Аббревиатура

Валерий Александрович Алексеев, 2020

Эта книга представляет из себя сборник рассказов-воспоминаний о разных годах и событиях. Нечто вроде альбома с акварелями на обычные будничные темы: воспоминания о работе советского инженера на производстве, байдарочные походы, горные лыжи, автомобильные путешествия, Альпы и Крым, 21 век и начало 60 годов 20 века. Жанр короткого рассказа, написанного с ностальгией, легким юмором и своеобразной поэтикой.

Годы быстро пролетели

В ипостасях и в труде

Были разными те годы

Были те или не те

Было время, когда камни

Чтоб по жизни разбросать

Но теперь настало время

Эти камни собирать!

Жизнь в памяти — цепь разных событий. Память избирательна. К счастью, забавные события запоминается лучше, а иногда, со временем они кажутся даже более смешными. В основе каждого рассказа лежат события, участниками в которых был я или мои близкие друзья.

Как-то летом, возвращаясь с работы, ехал по внешней стороне МКАД. Вижу на встречной полосе дороги автоинспекторы, притаившись в кустах, меряют скорость. Движимый водительской солидарностью, подмигивая фарами, я предупреждал водителей о засаде. Однако при этом недооценил изобретательность автоинспекции.

На моей стороне дороги, в кустах притаился ещё один инспектор. Выскочив из-за кустов, он остановил меня, взял документы и стал их внимательно изучать.

— У вас с машиной всё в порядке? — задал он мне вопрос.

— Всё хорошо — ответил я.

— А почему мигали? — продолжил он.

Все это было несколько неожиданно для меня, и я ничего лучшего придумать не смог, как ответить предельно честно:

— Чтобы машины снизили скорость и соблюдали скоростной режим.

— А вы видели, что инспекторы меряют скорость? — продолжал он допрос.

— Я всегда подмигиваю машинам, которые едут слишком быстро. И когда меряют скорость, и когда нет. Водители снижают скорость. Ведь это хорошо! Я думаю, что так я помогаю нашей славной автоинспекции.

— Это не положено! — отдавая документы, назидательно ответил инспектор.

— Хорошо, я больше не буду.

— Да, ещё вот что — продолжил инспектор — вы не пробовали писать фантастику? Мне кажется, у вас получится. Счастливого пути в литературу!

Так вот он, мой крёстный отец в литературу! Тихо сидел в засаде и ждал своего часа. Мало того, что жена и друзья, когда я им рассказывал свои истории, подталкивали меня «напиши, да напиши». И этот туда же, подумал я попрощавшись с инспектором. Да ещё фантастику. Я её даже пробовать не буду, это не моё.

Хорошо писателям! Они, погрузившись в свои мысли, томно прикрыв глаза и попыхивая трубкой…обмотав небрежно шею белым шарфом, чтобы было видно окружающим, что вот он — писатель… ловить вдохновение на берегу под шум моря, или наоборот, созерцая под ярким солнцем белые шапки гор…эээ, окружившие голубое до синевы озеро с пальмами на берегу и со скользящими по его глади белыми яхтами! А тут работа, да работа! С утра до вечера. И на даче не отдохнёшь. Я курить-то не научился и шарфа белого у меня нет.

К этому же я вспомнил как преподаватель с военной кафедры, когда мы брались за ручки, чтобы записывать военные мудрости, говорил нам:

— Не забывайте, что бумага ценится до тех пор, пока она чистая. Берегите бумагу!

Так думал я, продолжая ехать. И родилось у меня в дороге стихотворение, как говорится, на злобу дня:

Мы славно в жизни покутили

Но время не воротишь вспять

Пустой посуды накопили

Пора идти её сдавать!

Иду, ногами загребая

Под грузом сгорблена спина

Но лишь одно меня терзает

Зачем мне жизнь была дана?

Мне жизнь дана, чтобы работать

Или работать, чтобы жить?

Вот эти вечных два вопроса

Так и не смог я разрешить!

Вот так-то. А вы? Смогли?

