Погляд скрозь гады. Белорусские очерки иностранного консультанта

Валентин Сидак

Книга повествует о деятельности в 1984—1989 гг. депутата Совета Национальностей Верховного Совета Союза ССР 11-го созыва от Минского (сельского) избирательного округа Белорусской ССР, руководителя советской внешней разведки и Председателя Комитета государственной безопасности СССР Владимира Александровича Крючкова.Будучи помощником депутата, Валентин Сидак на протяжении пяти лет обеспечивал его связь с избирателями Минского, Червенского, Пуховичского и Логойского районов депутатского округа.

Глава первая

У читателей моих первых двух книг могло сложиться несколько превратное мнение относительно причин критической оценки автором деятельности некоторых контрразведывательных подразделений Комитета государственной безопасности СССР, прежде всего его Пятого управления. Кто-то может посчитать, что это происходит вследствие высокомерного отношения представителя «клана белой кости» (то есть снобов и бездельников из внешней разведки) к своим коллегам — «трудягам» из «внутренних» органов, как это сейчас представляют обывателю многочисленно расплодившиеся верхогляды, «патентованные знатоки» и исследователи истории советских спецслужб. Искренне уверяю читателей, что это вовсе не так.

На работу в ПГУ (внешнюю разведку) я попал во многом случайно, до определенного периода не думал, не гадал и даже не мечтал о подобного рода работе. Естественно, как и многие мои сверстники, я с восторгом и замиранием сердца смотрел «Подвиг разведчика», «Мертвый сезон», «Вдали от Родины», «Щит и меч», «Кто вы, доктор Зорге?», «Ошибка резидента», «Сильные духом» и многие другие фильмы из этой серии популярных в народе кино поделок, но при этом вовсе не подозревал, что уже вскоре мне придется заниматься за кордоном чем-то подобным.

Когда я активно работал в комсомольских оперативных отрядах города Москвы и уже вовсю общался и тесно контактировал по работе с сотрудниками КГБ при СМ СССР, то культ преклонения перед работой чекистов-контрразведчиков, который буквально царил в сознании большинства оперотрядовцев, на работу легендарных разведчиков никоим образом не распространялся. Хотя бы потому, что о реальной работе разведки не позавчера и вчера, как в большинстве фильмов, а уже сегодня, мы толком ничего не знали. Максимум, что проскакивало в нашей оперотрядовской среде — это упоминание о таинственной и легендарной «101-й школе» где-то за Балашихой в подмосковных лесах.

Да еще о существовании в нашем государстве некоего «ПГУ», которое для себя я расшифровывал как Первое государственное управление, работающее в рамках Министерства обороны СССР. Видимо, это происходило под влиянием более доступной студентам МИТХТ, где я обучался, информации о наличии в послевоенное время некоторых «хитрых», очень закрытых структур Министерства среднего машиностроения. В которые, кстати, по окончании обучения попало по распределению большинство парней из факультета «Т» моего выпуска в Московском институте тонкой химической технологии им. М. В. Ломоносова (мы, к слову сказать, очень гордились тем, что наш ВУЗ носит то же имя, что и всемирно известный Московский государственный университет на Ленинских горах).

О существовании Военного института иностранных языков где-то в районе Танкового проезда и Волочаевской улицы я, естественно, был наслышан достаточно, а вот о другом учебном заведении Министерства обороны, находившемся в Ворошиловском (Хорошевском) районе, имел тогда весьма смутное и расплывчатое представление. В свое время по части военной разведки я, признаться, больше «грешил» на находившийся в нашем Ленинском районе «хитрый военный ВУЗ» возле кинотеатра «Стрела» на Смоленском бульваре. Но это, как оказалось, был всего лишь военно-юридический факультет Военно-политической академии им. В. И. Ленина, «клепавший» военных юристов, но никак не военных разведчиков.

Во время работы в МГК ВЛКСМ мне довелось участвовать в похоронах и даже стоять в почетном карауле у гроба советских разведчиков, но и тогда о возможной работе в советской внешней разведке я еще и не помышлял.

Вспоминаю один интересный эпизод из разряда «знал бы, где упадешь — соломку бы подстелил». Во время учебы в институте я в течение довольно длительного периода достаточно безнадежно ухаживал за симпатичной Алёной — Еленой Вильгельмовной Мартенс, которая тоже обучалась в МИТХТ, но на вечернем факультете. «Втюрился» я в нее во время очень памятной поездки группы сокурсников по историческим местам Владимирщины: Владимир, Суздаль, Боголюбово, церковь Покрова на Нерли. Поехали мы туда, как обычная группа неорганизованных туристов, по сути современных бродяг, любителей природных красот Карелии и Заполярья. Ночевали дружественным «смешанным гендерным коллективом» в палатках-«памирках» на берегу той же живописной Нерли, варили уху из пойманных окуньков. Обратно с пересадкой в Петушках возвращались в Москву на электричке, расположившись на полу на рюкзаках прямо в тамбуре вагона так тесно и сплоченно, что другие пассажиры даже не осмеливались нас потревожить во время заслуженного отдыха после утомительного похода. Видимо, именно там какая-то теплая искра между нами и проскочила…

Когда уже позднее мы бродили по вечерам в районе ее дома в Новых Черемушках, я как-то однажды упомянул в разговоре Рудольфа Абеля и стал бурно восторгаться им, как разведчиком. На что она как-то буднично, абсолютно нейтрально и совершенно безо всякого пафоса сказала: «Да, я его хорошо знаю, он действительно выдающийся человек по своим навыкам и способностям. Мы с родителями часто бываем у него дома в гостях. Но настоящая его фамилия не Абель, а Фишер, Вильям Генрихович Фишер». Я тогда ей поверил как-то сразу, без раздумий, поскольку она много рассказывала о своем родном деде — Людвиге Карловиче Мартенсе, первом официальном советском представителе в США, лично знакомым с В.И.Лениным, организовавшим т.н. «бюро Мартенса» — «Общество технической помощи Советской России». В 1919 году Бюро подверглось полицейскому обыску, и после слушаний в Сенате США Л.К.Мартенса выслали из страны. В то время я еще и слыхом не слыхивал о каких-то разведывательных структурах Коминтерна, к которым Л.К.Мартенс, судя по всему, вполне мог быть причастным.

Позднее, уже будучи в кадрах разведки, я понял, что отец Алёны — Вильгельм Людвигович Мартенс — был, скорее всего, моим коллегой, который работал под журналистским прикрытием в Агентстве печати «Новости» и в редакции журнала «Новое время». Наиболее вероятно — по линии активных мероприятий, так как он имел уже немалый опыт работы в комитете «Свободная Германия» во время войны. Кстати, благодаря его тогдашнему сослуживцу, известному отечественному борзописцу Леониду Млечину, который несколько раз упоминал его в своих публикациях, я узнал, что и дочь Рудольфа Абеля тоже какое-то время работала в еженедельнике «Новое время».

Вот что писали о заслуженном воине-фронтовике его сослуживцы. «История Великой Отечественной войны содержит примечательные эпизоды, когда пропаганда на войска противника велась не из-за линии фронта, а из тыловых районов немецких войск. Чаще всего — с помощью листовок, распространявшихся партизанами. Но были случаи, когда за линией фронта оказывались и сотрудники 7-го отдела ГлавПУ РККА. Заброска их производилась в составе специальных групп, куда входили политработники и военнопленные. Первая такая группа во главе с офицером 7-го отдела политуправления Северо-Западного фронта капитаном В.Л.Мартенсом была создана в 1943 году. О её деятельности уместно рассказать подробнее.

Интересная биография была у командира группы — Вильгельма Людвиговича Мартенса. Немец по национальности, он родился в 1910 году в Лондоне в семье одного из старейших членов Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), находившегося в эмиграции. До 1921 года В.Л.Мартенс жил с родителями в Англии и Соединённых Штатах Америки. После окончания школы год проучился в радиотехническом институте. С 1927-го являлся сотрудником особого технического бюро Объединённого государственного политического управления (ОГПУ) СССР, в 1930—1931 гг. — отдела международных связей Исполкома Коминтерна. В 1932 году он перешёл на работу в иностранный отдел (ИНО) ОГПУ-НКВД СССР сначала помощником оперуполномоченного, а затем оперуполномоченным.

В начале 1937-го из-за немецкой национальности Вильгельм Людвигович был уволен из иностранного отдела, однако, как свидетельствуют документы, связь с ним у него сохранилась. Так, во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков), куда В.Л.Мартенс после кандидатского стажа вступил в конце 1942 года, его рекомендовали «товарищ Фишер, работающий в НКВД, и товарищ Абель [сотрудник советской военной разведки], работающий в Главлите». А ведь рекомендация в партию означала ручательство собственным партийным билетом и карьерой за рекомендованного человека».

Сейчас я очень жалею, что мне так и не довелось познакомиться с отцом Алёны — только с ее матерью, которая однажды «застукала» нас «дружески обнимающимися» у подъезда дома, но все обошлось мирно и вполне благополучно, без скандалов и упреков. Потом наши пути разошлись и уже больше нигде не пересекались. А ведь насколько было бы заманчивым вживую, хотя бы мельком пообщаться с Рудольфом Ивановичем — человеком-легендой, посмотреть, какой он не на экране или перед слушательской аудиторией, а дома, в семье, на кухне, за столом.

У нас, в комсомольских оперативных отрядах, существовал настоящий «культ Абеля», которого на пограничном мосту Глиникер-Брюкке так романтично обменяли на американского летчика-шпиона Фрэнсиса Г. Пауэрса (о Кононе Молодом тогда еще мало кто знал из простых смертных, фильм «Мертвый сезон» с Д. Банионисом в главной роли, принесший ему всесоюзную известность, славу и признание в народе, вышел на широкий экран только в 1968 году).

На ежегодных летних сборах оперотрядовцев в загородном лагере-школе комсомольского актива МГК ВЛКСМ «Восход» на берегу Пестовского водохранилища регулярно выступали заслуженные ветераны-чекисты. Выступления М. С. Прудникова — Героя Советского Союза, командира партизанской бригады «Неуловимые», Героя Советского Союза Е. И.Мирковского — командира разведывательно-диверсионной группы «Ходоки», командира партизанского соединения «Охотники» Героя Советского Союза Н. А. Прокопюка, даже простой рассказ-воспоминание кого-то из родственников или сослуживцев известного по фильму «Операция «Трест» и по книге «Мертвая зыбь» майора госбезопасности Г.С.Сыроежкина неизменно воспринимались нами на «ура».

Очень много выступало ветеранов из знаменитого ОМСБОНа, благо с дивизией им. Ф. Э. Дзержинского (ОМСДОН), в которую в свое время влился расформированный ОМСБОН, у нас рабочие контакты были, что называется, повседневными. Мы даже на «зачистках» Красной площади по окончании ежегодных военных парадов и демонстраций трудящихся 7 ноября и 1 мая работали всегда вместе, бок о бок — колонна «московской молодежи» и «колонна физкультурников со знаменами» шли в самом финале шествия.

Примерно в это время я и стал впервые задумываться над перспективой работы в органах государственной безопасности СССР. К этому периоду я уже стал командиром комсомольского оперативного отряда при Ленинском РК ВЛКСМ, моим предшественником был Олег Шумков, поступивший по окончании института на работу в органы контрразведки, и он меня тоже весьма активно настраивал на карьеру чекиста.

Интересный, кстати, был эпизод в моей жизни. Дело в том, что кому-то из руководителей райкома — то ли первому секретарю Владимиру Мартину, то ли второму секретарю Олегу Францкевичу — именно в то время пришла в голову мысль выдвинуть меня в состав Пленума Ленинского РК ВЛКСМ. Наверно, больно уж активным я был в те славные студенческие времена, даже несмотря на имевшиеся «хвосты» по учебе. Это было, надо признаться, мое первое и единственное участие в выборном органе общественной организации, его я затем и указывал с определенной гордостью в многочисленных кадровых листках и в соответствующей графе анкеты личного дела.

Хотя, строго говоря, таких эпизодов в моей жизни было все же два — в апреле 1991 года, несмотря на всю эту гнилую политику и практику «департизации чекистских органов», я с согласия В.А.Крючкова был единогласно избран на партконференции в состав парткома Секретариата КГБ СССР, работавшего, кстати, на правах райкома (последний освобожденный руководитель парткома Секретариата впоследствии до заместителя директора ФСБ дослужился). Но это все же было скорее избрание по статусу, по занимаемой должности, а не по партийным заслугам.

В Ленинском РК ВЛКСМ меня «в порядке комсомольской нагрузки» тут же включили в состав кадровой комиссии райкома, которая, помимо прочего, занималась утверждением характеристик комсомольцам, задумавшим поступать в один из «особых» советских ВУЗов, куда требовалось предоставление характеристики-рекомендации соответствующего уровня. Ленинский район столицы был тогда самым крупным по численности студенчества — у нас было целых восемь ВУЗов (МГУ им. Ломоносова, 1-й медицинский им. Сеченова, 2-й медицинский им. Пирогова, МГПИ им. Ленина, МГПИИЯ им. Мориса Тореза, мой родной МИТХТ, экономико-статистический (МЭСИ), знаменитый МИМО (МГИМО) МИД СССР) плюс Всесоюзная академия внешней торговли (это, правда, был уже особый коленкор) и два техникума (электротехнический и станкоинструментальный). Вот именно в МИМО, как и при поступлении на разные там юрфаки-журфаки-филфаки МГУ, и требовалось предоставлять характеристики-рекомендации из московских райкомов ВЛКСМ (в Москве все райкомы работали на правах обкомов ВЛКСМ, а сам Московской горком комсомола в организационно-кадровом отношении обладал правами ЦК комсомола союзной республики).

Между прочим, комсомольцы Кремля — в основном сотрудники аппарата Совета Министров СССР — тоже все поголовно состояли на комсомольском учете в Ленинском РК ВЛКСМ, их организация была достаточно крупной и действовала на правах райкома. В партийной иерархии главным в Москве был Бауманский РК КПСС, там стояли на партийном учете все коммунисты Старой площади: работники ЦК, МГК и МК КПСС. А вот в комсомольской иерархии мы в Москве были все же первыми — отнюдь не по численности районной организации, а по статусности или, как бы сейчас сказали — по рейтингу…

Так вот, на еженедельных заседаниях кадровой комиссии, работавшей в тесных помещениях райкома ВЛКСМ в здании по Хрущевскому переулку (на втором этаже этого небольшого здания располагался райотдел КГБ), я регулярно общался и совместно трудился с другим членом райкома — первым секретарем комсомольской организации Московского института международных отношений. Надо сказать, что по роду деятельности в КООД у меня постоянно накапливалось немало «компромата» на студентов МИМО, которые с завидной регулярностью любили «куролесить» в кафе «Крымское», расположенном напротив основного здания института возле Крымского моста, а также в скверике у этого кафе. После очередной серии «чудачеств» студентов МИМО мне приходилось (иногда даже по прямому указанию тогдашнего первого секретаря Ленинского РК КПСС Лаврова, достаточно крутой и независимый в своих поступках был мужик) проводить «разбор полетов» с участием представителей руководства комитета ВЛКСМ МИМО.

Как правило, мы всегда находили нужное взаимопонимание (достигать «консенсуса», на их слэнге), старались не обламывать без особой нужды жизнь будущим дипломатам за легкомысленные ошибки их комсомольской молодости. Подумаешь, слегка дружески «потрахались» в нетрезвом виде на лавочке в общественном месте или спекульнули в кафеюшке зарубежными сигаретами… Видимо, это нашло должный отклик и понимание у первого секретаря комитета ВЛКСМ МИМО (если мне не изменяет память, фамилия его была Напалков, он был предшественником сына Н.А.Щелокова Игоря, который тоже был в свое время первым секретарем комитета ВЛКСМ этого института и позднее сделал головокружительную карьеру в ЦК ВЛКСМ на посту руководителя международного отдела).

Однажды первый секретарь комитета ВЛКСМ МИМО на полном серьёзе спросил у меня: «Валентин, а ты не хотел бы учиться у нас? Организуем тебе зачисление переводом из твоего института с потерей одного года, то есть вместо третьего курса у себя станешь учиться у нас на втором. Досдашь только несколько зачетов по тем дисциплинам, которые у вас не преподавали, все это я организую — вот и вся недолга. Правда, зачисление я тебе могу гарантировать лишь на факультет международных экономических отношений, но впоследствии, если дела пойдут успешно, можно будет и на МО (международные отношения) перевестись». Я, конечно, поблагодарил его «за оказанное мне высокое доверие», обещал подумать. Но, в конце концов, для себя решил: куда мне, голодранцу из Полтавы, гостю столицы и жильцу Дорогомиловского студгородка на Студенческой, к московским плейбоям соваться, лучше все же быть первым парнем на деревне, чем последним в городе…

Так я и остался «химичить» в МИТХТ им. Ломоносова и «дохимичил» после института аж до работы в аппарате Московского городского комитета ВЛКСМ. Высота, конечно, немыслимая, но меня на нее почему-то активно и последовательно продвигал весьма влиятельный в горкоме человек, Леонид Пичугин, руководитель Московского городского штаба КООД, светлая ему память и вечный покой, трагически погиб вместе со своей супругой при аварии самолета в аэропорту Адлера. Так я и не вступил тогда на дипломатическую стезю, вторая попытка состоялась уже в 1983 году — после моего позорного изгнания из Франции.

На чекистскую тропу меня, как и многих, вывел еще во времена студенчества известный всем оперотрядовцам города Москвы «дядя Саша» — Александр Сергеевич Козицкий. Он работал кадровиком во Втором главке, очень тесно контактировал с комсомольским активом и уже хотя бы по этой причине не испытывал абсолютно никаких трудностей в подборе кадров — мы ему сами нужные кандидатуры под нужные требования на тарелочке преподносили, да еще и считали за честь оказать ему необходимую помощь. Тоже легендарный был чекист, еще в войну он, «сын полка», если мне не изменяет память, воевал в разведывательно-диверсионном отряде «Олимп», который под командованием В.А.Карасёва с сентября 1942 года по февраль 1945 года действовал на Украине (Ровенская область), Белоруссии, Польше и Чехословакии, был помощником командира отряда. Этот отряд входил в число кадровых подразделений ранее упомянутого мною ОМСБОНа.

Когда через сотрудников Ленинского райотдела КГБ, с которым мы плотно контактировали и по работе КООД, и по совместным обедам в столовке райисполкома, меня начали первично прощупывать на предмет работы в УКГБ по городу Москве и Московской области, «дядя Саша» откуда-то про все это прослышал и сказал: «У нас на тебя есть другие планы. Спокойно заканчивай свой институт, поступишь на „двухгодичку“ по подготовке юристов-правоведов со знанием иностранного языка, а дальше будешь работать у нас, во Втором главке, я уже даже знаю — где». Поскольку морально я созрел для «работы в органах», то дал ему тогда свое согласие на рассмотрение моей кандидатуры в этом качестве и на проведение в отношении меня специальной проверки. Гораздо позднее я узнал, что «копали» кадровики ВГУ достаточно глубоко, аж до третьего поколения — мне коллеги из Полтавского управления уже после 1991 года рассказывали, как из Москвы пришел подробный запрос на проверку всех членов моей семьи — отца, матери, сестры, ее мужа и ее взрослых детей. Забегая вперед, скажу, что кадровики Первого главка «рыли» еще глубже — проверили все кладбищенские метрики на моих дедов и бабушек, а также родных теток по линии отца.

Я начал проходить все положенные процедуры для поступления на учебу в двухгодичный факультет Высшей школы КГБ при СМ СССР — на Большом Кисельном переулке, в здании, построенном на месте разрушенной ювелирной фабрики Фаберже. Совсем рядом, по соседству, кстати говоря, в 30-40-е годы ХХ века вытворяли свои медицинско-палаческие чудеса известный «врач-отравитель» Георгий Моисеевич Майрановский со своими коллегами, токсикологами и бактериологами типа С.М.Муромцева и М.П.Филимонова. Именно там позднее помещалась Центральная военно-врачебная комиссия (ЦВВК) КГБ при СМ СССР.

Итак, моя подготовка к будущей работе в органах государственной безопасности СССР началась со знакомства с ЦВВК — основным «карательным» органом кадровых подразделений КГБ. Почему так? Здесь все элементарно: когда какого-то военнослужащего органов госбезопасности нужно было потихоньку куда-то спровадить подальше от глаз начальства — «кадры» первым делом направляли его на очередное обследование в «цвэк», и дело в шляпе — какое-нибудь «плоскостопие» у имярека там обнаруживалось мгновенно. «Карательная медицина» в КГБ существовала всегда и во все времена, поэтому разведчики, приезжая из-за кордона в отпуск, больше всего опасались обязательного медицинского обследования. Особенно, если они во время пребывания за границей в чем-то провинились или совершили какой-то неблаговидный проступок.

ЦВВК мне запомнился прежде всего своим знаменитым «ленинским креслом» — вместительным кожаным изделием, на котором проводилась проверка на полиграфе. Почему я его запомнил? Да хотя бы потому, что в нем мне пришлось посидеть по самым различным поводам добрый десяток раз и много часов. И я чувствовал себя в нем очень комфортно и уютно ровным счетом аж до того памятного эпизода, когда я чуть было не стал разведчиком-нелегалом.

Весной 1976 года меня вдруг срочно вызывает начальник учебного отделения Э. П. Л., и прямо с середины занятия ведет к начальнику основного факультета полковнику Л. Тот говорит мне примерно следующее: «Сейчас Вы поедете на моей машине в город, там с Вами встретятся и поговорят ответственные работники из Центра. Ничему не удивляйтесь и выполняйте все их указания. Вы у нас ленинский стипендиат и мы с Э.П. уверены, что Вы нас не опозорите». Я, заинтригованный и ничего не понимающий, отвечаю «Есть!», сажусь в машину, стремглав мчусь в Москву и оказываюсь в конечном итоге в знакомых до боли помещениях ЦВВК.

