Девять Жизней. Девятый вал

Валентина Спирина

Девять авторов, девять судеб из разных стран и городов… И произведения тоже очень разные: фантастика, фэнтези, классика – это всё вы найдёте в прозе. А ещё многогранная и, как всегда, очень «вкусная» лирика: любовная, бытовая, социальная и пейзажная… Усаживайтесь поудобнее и наслаждайтесь поистине волшебным миром талантливых авторов.

Анте Наудис

Россия — Москва

Красный олеандр

— Познакомься, — сказал Саша, помогая Ольге снимать плащ в прихожей светлой квартиры. — Это мой друг, у него сегодня день Рождения.

— Ольга, — поздоровалась девушка, протягивая тоненькую ручку.

— Олеандр, — произнёс хорошо сложенный молодой человек в красной рубашке с расстёгнутым воротничком, из под которого было виден кусочек накаченной мышцы. Он широко улыбнулся и поцеловал руку девушки.

— Какое интересное имя… как и вы…

— Можно на «ты», — ответил он и снова улыбнулся. Широкие плечи, большие руки. Темноволосый, с внимательными карими глазами, но во взгляде нечто острое.

— Это Ольга, моя девушка, — произнес Саша, и девушка немного расслабилась, нежные слова убрали тревогу. Она просто пришла в гости, просто день Рождение друга Саши, с которым он познакомился в автошколе.

На просторной кухне было уже всё готово: лежал ломтиками нарезанный сыр, салаты из зелени и творога, чечевица с овощами в соусе, дымилась картошечка с укропом, а на соседнем столике, что поменьше стоял огромный торт, но без свечек. Ольга хотела спросить, сколько же лет исполнилось имениннику, но как-то постеснялась. В середине круглого стола, за который они присели, стояла бутылка вина «Бастарде» и три бокала.

— Больше никто не придёт? — спросила Ольга.

— Остальные будут лишними, — как то приглушённо ответил Олеандр, тембр его голоса показался таким приятным, ласкающим слух.

Вино разлили по бокалам, и Олеандр поспешил поухаживать за гостями, будто день Рождение был вовсе не у него. Он раскладывал салаты и запечённые баклажаны в сыре на расписные тарелки, раздавал столовые приборы и улыбался.

— Давайте выпьем за вашу красоту, Ольга! — произнёс первый тост.

Девушка смутилась, ведь день Рождения-то не у неё.

— Да… но…

— Не смущайтесь, Оля…

— Я хочу, чтобы вы это оценили. Я сделал торт сам! Всю ночь старался, — Олеандр поставил торт в середину стола. Это был изумительный торт, похожий на расписную сказку. Крем из пищевых красителей был мастерски положен на коржи в виде красочной мозаики. Ольга очень удивилась, обычно все покупают в магазинах или делают на заказ, а тут — сам. Казалось, сладостью заполнилось вокруг всё: красное вино наполнило её губы, крем торта её язык, а речи интересного молодого человека её сердце. Она на мгновение забыла Сашу, настолько необычным казался ей этот красавец в красной рубашке. Только странный взгляд Олеандра был перцем в сладкой атмосфере, но Ольга старалась не смотреть ему в глаза, хотя он постоянно ловил её взгляд.

Приторная сладость вскоре разморила девушку. Голова пошла кругом, и нестерпимо захотелось спать, но было не прилично в гостях.

— Я играю на фортепиано, хотите послушать? — обратился Олеандр к Ольге.

— Надо бы освежиться, — встрял Саша, он почувствовал лёгкое раздражение, и пошёл в ванную, умыться холодной водой.

Ольга хотела встать и отправиться за ним, но силы словно покинули её. Она повернулась и, в туже минуту, их глаза с Олеандром встретились. Мгновение, и он, схватив её за руку, притянул к себе.

Девушка, словно загипнотизированная, подалась вперёд, и когда его губы прильнули к её губам, была не в силах оторваться от их сладости. А затем горячие большие ладони начали ласкали её спину под тонкой шёлковой блузкой. Земля будто уходила из-под ног.

Вода в ванной перестала шуметь, и Саша вышел. Он долго стоял, как вкопанный.

— Нам надо поговорить! — сказал наконец решительно.

