспондента газеты «Русская жизнь» побывал в 1893 г. в Германии, а в 1894–1895 гг. — в Болгарии, дипломатические отношения которой с Россией были уже почти десять лет как разорваны. Именно благодаря очеркам «Стефан Стамбулов» в журнале «Русское богатство» (1895. № 4) и «По Болгарии. Из воспоминаний о поездке 1894 г.» в «Вестнике Европы» (1895. Т. 5. Кн. 9/10) Водовозов стал известен широкому кругу читателей. В декабре 1895 г. Водовозов с женой обосновался в Киеве, а в июне 1896 г. ему дозволили недельное пребывание в Петербурге в связи с кончиной младшего брата, умершего 25 мая, тоже от чахотки, в Вене. Автор биографического очерка о Мальтусе (СПб., 1895) и посмертно изданного сборника «Экономические этюды» (М., 1896), Н. В. Водовозов женился на дочери совладельца торгового дома и судоходного общества «Добровольный флот», основав с ней издательство, в котором в 1899 г. под псевдонимом В. Ильин вышли первые ленинские труды — «Экономические этюды и статьи», «Развитие капитализма в России».

В феврале 1897 г. Водовозов в качестве корреспондента газеты «Русь» отправился в Австрию, где проходили парламентские выборы, но, арестованный, был выслан из страны. В том же году он написал свою первую книгу — «Материалы для характеристики положения русской печати», которую без указания имени автора издал «Союз русских социал-демократов» в Женеве. В мае Водовозов опять уехал в Германию и провел там почти полгода, а вернувшись в Россию, вместе с Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым (женившимся на сестре издательницы М. И. Водовозовой), А. В. Луначарским, М. Б. Ратнером и Е. В. Тарле принял участие в деятельности Киевского литературно-артистического общества, на собраниях которого выступал с рефератами или в качестве оппонента. Но, так как получить официальное разрешение для чтения публичной лекции было сложно, чаще приходилось выступать нелегально в частных квартирах, и 29 апреля 1900 г. Водовозов с женой был арестован на реферате Луначарского о Г. Ибсене. Предполагалось, что Водовозов и Тарле будут оппонировать докладчику, но вместо этого оба оказались в одной тюремной камере.

В ноябре 1900 г. Водовозов в очередной раз уезжает в длительную заграничную поездку по Европе, из которой возвращается только в мае 1901 г. «Живя в Киеве, — писал он, — я имел близкие отношения с обеими политическими партиями того времени, социал-демократической и социал-революционной, не вступая активно ни в ту, ни в другую. По общей программе мне были ближе социал-демократы, но их сектантский дух и кружковщина отталкивали меня от них, и я по большей части играл роль своего рода маклера между двумя партиями, стремясь к их сближению между собой и к общим действиям»26. В возможность близкой победы социализма Водовозов уже решительно не верил и, наблюдая «линяние» европейской социал-демократии, отход ее от марксистской революционной ортодоксии и стремление приспособиться к буржуазному миру, сгладить противоречия, взять курс на «бесконечное» движение в сторону постепенного реформирования общественного строя, предрекал неизбежность победы социал-ревизионизма. Он указывал, что исходной точкой его мировоззрения, сильно окрашенного в пессимистические цвета, было разочарование в социализме, убеждение, что это не научное учение, а, по сути, религиозное.

Лето и начало осени 1903 г. Водовозов снова провел в Германии: наблюдал очередные выборы в рейхстаг и прусский ландтаг, посещал заседания съезда немецких социал-демократов в Дрездене (в 1898 г. он уже присутствовал на их форуме в Штутгарте), а затем участвовал в совещании, на которое съехались русские «конституционалисты» — сторонники редактируемого П. Б. Струве журнала «Освобождение». Вернувшись в Киев, «революционный пессимист», как называл его Струве, организовал вместе с Булгаковым и Бердяевым местное отделение либерального Союза освобождения, который, как предполагалось, объединит все оппозиционные правительству элементы, мечтающие о введении конституции. С ноября Водовозов вел иностранный отдел в ежедневной газете «Киевские отклики», а с марта 1904 г. вошел в ее редакционный комитет, но одновременно вел иностранную хронику в одесском еженедельнике «Южные записки» и по-прежнему много писал для Энциклопедического словаря, в котором ему принадлежит свыше тысячи статей. В ноябре он был приглашен заведовать иностранным отделом ежедневной петербургской газеты «Наша жизнь» и, являясь, как признавался, «по своему характеру всего более газетным человеком», с удовольствием принял это предложение, тем более что большинство членов редакции входило в Союз освобождения. Но уже 5 февраля 1905 г. «Нашу жизнь» запретили на три месяца, и свой вынужденный отпуск Водовозов использовал для написания брошюр по избирательному праву. Еще раньше вместе с другими юристами, членами Союза освобождения, он взялся за разработку проекта будущей российской конституции, для обсуждения которого не раз ездил в Москву, останавливаясь у своего университетского друга В. И. Вернадского.

В череде митингов и собраний, разрешенных после «высочайшего» манифеста 17 октября, Водовозов — постоянный оратор и лектор по вопросам текущей политики, государственного и прежде всего избирательного права. Но когда большая часть Союза освобождения перешла в Конституционно-демократическую партию, Водовозов отказался в нее вступить, что объяснял несогласием не столько с ее программой, сколько с тактикой, а к эсерам и эсдекам не присоединился как из‐за неприятия террора первых и узкого догматизма вторых, так и в связи с проводимой ими кампанией бойкота выборов в Государственную думу. В новых условиях газета «Наша жизнь» фактически стала внепартийным органом тех элементов, которые, заняв позицию «левее кадетов», но правее эсдеков и эсеров, группировались в политическом еженедельнике «Без заглавия», который издавала Е. Д. Кускова, объединяя таких же, как Водовозов, «диких» социалистов или «критических» марксистов. Вместе с тем, как вспоминал С. С. Ольденбург, оказавшийся после большевистского переворота в эмиграции (в отличие от своего отца, непременного секретаря Академии наук СССР), но признававшийся, что «с ранних лет считал себя в известной мере учеником Василия Васильевича в деле изучения сложной ткани политической жизни современной Европы», Водовозов «обладал одним свойством, крайне редким в людях с живым политическим интересом: он умел видеть явления современной жизни вне зависимости от своих симпатий и антипатий». Водовозов «умел беспристрастно и добросовестно вглядываться в самые для него чуждые и идейно ему враждебные течения», мог «от себя» охарактеризовать ту или иную партию, того или иного человека весьма нелестным выражением, но в то же время «с полной точностью излагал их взгляды, не приписывая им того, что им несвойственно», т. е. «при зачастую яром полемическом тоне в спорах Василий Васильевич отличался редким отсутствием злобности и предвзятости»27.

Впрочем, филиппики, которые Водовозов со свойственной ему прямотой и горячностью обрушивал против кадетов, вызывали искреннее недоумение у еще вчера близких ему людей. Уважая большую часть выдающихся деятелей Конституционно-демократической партии, в рядах которой были многие его друзья (В. И. Вернадский, И. М. Гревс, А. А. Кауфман, С. Ф. Ольденбург, Д. И. Шаховской и др.), безусловно веря в их личную честность, Водовозов считал, что под знамена кадетов собрались «люди умеренные по темпераменту, умеренные по своим убеждениям», «не идущие впереди событий, а увлекаемые ими», и отрицание социализма и республики привлечет в их партию «элементы, являющиеся не только демократами и революционерами в весьма малой степени», но и откровенно «враждебные интересам трудящихся масс». Невинные слова предвыборного воззвания Василеостровского районного комитета партии: «То, чего добивались наши отцы и мы, о чем мечтали наши деды, стало, наконец, нашим правом: мы — граждане русской страны, призванные чрез своих представителей управлять нашей родиной» — Водовозов заклеймил «позорными», поясняя, что мечтали вовсе не об ущербной думе, «избираемой в отдельных стойлах четырехстепенным образом», а о «парламенте, основанном на всеобщем голосовании». Но, порицая кадетов, «тянущихся в хвосте общественного движения», Водовозов делал оговорку, что все же пока они играют «положительную роль, закрепляя завоевания революции», и вступать с ними в активную борьбу «значит тратить даром силы, которые нужно направлять против деспотизма»28.

С. Ф. Ольденбург, которого статья Водовозова «глубоко огорчила», пенял ему 20 января: «У нас так принято с легкой совестью говорить оскорбительные вещи, что на них и внимания не обращают. Но ты не такой и тем не менее, не подумав и не взвесив хорошенько, нашел возможным кинуть слово “позорный” по отношению к документу, за которым не мог не видеть, среди других имен, имя человека, которого ты знаешь более 20 лет и о котором, думаю, ты ничего нечестного и позорного не знаешь». Упрекая автора в «непростительном легкомыслии», показывающем, что Водовозов остается «в значительной мере теоретиком и кабинетным человеком», Ольденбург признавал, что между социалистами и кадетами — «конечно, пропасть», но первые ставят заведомо недостижимые цели, а вторые — «только то, что они берутся осуществить, не обманывая никого несбыточными обещаниями», поскольку «не на потоках крови, разоренных фабриках и сожженных усадьбах построится новая Россия, — это только тормозы, как и московское восстание». Ольденбург считал, что Водовозов «как честный журналист обязан взять слово “позорный” назад», но заканчивал свое письмо: «Искренно уважающий тебя и любящий»29.

