Ни живые – ни мёртвые

Василий Брусянин, 1904

«Минувшей ночью Игнатию Иванычу почему-то не спалось. Лёг он накануне, после сытного ужина, в хорошем расположении духа и даже скоро заснул, но тут как вихрь какой, таинственный и неспокойный, налетели на него сновидения – и чего-чего только ни снилось ему, и всё такое нехорошее. Проснётся Игнатий Иваныч с тревогой на душе, повернётся на другой бок, не раскрывая глаз, снова забудется – и опять сновидения… Утром проснулся он позже обыкновенного, обильно смочил водою голову, расчесал бороду и усы, помолился Богу и уселся пить чай. Сидя на диване за круглым столиком, после ночи с тревожными сновидениями, он хмуро посматривал на оконные рамы, по стёклам которых катились дождевые капли, и прислушивался к шипению потухающего самовара. Газетный листок, лежавший около него на мягком сидении дивана, оставался неразвёрнутым – читать не хотелось; стакан жидкого чая с плавающим кружком лимона – остыл; остывшими казались и все чувства Игнатия Иваныча: и думы, и ожидания, и мечтания. Бывают у Игнатия Иваныча такие странные настроения, и нередко. На жизнь он никогда не роптал, положением своим был доволен, не нарушали его настроений и денежные дела, в которые он был всецело погружён; а вот подите – и ему не чужды колебания в ежедневных настроениях. Раньше, в молодости, ещё смущало его иногда одиночество и жажда семьи, а теперь и этого не чувствовалось: сорок девять лет, прожитые Игнатием Иванычем, всё изменили…»

I

Минувшей ночью Игнатию Иванычу почему-то не спалось. Лёг он накануне, после сытного ужина, в хорошем расположении духа и даже скоро заснул, но тут как вихрь какой, таинственный и неспокойный, налетели на него сновидения — и чего-чего только ни снилось ему, и всё такое нехорошее. Проснётся Игнатий Иваныч с тревогой на душе, повернётся на другой бок, не раскрывая глаз, снова забудется — и опять сновидения… Утром проснулся он позже обыкновенного, обильно смочил водою голову, расчесал бороду и усы, помолился Богу и уселся пить чай. Сидя на диване за круглым столиком, после ночи с тревожными сновидениями, он хмуро посматривал на оконные рамы, по стёклам которых катились дождевые капли, и прислушивался к шипению потухающего самовара. Газетный листок, лежавший около него на мягком сидении дивана, оставался неразвёрнутым — читать не хотелось; стакан жидкого чая с плавающим кружком лимона — остыл; остывшими казались и все чувства Игнатия Иваныча: и думы, и ожидания, и мечтания. Бывают у Игнатия Иваныча такие странные настроения, и нередко. На жизнь он никогда не роптал, положением своим был доволен, не нарушали его настроений и денежные дела, в которые он был всецело погружён; а вот подите — и ему не чужды колебания в ежедневных настроениях. Раньше, в молодости, ещё смущало его иногда одиночество и жажда семьи, а теперь и этого не чувствовалось: сорок девять лет, прожитые Игнатием Иванычем, всё изменили…

Часу в одиннадцатом в маленькую квартирку Игнатия Иваныча позвонили. Пока толстая и рябая старуха кухарка ворчала, заслыша звонок, и медленно с перевальцем двигалась к двери, чтобы впустить гостя, Игнатий Иваныч задавался вопросом — кто бы это мог придти так рано и при этом ещё так бесцеремонно громко звонить?

— Дома? Встал?.. А-а… хорошо, хорошо! — слышался в прихожей густой голос.

На пороге появился длинный и тощий господин, в сюртуке, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, и с мокрым от дождя котелком в руках. Лицо господина было сухощаво и морщинисто, без усов и бороды, как у ксёндза, глаза серые и быстро бегающие, руки длинные и красные, с траурными, давно нестрижеными ногтями на пальцах.

— Читал? А? Игнатий, читал?.. — забрасывал вопросами вновь прибывший, здороваясь с хозяином.

— Что читал? Ничего я не читал, — сумрачно ответил Игнатий Иваныч.

— Что?.. Газетное объявление… Да вот у тебя и газета под носом.

Перегнувшись длинным корпусом через кресло, на котором мирно дремал большой белый кот, гость развернул небольшой тоненький лист уличной газетки, почти сплошь заполненный объявлениями.

— Нет, ты представь себе. Должно быть, это очень выгодное предприятие!.. Вот погоди — слушай: «Приглашаются компаньоны с капиталом в 2–3 тысячи для участия в хорошо поставленном и выгодном предприятии, с личным трудом и без оного. Спр. в конторе К. предъявителю кредитного билета трёхрублёвого достоинства № 267825».