— Не надо… уходи, — ответила почему-то Ольга. Она ненавидела скандалы и понимала, что сейчас это произойдёт.

Это была минутная слабость, в которой она просто не отдавала себе отчёта. Когда-то много лет назад, когда была совсем юная, мечтала, что встретит сильного и решительно парня, который просто заключит её в свои объятья и, ничего не говоря, зацелует. Слова не нужны, нужны только действия, и не важно, что там произойдёт, ей просто хотелось оказаться во власти настоящего мужчины и потерять голову. Но такие ей никогда не встречались. А если и видело что-то похожее, то избегала, потому как последствия могли быть непредсказуемы. Социум и общественное мнение, родственники и друзья, все осудили бы молодую девушку, которая отдалась мужчине, за близостью с которым не стояло бы чего-то большего.

Нужно было всегда думать о последствиях, и эти последствия — яд, который разрушал сладость… сладость близких отношений.

Но сегодня голова Ольги была одурманена вином и запахом мужского прокаченного тела, её губы вошли во вкус торта и страсти, она хотела отдаться, отдаться мужчине и потерять голову, не думая о ядовитых последствиях.

— Уходи! — решительно крикнула Саше и повисла на крепкой мужской шее, ища сладостные губы и сильные властные руки.

Белый олеандр

Перед глазами Анны лежал психологический тест. Она внимательно рассматривала белый лист с заданием, где нужно было нарисовать цветок, тот, который больше всего западает в душу. Потом по рисунку психолог, на приёме у которого находилась девушка, расскажет некоторые особенности личности.

На листе уже были сделаны некоторые изображения: в большом квадрате было прорисовано нескольких лепестков. Эти контуры должны были помочь Анне начать рисовать свой цветок.

Девушка дорисовала к контурам белые цветки, стараясь не раскрашивать, хотя цветные карандаши и фломастеры были в избытке. Она не хотела искажать природный цвет — белый. Да и зачем сильно заморачиваться, ведь бумага была отличном фоном для цветка, который запал в душу Анны.

— Это белый олеандр, — сказала она и протянула рисунок психологу.

— У вас конфликт личности, — произнёс психолог, взглянув на рисунок.

— И на чём он основан?

— На раздвоенности, — ответил он, что и следовало было ожидать.

Он долго рассматривал рисунок Анны, вертел его в руках, а затем внимательно на неё посмотрел.

— Вы удивительная и уникальная личность.

Анне стало приятно от его слов, и напряжение, которое до этого сводило руки и ноги, постепенно начало проходить.

— Вы так считаете? — просияла она.

— Да… знаете в чём это заключается?

Девушка внимательно смотрела, будто сомневалась в чём-то.

— В том, что вы, в отличие от других, любите себя достаточно сильно и без угрызения совести. Такая любовь к себе удивительное явление в повседневной жизни. Я вот только одного не пойму, каким образом любовь к себе могла в вас остаться, учитывая то, что в детстве родители и общество выбивают из ребёнка любовь к себе и этот уникальный заложенный с рождения в каждом Божественный эгоизм.

— Моя мать, — начала Анна. — Всё благодаря ей.

— Мать? — психолог поправил очки.

— Моя мать — Белый олеандр.

— Интересное сравнение…

— Женщина, которая была вынуждена родить, выйти замуж без особой любви, — продолжала Анна, — ей пришлось жертвовать жизнью и собственным счастьем ради общества, ждущего от неё жертвы… Такие женщины рождают своих детей в нелюбви и считают, что дети украли у них их счастье. Белый олеандр постепенно отравляет жизнь своей дочери из зависти, из ревности и от фрустрации своей собственной жизни, да мало ли из-за чего, просто ей плохо, больно, обидно и из неё сочится яд. Яд с молоком матери…

— Понимаю, — психолог хмурил брови. — Другое время, когда не было свободы выбора у женщин…

— Представляете, каково это: родиться, выйти на свет и столкнуться с нелюбовью, осознать, что первый человек, которого ты встретил в жизни — твоя мать, и она не любит тебя. Моя нежная и на редкость чувствительная душа не могла этого вынести… я нуждалась в любви, как в воздухе, поэтому я дала сама себе эту любовь. Я полюбила себя так, как хотела бы, чтобы меня полюбила она.