Столь же примирительно укорял «старого друга» и Кауфман: «Зачем и вы, и вам подобные тратите столько времени и места на полемику с конституционными демократами? И зачем я, и мне подобные будем тратить столько времени и сил на полемику с людьми вашего типа?.. Я понимаю, если с нами ведут ожесточенную войну с[оциал]-д[емократы] (русские с.-д.!) или крайние с[оциалисты]-р[еволюционеры]; я понимаю, что и нам, сторонникам конституционных способов борьбы и эволюционных путей экономического развития, приходится бороться с ними, потому что с ними наше разногласие — разногласие не в программе, не в конечном идеале, а в тактике — коренное и непримиримое: они считают вредной и гибельной нашу “игру в парламент” и наше, по их мнению, постепенчество; — мы считаем гибельными и вредными непрерывную революцию и проведение в жизнь “захватного права”. Но нам с вами, право, ни к чему съедать друг друга. <…> Пока мы боремся в политической области за то же, что и вы: за свободу личности и свободные политические формы; в экономической — почти за все, что стоит и в вашей практической программе. А если мы теперь определенно написали в своей программе конституционную монархию, если мы не требуем учредительного собрания, — так разве это так важно?!»30

Возражая против утверждения Водовозова, что в ходе избирательной кампании в Думу кадеты «тщательно остерегались марать себя союзами налево и в то же время охотно делали книксены направо»31, эмоциональный Гревс обратился к нему 2 апреля с «открытым письмом», не попавшим, впрочем, в печать, под заголовком «Умейте быть справедливым!». С горечью упрекая Водовозова за его сомнения в чистоте демократических намерений прежних соратников, Гревс призывал Водовозова не сражаться с «ветряными мельницами» и «придуманными врагами», а, присоединившись к конституционным демократам, укрепить левый фланг их партии: «…Идите лучше к нам со своими большими знаниями, испытанной преданностью свободе и народному праву, со своею неукротимой энергией и самоотверженным сердцем. Лучше поздно, чем никогда! Тогда Вы останетесь критиком, но приобретете беспристрастие»32.

С другой стороны, Ульянов-Ленин, который на апрельском IV (Объединительном) съезде РСДРП снисходительно характеризовал Водовозова «добрым болтуном», желающим «стоять левее кадетов»33, уже летом не без удовлетворения отмечал, что этот «полу-кадет, полу-меньшевик», ратовавший за поддержку на выборах конституционных демократов, ныне прозрел, заявляя, что весь характер их партии определяет «коренное противоречие между радикальной программой и совсем нерадикальной тактикой»34.

Не без влияния народнических идей, воспринятых от родителей-шестидесятников и их ближайшего окружения, Водовозов начинает тесно сотрудничать с преимущественно крестьянской по составу Трудовой группой, насчитывавшей в первой Государственной думе более сотни депутатов, т. е. почти четверть ее состава. Трудовики нередко приглашали его для докладов по разным вопросам парламентской жизни, и понемногу он «втянулся в работу Трудовой группы и скоро стал активным ее членом»35. Не допущенный к выборам в депутаты и затем вовсе лишенный избирательных прав, Водовозов как член юридической комиссии Трудовой группы получил на ее заседаниях право решающего голоса, а в июле после роспуска Думы вместе с ее депутатами отправился в Выборг, где по поручению трудовиков составил проект революционного воззвания к народу, но большинство проголосовало за текст, предложенный кадетами. В октябре на 1‐м съезде Трудовой группы Водовозов был избран членом ее центрального комитета и оставался в нем вплоть до лета 1917 г., когда произошло объединение трудовиков с народными социалистами.

С 12 января 1906 г. Водовозов — официальный редактор газеты «Народное хозяйство», выходившей вместо приостановленной «Нашей жизни», а после возобновления ее выпуска 22 января занимает в ней ту же должность, одновременно заведуя иностранным отделом и являясь обозревателем по вопросам избирательного права. «По каждому вопросу в его архиве было собрание газетных вырезок и других материалов, — вспоминал член редакции М. И. Ганфман, — и помощники Василия Васильевича нередко стонали от той требовательности, которую он предъявлял к ним, как к себе самому». Припоминая их столкновение по поводу одной из «опасных» статей, в которой Водовозов бесстрашно прокламировал введение республиканской формы правления, Ганфман отмечал, что тщетно члены редколлегии, которых отнюдь нельзя было упрекнуть в монархизме, доказывали автору «неактуальность» столь рискованной темы: «В[асилий] В[асильевич] стоял на своем и заявил своим отчетливым чеканным тоном: “В этом случае я первый раз в своей практике ссылаюсь на мои права ответственного редактора. Я беру на себя не только политическую и моральную ответственность, но и уголовную”»36.

Рассмотрев 17 августа 1906 г. «литературные преступления» Водовозова, Особое присутствие С.-Петербургской судебной палаты оправдало его по пяти из них, но за две газетные статьи приговорило соответственно к 6 и 3 месяцам тюремного заключения, а за очередной выпуск «Сборника программ политических партий в России», изданный под видом журнала «Вестник свободы», — к заключению в крепости сроком на один год с воспрещением «принимать на себя в течение пяти лет звание редактора или издателя какого бы то ни было повременного издания»37. Водовозов подал кассационную жалобу в Правительствующий сенат, но вслед за одними обвинениями следовали другие! «Едва приговор, — указывал Водовозов, — вступал в законную силу и я уже отбирал вещи для переселения в казенную квартиру, как ко мне являлся дворник с повесткой с вызовом к следователю для допроса по новому делу. Это не было новым, по времени совершения, преступлением, — в таком случае оно не послужило бы поводом для отсрочки наказания; напротив, все мои преступления были совершены в 1905–6 г., но разбирались они вплоть до 1912 г. В этом отношении мне повезло совершенно исключительным образом»38.

В ходе избирательной кампании во 2‐ю Государственную думу Водовозов призывал оппозицию, от кадетов до социал-демократов, к заключению предвыборного соглашения, считая, что задача трудовиков — «главным образом объединительная» и они добровольно взяли на себя роль «свата»39. Тем не менее на предвыборном собрании 22 января 1907 г. в Тенишевском училище Водовозов пенял кадетам, что они «ведут уже какие-то таинственные переговоры с правительством», а их лидер П. Н. Милюков был принят П. А. Столыпиным. «Я не порицаю самого факта хождения к Столыпину, — замечал Водовозов, — но плохо то, что кадеты все это делают в тиши, за спиной избирателей, и что г. Милюков хранит в глубокой тайне результаты своего визита». Говорят, заявил Водовозов, что между правительством и Милюковым уже имеется «какая-то сделка», после чего, как сообщала кадетская газета «Речь», в зале «поднимается неистовый шум и звучат крики: “Довольно!” Председатель просит публику успокоиться, и оратор продолжает: “Кадеты боятся народа, они избегают поэтому всяких призывов к самодеятельности народной”. Снова протесты и крики: “Довольно, долой!”»40 Милюкову пришлось сознаться, что он действительно посетил Столыпина «по вопросу о легализации партии», хотя из разговора выяснилось, что условием для этого «ставятся некоторые шаги, не вытекающие из нормального порядка ведения дела о регистрации и для партии неприемлемые»41. Впрочем, признание Милюкова не удовлетворило Водовозова, который, ратуя за формирование «левого блока», в своих речах и статьях по-прежнему страстно «громил кадетов, кадетскую тактику, кадетскую программу»42.

В Думе трудовики опять заняли второе, после кадетов, место по количеству депутатов, но деятельность ее продолжалась всего чуть более трех месяцев, с 20 февраля по 3 июня 1907 г. «Речь» пренебрежительно характеризовала Трудовую группу «фатальным пустым местом» и «вывеской при своей собственной парламентской фракции», «крепкой только задним умом», которая, занимаясь демагогией и рекламируя себя, кормит «неисполнимыми обещаниями» крестьян43. Водовозов, по мнению кадетов, являлся одним из лидеров Трудовой группы, которые, претендуя «руководить этим несчастным, бородатым, тяжелым на подъем крестьянским миром», сознательно, для «туманного будущего», жертвуют настоящим «огромного класса русского населения», рекомендуя «размахивать картонным мечом в надежде, что кто-нибудь примет его за настоящий»44. Водовозов не мог удержаться от ответа и, отвергая совет преобразовать Трудовую группу в крестьянскую партию, утверждал, что «исторический момент требует совместных действий крестьянства, рабочего класса, интеллигенции, городской ремесленной буржуазии, — объединения, а не разъединения». Если кадеты, запальчиво доказывал он, выступают за реформирование государства «путем сделок, соглашений, уступок и полу-уступок направо и налево (главным образом направо)» и считают, что нужно пользоваться правом голоса в Думе не для выставления своих требований, а с целью «охранять» его, совершенно похоронив себя как «партию оппозиции», то трудовики, напротив, убеждены, что «путешествия в министерские прихожие в прямом и переносном смысле являются приемами борьбы совершенно дискредитированными», а разрешение земельного и других наболевших вопросов, помимо думской работы, возможно только за счет поддержки и организации широких слоев народных масс. «Могу уверить “Речь”, — подчеркивал Водовозов, — что я никогда не брал на себя задачи быть лидером или руководителем крестьянства или хотя бы крестьянских депутатов; я выступал в думской Трудовой группе почти исключительно тогда, когда меня просили высказаться по какому-нибудь вопросу в пределах моих специальных знаний; меня скорее можно назвать юрисконсультом Трудовой группы, чем ее лидером»45.