Гость прочёл объявление, выпучил на Игнатия Иваныча свои серенькие глазки и воскликнул:

— А!.. Брат!.. Игнатий, едем!.. Право, попытаем счастье!..

— Вот ты всегда так — «попытаем»… Пытали мы с тобой не раз, да чуть было не заварили каши… Попытаем!.. — наконец возразил всё время молчавший Игнатий Иваныч.

— Чудак! Да ведь мы не обязаны ничем: справимся, подумаем… ну, тогда…

— Горяч ты, Порфирий Иваныч… Чуть что прочитаешь — то ты и лыко в строку, чуть что услышишь — то тебе горы золота… Что же попусту-то ездить, на извозчика или на конку тратиться. А погода-то вон какая!

Игнатий Иваныч махнул рукою по направлению окна и отхлебнул из стакана чай. Порфирий Иваныч также покосился на окно и равнодушно ответил:

— Что ж тебе погода? Ты пойми, чудак, 2–3 тысячи рублей, ведь это пустяки. А вдруг, это дело выгодное! На биржу мы редко ходим, на скачках нам не везёт…

— Я сколько раз говорил тебе не упоминать об этих проклятых скачках! — гневно воскликнул Игнатий Иваныч; лицо его побледнело, глаза метали искры злобы.

— Ну, хорошо, хорошо…

Порфирий Иваныч прогнал с кресла кота, уселся на его место и, немного отвалившись на спинку, продолжал покойным и вместе уверенным тоном:

— Слушай меня, брат. Деньги тогда только и интересны, когда они не лежат, а в ходу…

— Ну, пошёл! Давно я это слышал!.. — вздумал было возразить Игнатий Иваныч, но брат его прежним топом продолжал:

— Ничего, что слышал — послушай и ещё… Ну, так вот-с: деньги — вода. Застоится вода в болоте или в озере, и рыба в ней начнёт дохнуть; а как в реке какой или ручье, а то и в море… льётся она там, крутит, бурлит… глядишь, что-нибудь и несёт: щепотку какую, а то и целое брёвнышко… Вот так и деньги: залежатся они у тебя в сундуке или в бумажнике, и дух от них нехороший пойдёт, а как ты встряхнёшь ими по молодецки, так они тебе и дадут!.. Помнишь, что говорил отец-то на смертном одре?

— Помню, — угрюмо подтвердил Игнатий Иваныч.

— Ну, так вот. Не забывай этого. Только с такими принципами отец и нажил деньги… да… Он, брат, не тушил их! Да, не тушил!..

Порфирий Иваныч встал, прошёлся по комнате, побарабанил по подоконнику пальцами, проходя мимо окна, и, возвратившись к столу, продолжал деловым тоном:

— С Иваном Лукичом сегодня встретился, на биржу он ехал… Замахал этак зонтиком, остановил извозчика, да и подозвал меня. «Читали, — говорит, — в нынешнем номере?» — «Как же, — говорю, — читал». — «Ну, то-то, — говорит, — а всё жалуетесь, что нынче все дела в застое!» и поехал дальше…

— А что же это твой Иван Лукич сам не направился в контору К., вместо того, чтобы на биржу-то ехать? — с иронией в голосе спросил Игнатий Иваныч, вспомнив о своей неудаче на скачках, которая, по его глубокому убеждению, имела место, только благодаря подстрекательству Ивана Лукича.

— Странный ты! — возразил Порфирий Иваныч. — Иван Лукич — человек чуть ли не миллионщик, а мы с тобою что?.. Как на скачках продулись, и нос на квинту?..

— Опять! — грозно оборвал брата Игнатий Иваныч.

Гость понял, к чему относился этот грозный окрик, и перевёл разговор с неприятной для брата темы о скачках на вопрос дня, а таким вопросом было переполошившее его газетное объявление.

— Две-три тысячи… пополам — это будет тысяча или полторы. Разве ты многим рискуешь, если, положим, дело не удастся, а при благоприятном исходе… — Кто знает, что это за дело, о котором публикуют… Вдруг, брат, мы с тобою нападём на такие золотые россыпи!.. Надо быть, голубчик, американцем. Ты, я вижу, отстал, а почитай-ка какие чудеса описываются там: деньги смело вкладываются в предприятие, и подчас созидается такой чудеснейший процент!..

Долго ещё говорил Порфирий Иваныч о деньгах и о том, как надо поступать с ними, чтобы они не залёживались, а напротив, крутясь в вихре дел, увлекали бы за собою и человека. Для того, чтобы расшевелить и увлечь брата, Порфирий Иваныч вспоминал о тех случаях, когда увлекал его в различные предприятия, и когда он выходил победителем, следя за ростом собственного капитала и ещё больше становясь податливым на другие смелые шаги в области финансовых операций. Кончил Порфирий Иваныч тем же, с чего начал — газетным объявлением, стараясь убедить брата, как хорошо вдвоём начинать дело…