Химеры

Вадим Храппа

Невероятная смесь детектива, мистики и депрессивной антиутопии, основанной на реальных событиях с реальными людьми в качестве персонажей этого странного представления – в трилогии «Химеры». Третья часть: «Химеры» – антиутопическая фантастика на фоне глобальной катастрофы.

1

Баттура смотрел на, заголившиеся из-под юбки, крепкие загорелые бритые ляжки девицы, читавшей в микрофон пробный текст, и изо всех сил старался скрыть ненависть к ней.

Девушка, удивлялась микрофону, но была резва.

Кроме того, что в самых простых словах она делала ударения, как десятки поколений ее предков — украинских золотарей, была еще и шепелявой.

Баттура, кряхтя, встал. Потер поясницу и подошел к окну.

За окном футболисты в черно-белой, под цвета прусского флага, форме гоняли несколько мячей.

«Интересно, кто придумал это идиотское слово «кастинг»? — подумал Баттура. — Кастинг… Костинг… Очень подходит для названия пляски скелетов».

Девица, наконец, заткнулась.

Баттура сел к компьютеру.

— Как Вас зовут? И — номер телефона…

Она сказала.

Баттура сделал вид, что записал.

— Мы позвоним…

— Тут у меня еще есть «резюме».

— Да, оставьте, я посмотрю.

Она ушла. Баттура выбросил в мусорное ведро ее «резюме», и удалил из компьютера файл с записью голоса. Потом набрал на телефоне три цифры.

— Лена, там еще есть кто-нибудь?

— Да. Только запомни: я тут ни при чем.

— Не надо оправдываться. Когда найдете здесь мой хладный труп, тогда и будете разбираться, кто в этом виноват? Давай следующего.

Пришел негр, который из всего богатства русского языка выбрал два десятка слов для экстренного общения в трамвае.

Баттура оставил его издеваться над микрофоном и вышел в приемную.

Лена едва сдерживалась, чтобы не засмеяться.

— Кто его сюда пустил? — спросил Баттура у нее.

Она все-таки рассмеялась.

— Вы что, совсем охренели? — заорал Баттура. — Вы бы еще зайца с барабаном притащили!

— Да иди ты к черту! — сказала, покраснев, Лена. — Сами объявили на всю страну, что набираете ведущих эфира, сами и расхлебывайте.

— Лена, я понимаю рост и ноги — это важно. Но тебя же не для того сюда посадили, чтобы ты размахивала своими кроличьими ножками.

— А для чего?

— Чтобы ты не пропускала в контору придурков! Это для тебя новость?

Лена выпятила губы, как для поцелуя, похлопала ими и прибавила звук у радио.

«… если Вы хотите, чтобы Вас услышали сотни тысяч поклонников радио «Ульмигания», звоните…»

Лена провела мизинцем по губам.

Баттура выругался, вернулся в студию к негру, сделал вид, что записал его невнятное бормотание и фамилию — Мгонго Нагонго Черезперемонго — и телефон, и, выпроводив его, вышел из студии.

— Все, — сказал он Лене. — У меня крыша едет. Я пошел куда-нибудь.

— Вернешься?

— Не знаю. Звони, если что-то срочное.

У лифта его нагнал Паша.

— Ты куда?

— За пирожками.

— Я — с тобой.

— А ты сиди в эфирке. Зараза! Читай сводку погоды и курс валюты на завтра.

— Я уже все прочел. У меня смена кончилась.

Баттура посмотрел на часы.

— Два, — сказал, упреждая, Паша. — А у нас еще — ни в одном глазу.

Конспиративная привычка подменять в разговоре пиво «пирожками» появилась у них еще при первом директоре, который, надеясь дисциплинировать свору музыкантов, актеров и литераторов, собравшихся на радио, ввел в конторе сухой закон. Тогда народ перестал ходить за пивом и начал бегать за «пирожками». Того директора давно уже не было, а слово пережило диктатора.

Теперь не нужно было ходить за квартал от места работы — в дешевый бар «Три медведя», можно было устроиться прямо под носом у начальства на первом этаже того же здания, но привычка пользоваться кондитерскими терминами осталась.

