Человекоферма. История строительства нашего общества, написанная по совести

Валентин Маэстро

Данное произведение – это призыв к сонастроенности с эволюцией, движением вперед и вверх и к отрицанию существующих отношений.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Человекоферма. История строительства нашего общества, написанная по совести предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

ISBN 978-5-4485-4787-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Раздел 1. Новое — забытое старое

Глава 1. Внешний лоск

Германия. Александр прилетает в Берлин.

Прибыл и словно из подвала темно-мрачного вышел, поднялся в комнату светло-красивую и чисто прибранную. Опешил: видит перепад, величиной с пропасть, между уровнем культуры постсоветских республик и немцев.

«Вижу, как будто нарисованные, идеального качества, с непривычной гладко — ровной поверхностью дороги.

Смотрю в другую сторону и восхищение переполняет меня: великолепные строения-гиганты. На них броско — разноцветные в многообразии цветов неоновые, динамичные, бегающие по стенам зданий рекламы.

Огромные, крытые магазины, занимающие целые кварталы. Здесь можно приобрести все, что желаешь и более того: даже то, о чем и не знаешь. Обслуживание уважительное и доброжелательное. Все продумано в мельчайших деталях для блага клиента.

Видится главенство мысли всюду.

Повсеместная чистота и вежливая улыбчивость встречных.

Улыбки доброжелательные женщин-прохожих и мелькает вопрос в уме у меня: «Неужели все они намекают, что целоваться и боле желают со мной??? У нас — так редки улыбки…»

Свобода самовыражения, что проявляется даже в открытом наличии домов терпимости.

Удивительно тихое общение на улицах и разумная дисциплинированность. Каждый знает что можно и чего нельзя…»

По прибытию сюда, вне Александра сменилось окружение и внешне он сам уже был такой же как все, но внутри себя он не мог утихомирить клокочущее недовольство.

«Чиновники в стране нашей каждым действием своим, ложью, словно кнутом невидимым стегают оголенное тело общества справедливости, каким видел его я, хочу видеть его я…»

Неприятие этих действий — постоянного обмана — отталкивает Александра от них. Бросает прочь от неправды. Кидает в горящий нетерпением поиск чистоты, красоты…

Он уходит, убегает от одного внешнего, что дает разочарование, к другому человеку, предмету, явлению. Обращается к многообразию внешнего мира в отчаянной надежде найти здесь, в этой смене-перемене совершенство или, хотя бы, приближение к нему… Надеется, но опять оказывается в таком же, по сути, подобном окружении…

Поездка в другую страну — это тоже было нечто новое и обещало изменение.

Когда Саша был еще дома, разочарование захватило в плен его чувства после разговора с Майей, а факт о грандиозном обмане народа государством в лице чиновников был подобен предательскому удару сзади. Знание это, болезненным эхом все время отзывалось в нем и напоминало о том, что все начальство приватизационного агентства в его стране — ничтожества.

Постоянное нахождение в таком состоянии вело к потере веры в добропорядочность людей, но, в конце концов, одновременно с этим принесло с собой и надежду. Принесло надежду, успокаивающую шепотом своим, что все будет хорошо и, просто-напросто, быть плохо не может…

Прибытие в Германию и виды явного благосостояния вернули ему веру в приближение счастья. Вернули, но не знает он еще, здесь и сейчас, за что ухватиться, за что держаться, чтобы не потерять, не упустить этот возникший в нем из ниоткуда лучик робко греющего света. Он начинает понимать, что находится сам и мечется внутри некой системы, но не может найти в ней спасительную мощь всеведения. Где она? Не знает. Не знает и бросается, будто в поиске наощупь, от одной новизны к другой…

Александр, внутренне посмеиваясь, смотрит, очередной раз, на смирно стоящих на переходе перед красным светом светофора группами людей.

«Они устроены — настроены не так, как мы. Они другие?»

