В окрестностях Рая

Валерий Свешников

Автор рассказывает о возвращении домой с Дальнего Востока. Но дома приключения продолжаются. В разных ситуациях он неожиданно для себя встречается с новыми друзьями и необычными людьми с их невероятными историями. Автор, наконец, попадает в удивительный край, где постигает новые радости жизни. Но обнаруживает он их в самых обычных вещах и событиях. Автор описывает и собственные приключения. Он узнает любопытные истории из жизни окружающих, многие из которых становятся основой повествования.

Видусово. Вторая попытка

После полученного урока в Видусове, я как-то осторожничал, но печальные обстоятельства вынуждали нас на лето искать новое пристанище, вместо обитания в уютном доме умершей Серафимы Николаевны. Вот уж в чем я ошибался, так в том, что нам там не понравится. Оказалось, все наоборот — мы там открыли новую страну, ну, если не целую страну, то ее райский уголок.

Мы отправились в Видусово в конце июня. Это время начала наших отпусков, когда можно всей семьей ринуться на природу, чтобы забыть суетные хлопоты городской жизни и вкусить многие радости отпускной благодати.

Нас пригласила в Видусово еще одна сестра Марии Николаевны — Лариса, тоже, естественно, Николаевна. Приехали мы большой компанией, в которой были представители трех поколений: Мария Николаевна, дочери ее — Валя и Нина, а также внучки — Вероника и Ирочка, да еще внучок Егор. А я был как отряд МЧС нашего семейного коллектива, — единственный мужчина, и муж, и отец, и зять в придачу.

Для удобства и для пущего удовольствия перво-наперво мы оборудовали сеновал-спальню. Ах, как там сладко спалось.

Укладываясь спать, мы делились впечатлениями дня или рассказывали интересные истории, а потом засыпали. Иногда детишки, и особенно, Егорка, не хотели засыпать, а пытались вытянуть из нас еще какую-нибудь интересную байку.

Однажды, Егорка начал упрашивать Нину Ш. рассказать что-нибудь «за жизнь». Но время было уже позднее — шел уже одиннадцатый час ночи, поэтому Нина полушутя, полувсерьез сказала Егору: «Спать пора, а не будешь спать, дам шлепка по попе, у меня не заржавеет».

Егор затих, и мы уже начали засыпать, наступила, наконец, полная тишина и вдруг, раздался совершенно ясный голос Егора: «Кока, а что такое „жаржавеет“?»

Тут мы, конечно, поняли, что Егор не спит, а раздумывает о новом слове, и от всей души, расхохотались.

Потом договаривались о времени отбоя, а истории тех мест рассказывали детям небольшими порциями. Тем более, что много о чем самим хотелось рассказать.

Наше новое пристанище — Видусово — это довольно большая деревня. Главное украшение ее — это Видусовское озеро — большое, красивое, богатое рыбой, птицей — утками, чайками и цаплями и даже зверями — несколькими бобрами.

Через деревню проходит дорога из Невеля в Белоруссию. Видусово расположилось как бы поперек этой дороги. Основные дома деревни стояли в улочках в стороне от шумного тракта.

Дом Ларисы Николаевны находился как раз в центре Видусова, и даже автолавка останавливалась рядом с ним. Это и хорошо и плохо.

Ночью на сеновале, бывало, мешал шум от машин, одолевающих долгий подъем от озера. Опять же поздние гуляки частенько собирались на остановке автобуса, почти у нас под окнами.

Зато приезд и отъезд для нас был удобен. Автобус останавливался прямо напротив дома, и наше появление сразу замечала Лариса Николаевна, она встречала нас объятиями и поцелуями.

В деревне, как и во всей округе, еще сохранились многочисленные следы войны. Почти напротив дома Ларисы Николаевны на другой стороне дороги до сих пор видна глубокая воронка. Местные ее называли «бонба», и скидывали в нее всякий совсем уж никуда не годный хлам — битое стекло, бутылки, которые не принимают в магазине и другой мусор. Так что, может быть, теперь уже эта «бонба» засыпана усилиями местных жителей.