Здесь начинается не менее, чем шестичасовое по длительности представление, центральным эпизодом которого было как раз утомительное сидение в том самом уютном «ленинском кресле». Только программа моего обследования была на сей раз качественно совсем иной: какие вопросы мне только ни задавались, какие тесты только ни проводились, какая реакция моего мозга только ни проверялась — до сих пор вспоминать лестно и для внутреннего самолюбия в чем-то даже приятно. Потом доставили меня обратно — на основной факультет КИ, при этом категорически запретили обмениваться своими впечатлениями с другими слушателями-«курсантами» КИ. Через какое-то время Э. П. Л., слегка таинственно посмеиваясь, спросил меня: «Ну, ты хоть понял, куда тебя сватали? На работу в Управление „С“ ПГУ, в нелегальную разведку. Только ты на медкомиссии что-то там „наколбасил“ по части эмоций, и в результате они остановились на другой подходящей кандидатуре со знанием французского языка. Ничего, что ни делается — все к лучшему. Зато теперь уж точно поедешь в Париж в качестве легального разведчика».

Есть такой бытописатель деятельности советской разведки по фамилии Сергей Жирнов, некий зарубежный антипод отечественного Николая Долгополова. Проживает сей фрукт сейчас во Франции, является политологом и публицистом, представляется бывшим разведчиком-нелегалом, старшим офицером КГБ и СВР, а также убежденным «политэмигрантом из современной России». Ну, я уж не знаю в точности, какой из этого очередного Хлестакова — друга-приятеля внучонка Л.И.Брежнева, сокурсника Владимира Потанина, Бориса Титова, Алексея Митрофанова и Ольги Буториной был этот «заслуженный российский разведчик-нелегал» эпохи Е.М.Примакова. Скорее — это всего лишь обычный сотрудник так называемого «Особого резерва КГБ», каковых во все времена была хренова туча в сводках у слегка перевозбуженных кадровиков. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что в самый престижный ВУЗ Франции по подготовке кадров госслужащих — Национальную школу администрации (ENA) — даже по каналам студенческого обмена «абы кого» посылать вряд ли станут…

Кое-что полезное для понимания обывателем системы обучения в Краснознаменном институте (Академии СВР) и психологического тестирования будущих нелегалов Жирнов в своей книге «КГБ на «Свободе» повествует более-менее корректно, хотя и с очевидной насмешкой. Я эту упомянутую им в книге толстенную картотеку вопросов-ответов на достаточно щекотливые сексуальные темы до сих пор хорошо помню. Не менее часа карточки раскладывал по разным ящичкам туда-сюда, а по ним потом целый график моей психологической устойчивости в результате нарисовали, сам его позднее с любопытством разглядывал, собственными глазами лицезрел, хотя ничего так и не понял в этой хитрой материи…

Позднее в разговоре с Юрием Ивановичем Дроздовым (светлая ему память), с котором всегда был в очень хороших отношениях, как говорится, «на короткой ноге», даже помогал ему готовить записку в Совет Министров СССР с описанием будущего боевого знамени воинской части — Отдельного учебного центра КГБ СССР (ОУЦ), более известного теперь как «Группа «Вымпел», я рассказал ему об этом эпизоде из своей биографии и спросил, зачем меня тогда столько мытарили и мурыжили (в течение обследования на «детекторе лжи» меня врачи дважды гоняли в туалет). Он сразу же всё вспомнил, рассказал в общих чертах, под какую операцию Управлению «С» тогда срочно понадобился «недоподготовленный кадр из КИ», обрисовал в нескольких словах, какая оперативная легенда поджидала меня и мою жену. И даже прозрачно намекнул, в какой стране мне довелось бы восстанавливать прерванную связь с ценным агентом-документалистом. Вот так я чуть было не стал будущим зарубежным разведчиком-нелегалом с историческими корнями из многочисленных ветвей южного славянства…

Первый этап моего оформления в кадры контрразведки закончился к середине 1970 года, и я уже твердо знал, что мне предстоит учеба в «двухгодичке». Но Родине вдруг срочно потребовались кадры резервистов-офицеров запаса по моей военно-учетной специальности «командир взвода разведки войск радиационной, химической и бактериологической защиты», и меня стали регулярно гонять в райвоенкомат с очень прозрачной перспективой призыва на военную службу — кажется, на год. Я, согласно полученным инструкциям, тут же звоню «дяде Саше», обрисовываю ему ситуацию и спрашиваю, как мне действовать. Он сказал, что посоветуется с начальством. Начальство, по-видимому, «отмазывать» меня от военной службы по призыву не захотело, хотя могло бы это сделать играючи, но решило, по-видимому, что за этот год «подызучит» меня дополнительно через возможности «трешки» (3-го ГУ). «Дядя Саша» мне все это добросовестно передал и «успокоительно» сказал: «Служи, воин, КГБ от тебя никуда не убежит».

Однако на меня тогда уже серьезно нацелился и отдел спортивной и оборонно-массовой работы МГК ВЛКСМ, который тоже стал регулярно приглашать на собеседования с различным комсомольским и партийным начальством. В конечном итоге в МГК ВЛКСМ мне сказали следующее: «Берем тебя на работу инструктором горкома по ставке „лагерного организатора“ (это была так называемая финансовая „привлеченка“), с отделом административных органов МГК КПСС вопрос согласован. Только ты уж у себя в институте подсуетись и постарайся избежать распределения в систему Средмаша СССР. У Е.П.Славского нужные ему кадры не выцарапаешь, придется отработать по распределению положенные по закону три года. Тем более что ты защищал диплом в их головном институте — ГИРЕДМЕТ (Государственный научно-исследовательский и проектный институт редких металлов) и наверняка попал в поле зрения цепких кадровиков этого министерства».

Надо сказать, что где-то после третьего курса, я, наконец-то, несколько остепенился, «взял голову в руки» и сумел выровняться по учебе из «хвостиста» первых трех годов обучения в устойчивого «хорошиста», без пяти минут отличника трех оставшихся лет. Наш выпуск (1971 года) количественно был на уровне примерно пятиста двадцати человек по всем трем факультетам («Т», «С» и «Р»), из которых ровно 100 выпускников имели право самостоятельно выбирать место своего будущего распределения из института. Я в этом списке числился «99-м» и поэтому благополучно, без особых проблем распределился в головной институт Министерства геологии СССР — Всесоюзный НИИ минерального сырья им. Н. М. Федоровского» (ВИМС) на должность старшего инженера. Доложился об этом в МГК, там быстренько написали соответствующее письмо-ходатайство на имя министра Е.А.Козловского, последний меня с большой радостью и со спокойной душой отпустил на вольные комсомольские хлеба.

И вот я уже ответственный работник аппарата Московского горкома ВЛКСМ, располагавшегося в историческом здании купца А.Л.Кнопа, где в 1941 году принимали заявления от добровольцев и выдавали путевки на фронт, формировали команды ПВО, сандружины, отряды для разведывательной и диверсионной работы в тылу врага. Именно здесь путевку в воинскую часть 9903 — «хозяйство подполковника Спрогиса» — получила легендарная Зоя Космодемьянская. Уже в постсоветские времена в этом здании с удобством разместился дом приемов небезызвестной компании «ЮКОС» — детища известного комсомольского выходца из среды НТТМ (научно-техническое творчество молодежи) Михаила Ходорковского.

Вскоре после этого (я начал работу в аппарате МГК в марте 1971 года) явно обрадованный «дядя Саша» попытался было вновь «закинуть на меня ногу», направив летом соответствующее письмо в МГК ВЛКСМ. Но ему там недвусмысленно показали фигу, да еще и добавили при сем: «Можешь даже не надеяться, нам самим ценные кадры нужны». Меня тогда вызвал на беседу первый секретарь МГК ВЛКСМ Сергей Александрович Купреев (добрая и благодарная ему память за вразумление, настоящим человеком был!), который сказал буквально следующее: «Валентин, у нас на тебя совсем другие планы. Мы хотим тебя через год-другой рекомендовать к избранию секретарем Москворецкого РК ВЛКСМ. Там, кстати, работает секретарем райкома партии известный тебе Владимир Мартин, тебе будет легко с ним сработаться. Но если ты по-прежнему будешь стремиться попасть в органы государственной безопасности, мы порекомендуем тебя на гораздо более интересную работу, чем ту, которую тебе предлагает А.С.Козицкий». На том тогда и порешили.

Где-то через год (в 1972 году) мне внезапно позвонил совершенно незнакомый кадровик в звании подполковника (фамилию его ранее помнил, но сейчас уже позабыл) и пригласил на встречу в приемную КГБ СССР. В беседе он сказал, что забрал у А.С.Козицкого мое кадровое дело, и что далее он будет заниматься моим оформлением на работу в Первое главное управление КГБ СССР (разведка). Так впервые прозвучало слово «разведка» в моей дальнейшей служебной карьере. «Дядя Саша» был откровенно огорчен таким разворотом событий — и я его хорошо понимаю, он потратил на меня уйму сил и времени. Сошлись с ним «полюбовно» на следующем: я ему подберу несколько толковых ребят из числа оперотрядовцев и тем самым возмещу кадровую потерю. С позиций уже не инструктора, а заведующего сектором охраны общественного порядка МГК ВЛКСМ я «бросил клич» по всем районам, и уже вскоре через мои руки прошло около сотни ребят и девчат из числа актива КООД. Семеро наиболее перспективных из них я направил к кадровику разведки, около двадцати — к «дяде Саше» в ВГУ, остальных — к кадровикам УКГБ по городу Москве и Московской области. Так я «по-хорошему» разошелся со всеми кадровиками органов КГБ.

Добавлю ко всему этому лишь следующее — к кадровику ПГУ, который меня оформлял, у меня была и уже навсегда осталась очень большая претензия. Он, судя по всему, был обычным рядовым работником кадрового подразделения ПГУ, со спецификой набора кадров из числа контингента т.н. партийного набора детально не был знаком или же был осведомлен, но слабо, поверхностно. Во всяком случае, как уже вскоре выяснилось, если бы я всего лишь предоставил в кадровый аппарат рекомендацию для работы в органах КГБ СССР не от бюро МГК ВЛКСМ, как мне было велено, а от секретариата МГК КПСС (а сделать это не представляло никакого труда, в отделе административных органов горкома партии меня уже хорошо знали, ценили и даже недвусмысленно намекали на будущую перспективу работы инструктором одного из райкомов партии в Москве), я бы пошел на работу в КГБ СССР совершенно в ином качестве. А именно — по линии партийного набора, так как занимаемая должность в московском горкоме (работавшем на правах ЦК ЛКСМ союзной республики) мне это вполне позволяла. В результате два с половиной года работы в МГК ВЛКСМ вошли бы в общий стаж моей офицерской выслуги, и я бы учился в Краснознаменном институте уже как полноценный штатный сотрудник ПГУ, направленный на учебу. И получал бы не 170 рублей как курсант, а целых 230 рублей (по тем временам немалая сумма денег).

Более того, еще находясь в запасе, я без особых проблем из лейтенанта войск химической защиты мог бы стать капитаном запаса по политсоставу — в соответствии с занимаемой мною должностью в руководящем органе ВЛКСМ, которая, как выяснилось, в категории политсостава была даже не капитанской, а майорской. Поэтому я мог бы совершенно спокойно уйти на работу в КГБ уже в звании капитана. Делалось это у нас, в отделе спортивной и оборонно-массовой работы МГК ВЛКСМ, очень легко и просто: писалось соответствующее письмо даже не в Министерство обороны, а в его нижестоящую структуру в Московском военном округе, которая курировала деятельность военных комиссариатов столицы, о переводе «имярека» в политсостав. Далее движение «вверх» в соответствии с занимаемой «политической» должностью происходило бы уже автоматически. Три года походил в старших лейтенантах запаса — получай звание капитана запаса, причем автоматом, без каких-либо дополнительных усилий и писем-ходатайств. Главное, чтобы твоя комсомольско-партийная должность была бы к чему-то приравнена в вооруженных силах. Те партийные начальники, кто готовился к партийной карьере в армейских структурах, так и поступали. Но ведь нужен же был еще и толковый кадровик, чтобы заранее предупредил бы о такой схеме кандидата на работу военнослужащим. Лично я успел получить только звание «старлея» запаса, да и то после того, когда меня проинформировал о такой возможности руководитель сектора военно-патриотического воспитания молодежи нашего отдела…

Вас никогда не удивляло то обстоятельство, что большинство депутатов Государственной Думы или членов Совета Федерации (если только они, естественно, не бывшие военнослужащие) поголовно все являются «полковниками запаса»? Это как раз и есть та самая сохранившаяся до нынешних времен отрыжка советской кадровой системы «прохождения военной службы в запасе», в соответствии с которой какому-нибудь «депутату-гранатометчику» после двухдневных экскурсионных сборов на подмосковном полигоне курсов «Выстрел» и распития качественного спиртного в теплой компании с генералитетом присваивают очередное воинское звание по ведомству Министерства обороны, МВД или ФСБ, в зависимости от прикрепления к той или иной военизированной структуре (сейчас, я почти уверен, еще и по линии других военизированных ведомств, того же МЧС или Росгвардии).

Вот так и стал, например, чистый аграрий, агроном по профессии, бывший директор совхоза «Большевик» Мошковского района Новосибирской области Н.М.Харитонов «полковником запаса ФСБ»… Полковник запаса Г.А.Зюганов, как известно с его слов, «трижды в армии прослужил». А полковник запаса В.В.Жириновский до сих пор лелеет многолетнюю мечту генеральские лампасы нашить себе на парадный мундир. Да я самолично не одному народному депутату СССР посодействовал в присвоении Председателем КГБ СССР В.А.Крючковым очередного воинского звания «по занимаемой должности депутата Верховного Совета», и потому отлично знаю, как все это делалось на практике!

Иными словами, если говорить без ненужных политесов — настоящим формалистом был мой тогдашний кадровик из ПГУ, человеком без широкой души и даже без полета мысли. Да еще, может быть, и с очевидным комплексом ущемленности, характерной для многих, если не для большинства кадровиков в разведке, я об этом уже говорил ранее. Ну, как же, я ведь всего лишь подполковником КГБ числюсь, а этот выскочка из комсомола сразу капитаном к нам на службу придет, да еще и на должность оперативного, а, может быть, и вовсе старшего оперативного уполномоченного ПГУ… Когда уже позднее я стал помощником начальника Главка, лично помог доброму десятку своих коллег — бывших номенклатурных работников партийных и комсомольских органов, тоже невинных «жертв» местных кадровиков — оформить включение их стажа работы на освобожденной партийной или комсомольской должности в общий стаж офицерской выслуги путем подачи рапорта на имя начальника ПГУ В.А.Крючкова. Решалось это достаточно несложно — я писал на рапорте соискателя «Согласен», Крючков ставил свою подпись, и все: уже со следующего месяца зарплата сотруднику шла по повышенной ставке. И никакие кадровики или непосредственные начальники в подразделении не могли соискателю в этом помешать — есть норма закона, ее следует неукоснительно исполнять вне вашей личной воли или вашего субъективного желания.

Им-то я помог этого добиться, но сам по-прежнему оставался (и в конечном итоге так и остался) на бобах. Не мог же я самостоятельно сунуться к Владимиру Александровичу с аналогичным рапортом, он бы этого просто не понял. А кадровики в ПГУ были, по-видимому, все одним миром мазаны — ни одному руководителю нашего кадрового аппарата, с которыми я многократно и очень тесно общался по повседневной работе, даже в голову не пришла мысль залезть лишний раз в мое кадровое дело и инициировать соответствующее ходатайство перед начальником разведки. Не стану же я напрямую просить их об этом, сходу хотя бы в тот же партком Главка настучат о моей «нескромности», они здесь всегда очень дружно «в паре» работали… Однако о себе-то, родимых, они — тоже многие бывшие партработники — никогда не забывали, абсолютно все положенные по закону льготы и привилегии своевременно и даже заблаговременно оформляли. Так, в конечном итоге, я и ушел со службы в КГБ СССР с должности генерал-лейтенанта, потеряв свои законные два с половиной года офицерской выслуги и даже не достигнув на момент увольнения нужного для полной пенсионной выслуги уровня в 20 календарных лет.

Первые мои встречи с сотрудниками политической разведки — еще на городской вилле «Клён» — до сих пор памятны. Беседовал со мной очень умный, разносторонне образованный и хорошо подготовленный работник — будущий генерал-майор, начальник 5-го линейного отдела ПГУ В. Б. Л. Я тогда еще подумал: да, в разведке действительно работают кадры более высокого интеллектуального уровня, чем в контрразведке (контрразведчиков и из ВГУ, и из УКГБ по Москве и МО, и из райотделов КГБ я уже узнал предостаточно, причем от майоров до генералов).

Забегая вперед, расскажу еще один примечательный эпизод. Когда после окончания учебы в КИ я шел по коридорам ПГУ в столовую и случайно встретился там с Яковом Прокопьевичем Медяником (к слову будет сказано — моим земляком из села Вороны Полтавского района, где я побывал и даже побеседовал с его односельчанами, которые хорошо его помнили еще пацаном, но которые совершенно не знали и не ведали, что с тех времен он стал видным советским разведчиком), то, глядя на его тонкое, интеллигентное лицо, уверенную и, вместе с тем, скромную поступь, гордую посадку его совершенно седой головы, подумал: «Да, именно таким я и представлял себе облик заслуженного советского разведчика!». Увы, в разведке, как и повсюду в природе, были совершенно разные люди, и процент откровенных мерзавцев и карьеристов, как оказалось, там тоже был немалым.

К моменту поступления в Краснознаменный институт КГБ при СМ СССР в моем чекистском активе уже были три благодарности и две почетные грамоты начальника УКГБ по Москве и МО, почетная грамота Парткома КГБ при СМ СССР и два ценных подарка Комитета ВЛКСМ КГБ при СМ СССР. Так что весь мой «чекистский бэкграунд» до прихода в разведку был целиком и полностью связан с работой контрразведчиков, которым я всячески старался помочь и словом, и делом. Поэтому контрразведку как орган специальной службы в массе своей я очень уважаю, ценю нелегкий труд полевых, но никак не кабинетных, контрразведчиков, и искренне сожалею, что не в ту сторону, как выяснилось после августа 1991 года, они вместе с внешней разведкой пристально глядели. И что кое-кого из скрытых врагов СССР на самом верху государственной пирамиды власти советского государства мы, по моему глубокому убеждению, все дружно проглядели…

Когда я работал в комсомольских оперативных отрядах дружинников (КООД) города Москвы, мы по степени эффективности проводимой работы и по конечной отдаче от полученных результатов были далеко не всегда, но порой все же выше, чем рядовые сотрудники подразделений так называемой «пятой линии» КГБ СССР. Некоторые из них работали абсолютно без искры в глазах и без толковых мыслей в голове — так себе, ни рыба, ни мясо. Только и были способны разве что на то, что при необходимости могли важно надувать щеки от сознания, что у них в нагрудном кармане лежит «корочка» с пугающим названием очень известного всем ведомства. Находились они примерно на том же профессиональном уровне, что и переполненный ощущением важности собственной персоны бывший депутат Госдумы и нынешний глава полка, бригады, а, может быть, даже и дивизии частных охранников (по советским меркам — обычных дежурных на входе в офисы и ночных сторожей («бабуся божий одуванчик») многочисленных складов, только на сей раз вооруженных не берданкой с солью, а служебным или гражданским оружием). Его зовут Иван Александрович Хлес…, виноват — Геннадий Владимирович Гудков — работник младшего оперативного звена Коломенского райотдела УКГБ по городу Москве и Московской области. Мне кажется, что все эти «детские болезни „левизны“ в коммунизме» явились прямым следствием совершенно унылых, тусклых времен «комсомольского» правления Комитетом госбезопасности периода Шелепина-Семичастного. Не зря ведь в народе говорят: «Каков поп — таков и приход».

Имею полное право говорить столь уверенно и даже категорично: абсолютно все, подчеркиваю — все! направленные в тот период «записки в Инстанции» (а каждая такая записка — это квинтэссенция проведенной отдельным органом КГБ и КГБ СССР в целом оперативной работы, посмотрев рассекреченные материалы «яковлевского фонда» можете сами легко в этом убедиться) были просмотрены В.И.Жижиным и мною лично по распоряжению В.А.Крючкова. В том числе и материалы обо всех чекистских операциях, проведенных по линии 5-го Управления. Была очень веская причина для столь тщательного просмотра, о ней говорить здесь не буду.

И я прекрасно знал и знаю их истинную, а не намеренно преувеличенную цену с точки зрения профессионала специальной службы Советского Союза, на протяжении целого ряда лет имевшего повседневный доступ к обширному массиву самых закрытых материалов. Прошу хотя бы в этом не ставить меня на одну доску с каким-нибудь очередным «генералом ельцинского разлива» типа Евгения Савостьянова или Александра Михайлова. У них в публичных высказываниях больше непредумышленно или намеренно искаженных фантазий, чем реальных знаний о глубине агентурно-оперативного проникновения зарубежных спецслужб во многие властные структуры СССР.

А красивые побасенки об «общесоюзной государственной важности полученных от агентуры донесений» относительно разветвленной системы хищений и контрабанды изумрудов с уральских копей (читай с Малышевского тантал-бериллиевого редкометального месторождения Свердловской области, других у нас просто никогда не было и нет) вам любой более-менее продвинутый «хитник» из поселка Малышев или из города Асбеста во всех цветах радуги разрисует, причем с леденящими душу подробностями. Совсем иное дело — реально вскрытые КГБ крупномасштабные хищения драгоценных металлов из Приокского завода цветных металлов с самого момента его основания в 1989 году. Но так ведь это уже Рязанщина, город Касимов, там свои собственные чекисты имелись.