Позже, гораздо позже, когда я, вспоминая инспектора, решил кое-что написать, то подумал, что, во-первых, из своей писанины я не собираюсь извлекать материальную выгоду, а во-вторых, бумага по большей части тоже останется чистой, так как я уже давно всё пишу на компьютере, а публиковать если и буду, то в Интернете.

Инициатива наказуема.

В 1988 году наше предприятие совместно с Саратовским агрегатным заводом (САЗ) должно было завершить изготовление сложных оптико-механических комплексов на боевых подвижных носителях. Наступил декабрь месяц. И вдруг меня вызывает главный инженер и говорит:

— САЗ не успевает закончить сборку машин для совместных с армией испытаний. Там четыре редуктора, из которых два сложных, мы их ещё ни разу не делали. Завод просит на сборку ещё полгода. По этим машинам есть решения военно-промышленной комиссии и приказ министра. Изготовление — конец года. Может быть, ты возьмёшься со своими ребятами, у тебя ведь классные специалисты…Комплектация там вся есть и военным сдавать не надо. Хоть это и не ваше дело, но больше некому. Давай, выручай!

— Мне надо посоветоваться с ребятами.

— Давай, только быстро, ответ нужен сегодня.

Мы посоветовались и согласились. Вышел приказ директора, обязывающий нас(а нас вместе со мной было пятеро) выехать в Саратов на сборку редукторов. На следующий день я уже пожалел о согласии. Во второй половине дня мне по прямому телефону позвонил возмущённый директор:

— Вы ещё не уехали?

— Борис Иванович, вы какую задачу перед нами ставите? Немедленно выехать или собрать редуктора?

— Естественно собрать редуктора!

— Тогда мы сами решим, когда нам выехать. Сейчас мы подбираем комплект документации, подбираем нужный инструмент, билеты взяли на четырнадцатое.

— Ну, смотрите, если что будем спрашивать с вас!

Звонок директора застал нашу команду инженеров сборщиков за изучением чертежей. Толя Виноградов и Володя Кулешов прокомментировали разговор:

— Не делай добра, не получишь зла!

На САЗе нас ждала ударная, почти круглосуточная работа и спартанские условия жизни. Самое привилегированное жильё было у меня: отдельный номер — подсобка в директорской гостинице с большой горой стирального порошка в центре комнаты. Спать там можно было только предварительно проветрив помещение и с открытыми на ночь форточкой и дверью. Мы приезжали на работу с первым трамваем, а уезжали с последним. У работников цеха создалось впечатление, что мы вообще не уходим с работы. И на самом деле это было недалеко от истины.

Руководство завода не очень-то радовали наши успехи по сборке редукторов, ведь они-то, ссылаясь на сложность работы, просили себе полгода. Поэтому, в силу своих возможностей, они иногда подтормаживали наше рвение. То у них нет контровочного клея, то сухого льда, а приобрести в киосках мороженного — идите куда хотите и покупайте сами.

Пришлось взбодрить руководство завода через их главк из Москвы. Понятно что дружбы нам это не добавило. В итоге за четыре дня до Нового Года мы собрали и обкатали редуктора, но наша радость была недолгой — позвонил начальник и сказал, что их всё-таки надо сдавать военной приёмке. И это оказалось не всё!

Накануне вечером в цех пришёл разработчик с главным конструктором комплекса и сказали, что в конструкцию самого сложного волнового редуктора вкралась ошибка: окно в корпусе редуктора для зацепления с шестерней башни сделано не с той стороны и его надо переделать. А это означает, что редуктор надо разобрать, отправить корпус в механический цех на доработку, затем повторить сборку, обкатку и сдачу приёмке. А времени-то нет.

После короткого совещания в узком кругу Толя Виноградов предложил договориться с начальником цеха, чтобы нам дали доступ к расточному станку до утра. Расточить квадратное окно на цилиндрической поверхности, под которой на расстоянии нескольких миллиметров располагались тонкие зубья внутренней шестерни — ювелирная работа! Да ещё не дай Бог, чтобы стружка попала внутрь редуктора. Но не зря ведь наша команда состояла из инженеров с «золотыми» руками. К утру работа была сделана и мы успешно сдали военной приёмке все изделия. В награду весь коллектив, закупив билеты в баню третьего разряда (другие билеты достать не удалось), отметил завершение эпопеи.