Немцы, несмотря на то, что на прямолинейной улице даже в самом конце не было ни одной машины, терпеливо дожидались зеленого. Саша, вопреки всем правилам, демонстративно пересекает дорогу на красный…

Все видимое им здесь резко контрастирует с разбитыми в ямах и ухабах улицами, проезжей частью и серостью однообразных построек городов на родине. С обидой вспоминает о недавнем прошлом: пустые полки в магазинах, дефицит на предметы первой необходимости, угрюмые лица встречных на улицах родной столицы. Запрет на свободное чтение книг, на частное предпринимательство.

«Здесь воочию вижу достижения прекрасные в государстве, где главенствует собственность частная, — Санек, думая о пути, по которому идти его стране, лишний раз себя успокаивает. Сочетание капитализма с демократией — к благу ведут.

Демократия — это же власть народная. Правители не понравятся, снимем и других выберем.

Кроме того, узурпации, злоупотреблению властью мешает ее сменяемость, перевыборы. Вот, сам своими глазами вижу страны пример, где обилие всего, что человеку надо.

В банк приходишь и тебе всегда выдадут деньги в кредит. Главное — работай честно и верни с процентами, что взял. Деньги дают. Остается только действовать и свободным станешь не только духовно, но и материально.»

Увиденное в Германии подтверждает правильность подсказываемого и избираемого нами пути.

Прогресс — во всеобщем обилии товаров и размахе глобального, масштабного строительства — в архитектуре и в бизнесе — за границей его родной страны. Люди — довольны, улыбчивы и счастливы, наверняка… Всякий успех зависит только от самого человека… Примеров приводят массу, когда простой бедняк становится миллионером.

Любознательность заставляет Александра объехать достопримечательности Берлина, Кельна… Заменить ему гида любезно соглашается новый знакомый: Даршевский Лазарь — доброжелательный христианин, еврей, эмигрант из бывшего Советского Союза. Параллельно состоялись знакомства и с бизнесменами, и с представителями искусства, политиками. Особо положительное впечатление на Сашу произвел Эдуард Ходос — раввин, убежденный и мужественный борец с сионизмом, еврейским фашизмом…

Прибывает во Франкфурт — на — Майне. Впервые в жизни оказывается в современном аэропорту, где не выходя на улицу можно отправиться куда угодно на машине, поезде, самолете.

Мчатся по городу легковушки, едут автобусы, спешат люди… Движение, мелькание света на улице…

Многоголосие и разноязычие, пестрота и разноцветность окон, афиш театров, указателей к музеям.

Все это обилие, как сухая губка влагу, впитывает его тоскующее по многообразию, замученное ограничениями и запретами сознание, жаждущее свежей информации.

Здесь тоже слышен набат

Вечером Александр бродит один в центре города по ярко освещенной светом фонарей, реклам, витринами магазинов пешеходной улице.

Вглядывается задумчиво в окружение. Проходя мимо старинного дома даже не удивляется, когда вдруг чувствует, что воображение переносит его опять, будто втягивает энергией этого здания, в глубину веков прошедших.

Переплетаются там, то сливаясь, то разъединяясь деяния, одинаковые по сути своей, двух великих кланов: Клопшильдов и Вошьфеллеров. Одинаковые по цели, в мыслях и действиях.

Видит Александр их и ощущает как некий голос, словно колокольным набатом ритм сердца его ускоряет, предупреждает о несоответствии видимого благополучия и сути жизни.

Слышит безмолвное эхо, что носится в атмосфере общества, где все, на деле, устроено вопреки Совести.

Пророка призыв, словно птица в неволе, бьется как в клетке, где прутья — запреты, законы.

Стучится в двери сердца, где чувства заснули, призывный набат. Ветром, вечно свободным, несомый от неба к земле, звучит он в речениях Скифа потомков. Они, с рабством борясь, из века в век эстафету-факел, светящий греющим пламенем правды, из рук в руки вручают…

Колокол этот весть нам несет. Удар и звон-н-н-н…:

«А-а-а — У—М-м-м»

Слышу слова — гул набата накрывает весь мир…

Стойте,

Друзья, братья и сестры.

Постойте.

Оглянитесь,

Вглядитесь в день вчерашний,

В деяния правителей ваших,

Что противоположны

Словам.

Не идите в темень,

Где свет после невзгод обещают вам лицемеры.

