Содом и гоморра. Синдром неудачника (отрывки из мужской жизни). Рассказы

Валерий Павлович Евстигнеев

Эта книга о сложных взаимоотношениях мужчин и женщин. Перед вами поучительное чтиво, которое поможет вам учиться на чужих ошибках. Купи и прочти!

Неисповедимы пути

Иной раз, нещадно расходуя силы на те или иные переживания, страдая и мучаясь — время спустя мы вдруг понимаем, что силы эти расходовались совсем не на то, совсем не туда.

Как много знающих как жить, как мало счастливо живущих.

Сережа родился в глубинке. Место, забытое Богом. Таких много на Руси. Шабалинский леспромхоз. Улица с деревянными тротуарами, сельпо, цех по производству фанерно-штампованных бочек, в котором работало практически все взрослое население — и все. Кругом необъятные, дикие, безлюдные места. Отца Серега не помнил, тот, будучи пьяным, сварился в огромном бассейне для пропарки бревен. Два старших брата ушли в армию и не вернулись домой. Остались где-то на чужбине. Все жители шли одним путем. И Серега тоже, после 8-го — цех, дружки-корешки. Пьянки, драки, танцы, убогий клуб. Татуировки в поселке носили все. А так как Серега в своем кругу слыл человеком неординарным, поскольку в школе интересовался литературой, историей и географией, да и внешность имел выигрышную — прямой нос, высокий лоб, неглупые глаза, — то и татуировки он носил с большим смыслом, чем его сверстники. По местным понятиям их отличали тонкий вкус и тайный смысл. На лодыжках, к примеру, — «ждут такси», на голени — «они топтали Колыму» и даже на половом члене короткое — «ХАМ». Имелась у него и еще одна отличительная черта — писал стихи. Правда — мат перемат, но пацанам нравилось, поскольку Серега исполнял их под гитару, сам, кстати, научился. Бились пацаны меж собой после самогона жестоко и кольями, и кастетами калечили друг друга. Вот за такую драку и загремел Серега по 206-й. Колония для несовершеннолетних, зона, химия. Но все, как ни странно, пошло на пользу. Людей разных повидал, услышал многое, научился кое-чему. Читал запоями и, когда выдалось смотреть телевизор, даже написал на студию ответы на вопросы викторины «Клуба путешествий». Время спустя вернулся после работы домой, а там заказное письмо-приглашение. Выиграл конкурс. Награда — путевка вокруг Европы на круизном лайнере (Иван Франко). Невероятно, но — факт.

Счастье птица вольная и может улететь.

Александр Шварцман — баловень судьбы. Профессиональный музыкант, модные ансамбли, гастроли, интересные люди — все есть, жизнь кипит и радует. Сделал квартиру в центре Москвы, купил жигуленок» — хватит по гастролям мотаться, сколько в той жизни надо! Сколотил в самом модном ресторане классный ансамбль — стал руководить. Среди гостей было много иностранцев. Появились друзья и среди них. Завязались деловые отношения. Шварцман у проституток валюту купит, фирмачу музыкальную аппаратуру закажет, привезут, продаст с наваром — и опять валюту купит. Плюс сама работа хороший доход давала. Ночники стал устраивать — жить можно. Вроде неглупый Шварцман человек, а нюх потерял — забыл, где живет. Комитет пока его не трогал — наблюдал. Через стукачей, проституток им было известно все. Знали и сколько зарабатывает, и какие планы имеет. А план у Шварцмана был такой — поступило интересное предложение поработать за границей. Если понравится — остаться. А если что не так, на белом коне и домой вернуться можно. Тут и случай удобный подвернулся. Круиз вокруг Европы — путевочку сделали, каюта люкс, часть валюты ждет за кордоном, а 10 тысяч баксов можно провезти на себе. Пачка в штаны умещается.