Такой бани я не видел даже сразу после войны. Бой в Крыму, всё в дыму, т.е. в пару и ничего не видно ни в бане, ни в предбаннике. Вместо душа — здоровенный шланг, из которого поливают друг друга.

Когда вернулись в Москву, то никто из руководителей — ни непосредственный начальник, ни директор — ни премии, ни спасибо. Мой друг и коллега Саша Бакеев, отметив это, сказал:

— Ты сам лопухнулся. Сидел на золотой жиле, а приехал ни с чем.

— Где это-то там была золотая жила? Там даже жрать было некогда.

— Ты сам говорил, что спал в подсобке, где стиральный порошок был насыпан горой. Мог бы себе и мужикам набить по рюкзаку порошка. Вот вам и премия, а то всё от начальства ждёшь! Великий Мичурин что говорил? Не надо ждать милостей от начальства, взять их самим наша задача! Вот так-то, Валера.

— Знаешь, Саша, на САЗе работают хорошие люди. Когда мы закончили работу начальник инструментальной кладовки пригласил нас к себе на склад. Кладовщице, своей подчинённой, он сказал:

— Эти ребята так работали! Я давно не видел такой работы! Дай им на память любой инструмент, который они захотят.

— И что выдала?

— Выдала. Конечно, не электроинструмент. Я, например, взял себе набор надфилей.

— Ну, тогда другое дело, на кой хрен вам стиральный порошок. Инструмент — лучше, хотя будь моя воля, я бы взял и то, и другое.

2. Страховое дело.

Ежегодно ближе к концу сентября к нам на дачный участок приходила одна и та же женщина — страховой агент. Мы за небольшие деньги на небольшую сумму возмещения страховали свои постройки — как она говорила, практически от всего. Так шли год за годом, мы привыкли и полностью ей доверяли. Нас устраивала эта, в общем-то, не обременительная осенняя процедура. Она, понимая, что перед отъездом у нас много хлопот и времени в обрез, приносила уже заранее заполненные бланки, которые мы не глядя подписывали, отдавали деньги и расставались до следующего года. С надеждой, что обращаться в страховую компанию нам всё-таки не придётся. Так было и в этот раз.

Однажды она появилась в обычное горячее время и сказала, что теперь представляет новую страховую компанию «Югория». Эта компания гораздо лучше и надежней прежней, и хоть она нас страхует чуть-чуть дороже, но зато с большей страховой выплатой и, также как и прежде, от всех случаев, что в страховом свидетельстве записано обобщённо — цифрой три. Об этой компании вы наверняка слышали по телевизору, добавила она. Мы, пенсионеры, посетовали на приличное, с нашей точки зрения, увеличение стоимости полиса, но с другой стороны рассудили, что выплаты в случае чего в разы больше и успокоились.

На следующий год ближе к концу дачного сезона мы, готовясь к встрече с нашей близкой уже знакомой, преодолев лень, прочитали скучное содержание полиса. Но как не старались найти там случай три — сделать этого не смогли. Зато там были случаи, обозначенные заглавными буквами: А, Б, В, и так далее, в том числе случай З(но никак не три). Когда мы прочитали, от чего же в итоге застраховали своё дачное имущество, то оказалось, что от «ущерба, нанесённого падением летательных аппаратов».

Слава Богу, нам не пришлось уже в практически прошедшем страховом году обращаться в «Югорию», поэтому нас такой «развод» повеселил. К тому же Лариса (моя жена) вспомнила, что на космодроме в это лето при запуске произошёл сбой, и какая-то часть ракеты упала в далёком сибирском посёлке на улице «Космонавтов» и попала точно в крышу дома. Этот случай показывали по центральному телевидению. Посмеявшись, мы решили, что с точки зрения времени и пространства застраховались очень удачно, по времени вообще точно — тютелька в тютельку, а по пространству тоже неплохо, ведь ракета-то упала в нашей стране, а не на другом континенте где-нибудь в Азии или Африке.