Или, например, не очень известное широкой публике дело группы дельцов из «Рембыттехники», производственные подразделения которой имели от государства вполне законное право ставить собственные пробирные клейма на свои ювелирные изделия. В том числе и на изготовленные из драгоценных металлов, имеющих вполне отчетливое и очень характерное криминальное происхождение самого различного генезиса, а не только из уворованного шлихового золота с Магаданского края и Колымы. Еще до революции главными скупщиками краденных ювелирных драгоценностей и, одновременно, основными изготовителями кустарным способом вполне работоспособных взрывчатых веществ типа «гремучего студня» из нитроглицерина были тогдашние местечковые ювелиры, фармацевты и часовщики. Изобретательного изготовителя «биллиардных шаров» в исполнении актера С. Филиппова из серии буйных кеосаяновских фантазий под общим названием «Неуловимые мстители» припоминаете в этой связи?

Господи, скольким же серым, невзрачным «пятакам» с их мелковатыми нечистоплотными повадками я, будучи прямым и непосредственным куратором комсомола всех правоохранительных органов Москвы, в том числе и чекистских, мог бы, по тогдашним суровым временам при желании очень и очень сильно «подпортить биографию» за, условно говоря, «коррупцию и хищение социалистической собственности»… Объясняю популярно для недогадливых — сотрудники КООД при задержании с поличным изымали у фарцовщиков, спекулянтов и валютчиков некоторое (однако в масштабах всей Москвы — немалое) количество материальных ценностей, являвшихся предметом спекуляции и нарушения правил о валютных операциях и, соответственно, потенциальными вещественными доказательствами для будущего административного или даже для уголовного дел по КГБ-шной 88-й статье УК РСФСР (т.н. «бабочке»). Здесь присутствовало полное товарное изобилие под общим брэндом «счастье фарцовщика»: валюта, чеки и сертификаты «Внешпосылторга», зарубежные джинсы, колготки, духи, кремы, помада, долгоиграющие пластинки, импортные сигареты, спиртные напитки, ордена, медали, наградные знаки и значки, жвачка и всякая прочая потребительская ерунда. Мы долгое время никак не могли окончательно «утрясти вопрос» с партийно-советскими и прокурорско-милицейскими органами — куда же все это изъятое добро надлежит сдавать строго по закону? Возвращать обратно? Так хозяева от него обычно «открещивались» уже в начальный момент своего задержания — не мое, мол, мне товарищ дал подержать, а сам убег куда-то в туалет, чего это вы меня на спекуляцию провоцируете, дорогие товарищи комсомольцы-добровольцы…

Вначале поступила централизованная команда из Моссовета — «бесхозные» материальные ценности следует сдавать в райфинотделы при райисполкомах. Но там очень быстро завопили благим матом: райкомы комсомола, куда это вы со всей этой мелочёвкой к нам лезете, да при этом еще и с подробными описями на сдачу материальных ценностей? Не видите, что ли, что у нас вагонами воруют, совсем как «отец уголовника Шарапова по фамилии Сидоренко» в фильме «Место встречи изменить нельзя»? Мешаете нам, однако, путаетесь тут под ногами у потенциальных будущих олигархов…

Милиция в лице своих дежурных отделений и районных отделов соглашалась принимать по описи преимущественно только мелочевку: одежку и обувь, сигареты, жвачку, импортные помады, презервативы и прочие предметы первой необходимости. Видимо те, которые можно было пустить в собственный, личный обиход без излишних на то мозговых усилий — акт приема-передачи материальных ценностей тут же порвал, да и пользуйся себе на здоровье, кто там тебя проверять станет? И некоторые пользовались этим вовсю, до сих пор помню хапугу с широко известной ныне всем фамилией из Киевского РОВД, как не приду к нему в гости — все «Мальборо», «Кент» или «Кэмел» курит…

Райотделы КГБ в лице оперативных сотрудников низового звена (в основном работников пятой линии) забирали у нас преимущественно те же самые сигареты из магазинов «Березка» и иностранную валюту со всеми ее заменителями — сертификатами и чеками «Внешпосылторга». Ну, разве что «впридачу» дополнительно брали еще ту же «антисоветскую литературу» или те же порнографические издания — самим малость просветиться на досуге.

И только когда я вышел в своих потугах и мучениях аж на уровень заместителя начальника Главного таможенного управления при Министерстве внешней торговли СССР, то хотя бы в одном сравнительно небольшом, но зато наиболее сложном с правовой точки зрения вопросе, настал относительный порядок — всю изъятую валюту и ее заменители все КООД столицы стали централизованно сдавать «под отчет» в Московскую городскую таможню на Ленинградском вокзале.

Кстати, насколько мне припоминается, именно на незаконных махинациях с изъятым на смотровой площадке МГУ на Ленинских горах спекулятивно-фарцовочным добром достаточно крепко погорел в те времена командир комсомольского оперативного отряда МГУ и член Парткома (!) университета А. Смушкевич (Смушкевичус) — преемник на этом посту известных ныне российских политиков А. Громова и К. Затулина.

Рассказывая вам все это, я хочу тем самым подчеркнуть ровным счетом лишь одно: уровень работы отдельных профессионально неподготовленных энтузиастов-комсомольцев из оперативных отрядов был порой ничуть не ниже, чем у отдельных профессионально подготовленных сотрудников пятой линии в органах КГБ, работавших в молодежной среде. Единственно, в чем они неизменно и уверенно превосходили КООД — это использование специальных приемов и методов агентурной работы и применение специальных технических средств, которых у «коодовцев» изначально, просто по определению быть не могло — действующее законодательство никогда не предоставляло им подобных прав. Мы даже промышленные рации типа «Ласточка» (которыми крановщики и прочие высотники пользовались для своих переговоров) и то долгое время никак не могли для оперотрядовцев приобрести, и четыре штатных милицейских «Тюльпана» у нас появились уже в самом конце моего пребывания в МГК ВЛКСМ. Да и то только потому, что у меня в секторе ООП МГК ВЛКСМ стали работать на постоянной штатной основе сразу два сотрудника ГУВД по г. Москве: освобожденный секретарь Совета секретарей комитетов ВЛКСМ органов милиции Москвы в чине капитана и симпатичная старший лейтенант милиции, курировавшая всю работу с «трудными подростками» столицы.

Если поразмыслить по-трезвому, без надрыва и истерики, «стукач» — он ведь и в Африке добровольный информатор, неважно, есть у него оперативный псевдоним или отсутствует. Просто агентура органов КГБ или уголовного розыска МВД была в правовом отношении защищена законом — и это было очень важным и существенным обстоятельством. Были ли в КООД собственные информационные возможности, отличные от милицейских или «комитетских»? Конечно, были, причем кое-где и кое в чем очень даже немалые, качественные и эффективные. Но это уже было небезопасной «самодеятельностью», что называется — работой на свой страх и риск. И иногда у ребят-энтузиастов, поклонников «шпионской романтики» случались крайне неприятные «накладки» в работе, иногда чуть ли не «на грани правового фола». Вопросы решались, конечно, но без дополнительной нервотрепки обходилось далеко не всегда.

Наиболее ярко и отчетливо это проявилось в эпизоде с широкомасштабной операцией комсомольских оперативных отрядов по задержанию в Москве 1 июня 1971 года, в Международный день защиты детей, многочисленной (порядка 250 человек) группы московских «хиппи», которые намеревались в тот день устроить у посольства США демонстрацию «в знак протеста против убийства американской военщиной детей во Вьетнаме». Об этом событии отечественной истории сегодня уже не только книги пишут, как, например, известная активистка движения хиппи, популярный литератор Марина Арбатова с ее «Сейшен в коммуналке», но даже полномасштабные художественные фильмы снимают типа «Дом Солнца» Гарика Сукачева. Я об этом фильме и ранее слышал много всякого разного, но полностью, он начала и до конца, специально посмотрел его только недавно. В отличие от Марины Арбатовой, которая после просмотра фильма, по ее собственному признанию, «откровенно плевалась», я посмотрел эту киноленту с большим интересом и даже, не скрою, с откровенной симпатией. На мой взгляд, получился хороший фильм, построенный на реальной основе.

Да, на белом свете действительно были и «Солнышко» и его верная подруга «Принцесса». Были также «Солдат», «Диверсант», «Дейзи» и многие другие яркие персонажи истории столицы — далеко не самые худшие люди, как уже вскоре оказалось. Может быть, моя симпатия к этому фильму возникла еще и оттого, что к Гарику Сукачеву лично я отношусь с огромным уважением не только по причине его несомненного музыкального таланта, но и из-за его исключительно высокой, ответственной гражданской позиции и тех лучших человеческих качеств, которые он продемонстрировал в дни октябрьского кризиса 1993 года. В то время, как небезызвестная Лия Ахеджакова аж захлебывалась от переполнявшей ее злости и ненависти при произнесении ставшего историческим призыва «Ельцин, раздави гадину!», только такие высоконравственные, высокоморальные и авторитетные творческие работники, как певец Гарик Сукачев или актер Василий Лановой (светлая и вечная ему память!), могли бы реально понизить градус напряжения и открытого противостояния в обществе и предотвратить надвигающуюся беду. Увы, кардинально поменять ситуацию они уже, к сожалению, не могли, как ни старались тогда многие лучшие люди страны, включая Патриарха Московского и всея Руси Алексия II…

Во многих современных публикациях утверждается, что вся эта разогнанная демонстрация хиппи была обычной провокацией КГБ в стиле гапоновщины, а тогдашний лидер московских хиппи Юрий Бураков по кличке «Солнышко» был агентом органов госбезопасности, действовал по их команде и под их контролем. Насчет агента — не знаю, в период своей службы в КГБ этим вопросом не интересовался, но, откровенно говоря, очень и очень в этом сомневаюсь. Дело в том, что сведения о намерении Ю. Буракова и его соратников организовать демонстрацию, точнее — шествие, у посольства США поступили к нам от самого «Солнышка», который за пару дней до того пришел в приемную Моссовета и попросил поддержки городских властей в организации этого мероприятия. Типа временного перекрытия движения транспорта на улице Чайковского (ныне Новинский бульвар), организации милицейского оцепления по периметру колонны, принятия других необходимых мер организационного характера. Там ему, естественно, в этом решительно отказали, но, одновременно, на всякий случай предупредили МГК ВЛКСМ об активном продвижении этой инициативы авторитетами данного субкультурного движения молодежи.

По своим собственным каналам мы уже об этом были в достаточной мере информированы. Но, получив сигнал из Моссовета, накануне предполагаемого события, в понедельник, пригласили на беседу в отдел спортивной и оборонно-массовой работы горкома комсомола нескольких представителей «инициативной группы», которые были комсомольцами и имели билеты членов ВЛКСМ. Беседу с ними (их было человек семь, никак не меньше) проводили завотделом Владимир Стрижевич, завсектором Анатолий Кащеев и два инструктора — Олег Бутахин и я. Наша позиция была недвусмысленной и очень жесткой — никаких митингов, демонстраций, шествий и иных сборищ молодежи не только у посольства США, но также в других традиционных местах собраний «хиппи», которые хорошо известны и им, и нам. Настоятельно попросили довести это до сведения всех предполагаемых участников во всех районах города, что и было ими обещано. Если бы вся эта инициатива Буракова и его друзей действительно была бы заранее спланированной «провокацией КГБ» — ну, кто нам (комсомольцам) позволил бы «поломать обедню» чекистам? Тем более, что развитие ситуации мы были в состоянии отслеживать не только извне, но и изнутри, причем в динамике, что называется — в режиме «on-line».

1 июня (это был вторник) к нам из районов стала нарастающим потоком поступать информация, что «хиппи», несмотря на наше предупреждение, все же планируют собраться на «психодроме» (сквер между помещениями юрфака МГУ и МГРИ), в «трубе» (подземный переход к Красной площади) и еще в паре-тройке привычных для них мест в центре столицы, но, правда, без уже заготовленных ими антивоенных лозунгов и плакатов. Поскольку это могло стать нежелательным массовым скоплением весьма характерной по своему облику и стилю поведения молодежи в непосредственной близости от Кремля, а также вблизи стоянки примерно десятка экскурсионных автобусов турфирмы «Интурист», и привлечь тем самым внимание иностранцев, в том числе и корреспондентов зарубежных СМИ, было принято решение усилить наряд КООД в этом районе и придать ему несколько единиц транспорта, заказанных через возможности районных комитетов ВЛКСМ. Никакого мифического спецотряда «Березка» и в помине не было, были только члены комсомольского оперативного отряда при МГК ВЛКСМ и оперативных отрядов ряда районов, в первую очередь Ленинского, Фрунзенского и Свердловского, поскольку предполагаемые события должны были происходить на их территории.

Должен особо подчеркнуть, что никаких массовых задержаний «хиппи» поначалу не предусматривалось вообще — «головка» активистов была временно изолирована чекистами от остальной массы «протестующих». Члены оперативных отрядов находились в автобусах, чтобы своим присутствием не увеличивать численности толпы собравшегося «на психодроме» народа. Там было также достаточно много посторонней публики из числа местного студенчества, которые просто с любопытством разглядывали многочисленную толпу непривычно разодетых хиппи. И лишь когда прибывающие «демонстранты» переполнили собою сравнительно небольшую территорию «психодрома» и стали перемещаться на проезжую часть Манежной площади, мною, как старшим наряда, было принято решение сажать их в наши автобусы и везти для разбирательства в городской штаб на Советской площади. Поскольку «демонстрантов» только на «психодроме» было не менее полутора сотен человек, а еще были достаточно многочисленные группы «хиппи» в других местах в центре Москвы, руководством оперативного штаба ГУВД г. Москвы, который расположился в помещениях городского штаба ДНД тоже на Советской площади, было решено развозить задержанных для установления личности по нескольким близлежащим отделениям милиции. Совсем как в нынешние времена… Могу со всей определенностью сказать, что никаких мер принуждения к «митингующим» не применялось, они сами с охотой и даже как-то весело, с насмешливыми репликами садились в наши автобусы. Об использовании для разгона толпы «хиппи» отряда конной милиции с нагайками, как это было представлено в вышеупомянутом фильме — чушь полнейшая, они бы на тесной площадке «психодрома» всех бы передавили своими битюгами — и правых, и виноватых…

В описании личности Буракова, его биографии и даже его внешности содержится немало неточностей, фантазий и домыслов. Кто-то представляет его сыном высокопоставленного военного из Министерства обороны, кто-то утверждает, что его отец служил в КГБ, М. Арбатова говорит, что его отец был врачом и так далее. Я, конечно, сегодня уже не могу утверждать что-то абсолютно категорично, ибо не являюсь персональным биографом «Солнышка» (или «Подсолнуха»), но у меня почему-то отложилось в памяти, что он был сиротой, жил с матерью, которая по профессии была дворником. По внешности был самый обыкновенный парень, слегка рыжеватый шатен (отсюда, возможно, и его прозвище), занимался мелкой спекуляцией, фарцовкой, не брезговал и торговлей легкими наркотиками. Авторитет среди московских хиппи у него действительно был очень большой, но к элитарной прослойке (т.н. «арбатской тусовке») он не относился. Был, скорее, центровым завсегдатаем «плешки», «пушки» и прилегающих к ним кафеюшек — то есть являлся самым настоящим московским «генералом песчаных карьеров» для сравнительно немногочисленных «районных хиппи». Несколько раз у него случались эпилептические припадки, один раз, помнится, даже «скорую» пришлось вызывать.

Короче говоря, когда всех задержанных рассортировали по отделениям, зачинщиков акции оставили для углубленного разбирательства в городском штабе КООД, на Советской площади вдруг появляется ответственный дежурный МВД СССР, как сейчас помню — генерал-лейтенант Шевченко. Причина его появления была для меня очень даже понятной и легко объяснимой, но по прошествии многих лет уточнять столь пикантные детали не буду. Однако все местное милицейское начальство — стайка генералов и полковников — дружно «наложило в бриджи», стало вовсю оправдываться перед вышестоящим начальством и дружно тыкать пальцем в сторону комсомола. Чекисты же вообще все куда-то вдруг дружно испарились…

И лишь на следующий день, когда о происшедшем накануне было доложено первому секретарю МГК КПСС В.В.Гришину, который одобрил действия комсомольцев, и от него поступила личная команда предметно разобраться не только с самими задержанными, но и с их родителями (если задержанные были несовершеннолетними), милиция сразу же воспрянула духом и во всех своих докладах «наверх» стала указывать примерно так: «нами совместно с комсомолом» — далее по тексту. Список задержанных, переданный пятой службой УКГБ по г. Москве и МО в московский горком партии, был неполным, из него чекисты сознательно изъяли фамилии более двадцати человек из числа детей работников партийно-советской, военной, мидовской и внешторговской номенклатуры, сотрудников органов КГБ. Но у нас-то в анналах КООД следы остались…

Вообще, разговор о Пятом управлении КГБ заслуживает нескольких отдельных строк. Далеко не случайно в постсоветские времена значительная, если не бόльшая, часть кадрового состава этого управления, а это несколько сот человек, в том числе и ряд бывших его руководителей во главе с генералом армии Ф.Д.Бобковым, массово перешла в услужение к одному из наиболее одиозных олигархов того периода, основателю и первому руководителю Российского еврейского конгресса Владимиру Гусинскому. Ныне благополучно пребывающему в подданстве Королевства Испании на правах потомка пострадавших от католиков сефардов. Как там у Сергея Трофимова поется в его песне «Аристократия помойки»? «Чекисты дали волю аферистам, имея свой бубновый интерес»… Нравится это кому-то или нет, но наш замечательный поэт и музыкант именно таких господ-товарищей офицеров и имел в виду, сочиняя эту популярную песню. Слова из нее теперь уже никогда не выбросишь, в них хотя и горькая, но чистая и обнаженная правда…

В чем, на мой взгляд, заключалась общественная опасность деятельности бывших сотрудников советских спецслужб в структурах типа «Аналитическое управление группы «Мост» Гусинского или охранная структура «Атолл» Березовского? Прежде всего, в том, что они использовали в деятельности работавших на грани «правового фола» указанных охранно-аналитических структур свои профессиональные знания и специфические методы работы специальных служб, включая вербовку агентуры в правоохранительных органах и даже в среде своих бывших коллег по работе. Известное дело подполковника Александра Межова из ФСБ — яркое, но, увы, далеко не единственное тому подтверждение. На щедрые материально-финансовые вливания олигархов они широко задействовали для сбора информации, прежде всего — компрометирующего характера, самые совершенные в техническом отношении средства контроля и слежения. Ими активно использовались данные оперативных картотек и прочих накопленных в советские времена огромных информационно-справочных массивов правоохранительных органов для решения узкокорыстных (политических и экономических) задач частного бизнеса. От «частного мини-КГБ» олигархов Березовского, Невзлина, Ходорковского или Гусинского до «частной армии» украинского олигарха, руководителя Европейского еврейского совета Коломойского — лишь один смысловой шаг, все эти уродливые явления имеют одну и ту же природу.

В советские времена в стране существовала такая специфическая практика кадровой работы, как так называемый партийный набор. В чем заключалась его сущность? Главным образом в том, что ежегодно по разнарядке ЦК КПСС областные и республиканские комитеты партии были обязаны направлять своих «наиболее достойных представителей» на учебу в Академию общественных наук при ЦК КПСС, Высшую партийную школу при ЦК КПСС, в Академию народного хозяйства при СМ СССР, в Дипломатическую академию МИД СССР, в Академию внешней торговли, в Краснознаменный институт и в Высшую школу КГБ СССР. Кроме того, существовали партийные разнарядки для работы на руководящих должностях в органах суда, прокуратуры, в подразделениях КГБ и МВД СССР. Про МИД и Внешторг СССР все знают, но это отдельный разговор.

Не знаю, как там проявили себя посланцы рескомов и обкомов партии на работе в других ведомствах, но в советской внешней разведке с ними, за редким исключением, получался явный конфуз. Многие из партийных выдвиженцев оказались неспособными к освоению иностранных языков, особенно редких, преимущественно восточных. Некоторые «отсеялись» уже на стадии практических занятий в городе, когда вдруг стали замечать за собой наружное наблюдение, даже находясь дома в постели с женой… Но больше всего им препятствовали в прилежной учебе явно раздутые амбиции и непомерное честолюбие бывших партийных чиновников. Ну, как же, ведь мы направлены партией (!) «на руководящую работу», мы номенклатурные кадры, а вы, чекистские «дядьки» — неудачники, учите нас тут «азам разведки», как каких-то сопливых приготовишек…

Надо откровенно признать, что местные партийные органы направляли на службу в органы КГБ далеко не лучший кадровый контингент. По настоящему толковых и перспективных работников умные первые секретари областных и республиканских комитетов партии берегли прежде всего для себя, для дальнейшего использования на местах. А по ежегодной разнарядке ЦК зачастую направляли работников, от которых по той или иной причине они хотели бы избавиться. Благо это был удобный и благоприятный предлог — вроде бы и на повышение, однако «в сторонку» и по принципу «На тобi, Боже, що менi негоже».

