Письма императора

Валерия Вербинина

Нет ничего прекраснее любовных писем – и ничего хуже, если они попадут в руки ловкого шантажиста. А если автор посланий – сам государь-император? Огласка грозит России международным скандалом… Секретному агенту Амалии поручено любой ценой вернуть их. Взявшись за это дело, она даже не подозревала, что ценность представляет не только тайная переписка императора с возлюбленной, но и шкатулка, в которой она хранится. И за тем, и за другим охотится немало авантюристов, среди которых сам принц парижских воров…

Часть II

Жил-был полицейский

Глава 1

Франсуа открыл глаза.

Сначала он не увидел ничего, кроме каких-то светлых и темных пятен. Голова болела невыносимо, руки и ноги были словно ватные. Тихо застонав, Франсуа снова смежил веки, подумал: «Господи боже мой, и где же это меня угораздило так напиться?»

Вновь открыв глаза, он констатировал, что пятна начали складываться во что-то более осмысленное. Светлое — это, конечно, потолок с лепниной, а темное — висящий на стене роскошный гобелен с собаками, оленями и всадниками, изображающий охоту одного из французских королей.

«Неужели я напился в каком-то замке? — в смятении подумал Франсуа. — Но как я вообще в него попал?»

Он сделал попытку пошевелиться, но тут у него так ужасно зашумело в голове, что пришлось тотчас же отказаться от этой мысли.

«Интересно, сколько стоит этот гобелен? Если его снять со стены да загнать старику Перье по сходной цене…»

Франсуа уловил чье-то тяжелое дыхание и, с немалым трудом повернувшись на своем узком ложе, обнаружил, что большая белая собака сошла с гобелена и теперь сидит возле него. Вор сморгнул, но собака никуда не исчезла, она по-прежнему была здесь и сурово смотрела на него. Франсуа заискивающе улыбнулся.

— Хороший песик… — сказал он и протянул руку, чтобы погладить животное по голове. Не то чтобы Франсуа любил собак — просто он считал, что с некоторыми зверями лучше сразу же подружиться, чтобы не пришлось сожалеть впоследствии.

— Не трогайте собаку! — произнес резковатый женский голос откуда-то сверху.

Франсуа похолодел. Голос был ледяной. Даже хуже того — он был неприятный, металлический и режущий слух. Так могла говорить какая-нибудь особа, давно распрощавшаяся с первой и даже со второй молодостью, во время которых она успела разочароваться во всем мире. Тем сильнее было изумление Франсуа, когда, повернув голову, он встретился взглядом с прехорошенькой юной особой с белокурыми волосами, распущенными по плечам. Едва вор заметил ее, как у него чудодейственным образом почти перестала болеть голова.

— Простите, — прошептал он, про себя мучительно прикидывая, что с ним все-таки произошло и отчего он лежит на узком кожаном диване, вовсе не предназначенном для того, чтобы служить кроватью. Этот дом… где он находится? И главное, кто она такая, черт возьми, женщина с глазами цвета шампанского, в которых пляшут задорные искорки?

И тут Франсуа вспомнил. Возможно, что искорки в глазах вызвали у него мгновенную ассоциацию с теми искрами, что посыпались из его собственных глаз, когда он, удирая от преследователей, проник в пустой, казалось бы, особняк и нарвался на красавицу, которая, нимало не обинуясь, угостила его по голове чем-то тяжелым. При одной мысли об этом Франсуа почувствовал дурноту. А тут еще белокурая метательница ваз ангельским голосом осведомилась у него:

— Как вы себя чувствуете, сударь?

— Хорошо, — пролепетал вконец измученный Франсуа. — Только вот копилка^[3]… ох! — Он дотронулся до головы и поморщился.

— Только… что? — удивленно переспросила его юная дама.

— Копилка… в смысле тыква… — пояснил Франсуа, еле ворочая языком. — То есть, простите, голова.

Он облизнул кончиком языка губы. В его копилке вертелась лишь одна мысль: надо бежать! Неважно куда, главное — поскорее оказаться как можно дальше от этого дома, ставшего ловушкой, и от его хозяйки, которая, стоя возле стола, рассматривала какие-то разложенные на нем предметы. Если бы она была одна, Франсуа не мешкая попытался бы удрать, но собака! Присутствие собаки все меняло.