После запрещения «Нашей газеты» в августе 1906 г. Водовозов заведовал иностранным отделом и состоял членом редакций заменивших ее газет — «Товарищ» (август 1906 г. — декабрь 1907 г.), «Столичная почта» (октябрь 1906 г. — март 1908 г.), «Наш век» (январь 1908 г.), «Наша газета» (март 1908 г., январь — апрель 1909 г.), «Правда жизни» (декабрь 1908 г. — апрель 1909 г.), участвуя и в других периодических изданиях. Кускова, с которой Водовозов был связан многолетним товариществом — не только по работе в демократической прессе, но и политическими пристрастиями, считала, что настоящим его призванием являлись «познание и претворение точных научных данных в популярную газетную, журнальную статью или брошюру, доступную массовому читателю». Водовозов «был ценнейшим сотрудником всякого литературного предприятия именно потому, что его энциклопедизм всегда сочетался с добросовестностью, почти скрупулезным отношением к объективной постановке проблемы или фактов. Заскакивать вперед, оперировать “интуицией” вместо анализа или же кормить читателя отсебятиной вместо сообщения ему точных данных по данному предмету он не любил. В редакции мы шутя называли его “энциклопедическим словарем”, а в энциклопедических словарях он был незаменимым работником именно в силу этого пристрастия к точному и четкому знанию»46. Другой коллега, А. М. Хирьяков, отмечал, что, хотя Водовозов не посвятил себя преподавательской деятельности, наследственность сказывалась в его стремлении выражать свои мысли «в наиболее ясных, точных и удобовоспринимаемых формах», и даже самый склад речи был характерно педагогическим: «Он отчеканивал фразу за фразой, как бы стараясь вдолбить в головы слушателей с наибольшей прочностью те воззрения, которые считал правильными. Как сейчас вижу его с характерным потряхиванием головы и укоризненно повторяющим: “глаза, господа, даны человеку для того, чтобы видеть, а не для того, чтобы только моргать, а уши даны, чтобы слушать, а не хлопать ими”»47.

В конце 1904 г. Водовозов стал одним из инициаторов проведения совещания представителей периодических изданий, на котором обсуждалась идея созыва I Всероссийского съезда русской печати. Состоялся он только в июне 1908 г. и, помимо решения профессиональных задач, обсудил, как отметить 80-летие Л. Н. Толстого. Водовозов, избранный одним из секретарей «комитета съезда повременной печати», нес большую часть его практической работы: от составления и рассылки «циркуляров», приглашавших зарубежных деятелей присылать статьи для «толстовского» сборника, а редакции — их номера, посвященные юбилею, до чтения лекций48. «Первая революция, давшая на время русскому обществу некоторую свободу, — писал Водовозов, — дала возможность мне выступать в качестве публичного лектора по разным вопросам политики, государственного права и истории литературы, в частности я особенно охотно читал публичные лекции о Пушкине. В течение 1905–07 гг. я прочитал бесчисленное множество таких лекций в различных городах Российской империи. По большей части эти лекции оканчивались благополучно, но иногда прерывались полицией и вызывали составление протокола. С 1907 г. лекции почти систематически запрещались и только с 1911 г. вновь изредка разрешались»49.

Во время избирательной кампании в 3‐ю Государственную думу Водовозов намечался петербургским кандидатом Трудовой группы, но ввиду опасений, что он не будет допущен к выборам, совещание народных социалистов и трудовиков решило снять его кандидатуру50. В новую Думу, открывшуюся в ноябре 1907 г., вследствие ужесточения избирательного законодательства трудовики смогли провести лишь 14 депутатов: численность фракции сократилась более чем в шесть раз. «Начался для нас период бледный и вялый, — сетовал Водовозов. — Мы были слабы в Думе, у нас не было крупных талантов, и большого влияния на Государственную думу мы не могли иметь»51. В мае 1909 г. Водовозов сделал попытку уйти на педагогическую работу, подав прошение попечителю Кавказского учебного округа об утверждении «в звании преподавателя» с программой лекций по курсам «новой истории и русской истории до Петра Великого», которые он намеревался читать на Высших женских курсах в Тифлисе52. Получив, видимо, отказ из‐за политической «неблагонадежности», Водовозов снова уехал за границу — в Константинополь, где в результате младотурецкой революции был низложен султан Абдул-Хамид II и введена конституция, о чем писал для газеты «Русское слово»53, и его статьи в «Турецком сборнике»54 оценивались как «наиболее содержательные»55.

Вернувшись в Петербург, где в связи с довыборами в Государственную думу шли избирательные собрания, Водовозов по обыкновению резко нападал на кадетов, упрекая Милюкова, ездившего в составе парламентской делегации в Лондон, за его заявление, что в России есть «конституция и ограниченная монархия»56. Хотя в пылу агитационной полемики Водовозов отзывался о лидере кадетов весьма нелицеприятно, он признавался, что если бы кто-нибудь взялся за «большую характеристику Милюкова как человека и общественного деятеля», наполнив ее одними насмешками над его лондонской речью и переговорами о министерском портфеле, то «решительно восстал бы против и сказал: “Здесь не весь Милюков”»57.

Принятый в октябре 1907 г. в С.-Петербургское литературное общество, Водовозов вошел в состав оргкомитета по устройству 2‐го Всероссийского съезда писателей58, на котором 23 апреля 1910 г. представил проект устава писательской организации и сделал доклад об авторском праве, доказывая, что право на перевод должно быть «свободным»59. Одно из следующих заседаний съезда, 26 апреля, ознаменовалось скандалом: депутат 1‐й Государственной думы, доктор агрономии Т. В. Локоть, издававший юдофобский еженедельник «Киев», выступил с докладом «О национализме и периодической печати», в котором, демонстрируя «таблицу, показывающую в процентном отношении, какая из национальностей занимается более выгодными профессиями», уверял, что «поляки и особенно евреи стремятся захватить мир». Водовозов и другие ораторы резко возражали, а когда докладчик вновь занял кафедру для заключительного слова, большая часть съезда покинула зал в знак протеста, вызвав реплику Локотя, что ушли, мол, как и следовало ожидать, евреи60. «Я не уходил, — обращался Водовозов в «открытом» письме к вчерашнему соратнику (Локоть вышел из Трудовой группы в апреле 1909 г.), — так как мне было интересно узнать, что вы можете возразить оппонентам и в том числе мне, но, возмущенный недопустимым, чисто нововременским приемом зачисления всех своих противников в ряды нелюбимой вами народности, я крикнул вам: “Вы лжете! Я — русский, и я ухожу!” За мной ушла почти вся аудитория…» Водовозов, избранный 28 апреля в президиум оргкомитета Всероссийского литературного общества, одним из его секретарей и членом «суда чести»61, считая, что Локоть обязан «договорить до конца», предложил ему публичный диспут62. Вызов был принят, но во избежание «возбуждения национальной вражды» киевский губернатор запретил «словесную дуэль», и, хотя ее перенесли в столицу, назначив на октябрь, большинство С.-Петербургского литературного общества посчитало, что его трибуна не место для антисемитских речей63. Водовозов был раздосадован таким «актом нетерпимости»64, тем более что являлся членом совета и, с 3 мая 1910 г., секретарем общества, оставаясь в этой должности до закрытия его 1 июля 1911 г. за «суждения, имевшие своим предметом критику распоряжений правительства»65.

Помимо газетной работы, в 1908–1909 гг. Водовозов вел постоянную рубрику «Иностранная жизнь» в литературном, общественно-политическом и популярно-научном журнале «Бодрое слово», выходившем дважды в месяц. С осени 1909 г. столь же регулярно Водовозов помещал свои обзоры — «Русские журналы» и «Государственная дума» — в еженедельном издаваемом Р. М. Бланком вестнике культуры и политики «Запросы жизни», в котором весной 1912 г., во время предвыборной кампании в 4‐ю Государственную думу, напечатал статью «Избирательная программа Трудовой группы». Водовозов доказывал, что «интересы крестьянства, рабочего класса и трудовой интеллигенции не только не противоречат друг другу, но и почти тождественны», вследствие чего одна партия вполне могла бы обслуживать интересы всех трех социальных групп, но в силу исторических условий «рабочий класс нашел свое представительство в лице партии социал-демократической, и потому Трудовая группа естественно должна была явиться по преимуществу политической представительницей крестьянства»66. Этот тезис вызвал резкую отповедь Ленина, который, рассматривая трудовиков как «народнических ликвидаторов», то есть ограничивающих политическую деятельность исключительно легальными формами67, решительно не соглашался с их претензией на создание «надклассовой партии». Ленин писал, что Водовозов, говоря о «глубокой пропасти», лежащей между кадетами как «мирными эволюционистами» и трудовиками, полагающими, что «только коренной и глубокий переворот во всем государственном и социальном строе может вывести Россию на дорогу правильного и здорового развития», слишком неглубоко понимает грань между демократизмом и либерализмом, игнорирует различие классовых интересов. Обличая «недостаточную последовательность трудовиков как буржуазных демократов», Ленин язвил, что они хотят быть радикальнее кадетов, но отказываются от признания их «контрреволюционного либерализма»68.