Качественными, высококвалифицированными оперативными работниками разведки и контрразведки, Первого и Второго Главных управлений лица из контингента партийного набора становились гораздо реже, чем те сотрудники, которые пришли на службу в органы непосредственно «с гражданки» или с военной службы. На зато многие из них, будучи по причине разведывательной профнепригодности отправленными на работу обратно «домой», в низовые чекистские звенья, весьма успешно продвигались там по партийной линии, особенно в кадровых подразделениях управлений, а также по линии «пятых отделов». Благо тесная смычка с республиканскими и областными комитетами партии, в которых они ранее работали, была самой тесной и поистине повседневной. Объяснение этому феномену было самым что ни на есть простым и житейским. К практическим делам контрразведки, а уж тем более разведки на местах подпускали, да и то с большой оглядкой на строгие требования конспирации, только первого секретаря партийного органа, да еще, в очень редких случаях, секретаря, курировавшего отдел административных органов. Зато о славных делах «пятой линии» КГБ были в большей или меньшей мере информированы все руководящие партийные кадры: и орговики, и сотрудники отделов агитации и пропаганды, и работники отделов оборонных отраслей промышленности, и работники отделов образования и науки и пр. Ну, а как же иначе: идеологическую скверну нужно же было корчевать всем миром, по другому никак… Вот и рапортовали работники «пятой линии» о настроениях в среде «гнилой интеллигенции» на местах, об антипартийных выпадах и поползновениях, об «идеологических диверсантах». При этом они зачастую даже и не допускали мысли о том, что истинные «идеологические диверсанты» — это их высокопоставленные покровители, кураторы и начальники из местного партийного руководства с их двоедушием, двоемыслием, лицемерием и двойной-тройной моралью партийных карьеристов.

В этой главе я намеренно, осознанно и совсем не случайно рассказал обо всех сложных перипетиях моего достаточно извилистого и трудного пути при поступлении на работу в разведку. Это только студентам МГИМО или МГПИИЯ им. Мориса Тореза было совсем легко и просто — не волнуйся, сынок, Родина сама найдет тебя! И в нужный день и час непременно позовет тебя поработать штатным или внештатным добытчиком закрытых шпионских сведений на внешнеполитическом направлении своей деятельности. Кадровики в этих институтах были четко ориентированы на отбор нужных кандидатов — и свою работу они выполняли добросовестно, на полную катушку и при этом дело свое туго знали. Уверен, что в период обучения все парни (а иногда также и девушки) из числа передового институтского студенчества имели в той или иной форме соответствующие беседы в кадровых подразделениях этих институтов. Все, кроме, однако, представителей «касты неприкасаемых» — детей из числа партийной и государственной номенклатуры высшего звена. Туда рядовым кадровикам было велено без спросу не соваться, да они и сами желания особого не высказывали — зачем искать на свою голову и прочие многострадальные части тела ненужных приключений?

Крайне интересная, между прочим, складывалась в результате такой кадровой политики картина в руководстве советской внешней разведки. С одной стороны, часть руководителей разведки пришли на работу из партийных органов или из МИДовских структур. По сути, безо всякого чекистского образования и без соответствующего чекистского опыта работы в контрразведывательных звеньях. Во времена руководства Молотовым-Вышинским тогдашней основной структурой разведки — Комитетом информации при МИД СССР или даже при СМ СССР — это было вполне обычной (хотя и достаточно порочной) практикой. А уж затем дети очень и очень многих руководящих работников ПГУ пошли обучаться после школы прямиком в МГИМО — по установленной Инстанцией для внешнеполитической разведки (как, впрочем, и для ГРУ ГШ ВС СССР) квоте. И хотя эта квота была формально установлена для пополнения кадров разведки, но попасть туда на работу они отнюдь не стремились. Многие их них (перечислять не буду, они и так хорошо всем известны) в результате стали не только Чрезвычайными и Полномочными послами СССР, России и других стран, но и заняли очень высокие, ключевые должности в структурах Министерств иностранных дел СССР, России, других государств СНГ. Почему они не стремились, по примеру своих родителей, попасть на работу в разведку — я в этом вижу не только их собственный личный выбор, но и прямую подсказку, рекомендацию со стороны родителей. Действительно, ну кому хочется, чтобы их родное дитя буквально ни с того, ни с сего, просто так, было бы «вышвырнуто за шкирку» из зарубежного советского или российского представительства местными властями только по той причине, что очередным предателем Родины вдруг решит стать какой-нибудь Олег Гордиевский, Василий Митрохин или Александр Потеев, не говоря уже о Владимире Пигузове, бывшем секретаре парткома (!) Краснознаменного института КГБ?

Исключений здесь было, увы, не столь уж много. Взять хотя бы того же сына одного из самых заслуженных, на мой взгляд, работников советской внешней разведки послевоенного периода, моего земляка Якова Прокопьевича Медяника — Александра, который вовсе не по мидовской карьерной лестнице потихоньку успешно карабкался, как многие дети замов В.А.Крючкова, а лишь к 2000 году стал в составе правительства Михаила Касьянова первым заместителем министра по делам федерации, национальной и миграционной политики РФ. Даже врагу было бы трудно пожелать в наши времена чего-то похуже подобной номенклатурной должности — по моему разумению, это вам далеко не то же, чтобы на Смоленской-Сенной площади дуэтом с Марией Захаровой перед иностранцами выпендриваться и публично демонстрировать уровень своего далеко не всегда высокого дипломатического профессионализма и достойного дипломатического интеллекта…

После ухода В.А.Крючкова из внешней разведки на пост Председателя КГБ СССР в ПГУ, как известно, долго не назначали преемника на его место. Хотя карьерные битвы «бульдогов под ковром» развернулись тогда очень нешуточные. До сих пор не понимаю, какое препятствие «на самом-самом верху» помешало тогда стать начальником ПГУ КГБ СССР Николаю Сергеевичу Леонову? Хотя очень многие и в руководстве, да и среди рядового оперативного состава разведки хорошо знали, что сам Владимир Александрович не раз и не два в беседах называл Николая Сергеевича самым достойным кандидатом на это место после своего ухода. При всем моем неизменном уважении к ныне уже покойному Леониду Владимировичу Шебаршину я всегда считал и по-прежнему считаю, что по уровню своей профессиональной и политической подготовки, по приобретенному опыту Н.С.Леонов стоял все же несколько выше, чем его бывший заместитель в Управлении «РИ» (основном информационно-аналитическом звене разведки). Они оба являлись выпускниками МГИМО, и в советские времена это было непременным кадровым условием для назначения на этот пост.

Исключением здесь стал только Е.М.Примаков, но его назначение на пост руководителя разведки было сугубо политическим решением, причем до сих пор до конца для меня непонятным и плохо мотивированным со многих точек зрения. В то время как его однокурсник, вполне реальный и достойный кандидат на должность начальника ПГУ В.А.Кирпиченко, так и не получил предложения о назначении, которого он вполне заслуживал по своим деловым качествам руководителя и профессионала разведки. Просто не было у него диплома МГИМО в кармане — вот вам и вся разгадка, а отнюдь не его еще не критичный возраст. Это уже лишь при Президенте РФ В.В.Путине подобная гнилая кадровая традиция была решительно поломана — и это абсолютно правильно, в разведке для успешной работы на благо государства нужны совсем иные качества, чем в дипломатии. Хотя шаркать ногой по паркету в Кремле были просто обязаны уметь как те, так и другие…

В 1983 году, где-то летом или осенью, когда я уже оставался «за старшего» во французском направлении, меня попросили приехать на встречу с выпускниками двухгодичного факультета Краснознаменного института КГБ СССР им. Ю. В. Андропова, на котором обучались преимущественно кадры, имеющие по своему базовому образованию внешнеполитическую подготовку — в основном бывшие студенты МГИМО. Беседа у нас тогда получилась очень живой и неформальной, я честно и открыто (в пределах существовавших правил и норм конспирации) рассказал об особенностях разведывательной работе во Франции, поделился собственным опытом и ответил на многочисленные вопросы слушателей. Что я вынес лично для себя из этой встречи? Первое: что по уровню страноведческой подготовки они были все же качественно выше, чем слушатели основного факультета КИ, где я сам учился. А также то, что при прочих равных условиях этих парней западным спецслужбам будет труднее «зацепить» на обычной бытовой мишуре, такой как, например, невиданная в СССР бытовая техника, красивое барахло, крутые тачки и пр. Так как они уже в СССР в своих семьях жили с родителями, по существу, в условиях Запада — учились в элитных школах, более-менее свободно читали западную прессу и воспринимали все это как абсолютно нормальные и естественные элементы своей повседневной жизни. Так, мол, все и должно быть в нормальной жизни, а как же иначе? Другое дело, что мозги у некоторых их них уже были слегка «набекрень», но куда уж тут деваться — МГИМО всегда славился особым идеологическим составом своих студентов…

Одним словом, они могли бы гораздо легче и органичнее вписаться в обывательский ландшафт западных стран и при этом не выглядеть в них очевидными «белыми воронами». Примерно как те наши сотрудники (особенно из глубинки), для которых первый поход в какой-нибудь парижский супермаркет типа «Ашан», «Инно», «Карфур» или даже в откровенно клошарный (бомжатный) «Тати» (я уже не говорю о «Галери Лафайет», «О Прэнтан» или «Базар де л’Отель-де Виль») являлся резким, шоковым ударом по еще незакаленным в идейных боях извилинам. Могу откровенно сказать о себе то же самое: первым предметом, который я купил на полученные «подъёмные в валюте» по прибытии в Париж в конце ноября 1978 года на т.н. итальянском рынке в районе площади Бастилии, была долгожданная (и абсолютно ненужная сейчас) «дубленка», о которой я безнадежно мечтал еще со студенческих времен. Даже в период своей работы в МГК ВЛКСМ в должности заведующего сектором ООП я так и не смог ее купить. Ни в закрытых магазинах типа «сотая-двухсотая секция» ГУМа, куда я все же периодически имел доступ в период проведения съездов и конференций. Ни в системе так называемых ОРСов (отделов рабочего снабжения) на предприятиях родимого Средмаша в том же полузакрытом московском поселке Москворечье, где жили преимущественно работники «десятки» (ВНИИХТ), завода «Полиметалл» и профессорско-преподавательский состав МИФИ. Хотел тогда приобрести даже вовсе и не итальянскую или французскую, а хотя бы болгарскую дубленку, но мне смогли предложить только монгольскую, больше похожую на обычный «романовский» овчинный полушубок председателя колхоза нечерноземной полосы.

Когда мне сейчас, на склоне прожитых лет, вдруг в очередной раз слышится самое что ни на есть обычное, житейское, всем понятное и привычное слово «обещание», но данное уже в виде клятвы в любом ее значении, понимании и исполнении (например, в форме зарока, обета, присяги, божбы, крестного целования и пр.) у меня сразу в глубине души ощущается какой-то внутренний дискомфорт. Я бы даже сказал — грустно и тоскливо становится из-за явно запоздалого осознания полной никчемности этой пустой, формальной, если хотите — ритуальной языческой символики. Изначально призванной (не без скрытого умысла, впрочем) поделить буквально все человечество на две большие социальные категории — «чистых» и «нечистых», «героев» и «предателей», «клятвенников» и «проклятых», «своих» и «чужих», «наших» и «не наших». Надеюсь, нет особой необходимости уточнять и детально конкретизировать, как все это находит свое отражение, порой очень причудливое, а иногда и вовсе искаженное от своего первоначального смысла, полностью деформированное и зачастую неприкрыто лицемерное, в сфере межнациональных, межэтнических, межрелигиозных и межрасовых отношений?

Что есть «присяга» или «обет»? Это, прежде всего, государственный или религиозный ритуал — одна из форм символического действия, выражающая связь субъекта с системой социальных отношений и ценностей и лишённая какого-либо утилитарного или самоценного значения. Так, по крайней мере, нам объясняет смысл этого понятия достаточно бесхребетная и фарисейская наука под названием «философия». Даже если она вовсе и не передовая «марксистско-ленинская», как ранее, а самая что ни на есть обычная, сиречь мировоззренческая. Вот как она все это толкует. «Символическое значение „ритуала“, (от опасности употребления которого „всуе“ многие толмачи — историки и правоведы — почему-то бегают как черт от ладана, наверно, в связи с устойчивым и весьма популярным ныне словосочетанием „ритуальное убийство царской семьи“ — прим. авт.), при его очевидной обособленности от повседневно-практической жизни сопровождается, однако, атмосферой повышенной торжественности и намеренно подчеркиваемого величия, призванной акцентировать внимание окружающих на особой религиозной, государственной или общественной значимости происходящего события. При этом, во-первых, ритуал выражает определенное отношение к чему-то „священному, сакральному“. Во-вторых, посредством ритуала закрепляется принадлежность (приобщение) к сакрально значимой группе. В-третьих, с помощью ритуала утверждается сакральный смысл значимых переходов — преодоления некоего сакрального барьера между различными сферами, периодами и состояниями бытия».

Все это — разъяснения преподавателей философии для недоумков и разного рода недоразвитых двоечников. А в современной, сплошь наполненной неприкрытым цинизмом жизни «ритуал» является не более чем социальной условностью, символом признания отдельным человеческим индивидуумом или их группой, коллективом определенных норм и ценностей своего близкого окружения, социума, общества в целом. Он служит лишь обозначением (символом) определенного социального отношения к существующему социальному порядку, признанию индивидуумом каких-либо ценностей или авторитетов и не более того. Сформировавшиеся в процессе секуляризации публичной и частной жизни светские ритуалы в значительной мере унаследовали внешнюю (в т.ч. психологическую) структуру соответствующих культовых актов, полностью лишив при этом их внутреннего сакрального содержания. Как официально-государственные церемонии (инаугурации в Кремле или в Белом доме, парады на Красной площади или на Елисейских полях, встречи во Внуково или в Шенноне), так и торжественное оформление событий, связанных с переменами в гражданском состоянии (свадьба, например), статусе (избрание депутатом Государственной Думы), социальном положении (первая поездка с длинноногой эскорт-моделью в Куршавель или на Багамы) — светские ритуалы отмечают значимость приобщения индивида к социальному сообществу и перехода от индивидуальных ценностей к коллективным. Совсем как в единой системе государственного радиолокационного опознавания «Пароль»: «наш — не наш», «свой — чужой».

Особенно важную роль играют ритуалы в таких специфических формах социальной организации, как армия, военизированные социально-политические движения и режимы, молодежная субкультура и др. Давайте вместе посмотрим, чего на деле стоят все эти торжественные «ритуальные действа» в нашей повседневной суровой действительности.

Вспомним, к примеру, текст торжественного обещания пионера: «Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Советскую Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия». Где она теперь, наша Советская Родина, куда подевалась девятнадцатимиллионная Коммунистическая партия, которая учила «правильной» жизни не только пионеров, но и всех прочих советских граждан? Сегодня один лишь «великий Ленин» со своим знаменитым «завещанием» по-прежнему покоится в мумифицированном состоянии в Мавзолее на Красной площади под бдительным присмотром бывшей Научно-исследовательской лаборатории академика С.С.Дебова. Даже музей его имени, находящийся по соседству — и тот фактически ликвидирован.

Вспомним клятву Президента СССР М.С.Горбачева на II Съезде народных депутатов СССР: «Торжественно клянусь служить народам нашей страны, строго следовать Конституции СССР, гарантировать права и свободы граждан, добросовестно выполнять возложенные на меня обязанности Президента СССР». Он нарушил все, что только можно было нарушить в этой присяге, но при этом никаким клятвопреступником с точки зрения современного российского права и отечественной общественной морали не стал! Напротив, стал Нобелевским лауреатом, «лучшим немцем 1990 года» и кавалером самых высоких орденов многих стран, в том числе и высшего российского ордена Андрея Первозванного.

Вспомним воинскую присягу СССР. «Я клянусь… до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству. Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик… Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа». Нет больше Родины, нет советского закона, нет советского народа. Какая была истинная цена всей этой высокой патетике «советского воина» в августе-декабре 1991 года? Нулевая.

Вспомним, наконец, присягу того же российского судьи: «Торжественно клянусь честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастным и справедливым, как велят мне долг судьи и моя совесть». Долг, совесть, беспристрастность, справедливость — где они присутствуют в 99,64 процентах обвинительных приговоров, вынесенных судами и судьями в Российской Федерации?

Знаете, что меня больше всего поразило во время событий в Крыму весной 2014 года с точки зрения трансформации взглядов на понятия «присяги», «верности» и «долга»? Думаете, поведение нынешнего яростного не то царефила, не то царебожца, непримиримого борца с «матильдоведами», прокурорского генерала, «крымнашистского» депутата Госдумы Натальи Поклонской? Против которой в Украине в 2018 году на полном серьёзе завели уголовное дело за «нарушение законов и обычаев войны»? Да нет, это, скорее, образ все того же привычного и привлекательного для многих люмпенов «депутата-пролетария» Василия Шандыбина, но только в юбке. Оба откровенные политические клоуны, фигляры и лицедеи, к ним еще политическую фигуру Вячеслава Марычева в бюстгальтере следовало бы за компанию присовокупить.

Нет, я никак не мог понять другого — как в сообществе военных моряков российского Черноморского (или Тихоокеанского, неважно) флота, которые еще с дореволюционных, царских времен Порт-Артура и Цусимы громогласно и даже демонстративно гордились своим особо трепетным отношением к понятиям военной присяги, воинского долга и воинской чести, сможет ужиться бывший заместитель командующего Военно-морскими силами Украины Д. В.Березовский? (прошу не спутать сего исторического персонажа с Героем Советского Союза контр-адмиралом В.Л.Березовским). Как после 2 марта 2014 года с ним будут сидеть за одним столом в кают-компании военного корабля подчиненные ему российские офицеры, какие чувства они будут при этом испытывать? Моему уму это непостижимо.

Да ты сначала уйди с честью и достоинством в отставку, а уж потом присягай заново кому захочешь — хоть «народу Крыма» с Сергеем Аксеновым во главе, хоть японскому микадо, хоть королю Тонга, хоть президенту Швейцарской Конфедерации! Любой иной стиль поведения называется, на мой взгляд, просто бесчестием, то есть поруганием кодекса чести офицера, плавающего под Андреевским флагом. «Душа — Богу, жизнь — Отечеству, честь никому!»

Прошу извинить, если я, пожилой и наивный чекист-идеалист, где-то заблуждаюсь и мелко плаваю в столь деликатном нравственном вопросе, имеющем, однако, отчетливую политическую окраску…

«Мне служить будешь?» — спросил меня 24-го или 25-го августа 1991 года небезызвестный В.В.Бакатин, который в своем личностном поведении был ничем не лучшим политическим флюгером, чем тогдашний глава Республики Крым С. В.Аксенов. «Персонально Вам — ответил я. — не намерен, я всегда служил и служу только своей Родине!» А перед тобой, жалким горбачевским выкормышем, пусть уж лучше внук Скрябина (Молотова) и Карповской (Жемчужиной) выслуживается и на цыпочки становится от усердия…

Вместо отчетливого осознания всеми нами вместе и каждым из нас в отдельности разницы между обычным человеческим, если хотите — библейским «добром» и привычным античеловечным «злом» (в форме лжи как извращения нормального состояния) нас по преимуществу учат и призывают жить в роли обычных приспособленцев в насквозь лживом и лицемерном мире совершенно пустых, абсолютно никчемных, лишенных какого-либо реального содержания понятий и символов. Наскоро склепанных на потребу дня в духе хотя бы той же правящей элитарно-автократической псевдопартийной структуры вроде «Общероссийского Народного Фронта».

Да наплевать им с высокой колокольни на все эти слова-пустышки типа «социальное государство», «многонациональный народ», «гражданство страны пребывания», «законопослушание», «демократия», «глобализация» или «православие» — этот перечень можно было бы продолжать до бесконечности. Даже в окружающем нас мире суровых ковидных реальностей для них на первом месте всегда выгода, корысть, деньги, власть. А вот исконно народные понятия из русских былин и сказок типа «добро», «справедливость», «добродетель» сегодня уже явно не в почете и не в чести. Явно оставили их для разного рода Иванушек-дурачков и прочих простофильных Емель с их щучьим велением…

Сегодня, по моим наблюдениям, идет стремительная трансформация настроений в оценках окружающими меня людьми хотя бы того же знаменитого августовского «путча» — переломного события в искривленном пространстве торжественных клятв, присяг с референдумами, разного рода сладкоголосых обещаний предстоящего прихода внеземного разума (Мессии, не иначе…) с непременным улучшением условий жизни миллиардов подопытных особей. В текущем году — 22 августа 2020 года — в день Государственного флага России возле памятника защитникам демократии на Новом Арбате собралась всего лишь жалкая кучка, пара десятков участников событий у Белого дома в 1991 году. А ведь государственную награду РФ — президентскую медаль «Защитнику свободной России» — нацепили себе на грудь ни много, ни мало порядка 2 тысяч человек. Где они все теперь? Умерли? Или опомнились и разбежались по своим углам?

В 1991—1993 гг. очень многие заинтересованные личности интриговали вовсю, чтобы попасть в список «защитников Белого дома» (совсем как в брежневские времена, когда стремились непременно получить на грудь и в кадровую анкету юбилейную медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» (за доблестный труд)». Или в андроповско-горбачевские — съездить в столицу ДРА Кабул на пару-тройку суток, отметить командировочное удостоверение в местной комендатуре, и на этом формальном основании тут же начать нахально претендовать на положенные как «воину-интернационалисту» льготы от государства по коммуналке, санаторно-медицинскому обслуживанию, проезду и пр.