— Может быть, вы все-таки представитесь? — спросила незнакомка. — Как вас зовут?

— Франсуа. — Вор сделал попытку улыбнуться.

— Прекрасно, Франсуа. А я — Амалия.

Сейчас она вызовет полицию, с тоской прикинул Франсуа. Резким движением он попытался сесть, но тут в его голове словно загудели колокола всех церквей мира, и вор, тихо застонав, осел обратно на диван.

— Ну, раз уж мы с вами познакомились, Франсуа, — непринужденным светским тоном промолвила Амалия, — может быть, вы соизволите мне объяснить, что вы делаете в моем доме?

В ее словах вору почудилась надежда, и он немедля решил использовать представившуюся ему возможность.

— Видите ли, мадемуазель…

— Мадам, — сухо поправила его Амалия.

— Видите ли, мадам… — Франсуа кашлянул в кулак. — Я живу тут неподалеку, и как раз сегодня мы пировали с друзьями… отмечали день рождения, знаете… Кажется, я… гм… немного переоценил свои возможности и на обратном пути заблудился. Я вовсе не хотел тревожить вас, — совершенно искренне добавил Франсуа.

Амалия вздохнула:

— Значит, вы заблудились?

— Совершенно верно, мадам.

Карие глаза насмешливо сверкнули.

— С драгоценностями герцогини де Лотреамон? — И с этими словами Амалия подняла со стола сверкающее ожерелье, украшенное восхитительными огромными топазами.

Франсуа открыл рот. Чувствовал он себя в это мгновение преомерзительно, как, впрочем, и всякий человек, которому выпадет несчастье попасться, что называется, с поличным.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь, — пробормотал он, сам отлично понимая, что жалкие слова его не спасут.

— Не думаю, — вежливо ответила Амалия. — Я видела ожерелье на ней на балу в ее доме. Это именно оно. — И она с любовью поглядела на голубые мерцающие камни, обрамленные более мелкими бриллиантами. — Так что вы, месье, обыкновенный вор, — закончила она, оборачиваясь к Франсуа.

Такого он уже не мог стерпеть. Вся кровь вскипела у него в жилах.

— Ну, если я вор, мадам, — заговорил он, сверкая глазами, — то чего вы ждете? Зовите людей, зовите полицию!

Амалия положила ожерелье на стол, на котором красовалось примерно с три дюжины брошек, серег, колец и ожерелий, совсем недавно принадлежавших герцогине, и грациозно опустилась в кресло.

— Можно подумать, вы ждете не дождетесь, когда наконец попадете в тюрьму, — насмешливо уронила она. — К чему такая спешка, месье?

«И в самом деле, — подумал Франсуа, — к чему?»

— По правде говоря, — признался вор, — у меня нет ни малейшего желания оказаться за решеткой. Может быть, мы с вами сможем как-нибудь договориться?

— Может быть, — задумчиво уронила красавица.

Франсуа немного приободрился.

— Если бы вы отпустили меня… — нерешительно начал он. Амалия метнула в него быстрый взгляд. — Я мог бы поделиться с вами… — Он кивнул на стол, который в эти мгновения больше напоминал витрину какого-нибудь ювелирного магазина.

— Большое спасибо за предложение, месье Франсуа, — отозвалась его собеседница, улыбаясь каким-то своим тайным мыслям, — но если бы мне были нужны эти безделушки, я бы с легкой душой прикончила вас и забрала бы все себе.

Это был совершенно неожиданный поворот в разговоре!

— Да? — пробормотал Франсуа, глядя на нее во все глаза.

— Именно, — подтвердила Амалия. — Вам повезло, что драгоценности меня не интересуют.

Франсуа терялся все больше и больше. «Черт возьми, кто же она вообще такая?» — думал он.

— Значит, вы не отпустите меня? — спросил он вслух. Амалия не отвечала. — Мадам, умоляю вас! — Все-таки ему удалось сесть, и белый пес настороженно подался вперед. — Я… я бедный человек, мадам!