На улицах, да и на полях и огородах встречалось много осколков и стреляных гильз. Их попадалось так много, что после сильного дождя ручеек, протекающий от дороги вдоль нашей изгороди, издавал легкий звон — это позвякивали старые гильзы, уже поржавевшие и раздавленные ногами и техникой. Мы с Егором поблизости от дома даже нашли пару монет — одну русскую 1882 года, а другую немецкую, но сильно деформированную.

Примечательными следами войны оказались немецкие каски. Из одной из них — эсесовской — один местный умелец сразу после войны изготовил черпак для бани. Хороший получился черпак, до сих пор служит.

Этот же умелец изготовил и еще один черпак из немецкой каски, правда, пехотной. Он использовался для выгребной ямы. Но прослужил черпак недолго — видать, слаба оказалась крупповская сталь. Так он и валялся бы без дела. Но я этот черпак случайно нашел, узнал у Л.Н. его военную историю, удивился ее поворотами и отремонтировал инвентарь. И теперь черпак снова служит исправно, а каждый раз пользование им приносило что-то вроде удовлетворения.

Потом увидел, что во многих домах, где мне приходилось бывать, имелись подобные следы войны. Ведь в тех краях долго шли сильные бои и не только каски и патроны остались, как напоминание о той поре.

Так обычный футляр зингеровской швейной машинки хранил след от гусеницы танка — заметную вмятину. Сельчане от разора и пожара более-менее ценные вещи при подходе немцев закопали в ямы во дворе дома. И правильно сделали — многие дома потом раскатали на бревна, чтобы соорудить мост через реку. В ямах же почти все сохранилось, только вот чей-то танк проехался по яме и след от трака гусеницы пришелся на тот футляр. Но машинка-то шьет по-прежнему отлично.

Когда мы появились в тех местах, то последствий войны в самой деревне уже осталось немного — за тридцать лет многое изменилось, а об основных приметах я уже упоминал.

Дома в деревне отличались по размерам и достатку, но в те времена эти различия еще не очень бросались в глаза и не вызывали зависти соседей.

Нам понравились некоторые дома тем, что из их окон открывался такой красивый вид на озеро и его дальний берег, что дух захватывало. Этим замечательным свойством отличались дома Марфутки, что стоял по-над озером, и учителя-пенсионера на другом конце деревни.

Дом нашей Ларисы Николаевны невелик, но там имелось все, что необходимо человеку для жизни и для ведения хозяйства, И все это содержалось в исправности и использовалось по мере необходимости. Это подтверждало, например, наличие действующего самогонного аппарата.

В деревне он нужен позарез, ведь только наличие его позволяет «печатать» валюту или, если хотите, «отливать» свою монету. Она необходима для оплаты «услуг» тракториста, электрика, «осеменатора» коровы, забойщика скота и многих-многих других нужных «специалистов».

В хозяйстве Ларисы Николаевны всегда имелось много разной живности. Главная среди всех, конечно, корова Зорька. С весны до нового года весело хрюкал поросенок и старательно рос в толщину и длину. Курицы тоже были всегда, да и как в деревне можно представить жизнь без них.

Для полного счастья в доме собака и кошка просто необходимы. В тот год, когда мы впервые появились там всем табором, кошка и собака были одной масти — ярко рыжими.

Как-то раз утром, еще до нашего приезда, Лариса Николаевна собралась в магазин за хлебом и еще за какой-то нужной снедью. В то время у хозяйки на все случаи жизни, кроме жары, верой и правдой служила красно-рыжая куртка, а может, вовсе и не куртка, а что-то вроде ветровки или утепленного плаща. Вот она ее и надела в тот поход.

А путь предстоял не близкий — как-никак надо пройти полтора километра до Туркина Перевоза — деревни, где имелся магазин. Хозяйка тронулась в путь, за ней побежала собака, а следом и кошка пошла. И вот идут они по пустынной дороге.

Вдруг попутная машина бежит. Лариса Николаевна посмотрела — нет, незнакомая машина, точнее, шофер, и дальше пошла. Но вдруг машина останавливается, и шофер приглашает в кабину — садись, мол, подвезу, больно уж необычная у вас компания — трое рыжих.

