Время светлячков

Валерия Спасская

Художница Лара, влюблённая в женатого мужчину, пишет странную картину, смысла которой сама не понимает. Демонические образы картины оживают и проникают в реальность. Лара вспоминает прошлые жизни, связанные с алхимией и древними мистериями, в которых она со своим возлюбленным пыталась добыть заветный эликсир. В новой жизни Лара стремится завоевать любовь Яра, веря, что это и есть цель поисков совершенства. Встреча с ведьмой Тамарой ставит девушку перед сложным выбором.

Маша

— И что тебе дома не сидится? — спросила Лена, стройная миловидная девушка с мелкими рыжими кудряшками до плеч, заворачивая очередную прядку в фольгу. — Понятное дело, я. У меня Серега не так много приносит, да ещё за съемное жилье платить, а ты — делай что угодно, сама могла бы по салонам бегать кудри вить.

— Не хочу, — возразила хрупкая бледная светленькая Маша, — не могу, не привыкла. Всегда работала, и потом, мне это нравится. Когда рожу, тогда и буду дома сидеть.

— Вот оно что, — засмеялась Лена. — Ты ещё даже не беременна. А так ходила бы ко мне — я бы каждый день тебе новую причёску делала.

— Муж-то не против, что ты трудишься? — спросила клиентка Лены, пожилая дама, не боящаяся экстремальных цветов — парикмахерша выборочно намазывала её короткие прядки ярко-фиолетовым.

— А я всё успеваю, — сказала Маша, — ужин каждый вечер на плите, я ж не беру лишних, работаю в удовольствие.

— Ну и хорошо, — сказала женщина, — главное, чтоб муж не возражал.

— А так-то он ей предлагал дома сидеть, — сказала Лена, — потому я и говорю. Могла бы шопиться целыми днями, деньги у него есть, и он их вроде как на жену не жалеет.

— Про деньги ничего не могу сказать, — вздохнула Маша, выводя на искусственном ногте красивый завиток, — может, и не жалеет, но и дорогими подарками не балует. Он знает, что я много не трачу.

— Ишь, как ему повезло, — усмехнулась Лена, — а ты попробуй потрать, и посмотришь.

— Зачем? — не поняла Маша.

— Да шучу, — весело ответила подруга, — но я бы на твоём месте слишком его не жалела. Мужиков надо воспитывать, а ты что? Он у тебя вечно где-то пропадает.

— Это правда, — Маша положила ноготь в лампу сушиться и закрутила баночку с краской, — потому он и не жалуется. Вечно его дома нет. Днём работа, вечером тренинги.

— Да ещё и поездки какие-то, — возмутилась Лена, — можно, конечно, понять, почему ты такое терпишь, но я бы не стала.

— Что за поездки? — спросила дама в кресле.

— Семинары по духовному развитию, — с наигранным пафосом ответила Лена, насмешливо улыбаясь.

— Ну что поделать, это важно для него, — вздохнула Маша, — он мне сразу об этом говорил.

— У тебя что, клиентка не пришла? — спросила Лена.

— Да, отменилась только утром. Так что окно. Вот и болтаю с вами.

Она грустно улыбнулась. Хрупкая девушка со светло-серыми глазами, внешние уголки которых опускались книзу, придавая ей печальный вид. Белёсые жиденькие реснички вокруг глаз были почти незаметны. Брови и волосы у неё тоже были светлые — всё своё, натуральное. Лена не раз предлагала ей покраситься, но Маша отказывалась наотрез — не любила искусственное, хотя сама и делала яркий маникюр другим девушкам, но с собственной внешностью экспериментировать не решалась. Она хотела жить спокойно, ценила естественную красоту и не стремилась выделяться. Впрочем, Маша была довольно миловидна и, возможно от натуральности, выглядела моложе своих лет.

— А что за семинары у вашего мужа? — не отставала женщина. — Не подумайте, что я какая-то наглая, мне просто интересно, потому что мой тоже пару лет назад в какую-то секту попал. Еле вытащила его оттуда. Домой приходил, какую-то нёс околесицу про планеты и конец света, книжки странные в дом таскал и вообще стал шальной совсем. Я тогда ремонт на кухне затеяла, чтоб его от этой ерунды отвлечь, он побухтел, но взялся за дело. Ну, и некогда ему стало по семинарам шастать.

— Какая вы молодец, Наталья Ивановна, — засмеялась Лена, — одним выстрелом двух зайцев.