Поезд Москва — Одесса отходил в 10 вечера. Шварцман опаздывал. Три больших чемодана и две сестры-близняшки, провожающие его, ввалились в полностью оплаченное купе, поезд тронулся. «Не надо волноваться, котятки, проводите меня до Одессы. Так даже лучше, веселей». Достал из пакета коньяк, фрукты.«А на работе что?» — не-огорченным тоном спросила яркая блондинка. Шварцман разулся и, глядя на шевелящиеся пальцы ног, ответил: «Звякну из Одессы, и все будет гуд». Близняшки пели у него в ансамбле и по совместительству заменяли ему жену, сестру и мать. Чтобы их не путать, одна стала жгучей брюнеткой, другая — наоборот.

Серега, пробираясь из общего вагона в вагон-ресторан за пивом, обратил внимание на респектабельного еврея и двух красавиц-сестер. Через приоткрытую дверь купе мелькнула какая-то другая незнакомая жизнь.

В Одессу прибыли рано. Носильщик, такси — и в гостиницу. Теплоход отходит вечером. В гостинице — душ, и в красный зал ресторана — надо поднабраться сил. Сестры не давали Шварцману спать — прощались.

Серега добрался до Морвокзала автобусом, и присев на невзрачную спортивную сумку, стал ждать, когда появится руководитель круиза. Посадка началась в семь — декларация, таможня, все как обычно.

Шварцман был слегка под шофе. Инспектор в форменной рубахе изучил декларацию — мест багажа «три», чужих вещей «нет», оружие, наркотики — «нет». «Все правильно, распишитесь» Шварцман нервно пошарил в карманах ища авторучку, таможенник внимательно смотрел на него. «Откройте чемоданы». Он не спеша ковырялся в дорогих тряпках Шварцмана, сигары — «нельзя». «Мальборо» — только блок, икра — «не положено». Шварцман начал нервничать. «А что же с этим делать?» Таможенник, не прекращая досмотра, спокойно пояснял: «Есть три варианта: первый — сдать в камеру хранения, второй — отдать провожающим, а если таковых нет — видите, в углу зала сидит человек, он покупает для комиссионки все, что мы не пропускаем». Шварцман оглянулся. За небольшим столиком сидел старый еврей и, разводя руками спокойно объяснял разгоряченному кавказцу, стоящему с охапкой серебряных кинжалов (А что вы хотите, молодой человек-это же Одесса).. В спину кавказца толкала нетерпеливая стайка узбеков, желающая за бесценок сдать не пропущенный через таможню товар.

Соседний инспектор пропускал уже четвертого. Это был Сергей. От общей суматохи он тоже нервничал и вспотел под мышками. Подавая инспектору паспорт, он не знал, куда деваться из-за татуировок на пальцах. «Ну, сейчас точно не пропустит». В убогой сумке лежал спортивный костюм с волдырями на коленях, трусы, носки, рубаха. Не досматривая, инспектор поставил штамп и сказал: «Проходите», и только тогда Серега с любопытством посмотрел на уже знакомое лицо разволновавшегося еврея.

Внимательно досмотрев последний чемодан, инспектор еще раз изучил декларацию: «Значит, ничего запрещенного и неуказанного у вас нет. Ну, чтож, пройдемте со мной». «А в чем дело?» — Шварцман побледнел. Хмель вылетел из головы. «Там узнаете!«Инспектор привел его в отдельный кабинет, где сидел человек в гражданском. Он предложил Шварцману присесть, а инспектора послал за понятыми. Когда все были в сборе, таможенник предложил Шварцману выложить все из карманов. Дрожащими руками он вываливал на стол всякую ерунду. Сердце стучало. «Снимите пиджак, расстегните брюки». Опытные руки таможенника забегали по Шварцману, прощупывая каждый шов. «А здесь что? Достаньте. Снимите обувь». На стол легла пачка свернутых в трубку стодолларовых купюр, из носка — кольцо с ярко горящим бриллиантом в один карат.