Поэтому, когда осенью страховая дама пришла к нам с подготовленным страховым полисом, повторяющим прежний, мы попросили её так называемый «случай три» расшифровать дополнительно всеми, упомянутыми ей страховыми случаями, то есть буквами от А до З. На что она сказала, что ну её, эту компанию и есть у неё кое-что получше. И тут же, как факир из рукава, достала новый бланк.

Не поленившись и на этот раз, мы прочитали условия и главное — мелко написанный текст в конце договора, где черным по белому было написано, что страхованию подлежат дома из бруса не старше 10 лет. Тогда мы спросили эту даму, знает ли она сколько лет нашему садовому товариществу и соответственно домам. Тут она, обидевшись, спросила:

— Так вы что, не намерены что-ли страховаться? Давайте застрахуем ваш дом как будто он прошёл капитальный ремонт.

Мы возразили: — А как мы докажем этот ремонт в страховой компании?

— Ну, это когда будет? А может быть и не понадобится вовсе — пыталась усыпить нашу бдительность страховая дама.

— Давайте подписывайте, у меня мало времени — настойчиво продолжила она. Мы сказали: — Нет!

— Но у меня есть ещё компании, я готова вам их предложить.

Раскрасневшись, она стала вытряхивать из своей сумки на стол какие-то бланки. Мы твёрдо сказали:

— Нет, нет и нет!

Эта атака напомнила нам известный сюжет из поэмы «Мёртвые души». Помните:

«Ноздрев вспыхнул и подошел к Чичикову так близко, что тот отступил шага два назад.

— Я тебя заставлю играть! Это ничего, что ты смешал шашки, я помню все ходы. Мы их поставим опять так, как были.

— Нет, брат, дело кончено, я с тобою не стану играть.

— Так ты не хочешь играть?

— Ты сам видишь, что с тобою нет возможности играть.

— Нет, скажи напрямик, ты не хочешь играть? — говорил Ноздрев, подступая еще ближе.

— Не хочу! — сказал Чичиков и поднес, однако ж, обе руки на всякий случай поближе к лицу, ибо дело становилось в самом деле жарко.»

И вот, когда мы решительно и последовательно отказались, наша партия перешла в эндшпиль. Она сказала, что мы дачные сморчки, скряги и не хотим поддержать её лично и страховые компании. Из-за таких как мы в нашей стране страховое дело никогда не поднимется и не достигнет европейского уровня. Из-за нас она потеряла, как она сказала, «кучу времени и денег на поездки в нашу тьмутаракань и перепортила кучу бланков». Так понемногу она ввела себя в раж, лицо её покраснело, и, нервно сгребая со стола свои бумаги, она закончила встречу словами:

— Харизьму бы вам начистить за это!

Из окна было видно, как страховая дама нервно двинулась в сторону калитки. У калитки она остановилась, повернулась в сторону дома и смачно плюнула. Потом, перекрестилась, пнула ногой калитку и быстро зашагала прочь.

На этом наша многолетняя «дружба» закончилась, и мы больше её никогда не видели. Но, вспоминая великого Гоголя, мы подумали, что если бы у страховой дамы было побольше сил, то в борьбе за подъём страхового дела в стране, она и вправду начистила бы нам харизьмы или, выражаясь проще и по-современному, надавала бобов.

3. Манихинский жокей.

На горнолыжной базе в Манихино по выходным дням собиралось много горнолыжников — работников предприятия, их чад и домочадцев. Заметный десант горнолыжников высыпал из электрички и дружно шагал через посёлок, берёзовую рощицу и овраг к базе.

Раньше всех на базу приходили Миша и Ира, у которых там же в посёлке недалеко от базы была дача. К моменту подхода «основных сил» дорожки к зданиям были расчищены и музыка, которую включал Миша, была слышна издалека. В хорошие солнечные дни база была загружена «под завязку»: все служебные помещения и раздевалки были заняты. Перед включением подъёмников все были обязаны дружно отработать «трудовую повинность» — протоптать склоны, чтобы разбить и выровнять их после насыпавшего недельного снега.

