«Пятая колонна» и Русская Церковь. Век гонений и расколов

Валерий Шамбаров, 2019

Когда рухнул СССР, один из главных организаторов этой операции Збигнев Бжезинский заявил: «У нас теперь один враг – Русская Православная Церковь». Хотя она и от коммунистических властей терпела гонения! Парадокс? Нет. Западные правительства, спецслужбы и «закулиса» во все времена нацеливались разрушить не политическую систему в нашей стране, а историческую Россию как таковую. Для этого использовались и военные, и дипломатические диверсии, и «пятая колонна» в самой России. Новая работа известного писателя-историка Валерия Шамбарова представляет собой уникальное исследование подрывных влияний, направленных на уничтожение духовной основы нашего народа. Она охватывает период от крушения Российской Империи до сегодняшнего дня, до церковного раскола на Украине. Тайные проекты Ватикана и Константинопольской Патриархии, теневые группировки в советской и пост-советской верхушке, силовые удары по Православию и попытки развалить его изнутри – обо всем этом читатель узнает из книги ««Пятая колонна» и Русская Церковь».

Глава 2

Церковный погром и ереси

Своей ненависти к Православию большевики нисколько не скрывали. В августе 1918 года председатель Реввоенсовета республики Троцкий впервые выехал на фронт лично командовать войсками. Свой штаб он расположил в Свияжске, и здесь в полной мере проявил собственное отношение к Церкви. Был схвачен и доставлен ко Льву Давидовичу престарелый епископ Амвросий (Гудко), доживавший век в Свияжском монастыре, потом келейник владыки нашел в поле его тело, исколотое штыками. По приказам Троцкого был казнен и епископ Балахнинский Лаврентий (Князев), расстреляны все монахи и послушники Зилантова монастыря [58].

А на следующий год здесь же, в Свияжске, по личному распоряжению Льва Давидовича был поставлен памятник… Иуде Искариоту. Эту церемонию описал датчанин Хенниг Кехлер, путешествовавший по России и попавший на торжества. Для провинциального волжского городка событие было чрезвычайным. Собралось все население. Начальство произносило речи, гремела музыка, промаршировали парадом два полка Красной армии. В толпе не все понимали смысл происходящего, «многие истово крестились» — как привыкли на праздники. В книге «Красный сад», изданной в Берлине в 1921 году, Кехлер рассказывал: «Наконец, покров упал, раскрыв буро-красную фигуру нагого человека, больше натуральной величины, с искаженным гримасой ненависти лицом, обращенным в небу». Иуда «был изображен срывающим петлю со своей шеи», грозил небу кулаком. «Это был самый откровенный, самый выразительный монумент Советской власти».

Справка: кто есть кто?

Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович. Из семьи богатого зерноторговца. Племянник крупных банкиров и масонов Животовских, через них стал членом мировой банкирской «семьи». Ученик видного социал-демократа Парвуса (Гельфанда), через него сошелся с орденом иллюминатов. По данным русской контрразведки Троцкий сотрудничал с австрийской политической полицией и военной разведкой. В Первую мировую войну издавал пораженческую газету в Париже. По требованию России был арестован, но вместо экстрадиции выслан в США. Близко знал Сиднея Рейли (который представлял в Америке фирму его дяди Животовского). В рамках операции «Управление штормом» Троцкий был завербован резидентом британской разведки МИ-1с в США Вайсманом. В Советском правительстве стал второй по значимости фигурой и главным проводником англо-американского влияния [136].