Заняв верхнюю койку в четырехместной каюте, Серега наблюдал, как располагались трое попутчиков — узбеки одетые в халаты, на головах тюбетейки Узбеки лапотали что то на своем. По радио пригласили на ужин. Чистенькие молоденькие официантки, красивый интерьер, бар, жратва такая, что расскажи Серега в зоне — не поверят! Народ в большинстве — чинный, загадочный. Повезло, что посадили с узбеками, а то из-за этих паскудных наколок не знал бы, куда руки деть. Какое-то новое странное чувство поднялось в душе. Теплоход плыл в неизвестную заграницу, о которой и мечтать не мог, даже сны такие видеть не приходилось!

В эту же ночь Шварцмана вернули самолетом в Москву. Не спал. Голова гудела, было ощущение какого-то нереального кошмара. Кабинет на Лубянке строг и официален, как и сам следователь. «Давайте знакомиться, Абрам Фроимович! Допрос длился 5 часов. Шварцман путался, вилял, отрицал, соглашался. Три раза следователь выходил, отложив протокол в сторону, в кабинет входил крепкий краснолицый человек с повязкой дружинника на рукаве. Человек, ничего не говоря, бил Шварцмана ребром ладони по шее, потом под — дых, по почкам, и уходил. Тут же появлялся следователь и, усевшись за стол, повторял одно и то же: «Так, на чем мы остановились? Давайте продолжим!» Потом Шварцмана повезли на его же квартиру. Сунули какую-то бумажку — ордер не ордер, в понятых был тот же краснолицый с повязкой дружинника.

Утром белоснежный лайнер входил в Босфор. Серега сидел в удобном шезлонге возле бассейна, жмурил глаза и мелкими глотками пил ледяную пепси-колу. Турецкий берег казался сказочным и романтичным. Невероятных размеров мост и множество мечетей — впереди Стамбул. Если б не дурацкие наколки, можно чувствовать себя белым человеком. «Вон баба, сука, зырит и зырит, и утром во время завтрака зырила. А, хрен с ней». Серега откинул голову, закрыл глаза и закайфовал.

Первая ночь прошла в одиночке. Шварцман прилег — и сразу провалился. Проснулся — не понял, где он. «Нет, это не сон. Что же теперь будет? Как теперь мама, отец, они же с ума сойдут!» Вспоминался вчерашний обыск, краем глаза видел, как следователь и понятые втихаря рассовывали по карманам фирменные безделушки. «Сколько же у них бумаг на меня? Какие же все-таки люди сволочи! Что будет? Что будет?

Стамбульский базар ошарашил. Что может быть краше? Серега смотрел на горы золота, захватывало дух, сказка какая-то! Он бродил, и ему казалось, что он участник виденного в детстве фильма «Багдадский вор». «Черт, опять эта баба». К Сереге подошла женщина с круиза. Лет около сорока, холеная, бриллианты в ушах. Одежда из шелков, без комплексов. «Вы в Стамбуле первый раз?» «Да я вообще вчера только родился».

Следующая камера была на двоих. У Владимира Давыдовича Кулагина, сокамерника, это была вторая ходка. На третьей неделе он сказал Шварцману: «Не вешай носа, держись, но, похоже, что дела твои хреновы».

Новая знакомая безапелляционно взяла Серегу в оборот. Сначала он мялся, робел, а вечером, когда теплоход шел по Мраморному морю, сидя с ней в музыкальном салоне, вдруг честно рассказал о себе все.

Из Лефортова Шварцмана возили на Каланчовку — в суд — и обратно. Шварцман уже ничего не отрицал. Он не просто «кололся», он брал на себя все, что скажут. В результате — 88-я, часть I, и 154, часть 3, с конфискацией. Закрытый суд,8 лет, на амнистию рассчитывать не приходится. Увидел свое отражение — не узнал. «Все отобрали, все подчистую, а может, еще проснусь? Помоги Боже!»