— Да, — сказала дама серьёзно, — теперь на кухне красота и у мужа голова на месте. Бывает, иногда, конечно, вспомнит, но боится, что я опять что-нибудь затею. Я уж ему намекаю, мол, вон в туалете плитка откололась, да и в комнате неплохо бы обои обновить. Он и замолкает сразу.

— У меня такое не сработает, — сказала Маша, — мой муж сам начальник, бригаду вызовет да и всё. Мне иногда кажется, что эти семинары для него важней всего — работы, дома и уж тем более меня.

— Ну, перестань, Машут, он любит тебя! — возразила Лена, но голос её прозвучал неискренне.

— Но Лена, все эти семинары, я не знаю, он каждый раз приезжает оттуда чужой.

— Я уже говорила, что, может, лучше бы ты ездила туда с ним.

— Да, но… ты же знаешь, я не хочу! Я этого не понимаю, это не моё!

— Понимаю, — кивнула Лена.

— Да ещё девушки постоянно пишут, звонят, эта Злата — она ему как лучший друг, ну что это такое!

— Ох, девоньки, — покачала головой Наталья Ивановна, — ну вы даёте. Разве ж можно так мужиков запускать!

Маша замолчала, бездумно разглядывая собственные ногти — короткие, ровные, идеально покрытые лаком телесного цвета.

Почему-то вдруг вспомнилась мама. Эта странная неопрятная женщина, пахнущая потом и готовкой из дешёвых продуктов, ужасный дом, в котором с рождения жила Маша: как вообще из человека может получиться что-то хорошее, если он растёт в такой грязи?!

Постоянно вокруг бардак, вся квартира завалена вещами, толстый слой грязи на полу — маме нравилось так жить. Она и Маше не давала прибираться. Да ещё брат, который начал пить с тринадцати лет. Маша ещё в школьные годы стала подрабатывать летом, покупала себе какие-то вещи, а он воровал и вещи и деньги — да что там говорить, вся эта проклятая семейка с рождения воровала у неё жизнь. Потом ещё этот ужасный отчим, который тоже только сидел в кресле и пил. Семья еле сводила концы с концами, и видимо, от этой беспросветной печали Маша и загремела в больницу с гастритом в двадцать пять лет.

Не зная ничего о её жизни, никто бы не поверил в это, но Маше там было хорошо. Чистые опрятные постели, добрые медсестры, свежий воздух, блаженное безделье, любимые книги. Ни мамы, ни отчима, ни брата — делай всё, что хочется. Маша будто попала на курорт.

Она подружилась с девушкой с соседней кровати, Олей. Оля была грациозная и стройная, кареглазая, с длинными пышными каштановыми волосами. Она всё делала красиво. Сидя на кровати в трусах и футболке со скрещёнными ногами, своими тонкими длинными пальчиками с красивым маникюром Оля почти целыми днями раскладывала карты. Потом она что-то писала в узористом толстом блокноте, а иногда уходила в коридор, на лестницу и, стоя у окна, долго с кем-то говорила по телефону. Голос у неё был нежный, низкий, с приятной хрипотцой.

Иногда она делала перерывчики и, попивая чай из большущей кружки с белыми лилиями, болтала с соседками по палате.

«Знаете, девчонки, я даже рада, что сюда попала, — говорила Оля, улыбаясь одним краешком рта, как будто усмехаясь, но это была её обычная манера общения, — а то я дома ничего не успеваю. Столько заказано раскладов, девочки ждут, а я совсем замоталась. Муж вообще не помогает, хоть бы денег приносил, так нет, я одна кручусь с дочкой, на двух работах, да вот это ещё, но мне хоть нравится… я бы вообще только картами занималась, но он мне покою из-за этого не даёт, говорит, что типа я порчу на семью навожу, это мать его настраивает против меня, а она и всегда была против».

Оля отхлебнула чая.

«Ну к чёрту, в общем, беда, даром что я людям помогаю, у самой дома просто бардак. Вот пускай один попробует пожить».

«А за ребёнка не беспокоишься?» — спросила круглолицая темноволосая девушка у окна.

«Знаешь, милая, если честно, то я так устала, что во мне и беспокойства-то не осталось. Да нет, он неплохой отец, если б всё было совсем ужасно, стала бы, думаешь, я его терпеть! Просто, когда я дома, он знает, что всё будет сделано, а так по нужде и зашевелится, как миленький».

«А гадание всегда сбывается?» — спросила Маша.