— Тем хуже для вас, — отвечала жестокосердная красавица.

— О мадам! — Франсуа молитвенно сложил руки. — Мой отец болен, он умирает! А мои дети…

— Сколько же их у вас? — поинтересовалась Амалия, покачивая носком туфельки.

— Пять, — вдохновенно солгал Франсуа.

— А почему не шесть?

— А… э… шестой на подходе, — тотчас же нашелся вор. — Мадам, вы же не допустите, чтобы бедные сироты остались без отца?

— Сироты? — задумчиво переспросила Амалия. — У них же, кажется, есть мать.

— Только у одного, — с жаром возразил Франсуа. — А у остальных…

— Остальные — это сколько? — прищурилась Амалия.

— Трое. Нет, четверо!

— Похоже, вы даже не знаете, сколько у вас детей, — ехидно заметила Амалия. — С прискорбием вынуждена констатировать, месье, что вы крайне безнравственны. Пожалуй, придется все-таки отправить вас в тюрьму. Пусть ваши жены и дети, сколько бы их там ни было, хоть немного от вас отдохнут.

Франсуа исподлобья покосился на нее.

— Вы шутите, — мрачно сказал он.

— По крайней мере, в одном я серьезна: я не собираюсь сдавать вас полиции, — ответила Амалия. И со значением уточнила: — Пока.

«Черт возьми, — подумал потрясенный Франсуа, — неужели она ко мне неравнодушна? Ну, Франсуа, вперед!»

— Вы так добры, мадам! — с чувством промолвил он. — Чтобы доказать вам мою признательность, я готов… Словом, готов на все!

И он вперил в свою собеседницу нежный взор. Скарамуш недовольно мотнул головой и чихнул.

— Это хорошо, — с тонкой улыбкой заметила Амалия, для которой все мысли и побуждения пленника были как на ладони. — Обещаю вам, что внакладе вы не останетесь.

«Ну, это уж точно!» — подумал повеселевший вор.

— Хотите получить две тысячи франков? — спросила Амалия.

— Я? — поразился Франсуа.

— В дополнение к драгоценностям герцогини де Лотреамон, разумеется, — уточнила Амалия.

Франсуа решил, что ослышался. Нет, наверное, он и в самом деле не так ее понял. Она собирается вернуть ему драгоценности и дать вдобавок деньги?

— Золотом или кружевами? — на всякий случай уточнил он.

Амалия нахмурилась.

— Кружева — это…

— Банковские ассигнации^[4], — поспешно пояснил Франсуа.

Странная красавица пожала плечами:

— Как вам будет угодно.

Значит, она не шутит. В полном остолбенении Франсуа прошептал:

— Но за что?

— За вашу помощь, — спокойно отвечала Амалия.

Тут в голове бедного Франсуа все так перепуталось, что он даже на несколько секунд закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.

— Погодите, — хрипло вымолвил наконец парень, — я чего-то не понял. Вы хотите предложить мне… какое-то дело?

— Да, если вы не возражаете, — вежливо отозвалась хозяйка дома.

Франсуа молча таращился на нее. Неужели она тоже воровка? Немыслимо — такая утонченная, такая красивая дама — и вдруг… Но ведь она сама только что предложила ему сотрудничество!

«Мне надо выпить, — мелькнуло у него в голове. — Немедленно!»

— Прежде всего, — продолжала Амалия, — мне хотелось бы знать, какое положение вы занимаете в вашем мире. Насколько мне известно, у воров есть своя иерархия, напоминающая ту, что царит среди обычных людей. Вы, Франсуа, кто, к примеру?

— Я? — Франсуа вздернул плечи и вытянул перед собой красивые тонкие руки. — Боюсь вас разочаровать, мадам, но я всего лишь обыкновенный отшельник.^[5]

— А отшельник — это… — начала Амалия.

— Вор-одиночка, мадам. Я не глава банды, не бывалый и уж, конечно, не принц воров.

— Понятно, — сказала Амалия. — А бывалый — это кто?

