Город в лесу. Роман-эссе

Валерий Казаков

Это произведение, в котором город – действующее лицо, равное главным героям романа. Они живут и меняются вместе, но каждый по-своему, совершенно не так, как того требует ход истории. Фантазия и реальная жизнь переплелись здесь настолько сильно, что порой трудно понять, где тут вымысел, а где быль, похожая на пророчество.

Моисей Сахалинский

Однажды до Осиновки дошла молва, что в ближайшее время город может посетить странствующий писатель Моисей Мамонтов-Сахалинский, собирающий материалы для новой субъективной эпопеи под названием «Наша горькая жизнь».

Весть об этом событии взбудоражила умы творческих людей провинциального городка. Илья Ильич Перехватов позвонил Николаю Гусеву и предложил (чтобы не ударить лицом в грязь) встретить странствующего писателя на вокзале хлебом-солью.

Это предложение было воспринято с пониманием и поддержкой. После чего Илья Ильич заказал большой ржаной каравай в местной пекарне, купил красивую деревянную солонку и полотенце с русским орнаментом. Потом принес из чулана лучший костюм в серую полоску, тщательно прогладил его и повесил на плечики. Стал сочинять приветственную речь, в которой попытался найти нужное сочетание между космополитизмом в искусстве и тягой к принципам постмодернизма. Отразить реальные проблемы порочного мира социализма и рационализм рыночной экономики. В общем, Илье Ильичу очень захотелось блеснуть эрудицией перед странствующей знаменитостью. Показать, что они тут тоже не лыком шиты.

Николай Николаевич в свою очередь сел писать стихи, посвященные легендарной личности. Просидел над стихами до вечера, испортил много бумаги, потерял массу времени, но стихи у него вышли какими-то излишне льстивыми и напыщенными.

Павел Петрович Уткин, узнав о предполагаемом визите странствующего писателя, очень разволновался и стал отказываться от предстоящей встречи. Уверял, что он такой чести не достоин, он ничего великого не совершил. Ему похвастаться нечем.

Павлу Петровичу казалось, что человек с таким непривычным и звучным псевдонимом должен обладать очень весомым талантом. Недаром его рукописные книги уже много лет передаются в России из рук в руки, а удачные словесные обороты — из уст в уста. Моисей Сахалинский давал своим рукописным книгам звучные названия. Одна из его книг называлась «За ложью — ложь», другая — «Откровения красного рыцаря», третья — «Смердящее время перемен». Это были романы — эссе, романы — хроники и даже романы — сценарии. Произведения Моисея Сахалинского изобиловали ёмкими метафорами, глубокими философскими отступлениями и имели в подтексте такие залежи смыслов, что голова шла кругом. Настолько ловко там всё было переплетено и связано мелкими деталями с реальной жизнью.

Илья Ильич как зеницу ока берег одну цитату из его рукописи, которая начиналась такими словами: «О, русские люди! Где сила вашего духа? Руины вашего времени расколола историческая ложь. Трещина непонимания пролегла между вами. Блистательная роща вашей юности постепенно превратилась в свалку металлолома, в горы ненужного хлама… И в этом виновны мы сами. Ямы и провалы зияют в багровой земле наших предков, а мы терпеливо ждем перемен. Мы всё ещё на что-то надеемся! Мы не можем восстать против несправедливости! Мы не видим сути этих провалов, не знаем о существовании этих ям. Так я открою вам глаза! Только слушайте меня, только смотрите вокруг неравнодушными глазами. И вы узрите, и вы поймете, и обретете вы… И бесценно будет обретение ваше. Ибо только страдание открывает глаза истине. Только божественная правда может избавить от духовного страдания в пустыне заблуждений»…

Когда Илья Ильич перечитывал эти строки — у него по спине пробегами мурашки. Побеседовать с таким человеком — это счастье. Тем более что этот человек коллега. Он тоже писатель.

Где-то глубоко в душе Илья Ильич ощущал тот же критический настрой, которым обладал Мамонтов-Сахалинский. Ему тоже хотелось написать нечто похожее на «Откровение красного рыцаря». Только не хватало вдохновения, не хватало духу подступиться к такой громадине…

Но ожидания местной богемы оказались напрасными. Как раз в это время где-то в Малмыжском районе объявился дальний родственник марийского князя Болтуша, погибшего при сражении войск Ивана Грозного с марийским ополчением. Этот человек стал рассказывать о давнем сражении какую-то очень занимательную легенду, изобилующую мелкими деталями и упоминаниями о неизвестных миру марийских героях. Моисей ничего не знал об этом сражении, но ему очень хотелось упомянуть о нем в своем новом труде. Это сражение укладывалось те рамки исторического процесса, которые ему наиболее импонировали. Поэтому Моисей поспешил на встречу с дальним родственником марийского князя, круто изменив траекторию продвижения по вятской земле…

Потом пришла нехорошая весть из Красновятска. Представители богемы узнали, что странствующего писателя видели там в пьяном виде. На одной из темных улиц он о чем-то громко спорил с местным краеведом Иваном Ухиным, и в этом споре приводил веские аргументы относительно Екатерининского тракта, который, по его мнению, проходил вовсе не через деревню Кизерь, которая находится в Уржумском районе, а гораздо севернее — по Кильмезскому району. Чтобы доказать обратное у местного краеведа аргументов не хватило. В ход, как водится, пошли кулаки. Правда, и здесь Мамонтов-Сахалинский едва не одержал заслуженную победу, но подоспевшие сподвижники красновятского краеведа переломили ход сражения.

Странствующий писатель был сильно избит и долго потом отлеживался где-то в Максинери — небольшой деревушке, расположенной на высоком бугре, откуда открывался прекрасный вид на заливные луга и бескрайний лес вдоль берега Вятки.