Глава 6
— Ну? Что молчите? — уставился Рывкин на Годунову.
— Вы про талмудизм?
Он сунул газету женщине в лицо.
— Что это, по-вашему?
— Я никуда не писала! — Годунова недоумённо подняла брови.
Марк Владиленович оглянулся на Асеева.
— Не понимает или включила дурочку? — Не получив ответа, Рывкин продолжил: — Не понимать одно, а дурочку изображать не позволим! Отвечайте, я доступно выразился?
У Годуновой прыгнуло давление, она округлила глаза. Рука напряглась дать по морде. Луковский в выглаженном костюме на фоне габаритного Асеева напоминал озабоченного школьника. Что им надо?
— Не стройте глазки, здесь не дом отдыха! — повысил тон Рывкин.
Сучок! Лень вставать с кресла….
Два трёхэтажных здания НИИ лекарств и ядов имени Майрановского соединял кирпичный переход. У наружного здания колонны, лепные потолки и косметический ремонт. Здесь администрация и плановый отдел, остальные помещения сданы в аренду. Второй корпус занят лабораториями, в коридорах ящики с оборудованием, скрипит грузовой лифт, из комнаты поглядывает электрик. Приёмная Асеева на втором этаже отделана по европейскому стандарту. Когда, строго цокая каблуками, вошла плановичка Годунова, учёные поглядели одобрительно. «С возвращением, Марк Владиленович!» А что теперь происходит?
— Меня вызвали для оскорблений?
— Вы не вызваны, а приглашены на деликатное мероприятие! — торжественно уточнил Асеев.
— Кто, наконец, жил в Сибири? — жёстко, не боясь женских слёз, потребовал Рывкин.
Не утихомирился, сучок.
— Ленин! — рассердилась Годунова.
Марк Владиленович снова оглянулся:
— Она издевается! Вы, Годунова, откуда приехали?
— Из Сибири.
Рывкин приблизился и навис, заглядывая под блузку. Ладонь женщины тяжело шмякнула учёную физиономию. Давление пришло в норму, а Рывкин отпрыгнул на расстояние.
— Значит, признаёте? — упрямо потряс газетой.
В начале совещания Рывкин демонстрировал обведённую фломастером статью. Юбилей Казнадеева, огромная эрудиция и глубина знаний, иностранная награда, сильная незаурядная личность, знаменитый эксперимент, темперамент проповедника, зубр классической медицины, космофизик, исследователь здорового человека. Ну и что?
Последовал комментарий Асеева, придавившего ладонями плоскость длинного стола:
— Речь о конкуренции в науке!
Оказывается, академик уплывает вдаль, а мы посматриваем вслед. Не преодолели талмудизм и начётничество. Он надеется, присутствующим не надо объяснять? Годунова скромно просит объяснить.
— Неспособность отрицать собственные догмы. Отрыв от реальности. Нежелание вникать в существо дела.
Она слушала внимательно, спина прямая, попа на краю кресла. И вдруг Рывкин замахнулся газетой, как на муху. С этого началось.
— Признаёте, что муж знает Казнадеева?
— Знает, — удивилась Годунова, — и что?
Рывкин снял пиджак и засучил рукава. Женщина ленивой пантерой наблюдала тощие руки учёного.
— Мне поручено спрашивать, а не вам, — сжал Рывкин костлявые кулаки. — Где работал муж? Быстро!
— В Сибгидро.
Рывкин выпучился поверх очков.
— Где ещё? Быстро!
— Не помню…
— В медицине? Быстро!
— Да. На термографе.
— У Казнадеева? Быстро!
— Наверное. Да.
Учёные переглянулись.
— Ваш муж обосновал факт и обстоятельства смерти известного мертвеца психологическими особенностями. Он гений? Или нахватался? Быстро!
Эти двое находят радость в пустой болтовне?
— Не гений точно! Хотя и обозвал нищей духом.
Дребезжащий смех Рывкина оборвался от каменного взгляда Асеева.
Замдиректора выступил крайне серьёзно.
— Руководство института приняло решение бросить научные силы на преждевременную смерть. И не мы одни. В Питере тему разрабатывает иностранный фонд. Оглядываемся на Сибирь, у Казнадеева лучшая в мире выживаемость. Но не сдвинуть лежачий камень. Надо окольным путём разузнать, как он это делает? И опробовать на своих. Вон электрик, почему жив? И укрепить выживаемость в эксперименте ДОЗ-120. Не дай бог, опять долгожитель умрёт!