По России прокатилась и кампания «разоблачительных» вскрытий Святых Мощей — якобы для того, чтобы продемонстрировать их «тленность». 11 апреля 1919 года были принародно вскрыты Мощи святого преподобного Сергия Радонежского. Этот кощунственный акт снимался на кинопленку, а непосредственное руководство осуществлял секретарь Московского комитета партии Загорский, тот самый, чье имя потом носил Сергиев Посад. Он писал: «По указанию В.И. Ленина как можно быстрее сделать фильм о вскрытии мощей Сергия Радонежского и показать его по всей Москве». Получился ли фильм, заказанный Лениным и Загорским? Почему-то не сохранилось ни одного свидетельства о его показах. А сам Загорский после этого прожил очень недолго, погиб в Леонтьевском переулке от взрыва бомбы, брошенной в окно анархистами. За всю гражданскую войну больше не было ни одного случая, чтобы анархисты кидали бомбы в учреждения большевиков…

Священники в первую очередь попадали под притеснения как «буржуи», на всевозможные принудительные работы. В первую очередь они попадали и под волны «красного террора», под зачистки городов, сел, станиц, взятых красными войсками. В 1920 году, устанавливая советскую власть на Кубани, Троцкий приказал превратить здешние монастыри в «коммуны». Монахов содержали под замком, под конвоем гоняли на работы, запрещали молиться, кормили вместе со скотом похлебкой из свеклы и брюквы. В Екатерино-Лебяженской пустыни, когда от истощения умер настоятель, 120 иноков попытались протестовать — их заперли в храме и взорвали.

И все же святотатцам приходилось сдерживать свои порывы. То наступали белые, и нельзя было слишком откровенно раздражать рабочих и крестьян. То полыхали крестьянские восстания, и не следовало подливать масла в огонь. Но Православная Церковь оставалась последним оплотом русской духовности, народной морали и традиций. Последним, что оставалось от исторической России! В 1921–1922 годах советское руководство сочло, что наконец-то настал момент полностью разгромить Церковь. Поволжье, южные области и целый ряд других регионов охватил страшный голод, во многом вызванный политикой самих большевиков, «военным коммунизмом». Продовольствие выгребалось у крестьян подчистую, запасов у них не оставалось. Когда случилась засуха, неурожай, это вылилось в бедствие, вымирали миллионы людей.

Катастрофа подорвала силы крестьянства, массовое сопротивление исключалось. Но голод давал и удобный повод нанести удар — а при этом ограбить Церковь, якобы для «спасения голодающих». Таким образом, возник шанс не только избежать народного возмущения, но и сделать часть населения своими союзниками. Правда, и сама Церковь активно занялась спасением людей, собирала пожертвования. Невзирая на «отделение от государства», Патриарх Тихон даже добился официального разрешения создать в августе 1921 года всецерковный комитет «В помощь голодающим», благословил передать в его фонд церковные кассы. Но вскоре после учреждения этого комитета правительство… реквизировало у него все средства. Нет, большевикам не требовалась «хорошая» Церковь, помогающая страждущим. Требовалась легенда о «жадных попах», цепляющихся за свои «богатства», когда умирают люди.

Погромная кампания планировалась заранее. Осенью 1921 года в Россию приехали американские предприниматели братья Хаммеры, личные друзья Троцкого. Наркомат торговли заключил с ними соглашение, что они поставляют зерно в обмен на различные товары, в числе которых фигурировали «художественные и церковные ценности». В декабре 1921 года правительство издало два декрета по имуществу монастырей. Первым это имущество предписывалось разделить на бытовое и «художественные ценности». Вторым декретом «художественные ценности» требовалось сдать государству. 23 февраля 1922 года последовал третий декрет. Из храмов подлежало изъять все, что «существенно не влияет на культ». Патриарх пробовал возразить, что насильственное изъятие он благословить не может.

Именно это и требовалось! Церковь против! Между прочим, заблаговременно были заказаны в Финляндии даже плакаты (на 6 млн. рублей): жирный раскормленный священник — и голодный крестьянин. А Красин по поручению Ленина в это время уже вел переговоры о продаже ценностей за рубежом. 10 марта 1922 года он доложил Владимиру Ильичу, что нашел оптовый канал сбыта через германского банкира Макса Варбурга (старого «друга» большевиков, занимавшегося финансированием революции). Троцкий поддержал Красина, считая, что вывоз на сумму меньше 23 млн. рублей золотом не имеет смысла. 11 марта на заседании Политбюро Ленин поднял вопрос о распределении выручки — указал, что часть средств от продажи церковных ценностей, 25–30 млн., надо будет отчислить на нужды Реввоенсовета, то есть Троцкому. Да, Троцкому, а вовсе не голодающим.