— Человек, который много знает и многое умеет, — объяснил Франсуа. — Он может отворить любой замок зубочисткой, при случае не колеблясь прирежет человека, сидел в коллеже, э-э, в тюрьме, или был на каторге, словом, имеет богатый послужной список. Скажу сразу же: я не таков.

— А-а, — протянула Амалия. — А принц воров — это кто?

Франсуа рассмеялся.

— Ну, к принцу воров я и подавно не имею ни малейшего отношения, — заметил он. — Принц воров — это Перванш.

— Кто-кто? — вымолвила пораженная Амалия.

— Его зовут Перванш, — объяснил Франсуа охотно, — потому что он любит барвинки^[6]. Это его прозвище, а как его зовут, никто не знает. Люди, которые имели с ним дело, предпочитают держать язык за зубами, ну а большинство вообще не знают его в лицо. Вот все, что я могу вам про него сказать.

Глава 2

Некоторое время Амалия молчала, собираясь с мыслями. Скарамуш, которому наскучило сторожить Франсуа, отвернулся от него, улегся на ковер, положил голову на лапы и устремил взор в пространство. За окнами стремительно светлело, и до Франсуа доносились то цокот копыт по мостовой, то позвякивание тележки молочника, то приглушенные голоса ранних прохожих. День медленно вступал в свои права.

— Расскажите мне об этом Перванше, Франсуа, — попросила Амалия.

— Но я и так уже выложил все, что знаю, — удивился вор.

— Нет, не все, — возразила Амалия. — Что он за человек? Сколько ему лет, где он живет? Как он выглядит, как…

— Где живет, ха! — фыркнул вор. — Думаете, он горит желанием рассказывать об этом каждому встречному и поперечному? Ведь полицейские дорого бы дали, чтобы его сцапать, да и среди нашего брата стукачей более чем достаточно.

— Ну хорошо, — смирилась Амалия. — А что он собой все-таки представляет?

— Он храбрый, — без колебаний заявил Франсуа, — умный, сильный и справедливый. Никого не притесняет, но и распускаться не дает.

Амалия недоверчиво смотрела на своего собеседника. Неужели даже в такой насквозь порочной среде, как воровская, превыше всего ставятся общеизвестные положительные черты, так что даже заурядный главарь преступников обретает обаяние этакого мифического героя?

— И уж, конечно, он красавец, каких поискать, — поддразнила она Франсуа.

— Ага, — подтвердил вор. — Так про него говорят.

— Верю, — улыбнулась Амалия. — А этот Перванш, он работает в одиночку, как и вы, или…

— В одиночку? — фыркнул Франсуа. — Да вы что, мадам! Он же принц, а всякому принцу положен свой двор. У него под началом достаточно людей, чтобы… чтобы делать то, что он хочет.

— А что именно он делает? — настаивала Амалия. — Грабит поезда или, может быть, банки? Как именно он вообще действует?

— Ну, вы слишком многого от меня хотите, — проворчал вор. — Думаете, я слежу за тем, чем он занимается? Ясно одно: на мелочовку он не разменивается. Его удел — крупные дела. Иногда среди воров проходит слух, что Перванш сорвал большой куш там-то или сям-то, но этим все и заканчивается.

— А откуда известно, что именно он проворачивает все эти дела? — полюбопытствовала Амалия.

— У него есть такая манера — всегда оставлять на месте преступления барвинок, — объяснил Франсуа. — Вроде как подпись, что он тут был.

Амалия медленно откинулась на спинку кресла. Значит, ее догадка оказалась верна: цветок попал в сейф не случайно. Принц воров нарочно оставил его там.

— Вот оно, значит, как… — тихо проговорила Амалия. — Ладно, Франсуа. Теперь скажите мне вот что: Перванш мог бы убить человека, если бы тот помешал ему?

Франсуа задумчиво вытянул губы.

— Хм, вообще-то я слышал, что принц воров всегда старается проворачивать свои дела без кровопролития, — сказал он. — Вроде оно ему и ни к чему. Хотя, с другой стороны… — Франсуа поколебался. — Говорят, что любым оружием он владеет отменно. Шпага там, или пистолет, или нож… А почему вас это так интересует?