— Невроз, — подытожил психолог.

— Да, врачи в детстве ставили мне невроз, а что мне оставалась делать? Я не представляю своей жизни без любви… — начала оправдываться Анна.

— Не переживайте, с вами всё в порядке.

Но Анна будто его не слышала.

— Я сталкивалась с нелюбовью повсюду… Меня никто никогда не любил… и мой невроз усиливался. Я пришла к вам, чтобы вы помогли мне!

— Вы чувствуете, что вас никто не любит?

— Да, — ответила Анна и её глаза увлажнились.

— Но вы любите себя, потому что очень нуждаетесь в любви?

— Да, — стала всхлипывать Анна.

— Люди не могут вынести того, что вы любите себя больше, чем их…

— Я не люблю их больше чем себя. Я вообще не могу выбирать между этим — это неравнозначный и невозможный выбор, — произнесла Анна и окончательно разрыдалась.

— Но вы сохранили Божественный эгоизм! Это такая уникальная вещь в наше время!

Анна на минут успокоилась и вопросительно посмотрела на доктора.

— Вокруг вас ревнивые, искажённые и невротичные люди, которые просто ревнуют вас к самой себе… Вы же гармоничная и целостная личность.

— Подождите, вы хотите сказать, что я абсолютно здорова и у меня нет невроза?

— Человек, не способный любить себя, не может дать ничего и другому, вы уникальная личность в наше время.

На этих словах Анна снова расплакалась. Она вспомнила все оскорбления, которые наслушалась за долгие годы своей жизни: эгоистка, себялюбица, нарцисс, эгоцентрик, экзальтистка, и, сквозь слёзы смотрела на свой рисунок, который психолог положил перед ней, дав ей возможность выплакаться и всё осознать.

Слёзы капали на белый олеандр, делая его ещё более прекрасным, а в голову постепенно приходило шокирующее осознание, что благодаря её матери, она стала уникальной личностью и не опустилась в серую массу обыденности. Она была особенной по определению: любовь к другому начинается с себя. Белый олеандр на рисунке казался ей сейчас такими милым, и внутри больше не было отчаяния и боли. Гармония — это когда не нарушается счастье внутри, не зависимо ни от каких жизненных условий. А счастье — это любовь.

— Спасибо, мама, — произнесла едва слышно Анна, и вытерла слёзы.

— Белый цветок означает, что вы уже встретили настоящую любовь, — сказал между делом психолог.

Розовый олеандр

Кто не внемлет урокам Судьбы и не делает выводы, тот продолжает проходить уроки дальше, но задача усложняется. Антон стал привыкать к странным отношениям с девушками, а точнее с девушкой, которая являлась к нему в образе цветов. Он ждал появления новой красавицы…

Собрав вещи, Антон пошёл на море, где собирался встретить её. Вглядываясь в каждую прелестницу, проходящую мимо, он был убеждён, что узнает её также быстро, как узнал смуглянку Розу, я вившеюся ему на вчера на пляже. Но никого более-менее похожего не было.

Стояла невыносимая жара, на море находится было невозможно, солнце палило своим лучами так, что на коже появлялись красные пятна. Нужно было немедленно прятаться в тень деревьев и кустарников, что росли тут повсюду.

Девушка не появлялась целый день и, даже, на следующий. Антон подумал, что она, должно быть, очень обиделась после его последней выходки. Прогуливаясь по району частного сектора, где всё было засажено олеандром, он мысленно просил прощения у Розы, в надежде, что она услышит его, простит и придёт.

Неожиданно, он услышал треск ломающихся веток. Обернувшись, увидел молодого человека в симпатичной розовой рубашке и джинсовых шортах на крепких загорелых ногах.

— Антон… — позвал его молодой человек.

— Вы кто? — удивился Антон и направился к олеандрам, где стоял парень. От жары его так разморило, что любая тень была сейчас спасительной прохладой.

Когда он вошел в заросли кустов, то оказался на светлой поляне в тени розовых олеандров и, сев на прохладную траву, чтобы отдышаться, еще раз посмотрел на незнакомца.

— Меня зовут Олеандр, — сказал парень и, заметив, что Антона передёрнуло, схватил его за руку. — Поди сюда, голубчик.