Серега сидел на кровати в просторной двухместной каюте, которую она занимала одна, и позэковски, огоньком вовнутрь ладони, держа любимую им «Приму, жадно затягивался. Эта женщина была для него как масло, как сметана, он ел ее, устав от долгого воздержания, а она смотрела на него, как на Бога. Сойдя с кровати, она встала на колени, чтобы достать тапочки и неожиданно для самой себя стала целовать исколотые Серегины ноги. «Восемнадцать лет я прожила с мужем, но никогда, слышишь, никогда мне не было так хорошо. Он был хорошим человеком и нормальным мужчиной, но я даже не догадывалась, что могу быть так счастлива». Серега молчал. Тихая радость и истома наполняли его сердце. Он вдруг понял, что это та женщина, ради которой он не побоялся бы убить и умереть. Выйдя из душа, она сказала: «Завтра в Афинах я не поеду в Акрополь. Езжай без меня. А в обед встретимся». Про себя она решила: «Накуплю ему завтра всего. Он будет самый модный, самый красивый, только бы принял, помоги, Господи».

Шварцмана перевезли в Краснопресненскую тюрьму. Камера на пятерых. Почти все уже осуждены, многие не в первый раз. Почему именно к нему, Шварцману, пристал этот блатной? Заставил поменяться обувкой — как противно ощущать на себе убогие, вонючие китайские кеды! Ладно бы только это, а то ведь согнал с нар — скотина! И заставил спать под ними. «Боже, чем я так провинился, за что?»

Она настояла, чтобы Серега перебрался к ней в каюту «люкс». «Чего тебе тесниться с этими узбеками?» В Ватикане она подарила Сереге золотую катанину с изображением святой девы Марии. Серега удивлялся, что торгующие монашки так слабо следят за товаром. Украсть что-нибудь ничего не стоит. Однако никто не ворует.

Этап Шварцман переносил особенно трудно. В купе сколочено два ряда нар. Чтобы попасть наверх, надо пролезть через люк, потом, когда заключённых набьется до предела, закрывают его, и народ набивается уже в нижний ряд. Дышать нечем, теснота. Из жратвы селедка и буханка хлеба. Воды не дают. А что за люди? Раньше бы не поверил, что на свете живет такая мразь!

В Амстердаме она сводила его в эротическое шоу Мулен-Руж. У Шабалинских бы фантазии не хватило. И в самом деле, как можно вытанцовывать, когда в задницу вставлена горящая свечка. Чудеса!

Двое зажали Шварцмана в котельной. Трижды судимый Коновал приставил заточку к горлу. «Да не брыкайся ты, а то чик и в дамки. Я таких жидят, как ты, не одного спалил в этой топке». Второй ублюдок расстегивал у Шварцмана робу. Шварцман плакал, понимая, что сейчас его опустят, и выхода у него нет.

Интересно, отчего у датчан такие чистые реки? Видно дно, водоросли, рыб. Дома вода почему-то темная, злая. Сколько дружков утонуло по пьянке. Серега из банки потягивал пиво. Мимо медленно проплывали игрушечные домики.

В карцере объявивший голодовку Шварцман потерял ощущение времени и пространства. Зато прошло чувство этого липкого страха от происходящего с ним. Он не испугался даже, когда помочился кровью, и параша стала похожа на жертвенный алтарь. Вынув заныканную иголку с грубой ниткой, он стал зашивать себе рот, не ощущая боли, и только вкус собственной крови напомнил ему, что он еще жив.

Новые Московские друзья пригласили Серегу с женой в ночной загородный ресторан. Ресторан славился молочными поросятами, нежными расстегаями и хорошим ансамблем. На сцене дуэтом пели длинноногие близняшки. Сережа не спеша пил полюбившийся ему «Камю» и думал: «Интересно, где же сейчас тот холеный еврейчик, который был с ними в поезде?»