— Есть причины, — ответила Амалия с улыбкой. — Я надеюсь, вы еще не забыли о моем предложении?

— Конечно, не забыл, — проворчал Франсуа, тоскующим взором косясь на стол. — Две тысячи франков и драгоценности герцогини, если я помогу вам. А что именно я должен сделать? Вы же до сих пор так и не сказали ничего конкретного.

Амалия глубоко вздохнула.

— Познакомьте меня с принцем воров, — сказала она.

Франсуа открыл рот. Вот вам, пожалуйста! Только появляется рядом с ним стоящая женщина, как она сразу же нацеливается на кого-то, кто стоит выше его. До чего же скверно устроена жизнь, в самом деле!

— То есть я должен свести вас с Перваншем? — на всякий случай уточнил он.

— Ага, — подтвердила Амалия.

— И как вы себе это представляете? — мрачно спросил Франсуа.

— Очень просто, — спокойно сказала Амалия. — Вы идете к тому, кто знает принца воров, и говорите ему, что у меня есть для Перванша предложение, которое может его заинтересовать. Пусть он назначит для встречи любое людное место, я приду, и мы поговорим. Если он опасается ловушки, может захватить с собой всех своих людей — я не против. В любом случае с моей стороны ему бояться нечего.

«Ага, держи карман шире, — тоскливо помыслил Франсуа. — Если только под рукой у тебя не окажется чего-нибудь тяжелого».

— Почему вы думаете, что принц воров вообще захочет встречаться с вами? — спросил он. — Зачем ему это?

Прежде чем ответить, Амалия сделала вид, что разглаживает складку своей ночной рубашки. А затем сказала:

— Затем, что только благодаря мне его имя не связывают с убийством графа де Монталамбера. Со стороны Перванша было очень неосмотрительно оставлять в сейфе такую улику, как цветок. Так прямо ему и передайте.

— Послушайте, — несмело начал Франсуа, — я не знаю, что у вас на уме, но если вы собираетесь прижать принца воров, я бы советовал вам хорошенько подумать. Должен сказать, что он — человек, с которым такой номер не пройдет. Вы понимаете меня?

— Не мелите чепухи, Франсуа! — оборвала пленника Амалия. — Речь идет вовсе не о том, чтобы пугать кого-то, упаси бог! Просто мне позарез нужно то, что принц воров взял из сейфа графа. — Она наклонилась вперед: — Передайте Перваншу, что за шкатулку с тринадцатью письмами я готова заплатить любые деньги. Любые, так ему и скажите.

Франсуа потер лоб. Кое-что начало проясняться. Граф Монталамбер был известным шантажистом. Наверное, блондинка по молодости написала несколько писем, которые не пришлись бы по вкусу ее супругу, вот она и переживает. Так переживает, что обратилась за помощью к первому встречному вору, абсолютно ничего о нем не зная… Да, вот теперь ее действия выглядели вполне оправданными.

— А что там, в этих письмах? — на всякий случай осведомился он.

Амалия горько улыбнулась.

— Хм, в них содержится вполне достаточно, чтобы разрушить мою жизнь, — ответила она. — Вы мне поможете, Франсуа? Просто мне совершенно не к кому обратиться, кроме вас.

Франсуа отнюдь не был глупцом, и его не так-то легко было разжалобить. Но эти простые слова отчего-то оказали на него такое сильное действие, что на миг он даже забыл о баснословных драгоценностях герцогини де Лотреамон.

— Хорошо, — оказал он. — Я… я попытаюсь.

— Значит, договорились? — Амалия встала с кресла и протянула ему руку.

Ни мгновения не колеблясь, Франсуа пожал ее пальцы — и только потом сообразил, что такую ручку надо было поцеловать, а не тискать в ладони.

— Вот и прекрасно, — сказала Амалия, отходя от него. — И помните, Франсуа: я рассчитываю на вас.

И в то же мгновение раздался громкий стук в дверь.

* * *

Это был властный, настойчивый и даже, можно сказать, бесцеремонный стук. Едва Франсуа заслышал его, как в душе вора пробудились самые нехорошие предчувствия.