Дело в том, что золото и валюта в Советской России имелись! Но расходовались они не на спасение вымирающих губерний, а на цели, считавшиеся более важными. В ноябре голодного 1921 года компартии Германии было выделено 5 млн. марок. В это же время 2 млн. рублей золотом было отправлено в Турцию для Кемаля-паши. За границей заказали обмундирование и «секретный гардероб» для чекистов на 1,850 млн. золотых рублей [19]. В марте 1922 года, когда началось изъятие церковных ценностей, по бюджету Коминтерна было распределено 5 536 400 золотых рублей. Но этого оказалось мало. В апреле, в дополнение к данному бюджету, было выделено 600 тыс. рублей на революцию в Корее, позже — 48 тыс. рублей компартиям прибалтийских стран.

Главная цель кампании была богоборческая. Разгромить саму Церковь как таковую. Вооруженные отряды врывались в храмы, устраивали обыски, попутно ломали утварь, иконы. 15 марта в Шуе были спровоцированы столкновения с верующими, при попытке защитить городской собор 4 прихожанина были убиты, 9 ранены. Предлог для удара был налицо — «контрреволюционный мятеж»! Через несколько дней Троцкий представил в Политбюро разработанный им план (он был зарегистрирован как приложение к протоколу № 114 п. 6 заседания Политбюро от 20 марта). Предусматривалось создание официальной комиссии по изъятию ценностей под руководством Калинина. Но под ее прикрытием будет действовать другая комиссия, секретная — во главе с самим Троцким.

Причем намечалось не только грабить, но и «внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия». Для остальных священнослужителей готовились репрессии. Но, по плану Троцкого, с ними следовало чуть-чуть подождать. Предлагалось «видных попов по возможности не трогать до конца кампании… но официально (под расписку через Губполитотделы) предупредить их, что в случае каких-либо эксцессов они ответят первыми» [109]. Ленин горячо поддержал Льва Давидовича. 19 марта, во время XI съезда партии, он обратился к членам Политбюро с письмом по поводу событий в Шуе и политики в отношении Церкви.

«Строго секретно. Официально выступить с какими то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин — никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни явным образом перед публикой тов. Троцкий… Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать. Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить здесь же, на Съезде, т. е. на секретном его заседении, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина без всякой публикации об этой комиссии». Делался вывод: «крестьянские массы будут либо сочувствовать, либо окажутся не в состоянии поддержать духовенство», поэтому «сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена нам полностью» [65, 66].

22 марта, ознакомившись с указаниями Ленина, Троцкий направил в Политбюро еще одно письмо. В нем указывалось: «Арест Синода и Патриарха признать необходимым, но не сейчас, а примерно через 10–15 дней». А при этом давалась команда начать атаку: «Приступить к изъятию по всей стране, совершенно не занимаясь церквями, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей». Начались общие погромы, ограбление святынь. И, опять же, явно просматривалась богоборческая цель. Известно, что спецотряды Троцкого грабили не только священные сосуды, ценные иконы, оклады, снимали колокола, они искали в храмах антиминсы. (Это главная святыня каждого храма, особый плат, в который зашивается частица Святых Мощей того или иного Мученика. На него ставится чаша со Святыми Дарами, когда происходит таинство пресуществления — хлеба и вина в Плоть и Кровь Христовы. Без антиминса невозможно служить Божественную Литургию, невозможно Святое Причастие).