На первом этаже двухэтажного домика постоянно хлопала тяжелая металлическая входная дверь — входили и выходили горнолыжники. На длинных столах раздевалки стояли привезённые с собой термосы, лежали бутерброды и прочая домашняя снедь. Напитки, содержащие градусы, припрятанные в рюкзаках, дожидались отключения подъёмников и завершения катанья. В раздевалках становилось шумно и весело. Все ожидали этих выходных и с удовольствием приезжали туда. Некоторые приезжали на машинах с малыми детьми и с домашними животными, а некоторые с собачками даже на электричках.

Дети моего друга Валентина, основателя базы и её, по общему признанию, руководителя, приехали, как обычно, с маленьким сыном, собакой внушительных размеров по кличке Нильс — ньюфаундлендом, и пушистым боевым котом Росиком к базе на своей «Ниве» и дружно вывалили из машины.

Нильс предпочитал бегать по склонам. Характер у него был мирный и его, несмотря на размеры и громкий голос, никто не боялся. Кот же сразу нырял в раздевалку и забирался на самый верх электрического шкафа, и лежал там, в тепле и покое.

Горнолыжники не доставляли ему беспокойства, он привык к этому шуму. Как говорили его хозяева, кот был смелым и нахальным, так как вырос в неравной борьбе с собакой внушительных размеров. Дома его любимым местом был угол квартиры, что позволяло ему контролировать кухню и коридор. Когда на кухне клали корм Нильсу, кот успевал к миске раньше собаки. Пока Нильс добирался до кухни, Росик успевал «снять сливки» с собачьего блюда. Нильс не успевал наказать воришку, так как тот быстро нырял в окошко, сделанное специально для него в туалетной двери. Нахальство, смелость, хитрость и быстрота были его оружием.

В тот день, о котором этот рассказ, горнолыжница Женя приехала ближе к середине дня со своей звонкой собачкой пуделем. Собачка, радостно виляя хвостом, забежала вслед за хозяйкой в раздевалку, сделала круг по комнате и вдруг увидела кота, вальяжно развалившегося на электрическом шкафу.

Вид кота немедленно привёл её в сильное возбуждение и она, оглушая всё помещение звонким лаем, подпрыгивая возле шкафа, всем своим видом показывала свой боевой настрой и кто здесь хозяин. Кот как лежал, так и продолжил лежать — он даже ухом не повёл. Только раз, когда ему надоел этот лай, он нервно дёрнул хвостом, что на собачьем языке «шариковых», видимо, означало «отлезь, гнида!» Наконец, налаявшись до хрипоты, пудель потерял интерес к коту и отвернулся от шкафа. Видимо, этого момента и ждал Росик. Неожиданно для собачки, её хозяйки и всех, кто был в комнате, кот спрыгнул на спину собаке.

Собака, взвизгнув от неожиданности, проявила такую силу, что ударом открыла тяжеленную дверь и вылетела на улицу. Оглашая окрестности воем, она понеслась галопом, пытаясь на ходу сбросить с себя это чудовище, приносящее ей боль. Кот, как заправский наездник, крепко вцепился в спину собаки передними лапами и зубами, с поднятым трубой хвостом, прижавшись всем телом к её спине, пришпоривал своего скакуна острыми когтями задних лап. Он, как настоящий жокей, крепко сидел, прижавшись к спине воющей собаки, и даже на поворотах не вылетал «из седла».

Пуделю, наверное, казалось, что сам дьявол оседлал его. Все горнолыжники с нескрываемым изумлением смотрели на этот, достойный самых лучших цирковых площадок, номер. Одна только Женя пыталась помочь своему питомцу. Но где тут! Когда в очередной раз обезумевшая собака проносилась мимо раздевалки, кот спрыгнул с её спины, нырнул внутрь, залетел на шкаф и занял прежнюю позу.