— Вы никого не ждете? — спросил он у Амалии.

Молодая женщина отрицательно покачала головой.

— Тогда я, пожалуй, пойду? — поспешно спросил Франсуа.

Амалия метнула на него хмурый взгляд. Скарамуш, лежа на ковре, закрыл глаза и, казалось, задремал.

— Никто не видел, как вы входили ко мне в дом? — спросила она.

— Кажется, никто, — ответил Франсуа, но в его голосе не было ни малейшей убежденности.

Он встал с дивана, однако его качнуло, и он едва удержался на ногах. Амалия поспешно сгребла со стола драгоценности герцогини де Лотреамон и засунула их в ящик.

— В таком состоянии вы вряд ли сумеете уйти далеко, — сказала Амалия, поглядев на бледное лицо своего нового сообщника. А стук повторился с новой силой. — Знаете что, Франсуа? Идите откройте дверь.

— Но там может быть полиция! — ужаснулся вор, делая шаг назад.

— Ну и что? — хладнокровно парировала Амалия. — Нам с вами нечего опасаться. Я живу в этом доме, а вы — мой дворецкий.

Франсуа открыл рот:

— Дворецкий?

— Ну да, — пожала плечами Амалия. — Так что же вы стоите? Идите откройте дверь и ничего не бойтесь. Что бы ни случилось, я прикрою вас.

Плохо соображая, на каком он свете, Франсуа вышел из комнаты и стал медленно спускаться по лестнице, цепляясь за перила. «Перванш… сейф… граф де Монталамбер… шкатулка с письмами… В какую же историю я угодил? А, черт, еще одна ступенька! — Франсуа едва не оступился, но вовремя ухватился за поручень. — А хозяйка-то милашка, только вот зря она меня так стукнула. Хотя, с другой стороны, ее тоже можно понять…»

— Иду! — заорал он, обращаясь к двери, которая была, казалось, готова вот-вот сорваться с петель.

Стук прекратился. Франсуа отпер дверь и распахнул ее. Завидев человека, который стоял на пороге, он сразу же понял, что его худшие ожидания оправдались.

— Инспектор Анри Готье, парижская уголовная полиция, — представился неизвестный.

Ноги у Франсуа подкосились, и он поспешно схватился рукой за стену, чтобы не упасть. Молодой полицейский сразу же не понравился ему — слишком уж пристальный был у него взгляд, который словно пробуравливал бедного Франсуа насквозь.

— Очень приятно, — тем не менее пробормотал вор, вспомнив, какую роль ему следовало играть. — Я дворецкий мадам… — сообразив, что он даже не знает фамилию Амалии, он поспешно добавил: — мадам, которая живет в этом доме. Позволительно ли будет мне осведомиться о причине вашего визита, сударь? — строго спросил он.

Франсуа был готов поклясться, что он не двигался с места, однако факт остается фактом: как-то очень умело полицейский просочился в холл, оттеснив Франсуа от двери, и притворил ее за собой.

— Да, я полагаю, что вы имеете право знать, — очень просто промолвил Анри Готье. Его светлые глаза были прикованы к лицу Франсуа, так что вору стоило больших усилий сохранить самообладание под спокойным, но таким беспощадным взглядом. — Неподалеку от вас ночью ограбили особняк герцогини де Лотреамон.

Франсуа вздыбил брови и театрально всплеснул руками.

— Какой ужас! — воскликнул он. И вкрадчиво осведомился: — Я надеюсь, вор был схвачен?

— Увы, нет, — отозвался Готье. — К сожалению, злоумышленнику удалось скрыться, хотя слуги заметили его и подняли тревогу.

— Что происходит, Франсуа? — прозвенел голос Амалии с верхних ступенек лестницы.

Завидев ее, Франсуа открыл рот, да так и не сумел закрыть его. За ту минуту или две, что он заговаривал зубы легавому у дверей, Амалия успела подобрать волосы, соорудив небрежную, но очаровательную прическу а-ля мадам Рекамье, и набросить поверх ночной рубашки нежно-розовый пеньюар, который шел ей куда больше, чем иным дамам платья от лучших парижских портных. Она стояла, держа руку на перилах, и с царственным недоумением переводила взгляд с дворецкого на полицейского и обратно.

