Напросились… она идёт убивать

Василий Боярков, 2019

Вихрева Мария обманута лесными бандитами и вероломно завлечена в их тайное поселение. Жестокий главарь, ранив бедную девушку в ногу, сообщает, что она является беспомощной жертвой и подвергается лютой «охоте». Не оставив другого выбора, беспощадный разбойник великодушно позволяет ей углубиться в дремучую чащу. Убегая от злобных преследователей, Маша случайно сталкивается с прежним возлюбленным Ковровым Иваном. Некогда он являлся спецназовским офицером, но с недавнего времени считается как «пропавший без вести». Вместе они решают вступить в неравную ожесточённую схватку.

Пролог

В мае 1996 года, в период самого тёплого весеннего месяца, жителю города Томска Бори́сову Виктору Па́вловичу исполнилось восемнадцать лет. Он едва успел сдать государственные экзамены и получить выпускной аттестат, как его тут же призвали на срочную военную службу.

Молодой симпатичный юноша, он оказался без вредных привычек, занимался активным спортом, не выделяясь высоким ростом, имел коренастое, крепкое тело. Отличи́тельные черты, отчасти дарованные природой, а частью добы́тые личным усердием, сказались на выборе его служебного назначения; он распределился в тихоокеанский флот — прямиком на подводную лодку.

Время, проведённое в учебном центре, пролетело махом, практически незаметно, и пришла пора действительной службы. Новоиспечённый матрос попал в сплочённый морской коллектив, где их с товарищами приняли радушно, как будто своих. Чётко выполняя поставленные задачи, Виктор заслужил глубокое уважение как равнозначных сослуживцев, так и ка́дровых командиров. Вот так, по сути размеренно, и проходила ре́крутская повинность, пока однажды…

Как случается во все времена, неожиданно выяснилось, что атомная подлодка, на которой нёс повседневные тяготы «матросик» Борисов, оказалась сравнительно старой и давненько подлежала техническому списанию, едва ли не полной утилизации. Однако командование (на собственный страх и риск!) продолжало выпускать её в открытое море. Создаваемые комиссии, направленные на проверку полезной пригодности, «скрепя сердце» проставляли «зачётные» подписи; они давали ржавой груде металлолома дальнейшую жизнь и отправляли в заведомо опасное плавание (время было тяжёлое, и заменить боевую подлодку, естественно, было нечем). Так она и ходила, создавая реальную угрозу флотскому экипажу, да и всему, что окружало вокруг.

В первых числах августа 1997 года, находясь в очередном ответственном рейсе, военные подводники остановились на боевое дежурство неподалёку от островного Японского государства. Словно подверженная неумолимому злому року, система охлаждения ядерного реактора дала существенный сбой: прогнившие трубы, не выдержав высокого давления, вдребезги лопнули и, теряя жидкостный хладагент, непрерывно разбрызгивали его по двигательному отсеку. Заделать их так и не получалось: железо осталось настолько тонким, что расслоилось на мелкие части.

Критическая температура катастрофически поднималась, провоцируя необратимые процессы, которые неизбежно привели бы к цепной реакции, сопровождавшейся ядерным взрывом. Понимая, что самостоятельно выбраться не получиться, ответственный капитан переда́л срочную радиограмму о случившемся жутком несчастии.

Вышестоящее командование, едва узнав серьёзную новость, перестало поддерживать всякую связь: оно оставило покинутых моряков на произвол жестокой судьбы и собственное спасение. Прославленные подводники не могли себе даже представить, что их предательски кинут без действенной помощи! Когда уже стало ясно, что взрыв становится неизбежен, вся матросская команда вышла наверх, ожидая, что за ними вот-вот прибудут морские спасатели. И лишь, единственно, командир корабля, остававшийся в капитанской каюте, отлично знал все недвусмысленные инструкции! Они же однозначно гласили, что «обнаруженная на чужой территории, субмарина оказывается вне всяких законов»; получается, она (исключительно по личной инициативе команды!) самовольно зашла в сопредельные воды чужого пространства, то есть никто из высшего руководства не несёт за неё никакой ответственности. Неблагодарная страна взяла да и попросту от них отказалась, предоставив обречённым подводникам самим выпутываться из чудовищной, губительной ситуации.