Первое награждение «добровольцев-ополченцев» произошло 22 августа 1992 года, последнее — 25 июля 2006 года. Кавалерами этой медали являлись Юрий Лужков, Гавриил Попов, Мстислав Ростропович, Андрей Макаревич, Стас Намин, Артём Боровик, Лев Дуров, корреспонденты CNN Стивен Херст и Клэр Шипман. Отказник от награды, по данным СМИ, был лишь один — Константин Кинчев, музыкант, лидер группы «Алиса». Сделал он это, кстати, уже в нехарактерном для процесса дежурных награждений 1994 году якобы в знак протеста против убийства журналиста Дмитрия Холодова и начала военных действий в Чечне. Последним награду получил индивидуальный предприниматель из Костромской области Аркадий Борисов, который в августе 1991 г. «отвечал за химическую защиту Белого дома» и лично надевал противогазы на Бориса Ельцина и Руслана Хасбулатова. Это ж вам не какому-то блогеру и берлинскому пациенту противогаз на фэйс натягивать в провинциальном Томске, за это скорее по морде схлопочешь от рьяных «антизападников». Желающие могут ознакомиться с полным списком награжденных здесь (https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1637072), может быть, встретите среди них кого-то из своих знакомых…

Вот что произнес, к примеру, один из кавалеров этой госнаграды России, бывший депутат Моссовета Андрей Бабушкин по прошествии двух с половиной десятков лет после событий августа 1991 года: «К членам ГКЧП можно относиться по-разному. Могу сказать о них одно: делая выбор между кровавым разгромом образовавшегося вокруг Белого Дома живого кольца примерно в 80 тысяч человек, с одной стороны, и потерей власти, свободы, а иногда и жизни — с другой, эти глубоко нравственные и достойные люди отказались ввергать страну в пучину Гражданской Войны».

Итог: подлые «изменники Родины» 1991 года и «глубоко нравственные люди» 2016 года — времена меняются, не так ли, господа присяжные заседатели? Как, впрочем, и публичные оценки очень многих совсем недавно происшедших событий и в самой России, и вокруг нее, вам так порой не кажется? Посмотрим, какие акценты и как именно будут расставлены в выступлениях официальных лиц к приближающейся 30-й годовщине «августовского путча»…

Спустимся из мира высоких философский понятий и вечных истин на нашу грешную землю и посмотрим наглядно, как в нынешние гнилые времена библейский верблюд небезуспешно пролезает через игольное ушко. Десять лет назад, в июне 2010 года, Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл в своем приветственном поздравлении отметил выдающиеся заслуги «полуюбиляра А. Чубайса» весьма проникновенными словами: «Занимая различные ключевые посты в государстве в непростые для нашей страны годы, Вы по праву заслужили репутацию одного из наиболее эффективных руководителей в России».

Конечно, я главу РПЦ хорошо понимаю — именно при Чубайсе Русская православная церковь вновь обрела большую часть отнятой у нее советским государством собственности и вдобавок получила огромные, невиданные дотоле преференции по массовому ввозу из-за рубежа многих подакцизных товаров под видом «гуманитарной помощи». Не зря же в тот смутный период «револьверные поставки» тех же табачных изделий из бывших восточноевропейских стран через Калининград, в том числе с использованием возможностей российской военной авиации, были для многих отечественных «бюзинесменов» одним из наиболее распространенных и наиболее эффективных способов очень быстрого, по сути — мгновенного обогащения, получения в свои руки (правда, полукриминальным путем) огромной массы денежной наличности для последующей скупки бывшей общенародной собственности.

Но все же так публично привечать человека, который уже через год на Международном форуме «Руснанотех2011» безо всякого стеснения призовет ускоренными темпами понизить (с активным участием в этом прогрессивном начинании обновленной России) население планеты с семи до полутора миллиардов человек — где же тогда, в понимании иерархов церкви, проходит незримая грань между добром и злом, между нравственным и безнравственным, между честью и бесчестием?

Даже если тот же Чубайс действительно не говорил, как он утверждает, своему коллеге В. Поливанову циничных слов о предстоящем вымирании «тридцать миллионов россиян, которые не впишутся в рынок», неужели же Патриарх Кирилл не знает или подзабыл крылатое высказывание Чубайса газете «Файнэншл таймс»: «Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски». Это что — тоже выдумки и злобные происки его недругов? А ведь есть слова другого гения — Альберта Эйнштейна, который сказал: «Достоевский дал мне больше, чем любой мыслитель, больше, чем Гаусс!».

Не знаю, насколько это соответствует действительности, но в рамках Всемирного Русского Народного Собора по благословению Патриарха якобы началась разработка Стратегии развития России до 2050 года под названием «Русская мечта-2050». По словам инициаторов подготовки доклада, программа получит статус «патриаршей», и она, по сути, станет манифестом «современного политического консерватизма и государственно-церковной симфонии», а ее основные социально-экономические тезисы будут направлены против Грефа, Кудрина и Чубайса.

Ну, с этими «верными государевыми слугами» разбирайтесь уж как-то сами в полном соответствии с бессмертной формулой Ельцина о «виноватом во всем и вся Чубайсе». А я, между тем, позволю в этой связи публично высказать одну давно выстраданную мною оценку. На мой взгляд, Советский Союз погубило, помимо прочего, чрезмерное, до неприличия раздутое упоение долгосрочным планированием своего ближайшего и более отдаленного будущего — особенно в его лозунговых, совершенно оторванных от действительности формах типа призывов и бессмысленных ритуальных заклинаний вроде этого: «Партия торжественно заявляет — нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!».

До 2050 года еще как-то дожить нужно, господин Малофеев и господа из Всемирного русского собора! А то, глядишь, получится совсем как у Ходжи Насреддина: и ишак благополучно сдохнет, и эмир вполне мирно в бозе преставится, ну, а мы, как водится, в очередной раз на азартных бобах останемся. Но ведь кто-то за это плановое тридцатилетие непременно дополнительные «супермощные бабки срубит» и с бодрым напевом псалма 136 «Плач на реках Вавилонских» перейдет в весовую категорию Безоса, Гейтса или Цукерберга…

Когда я учился в Краснознаменном институте КГБ при СМ СССР, руководителем нашего учебного отделения был очень колоритный человек, заслуженный разведчик Э. П. Л. (сужу по его учебно-тренировочному оперативному делу «Р», которое мы детально разбирали на занятиях по основной, первой спецдисциплине). Так я и не узнал в свое время (хотя мог бы это сделать достаточно легко), за какие все же грехи действительно боевого, а не «дутого», каких немало, разведчика «списали» в явный «отсидочный карантин» в КИ?

Краем уха слышал, что вроде бы за самый обычный, банальный развод с законной супругой — спровадили его туда так, на всякий случай, от греха и от бдительных парткомовских глаз подальше. «Парткомовские кадровики» что в разведке, что в КГБ в целом (особенно — признанные «знатоки цитат» по теории марксизма-ленинизма из числа бывших номенклатурных партаппаратчиков) во все времена были еще теми прожженными холуями, лизоблюдами, скрытыми нечистоплотными особями и, зачастую, откровенной карьерной мразью, обиженной на всех и вся из-за своих якобы непризнанных достоинств и собственных нереализованных амбиций.

У Э.П.Л. был свой личный, очень наглядный календарь «перспективы развития человечества» на ближайшие сто лет. Его он при любом удобном случае непременно демонстрировал своим подопечным курсантам (слушателям) с соответствующими комментариями — достаточно интересными и познавательными, надо сказать. Если мне не изменяет память, то, согласно его персональному календарю, на Луне и на Марсе мы должны были бы вовсю осваивать месторождения редких металлов и алмазов еще лет двадцать назад, а с представителями инопланетного разума начать активно общаться примерно в наше время. Так что «перспективное планирование» — штука тонкая, виртуальная и во многом лежащая в плоскости легковесных фантазий и неприкрытого мифотворчества. Как там нас всех учил перед окончательным переходом в параллельный мир новой реальности инициатор реорганизации Рабкрина — «Лучше меньше да лучше»?

Когда после целого ряда успешных довоенных и послевоенных сталинских пятилеток, которые почти все выполнялись досрочно и с существенным перекрытием плановых показателей, у башмачного троцкиста Хрущева все вдруг резко и внезапно пошло наперекосяк, несмотря на всю его прогрессивную «оттепель», на демократию, на свободомыслие известного новочеркасского толка, а также на очередной «загон за Можай» той же Русской православной церкви вкупе с переполовиненной советской армией — его экономические клевреты тут же срочно перевели пятилетку в семилетку. Которая, однако, все так же не менее звучно и с оглушительным треском провалилась. Да, при нем наблюдался резкий рост темпов строительства доступного жилья в городах, да — был успешный прорыв в космос, да — было вручение долгожданных паспортов жителям села. Но в то же время его знаменитое «Догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока, и масла на душу населения» — так и осталось навсегда в мировой истории всего лишь очередным пустым бахвальством «кукурузника».

Или та же «Продовольственная программа», весьма удачно начатая на старте с непосредственным участием еще одного неотроцкиста, на сей раз Горбачева? Которая при нем же обернулась массовым импортом уже не только фуражного зерна, как при Брежневе, но и очень многих видов продовольствия, которые абсолютно свободно и безболезненно можно было бы производить у себя в стране. Для этого надо было только дать народу обещанную еще в 1917 году самую малость из огромных пространств «гуляющей», никем не освоенной земли и предоставить ему полную экономическую свободу хозяйствования на этой самой малости. Закоренелые жлобы и лицемеры нами тогда командовали — где вы еще могли бы видеть, чтобы труженику какого-то промышленного предприятия, представителю того самого пролетариата (!), который якобы осуществляет в стране свою классовую диктатуру, выделяли для садового участка всего-навсего 4 (четыре!) сотки земли. Да еще и с запрещением строить на нем что-то большее, чем одноэтажный барак с сортиром.

Напомню, что Продовольственная программа СССР — это была государственная программа, утвержденная на майском (1982) Пленуме ЦК КПСС именно в целях преодоления товарного дефицита в стране. Принятая на период 1982—1990 годов, она должна была интенсифицировать производство в сфере сельского хозяйства и улучшить ситуацию с продовольственным снабжением в СССР. А привела к абсолютно пустым прилавкам магазинов и к образованию невиданных ранее очередей.

При Сталине виновные в столь оглушительном провале основной государственной программы страны и ее правящей партии уже давно бы мыли золото на Сусумане или в Омчаке, ускоренно осваивали бы знаменитое ныне Наталкинское месторождение. А при Горбачеве они все больше в словоблудии друг перед другом упражнялись да строили один за другим совершенно жуткие, немыслимые бюрократические построения и конструкции вроде Госагропрома СССР во главе с Героем соцтруда, сменщиком Горбачева на посту хозяина всего Ставрополья В. С.Мураховским — по образованию всего лишь скромным школьным учителем истории, между прочим.

Село со своим грандиозным планом «ликвидации 200 тысяч бесперспективных деревень» в то время уже благополучно загибалось, зато в 1969 году ЦК КПСС и Совмин Союза ССР приняли специальное постановление об ускоренном развитии в Западной Сибири нефте — и газодобычи и строительстве объектов нефтяной и газовой промышленности. Поскольку сибирская нефть до начала 80-х годов была относительно дешевой (самофонтанирующей), а мировые цены на нефть в 70-е годы были достаточно высокими, это постоянно подстегивало наших правителей на продажу энергоносителей за границу во все возрастающих объемах.

В конце 70-х — начале 80-х годов был построен крупнейший на континенте газопровод Уренгой — Помары — Ужгород (Западная Сибирь — Западная Европа), который резко усилил роль СССР в топливном балансе Европы. С 1970 по 1985 г. экспорт нефти и нефтепродуктов вырос на 74% (с 111,4 млн. т. до 193,5 млн. т. в год), а экспорт газа за соответствующие годы — в 20 раз (с 3,3 млрд. куб. м до 68,7 млрд. куб. м в год). Вот когда страна начала устойчиво превращаться в сырьевой придаток потребляющих стран!

Сколько металла в виде труб большого диаметра (ТБД) западногерманского концерна «Маннесман» было тогда бездарно зарыто в землю без какой-либо пользы для советской экономики! Какой уж там Челябинский или Харцизский трубные заводы… Сваренные из двух полуцилиндров челябинские трубы не выдерживали никакой конкуренции с выполненными из высокопрочной, ниобиевой стали и рассчитанными на давление до 250 атмосфер немецкими ТБД с одним сварным швом. Десятки миллиардов долларов заплатила наша страна за импорт ТБД, пока, наконец, в 2005 году на Выксунском металлургическом заводе не вступила в строй первая в России линия, выпускающая трубы диаметром 1420 мм с одним прямым швом для магистральных газопроводов.

В 1970-1980-е годы нефть и газ заменили зерно и лес — главные статьи советского экспорта 1930-х годов. Около 40% вырученных от продажи валютных средств ушло на военные нужды, примерно столько же — на закупку продовольствия и товаров ширпотреба. И даже здесь у наших правителей не хватило мозгов полностью, с лихвой закрыть бреши постоянного товарного дефицита в стране поставками очень дешевых, но крайне востребованных у населения товаров ширпотреба (текстиль, обувь и пр.) за счет их массовых закупок за «нефтедоллары» в Индонезии, Таиланде, Камбодже, Сингапуре, Филиппинах и т. д. вместо того, чтобы кормить кучу посредников из числа партийных нахлебников и дармоедов из западноевропейских стран.

Копейки ведь там все это стоило, могли бы столько собственных «совместных предприятий» понастроить под необъятный и бездонный отечественный рынок. Та же Корея (и Северная, и Южная), Вьетнам, Куба, да и то же Зимбабве с его лучшим в мире родезийским табаком тогда предлагали полностью покрыть все потребности нашей страны в табачных изделиях — как в их готовом виде, так и в виде сырья для табачных фабрик. Мужики без курева страдали, а женская половина — без хороших чулок, которые тоже могли закупить за рубежом за сущие копейки. Все это происходило в период, когда любая женщина в СССР страстно мечтала надеть на себя колготки — если уже не из Парижа, то хотя бы из Бухареста. Наша так называемая «отечественная легкая промышленность», в отличие от ГДР или ЧССР, даже подобную «дедероновскую» ерунду не могла производить в достаточном количестве.

Стыдно и даже срамно вспоминать сегодня весь этот бардак в экономике, когда мы год за годом только влезали все глубже и глубже в долговую петлю, получая от стран Запада все новые и новые товарные кредиты, которые у них же фактически и оставались. С 1984 года начался стремительный рост долговых обязательств СССР. Если в 1986 году сумма внешних займов составила порядка 30 млрд. долларов, то в 1989 году внешний долг Советского Союза перед Западом достиг уже 50 млрд. долларов США.

Здесь самое время напомнить некоторые факты из предыдущей советской истории. Пока в СССР Госплан был действительно «Госпланом СССР», который не только составлял пятилетние планы, но и контролировал их исполнение, то и ведущая роль его относительно немногочисленного аппарата в управлении всем народным хозяйством страны никем не оспаривалась и никем сомнению не подвергалась. Еще в начале 1933 года И.В.Сталин издал директиву: «Воспретить всем ведомствам, республикам и областям до опубликования официального издания Госплана СССР об итогах выполнения первой пятилетки издание каких-либо других итоговых работ, как сводных, так и отраслевых и районных с тем, что и после официального издания итогов пятилетки все работы по итогам могут издаваться лишь с разрешения Госплана СССР».

Кто-то сейчас подает это как желание политического руководства страны подвергнуть цензуре статистические данные. А вот я в данном поступке лидера страны вижу, прежде всего, его отчетливое стремление избежать внешней показухи и надувания мыльных бюрократических пузырей. Вот план — вот отчет: смотрите, сравнивайте и оценивайте сами. Не стоит забывать, что первые пятилетние планы принимались не в виде партийных директив, а в форме советских законов, которые, как известно, следовало не обсуждать и комментировать, а неуклонно исполнять. Иными словами, невыполнение пятилетнего плана — это уже государственное преступление, нарушение нормы закона.

При Сталине Госплан СССР объединял в себе, прежде всего, функции высшего экспертного органа и научно-координационного центра в экономике. В пределах своей компетенции он издавал постановления, обязательные для исполнения всеми министерствами, ведомствами и иными организациями. Ему было предоставлено право привлекать для разработки проектов планов и отдельных народнохозяйственных проблем Академию наук СССР, академии наук союзных республик, отраслевые академии наук, научно-исследовательские и проектные институты, конструкторские и другие организации и учреждения, а также любых отдельных (!) учёных, специалистов и передовиков производства.

В экономическом смысле СССР начал постоянно ускоряющимися темпами разваливаться именно с мая 1955 года, когда единый Госплан СССР был разделён Хрущевым на две части: Государственную Комиссию Совета Министров СССР по Перспективному Планированию (разработка долгосрочных планов на 10—15 лет) и Государственную экономическую комиссию Совета Министров СССР по текущему планированию народного хозяйства (Госэкономкомиссия), которая разрабатывала пятилетние планы. После этого решения произошло размывание ответственности, а долгосрочное планирование совершенно оторвалось от текущего планирования. Наступила эпоха непрерывных лозунгов, призывов, неприкрытого обмана народа и массового политического словоблудия под покровом хрущевской оттепели «шестидесятников» — талантливого изобретения литературного критика Станислава Рассадина и его единомышленников из молодежного журнала «Юность».

Определенный духовный подъем советской интеллигенции никоим образом не трансформировался в ясно видимый и зримо ощущаемый населением страны рост экономики. Напротив, провалы (денежная реформа 1961 г.) следовали за провалами (создание и ликвидация совнархозов, реформа административно-территориального деления СССР, полный упадок системы личных подсобных хозяйств сельского населения и пр.). За период с 1953 по 1965 годы правительство СССР через свой зарубежный Моснарбанк реализовало свыше 3 тысяч тонн золота, с 1964 года в стране стал ощущаться крупный недостаток хлеба, и поэтому руководство партии и государства впервые в истории Советского Союза решилось на закупку товарного зерна за границей. Товарное зерно — это обычный товар с мирового рынка зерна, но приобретаемый обязательно крупными партиями, в спецификациях которых по сортности доминирует фуражное зерно, предназначенное для корма скота, а не для питания людей.

Неприкрытое властолюбие и ослиное упрямство Хрущева дорого обошлись нашей стране. Реформа Госплана СССР происходила в условиях изменения расстановки политических сил в Президиуме ЦК КПСС и Совете Министров СССР. Отставка Председателя Совета Министров СССР Г.М.Маленкова и назначение на эту должность Н.А.Булганина, с которым у Н.С.Хрущева существовали особые, доверительные отношения, усилили позиции последнего и дали ему возможность действовать более решительно в реорганизации государственного управления и продвижении своих ставленников в государственном аппарате. Предложение о реорганизации Госплана СССР было внесено в Президиум ЦК КПСС буквально через пять дней после отставки Г.М.Маленкова. Иными словами, реформа Госплана СССР — прямое следствие укрепления позиций Хрущева в коллективном руководстве страной.

В 1957 году против экономической реформы, затеянной Хрущевым, открыто высказались на Пленуме ЦК такие видные специалисты, как первый заместитель председателя Совета Министров СССР М.Г.Первухин, министр государственного контроля СССР В.М.Молотов, председатель Президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилов, первый секретарь ЦК Компартии Украины П. Е.Шелест, председатель Госплана СССР Н.К.Байбаков, его первый заместитель А.Н.Косыгин.

При Хрущеве перспективное планирование полностью утратило свою прикладную функцию и превратилось в «разработку в соответствии с Программой КПСС, директивами Центрального Комитета КПСС и решениями Совета Министров СССР государственных народнохозяйственных планов, обеспечивающих пропорциональное развитие народного хозяйства СССР, непрерывный рост и повышение эффективности общественного производства в целях создания материально-технической базы коммунизма, неуклонного повышения уровня жизни народа и укрепления обороноспособности страны». Налицо привычный набор пропагандистских штампов из разряда политического словоблудия…

В ноябре 1962 года Госплан СМ СССР был преобразован в Совет народного хозяйства СССР, потом на базе Государственного научно-экономического совета СМ СССР был образован новый Госплан СМ СССР, а в декабре 1963 года Законом СССР №2000-VI Госплан из общесоюзного был преобразован в союзно-республиканский орган. И только с приходом в ноябре 1965 года Н.К.Байбакова Госплан СМ СССР, несмотря на децентрализацию народнохозяйственного планирования, повышение роли интегральных показателей экономической эффективности (прибыль, рентабельность) и увеличение самостоятельности предприятий, составлявших суть экономической реформы Косыгина-Либермана, вновь зажил полноценной жизнью.

После небольшого исторического экскурса вернемся из хрущевских в нынешние времена. Итак, за какие же свои «достоинства и добродетели» известный современный политик и действительно очень «эффективный менеджер» по фамилии Чубайс из имени собственного в мгновенье ока превратился в имена нарицательные вроде «две «Волги» за ваучер», «рыжий котяра» или «во всем виноват Чубайс? За стартовый выстрел в процессе формирования «дикого капитализма в России» или за создание механизма спускового крючка по осуществлению «грабительской приватизации»? Это вряд ли, потому что здесь пальма первенства, скорее, за Егором Гайдаром с «его тимуровской командой из ЦЭМИ» и за так называемыми «красными директорами» на местах, устроившими настоящую пандемию и психоз всеобщего бартера, стремительно «обнуливших» реальную стоимость активов руководимых ими предприятий.

Может быть, за рождение нового «класса стратегических собственников», более известных сегодня под названием «российских олигархов»? Да, пожалуй, хотя и здесь Березовский с Гусинским, Смоленский с Авеном, Потанин с Ходорковским и без него постарались во славу, с очевидным успехом «для себя любимых», а не только для членов ельцинской «семьи». За создание и последующий развал безотказной системы монопольного давления на собственников лакомых кусков имущества путем веерных отключений целых регионов через механизм, более известный в недавней отечественной истории под гордым названием «РАО «ЕЭС России»? Возможно, хотя и здесь выдающаяся роль тех же «алюминиевых королей» (Дерипаски и др.) тоже весьма очевидна и очень наглядна. Да тот же очень скромный и с виду крайне неказистый водо-канализационный трест тоже сумел выявить свою потрясающую по силе и мощи эффективность во времена всеобщего грабежа общенародного достояния, особенно в Москве и Питере — причем ничуть не хуже по конечным результатам, чем у тех же энергетиков.