Церкви закрывались, монастыри превращались в «совхозы». В одной лишь Москве за 7 месяцев было закрыто 60 храмов и 3 монастыря. Без противодействия не обошлось. Только по официальным советским данным зафиксировано 1,5 тыс. столкновений с верующими. Но эти выступления были разрозненными, заслоны безоружных прихожан косили и разгоняли пулями. Зато они давали повод для широких репрессий. В мае был взят под стражу Патриарх Тихон.

К гонениям на него приложила руку даже жена Троцкого Наталья Седова. 27 мая 1922 года она направила письмо в ОГПУ: «Главмузей просит Вас сделать срочное распоряжение о скорейшем переводе в какое-либо иное помещение бывшего Патриарха Тихона, вселенного без… согласия Главмузея в бывший Донской монастырь в комнату вахтера. Главмузей считает необходимым, чтобы бывший Патриарх Тихон был совершенно удален из бывшего Донского монастыря, так как присутствие его в стенах этого монастыря лишает возможности продолжать экскурсионную работу. Заведующая Главмузеем Н. Троцкая». В 1922 году никакой экскурсионной работы в монастыре не было. Жена Льва Давидовича просто воспользовалась случаем лично укусить Патриарха. Причем подписалась не фамилией «Седова», как делала обычно — единственный раз подписалась: Н.Троцкая. Попробуй-ка ослушайся! Кстати, обратите внимание, что Церковь она считает уже упраздненной, Патриарха называет «бывший».

Что ж, Седова имела все основания для подобной самоуверенности. Одновременно с силовым разгромом ее муж возглавил и другие операции — по расколу Церкви. Для этого сделали ставку на «демократических» священников, которые еще с 1917 года настаивали на реформах по протестантским образцам. Теперь обновленцы провозгласили создание «Живой церкви», благословляли революцию, отрекались от «реакционного» духовенства, каялись, что были связаны с «царизмом», с «эксплуататорами» [82]. Троцкий активно поддержал их, поучал, что надо сделать свою, «карманную церковь».

Секретной почто-телеграммой от 14 мая 1922 года он выражал крайнее неудовольствие, что советская пресса не уделяет внимания этой группировке священников. Требовал всячески пропагандировать их. Указывал, что «внутренняя борьба церкви… разрыхлит почву для семян атеизма и материализма». Обновленцам предоставили возможности публиковаться в массовой партийной печати. Даже устроили публичную дискуссию между одним из их лидеров, Александром Введенским, и наркомом просвещения Луначарским. Еретикам выделяли средства для издания воззваний и прокламаций, отдавали многие церкви. В помощь им были нацелены некоторые подразделения ОГПУ. Работать по доносам «живоцерковников», расчищать для них почву.

Еще одна группировка раскольников сохранялась на Украине, «автокефальная церковь». Те же обновленцы, но еще и националисты. В январе 1919 году, когда в Киеве правила Директория Винниченко и Петлюры, она приняла закон об «автокефалии» своей церкви, поручила своему послу в Турции Лотоцкому провести переговоры с Константинопольской Патриархией об официальной выдаче томоса (грамоты) на автокефалию. Но в это время там умер Патриарх Герман, да и вообще обстановка была совершенно неподходящей для переговоров. Турция проиграла мировую войну, в Константинополе и других городах высаживались оккупационные войска Антанты, турецкие власти искали, как подстроиться к союзному командованию. Словом, было не до украинских священников.

Но и в Киеве власть то и дело менялась, уже через месяц Петлюру выгнали красные. А в мае 1920 года петлюровцы вернулись вместе с поляками. Созвали Всеукраинскую православную раду, и она торжественно провозгласила автокефалию. А всех епископов и священников Московской Патриархии объявила «врагами украинского народа» [13, с. 121–136]. Правда, поляков и их холуев через месяц снова вышибли. Казалось бы, Украинская автокефальная церковь (УАПЦ) была тесно связана с противниками красных. Но… советские органы власти ее неожиданно поддержали, позволили ей захватить Софийский собор в Киеве, ряд других храмов [41].