По делам их цените…

Вот последовательность действий,

Связь причины и следствий…

Знайте: много веков уже боремся с рабством

И так же много веков рабами делают те вас,

Кто позавчера, тело мое стегая кнутом,

Рвали плетью кожу мою на спине,

Где рубцы и сегодня видны,

А в сердце пульсирует боль…,

Волю к свободе страхом боли и смерти ломали.

ВЧЕРА загнали в зависимость нас, пугая всех нищетой,

Голодною долей, когда из-за хлеба куска,

Что просят дети,

Ты вынужден рабство терпеть,

Если знаешь о нем

И принимать, если не знаешь…

СЕГОДНЯ, сейчас стегают плетью той же,

Но неявно.

Это та «колея», в какую вгоняют меня и тебя,

Те, кто захватил информации цельный объем,

Где части ее нас направляют

Влево иль вправо, словно нагайка…

Те, кто в Землю, матушку нашу,

Впились словно вампиры,

Ее кровушку-нефть забирая.

Те, кто законы создали

Под свои интересы.

Они изменили,

Силой, обманом

Суть жизни самой.

Было до них торжество

Красоты и Правды всеобщей.

К совершенству мы шли,

Напрямую с Духом общаясь.

Тогда строили мы Дом наш,

Как сотворцы,

Помогая друг другу.

Лиходеи уничтожили

Многих из нас,

Носителей Слова о Сути…

Заменили взаимопомощь

Принципом выгоды

Личной.

Теперь поставлены все вы

В связь причины и следствий

Подчинены как рабы

И блага ваши —

У них.

Присвоены силой, обманом.

Живете по правилам,

Что дали они.

Надо нам срочно, нам надо…

Слово Безмолвия — звон колокольный, затихая, словно тает в пространстве…

Вместо него перед внутренним взором возникает картина из близкого прошлого.

Вот, видит Александр маленького шустрого еврейского мальчонку.

Запыхавшись, чуть передохнув, несется тот от одного дома к другому, третьему… Спешит, зная что первому, принесшему хорошую новость, дают деньги. Рвется первым сообщить как можно большему количеству людей о появлении у родственника первенца.

Трясущимися от радости приобретения, суеты и гонки ручонками он хватает очередное дарение и несется дальше.

Это — Майер Амшель Клопшильд, который в пятидесятом году восемнадцатого века от рождества Христова родился во Франкфурте-на-Майне, в гетто, в семье менялы. Отец его давал деньги в рост. Советовал всем евреям давать в своих семьях, как делал он, детям деньги в займы за проценты, чтобы они могли с детства вкусить сладость ростовщичества и заблаговременно приучались им пользоваться.

Там же, тоже в семье менялы, на свет появился Майер Амшель Ротшильд, предок сегодняшних Ротшильдов.

***

— Удивительно, — поймал себя на новой направленности мысли Саша, — Родители малышам своим дают деньги взаймы под проценты!!! Это что за специалисты такие? Я сыну просто так даю деньги, а в долг и под процент — это кажется кощунством…

Получается, что они воспитывают детей не так, как мы. Но! Если воспитывают на других ценностях, то они, став взрослыми, отличаются от нас, меня.

Ростовщики — лиходеи не такие как мы? Выглядят также, как все люди… Какое же различие порождает специфика их воспитания?

Странно, что сегодня при значении, которое в нашей цивилизации играют деньги, мы учим наших детей только одной операции с ними — подсчёту.

Никто не учит пониманию, какая фундаментальная разница существует между процессом делания денег и наращиванием реального богатства.

Не объясняют о колоссальном различии между созидательными и разорительными хищническими инвестициями. Вопросы экономики и бизнеса должны начинаться именно с разъяснения этих понятий и этих различий.

Специально уводят от таких знаний?

Где зародилось ростовщичество и каково оно сейчас?

Глава2. Меняла=ростовщик

В истории появления денежного хозяйства Вавилон — вторая половина третьего тысячелетия до н.э. — известен как породивший ростовщичество и меняльное дело. Здесь государство начало юридически регулировать кредитные отношения и защищать интересы ростовщиков. Сохранение богатства имущих превратилось в политику уже в древние времена.