В баре из разливного подавали только нефильтрованное «альтштадтское». Баттура не любил его кисловатый вкус, но тащиться куда-то было лень.

— И кальмарчиков возьми, — промурлыкал сзади Паша.

— Я не хочу, — сказал Баттура.

— Не ешь. Я сам помучаюсь.

Баттура взял ему вяленые кальмары.

— У тебя в Альбертине остались какие-то связи? — спросил Паша, когда они с кружками расположились за угловым столиком.

— Какие-то остались. Тебе для чего?

— Племянник сейчас школу закачивает. Надо куда-то пристраивать.

— Обязательно — в университет?

— Не обязательно. Но куда-то же надо.

— Устрой на радио. Пусть приходит на кастинг.

— Да иди ты! Лучше скажи: сможешь помочь?

— Вряд ли. Может, кто-то там и помогает таким, как твой барбос племянник, но я их не знаю. А те, кого я считаю друзьями, за красивые глаза и меня не взяли бы. А тут — ты, со своим барбосом племянником.

— С чего ты взял, что он — барбос?

— По тебе сужу.

— Баттура! Я сейчас нечаянно пролью пиво на твои белые штаны.

— Не прольешь. Ты за кружку пива повесишься.

— Если ты и дальше будешь вести себя вызывающе, то я пересяду за другой столик. И тебе придется давиться пивом в одиночестве.

— Пошел ты…

— Как кастинг? Нашли что-нибудь? Или нам придется и дальше пахать вчетвером?

— Есть девица. Надо будет ее с пристрастием отслушать. Остальное — дрова. Паша, скажи: за каким хреном вся эта публика лезет в эфир? Чего им всем надо? Я — по необходимости. А этих — хлебом не корми… Зарплата им не нужна, дай в эфир залезть. Зачем?

— Драйв.

— Чего?

Паша грустно смотрел на дно пустой кружки.

— Не знаю. Драйв. Адреналин и прочее… Ты же сам выходишь в эфир, что я тебе объясняю?

— Нет у меня при этом ни адреналина, ни драйва.

— Да. Твой адреналин только на девочек поднимается.

Баттура хотел еще что-нибудь ответить, но в кармане его рубашки затрясся телефон.

— Да, — ответил он Ольге.

— А ты, — говорила она вкрадчиво. — Куда это уже смылся? Надолго?

— Да, пока здесь, внизу.

— Пиво пьешь?

— Нет, пузыри им пускаю.

— Ты анонс на «Экслибрис» сделал?

— Забыл… Черт! Забыл!

— А про то, что мы решили с понедельника запустить новую игрушку, ты помнишь?

— Черт! — сказал Баттура.

Прописать схему новой игры он тоже забыл.

— У меня от этих смотрин уже явные признаки склероза.

— Баттура, — в голосе Ольги проявился жестяной призвук. — У тебя признаки не склероза, а цирроза. Ты у меня дождешься… Я напишу официальное письмо в этот ваш паршивый бар, и тебе больше ничего не дадут!

Она отключилась.

— Ольга? — спросил Паша.

Баттура кивнул.

— А у меня смена кончилась! — весело сказал Паша.

— Что? — глуповато спросил Баттура, набирая номер на телефоне.

— Сережа, — сказал он, когда трубка ответила. — Мы забыли сделать анонс для «Экслибриса» и новую игрушку.

— Елки-палки! — сказал Сергей. — То-то я чувствую: чего-то мы не доделали, а что, не могу понять. А ты уже далеко убежал?

— Да нет, я здесь, внизу. Вызывай какого-нибудь актера на вечер, текст анонса я минут через пятнадцать сделаю, пусть начитает, а с игрушкой придется подождать до завтра. Надо мне покопаться дома в своей машине. Там, кажется, были какие-то неиспользованные идеи… Ну, до утра что-нибудь придумаю.

— А ты еще вернешься в контору?

— Теперь — придется.

— А кого вызывать?

— Не знаю. Во всяком случае, анонс не должен быть жестким… Постой, не надо пока никого вызывать, дай подумать.

— Хорошо, жду.

— Паша, — сказал Баттура. — Посиди немного, мне надо за сигаретами сбегать.

— Тут же есть.