— Это месье Анри Готье, полицейский, — объяснил Франсуа. — Кажется, кто-то ограбил герцогиню де Лотреамон.

Помедлив, Амалия двинулась вниз по ступенькам навстречу двум мужчинам.

— В самом деле? И какое отношение сей прискорбный случай имеет к нам? — холодно спросила она.

Франсуа только смог развести руками. Что же до господина Анри Готье, то следует признать: он не уронил чести французской полиции. Визитер склонился в глубоком поклоне, а когда Амалия наконец оказалась возле него, поклонился еще раз и еще ниже.

— Мадам… — начал он.

— Баронесса Корф, — представилась Амалия, небрежным движением запахивая как бы невзначай приоткрывшийся пеньюар.

Значит, она вдобавок ко всему прочему еще и аристократка! Франсуа в душе возликовал.

— Умоляю вас простить мое вторжение, баронесса, — сказал инспектор. — Но дело не терпит отлагательств. Если вы позволите, я хотел бы задать несколько вопросов вам и вашей прислуге. Уверяю вас, это не отнимет много времени.

Амалия смерила его взглядом и милостиво улыбнулась.

— Полагаю, я не могу отказать вам, — сказала она. — Прошу вас, сударь, в гостиной вам будет удобнее.

И величавым жестом, от которого затрепетало сердце Франсуа, хозяйка дома пригласила незваного гостя следовать за собой.

Глава 3

Скарамуш лишь приоткрыл глаза, когда Амалия, а за ней и двое мужчин вошли в комнату.

— Прошу вас, сударь, — сказала Амалия инспектору, — устраивайтесь. Франсуа!

— Что? — вздрогнул «дворецкий».

Амалия подбородком указала на осколки злополучной вазы на ковре.

— Уберите! Кстати, на всякий случай напоминаю вам: ее стоимость я вычту из вашего жалованья.

— Как вам будет угодно, госпожа баронесса, — тотчас нашелся плут и, опустившись на колени, стал собирать осколки.

Успокоившись относительно своего сообщника, Амалия повернулась к полицейскому, который стоял возле дивана, с любопытством оглядывая комнату. На вид Анри Готье было около двадцати пяти лет. Это был худощавый молодой человек с черными волосами и серо-голубыми глазами, которые поразительно смотрелись в обрамлении длинных черных ресниц. Также Амалия отметила нос с небольшой горбинкой, прямой рот и чуть срезанный подбородок с ямочкой посередине. В общем, инспектор Готье был недурен собой, и все же, если бы не его непостижимые глаза, полицейского трудно было бы назвать красивым. Заметив, что Амалия изучает его, Готье отвернулся, и симпатичное правильное лицо его приобрело замкнутое, отчужденное выражение.

— Присаживайтесь, прошу вас, — сказала Амалия.

Инспектор сел на диван, на котором всего несколько минут назад маялся головной болью Франсуа, и извлек из внутреннего кармана карандаш и записную книжечку в черном переплете.

— Итак? — спросила Амалия, поудобнее устроившись в кресле.

Полицейский кашлянул и открыл свою книжку.

— Для начала я хотел бы установить, сколько человек проживает в вашем доме, — сказал он.

— Нет ничего проще, — отвечала Амалия. — Во-первых, я. А во-вторых, мой дворецкий.

Готье с сомнением почесал за ухом карандашом, которым делал записи.

— Значит, здесь живете только вы и месье Франсуа…

— Галлье, — бухнул плут первую пришедшую на ум фамилию.

— Я только недавно здесь поселилась, — с очаровательной улыбкой заметила Амалия, — и еще не успела набрать прислугу.

— Но дворецкого вы все-таки успели нанять, — напомнил Анри, проницательно глядя на нее.

— О, это было легче легкого, — беззаботно отозвалась Амалия. — Он сам ко мне пришел.

Франсуа, убиравший с ковра осколки, фыркнул и поспешно зажал себе рот. Однако инспектор, судя по всему, ничего не заметил.