Посчитав марксизм Ленина «крайне упрощенным, вульгаризованным, открыто пренебрегающим историческими фактами», Водовозов ответил ему статьей «Трудовая группа и рабочая партия». Он указывал, что различие между классовыми интересами крестьянства, выражаемыми в радикальных взглядах трудовиков, и городского населения, обслуживаемого кадетами, которые требуют «хотя и очень существенных, но все-таки частных реформ», очень велико, что и обусловливает резкую противоположность взглядов тех и других на «коренной переворот», «мирную эволюцию» и вообще государственный строй в России. Но при всем различии взглядов трудовики полагают «крайне нетактичным слишком много говорить о контрреволюционности кадетов и убеждены, что, во всяком случае, не борьба с ними составляет насущную задачу дня, как в этом же убеждены, к счастью, и очень многие, и притом весьма заслуженные, социал-демократы»69. На эту статью Ленин снова откликнулся, негодуя: «Вот тебе раз! При чем тут “тактичность”? при чем тут “слишком много”? Если правда, что кадеты — контрреволюционные либералы, то правду говорить обязательно». Он упрекал Водовозова в желании «уклониться от ответа по существу: контрреволюционны кадеты или нет», что расценивал как «зависимость части демократов и части бывших марксистов от либерализма»70. Но Водовозов относился к ленинским инвективам весьма скептически и 9 августа делился с Кусковой: «Бекам я никогда не сочувствовал, не сочувствую и теперь и надеюсь, от напасти сочувствия им меня Бог избавит и на будущее время. Но я думаю, что беки остались только в Петербурге и то — только настолько, чтобы спутать и испортить дело, но не настолько, чтобы сделать что-нибудь самостоятельное. В остальной России их, кажется, и в помине нет, так же, как и эсеров, да и вообще…»71.

В 1911–1913 гг. Водовозов являлся членом редакции «внепартийного демократического» журнала «Современник», в котором вел общественно-политический отдел72. Параллельно с 27 августа по 26 ноября 1912 г. он издавал совместно с Н. И. Кулябко-Корецким и редактировал еженедельную политическую и литературную газету «Столичные отклики», задачей которой ставилось «объединение всей левой оппозиции» и проведение в 4‐ю Государственную думу «лиц, близких по убеждению Трудовой группе». Но в Думе, открывшейся 15 ноября, трудовики получили лишь 10 депутатских мест, и, сообщая о закрытии «Столичных откликов», издатели поясняли: «Сначала дело шло сравнительно благополучно. За № 1 наш первый редактор [С. С. Иванов] отсидел в административном порядке два месяца, но номер конфискован не был. № 2 прошел вполне благополучно. № 3 конфискован с привлечением к суду редактора, но №№ 4 и 5 опять прошли благополучно. Однако, начиная с № 6, дело меняется. Из семи номеров (№№ 6–12) конфисковано шесть. Постановление о конфискации производилось иногда через несколько минут после представления соответственного номера в цензурный комитет, то есть в такой срок, в какой прочитать его, очевидно, невозможно; из этого ясно, что решение составлялось заранее, а под него подводился юридический, весьма слабой конструкции, фундамент позднее так, что порой комитету приходилось даже брать его назад. Несколько раз инкриминировался простой пересказ статей, заимствованных из газет, которые за них никаким преследованиям не подвергались. Ясно, что нас преследовали не за содержание, а за то, что наша газета является органом нелегализованной группы. При таких условиях ее ведение оказывается невозможным, и мы прекращаем ее впредь до изменения обстоятельств»73.

Кадетская деятельница А. В. Тыркова-Вильямс, редактировавшая петербургскую газету «Русская молва», вспоминала, что зимой 1912–1913 гг., когда на Балканах шла война, Водовозов, «как шекспировский прорицатель», уверял, что буржуазный мир идет к гибели, но «лихорадочные речи» этого «честного и доброго» чудака мало кто воспринимал всерьез: «Всем своим обликом он олицетворял образ русского интеллигента, пожалуй — даже нигилиста. Из карманов его помятого пиджака торчали газеты и книги на всех языках. Кое-как завязанный галстук сползал в сторону. Выкрикивая свои изречения, Водовозов встряхивал головой, и мелкие кудри извивались вокруг его головы, как темные змейки. Он был глухой и кричал, точно все кругом тоже были глухие. Нелепый был вид у этого начитанного, напитанного знаниями журналиста. Водовозов твердил, что вслед за Балканской войной придет другая или даже череда войн, ибо капиталистический мир будет драться за рынки, за гегемонию. На возражения, что цивилизованное общество не допустит кровопролития, Водовозов буквально взрывался: “Я вам говорю — мы входим в длительную эру военных конфликтов и революций”». Тыркова-Вильямс не поверила ему тогда: «Чего этот кабинетный начетчик нас стращает?», — но в последующие годы, когда «войны и бунты стали взметать народы и людей, как пыль», ей не раз вспоминался чудаковатый провидец Водовозов74.

В июне — июле 1913 г., во время быстротечной Второй Балканской войны между вчерашними союзниками, Водовозов находился «в самом центре событий, в Софии и отчасти других местностях Болгарии, а также в Константинополе»75. В конце 1914 г. он снова отправился на Балканы и, принятый 16 декабря регентом-престолонаследником Сербии, будущим югославским королем Александром, писал, что везде его «встречали предупредительно губернаторы, исправники и другие власти», а в «опасных местах, например по границе Албании», предоставляли военный конвой из нескольких конных жандармов76. 15 марта 1915 г. в Обществе славянского научного единения Водовозов сделал доклад «О сербской Македонии и о сербско-болгарских отношениях» (весь сбор шел «в пользу сербского населения, пострадавшего от войны»77), который вызвал резкую полемику, ибо докладчик, ратовавший за создание Балканской федерации, считал, что мир на полуострове «могла бы обеспечить только единая автономная Македония», а раздел ее согласно Бухарестскому миру 1913 г. был «тяжелым преступлением», хотя Сербия отчасти загладила свою вину большой культурной работой, и не следует совершать «новое преступление передачей Болгарии уже успевшей сербизироваться Македонии»78. Балканский вопрос был одним из тех, которыми Водовозов особенно интересовался, и вслед за очерком «По сербской Македонии. Путевые заметки», напечатанным в «Вестнике Европы», в 1917 г. в издательстве «Огни» вышла его книга «На Балканах. Статьи. Путевые очерки» (за 1913–1916 гг.), которую хвалили за «чрезвычайную объективность»79, а бывший российский посланник в Черногории А. А. Гирс оценивал как труд «выдающийся и поучительный»80.

С 1913 г. Водовозов состоял ведущим сотрудником ежедневной общеполитической газеты «День», но, помимо своей журналистской деятельности, участвовал едва ли не во всех российских энциклопедических изданиях, включая «Энциклопедический словарь» (1890–1907), «Малый энциклопедический словарь» (1899–1902, 1907–1909), «Еврейскую энциклопедию» (1908–1913) и «Новый энциклопедический словарь» Брокгауза — Ефрона (1911–1916), «Большую энциклопедию» С. Н. Южакова (1900–1909), «Политическую энциклопедию» Л. З. Слонимского (1906–1908), «Русский биографический словарь» А. А. Половцова (1896–1913), «Энциклопедический словарь» братьев А. и И. Гранат (1910–1915). Оценивая его работу, рецензент предпоследнего тома «Нового энциклопедического словаря», бессменный член ЦК кадетов А. С. Изгоев отмечал «богатую, прямо сказать редкую, эрудицию В. В. Водовозова, которому принадлежит множество статей и заметок, разнообразных по характеру и по размерам», признавая, что «там, где дело касается фактической стороны событий, точность, осведомленность и добросовестность В. В. Водовозова не подлежат спору»81. Но казавшийся «сухим строгим педантом, не выходившим из узкого круга своих специальных работ», Водовозов, как подчеркивал Хирьяков, «очень ценил поэзию», «ценил и понимал»82. Охотно выступая с лекциями о своем литературном кумире, он посвятил ему статью «Политические и общественные взгляды Пушкина в последний период его жизни»83, включенную в завершающий том пушкинского Собрания сочинений, изданного в «Библиотеке великих писателей» под редакцией С. А. Венгерова. Поясняя, что счел нужным дать «обстоятельный, занимающий целых 40 страниц петита, алфавитный указатель ко всем произведениям Пушкина (по заголовку и по первому стиху), в котором указаны также комментарии к ним, разбросанные по всему изданию», Венгеров подчеркивал, что «указатель этот с замечательною любовью и тщательностью составлен известным публицистом и политическим деятелем В. В. Водовозовым»84.

Первый брак Водовозова распался фактически еще до мировой войны, формально — с кончиной Веры Петровны, последовавшей 28 ноября 1917 г., и новой спутницей его жизни стала Ольга Александровна Введенская, дочь профессора столичного университета и бессменного председателя С.-Петербургского философского общества. Разница в возрасте составляла восемнадцать лет, и 24 октября 1913 г. Ольга Александровна шутливо выговаривала Водовозову, уехавшему в Тифлис с лекциями, что огорчена тоном его письма, сетованиями на «жизненную осень», возражая: «Авось сумеем хорошо прожить и осенью. А в своих жалобах Вы не правы, потому что, несмотря на неблагоприятные условия, Вы вполне сохранили способности живо отзываться на все впечатления и достаточное количество душевной молодости также». Объясняя, почему Водовозов слегка разочарован кавказскими видами, она иронизировала: «…потому что Вы, вопреки Вашей революционно серьезной внешности и невзирая на все Ваши книгоедства, — существо легкомысленное, к суровым впечатлениям не склонное; у Вас вкусы-то все несерьезные: в литературе — Пушкин, в музыке — Глинка». И в заключение просила: «Милый мой, пишите Вы мне, ради Бога, почаще. Уж, кажется, я совсем не склонна попусту беспокоиться и создавать себе воображаемые тревоги, но ведь Вы — такое безрассудное существо, что, когда не получаешь от Вас известий, поневоле всякие предположения в голову лезут»85.