— Мне надо прогуляться, не понимаешь?

— Надолго? А то мне скоро — на репетицию. Долго я тебя ждать не буду.

— Ага, — невпопад сказал Баттура, вставая из-за стола. Пашу он уже не слышал.

В пруду, кося вечно голодными глазами, плавали утки. Несколько человек потрепанного вида пытались ловить рыбу. Какой-то безработный, волоча за собой пластиковый мешок, искал в кустах пивные бутылки. Целовалась на поваленном дереве пара несовершеннолетних.

Баттура бездумно разглядывал эти картинки повседневной жизни Хаммер пруда и машинально щелкал крышкой зажигалки, звонко открывая ее и медленно закрывая. Почему-то он вспомнил Любовь Орлову в фильме «Цирк», и весь этот ее бред: «Тиби-тиби-ду! Тиби-тиби-ду! Я поеду на луну!»

Баттура уже несколько раз пытался запустить на «Ульмигании» интеллектуальные игры на деньги по типу телевизионных. Даже одна такая игра могла мгновенно взвинтить рейтинг радио и поднять расценки на рекламу. Но искать деньги должны были деятели коммерческого отдела. А они там менялись так часто, что Баттура даже не успевал запомнить имя очередного директора этого самого отдела. И каждому из них всегда с самого начала приходилось разъяснять все выгоды игры на деньги. И каждый раз все сводилось к обычным призам — билетам в кино или безделушкам-сувенирам.

Баттура достал телефон и нажал копку повторного вызова.

— Сережа, — сказал он звукорежиссеру. — Записывай, а то я, пока поднимусь в студию, все забуду.

— Пишу.

— «Россия. Иоанн Грозный убивает Анну Каренину и бросает ее под паровоз. А в это время в Париже под Триумфальной аркой князь Дракула и Любовь Орлова играют в дочки матери. На деньги. Все это, а также: Приключения Буратино в стране непуганых идиотов; Трое в лодке, не считая налогового инспектора; Ужастик: Маша и тридцать три медведя! В литературной игре «Экслибрис» — на «Радио «Ульмигания», на частоте — 102 и 9. Каждую субботу в десять утра! Проявите свои познания в литературе!» Сережа, кажется, он длинноват. Но, неважно, запишем все, а потом на слух подрежем, если понадобится.

— Подожди, не отключайся.

Сергей медленно вслух перечитал анонс.

— Это должен читать Захаров, — сказан он после.

Баттура помолчал — представил голос Захарова на этом тексте.

— Ты меня слышишь? — спросил Сергей.

— Слышу. Да, ты прав, пусть читает Захаров.

— Ну, все, я сейчас позову его. А что с игрушкой?

— Я вот о чем подумал: какого хрена мы сейчас опять начнем что-то изобретать? Помнишь, мы с тобой как-то делали пилотник: «Крестики — нолики»? Поищи у себя в архиве, он где-то должен быть. Возьмем всё оформление оттуда, название, шапку, подклад, всё. Я только чуть-чуть переформатирую вопросы, и запустим, как есть.

— Мы же хотели играть в нее на деньги.

— Где мы с тобой сейчас возьмем деньги? Ты видел, кто у нас в коммерческом работает? Барышни в нижнем белье. Много они денег принесли? Запустим на призы. Мне уже надоело каждый раз придумывать что-то новое, а потом складывать это в архив.

— Не надо меня уговаривать. Мне так еще проще, ты же знаешь.

— Все, не напрягай телефон, я сейчас поднимусь.

Потом Баттура с облегчением допил в баре свою кружку пива, невнимательно слушая Пашины причитания насчет того, как долго тот ждал, и сколько ему осталось времени до репетиции — Паша, кроме работы на радио, был еще и барабанщиком модной в Пруссии рок-команды — и поднялся в студию. Сергей в наушниках копался в своей базе, подыскивая подложку для анонса «Экслибриса». Когда увидел Баттуру, снял наушники, переключил звук на мониторы и показал то, что нашел. Баттура слушал вполуха — все, что касалось звука, он доверял Сергею безоговорочно, тот был звукорежиссером от Бога, и даже больше. Он слышал шире и острее, чем нормальный человек.