Женя поймала трясущуюся от страха и боли собаку с разодранной до крови спиной. И когда с ней на руках она хотела войти внутрь раздевалки за своими вещами, собака с воем стала вырываться у неё из рук. Пришлось помочь Жене, принести её вещи и она с собакой на руках пошла на станцию. Больше с собакой она уже никогда не приезжала независимо от того есть там кот или нет.

Кот же получил почётное звание «Манихинский жокей».

4. Главный бухгалтер.

Галина Александровна была главным бухгалтером крупного научно-производственного объединения. Нам казалось, что профессиональная работа была смыслом её жизни. Несмотря на то, что в подчинении у нее было много сотрудников бухгалтерии и финансового отдела, хорошо оснащенных компьютерной техникой, в кабинете у неё на столе всегда лежали счёты, с помощью которых она перепроверяла своих сотрудников.

Выросшая и воспитанная в строгой системе социалистического реализма, она была полностью адаптирована к ней. Идеологический мир Галины Александровны был чётко разделён на своих — социалистических, и чужих — врагов/буржуев.

Всегда одетая в строгий костюм, с гладкой причёской черных с проседью волос, стянутых на затылке в пучок, она также строго относилась к нам — сотрудникам предприятия, не допуская внепроизводственных разговоров, тем более анекдотов и особенно на политические темы. Она, как красный бухгалтер, находилась в полной гармонии со временем.

В штате крупного объединения был заместитель генерального директора по экономике и планированию — Василий Емельянович. Он строго следил, чтобы запланированные затраты были проведены, а Галина Александровна — чтобы были выполнены только те затраты, которые она считала первоочередными. Имелся очевидный конфликт интересов, иногда переходящий на личности. Во время одной из регулярных схваток Василий Емельянович позволил себе назвать Галину Александрову «мадам».

— Ах, я мадам! Я — мадам!? За мадам ты, гад, ответишь! Я тебя на партком выволоку, там тебе врежут! Тогда увидим, кто мадам, а кто ты, скотина!

Позже, в девяностых годах объединение было разделено на ряд дочерних предприятий, в которых появились свои руководители и бухгалтера, однако вертикаль управления была сохранена. Мне, как директору дочернего предприятия, позвонила Галина Александровна и попросила данные для сводного бухгалтерского отчёта. Это поручение я переадресовал главному бухгалтеру нашего предприятия Ольге, совсем молодой девушке, ещё набиравшей опыт работы. Она, в силу своего характера, стала упираться, говорить, что задание ей непонятно. Тогда я рассказал старый анекдот:

«В ЖЭК из ремесленного училища на практику направили ученика. Старый опытный мастер сказал практиканту:"Теориям пусть учат там у вас в ремеслухе, а здесь ты будешь изучать настоящее дело. Сейчас пойдём на участок, там прорвало канализацию."Пришли на место, там в колодце полно говна, по-научному фекалий. Мастер опустился в колодец и оттуда кричит практиканту:"Подай газовый ключ третий номер!"Затем:"Подай хомут на сто миллиметров!"Короче подай то, да подай сё. После этого вылезает из колодца и говорит: «Всё сделано. А ты, сынок, учись, не то так и будешь всю жизнь ключи подавать!»

Так что я сказал Ольге:

— Иди, к Галине Александровне учись, а то так и будешь всю жизнь ключи подавать! Галина Александровна супер профи и у там есть чему учиться, хотя характер у неё непростой, прямо скажем.

— Я думаю, когда ты достигнешь возраста Галины Александровны, то видимо будешь такой же сволочной дамой, как и она! — завершил я разговор.

Вскоре довольная Ольга вернулась из центральной бухгалтерии и рассказала, что очень хорошо пообщалась с Галиной Александровной.

— Когда я ей передала ваше мнение, что с годами я буду такая же сволочная, то она обняла меня как дочь. И добавила:

— Оля, если бухгалтера называют сволочью, то это дорогого стоит. Это значит, что она очень хорошо, правильно ведёт свои дела. А главный бухгалтер, Оля, это не просто сволочь, это БОЛЬШАЯ сволочь. А не какая-то тебе мамзель-мадам!