Нет, просто в его богатой и очень насыщенной разнообразными событиями жизни были два ключевых, но очень показательных, «ритуальных», если хотите, эпизода. Вначале в 1990 году он стал заместителем председателя исполкома Ленсовета и главным экономическим советником мэра Ленинграда Анатолия Собчака, а затем в 1991—1994 годах, на пике решающих событий по смене экономической формации в стране — занял должность председателя Госкомитета России по управлению государственным имуществом. И полной картины его напряженной, многогранной и мультивекторной деятельности на этом посту в течение сравнительно небольшого отрезка времени до сих пор мало кто толком знает. Но, что еще более примечательно, никто в нынешней России даже и не хочет особо этого знать, если судить по реальной отдаче от многочисленных аудиторских проверок Госкомимущества, проведенных Счетной палатой РФ только за последние и предыдущие годы…

Еще раз вернемся в прошлое и вспомним недавнюю отечественную историю. Цитата из Постановления Правительства Российской Федерации от 4 декабря 1995 года №1190 «Об утверждении Положения о Государственном комитете Российской Федерации по управлению государственным имуществом». Задачами Госкомитета являются:

— реализация… государственной политики приватизации государственных и муниципальных предприятий, объектов недвижимости, в том числе земельных участков, находящихся под приватизируемыми предприятиями;

— управление и распоряжение… объектами федеральной собственности на территории Российской Федерации и за рубежом;

— осуществление…координации приватизации государственного имущества, управления и распоряжения федеральной собственностью;

— руководство деятельностью… территориальных органов;

— участие в создании инфраструктуры фондового рынка, обеспечивающей процессы приватизации…

Итак, на государственном уровне была провозглашена линия на ускоренную «приватизацию государственных и муниципальных предприятий, объектов недвижимости, включая землю»…

А созданный еще в 1990 году Государственный комитет Российской Федерации по управлению государственным имуществом (Госкомимущество России) в соответствии с Законом РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР» от 3 июля 1991 разрабатывал и представлял Совету Министров проект Государственной программы приватизации (которая утверждалась Верховным Советом), а также организовывал и контролировал реализацию этой программы… Отсюда очень наглядно видно, что смена экономического, а, следовательно, и общественно-политического строя в России произошла уже в июле 1991 года при еще продолжавшем формально существовать Союзе Советских Социалистических Республик с его 76,4 процента граждан, выступивших на мартовском референдуме за сохранение и дальнейшее существование этого государственного образования.

Референдум — это ведь тоже своего рода «клятва», тоже торжественное взаимное обязательство государства и его граждан, тоже своеобразный «ритуал». Спрашивается: на кой леший тут нужен был какой-то хитроумный, но политически и юридически совершенно невнятный «новоогаревский процесс» с его попыткой выработки «проекта нового союзного договора суверенных государств», о котором нам всем в период с августа по декабрь 1991 года беспрерывно, дуэтом, в один голос «сакрально и ритуально» прожужжали все уши Горбачев с Ельциным? Если одни из этих «суверенных государств» (к примеру, та же Россия) уже вступили на путь капиталистического развития, а другие (например, Казахстан или Белоруссия) продолжали придерживаться ориентации на социализм с его коллективной формой собственности на средства производства?

И как при этом обеспечить одновременное существование двух различных, классово антагонистичных общественно-политических строев в едином «обновленном» государстве? Извините, но это вам не КНР с Гонконгом и Макао — это, скорее, образцовый клинический пример плюрализма мнений, оценок и решений в одной отдельно взятой голове, более известный в психологии и психиатрии под названием «политическая шизофрения правящих элит».

А если судить по его внутренней, незамаскированной словесной мишурой сути — типичное предательство, клятвопреступление, хорошо известное из истории религии лицемерное фарисейское христопродавство, маскирующее под маской ортодоксальных, консервативно настроенных верующих собственную личную выгоду и «духовное» тщеславие.… Основной движущей силой которого стало неприкрытое стремление правящих центральных и местных элит быстренько, без особого труда и излишних усилий стремительно обогатиться за счет общегосударственной и общенародной собственности, по существу валяющейся у них под ногами.

Согласно российскому закону 1991 года, приватизация — это приобретение гражданами, акционерными обществами (товариществами) у государства и муниципальных образований в частную собственность:

— предприятий, цехов, производств, участков, иных подразделений этих предприятий, выделяемых в самостоятельные предприятия;

— оборудования, зданий, сооружений, лицензий, патентов и других материальных и нематериальных активов предприятий (действующих и ликвидированных по решению органов, правомочных принимать такие решения от имени собственника);

— долей (паев, акций) государства и муниципальных образований в капитале акционерных обществ (товариществ);

— принадлежащих приватизируемым предприятиям долей (паев, акций) в капитале иных акционерных обществ (товариществ), коммерческих банков, ассоциаций, концернов, союзов и других объединений предприятий.

Правовую основу всей этой конструкции составляло Постановление Верховного Совета РСФСР от 03 июля 1991 года «О порядке введения в действие Закона РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР». В этот же день Верховный Совет РСФСР принял постановление об утверждении положения о Российском фонде федерального имущества, который являлся неправительственным органом, владевшим, распоряжавшимся и управлявшим собственностью РСФСР, находящейся в его ведении, и осуществлявшим ее приватизацию.

А что мы, собственно говоря, вообще знаем об этой загадочной структуре, получившей статус юридического лица только в феврале 1992 года, и какую роль она сыграла в процессе тотальной приватизации всего и вся, что имело хотя бы минимальную ценность в плане извлечения капиталистической прибыли? Ведь эта роль была ключевой, ее главное предназначение — доставка нужной информации нужным людям по принципу «кто предупрежден — тот вооружен». Или, если по-иному, «кто первым встал — тому и тапочки».

Именно на РФФИ Б.Н.Ельциным была возложена почетная обязанность до 1 сентября 1991 года учредить специальные бюллетени для публикации информации о приватизируемых государственных и муниципальных предприятиях и информирования общества и граждан о заключении сделок приватизации. Многие из вас сумели или даже успели прочитать эти пресловутые бюллетени до запуска процесса приватизации? То-то же…

Сама по себе достаточно резкая и внезапная замена одной общественно-политической формации (социализм с его общественной формой собственности на средства производства) на другую (капитализм с частной формой производства и присвоения конечного продукта) какого-то особого бурления и протеста в умонастроениях подавляющей части общества не вызвала. Оно просто-напросто и не заметило шулерской подмены карт в колоде. Заметит уже потом, по прошествии десятилетий, и кто-то при этом даже очень сильно пожалеет о случившемся. Больше на словах, естественно…

Если бы процесс приватизации в России прошел так, как, к примеру, в той же Чехословакии, где на первом этапе «построения чешского или словацкого капитализма» хотя бы внешне было более-менее «по справедливости» поделено буквально все — от земли и лесов, рек, озер, предприятий, зданий и сооружений до железных дорог, электростанций и избытков вооружений с боевой техникой — социальная обстановка в современном российском обществе и духовная атмосфера в нем были бы, думается, сегодня несколько иными.

Мне в привязке к бесконечной и бездонной теме «приватизация по Чубайсу» припоминаются три очень характерных эпизода. Первый связан с именем трагически погибшего в ноябре 1994 года депутата Государственной Думы 1-го созыва от КПРФ Валентина Семеновича Мартемьянова — одного из наиболее видных отечественных специалистов в области хозяйственного права, сыгравшего выдающуюся роль во время Конституционного суда «по делу КПСС и КПРФ». Он был членом думского комитета по собственности, приватизации и хозяйственной деятельности и стал первым депутатом уже «новой России», погибшим от рук неизвестных злодеев, которые с тех времен, насколько я знаю, так и не были найдены. Его экспертное суждение по проблемам приватизации было для членов фракции КПРФ наиболее весомым и по сути дела определяющим, хотя среди депутатов-коммунистов были такие видные отечественные юристы, как В.Д.Филимонов, А.И.Лукьянов, В.И.Илюхин, О.О.Миронов и другие.

Анатолий Чубайс еще со времен первой думской избирательной кампании был для фракции КПРФ политической мишенью №1. Когда нужно было отвести душу, показать всю глубину своей классовой ненависти к правящему антинародному режиму и громко выругаться на публику по адресу действующего президента Бориса Ельцина, но при этом ухитриться не попасть под санкции думской комиссии по этике — тут же поминали Анатолия Чубайса во всех мыслимых и немыслимых числах, временах, падежах и склонениях. И вот однажды на заседании фракции, которая, как всегда, была готова «живьем схарчить рыжего черта со всем его гнилым внутренним ливером», вдруг просит слово В.С.Мартемьянов и как-то уж очень непривычно для него раздумчиво, даже слегка задушевно и лирично говорит: «Коллеги, а вы знаете, я вчера битых два часа беседовал с одним умнейшим человеком и очень толковым специалистом-хозяйственником». Народ в зале заседаний фракции сразу очнулся от полудремы и заинтересованно ожидал, кто же этот неведомый «мудрейший специалист»? Мартемьянов: «Фамилия его… Чубайс». В помещении тут же воцаряется мертвая, гробовая тишина из-за внезапно постигшего десятки депутатов-коммунистов коллективного шока.

Я уже сейчас и не помню в деталях всю аргументацию, приведенную далее доктором юридических наук, авторитетнейшим профессором — «цивилистом», создателем теоретических основ хозяйственного права в нашей стране. Но лично мне после этого стало абсолютно ясным и очевидным одно: «на кривой козе», с одним лишь стандартным набором митинговых лозунгов и ругательных эпитетов ни к оценке самой личности, ни к практическим деяниям столь сложной и неоднозначной фигуры, как Анатолий Чубайс, подходить нельзя. Политически это будет абсолютно пустым и легковесным деянием, а в правовом отношении — просто несерьезным поступком шалуна-задиры из детского сада.

С точки зрения политической эффективности и реальной отдачи от публичных демаршей это было бы совершенно равнозначно допущенному коммунистами несколько позднее грубейшему политическому просчету под названием «импичмент». Авторство этой затеи целиком и полностью принадлежит коллективному руководству КПРФ и, в более широком смысле, лидерам партий и движений так называемого Народно-патриотического союза России (НПСР), включавшего в Государственной Думе второго созыва, помимо коммунистов, также агропромышленников во главе с Н.М.Харитоновым и членов депутатской группы «Народовластие» во главе с Н.И.Рыжковым.

Это был оглушительный, но (сейчас уже об этом можно сказать прямо и открыто) тщательно просчитанный политический сценарий изначально задуманной как «неудавшаяся» акции по запуску в 1999 году конституционной процедуры импичмента в отношении действующего президента РФ Б.Н.Ельцина. По моей сугубо личностной оценке, вина за допущенные просчеты и за оглушительный провал всей этой затеи с импичментом целиком и полностью лежит на двух «юридических столпах», «аксакалах и саксаулах фракции КПРФ» — В.И.Илюхине и А.И.Лукьянове. Они зачем-то, неизвестно ради чего и неизвестно с какой целью вдруг «погнались за количеством», напрочь позабыв при этом — неважно, намеренно и осознанно они так поступили или же совершенно непредумышленно — о качестве, прямо ведущем к успеху, к позитивному конечному результату.

Напомню в двух словах ситуацию того периода. Введенное в российское законодательство из конституционно-юридической практики США совершенно чужеродное для нас понятие «импичмент» было искусственным и изначально абсолютно недееспособным правовым механизмом отрешения от власти Президента Российской Федерации. Ибо в соответствии со статьей 93 Конституции РФ импичмент предусматривал непременное успешное прохождение всех нижеперечисленных этапов технико-юридической процедуры:

— выдвижение обвинения Государственной Думой в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления, сопровождаемого заключением Верховного суда РФ о наличии в действиях Президента признаков инкриминируемого ему состава преступления и заключением Конституционного суда РФ о соблюдении установленного порядка выдвижения обвинения. Только после этого Совет Федерации Федерального Собрания РФ в практическом плане рассматривает решение об отрешении главы государства от должности;

— решение Государственной Думы о выдвижении обвинения и решение Совета Федерации об отрешении Президента от должности должны быть приняты двумя третями голосов от общего числа в каждой из палат по инициативе не менее одной трети депутатов Государственной Думы и при наличии заключения специальной комиссии, образованной Государственной Думой;

— решение Совета Федерации об отрешении Президента Российской Федерации от должности должно быть принято не позднее чем в трехмесячный срок после выдвижения Государственной Думой обвинения против Президента. Если в этот срок решение Совета Федерации не будет принято, обвинение против Президента считается отклоненным.

Вопрос для не слишком долгих раздумий любому трезвомыслящему человеку: неужели после трагических событий октября 1993 года хотя бы у одного круглого политического идиота и откровенного политического самоубийцы в России могла хоть на секунду промелькнуть в голове шальная мысль о практической осуществимости импичмента a-la Bill Clinton без 100-процентно весомого повода к выдвигаемому обвинению против действующего президента? Как минимум — хотя бы в виде чего-то подобного бережно хранимому в течение целого ряда лет любвеобильной дочерью Сиона пресловутому «вечернему платью синего цвета»?

Затеянная российской компартией шумная возня вокруг импичмента Б.Н.Ельцину с самого начала была чистейшей воды имитацией внешней политической активности «левой народно-патриотической оппозиции» в интересах мобилизации партии и сохранения собственного электората, но никак не более того. Не случайно сегодня о факте предпринятой попытки несостоявшегося конституционного свержения Ельцина с поста российского президента уже никто и не вспоминает.

И в то же время очень тщательную, добросовестно выполненную Вадимом Донатовичем Филимоновым работу по составлению юридических заключений об оценке фактической обоснованности обвинений, выдвинутых против Президента Российской Федерации по всем пяти пунктам, по-прежнему детально изучают, штудируют, внимательно анализируют, разбирают в научном плане и конспектируют для своих лекций юристы-«уголовники» во всех ведущих российских университетах и иных ВУЗах юридического профиля. Кстати, все это он сделал лишь на основе принципа строгого и неуклонного соблюдения партийной дисциплины — по сути, вопреки собственной, личностной позиции по данному вопросу, невзирая на свою трезвую оценку бесперспективности затеянного коллегами-коммунистами с точки зрения высококлассного специалиста-правоведа.

Я присутствовал на всех заседаниях фракции, на которых отрабатывался практический алгоритм подготовки думской части импичмента, обсуждались технические детали организации голосования депутатов. Более того, во время нашей совместной поездки в Никосию (Кипр) на 2-й Международный форум коммунистических, левых и прогрессивных партий и движений стран Европы и Средиземноморья я очень подробно расспрашивал в неофициальной обстановке Вадима Донатовича о его личном видении перспектив успешного завершения начатой подготовки к проведению импичмента. Было совершенно очевидным, что с точки зрения тактики организационной работы без серьезной концентрации усилий на одном, максимум двух направлениях «главного зюгановского удара» коммунистам рассчитывать на успех никак не приходится!

При этом предстояло в качестве обязательного условия для достижения позитивного результата решить, как минимум, две непростые задачи: выражаясь фигурально, загнать в угол умного, ловкого и политически очень изворотливого В.В.Жириновского с его «карманной» ЛДПР и не дать им возможности оттуда выскользнуть путем использования ставших уже привычными публичных спекуляций на теме его личного отношения к событиям августа 1991 года (хотя, если признать честно и положа руку на сердце, в своей основе — абсолютно справедливых на тот период оценок и высказываний). А также заручиться консолидированной поддержкой всех «яблочников» и значительной части «регионалов» за счет предоставления им серьезных уступок в других, гораздо менее политически важных, чем импичмент, вопросах.

Поскольку во времена горбачевской перестройки я вдоволь насмотрелся на политические выкрутасы, финты, фокусы, прыжки и ужимки так называемых народных депутатов СССР (вот уж кто действительно в своей массе является коллективным позором бывшей советской нации!), мне было совершенно ясно одно: значительная часть колеблющихся думских депутатов из различных фракций своей драгоценной номенклатурной шкурой в преддверии приближающихся очередных парламентских выборов рисковать не станет ни при каких обстоятельствах и постарается уклониться от предстоящего тайного голосования под любым предлогом. Так на деле и произошло.

Спусковым крючком для начала процедуры импичмента формально стала очень неожиданная для многих отставка Е.М.Примакова с поста Председателя Правительства РФ. Тем самым на самой вершине «властной пирамиды» надежно перекрывался возможный сценарий конституционного трансфера власти от физически слабеющего Ельцина к гораздо более энергичному Примакову, как высшему должностному лицу государства №2. Как известно, закончилось все в конечном итоге благополучным «Deus ex machina» или «Нappy Ending» — завершением операции «Наследник» с внезапным появлением на политической сцене сразу же после транзитного С.В.Степашина никому дотоле неизвестного В.В.Путина с наступлением уже вскоре после этого самой длительной эпохи политического застоя в нашей стране.

Я хорошо помню, как меня в тот период вовсю трясли за грудки в ныне разрушенной гостинице «Россия» журналисты с французской радиостанции RFI (Radio France internationale), которые никак не могли взять в толк «Who is Mister Putin?». И которые даже в самой малой мере не хотели допускать мысли, что это и есть их же столь долгожданный «мессия» — тот самый давно обещанный всему граду и миру официальный наследник (héritier) мистера Ельцина («Есть такой человек. И вы его знаете!» (с) B. Eltsin)…

Если бы верхушка фракции КПРФ и ЦК партии тогда не занималась откровенно мелким и убогим местечковым политиканством и всерьез помышляла бы о достижении весомого политического результата, следовало бы непременно исключить из обвинения три пункта, которые, однако, по сугубо личностным резонам и собственным политическим соображениям достаточно упрямо, но очень настойчиво и последовательно отстаивали А.И.Лукьянов и В.И.Илюхин. А именно: 1) измена Родине путем незаконного присвоения властных полномочий и роспуска СССР в 1991 году; 2) ослабление безопасности и обороноспособности России; 3) геноцид российского народа посредством создания невыносимых условий жизни для большинства российских граждан.

В иных политических условиях Ельцину можно было бы предъявить еще с десяток совершенно обоснованных претензий и юридических поводов для импичмента, только какой в итоге был бы от этого прок? Обвинение Ельцина в развале Советского Союза поддержали, как известно, лишь 239 депутатов, в развале армии и флота — 241, в геноциде российского (а почему не просто «русского»? ) народа — 238. В то же время обвинение в неправомерном применении силы во время событий октября 1993 года набрало существенно больше голосов — уже 263. Но даже пункт, касающийся развязывания войны в Чечне, который считался наиболее уязвимым для действующего президента, получил лишь 283 голоса и не набрал нужных двух третей голосов депутатов (300 плюс 1 голос).

К началу голосования в зале находилось 440 депутатов, вместе с тем бюллетени получили лишь 348 человек. Почти сто депутатов во время голосования принципиально вышли куда-то покурить, срочно облегчить мочевой пузырь или помыть вечно грязноватые ручонки. Еще 15—18 депутатов явно «слиняли в сторонку» и забились во все щели применительно к особенностям складывающейся ситуации и перспективам ее дальнейшего развития. Вдобавок целых 46 выданных бюллетеней оказались недействительными — «крестики-нолики» в них малевались совершенно произвольно, но зато практический результат от этих художеств оказался именно таким, какой и требовался администрации президента. Борис Ельцин, к облегчению многих депутатов и вопреки их ожиданиям и опасениям, оппозиционную Госдуму разгонять все же не стал и продлил теплую, уютную и политически достаточно затхлую депутатскую синекуру еще на полгода…

Я тогда вместе со своими коллегами из аппарата фракции КПРФ слонялся по заданию руководства по думским коридорам вблизи закрытой зоны для тайного голосования, и за всеми метаниями и очевидными нелегкими раздумьями целого ряда депутатов от НПСР наблюдал воочию. По моим наблюдениям — была абсолютно та же гнилая и достаточно гнусная атмосфера массовой политической трусости, низости и откровенного предательства, которую я собственными глазами лицезрел в кулуарах Мраморного зала Пленумов ЦК КПСС в Кремле 24 апреля 1991 года после публичного заявления М.С.Горбачева о своей отставке с поста генсека…

Второй эпизод эпической «саги о Чубайсе» был связан с откровенно жульнической схемой реализации гражданами РФ полученных ваучеров (приватизационных чеков) 1992 года выпуска на куски общегосударственной собственности, доставшейся всем в наследство от развалившегося СССР. Вначале бόльшую часть этих граждан оставили без гроша в кармане, стремительно обвалив рубль и ликвидировав все их сбережения по вкладам в Сбербанке и не только там (вклады иностранцев, юридических и физических лиц во Внешторгбанке и Внешэкономбанке точно так же благополучно «ёкнулись»). А затем выдали каждому «по две автомашины „Волга“ в виде ваучера. Вот уж когда действительно наступила „лафа“ для всех бывших фарцовщиков, валютчиков и спекулянтов» — гуляй, рванина, от рубля и выше!

Президентский указ о введении процедуры чековой приватизации был подписан 14 августа 1992 года. Независимо от возраста, все граждане Российской Федерации имели право на получение ваучера с номинальной стоимостью в 10 тысяч рублей. Полученную долю «народного» имущества каждый мог:

— обменять на акции организации, в которой работал;

— принять участие в чековом аукционе;

— вложить средства в чековые инвестиционные фонды.

Есть один замечательный по своей информативности, хотя и весьма неполный и к тому же достаточно однобокий по характеру очевидно заложенного в нем политического заказа материал экспертно-аналитического мероприятия Счетной палаты РФ и подчиненного ей ГосНИИ системного анализа под названием «Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993—2003 годы», опубликованный в 2004 году. Была бы на то моя воля, я бы обязал всех старшеклассников и студентов ежедневно изучать на ночь его основные положения так же, как в советские времена нас заставляли зазубривать основные положения теории марксизма-ленинизма. Приведем наиболее иллюстративные, на мой взгляд, положения из этого доклада.