— Я там скинул тебе в «обмен» весь этот идиотский кастинг, — сказал Баттура.

— Да, я уже посмотрел. Одна, вроде, есть… Хороший голос. Надо будет ее позвать, попробовать, тянет ли она интерактив?

— Да. Вроде, ничего. Когда она читала текст, у нее дрожал листок в руках, но на голосе этого не слышно.

Низкий бархатный голос принадлежал невысокой женщине неопределенного возраста — от двадцати, до тридцати — с коротко стрижеными волосами и узкими бедрами.

— Подними-ка ее запись, — попросил он Сергея.

Тот свернул анонс и залез в «обмен».

— Тебе этот голос ничего не напоминает? — спросил Баттура. — Где-то я уже слышал его.

— Нет, впервые слышу. Чем-то она похожа на этого московского гермафродита, как его там?

— Да, я понял. Не знаю, не уверен… Мне почему-то она кажется ближе классическим голосам времен советского телевидения. Плюс, конечно, немного эротики. Сейчас она мне даже больше нравится, чем тогда, когда я писал ее.

— А знаешь, почему?

— Почему?

— Потому, что, когда ты их пишешь, тебя больше интересует форма груди, чем тембр голоса кандидатки.

На его последних словах в студию угораздило зайти Ольгу.

— Кобели! — сказала она. — Вы когда-нибудь остепенитесь?

— А я — что? — сказал Баттура. — Я — ничего. Это вот тут Сергей что-то зациклился на частях тела.

— Вы анонс сделали?

— Доделываем, — сказал Сергей.

— Как прослушивание? — спросила Ольга Баттуру. — Есть из чего выбрать?

В руках у нее была чашка кофе и конфета. Ольга села за стол Баттуры, и отхлебнула из чашки.

— Одна — возможно, — сказал ей Баттура. — Надо ее еще раз позвать, попробовать имитацию эфира. Если она диалога не испугается, то может подойти.

— Это вы ее обсуждали, пошляки?

— У нас был диспут об античной скульптуре, — сказал Баттура.

— Да, — добавил Сергей. — Мы не сошлись во мнениях.

— А скажите-ка мне, ценители искусства, что у нас с игрушкой? Под нее есть спонсор. Если мы в понедельник не запустим, спонсор может свалить.

— Игрушку тоже сделали, — сказал Сергей.

— Когда же вы успели?

— Помнишь, у меня была «Крестики — нолики»? Ее и запустим, — сказал Баттура.

— Ты же ее под деньги делал.

— Наплевать, пойдет под спонсорские призы. Ну, что мне теперь для каждого спонсора новую игрушку придумывать? Пошли они в задницу. Схавают то, что в столе лежит. Тем более, что эта у нас еще даже в эфире не была. Кстати, об эфире. В какое время выходит игрушка?

— В понедельник, среду и пятницу в два часа дня.

— А кто заступает на смену в понедельник с двух?

— Алена Свешникова.

— Оля!

— Что, «Оля»? Не «олькай»! Кого я поставлю? У нас всего четыре человека эфирных! Они и так перерабатывают.

— Я тебя очень прошу, не ставь на игрушку эту сумасшедшую! Она же угробит все. Ну, пусть Паша отработает еще полчаса. Не сломается.

— Он не сломается, но попросит доплату. А где я ему ее возьму?

— Пусть спонсор платит, — сказал Баттура.

— Ага, — сказала Ольга. — Пакетами с молоком.

— С каким молоком? — спросил Сергей.

— С коровьим. Цельным. Спонсор — «Неманское молоко» из Рагнита.

— А зачем нам молоко? — спросил Сергей у Баттуры. — У меня от него несварение случается. Понос…

Он повернулся вместе со стулом к Ольге:

— Не надо нам молока, пусть дают деньгами. Мне от молока плохо, ребята!

— Деньги уходят в контору, — сказала Ольга. — Ни автору, ни звукорежиссеру, ни, тем более, ведущему, по договору, который подписал наш родной коммерческий отдел, денег не положено.

— Давай мы их потравим, как тараканов, — предложил Сергей. — Побрызжем в кабинете хлорофосом, а дверь подопрем палкой.

