Профессор без штанов

Валерий Гусев, 2005

Не все же Диме и Алешке, братьям-сыщикам, детективные загадки разгадывать, надо иногда и отдохнуть. Например, сходить посмотреть на экзотических животных. Обитатели зоопарка, что и говорить, красивые, но почему-то такие грустные... Но что это? В клетке сидит... попугай Прошкин, недавно пропавший у Алешкиного одноклассника. «Это наш попугай!» – так и заявили братья солидному дяденьке. А тот предложил ребятам... купить птичку. Похоже, всех зверей в этом экзотическом зоопарке украли, чтобы потом вернуть владельцам за вознаграждение. Но как вывести коварных преступников на чистую воду? Испытанный метод «ловли на живца» не должен подвести, и тогда в игру вступает боевая курица, замаскированная под попугая...

Глава II. ОЧЕНЬ МНОГО ДУРАКОВ

Родители вернулись с чужой дачи очень довольные и уставшие. Им там очень понравилось. Особенно маме.

— У них там такие садовые инструменты! — с восторгом рассказывала она, разглядывая мозоли на ладонях. — Такие красивые! Сами в руки просятся! Я им там все грядки перекопала. С таким удовольствием! — И мама стала мазать руки кремом.

— Пап, а ты? — спросил Алешка. — Ты там, наверное, дрова колол? — Вид у папы тоже был немного грустный и усталый. — На всю зиму наверное, да? Ты у нас молодец!

— Кто сказал? — удивился папа.

— Мама, — сказал Алешка. — В прошлом году. Когда ты табуретку на кухне почти починил.

— Он дрова не колол, — сообщила мама. — Он воду в баню носил. Из самого дальнего пруда. — Она подумала. — Давай, отец, достраивай нашу дачу. Мы лучше будем свои грядки копать и свою воду носить.

(Дачу, конечно, достраивать пришлось. Потому что на ту, чужую, дачу наших родителей больше не приглашали. Оказывается, мама немного перестаралась — перекопала те грядки, на которых все уже было посеяно. И эти посевы уже взошли, а мама приняла их за сорняки и безжалостно с ними расправилась. А папа… А папа натаскал воду в баню не из того пруда, и вся банная система вышла из строя — засорилась головастиками. Ну, это я немного вперед забежал…)

— Кстати, отец, — вспомнила мама. — Табуретку все-таки почини, у нее все время ножки вывинчиваются. Я с нее чуть не упала один раз.

— А я упал, — сказал Алешка. — Два раза.

— И я тоже, — добавил я.

Папа постарался уйти от этой темы.

— А вы как развлекались? — спросил он. — Кроме падения с табуретки. Как зоопарк?

— Содержательный, — задумчиво произнес Алеш — ка. — Только звери очень грустные.

— Ну, это понятно, — сказала мама. — Они ведь в неволе. Папа вон тоже, когда дома долго побудет, грустить начинает.

— А когда я на работе, — тут же оправдался папа, — то я по дому грущу. — И сразу перевел разговор на другую тему: — А попугая своего не видели?

— Видели одного… — Алешка опять задумался. — Похож на Прошкина.

— В профиль? — с улыбкой спросил папа.

— Голосом, — серьезно ответил Алешка. — Надо его Ростику показать. Он-то не ошибется. И Прошкин его сразу узнает. — И без всякого перехода: — Я пошел!

— Куда? — удивилась мама. — Ночь на дворе.

— К Ростику.

— Он спит давно.

— Он не спит и не ест, — сказал папа. — Он страдает. Ты лучше позвони ему, Алексей.

Алешка пошел в кабинет, начал названивать и скоро вернулся — озабоченный.

— Спит? — спросила мама. — Я же говорила.

— Страдает, — сказал Алешка. — Только не дома. А в каком-то другом месте.

— Как это? — удивилась мама.

— Уехал с родителями. А его бабушка сначала не говорила куда.

— А что она говорила?

— Что нормальные люди так поздно не звонят.

Мы, значит, ненормальные? Вот уж не думал!

— Пап, — сказал Алешка, — дай нам свой фотоаппарат. Который сразу снимки выдает. Я этого попугая сниму и фотографию Ростику пошлю. В Америку.

— В какую именно? — уточнил папа.

— А их много, что ли? — удивился Алешка.

— Хватает… Северная, Южная, Латинская… Ты уточни все-таки.

— Ладно, разберемся…

Утром Алешка написал объявления и послал меня их расклеивать.

— Ты только, Дим, на самых видных местах лепи. И где народу побольше. А потом в «Зверинец» поедем. Попугая фотографировать.

— И я с вами, — сказала мама. — Что-то я давно никаких попугаев не видела.

Алешка дипломатично промолчал, а я пошел расклеивать объявления. На самых видных местах. И где народу побольше. Возле метро, например.