Антону и так было плохо от знойной жары, а тут еще парень с таким странным именем…

— Не трогай меня! — кричал Антон, когда на него нашло очередное лёгкое дежавю.

— Розу помнишь? — спросил парень, и сила его рук заставила Антона трепетать, он был выше и сильнее его, а потом когда повалил его на траву в глазах заплясали звёзды.

— Не надо, не надо… — пролепетал Антон, но участь его была решена.

В этот болезненный и отчаянный момент Антон вспоминал Розу и осознавал что-то очень важное. Слёзы унижения лились из его глаз, заливая примятую траву и порванную майку. Почему для одного человека что-то является наслаждением, а для другого унижением? Почему каждый воспринимает всё по-своему? Как много вопросов Антон хотел задать, но слёзы обиды заглушали, становясь в горле комом.

Когда всё закончилось, Антон встал, молча натягивая на себя одежду. Слёзы высохли, а в душе поселилась холодная обида.

— Не принимай близко к сердцу, Антон, — заговорил Олеандр, подавая ему руку. — Я не собираюсь оставить тебя одного наедине с твоей обидой.

Антон молчал, ком в горле не давал ему и слова молвить. Олеандр приблизился к нему и обнял, заключив в широкие объятья. Антон попытался вырваться, но лишь отчаянно заплакал.

— То, что ты воспринимаешь ненормальным, может быть вполне нормальным, — сказал Олеандр, — и наоборот, как ты тогда считал было у вас с Розой, — затем достал из кармана пузырек с какой-то жидкостью и протянул Антону, — выпей, тебе станет легче, иногда яд приносит пользу.

Антон выпил настойку залпом, так как не мог совладать с теми ужасными чувствами, что сейчас творились в его сознании. Его немного отпустило, и теперь он уже не пытался сопротивляться объятьям Олеандра, а тот, в свою очередь, постарался быть более нежным.

Двое суток Антон жил с Олеандром в его номере в гостинице. Крепкий парень уже не казался ему таким страшным, и он даже привык к его странным немного грубоватым, но в тоже время обходительным манерам. Все стереотипы до встречи с Олеандром разрушились, и Антон понял, что не важно какое тело имеет человек, главное — это его душа. А душа в нём была нежная, страстная и такая узнаваемая… Антон знал, что она принадлежит отчасти нежной Магнолии, немного трепетной Акации и чуть-чуть обиженной Розе. Это была она, его девушка, просто сейчас вот в таком странном, непонятном для него образе.

Вся философия заключалась в привитом обществом чувстве унижения, чувстве вины и страхе стереотипов, разного характера. Людям вбивалось в голову определённая система ценностей и, если они хоть немного от неё отходили, проявив внутренний индивидуализм или осознанное творчество, срабатывал механизм, в виде привитых чувств: унижения, вины, страха и прочего.

Олеандр был мягок и заботлив, как девушка, и Антон понимал, что открыл для себя новую грань отношений. Теперь с его сердцем происходило нечто странное, оно прошло предательство, злость, боль и обиду, по-новому вспыхнув свежим, без условностей, чувством.

— Олеандр, — позвал друга Антон, когда они в очередной раз сидели на тенистой скамейке в парке красивых розовых олеандров и любовались их неповторимым цветением. — А ты не думаешь меня бросить?

— С чего бы это? — улыбнулся молодой человек, — Мне хорошо с тобой.

— А вот я вспоминаю о Розе… может она вернётся?

— С ней ты повёл себя неправильно, а со мной твой сценарий изменился, и теперь неправильно могу вести себя только я, — улыбался Олеандр.

— Теперь как никогда понимаю девушек. Но знаешь… я подумал, ты ведь тоже не можешь постоянно быть в этом воплощении, может попробуешь что-то другое…

— Ты хочешь, чтобы я принял женскую оболочку? — разгадал его мысли Олеандр. — Вроде как ты сломал стереотипы общества?

— Ты не понял, я хотел спросить есть ли у тебя постоянная оболочка, истинная форма души?

— Есть, но пока ты не научишься любить безусловно, тебе предстоит ещё много понять и пройти.