— Паша за молоко работать не будет, — сказал Баттура.

— Правильно, — Ольга встала из-за стола. — Вот поэтому игрушку отработает в свою смену Алена Свешникова. Еще какие возражения или замечания есть?

Ни того, ни другого у Баттуры с Сергеем не нашлось. Они молча смотрели, как Ольга вышла из студии и закрыла за собой дверь.

Баттура через застекленную часть стены, отделявшую эфирную студию от звукозаписи, посмотрел на Алену Свешникову. Та, сидя за пультом, щурилась за большими очками и с одухотворенным лицом кромсала ножницами какую-то тряпку, время от времени прихлебывая что-то из жестяной банки.

— Пойти, отматерить ее, за то, что жрет над пультом, что ли? — подумал вслух Баттура.

— Оставь, — сказал Сергей. — Пропишем все так, чтобы у нее не было возможности нести отсебятину, и — отработает.

— А та девица, о которой мы только что говорили… Как ее? Посмотри координаты.

Сергей пощелкал «мышкой» компьютера.

— Маша Романова… Номер мобильника…

— Она так и сказала: «Маша»?

— Как сказала, так я и записал.

— Похоже на псевдоним.

— Почему?

— Если б ее звали Мария, она бы представилась: «Мария». Ты же не представляешься незнакомым людям: «Сережа».

— Какая тебе разница — фамилия, псевдоним? Пусть с ее паспортом бухгалтеры разбираются.

— Да. Наплевать.

Баттура встал со стула и походил по студии. Потом навис над Сергеем.

— Может, попробуем ее на игрушку?

— С ума сошел? Человек еще микрофона боится…

— Я же не предлагаю ее завтра на смену ставить. Но эту дуру — Алену Свешникову — все равно надо кем-то заменять. Послушаем. Вдруг что-то получится? Звони Маше.

Ночью Баттуру разбудил Саныч.

— Ты прочел «Третью мировую»? — спросил он из трубки мобильника.

— Не понял, — сказал сонный Баттура. — Я сплю! А ты кто?

— Я тебе посылал новые тексты «Третьей мировой». Там у меня взвод разведки спьяну занял Вальтбург, — терпеливо стал объяснить Саныч. — Ты это прочел? Мне — важно.

— А-а… — сказал Баттура, и попытался вспомнить, что же там, у Саныча, было? — Да, вспомнил… Саныч, а почему у тебя древние исландцы шкерят рыбу в настоящем времени?

— Смешно.

— Не очень. Читающая публика не поймет.

Баттура открыл глаза, приподнялся на локте над кроватью и посмотрел на часы.

— Черт бы тебя побрал! Саныч, ты — в своем уме?! Четыре часа утра!

— Да?! — удивился Саныч. — А ты что, спишь, что ли?

Баттура отключился от связи.

Полежал и понял, что уже не уснет. Матеря Саныча, встал, включил компьютер, сходил заварил чай, и с чашкой вернулся к монитору. Полистал санычеву повесть. Потом позвонил ему:

— Ну, теперь слушай. С исландцами, это не все. Таких вещей у тебя много. Слишком много мест, где твое остроумие могут оценить только несколько человек из нашего окружения. Всем остальным, которые, даст Бог, тоже будут читать твою книжку, это покажется тарабарщиной. У тебя есть, например, намеки на некие обстоятельства, о которых знаем только мы с тобой. Остальным, что, догадываться?

Саныч молча пыхтел в динамике мобильника.

— Ну, хочешь, я сейчас прямо по тексту буду говорить?

— Сейчас не надо, — сдался Саныч. — Давай завтра.

— Давай. Мне все равно нужно забежать в архив. Я скину твой текст с правками на флэшку, и покажу тебе.

— Только давай — после обеда. С утра мне нужно в Рагнит.

— Давай. Спокойной ночи, зараза!

У очередного директора «Ульмигании» была подозрительная привычка — разговаривая, он время от времени белыми личинками-пальцами почесывал свою лысину. А барышня, сидевшая как раз напротив Баттуры, закинув ногу на ногу, нахально демонстрировала ему в бесконечном разрезе и декольте ниже пупа гладкую загорелую кожу в тех местах, где у других обычно бывает нижнее белье.