Через несколько минут несчастные моряки, находившиеся на верхней площадке, к общему ликованию, наконец-то улицезрели, как к ним подлетают три неопознанных самолета; но… как выяснилось, то оказалась совсем не подмога. Японские власти, перехватив тревожную радиопередачу и более чем очевидно установив, что возле их берегов возможен новый ядерный взрыв (они отлично помнили и Хиросиму, и Нагасаки), незамедлительно выслали боевые лётные аппараты — чтобы предусмотрительно (и от греха подальше!) уничтожить опасную, гнилую «посудину». Нетрудно догадаться, отверженные люди их вовсе не беспокоили, поскольку подлодка была военной, да ещё и считалась вражеской, неправомерно вторгшейся в иностранное государство. Министр обороны Японии, отдававший суровый приказ, сказал лишь одно: «На войне как на войне!»

— Это бомбардировщики! — вдруг в страхе воскликнул Борисов, как никто другой обладавший отличным, едва не орлиным зрением. — Вряд ли они вознамерятся нас спасать? — И окончательно утвердившись в той правильной мысли, бездумно кинулся в необозримую акваторию; решительными гребками он отдалялся от атомной субмарины, «приговорённой» к неминуемой гибели.

Остальные члены подводного экипажа не верили в неслыханное коварство и спокойненько поджидали приближение летевших объектов; они искренне надеялись, что за ними выслана спасательная команда. Всё сделалось предельно понятным, когда от раскинутых крыльев отделились противолодочные ракеты… И вот именно тогда, все стали прыгать в синее море, но было уже достаточно поздно. Через считанные секунды прогремело шесть оглушительных взрывов, и подбитая подлодка медленно опустилась на глубокое дно, предоставив ядерному реактору охлаждаться естественным остужающим реактивом.

Брошенный экипаж, не успевший отплыть на сколько-нибудь приличное расстояние, оказался поражённым взрывной волной и бесследно сгинул в бездонной пучине. Избавиться от неминуемой гибели удалось лишь Вите Борисову, заблаговременно сигану́вшему в забо́ртную гладь; ему посчастливилось значительно удалиться. Долгое время он плавал в тёплых водах Японского моря, пока, совсем обессилив и потеряв любую надежду, окончательно не лишился сознания. Благодаря спасательному жилету Виктор не утонул, а остался безвольно плавать по бескрайнему морскому пространству.

На его случайное счастье, бесчувственного матроса подобрали местные рыбаки. Вначале они его как следует выходили, а потом помогли тайком перебраться на отдалённую Родину. Единственный человек, удачно спасшийся с подби́того подводного судна, к великому ужасу, выяснил, что ни с одной из сторон (ни японской и ни российской) о случившейся трагедии предпочиталось не афишировать (как будто бы ничего и не было). Высшее командование цинично провозгласило всех членов погибшей команды «пропавшими без вести».

Возмущённый несправедливым решением, предательским отношением, проявленным к отважным защитникам, да и попросту верным подданным, Виктор объявил непримиримую вендетту всему российскому государству — поклялся жестоко мстить, пока у него хватит и человеческих сил, и предельных возможностей. Присвоенный статус всецело устраивал; он ушёл в глубокое, самое глухое, подполье и стал вести неви́димую войну — подрывную, диверсионную деятельность. Как он не раз говаривал, «изнутри разрушать существующий строй и выводить на «чистую воду» напрочь прогнившее верховное руководство».

Как и следовало ожидать, находясь возле ядерного реактора, функционирующего в критическом взрывоопасном режиме, он получил солидную долю тлетворного облучения. Оно сказалось на общем физическом самочувствии, но (более всего!) отобразилось на всклокоченных волосах, навсегда окрашенных иссиня-седым оттенком. Не остался нетронутым и внутренний мир; он основательно искалечился, сделав отвергнутого человека, и беспощадным, и мстительным, и грозно жестоким.