— Эх ты! — сказал кто-то у меня за спиной, когда я приклеил на столб последний листок объявления. — Двоечник!

Да, зря я с Алешкиной писаниной не ознакомился заранее.

«Прапал папугай на улицы. Кто найдет вазнагражденье штука бакксофф».

Ну, я ему покажу! «Штука бакксофф»!

Алешка уже собрался в «Зверинец». Зарядил фотоаппарат. Напялил бейсболку козырьком назад.

— Поехали, Дим, пока его кто-нибудь не купил.

— А мама? Возьмем ее с собой?

Алешка оглянулся на дверь родительской комнаты и прошептал:

— Дим, она очень долго одевается. А потом еще дольше глаза красит. А нам некогда.

В общем, мы незаметно слиняли.

Примчались в Ясенево. Прошкин был на месте, взволнованно и недовольно бродил по клетке и что-то сердито бормотал. И, кажется, немного похудел.

— Дим, — сказал Алешка, — нам светиться нельзя. Мне этот зубастый дядька очень не понравился.

— А чего делать?

— Ща! — Алешка повертелся среди посетителей и выбрал одинокого интеллигентного мужчину. Подошел к нему, дернул за рукав. И ошарашил вопросом: — Дядь, вы умный?

Тот не удивился, поскреб затылок:

— Как-то не задумывался.

— Ну, вот таким аппаратом вы умеете фотографировать?

— Таким? Таким и дурак сумеет. А что?

— А я не умею, — соврал Алешка, не побоявшись показаться тем самым дураком. — А мне очень надо — здесь мой любимый попугай. Щелкните его, пожалуйста, на память. Я вам буду признателен. Вы уж мне не откажите. В любезности.

Хотел бы я повидать человека, который отказал бы Алешке. В том числе и в любезности.

— Нет проблем, — сказал мужчина. — Где твой попугай?

Алешка показал ему попугая издалека и прятался за чужими спинами, пока одинокий интеллигент делал снимки.

— Держи! — сказал тот Алешке. — Вот фас, вот профиль. Очень фотогеничная птичка.

Алешка забрал фотоаппарат и придирчиво рассмотрел снимки.

— Еще вопросы? — спросил мужчина.

— Один вопрос: не знаете, какой марки этот попугай?

Дядька засмеялся.

— Нет, дружок. Я в птицах не разбираюсь. Не специалист. Разве что в жареных цыплятах.

— Ладно, — Алешка сунул снимки в карман. — Разберемся. Специалистов найдем.

Когда мы вернулись домой, мама как раз вышла из своей комнаты и сказала:

— Вот я и готова. Сейчас глаза накрашу и можно ехать в зоопарк.

— А… А его уже там нет, — выпалил Алешка.

— А где же он? — удивилась мама.

— Он… это… на гастроли уехал. В Северо-Южную Латинскую Америку.

— Жаль, — вздохнула мама. — А я так приоделась. Даже самой нравится.

Алешка сдержанно хмыкнул. И я тоже подумал: мама зверей посмотреть собиралась или себя показать?

— Ладно, — сказала она. — Тогда зайду на минутку к Наташе. Не зря же я прихорашивалась, надо людям показаться.

Тетя Наташа — наша соседка. Мама заходит к ней «на минутку» еще дольше, чем красит глаза.

Едва она ушла, Алешка засел за телефон, стал звонить в справочную. И настойчиво допытываться, чтобы ему сообщили номер «самого умного попугайного профессора».

Как ни странно, ему это удалось. Он получил телефон биологического института. «Там всякие профессора есть, — сказала ему девушка-оператор, — и попугайные, и обезьяньи».

Алешка тут же позвонил в этот институт. Ему и там уделили внимание. И сказали, что самый умный ученый — это профессор Медведев, зав. каким-то «млекопитающимся» отделом.

— Странно, — проворчал Алешка, положив трубку, — занимается попугаями, а у самого фамилия Медведев.

— По-твоему, — усмехнулся я, — он должен изучать медведей? А рыбами должен заниматься Рыбкин?

— Или Рыбаков, — засмеялся Алешка. — А обезьянами — Макакин!

— Или Мартышкин! — добавил я.

В тот же день, когда я расклеил объявления, вечером раздался телефонный звонок, и какой-то хулиганский голос радостно заорал:

— Это я! Твой любимый попугай! Гони бабки, хозяин, и я у твоего порога!

— Ты не мой попугай, — лениво ответил Алешка. — Мой попугай умница, а ты дурак! — и положил трубку.

Надо сказать, что таких звонков было немало. Сколько же, подумалось мне, глупых и недобрых людей на свете. Они будто радуются, если у кого-то случается беда.