— Вспоминайте! — сменил Асеева Рывкин. — Таблицу смерти у мужа видели? Или шаблоны гибели? Накладываешь на электрика, почему током не убило?
Годунова взволновалась и черкнула ручкой в служебном блокноте. Они хотят, чтобы ответственность за великий эксперимент легла на неё сверху. И побудила выведать через мужа секреты Казнадеева.
Почему же Асеев подчёркнуто нейтрален и отстранён, а Рывкин хамит? Думают, честная Маша будет плакать от счастья? Годунова прищурилась на выкаченные глаза замдиректора:
— Оскорбительный тон в отношении меня — ваша идея?
Извинительно поднялась каменная ладонь:
— Марк Владиленович, действительно. Годунова верстает годовой план и помогать науке не обязана. Это бонус, который мы просим.
— Да я что? Конечно! — Рывкин опустил рукава и застегнул пуговицы.
Годунова молчала. Рывкин приподнял зад от кресла и наклонился вперёд:
— Мадам! Виноват, погорячился.
Запоздал с галантностью, сучок. Годунова демонстративно отвернулась, опёршись локтями на подоконник. За окном виднелся уютный дворик между зданиями и одноэтажной котельной. На скамейке курил электрик. А ведь было в прошлой жизни что-то необычное, относящееся к смерти.
— Маски припоминаю.
— Какие? Кислородные? — вздрогнули, как лошади, учёные.
— Нет, простые. Надевают тяжёлым больным, чтобы выжили.
— Ничего себе! А подробнее?
— На фото больничная палата, все в масках. Карнавал и фильм ужасов.
— Почему молчали? — схватился за шевелюру Рывкин. — Это Мексика. А маски разрисованы?
Про рисунки не помнила. Однако, как их зацепило! Оба напряжены, ни тени юмора.
— Сову видно по полёту! — Рывкин погрозил окну кулаком. — Ну, держись, экспериментатор над людьми! Испытывал на больных всё подряд? Деревенских ведьм тащил с электрички? Алтайских шаманов заставил бить в бубен? Докопался до Мексики, а нам кукиш? Нет! Тратил народные деньги — подавай результат! Долой скрытую власть!
Марк Владиленович смолк и побледнел. Не стал продолжать, а схватился за живот и выбежал.
— По традиции медицины Марк пробует на себе, — поглядел вслед замдиректора.
Огромные ладони обхватили грудной отдел специалистки планового отдела, и Годунова оказалась на коленях Асеева. Участились сердечный ритм и дыхание. Почуяв женское таяние, Асеев коснулся уха мясистыми губами:
— Узнай больше про маску и таблицу!
Задание отрезвило Годунову, и она спрыгнула с колен.
— Я тебе женщина или шпион?
— Женщина. Шпион — это бонус.
Пионеркой она переживала, что сыщики в романах — только мужчины. Подружки мечтали встретить волшебницу, а она — раскрыть преступление. Или добыть секретный документ под угрозой провала. Следила за соседями, передвижения шифровала в блокноте. Тренировала незаметность, мамиными тёмными очками прятала глаза.
Дома Годунова переоделась в тёмное, ведь яркие вещи недопустимы. Прекрасно и романтично шпионить за мужем. Добыть атрибуты смерти — настоящее ответственное задание.
Шпионаж, как известно, — это ожидание. Она ждала, когда Глеб уйдёт в пивную. Проверила в глазок: лестничная площадка пуста. И волнение охватило отважную разведчицу. Женские руки обняли скромный чемоданчик, пальцы потрогали замки. Она дёрнула крышку, и чемодан разинул внутренности. Перебирая содержимое, Годунова постепенно хмурилась. Вдруг взяла и вытряхнула чемоданчик на пол. Выпали газетные вырезки, портрет какой-то девицы и немного вещей. Даже нечего отдать татарину. Она разочарованно сгребла всё в кучу и запихала обратно. Оттолкнула чемодан, как приставучего пенсионера.
Правильная охота начинается с ужина. Женщина отправилась на кухню, закурила и принялась готовить.
Затрещал новостью маленький телевизор, на экране крупным планом расстрелянный автомобиль бандита Незабудько. С пулевыми дырами бандита увезла реанимация. Диктор торжественно сообщил, что Незабудько любил и почитал церковь. Корреспондент поведал историю простого парня восьмидесятых. Приехав в Ленинград с одной финкой, он дорос до рецидивиста. В науке это соответствует доктору наук. Незабудько поддерживают воры в законе, продвигают в смотрящие. Вопрос должен перетереть сходняк. Аналог общего собрания академии наук.