Водовозов признавался, что мировая война опровергла все его прогнозы и застигла врасплох, ибо он был уверен, что немецкая социал-демократия не помешает развязать европейское побоище, но рассчитывал на чувство самосохранения правящих кругов Германии. Водовозов, по свидетельству трудовика В. Б. Станкевича, пророчил, что «в результате войны на улицах Петербурга и Берлина будут ходить медведи»86, и еще накануне, как вспоминал С. С. Ольденбург, «высказывал довольно мрачные взгляды на современный европейский парламентаризм», говоря «о росте продажности политических деятелей, о падении чувства ответственности, об измельчении идей», а позднее «испытывал тягостное отвращение к тем потокам лжи и клеветы, которые друг на друга изливали воюющие стороны», ибо «это общее помутнение сознания было ему чуждо»87. Соавтор декларации трудовиков, зачитанной в Думе 26 июля 1914 г., Водовозов категорически не сочувствовал ленинскому «пораженчеству» и стоял на позиции «революционного оборончества», доказывая, что борьбу надо вести «на два фронта: против своего правительства и против немцев». Война развязана благодаря империалистическим инстинктам великих держав, но если она началась, то надо защищаться, задаваясь не завоевательными, а исключительно оборонительными целями, в надежде, что это может привести к свержению деспотизма88.

Арестованный в ночь на 29 декабря 1915 г., Водовозов был освобожден уже через два дня, но в марте 1916 г. министр внутренних дел и председатель Совета министров Б. В. Штюрмер распорядился об административной высылке его в Иркутскую губернию на три года. Хотя вследствие ходатайств членов Государственного совета Д. Д. Гримма и М. А. Стаховича, ряда депутатов, академиков и профессоров исполнение распоряжения отложили, Водовозов оставался под угрозой высылки. В обращении на имя Штюрмера «друзья и почитатели больного писателя» указывали, что он, «известный в широких кругах общества литератор», несмотря на глухоту и прогрессирующую слепоту, находясь в Петрограде, «имеет возможность продолжать свои работы для двух энциклопедических словарей и в некоторых органах повременной печати»: в частности, занят подготовкой срочно заказанных ему статей для «Нового энциклопедического словаря» и сборника очерков по Балканскому полуострову. «Все близко знающие В. В. Водовозова, — говорилось в петиции, — не могут мириться с мыслью, что присутствие такого человека, всецело ушедшего в литературную работу и научные занятия, проводящего целые дни в своей обширной домашней библиотеке и почти совершенно отказавшегося от каких бы то ни было знакомств, может быть вредно государственному порядку». Но 26 апреля в ответ на ходатайство историка Н. И. Кареева «об изменении меры административного взыскания» замминистра внутренних дел указал, что «лишен возможности что-либо предпринять, так как переписка о г. Водовозове и других передана на распоряжение начальника Петроградского военного округа»89. Только в июне Водовозов получил, наконец, разрешение остаться в столице до выздоровления, но с обязательством дважды в месяц подвергаться медицинскому освидетельствованию и с подпиской не заниматься публицистикой90, вследствие чего до сентября его статьи в газете «День» выходили под псевдонимом А. Радин.

После Февральской революции 1917 г. Водовозов, являвшийся членом ЦК Трудовой группы, с июня — Трудовой народно-социалистической партии (ТНСП), состоял членом Юридического совещания при Временном правительстве, Совета при министре и юрисконсультом Министерства юстиции, членом Особого совещания для изготовления проекта Положения о выборах в Учредительное собрание, успевая при этом писать брошюры (более полутора десятков!), сотрудничать в «Дне», выступать на митингах и собраниях, читать публичные лекции и совершать агитационные поездки в провинцию. Идеалист Водовозов остается последовательным защитником демократических свобод «для всех», из‐за чего категорически возражает против лишения избирательных прав царской семьи или запрещения реакционных изданий, и безусловным сторонником продолжения войны до победы, но без аннексий и контрибуций, с правом народов на самоопределение, прекращением тайной дипломатии и опубликованием секретных политических договоров с союзниками. Именно в связи с преданием им огласке содержания «грубо хищнического» договора с Италией91 Ленин упомянул в печати «буржуазного демократа г. Водовозова»92 последний раз, а по поводу другой его статьи, выступая 14 мая, заметил: «Возьмите сегодняшнюю газету “День”. Там Водовозов, человек в большевизме никоим образом неповинный, но честный демократ, заявляет: я противник тайных договоров, позвольте сказать о договоре с Румынией»93. Но М. И. Терещенко, преемник П. Н. Милюкова на посту министра иностранных дел, посчитал, что опубликование договоров с союзниками «недопустимо и может лишь повредить» интересам России94, из‐за чего большевистская «Правда» иронизировала, что «газета г. Милюкова очень сердито обругала г. Водовозова»95.

Еще во время революции 1905 г. Водовозов предсказывал, что не настанут ли дни, когда все скажут: «Нет, лучше какой угодно Плеве, чем такая революция», — и, увы, после большевистского переворота они наступили! Недолгое время Водовозов еще участвовал в общественной жизни: член почетного оргкомитета по празднованию 25-летия журнала «Русское богатство» наряду с С. А. Венгеровым, М. Горьким, В. И. Засулич, Г. А. Лопатиным, В. Н. Фигнер и другими известными деятелями, он произнес речь на торжественном заседании, устроенном 14 февраля 1918 г. Петроградским комитетом ТНСП в Тенишевском училище96. Три дня спустя Водовозов присутствует на общем собрании Союза русских писателей97 и упомянут среди двух десятков ораторов из числа меньшевиков, эсеров и народных социалистов, намеревавшихся выступить 16 марта на публичном собрании, приуроченном к годовщине Февральской революции, в зале Калашниковской хлебной биржи98. В первой половине года Водовозов еще бывал на митингах, устраиваемых ТНСП на заводах, и даже читал лекции о гражданских правах на образовательных курсах возглавляемого М. Горьким просветительного общества «Культура и свобода», а на организованном им митинге 31 мая произнес речь «Гибель книги — гибель культуры»99. Кроме того, он печатался в «научном» журнале «Международная политика и мировое хозяйство», выходившем при его «ближайшем участии», и «Былом», участвовал в сборнике о Брестском мире100.

В июле Водовозов получил из Киева письмо от своего приятеля, члена редколлегии газеты «Киевская мысль», меньшевика К. П. Василенко, предлагавшего ему, «как убежденному и последовательному демократу и социалисту», сотрудничество в новом ежемесячном журнале «Родная земля». Предполагалось, что он будет внепартийным, направленным на «восстановление государственно-хозяйственного единства России», борьбу за республику, культуру и европейский социализм, «защиту интересов трудящихся классов». Водовозов с радостью принял это приглашение, ибо, как сетовал, «истомился по отсутствию хорошей литературной работы», собираясь, помимо статьи о пропорциональных выборах, дать изложение «современного российского (совдепского) государственного права» и оценку премьера Временного правительства в связи с его книгой «Дело Корнилова» (М., 1918), но предупреждал: «Я лично отношусь к Керенскому теперь отрицательно». Впрочем, его смущало, как переправлять рукописи в Киев, и, кроме того, Водовозов просил, если сотрудничество все-таки состоится, присылать ему гонорар хотя бы частично продуктами: сахаром, мукой, крупой, поясняя: «Всегда я был очень нетребователен в пище, а теперь со стыдом сознаюсь, что страдаю от их отсутствия сильнее, гораздо сильнее, чем мог бы ожидать раньше». К идее приехать в Киев для чтения лекций Водовозов тоже отнесся «с восторгом», но сокрушался: «Кажется, выезд из Совдепии в самостийную Украину запрещен»101. Водовозов писал Василенко не менее пяти раз по разным адресам, безуспешно хлопотал о разрешении на поездку в Киев, и, хотя 16 августа ответственный редактор «Родной земли» А. К. Елачич сообщил ему, что с нетерпением ждет обещанный материал102, первый номер журнала оказался, увы, и последним.

К осени 1918 г. все оппозиционные партии были разгромлены, митинги (кроме большевистских) запрещены, редакции газет и журналов (кроме лояльных советской власти) закрыты, и Водовозов уже не мог заниматься ни политической, ни публицистической деятельностью. «Им, — вспоминала жена, — овладела апатия, хандра; он по целым дням сидел дома, перелистывая любимых поэтов и не имея сил ни за что приняться»103. Ганфман, описывая их последнюю встречу в трамвае, отмечал, что Водовозов, знавший лично многих деятелей большевизма, буквально пылал негодованием, но «особенно возмущался тем, что эти люди, которые сами так много страдали от отсутствия гражданских свобод, теперь так беспощадно расправлялись с ними и так жестоко преследовали своих противников». Своим громким чеканным голосом, не стесняясь в оценках и словах, а в сентябре уже начинался «красный террор», Водовозов кричал: «Можно ли было ждать, что такой-то и такой-то (при этом он называл имена большевицких сановников) станут такими жандармами!» Ганфман тщетно пытался сменить тему разговора, но Водовозов, прикладывая руку к уху, чтобы лучше слышать его, продолжал свои обличительные речи, и собеседнику едва удалось добиться, чтобы на ближайшей остановке они вышли из трамвая104.