От глубокого пристального взгляда карих глаз Оли Маше стало не по себе. Но потом Оля улыбнулась, как обычно, краешком рта, и ответила мягко:

«Знаешь, у тех, кто серьёзно относится, сбывается. Надо просто изначально верить. А если приходят девочки побаловаться и поглядеть, сбудется или нет, то чаще всего и карты играются с ними. Это же не игрушка, а инструмент — с помощью карт можно пообщаться со своим подсознанием. Обычно у людей слишком много всего в голове; мысли, программы мешают слышать свой внутренний голос, а карты говорят с нами образами, понятно?»

Маша кивнула.

«А разве человек не должен быть рядом, чтобы гадать?»

«Конечно, так лучше, — сказала Оля, — но я не успеваю, да и муж не любит, когда ко мне паломничество, так что приходится дистанционно».

«А мне погадаешь?»

«Конечно, сегодня вечерком, окей? Мне ещё нужно днём парочку раскладов успеть, а потом я свободна».

Странно, почему все эти подробности так ярко всплыли в памяти сейчас, как будто это было совсем недавно? Может быть, потому что в жизни Маши последнее время так мало происходило интересного. Но разве больничная палата и полузнакомая гадалка — это что-то интересное? Да нет, просто ведь именно тогда Маша встретила Яра…

— Я так не могу, как вы, — со вздохом сказала она, — воспитывать мужчину, в смысле. У меня другая ситуация.

— Да, у неё другая ситуация, — согласилась Лена.

— Может быть, — пожала плечами дама, — я вникать не стану, но распускать их слишком тоже не следует. Ты должна говорить о том, что тебя не устраивает и что тебе хочется.

— Блин, да я говорила не раз, что хочу поехать куда-то отдохнуть, полежать у моря, но он только отшучивается, ему это непонятно… Говорит, зачем, типа, такой бессмысленный отдых, надо с пользой время свободное проводить.

— На семинарах, — цинично заметила Лена.

— Ну, да, — вздохнула Маша.

— Так поезжай сама на море тогда, — сказала подруга, — отдохнёшь, найдёшь там себе молодого любовника, отплатишь той же монетой.

— Да я не хочу одна, Лена, — Маша с отчаянием посмотрела на коллегу, — с ним бы я поехала, а одна — нет. Ты что, какие любовники! Мне никто, кроме Яра, не нужен.

— Успокойся, я шучу, — сказала Лена, немного испуганно глядя на Машу, — извини, конечно, но ты на нём слишком зациклилась. Тебе надо отвлечься, хотя бы по магазинам походить, а лучше вечером в клуб с подружками. Давай напьёмся?

— Ты же знаешь, я не пью, — возразила Маша.

— Эхх, ну что с ней делать, — развела руками Лена, ловя в отражении в зеркале взгляд своей клиентки.

Наталья Ивановна засмеялась, качая головой.

— Даа, девчонки, — протянула она, — ну, и страсти у вас. Я всё равно считаю, что мужа надо держать в ежовых рукавицах, что бы вы не говорили. Эта распущенность до добра не доведёт.

— Если я пытаюсь его контролировать, то он совсем пропадает, — вздохнула Маша.

— Значит, не так контролируешь, — авторитетно сказала пожилая дама, — ты его не пили, а в сексуальном пеньюарчике дома встречай и будь милой, а потом говори твёрдо о своих желаниях.

— У него вечно другое что-то на уме, — сказала Маша, — я его совсем не понимаю. Пеньюарчик даже не всегда помогает.

— Да что ещё им может быть нужно? — удивилась дама, — дом, вкусная еда, жена в сорочке. Мой бы это ни на что не променял. Мы уже, конечно, не те, что прежде, — она засмеялась, — но порох ещё имеется.

— Моему, как видно, нужно что-то ещё, — сказала Маша сумрачно.

— Давай, я тебя покрашу в какой-нибудь яркий цвет, — предложила Лена, — вот Наталья Ивановна и то не боится экспериментировать.

— Неет, — Маша, улыбаясь, покачала головой, — не моё это.

— Вот что не предложишь, всё не твоё, — сказала Лена, — может, и жизнь не твоя?

«И жизнь, — грустно подумала Маша, — и дом чужой, и мужчина, которого люблю. Я будто украла что-то, но почему? Может, бросить всё и вернуться. Но куда? К маме? Нет, только не к маме».

Открылась дверь, и салон вместе с ветром влетела юная темноволосая девушка.

— Я на маникюр, — сказала она, — не опоздала?

— Проходите, — улыбнулась ей Маша, разглаживая на столе салфетку, — что будем делать?