Так еще несколько дней они были вместе, и душа Антона чистилась от напускной шелухи, проходила чистку отношений. Он привязывался к душе человека, которого, казалось бы, знал всегда и прошёл с ним многое, принимая его тело и связь между ними как данность.

Каждый день влюблённые приходили в сад цветущих олеандров и разговаривали по душам, и однажды, Антон закрыл глаза от головокружительного запаха цветов и знойной жары, а когда открыл их, рядом с ним никого не было. Он понял, что пришло время, и Олеандр покинул его, а это значит, он прошёл свой урок достойно.

На скамейке, где только что сидел его нежный друг, лежало несколько веточек розового олеандра. Антон взял их и прижал к груди, закрыв глаза, он произнёс: «благодарю».

Стояла жара, и только тень спасала от невыносимого зноя.

г. Москва, 2018 год

Море за окном

Глава 1

Я сидела на широком подоконнике и смотрела в окно. Это был цокольный этаж клиники, где я проходила лечения с такими же шестью пожилыми женщинами, кровати которых стояли возле каждой стенки.

Палата напоминала мне каюту, в которой мы, словно на большом корабле, качались на волнах солёного моря, не зная, что будет с каждой из нас дальше. Широкая рама окна была распахнута настежь, и свежий летний воздух трепал мои седые волосы, а я не отрывала взгляда от бесконечного зеленоватого моря, раскинувшегося за окном. Как странно, вокруг была его прозрачная изумрудная вода, и моё распахнутое окно и широкий подоконник словно толкали меня в низ, появлялось острое желание поплыть, но я не могла себе этого позволить. Я всматривалась в даль и видела, как на воде появлялись небольшие островки с проросшими кустарниками, на них аллели спелые ягоды, а на покатых бережках купались разноцветные птицы. Потом они исчезали, словно мираж, и море приобретало более синий оттенок, становясь ещё более бескрайним и глубоким.

Мне невыносимо захотелось соскользнуть с подоконника и оказаться в прохладной синеве, но я не решалась. Неожиданно, возле меня на подоконнике очутилась молодая девушка в оранжевом купальнике. Худенькая с волосами цвета лесного ореха до плеч, скрестив белые ножки, она была похожа на русалку. Посмотрев на меня чёрными как две спелые вишни глазами, она улыбнулась.

— Хочешь, поплаваем?

— Ты кто?

— Меня зовут Даце.

— Конечно! — обрадовалась я, хоть кто-то имеет такое желание как я. — Только купальник надену.

Я бросилась в свою палату, чтобы взять купальник, но порывшись в тумбочке, не нашла его.

— Вы не видели моего купальника? — спрашивала я бабушек.

Они качали головой, делая странные лица.

— Ладно… поплыву в майке и шортах…

Даце первая зашла в воду, она спрыгнула с окошка, в воде оказалось совсем мелко, а дальше, по мере того как она заходила в воду, становилось всё глубже. Сначала её красивые бёдра погрузились в воду, затем тонкие плечики, а потом она сделала прыжок и поплыла. Плыла она красиво, словно серебристый дельфин, резвящийся возле корабля. Это меня вдохновило, что я перекинула ноги через раму, и кое-как сползла с подоконника. Ступив в прохладную солёную воду, я почувствовала неописуемый восторг. Ноги ощутили блаженство и наполнились силой, а когда я сделала пару шагов, ощутила, что они будто помолодели, потом колени, дальше бедра… я всё дальше и дальше заходила в море.

— Андреа, немедленно вернитесь! — услышала я голос за спиной. Медсестра кричала мне из палаты окна, а пожилые женщины в таких же чёрных майках и шортах испуганно смотрели на меня.

— Плыви! — в тоже время закричала Даце, и мои ноги, будто отделились от тела, тянули меня в море за серебристым дельфином, в которого она, как мне тогда показалось, превратилась.

И вдруг я осознала одну печальную вещь, о которой в тот же миг пожалела, я слишком не глубоко зашла в воду, выше колен, и мои ноги готовы были унести меня в синеющую даль, но остальное тело, оставшееся на поверхности было прежним, оно не коснулось воды, а потому тянуло меня обратно. Силы были не равны, мои ноги при жизни были не такие сильные, по сравнению с крепким и очень развитым телом, а потому сейчас оно перетягивало меня. Мне не хватило каких-то 5 минут, чтобы зайти в воду дальше, хотя бы по пояс, до того как меня окликнула медсестра.