Всех раскольников большевики манили пряниками и ласкали. Напомним, Ленин с Троцким одобрили еще и выдвижение в качестве «альтернативного патриарха» расстриги и британского агента Илиодора (Труфанова). Но на тех, кто оставался верен Православию, обрушились кары. Главным обличителем обновленцев выступал митрополит Петроградский Вениамин (Казанский). На него навесили клеветнические политические обвинения, арестовали (а вместе с ним еще 86 человек). Было разыграно показательное судилище. Владыка и 9 его товарищей были приговорены к смерти. Шестерым заменили на заключение, а Святитель Вениамин, архимандрит Сергий (Шенин), адвокат Иван Ковшаров и профессор Юрий Новицкий были казнены.

Такие же громкие процессы над «контрреволюционными попами» прошли в Москве, Чернигове, Полтаве, Смоленске, Архангельске, Новочеркасске, Витебске. В 1922 году только по суду было расстреляно священников — 2691, монахов — 1962, монахинь и послушниц — 3447 [41, 73]. А если добавить убийства без суда, уничтожение в лагерях, то было истреблено не менее 15 тыс. представителей духовенства, монашества и верующих мирян, привлеченных по «церковным делам». Таким образом, указание Ленина расстрелять чем больше, тем лучше, воплощалось в жизнь.

И эти потоки крови перемешивались и пересекались с потоками золота! Троцкий был назначен председателем Особой комиссии по учету и сбору церковных ценностей [109]. Одним из непосредственных исполнителей операции являлся начальник личного поезда Троцкого Каузов. Имея на руках мандаты, подписанные его всемогущим шефом, он разъезжал по стране и свозил награбленное в Москву. Перевалочным пунктом стал Храм Христа Спасителя. Здесь работали ведущие ювелиры, занимались оценкой. Но не в качестве художественных произведений, а взвешиванием, разделкой награбленного — вынимали из риз и окладов драгоценные камни, остальное шло как золотой и серебряный «лом».

Баснословные сокровища вывозили и сбывали за границу за «копейки» даже по сравнению с подлинной рыночной стоимостью (не говоря уж о духовной ценности). Между прочим, стоит обратить внимание на совпадение — в апреле 1922 года прошла Генуэзская конференция, обеспечившая международное признание правительства большевиков и официально открывшая торговое и экономическое сотрудничество с ними. Первыми товарами, которые потекли в западные страны, как раз и стали церковные ценности. Но за рубеж повезли не только золото и драгоценности. Широким потоком на чужеземные рынки выплеснулись древние иконы, произведения искусства, музейные экспонаты.

Это было «семейное дело». Жена Троцкого, Наталья Седова, возглавляла в наркомате просвещения главный отдел музеев. А она была дипломированным искусствоведом, окончила Сорбонну, настоящие ценности отличать умела. Сестра Троцкого Ольга была замужем за членом Политбюро Каменевым. Специально для нее был создан международный отдел в Комитете помощи голодающим. Она занималась продвижением ценностей на запад. Потом она возглавила Международный отдел ВЦИК — и занималась тем же, устраивала за границей выставки с распродажами (от американских «благотворителей» она получила в подарок 4 автомашины, 2 «роллс-ройса» и 2 «каддилака», это в голодные и холодные 1923–1924 годы).