Клика менял, дающих деньги в долг под ссудный процент, была известна и в Римской империи. В ней двое императоров законами ограничили ростовщичество. Они оба были убиты….

В 48 году до н.э. император Юлий Цезарь отобрал власть чеканить монеты у менял и выпускал деньги в интересах общества. После этого поднялся уровень жизни, началось исполнение грандиозных проектов… Цезаря убивают. Контроль над движением денег переходит к частным лицам. Через время, уменьшается количество денег в обороте и изобилию приходит конец.

Дающий и Берущий

Менялы — люди, которых Иисус более двух тысяч лет назад выгнал из храма. За что?

Менялы в храме, когда евреи приходили в Иерусалим платить храмовый сбор, принимали плату только специальной монетой — половиной шекеля, единственной монетой угодной богу. Она представляла из себя половину унции чистого серебра и не носила на себе изображения римского императора. Этих монет было очень мало. Менялы захватили этот сектор рынка и диктовали евреям цену, продавая монету. Делали фантастические барыши, захватив монополию на искусственно изобретенный дефицит. Ведь, разницы нет какой именно монетой платить, но дефицит дает прибыль, которая возникает из ничего, из,,воздуха,,.

Для Иисуса — они нарушали святость Божьего дома.

Менялы — такое нейтральное название они сами себе придумали. На самом деле они — ростовщики, лиходеи, которые любое движение денег преобразовывали в получение ими ссудного процента, растущего в геометрической прогрессии: начислением процентов на неуплаченные проценты.

Александр читал уже о том, на что большинство не обращает внимания. Люди, беря в кредит 50 евро под 10% на одну неделю, успокаивают себя, что переплатили только 5 евро, а на деле это — 480 процентов в год: сумма увеличивается более, чем в четыре раза!

Как подчеркнул в своем исследовании Пасынков А. С.:

«Математические законы геометрической прогрессии продолжают действовать и при взимании сложных процентов в экономике. Расчеты поражают.

Если бы кто-нибудь вложил капитал в размере 1 пенни в год Рождества Христова с 4% годовых, то в 1750 году на вырученные деньги он смог бы купить золотой шар весом с Землю. В 1990 году он имел бы уже эквивалент 8190 таких шаров. При 5% годовых он смог бы купить такой шар еще в 1403 году, а в 1990 году покупательная способность денег была бы равна 2200 млрд. шаров из золота весом с Землю.

Действительно, за счет взимания процентов и сложных процентов денежные состояния удваиваются через регулярные промежутки времени.

Период времени, необходимый для удвоения размера вложенной суммы денег: при взимании 3% годовых для этого понадобится 24 года, при 6% — 12 лет, при 12% — 6 лет.

Обратное состояния у лица, взявшего кредит под проценты. Долгосрочный кредит, взятый, например, на 25 лет при сложных 3% годовых, к сроку выплаты удваивается… Чем ближе к моменту выплаты долга, тем менее благополучно выглядит финансовое состояние должника и связано это, прежде всего с экспоненциальной «хитростью» функциональной зависимости: маленький сложный процент / долгий срок выплаты…

В действительности между теми, кто выигрывает при такой системе, и теми, кто платит, существует огромная разница. При сопоставлении получения и платы процентов для 10 одинаковых по численности групп ФРГ выясняется, что первые 80% населения больше платят по процентам, чем получают, 10% получают несколько больше, чем платят, а последние 10% получают в два раза больше, чем платят. Это в совокупности и есть та часть, которую потеряли первые 80% населения.

Этот факт превосходно объясняет сущность механизма, может быть, самого важного, позволяющего богатым становиться все богаче, а бедных делающего все беднее.