Мы как раз говорили с Алешкой об этом, а папа, делая вид, что читает газету, прислушивался к нашему разговору. Потом он сложил газету и сказал:

— Да, ребята, к сожалению, есть еще такие бессердечные люди. У нас был похожий случай. Потерялся маленький мальчик, мы обратились к гражданам по радио и телевидению с просьбой помочь его отыскать. И что вы думаете? У родителей такое горе, они сходят с ума от волнения за своего ребенка, а какой-то негодяй все время звонит и насмехается: «А я вашего пацана видел. Он в ресторане водку пьет…»

— Если бы я его поймал, — мечтательно произнес Алешка, — то снял бы с него штаны и посадил голой… спиной в самый большой муравейник. И дал бы ему мобильник — пусть звонит! Спасателям!

Папа засмеялся и сказал:

— А мы его вычислили и поймали.

— И в муравейник? — обрадовался Алешка. — Голого?

— Ну… не в муравейник, конечно. Сначала — в камеру. А до этого мои ребята сгоряча накостыляли ему как следует. Только вы никому об этом не рассказывайте. Это незаконно.

— Ну и порядки у вас! — вспыхнул Алешка. — Всякие гадости устраивать — законно. А накостылять за это — незаконно!

— Что делать? — папа вздохнул. — Мне тоже это не нравится. Но закон есть закон.

— Только не для всех, — буркнул Алешка.

— Какие вы все умные, — отозвалась мама, не отрываясь от телевизора. — Мне иногда даже не верится.

Странный вывод, надо сказать. Не верится, что мы умные? Или не верится, что она в такой умной компании?

На следующее утро Алешка позвонил профессору Медведеву. Мой брат, несмотря на юный возраст, уже убедился, что незнакомым взрослым не надо доверять сразу, лучше для начала что-нибудь соврать, приятное для них. Поэтому он сказал:

— Мы юные ученые. Любим всяких птиц. Особенно медведей.

— Очень приятно, — отозвался профессор, — но я не медведь и не птица. Чем могу быть полезен?

— У меня фотография есть…

— Мамина? У меня тоже, — живо отозвался профессор.

— Попугая, — сказал Алешка. — Но вот только мы не знаем, какой он марки.

— Ты хочешь сказать — какой он породы. Или какого вида.

— Вид у него прекрасный. И в фас, и в профиль. И с хохолком.

— Откровенно говоря, — признался профессор, — я по попугаям не специалист. Но если с хохолком, то это, скорее всего, какаду. Черный или розовый. Нужно посмотреть.

— Ну и посмотрите! — И Алешка нахально договорился о встрече.

Профессор долго что-то мямлил, что у него очень мало времени, а интересы науки требуют очень много времени, а вот на досуге или, еще лучше, в отпуске…

Но он не знал, с кем имеет дело, и был вынужден согласиться.

— Я со своим руководителем приеду, — сказал Алешка и положил трубку. — Поехали, Дим.

— А руководитель? — бестолково спросил я.

Алешка усмехнулся:

— Руководитель — это ты. Будто у нас в школе звериный кружок. А ты им командуешь.

Я только вздохнул. И мы поехали в этот биологический институт, где великие ученые изучают мир «пресмыкающих и млекопитающихся», как выразился Алешка.

Этот институт когда-то был очень важным. Здесь готовили собак для первых полетов в космос. Но теперь он немного заглох, потому что космос нам не очень нужен, а очень нужен рынок…

В кабинете профессора Медведева было полно всяких чучел. Они были как живые. Белка сидела на ветке и глодала сухую пыльную шишку. Волк с зелеными пуговичными глазами скалил белые зубы в красных потрескавшихся деснах. Лисица делала вид, будто несет куда-то добытую птичку. А заяц сидел на задних лапках, поставив торчком свои длинные уши.

В углу, возле маленького столика, стоял на задних лапах громадный белый медведь. Тоже чучело. Он своей головой почти касался потолка. Красивый был медведь. Только почему-то черный кончик его носа был замазан белой краской — облупился, наверное.

У задних ног медведя стояла небольшая клетка с единственным живым существом. Как мы потом узнали, это была маленькая ушастая степная лисичка смешной породы фенёк. Ее так и звали — Фенечка. Она взволнованно металась по клетке и грустно тявкала.

Но больше, чем всяких чучел, в кабинете великого ученого было разных фотографий. Разных, но одинаковых. Это были белые медведи. То — поодиночке на плывущей льдине. То — семейной группой. А чаще всего — рядом с профессором. Как бы два верных друга. В обнимку. Чаще всего это был такой снимок — профессор с трубкой в зубах, а медведь — со здоровенной рыбиной. Правда, почему-то на всех медвежьих мордах их черные носы были тоже закрашены белой краской. А вот зачем — это мы узнали позже.