Но остатки сбережений иссякли, деньги потеряли цену, идея саботажа чиновников выдохлась, а служба в советских учреждениях давала право на хлебную карточку и защищала квартиру от уплотнения. Поэтому осенью Водовозов принял предложение П. Е. Щеголева, заведовавшего отделом в Петроградском историко-революционном архиве (или Петроградском отделении VII, историко-революционной секции Государственного архивного фонда), поступить туда в качестве архивиста. Водовозов занимался подготовкой систематического каталога библиотеки русских нелегальных изданий, хранившейся в I отделении VII секции наравне с фондами Департамента полиции, столичного охранного отделения и ряда жандармских управлений. Но хотя с октября Водовозов являлся уже советским служащим, помимо шести обысков, которым подверглась его квартира в 1918–1920 гг., накануне первой годовщины Октябрьского переворота, во время массовых арестов, он просидел несколько дней на столь знакомой ему Шпалерной, где, как рассказывал, первую ночь провел без сна, а «на вторую один арестованный, помоложе, уступил ему половину железной кровати без матраца, и В[асилий] В[асильевич] спал, подстелив под себя шубу». Жена бросилась к Д. Б. Рязанову, возглавлявшему Главное управление архивным делом Наркомата просвещения, и тот позвонил в Петроградскую ЧК: «Это — человек старый, больной; я требую, чтобы вы немедленно отпустили его; для него и три дня могут быть роковыми»105. С января 1919 г. Водовозов заведовал отделом в архиве, но 15 мая вернулся на должность «научного сотрудника»106.

В феврале того же года 54-летний Водовозов и 35-летняя Ольга Александровна решили, наконец, обвенчаться, о чем она напишет: «Свадьба наша, очень скромная, происходила в церкви архиерейского подворья на 8‐й линии, но не в главной, а в маленькой церкви подвального этажа. Было похоже на тайное богослужение первых времен христианства: полумрак, едва освещенный венчальными свечами, ни цветов, ни подвенечного платья; было так холодно, что все стояли в шубах. После свадьбы мои родители угостили присутствующих чаем с домашними сладостями, мы выпили какое-то подобие наливки и пешком отправились к себе»107. Лишь 13 апреля 1920 г. они зарегистрировали брак в районном отделе записей актов гражданского состояния108.

Параллельно со службой в архиве, с осени 1918 г. Водовозов состоял профессором юридического факультета 3‐го Петроградского университета, в прошлом — Высших женских курсов, а после объединения в сентябре 1919 г. всех петроградских университетов в один — факультета общественных наук (юридический упразднили), и преподавал также в Политехническом институте. Но Водовозов по-прежнему мечтал о возвращении к публицистике и 9 апреля 1919 г. обратился к недавнему редактору «Ежемесячного журнала литературы, науки и общественной жизни» В. С. Миролюбову: «Я слышал от А. И. Введенского, что Ваш журнал, хотя и в измененном виде, существует (я, к сожалению, ни одного № не видал). А я на этих днях прочел лекцию в одном из новых учебных заведений на тему: “Свобода личная и политическая в ее историческом развитии”. Лекция эта вчерне записана (прилагаю ее программу), и вот я позволяю себе предложить Вам ее для Вашего журнала. <…> На днях я читаю в том же учебном заведении лекцию на тему: “Экономическая, культурная и политическая эволюция человечества”, в которой я популярно излагаю главные теории исторического развития человечества. Вслед за тем читаю две лекции на тему о том, что такое политическая партия и эволюция политических партий. Любую из этих лекций я был бы очень рад увидеть в Вашем журнале»109.

Но все это были призрачные надежды, а о том, как жилось супругам в голодном и холодном Петрограде в эпоху военного коммунизма, красноречиво свидетельствует дневник, который Водовозов начал вести в октябре 1919 г. Ольга Александровна вспоминала, что зима была очень тяжелой: «Голод, доминирующая над всеми мысль, как бы наесться досыта, чувство безнадежности — все это невольно порождало мечту — хорошо бы уехать из России. Об этом мечтали решительно все, многие и осуществляли. То и дело передавали: вот бежал в Финляндию Д. Д. Гримм, бежали Мережковские, семья Струве. Понемногу эта мечта начала овладевать и нами; мы начали наводить справки. Легче всего было бежать в Финляндию»110. Водовозов безуспешно просил о предоставлении ему «места в одной из финляндских санаторий», объясняя, что вследствие общих тяжелых условий жизни, давнего атеросклероза и нескольких перенесенных болезней, в том числе испанки, страдает «от сильного истощения и сердечной слабости», и состояние его здоровья все ухудшается, влияя на усиливающуюся глухоту и грозя полной потерей зрения111. Он также обратился к некоторым знакомым за границей, которых просил о содействии в получении въездных виз. Одно из его писем, отправленных нелегально, с оказией, получил заведующий русской университетской библиотекой в Гельсингфорсе А. В. Игельстром, который, несмотря на отсутствие подписи, понял, что автор послания — Водовозов, но ответить не пожелал, ибо как «старый революционер» не сочувствовал идее бегства от советской власти. Другое письмо, В. Б. Станкевичу в Берлин, затерялось, и лишь на третье, адресованное Т. Г. Масарику, успевшему стать президентом новообразованной Чехословацкой республики, пришел благоприятный ответ из его канцелярии. Устроив себе командировку для чтения лекций в Жлобине и Орше, Водовозов с женой готовился к нелегальному переходу границы с Польшей и, отправляясь в это рискованное путешествие, запасся двумя крупинками синильной кислоты на случай ареста чекистами, но в связи с начавшимися военными действиями пришлось возвратиться в Петроград112.

В последующем Водовозов принимал некоторое участие в общественной и литературной жизни бывшей столицы: например 11 января 1920 г. присутствовал вместе с П. Е. Щеголевым на открытии Музея революции и на первом его заседании в Николаевском зале Дома искусств (бывшего Зимнего дворца), где после речи председателя Петроградского совета Г. Е. Зиновьева выступил с большим докладом, посвященным памяти декабристов113. Тогда же в сборнике к 50-летию со дня смерти А. И. Герцена Водовозов напечатал статью о первой бесцензурной газете «Колокол» и даже выпустил крохотную брошюру о писателе114; продолжалась и его лекторская деятельность, в том числе в провинции115.

Летом 1921 г. Водовозов завершает работу над своей книгой «Западная Европа и Америка после войны. Факты и цифры», а 29 октября обращается к наркому просвещения А. В. Луначарскому: «Моя научная работа требует от меня поездки за границу. Читая лекции по разным вопросам, касающимся строя западноевропейских держав, я постоянно мучительно страдаю от полной невозможности ознакомиться как с новейшим развитием форм государства, политических партий и т. д., так и с новейшей западноевропейской литературой по интересующему меня предмету. Беспрестанно мои слушатели задают мне вопросы, на которые я не умею ответить…». Водовозов указывал, что в его книге, «посвященной как государственному строю новейшей Европы, так и ее экономическому состоянию, масса пробелов», которые он болезненно чувствовал, когда три месяца тому назад сдавал работу в печать, но, рассчитывая на второе издание, считает нужным дополнить ее, глубже провести исследование затронутых вопросов, что немыслимо без самостоятельного изучения их за границей. Помимо этого, добавлял Водовозов, ему требуются лечение и отдых: «К общему расстройству обмена веществ присоединяется специальная и очень серьезная глазная болезнь — глаукома; на левый глаз я почти уже слеп, и глаукома грозит и другому глазу. Чтобы спасти свое зрение, мне необходимо посоветоваться с хорошими окулистами, может быть — подвергнуться операции, и, во всяком случае, вести систематическое лечение; между тем в России я не могу даже достать того лекарства (Eserini salicylici), которое одно поддерживает мне зрение. Я чувствую с каждым месяцем, как падает моя работоспособность, а между тем работать мне хочется, потребность работы живет во мне; в недалеком же будущем мне грозит глазная инвалидность». Водовозов просил о предоставлении ему полугодовой командировки в Германию и на Балканский полуостров, поясняя свой выбор намерением завершить давно уже начатые им работы, одна из которых посвящена немецкой социал-демократии, «социальным причинам развития берштейнинанства», а другая — борьбе интересов держав и «внутренним течениям» на Балканах. «Так как, благодаря общему состоянию здоровья, глухоте и сильной слабости зрения, я чувствую себя в дороге совершенно беспомощным, — подчеркивал Водовозов, — я прошу вместе с тем дать командировку и моей жене — Ольге Александровне Введенской»116.

С введением нэпа возобновилась переписка со Станкевичем, возглавлявшим в Берлине научное издательство «Знание», который 28 октября извещал Водовозова: «Здесь, в Германии, образовалось около 40 русских издательств. Некоторые, конечно, эфемерные. Но имеются и весьма солидные. Поэтому журналист и литератор всегда кое-что может заработать, хотя, конечно, ввиду дороговизны жизни вообще и тройной дороговизны для приезжих особенного благополучия среди русской пишущей братии здесь не наблюдается»117. А вот как Водовозов описывал жизнь в Петрограде: «Вообще духовный голод есть самое тяжелое страдание, которое мы испытываем. С физическим голодом можно мириться, тем более что мы, петербуржцы, в сущности, от такого не страдаем: хлеба, крупы, селедок, картофеля нам дают теперь достаточно, и если мы чем-нибудь недовольны, то однообразием и качеством пищи, в частности недостатком сахара или сахаристых веществ (люди, очень привыкшие к мясу, жалуются на его отсутствие, но я к их числу не принадлежу), но не количеством. Хуже — холод; дров мало, и уже теперь приходится работать при 8 градусах, а в недалеком будущем холод грозит еще худший. Скверно отсутствие одежды и цельных сапог. Я теперь при помощи медицинского свидетельства хлопочу о том, чтобы мне выдали сапоги, но не надеюсь на успех». В другом варианте черновика того же послания Водовозов сетовал, что совершенно оторван от мира: «Никогда не был я так плохо осведомлен о том, что делается за рубежом, как теперь. Я почти ничего не знаю ни о политических событиях, ни об экономических и финансовых условиях, ни о бытовой стороне, ни о движении науки и общественной мысли. Поэтому за каждую книгу я был бы страшно благодарен». Водовозов мечтал ознакомиться с текстами послевоенных мирных договоров и конституций новообразованных государств (Австрии, Венгрии, Польши, Чехословакии и других), последними статистическими ежегодниками, справочниками по экономике и финансам, литературой по истории и государственному праву. «Вы бы меня прямо облагодетельствовали, если бы прислали хоть что-нибудь, что обошлось бы не слишком дорого, — просил он. — Об английских и французских книгах я и не мечтаю»118.

