Чудесный сад

Валентина Карпицкая, 2022

«Чудесный сад» – книга непридуманных рассказов, в которых действительно много чудесного. Удивительно красивые, душевные, добрые, трогательные и нежные, они читаются на одном дыхании. Богатый образный язык автора, искреннее доверие Богу и чистое восприятие мира не оставят читателя равнодушным. Сопереживая героям в увлекательных сюжетах, вы задумаетесь о вере и её месте в жизни, ведь Господь всегда рядом и готов помочь нам.

Верная любовь

Таисия Петровна выбрала именно этот храм на самой окраине города небольшой и уютный. Службы здесь начинались рано, что очень удобно: прямо из церкви можно успеть на работу. К тому же батюшка Михаил был всегда добр и умел найти такие веские и одновременно тёплые слова утешения, что, казалось, сам Дух Святой озарял его. Это он, отец Михаил, пять лет назад отпевал скоропостижно скончавшегося супруга Таисии Петровны.

До начала службы было ещё далеко, и в храме стояла тишина. Таисия принесла жертву на канун: положила на панихидный стол булочку, несколько шоколадных конфет и яблок, написала поминальную записку. Пять лет… Целых пять лет прошло с того дня, как смерть унесла любимого человека…

Уйдя в свои думы, Таисия Петровна не услышала, как подошёл отец Михаил.

— Редко вы у нас в храме стали бывать. Как детки ваши?

— Тяжко им без отца, а мне — без супруга. Мучаемся, а не живём, — пожаловалась Тая, и слёзы заблестели на её глазах.

Батюшка сострадательно покачал головой:

— Пойдёмте, матушка, присядем, поговорим.

Он повёл вдову на лавочку, сел сам и предложил сесть Таисии.

— Ну, рассказывай, — мягко повелел отец Михаил.

— Что рассказывать? В обиде я на Бога. Зачем Он отнял кормильца у детей, а у меня полдуши вырвал? В Писании сказано: тому, кто почитает отца с матерью, Господь дарует долгую жизнь. Уж как муж своих родителей почитал — до ста лет жить должен был! А он и до пятидесяти не дотянул. За что такие тяготы?

Батюшка долгим взглядом посмотрел на горемычную и тихо сказал:

— Знаю, скорбь твоя велика, но Господь поможет перенести её. Я и сам недавно чуть было не впал в уныние и отчаяние. Только освятил новый автомобиль, а следом отпевал любимую внучку и её мужа — они разбились на нём. Печаль такая охватила, что жить неинтересно стало. Тут, сам не знаю почему, потянуло меня на место аварии. А погода — мокреть. Небо затянуто тучами. Дождь противный такой сеет и сеет. Привезли меня. Издали груду искорёженного металла увидел — сердце так и оборвалось. Вышел из машины — ноги дрожат, шагу ступить не могу. Перекрестился, глянул вверх — а там радуга во всё небо сияет! А над ней — другая! А радуга — это что? Правильно — радость! Одного корня слова эти — «радуга» и «радость». И такое спокойствие в душе водворилось, словно Божественное Откровение получил о том, что дорогие моему сердцу люди переселились в страну вечного блаженства. Дошёл я до скорбного места, и в ту же минуту дождь иссяк, тучи раздвинулись и синева проступила, а в ней два голубя белых круги чертят. Полюбовался я на птиц и с просветлённой душой вернулся к машине.

Но прежде чем забраться на сиденье, оглянулся: а уже в небе ни радуги, ни голубей — одни тучи…

Храм наполнялся людьми. Стало светло от множества вспыхнувших свечей и светильников. Взгляды прихожан устремлялись на отца Михаила. Многим хотелось задать мудрому старцу свой самый сокровенный вопрос: «Как жить, чтобы спастись?» И люди подходили ближе, прислушиваясь к словам батюшки. А он продолжал беседу:

— Человекам положено однажды умереть. Умирает тело, душа же, всё помнящая и весь окружающий мир узнающая, переходит в мир иной. Что скорбеть? Всё равно не миновать того, что Промысл Божий нам уготовил. Временной скорби последует радость вечная.

— Батюшка Михаил, а правда, что венчанные супруги после смерти вместе будут? — спросила хорошенькая прихожанка.

Лицо священника расплылось в улыбке.

— А как же! Тому свидетельство — житие муромского князя Петра и его княгини — поселянки Февронии. Супругов ещё при жизни хотели разлучить, считая оскорбительным низкое происхождение княгини. Но свято почитавший таинство Брака князь предпочёл разлуке с любимой женой отказ от княжества и изгнание.

— И они умерли? — огорчилась девушка.