Если мы более пристально посмотрим на последние 10% населения относительно их доходов от процентов, то снова столкнемся с феноменом показательного роста. Для последнего 1% населения доходы от процентов превышают в 10 раз доходы предыдущей группы, а для последних 0,1% БОЛЕЕ ЧЕМ в 100 РАЗ…

К десятому столетию произошло значительное изменение положения иудеев в мире. Они стали влиятельной политической силой…»

Достигнуто такое было на основе ссудного процента, который нес им богатство, а другим — зависимость и обнищание. Начинают появляться ограничения величины процента. Встречаем постановление немецкого сейма, запрещавшего «евреям взимать более 43 процентов годовых, так как эти последние, давая в займы на месяц и даже недели, получали 300, 400 и даже 600 процентов в год… Часто в руках евреев оказывался сбор налогов. В Испании это стало общим правилом…»

Аристократы лишались дворцов, земель, а кредиторы щеголяли в обновках…

Львы или Лошади

Ни с того, ни с сего в памяти Александра возникла песенка и голос Мариам:

«Трудно, даже, льву, когда он один. Вожак стаи шакалов для него — господин…»

Звучание песни словно раздвигает занавес на сцене и видит он десятку шакалов, что темно-пятнистою сворой окружили одинокого льва.

В кашле зашелся, грубо лая, предводитель их стаи.

«Ты, царь зверей, боле не царь. Теперь правим мы, потому, что мы обхитрили всех львов. Жить будешь по правилам нашим. Впредь, каждую добычу всегда ты будешь нам приносить, а мы от нее будем тебе долю дарить, если заслужишь. Понял цель жизни?»

Рычание-хохот льва рыком грозным перекрыл наглое тявканье презираемого всеми шакала.

— Сейчас я вас всех на куски разорву, — лев прорычал, готовясь к прыжку.

— Стой. Помнишь ты брата, льва, своего? Он так же рычал… Пройдись-ка ты с нами и увидишь что осталось там от него…

Лев, окруженный ордою шакалов прошелся вперед и в яме увидел то, что осталось от брата его… Кости и кости, только кости и череп…

— От голода умер. Так же будет с тобой, если правила наши не примешь. Встань на задние лапы и увидишь, что нет в округе для еды ничего. Всех загнали мы за забор, откуда добычу теперь, открывая ворота нашим ключом, будем к тебе выпускать или нет. Войско наше спрятало ключ и его не найдешь. Теперь одолеть нас, даже, тебе не по силам. Выбирай: смерть или жизнь, но по правилам нашим.

Глядя на брата останки тихо царь зверей промурлыкал:

«Жить я хочу и согласен хомут ваш надеть…»

— Отлично. Приятно дело иметь с умным царем. Мелочь я уточню и добавлю. В тайне оставим наш уговор. Мы только знаем, что ты лошадью стал. Для всех остальных, кроме нас, львом останешься ты, как и прежде… Доволен?

Лев, дыша в унисон с высокомерным хрипом шакала, смиренно морду к траве опустил…

Над ними, львом и стайкой шакалов, в полете, следя друг за другом, кружась вокруг церкви, грифов группа летала: где ложь, там, ведь, и падаль…

Вдали, в поисках пищи-ресурсов, в отдельную стаю сбивались убийцы-гиены…

Какой это век? Десятый — от рождества Христа.

Правители наши из львов в лошадей превратились…

Невидимая империя

Лиходеи ссудным процентом вгоняли народы целых стран в нищету. Возникло противодействие. На ростовщическую деятельность накладывается запрет, но они продолжают действовать тайно.

«Ростовщик гнусен в глазах Бога и человека прежде всего потому, что нет другого греха, который когда-нибудь не «отдыхал» бы: прелюбодеи, развратники, убийцы… устают от своих грехов, между тем как ростовщик продолжает наживаться непрерывно… Ростовщичество разрушает связь между личностью и ее практикой, ибо даже тогда, когда сам ростовщик ест, спит или слушает проповедь, проценты продолжают нарастать…

Известно, что ростовщики в народе, давшем миру Эйнштейна, Фрейда, Спинозу, Швейцера, Рихтера, Левитана, Маркса, Пастернака и других великих деятелей науки и культуры, составляли лишь незначительное число.»¹

Их мало, но они захватили главные инструменты воздействия и не выпуская их из рук — как кучер вожжи и плеть, которыми он один легко управляет тройкой огромных лошадей — ведут упряжку-народы к своей цели.

Ростовщики, лиходеи — это не евреи, а существа с особым складом ума, с особой шкалой ценностей. В Китае этим занимались уже китайцы и особенно усердствовали евнухи, которые довели страну до восстания.