3 января 1922 г. Станкевич уведомил Водовозова, что заказал несколько интересующих его изданий, о стоимости которых он может не беспокоиться: «…как раз теперь мне с Р[увимом] Марк[овичем] Бланком удалось получить для Вас 1000 германских марок от комитета литераторов и ученых, и за Вами дело — распорядиться этими деньгами». Хотя Станкевич предлагал всю или часть указанной суммы перевести в Россию, Водовозов предпочел, чтобы все деньги были потрачены на покупку книг. В июне Парижский комитет помощи литераторам выделил ему еще 200 франков (5400 германских марок), которые, как указывал Станкевич, «уже в немецкой валюте лежат на руках Марка Александровича Алданова», ожидающего директив119. На вопрос, заданный 22 июля, не от Станкевича ли приходят Водовозову продуктовые посылки, тот ответил: «Нет, не от меня. Получив первое письмо от Вас, я сообщил Ваш адрес, с просьбой принять все меры, в разные стороны: в Париж Л. М. Брамсону, в Прагу (Е. А. Ляцкому, который говорил об этом с Масариком), Оберучеву в Америку (через Р. М. Бланка), в здешний Фонд [литераторов и ученых]. Машина и пришла в ход, и я рад, что это было не безрезультатно, что, как и следовало ожидать, со всех сторон получились должные отклики»120.

В январе 1922 г. Водовозов был вызван секретариатом коллегии Наркомата по иностранным делам для заполнения анкет на оформление загранпаспортов. Но, указывая, что «старому, больному, страдающему глухотой Водовозову крайне неудобно и затруднительно, как по состоянию здоровья, так и по недостаточности материальных средств, ездить в Москву», а получение загранпаспортов им и женой, разрешение на выезд которых давно отправлено Наркоматом просвещения в Отдел виз, «значительно задержалось», Петроградское управление научных учреждений и высших учебных заведений просило выполнение требующихся формальностей поручить уполномоченному НКИД в Петрограде и «по возможности ускорить присылку паспортов»121. Тем не менее решение вопроса затянулось еще на полгода, хотя, похоже, Водовозов, увлеченный открывшимися возможностями, теперь уже и сам не очень торопился с отъездом. Ведь помимо участия в сборнике Главного управления архивным делом он сотрудничал в журналах «Анналы» и «Былое», а в Центральном кооперативном издательстве «Мысль» вышли две его брошюры — «Граф С. Ю. Витте и император Николай II», «Версальский мир и Лига Наций», в Государственном издательстве — справочник «Западная Европа и Америка после войны. Факты и цифры». Водовозов принял также участие в сборнике о В. Г. Короленко122, а в издательстве «Задруга» под его редакцией и с его предисловием вышла первая часть труда В. И. Семевского «М. В. Буташевич-Петрашевский и петрашевцы».

«Как Ваши планы на поездку? — интересовался Станкевич 1 июня. — Из писем видно, что Вы колеблетесь. <…> Каковы Ваши отношения с Гржебиным? Он тут строит издательское дело на очень широких основаниях»123. Возможно, последний аргумент сыграл определенную роль, ибо 13 июня Водовозов подписал заявление в ГПУ с просьбой о выдаче ему удостоверения для выезжающих за границу. В опросном листе на вопросы, куда предполагается поездка, Водовозов ответил: «Германия, Скандинавские страны», цель — «научная командировка Наркомпроса», срок — «6 месяцев», время выезда — «тотчас по получении паспорта и виз морским путем». Ольга Александровна заполнила такой же опросный лист, сообщив, что она «переводчица с иностранных языков», до 1917 г. «преподавала в гимназии б[ывшей] Е. Песковской, занималась переводами», а позднее «служила в Историко-революционном архиве (архивариус), в Северной научно-промысловой экспедиции (статистик), на Рабочем факультете [Петроградского университета] (преподаватель)», но в настоящее время нигде не служит и сопровождает мужа «в научной командировке в качестве его секретаря»124.

Мандат на командировку был подписан замнаркома просвещения М. Н. Покровским 15 июля 1922 г.125, а 30 августа Водовозов обращается к заведующему Петроградским управлением научных учреждений М. П. Кристи: «Многоуважаемый Михаил Петрович. Я получил заграничный паспорт, и моя жена — тоже. Получили его мы только сегодня (а узнали о его получении вчера), а срок ему — 14 сентября, но так как последний до этого числа известный пароход идет 7 сентября, а следующий — 17-го, то фактически мы должны уехать 7 сентября. Между тем командировочные, назначенные мне, потом были взяты назад; хлопоты же, начатые мною вновь в Главпрофобре126, до сих пор не привели еще к определенному результату. Я решился ехать даже без них в расчете, что найду за границей какой-нибудь заработок. Но надежда эта крайне неверная, и весьма вероятно, что мне придется за границей в самом буквальном смысле голодать, а уж о лечении нельзя будет и думать. Поэтому позволяю обратиться к Вам с большой просьбой — посодействовать выдаче мне пособия на поездку»127. Неизвестно, помог ли ему Кристи, но в начале 20‐х чисел сентября Водовозов с женой покинул Россию, предполагая вернуться на родину через год: «…о более долгом сроке мы не помышляли»128. Тем более что в Петрограде оставались его мать (она скончалась 23 марта 1923 г.) и отец Ольги Александровны, проживавший вместе с другой своей дочерью, Зинаидой, и ее мужем, переводчиком М. А. Лихаревым (профессор А. И. Введенский умер 7 марта 1925 г.). О том, как Водовозов жил на чужбине, откуда уже не вернулся на родину, и об обстоятельствах его гибели будет рассказано в послесловии…

В. Л. Генис

Оглавление

Из серии: Россия в мемуарах

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Жажду бури…». Воспоминания, дневник. Том 1 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Гессен И. В. В двух веках: жизненный отчет // Архив русской революции. Берлин, 1937. Т. 12. C. 180.

2

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка // ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 1819. Л. 1–7.

3

См.: Водовозов В. И. Переводы в стихах и оригинальные стихотворения. СПб., 1888.

4

См.: Водовозов В. И. Рассказы из русской истории. СПб., 1861–1864; Он же. Новая русская литература. (От Жуковского до Гоголя включительно). СПб., 1866 (7 изданий); Он же. Книга для первоначального чтения в народных школах: В 2 ч. СПб., 1871–1878; Он же. Древняя русская литература от начала грамотности до Ломоносова. СПб., 1872; Он же. Очерки из русской истории XVIII века. СПб., 1882.

5

См.: Водовозов В. И. Избранные педагогические сочинения. М., 1953; 2‐е изд. М., 1958; 3‐е изд. М., 1986.

6

См.: Водовозова Е. Н. На заре жизни. СПб., 1911; Она же. На заре жизни и другие воспоминания. Т. 1–2. М.; Л., 1934; Она же. М., 1964; 1987, и др.

7

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка.

8

См.: Семевский В. И. Василий Иванович Водовозов: биографический очерк. СПб., 1888.

9

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка.

10

Поссе В. А. Пережитое и продуманное. Л., 1933. Т. 1. С. 95.

11

ГАРФ. Ф. 102. Оп. 82. 3 д-во. 1886. Д. 647. Л. 14 об.

12

Гревс И. В годы юности. За культуру: Из университетских лет: Очерк первый // Былое. 1918. № 12. С. 82, 46, 63.

13

Гревс И. В годы юности. За культуру. С. 82–83.

14

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка.

15

Гревс И. В годы юности. (За культуру). Отрывок второй // Былое. 1921. № 16. С. 159, 164.

16

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2319. Л. 1–5. В архиве В. В. Водовозова сохранились письма О. Ф. Миллера от 19 июля 1887 г. (с подписью «Ваш старый и верный друг»), 22 мая 1888 г. (с его стихотворением «Привык я к жизни боевой…») и 1 января 1889 г.

17

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка.

18

Кареев Н. Е. Н. Семевская // Голос минувшего. 1923. № 2. С. 181.

19

Ленин — Крупская — Ульяновы. Переписка (1883–1900). М., 1981. С. 41.

20

Ульянова М. И. Из самарского (алакаевского) периода (1889–1893 годы) // В. И. Ленин в Самаре: сб. воспоминаний. Куйбышев, 1980. С. 18–19.

21

Беляков А. А. Юность вождя // Там же. С. 172.

22

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2587. Л. 3–4.

23

См.: Новый документ В. И. Ленина // Вопросы истории КПСС. 1966. № 3. С. 3–5.

24

Семенов (Блан) М. И. Самара и подпольные кружки ленинского периода // В. И. Ленин в Самаре. С. 87.

25

Ульянов Д. И. Из самарского периода (1889–1893 годы): В Алакаевке // Там же. С. 25–26.

26

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка.

27

Ольденбург С. С. Памяти В. В. Водовозова // Россия и славянство. 1933. № 226. 1 нояб.

28

Водовозов В. Конституционно-демократическая партия и трудящиеся массы // Народное хозяйство. 1906. № 29. 19 янв.

29

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2546. Л. 1–3.