Почесывающийся потный директор был отвратителен. Барышня, до костей пропахшая духами стоимостью в годовую баттурину зарплату, восхитительна. Окно было закрыто жалюзи, и Баттуре, скрестив руки на груди, чтобы одной из них не хлопнуть директора по лысине, а другой не влезть дорогой шлюхе под юбку, приходилось бороться с искушениями, глядя в потолок. Все это мешало ему сосредоточиться и понять, с какой же целью его оторвали от работы?

По потолку разгуливала жирная, размером со сливу, лохматая серая муха с крыльями, как у военного транспортного самолета. Ее густая шерсть, лоснясь, сыто топорщилась, а она вертела головой, высматривая, чего бы еще сожрать? Таких мух Баттура больше нигде не видел, и считал, что они тут вымахали такими из-за близости к кладбищу.

— Кстати, — вдруг отвлек Баттуру от мыслей о мухах директор. — Вы не знаете, кто испортил бумаго…?

— А что с ним?

— Кто-то сунул в приемник прибора пивную банку.

— И какой же дурак до этого додумался?

— Вот и мне хотелось бы знать… — задумчиво взгрустнул директор. — Ну, да ладно… Вернемся к нашему разговору.

Баттура не только знал, какой дурак додумался сунуть в бумагожеватель пивную банку, он и сам принимал в этом живое участие, поспорив с Пашей Лисицыным на три литра пива — проглотит чертов ящик расплющенную алюминиевую банку, или не станет? Вышла ничья — ящик честно пытался исполнить свой долг, но подавился.

— Так что, — спросил директор. — Поможем молодому таланту?

— Я бы с радостью! — честно признался Баттура.

Объяснять, что он собирался радостно делать с молодым дарованием, ему, к счастью не пришлось. В кабинет, как паровоз на полном ходу влетела Ольга. От нее валил пар праведного гнева.

— Ты здесь? — спросила она Баттуру.

— Я здесь, — подтвердил Баттура, испугавшись.

— Ты мне нужен, — сказала Ольга и вышла.

Баттура испугался еще больше.

— Прошу прощения, — сказал Баттура директору, вставая. — Что-то, кажется, случилось.

— Да, да… Конечно, — сказал директор. — Ну, Вы же потом зайдете?

Баттура кивнул головой и быстро вышел.

В студию первым он не успел.

Ольга стояла у двери в нее и нервно тискала белесыми кончиками пальцев кнопки на мобильнике.

— Что там за шлюха вам стриптиз устроила? — спросила она, не отрывая взгляда от телефона.

— Это не шлюха, — робко сказал Баттура. — Это — молодая, подающая большие надежды, будущая звезда эфира. Надеюсь, не нашего.

— Не могу дозвониться до Паши, — сказала Ольга. — Не берет трубку, сволочь!

Она бессмысленно и как-то беспомощно, по-детски помахала телефоном в воздухе. Серебристые края коробочки иронично поблескивали. И глаза у Ольги были — будто пролетарий, стелющий булыжник к двери дома, нечаянно застал ее в ванной комнате.

— А домашний не отвечает, — сказала она, и попросила:

— Позвони ему.

И потом без перехода:

— А ты уже разглядел, какое дорогое у нее белье?

— Не успел.

По конторе летала муха. Она жужжала и лезла в лицо.

Баттуре хотелось пива, хотелось в свою студию и очень хотелось убить муху.

«…твою мать, — думал Баттура. — Попал бы я в эту сволочь из «Макарова»? Пожалуй, что нет».

— Ты меня слышишь? — спросил Баттура, вглядываясь в глаза Ольге.

Они были — с поволокой.

— Алло! — Баттура дернул ее за руку, и напомнил:

— У Паши — выходной.

Ольга посмотрела на Баттуру трезвым взглядом.

— Я уволила твоего Авдеева!

— Так, — сказал Баттура и открыл дверь студии. — Давай, зайдем сюда.

Сергей обрызгивал свои растения водой из пластикового пузыря. Видно было, как напрягаются сухожилия на его руке, когда он нажимал на рычаг пульверизатора.