Комментатор, очевидно, из учёных. Пристроился в телевизор, а успокоиться не может.
Вернулся из пивной Глеб и уставился на экран с криминальным репортажем. Он глотал ужин, не замечая состояния хозяйки. Шпионаж — это ожидание.
— Бандитов как уток на Неве, а подстрелили этого? — мяукнула Годунова. — Выживет, как думаешь?
Челюсти Глеба остановились. Неужели заподозрил? Он оглянулся, но Годунова успела сделать козье лицо.
— Суицидальное поведение у него замечали?
— Чего? — не поняла Годунова.
— Азарт, ажиотаж, желание улететь? Гонял на машине двести километров в час?
— Да.
— Не выживет.
Пока допивает чай, надо запутать следы. Грамотно выбрать последнюю фразу.
— Правда, что, слыша мат, казак нравственно страдает?
— Да. Особенно есаул. — Глеб поблагодарил и тяжело поднялся.
Годунова усмехнулась в спину и закурила. Азарт, ажиотаж и желание улететь — разве не шаблон? Только не на бумаге, а в голове. Грамотно придумано. Она запела, что где-то далеко идут грибные дожди.
Глеб лежал на тахте, накрыв голову газетой, а Годунова подсела, прижав к мужчине заднюю окружность. Не приуменьшай значение простого касания! Тактильного действия, говоря научно.
— Помнишь, ты вечерами маски больным вешал?
— Такое не забудешь.
Она почувствовала, что в муже напряглось и сдвинулось. Кошкой потянулась, убрала живот и выпятила грудь.
— И они подействовали?
— Да.
Води жалом медленно, учат оперативные руководители. Годунова огляделась, где-то было вино?
— Выпить хочешь?
— Мужик всегда хочет.
Неотесанный мужик в стакан нальёт, конфетой закусит. А женщина должна придать коленкор. Годунова мелко натёрла сыр, перемешала с майонезом и петрушкой. Этой массой покрыла лимонные кружки.
— Пью за науку! — взяла она высокую ноту. — Способную удивить женщину!
— За Сталина! — поддержал Глеб.
Супруги выпили и даже поцеловались. Вторые бокалы обошлись без поцелуя. Муж словно прислушивался к далёким звукам.
— А маски специальные или просто? — повернула к теме Годунова.
— Все перепробовали, даже с острова Борнео.
— И какая подошла?
— Сначала никакая.
— А потом? — выдохнула женщина сигаретный дым.
— Мне даже академик не поверил.
— Ну, говори же, интриган.
— Любая подходит, если цвет красный!
— Ух ты! — удивилась она. — Это ты догадался?
— Я.
Практически, задание выполнено. Паста «Не прилипай!» отбеливает пожелтевший унитаз. Сквозь обычное проступает в Глебе непонятное могущество. Годунова утомлённо встряхнула волосы — странное оно. Жизнь оборудовать не сумел, скоро пойдёт бутылки собирать. Но, походя, зацепил Асеева. Такую матёрую глыбу — и на крюк!
Годунова разлила остаток вина, супруги чокнулись. Алкоголь стегнул женские мозги, и она слегка всплакнула.
— Хочу отдельно выпить за твоё открытие.
— Пройдёмся в круглосуточный?
Уже перед дверью она вспомнила:
— Ты вырезаешь из газет некрологи?
— Посмертные воспоминания. Связываю смерти с предысториями.
Она запуталась, надо ли это руководству?
— Не понимаю, ты правда крутой? Погляжу, ничего в тебе нет!
— А я всё гляжу, глаз не отвожу! Ча-ча-ча! — Глеб обхватил её, одетую в пальто.
И Годунову смутило объятие. Она потрогала усы необычного мужа:
— Ты к чему стремишься?
— Найти работу.
— А максимум?
Глеб нетрезво задумался:
— Работу, приносящую деньги, уважение и новый опыт. Да хрен с ней! Желаю деревенских наслаждений.
Вот что она сейчас делает? Обворовывает одного человека в пользу другого. Отняла себя, пытается отнять квартиру, а теперь и выудить наработанное знание. Лох — разве оправдание? Судьба такая, значит успокойся?
Развлечения продолжились у киоска. Приличного вида мужчина стрелял в окошко из пистолета. Приличная женщина наблюдала. Постреляв, респектабельная пара уехала на иностранной машине. А в синий дым киоска вернулся продавец и протянул бутылку вина.
Она уедет от Глеба на машине. Но он заслужил кусок радости.
— Деревенское наслаждение мы понимаем одинаково? — улыбнулась она.
Лживый секс тоже секс.