— Вовсе нет! — успокоил её батюшка. — Милостью Божией князь Пётр и княгиня Феврония вернулись в Муром, где правили, как чадолюбивые отец и мать: всех равно любили, принимали странников, одевали нищих, кормили голодных. Они дожили до глубокой старости и завещали похоронить себя в одном гробе. Однако наказ не был выполнен. После того как Пётр и Феврония в один день предали свои чистые души в руки Божии, им сделали отдельные гробы и похоронили врозь: Петра — внутри города, в соборной церкви Пречистой Богородицы, а Февронию — за городом, в женском монастыре. Только наутро люди увидели, что их гробы пусты, а тела обретаются в едином гробе, который они повелели для них истесать. Их снова переложили и разнесли по разным церквам и снова наутро обрели их в едином гробе. На этот раз уже никто не посмел прикоснуться к святым телам…

Таисия Петровна недоверчиво посмотрела на батюшку, но тот усмехнулся в окладистую платиновую бороду:

— Я расскажу одну историю. Всё это я видел своими глазами. А верить тому или нет — воля ваша.

Моего дедушку звали Леонтием, а бабушку — Устиньей. Сколько помню, жили они душа в душу, от самого венчания и до самого скончания верность супружеской клятве хранили.

Когда мне исполнилось восемь годков, дед неожиданно заболел, слёг и больше не поднимался. Когда он уже стоял на пороге вечности, пригласили из храма священника для совершения таинств Исповеди, Причащения и Елеосвящения, и вскоре дед в мирном духе отошёл ко Господу. Усопшего омыли тёплой водой, облачили в новые одежды и положили в гроб, скрестив на груди руки и вложив в них погребальный крест. Покойник лежал, как говорят в таких случаях, «красивый» или «как живой». Даже я совсем не боялся его, хотя понимал, что это уже не мой дед, которого я любил бесконечно и с которым проводил всё свободное время.

Бабка Устинья ещё больше постарела от горя. Она не отходила от гроба, беззвучно молилась и всё плакала, плакала. Я не знал, как её утешить, и просто, стоя рядом, гладил по плечу.

Гроб поставили посреди горницы перед домашними иконами. Вокруг гроба собралась многочисленная родня. Все ждали священника, чтобы он совершил заупокойное богослужение.

Дальше всё произошло так неожиданно и быстро, что никто не успел испугаться. Усопший вдруг открыл глаза, сел и, повернув лицо к бабушке, ровным спокойным голосом произнёс: «Из дома никуда не уходи. Я уже видел наше жилище. Скоро приду за тобой», — и снова опустился в гроб…

Боже милостивый, что тут началось!!! Кто-то вопил, что дедушка Леонтий вовсе не предал дух и надо немедленно бежать за фельдшером. Кое-кому понадобился нашатырь. Иные вне себя бросились вон из хаты на свежий воздух. Только бабушка оставалась сидеть так же невозмутимо, и я стоял рядом как громом поражённый. Все притихли, когда вошёл отец Григорий. Кто-то из родни дрожащим голосом сообщил: «Батюшка, Леонтий вроде как живой. Он только что поднимался и разговаривал…»

Все присутствующие при этом дружно закивали.

Священник обошёл вокруг новопреставленного и сердито гаркнул: «Ума вы лишились, что ли? На улице жара, усопший вот-вот разлагаться начнёт!»

Меньше чем через час покойника уже предали земле, «яко земля еси и в землю отыдеши», оплакали и на поминальной трапезе помянули чаркой и добрыми словами…

С того дня бабушка стала ожидать, когда дед, как и обещал, придёт за ней.

Не было ни одного дня, чтобы она заночевала у кого-то из родни. Был случай, когда ей поясницу скрутило: шевельнуться без слёз не могла. Но и тогда, перебирая руками плетень, домой воротилась.

Тётки уговаривали старуху с ними жить. Тяжко им было на два дома работать: у себя нужно печку вытопить, обед приготовить, в доме прибраться. А тут ещё бабка. Только никакие уговоры не могли подействовать на неё.

Так десять лет и прождала она своего Леонтия… — вздохнул отец Михаил и тут же добавил: — Что наша жизнь? Одна минута в сравнении с вечностью. А что такое десять лет? Ничто…

Он поднялся и ласково похлопал Таисию по плечу.

— Дом души — терпение, пища души — смирение… Поплачься Господу, и Он вытрет твои слёзы…

Народ расступился, пропуская батюшку.

Начиналась служба. Певчие занимали свои места на клиросе, и вот первые высокие ноты церковного песнопения поднялись под самое небо обители. Отец Михаил в праздничной ризе вышел из царских врат, и с амвона громовым раскатом прокатилось по храму:

Во-онме-ем!

Прихожане, преклонив головы, стали креститься.

Таисия Петровна встала в конец очереди на исповедь, воздыхая о своих грехах. Слёзы застилали глаза вдовы. Но это были не горькие слёзы обиды. То были слёзы умиления, которые очищают душу человека и утешают сердце.

2 января 2007