Всем им присущи приемы, обессиливающие производительность туземных жителей: «стремление к легкой наживе и к высокому проценту с оборотного капитала, шейлоковская неумолимость взысканий, умение ловко вовлекать должников в крайнюю нужду, искусство соблюдать формальную сторону закона и прикрывать самые позорные сделки флагом «благонамеренности»²

В Европе эпидемия Черной Смерти, в 1347 — 1351 годах разразившаяся в условиях, когда миллионы людей были ослаблены постоянным недоеданием, привела к гибели ПОЛОВИНЫ населения Европы. Именно этот период в Европе характерен высокими нормами ссудного процента и активизацией деятельности ростовщиков по обезземеливанию крестьянства.

В результате деятельности евнухов-ростовщиков, правящих при дворе императора династии Мин, в 1595 году голод поразил провинции Шаньдун и Хэнань.

«Люди выглядели высушенными, непохожими на людей… Они продают своих жен и дочерей ростовщикам на дорогах. Женщину цветущего возраста можно купить за 1 доу проса, мальчика десяти лет — за несколько монет. Младенцев бросают в канавы и каналы, а стариков оставляют на дорогах. На всем протяжении страны — умершие от голода, повсюду грабежи и разбой. Люди на дорогах едят человеческое мясо, и положение слишком ужасно, чтобы описывать его. Тридцатилетние восстания против евнухов-ростовщиков и войны принесли катастрофу… По некоторым оценкам население Китая в начале XVII века составляло около 250 миллионов человек; к 1661 году оно сократилось до 105 миллионов!»³

Одни загнаны в обстоятельства, где умирают от голода. Другие, кто сделал такое, хвастливо заявляют:

«Я готов платить своему заместителю миллион содержания, но тот должен… прежде всего «не иметь ни малейшей моральной щепетильности» и быть готовым «беспощадно заставлять умирать тысячи жертв».⁴

«Что вы волнуетесь за этих людей? — заявляет наш современик А.Б.Чубайс, — Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом — новые вырастут».

Разве могут отказать мне в чем-либо «…тому, у кого в руках мешок с золотом? Я достаточно богат, чтобы покупать совесть человеческую, управлять всесильными министрами через их фаворитов, начиная с канцелярских служителей и кончая любовницами. Это ли не власть?

Я могу, если пожелаю, обладать красивейшими женщинами и покупать нежнейшие ласки. Это ли не наслаждение? А разве власть и наслаждение не представляют собой сущности вашего нового общественного строя?

…Все ваши нравственные правила и убеждения — пустые слова. Незыблемо лишь только одно — единственное чувство, вложенное в нас самой природой: инстинкт самосохранения. В государствах европейской цивилизации этот инстинкт именуется личным интересом.

Вот поживете с мое — узнаете, что из всех земных благ есть только одно, достаточно надежное, чтобы заставить человека гнаться за ним. Это — …золото… везде идет борьба между бедными и богатыми. Везде и она неизбежна. Так лучше самому давить, чем позволять, чтобы другие давили тебя…

Переживает все наслаждения только одна утеха — тщеславие. Тщеславие! Это всегда наше «я». А что может удовлетворить тщеславие? Золото! Потоки золота… В золоте все содержится в зародыше, и все оно дает в действительности.»⁵

Всеобщая «уловка состоит в том, что мы живем не за счет нашей собственной энергии или нашей собственной воли, а благодаря энергии, которую мы ловко крадем у мира… делая другого своей судьбой, вы извлекаете из этого самую утонченную энергию.»⁶

Ростовщическая «империя почти невидима, поскольку не имеет официальной структуры. Большинство ее граждан даже не знают, что они подчиняются ей, или, более корректно, они признают, что подвержены действию неличных и иногда разрушительных сил, но они не понимают, что представляют собой эти силы…».⁷

«Ясно, что в настоящее время существует финансовая сила, которая ведет мировую, строго организованную игру: вселенная — игорный стол, ставка — мировое могущество.»⁸

Хронология изгнаний

Из-за лиходеев лишениям подвергали всю еврейскую нацию и было так много раз — даже в ХХ веке, что подтверждает нижеприведенная хронология.

Конец ознакомительного фрагмента.