30

Кауфман А. Борьба или выяснение отношений. (По поводу статьи В. В. Водовозова) // Наша жизнь. 1906. № 355. 29 янв.

31

Водовозов В. Поражение правительства // Там же. № 406. 29 марта.

32

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2134. Л. 1–7.

33

Ленин В. И. Полн. собр. соч. М., 1968. Т. 12. С. 382.

34

Водовозов В. В. Партия мирного обновления // Товарищ. 1906. № 32. 11 авг.

35

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка.

36

Ганфман М. Встречи с В. В. Водовозовым // Сегодня. 1933. № 280. 10 окт.

37

См.: Дело В. В. Водовозова в С.-Петербургской судебной палате по обвинению в девяти литературных преступлениях <…>. СПб., 1906. С. 14–26, 53–57.

38

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка.

39

Предвыборные собрания // Речь. 1907. № 7. 9 янв.

40

Предвыборные собрания // Там же. № 19. 24 янв.

41

Милюков П. А. Мое «соглашение» с П. А. Столыпиным. (Ответ «Слову» и В. В. Водовозову) // Там же.

42

См.: Предвыборные собрания // Там же. № 24, 25. 30, 31 янв.

43

Там же. № 180. 2 авг.

44

Еще о Трудовой группе // Там же. № 184, 186. 7, 9 авг.

45

Водовозов В. «Речь» и Трудовая группа // Товарищ. 1907. № 337, 339, 343, 349. 5, 8, 12, 19 авг.

46

Кускова Е. Памяти В. В. Водовозова // Последние новости. 1933. № 4585. 11 окт.

47

Хирьяков А. Под колесами судьбы. (Памяти В. В. Водовозова) // Молва. 1933. № 235. 13 окт.

48

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2686. Л. 3; Д. 238. Л. 1, 5–7.

49

Водовозов В. В. Автобиографическая заметка.

50

См.: К выборам. Будет ли левый блок? // Русь. 1907. № 243. 13 сент.; К выборам. В Трудовой группе // Там же. № 248. 18 сент.; Азра [Стембо А. Я.] В народническом блоке // Там же. № 262. 2 окт.

51

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 1707. Л. 16.

52

Там же. Д. 2902. Л. 1.

53

См.: Водовозов В. По Турции // Русское слово. 1909. № 157, 164, 169, 172. 10, 18, 24, 28 июля.

54

См.: Он же. Старый режим в Турции; Младотурки // Турецкий сборник. СПб., 1909. С. 57–96, 164–189.

55

Русские ведомости. 1909. № 142. 23 июня.

56

Предвыборные собрания // Речь. 1909. № 252, 259. 14, 21 сент.; Собрание в Гавани // Новая Русь. 1909. № 253. 15 сент.

57

РГАЛИ. Ф. 34. Оп. 2. Д. 108. Л. 16 (Письмо А. В. Амфитеатрову. 14 июня 1911 г.).

58

См.: От комитета по устройству всероссийского съезда писателей // Новая Русь. 1910. № 58. 28 февр.; В литературном обществе // Речь. 1910. № 43. 13 февр.; № 70. 13 марта.

59

Об авторском праве // Новая Русь. 1910. № 110. 24 апр.; Речь. 1910. № 110. 24 апр.

60

Национализм и периодическая печать // Новая Русь. 1910. № 113. 27 апр.; 2‐й съезд писателей и журналистов // Речь. 1910. № 113. 27 апр.; Локоть Т. Прогрессивная нетерпимость. (Письмо в редакцию) // Новое время. 1910. № 12257. 28 апр.

61

Хроника съезда // Вестник второго Всероссийского Съезда Писателей. 1910. № 9. 4 мая. С. 60.

62

Водовозов В. Открытое письмо проф. Локтю // Новая Русь. 1910. № 116. 30 апр.; К диспуту В. В. Водовозова с Т. В. Локтем // Киевские вести. 1910. № 134. 10 мая.

63

Речь. 1910. № 139. 23 мая; Локоть Т. Мой диспут с В. В. Водовозовым. (Письмо в редакцию) // Новое время. 1910. № 12289. 30 мая; Он же. Литературному обществу. (Открытое письмо) // Там же. № 12455. 24 окт.

64

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2288. Л. 4–5.

65

Там же. Д. 1171. Л. 19.

66

Водовозов В. Избирательная программа Трудовой группы // Запросы жизни. 1912. № 13. 31 марта. Стлб. 771–778.

67

Ленин В. И. Полн. собр. соч. М., 1968. Т. 21. С. 249.

68

Там же. С. 242–246.

69

Водовозов В. Трудовая группа и рабочая партия // Запросы жизни. № 17. 27 апр. Стлб. 993–998.

70

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 21. С. 267–274.

71

РГАСПИ. Ф. 261. Оп. 1. Д. 8. Л. 5.

72

См. статью «В. В. Водовозов в журнале “Современник”» в приложении к настоящему изданию.

73

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2896. Л. 12.

74

Тыркова-Вильямс А. В. Подъем и крушение // Возрождение. 1956. № 51. С. 94–96.

75

Водовозов В. На Балканах // Современник. 1913. Кн. 8. С. 306.

76

Водовозов В. По Сербской Македонии. Путевые заметки // Вестник Европы. 1916. Кн. 1. С. 183.

77

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 1778. Л. 88.

78

Водовозов В. По Сербской Македонии. С. 8.

79

См.: Волгин В. [Рец. на кн.:] Водовозов В. На Балканах // Русские ведомости. 1916. № 299. 28 дек.; Б. Ж. [Рец. на кн.:] Водовозов В. На Балканах // День. 1917. № 33. 4 февр.

80

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2630. Л. 27.

81

Речь. 1916. № 317. 13 нояб.

82

Хирьяков А. Под колесами судьбы. (Памяти В. В. Водовозова).

83

См.: Пушкин [А. С.] Собрание сочинений. Пг.: Брокгауз — Ефрон, 1915. Т. 6. С. 368–389.

84

Венгеров С. От редакции // Там же. [С. III]; см.: Водовозов В. В. Алфавитный указатель произведений Пушкина по заголовку и по первому стиху // Там же. С. 609–647.

85

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2376. Л. 1.

86

Станкевич В. Б. Воспоминания. 1914–1919. Берлин, 1922. С. 18.

87

Ольденбург С. С. Памяти В. В. Водовозова.

88

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 1707. Л. 19.

89

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2910. Л. 1–4.

90

К делу В. Водовозова // День. 1916. № 159. 12 июня.

91

См.: Водовозов В. Опубликование тайных договоров // День. 1917. № 52. 6 мая.

92

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32. М., 1969. С. 58–59.

93

Там же. С. 91.

94

Печать // Речь. 1917. № 113. 16 мая.

95

Еще один тайный договор // Правда. 1917. № 49. 18 мая.

96

Дело народа. 1918. № 1. 30 янв. (12 февр.).

97

См.: Литературная жизнь России 1920‐х годов. Т. 1, ч. 1. М., 2005. С. 111.

98

Наш век. 1918. № 49. 3 марта.

99

См.: Работы книжного отдела «Культуры и свободы» // Вестник культуры и свободы. 1918. № 1. Июль. С. 53; Образовательные политические курсы // Там же. № 2. Август. С. 48.

100

См.: Водовозов В. Тильзит // Стрелы. Сб. 2-й: Немец. Пг., 1918. Стлб. 17–21.

101

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2649. Л. 11–12.

102

Там же. Д. 2158. Л. 2.

103

Введенская-Водовозова О. А. Последние годы жизни В. В. Водовозова // Исторический архив. 2016. № 1. С. 110 (см.: «Теперь я пешка, с которой никто не считается». Воспоминания о В. В. Водовозове О. А. Введенской-Водовозовой. 1933 г. / Публикация Н. А. Родионовой // Там же. С. 106–124).

104

Ганфман М. Встречи с В. В. Водовозовым.

105

Введенская-Водовозова О. А. Указ. соч. С. 111–112.

106

ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 12. Д. 355. Л. 1.

107

Введенская-Водовозова О. А. Указ. соч. С. 113.

108

См.: ГАРФ. Ф. Р-5907. Оп. 1. Д. 1. Л. 32.

109

Там же. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2649. Л. 2.

110

Введенская-Водовозова О. А. Указ. соч. С. 118.

111

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2918. Л. 1.

112

Введенская-Водовозова О. А. Указ. соч. С. 119–120.

113

См.: Памяти декабристов. Первое заседание Музея революции. Стенографический отчет // Музей революции. Пг., 1923. Сб. 1. С. 72–78.

114

Водовозов В. «Колокол» Герцена // А. И. Герцен. 1870 — 21 января 1920. Пг., 1920. С. 38–42; Он же. А. И. Герцен. Пб., 1920.

115

ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 12. Д. 355. Л. 7.

116

Там же. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2914. Л. 2–3.

117

Там же. Д. 2654. Л. 2.

118

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2649. Л. 13.

119

Там же. Д. 2476. Л. 6–7.

120

Там же. Д. 2654. Л. 1.

121

Там же. Д. 2914. Л. 10.

122

Водовозов В. Забытая статья В. Г. Короленко // В. Г. Короленко. Жизнь и творчество. Пг., 1922. С. 160–166.

123

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2654. Л. 5.

124

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2914. Л. 4–5.

125

Там же. Ф. Р-5907. Оп. 1. Д. 1. Л. 15–16.

126

Главное управление профессионально-политехнических школ и вузов.

127

ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2914. Л. 8–9.

128

Там же. Ф. Р-5907. Оп. 1. Д. 123. Л. 7.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я