— Скажите, госпожа баронесса, вы знакомы с герцогиней де Лотреамон?

— О да, — отозвалась Амалия. — Я была у нее на балу, который она устраивала несколько дней тому назад. — Она обернулась к Франсуа: — Вы закончили? Тогда унесите осколки, пожалуйста.

— Слушаюсь, мадам, — ответил плут и вышел из гостиной.

Анри Готье с сомнением посмотрел ему вслед.

— Как-то ваш дворецкий странно выглядит, — заметил он.

— Вы находите? — ледяным тоном осведомилась Амалия. — По правде говоря, как только я наберу слуг, я собираюсь его уволить. Мне кажется, он питает слишком большую склонность к выпивке. Этой ночью, к примеру, он совершенно непостижимым образом ухитрился удариться головой о мою любимую вазу и, разумеется, разбил ее. — И Амалия ностальгически вздохнула, глядя на пустое место на комоде.

— А… — непонятно к чему произнес инспектор.

В гостиной наступило молчание.

— Это ваша собака? — внезапно спросил Готье, указывая на Скарамуша.

— Именно, дорогой месье, — с иронией ответила Амалия. — Так вы пришли ко мне поговорить о животных или все-таки об ограблении?

— Простите. — Инспектор улыбнулся, и эта улыбка, подобно лучу света, вдруг осветила изнутри его замкнутое лицо. В следующее мгновение оно вновь сделалось закрытым и непроницаемым. — Мне, право же, неловко задавать вам этот вопрос, но, может быть, вы слышали прошлой ночью что-нибудь подозрительное?

Амалия покачала головой:

— Вряд ли. У меня очень крепкий сон.

— То есть вы ничего не заметили, — резюмировал инспектор Готье.

— Абсолютно ничего, — убежденно заявила Амалия.

Дверь отворилась, и в гостиную, отряхивая руки, вернулся Франсуа.

— А вы, месье Галлье? — спросил у него Анри. — Может быть, вы слышали или видели что-нибудь прошлой ночью…

— Увы, господин инспектор, — сокрушенно отозвался мошенник, — боюсь, я ничем не могу вам помочь.

— Досадно, — вздохнул Готье, захлопывая свою записную книжку. — Хуже всего, что мои коллеги чуть не схватили вора, когда он что есть духу улепетывал из особняка герцогини. Нам известно, что он свернул на эту улицу, после чего исчез. Поэтому префект, который принимает в деле ограбления герцогини большое участие, поручил нам опросить всех, кто здесь живет.

— Бедная герцогиня, — сказала Амалия, со скорбным видом качая головой. — Надеюсь, у нее немного взяли?

— Если бы, госпожа баронесса… — улыбнулся Готье. — Но в том-то и дело, что вор забрал знаменитые драгоценности Лотреамонов, фамильные вещи, которые стоят целое состояние.

— Ну надо же! — посочувствовала Амалия. — Я помню, на балу на ней было такое красивое ожерелье с топазами… Неужели его тоже взяли?

Франсуа так и распирал смех. Кому-кому, а Амалии это было точно известно, потому что знаменитое ожерелье находилось в ящике стола, всего лишь на расстоянии вытянутой руки от доблестного инспектора Готье. Но так уж устроены ищейки — видят все, кроме того, что находится у них прямо под носом.

— К сожалению, — отозвался Готье, — ожерелье тоже пропало. Так же, как и браслет с сапфирами, и бриллиантовое кольцо, подаренное герцогом де Лотреамоном.

— Ужасно! — с мученическим видом промолвила Амалия. — Я надеюсь, месье Готье, вы поймаете негодяев, которые не постеснялись обворовать бедную женщину.

— Я тоже надеюсь, госпожа баронесса, — серьезно ответил молодой полицейский, целуя протянутую ему руку. — До свидания. Простите, что зря побеспокоил вас.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Tirelire — копилка; на французском арго — голова.

4

Dentelle — кружево; на французском арго — бумажные деньги.

5

Ermite — отшельник; на французском арго — вор, действующий в одиночку.

6

От французского pervenche — барвинок.