— Этот козел сегодня трижды за утро втыкал Дженис Джоплин, — сказала Ольга, усаживаясь за стол Баттуры.

— Какой козел? — повернулся Сергей.

— А вы, вообще, хоть иногда слушаете, что в эфире творится? — напала на него Ольга.

— Она уволила Авдеева, — пояснил Баттура.

— Зачем? — спросил Сергей, не отрываясь от полива растений.

— Затем, что вы все меня уже достали! — Ольга почти кричала:

— Я его предупреждала: еще раз полезешь в плэйлист, уволю! Звони Паше!

— Ты не нервничай, — сказал ей Баттура. — Что-нибудь придумаем.

— Я с вами скоро психопаткой стану, — сказала Ольга.

— А нельзя было это сделать после смены? — спросил Сергей Ольгу, но, увидев ее глаза, ту же оговорился:

— Нельзя, так нельзя…

— Хочешь, я сбегаю и куплю тебе пару сладеньких сырков? — спросил Баттура. — Вот Рита их хавает, и ходит по миру счастливой. Я думаю, сладенькие сырки помогают в жизни девушкам. Сбегать?

— Знаешь, чем закончится наша работа? Я ударю тебя чем-нибудь по голове! И меня посадят в тюрьму, и — правильно. Хоть там от вас отдохну! — сказала Ольга.

Паша позвонил сам.

— Я знаю, — сказал он сразу. — Ольга уволила Авдеева. Он мне звонил. Пусть теперь сама садится на эфир. Я не выйду. У меня выходной и я иду на репетицию. Все. А! Между прочим! Я нашел такие барабаны! Нужно еще двадцать марок. Дашь? У тебя нет. Понятно. Пошел ты… И Ольгу пошли…

Баттура, ни слова не сказав в ответ, отключил телефон.

— Звони Паше, — сказала Ольга.

— Оля, успокойся, — сказал ей Сергей, поковыривая пальцем лист диффенбахии. — До конца смены осталось полтора часа. «Погоду, валюту» я выставлю повтором, новости и так выйдут.

— Паша звонил, — сказал Баттура. — Оля, пойдем, покурим, что ли?

— Не хочу! Хорошо! Идем курить… — сказала она и встала, роняя что-то.

— Я что-то потеряла, — сказала…

— Ничего, — сказал Баттура.

— Я подберу за вами, — сказал Сергей. — А что, кто-то что-то потерял? По пути куда?

— Ты-то, хоть… Заткнулся бы… Ты — чего? Ты же — не Баттура! Этот — козел — вечный мальчик!

— Да, я не козел, — сказал Сергей. — И я — уже взрослый. И — Оля! Мы же договаривались: никакого «диско», никаких Милен Фармер! Работаем на роке. Какого черта?

— Черта… Черта вам… — бормотала Ольга, идя впереди Баттуры по коридору.

На лестничной площадке, делая вид, что присматривается к небу в окне, переминалась тонкими ногами Вера Ильина. Еще она пыталась делать вид, что ей плевать на раскрасневшееся лицо Ольги.

— Ребята, — сказала она, аппетитно выпячивая Баттуре маленькую грудь сквозь прозрачную белую футболку. — Гляньте, как это небо швыряется облаками!

Ее крупные розовые соски светились, замещая собой ее же нахальные синенькие глаза.

Ольга стала злиться:

— У тебя что, нет никакой работы? — спросила она у Веры.

— А… Есть… Есть! — сказала та смешливо, бросила в решетчатую пепельницу окурок и ушла.

— В студию, в студию… — в спину ей говорила Ольга.

Непотушенный окурок тонко дымился.

— Я устала от вас, — сказала Ольга Баттуре, провожая взглядом вверх по лестнице Веру. Та шла туго и гордо. — Я устала от тебя, идиота, от твоего Сергея, от твоих вер. Вот сучка… Еще и крошечными сиськами размахивает… Было бы чем…

— Да, — сказал Баттура.

— Заткнись! — сказала Ольга. — Дай зажигалку.

Баттура открыл крышку зажигалки и поднес огонь к сигарете Ольги.

Желтый медный блеск боков своей зажигалки было последним, что тогда увидел Баттура.

И первое, что увидел после.