«Поскольку в компетенцию Счетной палаты входит контроль за эффективностью и целесообразностью использования федеральной собственности, анализ процессов приватизации в 1993—2003 гг. должен дать ответы прежде всего на следующие вопросы:

— было ли целесообразным принятие решения о массовой приватизации в начале 90-х годов?

— были ли действия органов государственной власти законными и эффективными?

— обеспечили ли органы государственной власти гарантии равенства прав и защиты законных интересов граждан в процессе приватизации?».

Мне представляется, что на все три вопроса был дан убедительный ответ: «Нет!», хотя он и был упакован в набор технико-юридических формулировок, призванных подчеркнуть «объективность и непредвзятость» авторов доклада.

Вот, к примеру, констатация того, что в 1992—1996 годах в России сформировалась экономическая модель, в рамках которой развивались лишь отрасли, либо способные осуществлять конкурентоспособный экспорт (газ, нефть, нефтепродукты и часть продукции металлургии и химии), либо обладающие монопольными позициями (топливно-энергетический комплекс, пищевая промышленность, железнодорожный транспорт, металлургия), либо ориентированные на потребности первой необходимости (пищевая промышленность, газ, электроэнергия).

Ну, что здесь можно возразить, кроме того, что существовавшая на тот период банковская система России оказалась вроде бы и ни при чем, что она была такой же заложницей обстоятельств, как и все? В отличие от разных там «Росстрахов» и «Ингосстрахов», которых «объективные и незаинтересованные» эксперты разнесли в пух и прах…

Далее. «В ходе приватизации получили широкое распространение новые для России виды экономических преступлений: подделка ценных бумаг, мошеннические операции с ваучерами, недобросовестные рекламные кампании, организация „финансовых пирамид“ и другие. По оценке правоохранительных органов, в ходе приватизации сформировались условия, позволившие проводить операции по отмыванию теневых капиталов, по передаче значительной части государственного и муниципального имущества в собственность криминальных и полукриминальных структур, усиливая тем самым их влияние на различные сферы экономики и политической жизни, коррумпированность государственного аппарата».

Все верно, но это же все родилось из проводимой государством политики, из принятых им же законов, указов, постановлений и решений, а вовсе не на пустом месте…

Динамика приватизации. «Всего в 1991—1992 годах было приватизировано 46,8 тыс. государственных предприятий, в 1993 году количество приватизированных предприятий возросло до 88,6 тыс., в 1994 году — до 112,6 тыс. По данным Госкомстата России, за период с 1993 по 2003 годы было приватизировано 96 414 государственных предприятий, в том числе 16 701 предприятий федеральной формы собственности, или 17,32% от общего числа приватизированных предприятий. При этом в 1993—1994 годах было приватизировано 71 829 предприятий (соответственно 49 924 и 21 905), что составляло 74,5% от общего количества предприятий, приватизированных в 1993—2003 годах».

В 1999 году в государственной собственности находилось 150 тыс. предприятий, Российская Федерация являлась участником (акционером) в 3 896 хозяйственных товариществах и обществах, в 2 500 акционерных обществах, представляющих базовые отрасли народного хозяйства, доля государства превышала 25% уставного капитала. Кроме того, в отношении 580 акционерных обществ использовалось специальное право на участие Российской Федерации в их управлении («золотая акция»).

Цифр-то много, аж в глазах рябит, но отсутствует констатация главного обстоятельства: самые привлекательные предприятия были успешно оприходованы уже на самом раннем этапе приватизации, когда у большинства населения глаза все еще оставались выпученными в изумлении от характера развития событий между августом 1991 года и октябрем 1993 года.

Один очень характерный впечатляющий пример в этой связи.

«Проведенные Счетной палатой Российской Федерации проверки приватизации государственных предприятий по производству, добыче и переработке драгоценных металлов и драгоценных камней показали, что проводилась ускоренная приватизация отрасли без учета специфических особенностей размещения и работы предприятий, их особой государственной значимости, экономических обоснований. За 1992 год и I квартал 1993 года были приватизированы все предприятия ювелирной промышленности и часть золотодобывающих объектов. Поскольку особенности и условия приватизации предприятий ювелирной промышленности ни в одном разделе Государственной программы приватизации на 1992 год не были определены, они по существу были приравнены к производителям товаров народного потребления и подлежали приватизации по ускоренной и упрощенной схеме». Комментарии, думается, здесь излишни.

Далее приводятся далеко не самые важные с точки зрения творившихся тогда безобразий объекты, такие, как янтарный комбинат в Калининграде и Приокский завод цветных металлов в Касимове. Хотя размеры не включенных в активы последнего «остатков драгоценных металлов в размере 5 400 тонн золота и значительного количества серебра» крайне впечатляют и даже слегка оглушают (см. стр.107 доклада — авт.) — знаменитый американский Форт-Нокс, оказывается, у нас был буквально под носом, на родной Рязанщине находился!

Продолжим. «В 1996 году в золотодобывающей отрасли функционировало свыше 1000 субъектов хозяйствования, после приватизации в государственной собственности осталось всего 33 предприятия, из них 11 рудников и приисков, на долю которых оставалось около 1% от объема добычи золота в России. По данным РФФИ, в доход федерального бюджета за период с 1992 по 1999 гг. от приватизации предприятий, осуществляющих добычу, переработку и реализацию драгоценных металлов и драгоценных камней, поступило всего 6,9 млн. рублей от 6 предприятий — ОАО «Амазарзолото», ОАО «Забайкалзолото», ОАО «Лензолото», ОАО «Оптювелир», г. Москва, и Московского ювелирного завода «Ювелирпром».

Контрольные мероприятия Счетной палаты, проведенные в марте 2002 года, свидетельствуют, что алмазодобывающие предприятия, кроме прииска «Уралалмаз», всем комплексом вошли на правах аренды в акционерную компанию «Алмазы России-Саха». Фактически в нарушение законодательства произошла приватизация алмазодобывающего комплекса России путем акционирования его основного предприятия, тем самым было проигнорировано право Российской Федерации на совместное владение, пользование и распоряжение недрами, а также получение доходов от пользования недрами. Контрольный пакет акций компании перешел от федерального центра к субъекту Российской Федерации».

Искренне рад за Республику Саха-Якутия, на территории которой и добывают алмазы, но гораздо интереснее знать структуру собственности нашего алмазного концерна, кому он принадлежит? Согласно годовому отчету, на 31 декабря 2019 года акционерами ПАО «АЛРОСА», доля которых в уставном капитале составляет более 5%, являлись:

— Российская Федерация в лице Федерального агентства по управлению государственным имуществом — доля 33,0256% уставного капитала (2 432 321 953 17185/50000 обыкновенных акций);

— Республика Саха (Якутия) в лице Министерства имущественных и земельных отношений Республики Саха (Якутия) — доля 25,0002% уставного капитала (1 841 259 772 обыкновенные акции);

— Небанковская кредитная организация акционерное общество «Национальный расчетный депозитарий» — доля 32,3661% уставного капитала (2 383 753 588 обыкновенных акций).

Внешне вроде бы все прилично, налицо три стратегических собственника в лице Федерации, субъекта Федерации и, так сказать, «московского Уолл-Стрита». Но от первоначально приватизированного хозяйства остались лишь некоторые предприятия, остальные куда-то исчезли. Так, в отчете указывается, что в состав гранильного комплекса концерна входят два предприятия: головное предприятие — филиал «Бриллианты АЛРОСА», расположенный в Москве, и ООО «Бриллианты АЛРОСА», расположенное в Барнауле. Вопрос: а что, крупнейшее в Европе ПО «Кристалл» в Смоленске, уже год как являющееся собственностью АЛРОСА, огранкой алмазов в бриллианты больше не занимается?

Как известно, наибольшая сумма добавленной стоимости в алмазно-бриллиантовом комплексе приходится на сегмент производства ювелирных изделий и розничные продажи. У России наибольшая доля в мировой добыче алмазного сырья (29%), а вот доля в огранке ничтожно мала (около 2%). В Индии же ситуация прямо противоположная: добыча практически отсутствует (около 0,03%), а доля в мировой огранке уже достигла 80%. Так кто же поступает умнее, Россия или Индия? Про Бельгию и Израиль я уже лучше промолчу — там вообще одни умницы кругом, отлично разбираются в разнице потребительских качеств вершков и корешков…

Объем ежегодных закупок мировыми ювелирными сетями бриллиантов составляет 2,5 млрд. долларов. Крупнейший покупатель — американская сеть Signet, закупает в год бриллианты на сумму 1,5—1,8 млрд. долларов, владеет собственным ограночным предприятием в Ботсване; китайская Chow Tai Fook приобретает бриллианты на 500 млн. долларов США. Для сравнения: в 2017 году российская группа АЛРОСА реализовала бриллианты на сумму 96,9 млн. долл., что составляет 79,3% к объему реализации бриллиантов за 2016 год (122,3 млн. долларов). Реализация бриллиантов из офисов зарубежной сети ALROSA потребителям на рынках сбыта составила суммарно 21,4 млн. долл. Как там говорится в анекдоте про стриженную свинью — визгу много, а шерсти мало. Я несколько позднее к этому сюжету еще возвращусь для более детального разговора.

Пойдем далее, на поляну чудес к газовикам и нефтяникам.

«Основные итоги приватизации в нефтяной, газовой, энергетической и угольной отраслях топливно-энергетического комплекса позволяют сделать вывод о том, что процесс структурного реформирования предприятий в 1991—1998 годах не принес необходимых положительных результатов по повышению эффективности и конкурентоспособности, улучшению финансового состояния и увеличению инвестиционной привлекательности предприятий комплекса. С количественной точки зрения наиболее активно приватизация объектов государственной собственности топливно-энергетического комплекса происходила в 1993—1995 гг.

В эти годы было приватизировано более 85% от общего числа государственных и муниципальных предприятий и объектов промышленности, подлежащих разгосударствлению в 1993—2003 гг. В 2003 году на нефтяном рынке действовали 10 вертикально интегрированных нефтяных компаний, в том числе две компании с участием государства — ОАО «Роснефть» (100% акций находилось в федеральной собственности) и ОАО «НК „ЛУКОЙЛ“ (5,9% акций принадлежало государству)». Иными словами, уже на самом первом этапе умудрились «слямзить» (это производное от очень популярного ныне слова «лям») все, что можно!

И, наконец, как мне кажется, самое любопытное.

Анализ структуры собственности, проведенный по итогам приватизации, показывает, что государство стало одним из крупных акционеров, которое помимо большого числа предприятий и организаций, полностью ему принадлежавших, на основании решений Правительства Российской Федерации или Минимущества России сохранило также право собственности на закрепленные пакеты акций в стратегически важных компаниях, находившиеся в управлении Минимущества России, на остаточные пакеты акций, не проданных или не переданных иным образом (например, в холдинги), обычно находившихся в распоряжении РФФИ и его региональных отделений, а также осуществляло использование специального права на участие в управлении акционерными обществами посредством «золотых акций» в стратегически важных компаниях.

Согласно данным Минимущества России, к августу 2001 года государство на федеральном уровне имело доли участия в 3 949 предприятиях, обладая в 88 из них 100% акций, в 625 — от 50% до 99%, в 1 393 — от 25% до 50% и в 1 843 предприятиях — менее чем 25% акций. Кроме того, государство являлось собственником «золотых акций» в 542 компаниях (некоторые из них были в числе вышеупомянутых 3949 предприятий с принадлежавшими государству пакетами акций). Эти данные касаются всех оставшихся федеральных государственных пакетов акций независимо от того, находились они в распоряжении Минимущества России или РФФИ. По данным РФФИ, в 2001 году Фонд распоряжался 2 400 пакетами акций, из которых приблизительно треть была представлена пакетами из менее чем 10% акций, треть — пакетами от 10% до 25%, а остальные пакеты были крупнее 25%; в 55 компаниях РФФИ владел 100% акций.

Анализ имеющейся в нашем распоряжении информации о деятельности представителей государства в органах управления акционерных обществ позволяет сделать следующие заключения. Большинство представителей государства были государственными служащими. Например, в 1999 году они составляли более 99%. Основным препятствием к назначению других лиц была неопределенность источников вознаграждения соответствующей деятельности (!?).

Анализируя деятельность представителей государства в органах управления акционерных обществ, следует отметить, что управление пакетами акций, находящимися в федеральной собственности, в 1996—1997 годах осуществляли около двух тысяч представителей государства, в том числе 92% из числа работников отраслевых министерств и ведомств и 8% работников Мингосимущества, Государственного антимонопольного комитета, Минфина России и РФФИ. Количество и состав представителей государства в акционерных обществах с федеральной формой собственности постоянно менялся в связи с имевшими место реорганизациями отраслевых министерств и ведомств. Отчеты о проделанной работе значительная часть представителей государства не представляла, своевременно не производилась их замена. Представляемые отчеты по форме, утвержденной постановлением Правительства Российской Федерации от 1 октября 1994 г. №1112, оказались формальными, причем в форме отчета отсутствовала даже графа о начислении и перечислении в бюджет дивидендов на акции, находящиеся в федеральной собственности».

Чтоб я всегда так плохо жил, уважаемые господа министерские госслужащие!

Но как же приватизация осуществлялась не в теории, не в нормативных документах, а на практике, в реальной жизни? Да все происходило до примитивизма просто! К примеру, некий консорциум в составе банков «Империал», «Инкомбанк», «Онэксимбанк», «Столичный банк сбережений», «Менатеп» и АКБ «Международная финансовая компания» предлагает Правительству РФ крупный льготный приватизационный кредит, временно замещающий собой запланированные в бюджете поступления от приватизации, при условии передачи им в доверительное управление пакетов акций ряда наиболее крупных и наиболее рентабельных российских предприятий. При этом Минфин России предварительно размещает на счетах банков — участников консорциума — средства в суммах, практически равных предоставляемому ими кредиту, а уже затем эти же деньги передавались Правительству Российской Федерации в виде кредита под залог акций наиболее привлекательных предприятий.

В результате банки, якобы «кредитовавшие» государство, уже вскоре смогли либо непосредственно, либо через аффилированных лиц стать полноправными собственниками находившихся у них в залоге пакетов акций государственных предприятий. Так, например, временно свободные средства Минфина были размещены: в АБ «Империал» — в размере 80 млн. долларов США при общей сумме в двух договорах кредита в 48,3 млн. долларов, в «Столичном банке сбережений» — 137,1 млн. долларов при сумме кредита в 100,3 млн. долларов США, в банке «Менатеп» — 120 млн. долларов при общей сумме двух договоров кредита в 163 и 125 млн. долл. США. То есть вместо передачи акций в залог (во временное использование федеральной собственности) происходила заранее запланированная продажа наиболее привлекательных акций нужным структурам и нужным собственникам.

Я не специалист в вопросах права, но многие видные отечественные юристы вполне обоснованно считают, что сделки кредитования Российской Федерации под залог акций государственных предприятий должны рассматриваться как притворные, поскольку банки фактически «кредитовали» государство государственными же деньгами.

Как рядовой российский обыватель, я пока что вижу в этом словесно-юридическом наслоении лишь одну очевидную и, несмотря ни на что, остающуюся непроясненной деталь. Как там говорил по сему поводу Сталин или кто-то из его соратников, не суть неважно? Главный смысл ими сказанного следующий — «У каждой ошибки есть имя и фамилия»! Имена, фамилии, клички, псевдонимы, пароли и отзывы в студию, плиз! Пора уже, надоело во взбитых средствами массовой информации сливках из историко-журналистского го..на барахтаться…

Кроме этих занятных телодвижений будущих российских олигархов, вместо публично заявленных государством аукционов происходила самая тривиальная, заранее просчитанная продажа акций наиболее привлекательных предприятий по многократно сниженным ценам. Так, ОНЭКСИМбанк приобрел 51% компании «Норильский никель» за 170,1 млн. долларов, банк МЕНАТЕП приобрел 45% акций ЮКОС за 159 млн. долларов; банк МФК приобрел 51% акций компании ТНК-BP за 130 млн. долларов; ЗАО «Нефтяная финансовая компания» приобрела 51% акций Сибнефти за 100,3 млн. долларов; ОНЭКСИМбанк приобрел 40,12% акций компании Сургутнефтегаз за 88,9 млн. долларов; Банк МФК приобрел 14,87% Новолипецкого металлургического комбината за 31 млн. долларов.

Продолжать этот список можно и дальше, но картина вполне ясна и по тем основным позициям, по которым уходили с молотка акции ключевых советских ресурсодобывающих гигантов. Всего с 1992 по 1998 год было приватизировано более 70 процентов госпредприятий на территории бывшей РСФСР. При этом от всех продаж было получено лишь 20 млрд. долларов, которые тут же ушли на Запад за долги. А в самом начале приватизации, когда к торгам были допущены иностранные банки, 500 крупнейших предприятий страны стоимостью не менее 200 млрд. долларов были проданы всего за семь миллиардов.

По сути, в основу новой российской экономики был заложен изначально криминальный, противостоящий интересам государства фундамент, на котором невозможно построить реально эффективную экономическую систему. Свыше трети владельцев приватизационных чеков (34%) практически сразу же продали свои ценные бумаги. Еще четверть (25%) потеряли свои средства, вложив ваучеры в инвестиционные фонды, которые оказались финансовыми пирамидами. Подарили свои ваучеры родителям или родственникам около 11% их владельцев. И лишь 15% чеков были вложены гражданами в отечественные предприятия, позволив владельцам ваучеров хотя бы формально стать их акционерами.

Если принять во внимание тот факт, что оборот приватизационных чеков между гражданами вообще никоим образом не регулировался, неудивительно, что в начале «девяностых» повсеместно можно было наблюдать, как крепкие молодые люди в кожанках (но пока еще без маузеров) выменивали ваучеры на водку прямо на центральном рынке, на вокзале, у сберкассы, у гастронома. Помимо банальной скупки ваучеров за водку и за сущие копейки буквально на каждом углу наиболее продвинутые дельцы тут же ринулись учреждать десятки и сотни тысяч акционерных обществ и паевых фондов, где доверчивым гражданам предлагалось обменять свой приватизационный чек на акции несуществующих в природе компаний. Все эти мыльные пузыри через пару лет исчезли, но вместе с ними исчезли и миллионы ваучеров, с участием которых в дальнейшем было приватизировано не одно крупное, «смачное» предприятие, не один привлекательный объект недвижимости бывшего Советского Союза.

Огромное состояние на ваучерах смогли сколотить лишь те люди, которые осуществляли их массовую скупку, но по причине незнания основ рыночной экономики таких людей было не так уж много. Как ни странно, но при Б. Ельцине в стране не было ни одного официального долларового миллиардера, включая представителей знаменитой «семибанкирщины».

А как дела обстоят сейчас? На середину 2019 года количество долларовых миллионеров в России за год выросло со 172 000 до 246 000 человек — это данные из доклада Global Wealth Report швейцарского банка Credit Suisse. Число долларовых миллиардеров увеличилось с 74 до 110 человек. В докладе сказано также, что на 10% самых богатых жителей России приходится 83% всего личного благосостояния жителей страны. Этот показатель несколько выше, чем в США (76%) и существенно выше, чем в Китае (60%).

Одним из основных «легальных» механизмов реализации права граждан на участие в процессе приватизации в России были т.н. залоговые аукционы. Повсеместно создавались чековые инвестиционные фонды, обменивавшие ваучеры на акции разнообразных компаний. Схема их действий была всюду примерно одинаковой. Сначала фонды собирали ваучеры с населения, участвовали в чековом аукционе и покупали за приватизационные чеки акции доходных предприятий. Затем акции передавались по явно заниженной балансовой стоимости с баланса фондов на баланс структур, контролируемых влиятельными в том или ином регионе группировками (зачастую находившимися под контролем организованной преступности), оставляя при этом номинально числящиеся активы в самом фонде для последующей их ликвидации вместе с самими уже почти полностью опустошенными фондами.

Я хорошо помню ту откровенно криминальную атмосферу, которая царила в помещениях Выставочного центра на Красной Пресне, где была организована скупка приватизационных чеков. Как известно, был установлен крайний временной срок для размещения гражданами своих приватизационных чеков, при этом список приватизируемых предприятий вместе со стоимостью выставляемых на продажу акций постоянно обновлялся. Отлично зная, что представляет из себя уникальный горно-металлургический комплекс Заполярья под названием «Норильский никель» (на самом деле в него входили не только Норильск с Талнахом, Кайерканом и Дудинкой, но также Печенга, Мончегорск, Заполярный, Красноярск и многие другие промышленные узлы и производственные цепочки), я «до последнего» тянул с размещением своих чеков, ожидая выставления на продажу акций «Российского акционерного общества по производству драгоценных и цветных металлов (РАО) „Норильский никель“». Но так и не дождался…

Позднее, уже работая в Госдуме, я узнал, что мешки с ваучерами «от нужных людей» доставлялись в Выставочный центр буквально за два часа до окончания торгов, и никто так толком и не узнал, а во что же обошлась одна акция «Норникеля» для москвича, для питерца, для мурманчанина, для красноярца. Ведь рыночная стоимость пакета акций, который можно было получить в обмен на один ваучер, колебалась в очень широких пределах в зависимости от компании, чьи акции приобретались в обмен на ваучер, а также от региона, где это происходило.

Например, в Нижегородской области один ваучер можно было обменять в 1994 году на 2 000 акций РАО «Газпром», в Московской области — на 700 акций Газпрома, а в Москве — всего лишь на 50 акций Газпрома. Представляете, какая «ягода-малина» была для тех лиц, кто мог через свои зарегистрированные структуры разместить собранные ваучеры хоть в Нижнем Новгороде, хоть во Владивостоке, не говоря уже про какой-нибудь Когалым, Ханты-Мансийск или Пермь! А я в конечном итоге получил на всю свою семью лишь 200 простых неименных акций РАО «Газпром» в обмен на четыре красивые бумажки с намалеванным на них Белым домом, тогда еще «нерасстрелянным». Словом, стал одним из тех сорока миллионов россиян, которые изначально были не в состоянии вписаться в капитализм по рецептам г-на Чубайса…

Третий эпизод связан с нашумевшей в свое время альтернативной программой развития экономики России, более известной в настоящее время под названием «Программа Соколова—Гильбо». Колоритными были оба персонажа нашей ближайшей истории, правда, каждый из них по-своему.