В бизнесе участвовали и другие родственники и друзья семьи — дядя Троцкого Абрам Животовский, шведский банкир Олаф Ашберг, Сидней Рейли. А Троцкий, в дополнение к остальным своим постам, был назначен руководить работой «по реализации ценностей Гохрана» [109]. Возглавил Гохран… цареубийца Юровский. А как происходила «реализация», описывает в своих мемуарах «Бурные годы» американский банкир Исаак Ф. Маркоссон, который вел переговоры с Советским правительством о предоставлении большого займа. В качестве обеспечения ему не только предложили царские драгоценности и регалии, но даже дали примерить корону Российской Империи. Видный искусствовед и реставратор Савва Васильевич Ямщиков рассказывал и о том, как Олаф Ашберг занялся скупкой и коллекционированием русских старинных икон: «Покупались некоторые иконы за копейки, написано XV век — 75 рублей. XVI век — 175 рублей… В Архангельске из церквей вынимались иконостасы, устраивались экспедиции по выявлению икон» — впоследствии банкир подарил эту коллекцию Стокгольмскому музею.

Православную Церковь уничтожали, грабили, распродавали ее достояние. А «живоцерковники» торжествовали. Они не гнушались и прямой ложью. Летом 1922 года навестили Патриарха Тихона, находившегося под арестом, обманом уговорили его подписать назначение «Временного церковного управления» — как бы заботясь о всей Церкви, оставшейся без руководства. Но принялись вовсю распоряжаться от лица Патриархии и Синода. Под эгиду «Временного церковного управления» перешло немало архиереев, священников. Одни поверили, что обновленцы приспосабливаются к новой власти преднамеренно, ради спасения Церкви. Другие просто испугались репрессий. Но в апреле-мае 1923 года еретики провели свой «собор». Точно по «предсказанию» жены Троцкого они приняли постановление о низложении Патриарха Тихона и лишении его священнического сана. Принялись менять уставы Церкви, реформировать порядок богослужения. Ввели разрешение ставить женатых епископов, а священникам вступать во второй брак [82]. Заодно этот «собор» признал и автокефалию Украинской церкви.

Но подобные решения у большинства верующих вызвали взрыв негодования. Многие епископы и священники, соблазнившиеся или примкнувшие к обновленцам по заблуждению, стали отделяться от них. Среди таких архиереев был митрополит Сергий (Страгородский), разорвавший общение с «живоцерковниками» вместе со всей Владимирской епархией, которую он возглавлял.

А Патриарх Тихон решений лжесобора не признал и решил бороться с ересью. Однако для того, чтобы получить возможность для активных и самостоятельных действий, он был вынужден пойти на уступку большевикам. Патриарх подписал «покаянное письмо», что не является врагом советской власти. Он говорил: «Пусть погибнет мое имя в истории, только бы церкви была польза». Такой ценой Патриарх сумел выйти из заключения, восстановить каноническое управление Церковью. И смог открыто обличать живоцерковников.

Он вел службы в разных храмах Москвы, и, несмотря на противодействие властей, всюду его встречали массы верующих. Стекалось столько прихожан, что храмы не могли вместить желающих. На эти службы приходили и священники, вернувшиеся от раскола, приносили свое покаяние. Митрополит Сергий (Страгородский) каялся публично, в Донском монастыре. Ну а в результате Русская Церковь разделилась на две: патриаршую, гораздо более многочисленную, и «обновленческую», где верховодил свой Синод — Виталий и Александр Введенские, Евдоким Мещерский, Вениамин Муратовский. Но государственная власть продолжала поддерживать именно их.

Арестовывать Патриарха большевики больше не решались из-за его огромной популярности. Но перенапряжение сил и труды подорвали его здоровье. Он стал часто болеть, и в январе 1925 года вынужден был лечь в больницу. К весне начал было поправляться, снова выезжать на службы, однако 25 марта (7 апреля), в праздник Благовещения, внезапно почувствовал себя хуже. Подозревают, что он был отравлен. Поздно вечером в больничной палате Патриарх спросил: «Который час?». Один из присутствующих ответил: «Без четверти двенадцать». Святитель Тихон вздохнул: «Скоро наступит ночь, темная и длинная…». Поднял руку, дважды осенил себя крестным знамением. А когда хотел перекреститься в третий раз, рука упала… Созвать Собор и избрать нового Патриарха власти не позволили.