На море разразился сильный шторм противодействия, и я, испугавшись, бросилась к своему окну, влезла в него и оказалась в палате. Медсестра велела мне немедленно лечь на кровать.

— Нет! — кричала я, не желая отходить от окна. Шторм, разыгравшийся на море превращал воду в снег, и вода замораживалась на моих глазах.

— Даце! — кричала я.

Сухие старухи и перепуганная медсестра тащили меня от окна, а я, вцепившись руками в раму, отчаянно сопротивлялась, выкрикивая имя прекрасной «русалки», всматривалась в снежную лавину, которая постепенно становилась белой утоптанной гладью.

Моя кровать была у окна, и когда им удалось повалить меня на неё, я всё равно видела некоторый кусочек в пространстве окна. Там была зима, и люди в тёплых пальто и меховых шапках шагали по утоптанному снегу, который образовал большой белый пустырь, где совсем недавно было огромное синее море. Мне стало холодно и я задрожала.

— Там было море… и дельфин… Даце.

— Всё пройдёт, — — успокаивала меня медсестра, вставив мне укол в вену.

Старухи столпились возле моей кровати и что-то друг другу шептали.

— Искала какой-то купальник, говорила, что плавать пойдёт…

— Выпрыгнула из окна, разговаривала сама с собой… хорошо, что мы на первом этаже…

— Она очень одинокая, у неё никогда не было семьи… к ней никто не приходит…

Мои веки медленно наливались, пока глаза окончательно не закрылись. Я погружалась в сон, под действием лекарства, но перед этим успела задуматься о том, что они сказали.

Когда я очнулась, то долго не могла понять где я и что со мной произошло, но забыть бирюзовое море, теплоту летнего воздуха и Даце я не могла… Я пошла к зеркалу, чтобы посмотреть на своё отражение, зеркало висело так низко, что не отражало меня полностью, в нём были видны только мои ноги выше колена: старые, дряблые, распухшие, поражённые фиолетовыми венами варикоза. Как странно, значит я действительно старуха, запертая в сумасшедшем доме, и там за окном холодная зима и обледенелый пустырь.

Как часто люди начинают придумывать себе… фантазировать, мечтать.

«Но это правда, море действительно существует», — — услышала я знакомый голос у себя в голове.

— Даце! — воскликнула от радости.

Мой мозг словно разделился на две части: в одной были лживые старухи, чопорная медсестра, больничка и материальный искажённый мир, который хотел убедить меня в том, что я всё придумала, что я сумасшедшая, а во второй части было море и жила Даце, моя любимая девочка-дельфин.

Но, как бы меня не убеждали, я знаю, что существует другой параллельный мир, просто они его не видят. Он есть, потому что я была там, видела и чувствовала. У меня нет доказательств, но не всё можно доказать, не все вещи проявлены в материальном мире. Я точно знаю, что существует другой мир, и там всё не так. А этот мир — просто матрица, и многие считают, что кроме него больше ничего нет. Матрица поставлена в нашей голове, и когда-нибудь я выйду из неё. Нужно просто затаиться и выбрать подходящий момент.

Глава 2

Всякий раз, когда медсестра после утренней раздачи таблеток, уходит, предварительно проверив, все ли проснулись и находятся ли в здравии, я дожидаюсь, пока её белый силуэт исчезнет за дверью, чтобы прильнуть к окну. Там, за пеленой серой пыли, звенит капель — весна идёт, вовсю барабаня по железному подоконнику ещё холодным, но весёлым дождём. Снег превращается в мокрые корочки, которые текут и таят, образуя ручьи, а те, в свою очередь, формируются в речки, делающие сплошное озеро. Из моего окна отчётливо виден тот снежный тающий пустырь, где когда-то было море, и я знаю, что скоро оно заиграет своими бирюзовыми красками, как только растает весь снег.

Я помнила всё, сколько бы таблеток не выпила, хотя я старалась их не принимать, и прятала в кармане своего большого халата, а потом смывала в унитазе, чтобы не блокировать память. Мне нужна память, чтобы не забыть голос Даце: «Андреа, плыви со мной!»