Вениамин Сергеевич Соколов, доктор физико-математических наук, бывший секретарь Красноярского крайкома КПСС, в 1990—1993 годы народный депутат РСФСР (после декабря 1991 года — Российской Федерации). До разгона Верховного Совета РФ в октябре 1993 года — заместитель Руслана Хасбулатова, Председатель Совета Республики Верховного Совета РФ, один из лидеров т.н. конструктивной оппозиции. По сути, программой Соколова называлось собрание законопроектов, внесённых им на октябрьскую сессию 1993 года, реализация которых создавала бы основу для формирования эффективной государственной экономики преимущественно за счет широкого задействования давно известных в науке бюджетных и финансово-кредитных механизмов на основе всемерного укрепления национальной валюты.

Евгений Витальевич Гильбо, выпускник Ленинградского электротехнического института им. В. И. Ульянова (Ленина), в 1992—1993 гг. — руководитель группы экспертов Высшего Экономического Совета Российской Федерации (?), разрабатывавшей альтернативную программу экономических реформ. Автор аналитической работы «Профессиональные претензии к Правительству», которая была в своих основных чертах озвучена на парламентских слушаниях в ноябре 1992 года. Из доклада Е. Гильбо на этих слушаниях: «Внешняя торговля стала главной отраслью частного бизнеса. Все капиталы были быстро перекачаны в порты — Петербург, Ростов, Находку, Владивосток. В этой отрасли как в оптовых, так и частично в розничных расчетах стали применяться доллары».

Напомню читателям, что экспортный контроль тогда осуществлялся Министерством внешних экономических связей РФ, главой которого уже через месяц станет Сергей Глазьев, сидевший в ноябре 1992 года в качестве первого замминистра МВЭС вместе с главным дипломатом всея Руси Андреем Козыревым в соседних помещениях высотного здания на Смоленской площади.

С. Глазьев — вначале химик, затем экономист. В 1986—1991 гг. работал научным сотрудником, заведующим лабораторией системного анализа ЦЭМИ АН СССР, самый молодой в СССР доктор экономических наук. В 1987 году начал посещать семинары молодых экономистов в «Змеиной горке» под руководством Анатолия Чубайса, Егора Гайдара, Петра Авена, Константина Когаловского, Алексея Улюкаева, где обсуждались вопросы реформирования экономической системы СССР. Его способности были отмечены руководством этого неформального «клуба», и в 1989 году он был назначен на должность заместителя директора в Международном центре исследования экономических реформ, созданном британским Центром исследования коммунистической экономики.

Из официальной хроники тех дней: «С декабря 1991 г. Глазьев занимал пост первого заместителя председателя Комитета внешних экономических связей (КВЭС) Министерства иностранных дел РСФСР (руководитель Комитета — Петр Авен). В январе 1992 г. КВЭС был преобразован в Министерство внешних экономических связей РФ. С 16 марта по 23 декабря 1992 года Сергей Глазьев занимал пост первого заместителя министра Петра Авена, одновременно являлся руководителем рабочей группы по подготовке программ производственного и научно-технического сотрудничества России и Японии. С 23 декабря 1992 г. по 22 сентября 1993 г. — министр внешнеэкономических связей РФ в правительстве Виктора Черномырдина. Ушел в отставку в знак протеста против указа президента РФ Бориса Ельцина №1400 от 21 сентября 1993 г. о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного совета РФ. 25 сентября подписал „Программу 14“ (другие подписанты — Николай Рыжков, Виталий Третьяков, Григорий Явлинский и др.)».

В 1994 году Сергеем Глазьевым во фракции КПРФ в Госдуме еще и не пахло — в декабре 1993 года он был избран по общефедеральному списку Демократической партии России (ДПР) Николая Травкина и стал председателем думского комитета по экономической политике. Член фракции ДПР, с июня 1995 года — ее председатель. Но именно с этого времени он, очевидно, и вошел в руководство закрытого политического кружка под условным названием «Клуб друзей Г.А.Зюганова», более известного в отечественной истории под аббревиатурой НПСР.

Альтернативный проект Государственного бюджета Российской Федерации на 1995 год и альтернативную программу экономических реформ в России, известных в истории как «программа Соколова-Гильбо», принесли во фракцию два питерских депутата: заместитель председателя (Г. Зюганова — авт.) ЦИК КПРФ по идеологии Юрий Павлович Белов и очень яркая, колоритная фигура из числа народных выдвиженцев Евгений Сергеевич Красницкий (добрая ему память, рано ушел из жизни).

Чем мне запомнился этот документ? Прежде всего двумя характерными особенностями, присущими абсолютно всем стратегическим построениям, планам, конструкциям и механизмам т.н. левопатриотической оппозиции в постсоветскую эпоху. А именно: правильный, развернутый, очень детальный, иногда достаточно острый критический «разбор полетов» («кто виноват?») — и полная теоретическая беспомощность в вопросах четкого формулирования нужных стране и обществу практических решений, порядка и последовательности действий по их осуществлению («что делать?»).

Отмечу сходу: на мой взгляд, у Соколова и Гильбо вновь громко прозвучали в современной интерпретации идеи известного британского экономиста, основателя кейнсианского направления в экономической науке Джона Мейнарда Кейнса, изложенные им еще в 1936 году в программном труде «Общая теория занятости, процента и денег». В нем подробно перечислялись наиболее действенные инструменты фискальной и денежно-кредитной политики для смягчения негативных последствий экономических спадов и депрессий.

Применить эти инструменты вместо навязываемых тогда командой Е. Гайдара методов фридмановской монетарной политики было бы, конечно, заманчиво. Хотя бы с точки зрения существования пусть даже минимальной политико-экономической альтернативы, как возможности практической реализации более справедливой и менее жесткой социальной политики государства, что нашло бы, безусловно, очень благоприятный для властей позитивный отклик у населения.

Однако на общих итогах приватизации это вряд ли сказалось бы решающим образом. Ну, сменили бы тогда В. Черномырдина на В. Соколова или на какого-то другого политика, толку-то много было бы от этого? Кто, например, из российских политиков и экономистов может сегодня внятно, но при этом не лозунгово, а серьезно и доказательно показать, каким образом команда Примакова-Маслюкова-Геращенко смогла применить какой-то «особый экономический механизм» помимо предписанного академической теорией набора привычных приемов антикризисного менеджмента?

Не стоит забывать, что шок, который испытала российская экономика из-за резкого ослабления рубля в результате дефолта, просто не мог не отразиться благоприятно на экономической эффективности экспорта. Ибо экспортно-ориентированные предприятия (читай — сырьевики) получили дополнительные преимущества в конкурентной борьбе на внешнем рынке, так как свои доходы они получали в возросших в цене долларах, а внутренние издержки производства покрывали обесценившимися рублями. В то же время предприятия, производящие продукцию для внутреннего потребления, хотя бы те же сельхозпроизводители, также повысили свою конкурентоспособность за счёт того, что аналогичная импортируемая продукция из-за рубежа резко возросла в цене. Да, российская экономика при Примакове-Маслюкове после кризисного удушья задышала вновь, только вот большинство населения, имевшего все свои сбережения и накопления в рублях, резко ухудшило свое благосостояние и еще очень нескоро смогло его хотя бы слегка выровнять в будущем.

Кто в эпоху грабительской приватизации натворил зла больше — «семибанкирные олигархи», «жирные коты», «красные директора» или «во всем виновный Чубайс» — спорить теперь бесполезно. Как говорят в народе — «Сняв голову, по волосам не плачут». Все равно основная масса полученных страной от приватизации средств ушла за рубеж, в различные оффшоры, и никакие заявленные правящими властями амнистии капиталов положение уже не спасут, it’s once and forever. Возможен ли обратный отток хотя бы части вывезенных капиталов в страну в виде иностранных инвестиций? Да, конечно возможен, более того — время от времени он наблюдается, причем даже очень интенсивно.

Но общего плачевного положения в экономике России это уже никоим образом не исправит — полностью деформирована структура национальной экономики, произошел необратимый структурный кризис, особенно в промышленности, пройдена точка невозврата по многим позициям — и это уже диагноз той болезни, которая не подлежит лечению. С ярлыком «сырьевой придаток» (неважно при этом — Запада или Востока) России теперь придется жить очень долго, возможно, всю оставшуюся жизнь, во всяком случае до той поря, пока не исчезнет само понятие «сырье».

С точки зрения рядового аполитичного обывателя гораздо интереснее проблема «А что же нам делать?». Обычно здесь на первое место выдвигается предложение о «национализации»: дескать, «они» приватизировали, а «мы» национализируем. Давайте посмотрим чуток пристальнее на это весьма заманчивое, но уж очень радикальное экономическое решение.

После долгих раздумий и внесения в Госдуму в 2019 года базового законопроекта №692092—7 «Об основах национализации в Российской Федерации» (никак не могут у нас прожить без «основ» — авт.), ведущая оппозиционная партия в российском парламенте — КПРФ — весной этого года устами своего лидера на встрече с премьером Мишустиным предложила буквально следующее: «Пока не растащили под шумок „коронавируса“ остатки госсобственности, нужна не только защита госинтересов в Сбербанке или „Роснефти“, но и национализация стратегических предприятий РФ».

Чего это вдруг так всполошились коммунисты, вновь после длительного перерыва громко заговорив о «немедленной национализации стратегических предприятий»? Да тут все предельно просто, ведь инициатива в этом важнейшем электорально-пропагандистском вопросе явно ускользает из их рук… К этой проблеме внезапно подключился один из главных, заслуженных, патентованных соглашателей российской современности по фамилии Шмаков, по явному недоразумению занимающий еще с советских времен различные посты профбоссов, с 1993 года — Председателя Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР).

Недавно он направил премьеру РФ Мишустину официальное письмо, в котором предложил начать национализацию стратегически важных компаний страны. Вот что в нем, в частности, говорится: «Падение стоимости акций компаний, экономические проблемы предприятий могут привести к росту спекулятивных сделок с целью захвата предприятий. В связи с этим считаем необходимым срочно разработать механизм национализации предприятий, важных для экономики России и обеспечения социальной стабильности, и приступить к его практическому использованию».

Определять такие стратегические предприятия надлежит при помощи российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений. Эта структура работает при правительстве, ее координатором является вице-премьер Татьяна Голикова, входят в нее представители профсоюзов, общероссийских объединений и правительства. Чем она преимущественно занимается? Накапливает, обобщает и распространяет «современный опыт регулирования и разрешения социальных конфликтов в организациях с опорой на конструктивные и неконфронтационные методы разрешения конфликтов», а также внедряет различные формы социального партнерства как «особой институциональной формы урегулирования конфликтов в трудовых организациях в условиях трансформации российского общества»

Почему я назвал Шмакова «соглашателем»? Да хотя бы потому, что ВЦСПС (правопреемником которого стал ФНПР) в наступившие после 1991 года антисоветские времена не подвергся, в отличие от двух других массовых общественных объединений — КПСС и ВЛКСМ — процедуре принудительного изъятия находившегося в его владении и оперативном распоряжении движимого и недвижимого имущества, собственности, земельных участков, финансовых и иных активов. Во время подготовки Конституционного суда над КПСС верхушкой профсоюзов по каким-то каналам (скорее всего — через Ю. Скокова) была достигнута «стратегическая договоренность» с Б.Н.Ельциным по формуле «лояльность в обмен на собственность». А ведь изымать, при необходимости, было бы что… До 1933 года обеспечением охраны труда и социального страхования в стране занимался Наркомтруд СССР, после ликвидации которого все выполняемые функции были переданы Всесоюзному центральному совету профессиональных союзов (ВЦСПС). Находившаяся в управлении наркомата собственность также перешла в управление ВЦСПС. В 1936 году кроме санитарно-курортных предприятий в ведение ВЦСПС была передана и сеть предприятий туристско-экскурсионного профиля. В 1960 году высший исполнительный орган профсоюзов, которому были переданы дома отдыха, курортные поликлиники и пансионаты, принадлежавшие ранее органам здравоохранения, стал самостоятельно формировать и осуществлять оперативное управление фондом социального страхования. К 1990 году в СССР функционировало уже несколько тысяч предприятий, либо прямо находящихся на балансе профсоюзов, либо управляемых ВЦСПС.

В процессе приватизации ФНПР даже без участия Анатолия Чубайса легко и играючи стал единовластным владельцем и крупнейшим собственником целого ряда очень дорогих объектов социальной инфраструктуры типа санаториев, отелей, домов отдыха, пансионатов, типографий, книжных издательств, туристических и спортивных баз, стадионов, охот — и рыбхозяйств — т. д. до бесконечности. Ведь в Советском Союзе ВЦСПС был вторым после КПСС собственником по размерам принадлежавшего ему имущества общественных организаций. По Закону СССР от 06.03.90 №1305—1 ему принадлежали здания, сооружения, жилищный фонд, оборудование, инвентарь, имущество культурно — просветительного и оздоровительного назначения, денежные средства, акции, другие ценные бумаги и иное имущество, необходимое для материального обеспечения деятельности. Как это ни странно, но ни государственные органы, ни объединения профсоюзов не в состоянии дать точную оценку российскую части наследия ВЦСПС. Косвенное представление о ее размерах может дать решение Верховного суда Украины, который недавно признал государственной собственность, находящуюся на балансе украинских профсоюзов, оценив ее в размере 2,5 млрд. долларов США.

Строго говоря, М. Шмаков с его ФНПР в политическом смысле представляют из себя ровным счетом ту же функцию, что и В. Жириновский с ЛДПР — в нужное время публично оглашать какую-то очередную задуманную наверху инициативу и наблюдать за реакцией общества на нее. Ведь самое интересное в его инициативе то, что национализировать и санировать, по замыслу верхушки, будут проблемные предприятия «частного сектора». А денежки на это богоугодное дело будут в очередной раз взяты из существенно прохудившегося «общенародного кармана» — федерального бюджета.

Не менее интересным представляется и понимание российскими коммунистами «национализации» в своем рамочном законопроекте 2019 года. Читаем: «под национализацией понимается возмездное принудительное изъятие имущества, находящегося в частной собственности, и его обращение в государственную собственность, осуществляемое в целях, установленных в пункте 1 статьи 1 настоящего Федерального закона… национализация может осуществляться в отношении земельных участков, природных ресурсов, объектов стратегических отраслей экономики, объектов ЖКХ, имущества, находящегося в собственности физических лиц, индивидуальных предпринимателей и юридических лиц независимо от их организационно-правовой формы, в том числе организации, их части, акции (доли, паи) национализируемых юридических лиц, а также единые недвижимые комплексы». Может осуществляться в формах:

1) изъятия объекта, подлежащего национализации, и обращения его в государственную собственность;

2) увеличения за счет средств федерального или регионального бюджета стоимости имущества, в том числе посредством увеличения уставного (складочного) капитала организации, в результате которого государство приобретет контрольный пакет акций (долей, пая) национализируемой организации или доля государства в праве общей долевой собственности на имущество превысит 50%;

3) передачи организации, контрольный пакет акций (долей, пая) которой находится в федеральной собственности, контрольного пакета акций (долей, пая) национализируемой организации;

4) иными способами, не запрещенными законодательством Российской Федерации.

Кто же выступит инициатором этой приятной для многих людей процедуры? Субъектами законодательной инициативы о национализации имущества, которое может быть обращено в государственную собственность, являются Президент Российской Федерации, члены Совета Федерации, депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, Правительство Российской Федерации, исполнительный и законодательный органы субъекта российской Федерации, собственник организации. Реализация инициативы о национализации имущества выражается во внесении субъектами инициативы в Правительство Российской Федерации предложения о национализации имущества. То есть последнее слово опять за Правительством РФ, точнее за Кремлем со Старой площадью.

Будь на то моя воля, я бы уже давно изменил положение о правосубъектности отдельных депутатов Госдумы и членов Совета Федерации в сфере законодательной инициативы — оставил бы это важное право исключительно за группами законодателей численностью, предположим, не менее 12 человек. Чтобы эти народные «избранники и назначенцы» прекратили, наконец, самопиариться на совершенно бессмысленных и даже абсурдных законопроектах и отвлекать тем самым наше внимание от действительно жизненно важных, ключевых вопросов современного бытия.

Надо особо отметить, что действующее законодательство Российской Федерации уже и так допускает национализацию частных предприятий в установленных законом случаях. В частности, согласно ч. 2 ст. 235 Гражданского кодекса Российской Федерации обращение в государственную собственность имущества, находящегося в собственности граждан и юридических лиц (национализация), может производиться на основании закона с возмещением стоимости этого имущества и других убытков. Ст. 306 Гражданского кодекса Российской Федерации устанавливает, что в случае принятия Российской Федерацией закона, прекращающего право собственности, убытки, причиненные собственнику в результате принятия этого акта, в том числе стоимость имущества, возмещаются государством.

Однако гораздо интереснее здесь другое. Стратегические отрасли экономики, имеющие существенное значение для сохранения суверенитета и обороноспособности страны, и так находятся в собственности или под контролем государства. Указом Президента Российской Федерации от 4 августа 2004 г. №1009 «Об утверждении Перечня стратегических предприятий и стратегических акционерных обществ» определен перечень предприятий и акционерных обществ, имеющих стратегическое значение для поддержания обороноспособности и экономической безопасности страны, приватизация которых возможна только по решению Президента Российской Федерации. Посмотрите внимательнее сегодня на этот перечень, сколько в нем осталось предприятий по сравнению с 558 изначально заявленными? В связи с проблемой отнесения на практике того или иного предприятия к числу стратегических я припоминаю собственные заботы и переживания, связанные с моим тогдашним членством в Совете директоров ОАО «Соликамский магниевый завод» (СМЗ).

Китайцы, наши стратегические партнеры и ближайшие друзья-соратники по ШОС — Шанхайской организации сотрудничества — буквально на голом месте устроили во всем мире «грандиозный шухер», связанный с наличием или отсутствием на мировом рынке стратегического сырья для всей современной микроэлектроники — редкоземельных металлов из обширного семейства лантаноидов. СМЗ, как и его дочерняя структура — ООО «Ловозерский горно-обогатительный комбинат», градообразующее предприятие поселка городского типа Ревда в Мурманской области Заполярья — остались одними из немногих во всем мире альтернативными китайцам продуцентами и поставщиками этого сырья на рынок. Дым и копоть понеслись вовсю и буквально во все стороны, причем сразу же оживились многочисленные авантюристы, устроившие свою кормушку на спекулятивном продвижении «через свои возможности, но с непременным участием государства» различного рода завиральных идей и проектов.

Я через свои возможности в Министерстве промышленности и торговли, которое возглавлял тогда В.Б.Христенко, вовсю принялся лоббировать идею об отнесении обоих предприятий к числу стратегических с распространением на них хотя бы части мер господдержки по многочисленным и разнообразным федеральным целевым программам. Где я только ни выступал тогда в этом министерстве, в каких только руководящих кабинетах ни побеседовал вместе со своими коллегами-производственниками — до сих пор вспоминать противно и муторно… Конечный результат? Как там говорил не то пес Шарик, не то кот Матроскин почтальону Печкину в мультфильме «Каникулы в Простоквашино» — «Фиг вам!». А ведь тот же СМЗ до сих пор остается единственным (!) в России производителем товарного магния и двух стратегических металлов — тантала и ниобия, так как в Березниках на «Ависме» весь полученный магний расходуется на получение по процессу Кролля более ценного металла — губчатого титана для последующей его переработки в Верхней Салде на предприятии ВСМПО.

Одним словом, рассуждать всерьез в России на темы национализации стратегических предприятий — явно безответственное и бесперспективное занятие, нужно вначале оздоровить само государство. Мало, что ли, у нас формально числится полностью или частично государственных предприятий, но что вы на деле знаете о структуре собственности и о конечных бенефициарах многих из них? Как метко выразился экономист М. Делягин — «государство у нас превращено в закрытое акционерное общество с неограниченной безответственностью».

Успешные предприятия с миллиардными прибылями (например, тот же концерн «Фосагро», мировой монополист по производству апатита, семейное владение сенатора и миллиардера Андрея Гурьева) национализировать вам никто, никогда и ни за какие коврижки не позволит. А вот, к примеру, ту же дочернюю его структуру — Пикалевский глиноземный завод, где «несчастный» Олег Дерипаска в 2009 году все никак не мог вытащить шариковую ручку из кармана для подписи — очень даже запросто. Предприятие хоть и выкарабкалось из кризиса, но по-прежнему неустойчиво балансирует на грани рентабельности.

Если желаете, могу под конец процитировать вам для наглядности совсем свежие приветственные слова совладельца ПАО «Фосагро» (19,35% акций) Владимира Литвиненко, ректора Санкт-Петербургского горного института (в котором в свое время успешно защитил диссертацию на звание кандидата экономических наук наш нынешний президент) вчерашним абитуриентам и свежеиспеченным студентам: «Сырьевой сектор — это тот основополагающий сектор нашей экономики, который во многом определяет развитие страны. Эта та отрасль, которая формирует фундамент нашего цивилизованного развития». Бурно аплодирую и безо всяких ненужных оговорок и комментариев присоединяюсь. Теснее сомкнем дружные и стройные ряды цивилизованных сырьевиков! Выше поднимем знамя стойкого, надежного и испытанного сырьевого придатка Запада, Востока и всего цивилизованного мира на ближайшие столетия!