Среди всех этих чучел и фотографий мы не сразу разглядели второе живое существо — самого профессора за его письменным столом, заваленным бумагами и книгами с закладками.

Но профессор был настоящий, не чучело. У него была бородка клинышком и очки, которые он то сдвигал на нос и смотрел поверх них, то задирал на лоб и смотрел из-под них. И при этом важно покашливал. Вот только росточком не очень был велик. Чуть побольше Алешки, но чуть поменьше меня.

— А где ваш руководитель, коллеги? — спросил профессор. — Хотелось бы и с ним познакомиться.

— Да вот он, — Алешка кивнул в мою сторону.

— Похвально, похвально, — профессор спустил очки на нос. — Такой юный… Где же ваша фотография?

Он задрал очки на лоб, взял снимки и, покашливая, стал их изучать.

— Типичный какаду. Очень редкий экземпляр. И очень дорогой. Он у вас разговаривает?

— Еще как! — сказал Алешка. — И копытами топает.

— Копытами? — Очки сами упали на нос, будто страшно изумились.

Алешка объяснил, рассказал про Крошкина.

— Бывает, бывает, — вздохнул профессор. — Такие вздорные соседи из-за нелюбви к животным заодно портят жизнь людям. — И без всякого перехода спросил: — Не хотите его продать?

— Крошкина? — будь у Алешки очки, они тоже от изумления упали бы на нос. — Кому он нужен? Его и даром-то не возьмут.

— Я попугая имел в виду, — уточнил профессор. — Очень эффектная птица.

Тут Алешка признался.

— Этой эффектной птицы у нас уже нет. Прошкина украли. И мы его разыскиваем.

— Ах, вот оно что! — Профессор как-то странно подскочил на своем стуле. Будто под ним кнопка завелась. — Бывает, бывает… И когда же украли? — вдруг спросил профессор, вовсю поиграв своими очками.

— Точно не помню, — ответил Алешка. — В четверг. Или в пятницу. А может, в январе.

Профессор странно взглянул на него поверх очков и промолчал.

Пауза затянулась, пора было прощаться. Мы теперь знали, что Прошкин — типичный какаду. И что, скорее всего, именно его мы и видели в этом странном зоопарке с грустными обитателями. Там, кстати, на его клетке так и было написано: «Попугай системы какаду, единственный экземпляр. Говорящий на двух языках. Цена — 1000 долларов».

Прошкин и правда знал еще один язык — английский. Но в очень ограниченном количестве — всего два слова: «Доброе утро». Эти слова он говорил своему другу Ростику…

Профессор подарил нам фотографию белого медведя с замазанным черным носом («Это главная тема моих научных трудов»), проводил нас до дверей, гоняя очки с носа на лоб и обратно, и опрометчиво пригласил навещать его в любое время — на свою шею, как вскоре выяснилось.

— Я вам виварий покажу. У нас есть очень редкие экземпляры мировой фауны. Заходите, коллеги.

— Зайдем, коллега, — пообещал Алешка. — Спасибо. — Но в голосе его я уловил нотку угрозы.

А профессор не уловил. А зря…

В зоопарке в Ясеневе Алешка сунул зубастому дядьке фотографии прямо под нос:

— Отдавайте нашего Прошкина.

— Ничего не знаю! — ответил тот. — Чего ты мне показываешь? У тебя какого звания попугай был? Какаду! А этот — совсем наоборот.

— Удакак? — буквально понял его Алешка. Или сделал такой вид.

— Никак! Иди к начальству! Пораспускали своих попугаев!

Начальство, этот самый Вертинар, тоже размещалось в вагончике. Там сидела полная дама и заполняла какие-то листки. А за перегородкой считал деньги сам Вертинар.

В общем, и у начальства мы ничего не добились. Правда, Вертинар разговаривал с нами очень вежливо.

— Друзья мои! Все попугаи одного вида похожи друг на друга. Я вам его верну, а завтра объявится еще один его владелец. И устроит скандал. Что прикажете делать?

Мы молча вышли из вагончика.

— Я знаю, что делать, — шепнул мне Алешка. — Раз они Прошкина украли, то и мы его украдем. Имеем право.

Мы еще раз подошли к вольере с попугаем. Прошкин сидел нахохлившись.

— Прошкин, — шепнул Алешка.

Попугай встрепенулся, поднял хохолок.

— Прошкин хороший, — сказал Алешка.

Попугай переступил по жердочке и… ответил:

— Пр-рошкин хороший! Рростик хор-роший! Кр-рошкин — др-рянь!

Мы переглянулись. Несомненно — это Ростика попугай. Единственный его друг. Кроме Алешки, конечно.

— Укр-р-радем! — сказал Алешка во весь голос.