Так и доехали до магазина с разговорами — хозяйка, собака и кошка. Вот что значит униформа — сразу вызывает уважение.

Вся живность у Ларисы Николаевны пользовалась большой любовью и в то же время малейшее неповиновение строго пресекалось.

Однажды у нее в хозяйстве появился необыкновенно агрессивный петух. Он, как истинный кавалер своих наложниц, видимо, считал, что все присутствующие так и норовят покуситься на их честь.

При случайном появлении кого-либо из нас на дворе, петух, как ниндзя какой-то, возникал из воздуха и набрасывался на врага. Клевал пребольно, драл нас когтями-шпорами, бил крыльями и тут же исчезал, как его и не было.

Лариса Николаевна недолго терпела такое безобразие и после нападения на нее, поручила мне казнить хулигана.

Не скажу, что я большой любитель экзекуций, но после нападения этого петуха и на меня, быстро перестал быть щепетильным, и тоже жаждал отмщения. Петух, надо признать, оказался довольно вкусен, но в памяти осталась его страсть и ревность, а не вкус.

Корова Зорька — надежда и опора всего хозяйства. Но недаром говорят, что любовь — это всегда испытание. Так Зорька ощущала безмерную любовь хозяйки, но только до тех пор, пока исполняла ее приказы. Стоило ослушаться, как тут же корова получала таких «люлей», что потом долго заглаживала свою вину. Чего стоил монолог Ларисы Николаевны при встрече любимой Зорьки:

— Ах, ты — милая моя! Проходи скорее на двор, Зоря, ты моя хорошая!»

Зорька почему-то часто упрямилась и не спешила идти в стойло. И тут хозяйка это упрямство пресекала решительно и быстро меняла милость на гнев.

— Ах, ты падла, чтоб тебя волки съели. Какого…. тебе надо? А ну, шагай, стерва, побыстрей, а то огрею тебя сейчас так, что небу жарко будет!

После некоторого размышления, но, не теряя достоинства, Зорька выполняла приказы хозяйки.

Эта удивительная любовь длилась долго. Когда же Лариса Николаевна заболела и не смогла содержать корову, то ничего не оставалось, кроме как сдать ее на мясо.

Сама хозяйка при этом рыдала, но и Зорька потянулась к ней, лизнула в лицо, тяжело вздохнула…и тоже заплакала. Но мы этой драматической сцены не видели, и узнали о ней только по рассказам очевидцев.

Однажды, вскоре после нашего первого приезда в Видусово, Лариса Николаевна доверила мне встретить Зорьку из стада. Казалось бы, чего уж проще, надо выйти примерно в шесть вечера к возвращающемуся стаду и пригнать корову к дому. Ну, я и вышел на задание.

Корову быстро нашел и погнал ее домой. Но не идет она в нашу сторону и все тут. Я и прут выломал, а ей моя ветка — не угроза — не хочет идти, хоть ты тресни.

Я решил действовать, как ее хозяйка, поначалу говорить корове ласковые слова о моей любви, но она и ухом не ведет. И тут девчушка, что шла рядом тоже, вроде бы, со своей коровой, вдруг говорит мне: «Да, не Зорька же это вовсе. Вон ваша Зорька на лугу болтается. Это наша Милка».

И я понял, что хотел умыкнуть из стада чужую корову! А все потому, что все они «на одно лицо», если не знать каких-то характерных черт. Ну, так же как все негры или китайцы поначалу кажутся совершенно одинаковыми, и только потом ты начинаешь различать их индивидуальные особенности.

В тот раз осознание, что надо найти эти самые индивидуальные особенности Зорьки, мне помогли мало — не успел я с ней близко пообщаться. Вот и пришлось стоять близ трех-четырех оставшихся бесхозных коров, пока хозяева не разобрали своих. Оставшаяся, стало быть, наша Зорька и есть.

Доставил ее до места и понял, что с коровами труднее, чем с девушкой, когда после короткого знакомства, юноша забыл ее имя. Многие в таких случаях применяют разных «зайчиков» и «малышек», а у коровы это не пройдет — нужны гарантии более прочных отношений и намерений.