5. Портвейн 777.

Часто ли вы обращали внимание на то, как мы выглядим на даче? Особенно мужчины. На одежду, обувь, степень небритости? Однажды, когда я собирался съездить на своей машине в районный центр, то пригласил пенсионеров: своего соседа с его женой. Они охотно согласились и стали быстро собираться. Я подкатил к их даче. Вышел мой сосед в мятых дачных штанах, сандалиях на босу ногу, в ковбойке, как и был заросший, с большой бородой и усами. Ходил плохо, слегка шатаясь после перенесённой болезни. Я попытался обратить его внимание на внешний вид:

— Саша, ты там, в городе людей распугаешь.

Он отвечает:

— Я выходить из машины не буду, всё будет покупать Люда.

Вышла жена Люда, одетая по-городскому, и поехали. В райцентре быстро закупили продукты, Саша ждал нас в машине. На обратном пути я вспомнил, что по пути ведь есть маленький магазинчик в посёлке, где я видел напиток нашей юности — портвейн 777, называемый в народе"Три топора". Да ещё и по цене 57 рублей за бутылку, то есть почти даром. Портвейн я обычно, кроме подарка, дарил моему другу на день рождения для хохмы. Мы остановились у магазинчика, на этот раз со мной пошел мой сосед. Я купил портвейн и мы сели в машину. Сосед говорит жене:

— Люд, купи и мне бутылку портвейна, пусть будет дома на всякий случай.

Сам он, как я говорил, по причине перенесённой болезни совершенно не пил. Люда пошла в магазин и скоро вернулась без покупки. Я пошутил:

— Что не продали, показалась, что нет восемнадцати лет?

Она отвечает:

— Я попросила бутылку портвейна за 57 рублей. А за мной стоял мужчина, который говорит:

— Вы что, женщина, его же нельзя пить, это бормота.

А я ему:

— Сейчас только что мой сосед купил здесь бутылку этого портвейна.

— Да вы что? Он же не себе купил, он купил этому алкашу, ну, короче, тому бомжу, который был с ним.

Мы от души посмеялись и высказались в том смысле, что на даче наш привычный облик мало отличим от облика бомжей, которых мы встречаем в городе. Вот так-то.

6. Лекарство, оно же закуска.

В конце восьмидесятых годов мы активно вели работы под Ленинградом в посёлке Капитолово на предприятии ГИПХ. Работа шла непрерывно, поэтому наши сотрудники приезжали из Москвы, сменяя друг друга.

В тот день, о котором этот рассказ, уезжал один главный специалист — Николай Петрович, человек уже немолодой, больной, перенесший инфаркт. Его менял более молодой сотрудник, тоже главный специалист Владимир Григорьевич — ещё не перенесший инфаркт. Накануне вечернего отъезда Николая Петровича в Москву они целый день провели на предприятии в Капитолово, передавая и принимая дела.

Решили, что вечером Владимир Григорьевич поедет провожать коллегу на Московский вокзал. Им повезло, в ближайшем магазинчике"выбросили"водку, информация об этом быстро распространилась среди сотрудников ГИПХа. В то время она была дефицитом. Петрович со словами: — Володь, расхватают! — пулей рванул в магазинчик.

Он взяли три четвертинки из расчёта: одну себе в поезд, другую Владимиру Григорьевичу домой в гостиницу, а третью — выпить на вокзале, отметить успешное завершение командировки с пожеланиями всего доброго. На вокзал приехали загодя.

Раздобыли стаканчики, нашли укромный уголок. Стали разливать, а где же закуска? Вспомнили, что в суете про закуску-то и забыли — как говорится, у семи нянек дитя без глазу. Но Петрович человек бывалый, говорит:

— Давай, разливай, всё

о’кей.

Разлили на двоих, выпили. Петрович достаёт пластинку валидола, закусили по таблетке. Оказалось — хорошая закуска. Поговорили о том, о сём. Николай Петрович говорит:

— Володь, хрен его знает, кто там будет в купе, давай грохнем и мою.

Конец ознакомительного фрагмента.