Я терпеливо ждала весны и удобного случая, а дни будто назло замедляли ход времени и тянулись долго и буднично. И вот, однажды, я увидела, что наступила настоящая весна — тёплый долгожданный май, а вокруг всё распустилось и зацвело. На месте когда-то унылого пустыря больше не было грязного снега, там появился песок, кажется, морской… Море ещё не пришло, но уже скоро, оно появится здесь, я это поняла по характерному состоянию атмосферы и предчувствию, которое меня никогда не поводило.

***

Обычный день после приёма таблеток, я прильнула к окну, было достаточно солнечно, в палате становилось душно, и я впервые распахнула окно, после долгой заморозки. Под всеобщее одобрение, впустила в палату солнечные майские лучи. Уловив ноздрями солёный, чуть влажнный воздух, я поняла, что море приближается. Забралась на широкий подоконник, села и принялась ждать.

Кажется, я немного задремала, а когда открыла глаза, то увидела перед собой бескрайнее, великолепное море. Послышался голос, такой знакомый и родной, он разбудил меня.

— Привет, Андреа.

— Даце! — воскликнула я, на радостях обнимая девушку, которая сидела рядом, всё такая же прекрасная, только купальник на ней был другого цвета — розовый. Чёрные вишни-глаза смотрели на меня с озорством.

— Готова? — спросила она.

— Этого момента я ждала всю зиму.

— Дай мне свою руку, — сказала Даце, взволнованно, потому как на этот раз, она не хотела, чтобы я повернула обратно.

Торопливо перекинув ноги, мы, взявшись за руки, соскользнули с окна, опустившись ногами в прохладную воду моря. Ноги ощутили блаженство и наполнились силой, я сделала решительные шаги вперед — колени, бедра и вот я уже по пояс в воде. Я спешила — живот, плечи, ключицы. Остановка. Мне не хватало толчка. Застыв в воде, касающейся моих ключиц, я смотрела перед собой, забыв, что Даце держит меня за руку.

— Не бойся, — сказала она. — Смерти нет. Она лишь твоя иллюзия в сознании. Ты существуешь вне времени и пространства и способна находиться где угодно: в человеческом теле и вне его, — загадочно улыбнувшись, — как в квантовой механике: некая частица может оказаться и там и сям, а некое событие развиваться по нескольким и бесчисленным вариантам.

Она выпустила мою руку и передо мной появился серебристый дельфин. Я интуитивно ухватила его за плавник, он рванулся вперед и через минуту уже несся, рассекая гладь моря, а я со всех сил держалась за него, прильнув к скользкой спине.

Это было непередаваемое ощущение свободы. Ветер трепал мои седые волосы, а тело наполнялось силой, которая делала его упругим и крепким. Руки неожиданно стали сильными и крепче сжимали плавник, а спина наполнилась равновесием. Где-то там в середине моря, я разжала ладони и с плеском упала в воду, погрузившись под неё с головой, а когда вынырнула, то увидела солнце, которое окрасило мои волосы рыжиной и засветило прямо в глаза, наполняя их ослепительным светом.

Я обрела прежнюю красоту, молодость и отнятую свободу, и казалась себе бессмертной. Даце подплыла ко мне и сдернула с меня старый халат, который мёртвым грузом прошлого пошёл ко дну. Я была обнажена, но моё тело было сильным, крепким и упругим, готовое брать новые горизонты.

Где-то там вдали, с берега своего окна, я слышала отдалённые крики. Это был голос медсестры, кажется, она звала меня. Но я не собиралась возвращаться, слишком далеко заплыла, и мне было хорошо здесь. Со мной была Даце и свобода. Я поплыла дальше, старательно работая руками и ногами. Я плыла и плыла, рядом с девочкой-дельфином и было не важно, что ждало нас впереди, не важно и то, что осталось позади. Было только здесь и сейчас — этот неповторимый момент счастья и полной свободы. Я была счастлива.

А там в серой лечебнице лежала на кровати седая, старая женщина в расстёгнутом халате. Над ней склонилась медсестра, взяв её за руку, она нахмурила лицо.

— Вызовите санитаров, — небрежно бросила она через плечо и равнодушно пошла прочь.

Москва, 2018