Жажда

Вадим Панов, 2016

Ростов-на-Дону славится хлебом и традициями, южными красавицами и засушливым летом, а также опасными убийцами, чьи сомнительные подвиги любят смаковать на центральных телевизионных каналах. И кто бы мог подумать, что появление беспощадных убийц напрямую связано с тайной, которую вот уже несколько тысячелетий хранит Зеленый остров. С тайной, разгадать которую не могли даже обитатели Тайного Города. С тайной, которая грозит гибелью и Ростову, и всему миру…

© Панов В., Бондарев О., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Пролог

Ростов-на-Дону, наши дни

Оно…

Или она?

Или он?

Или странное «это»? Средний род, то есть — оно…

Оно грызло изнутри с таким остервенением, что хотелось разорвать грудь и выдернуть его — с кровью, жилами и мясом… С сердцем, а возможно — с душой… Вырвать из себя. Умереть, но избавиться от той дряни, которая…

…Человек тяжело вздохнул, упёрся рукой в стену и хмыкнул:

«Иногда быть с тобой невыносимо…»

С искусанных губ упала на пол капля крови. Не первая.

И не последняя.

Лоб мужчины блестел от пота. Состояние напоминало предынфарктное: головокружение, тошнота, удушье и нестерпимая боль в области сердца. Не было только страха смерти, который, говорят, в подобных случаях неизбежен. Наверное, потому, что где-то в глубине души мужчина хотел умереть.

«За что ты так со мной? Я ведь служу тебе верой и правдой…»

Он оттолкнулся от стены и несколько мгновений шатался, пытаясь поймать равновесие и позорно не упасть на пол. Не хотел веселить своей болезненной неуклюжестью того, кто сидел внутри. И у него получилось, несмотря на то что пол перед глазами ходил ходуном, словно корабельная палуба в шторм.

Получилось.

Он одержал маленькую, но победу.

«Какой же ты ненасытный!.. Совсем недавно получил своё и требуешь снова… Дай мне отдохнуть. Прошу тебя — дай…»

До дверного проёма четыре шага, не больше, и мужчина решил, что они должны стать его следующей победой. Пусть маленькой, но победой. Ещё одной. Он глубоко вздохнул, убедился, что равновесие никуда не пропало, и сделал неуверенный шаг, потом ещё один. Младенец ходит лучше и быстрее и шагает шире, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Третий, четвёртый… — и вот мужчина вцепился скрюченными пальцами в дверной косяк и с облегчением вздохнул: получилось.

А в следующий миг накатывает новый приступ. Третий подряд, чтоб его! Третий!

«За что?!»

Он снова кусает губы и думает об одном — не закричать. Ведь если сбегутся соседи, будет плохо. Не ему — им. Потому что сейчас он совершенно точно не сможет удержать себя в руках при виде потенциальных жертв.

Волна схлынула. Мужчина мутным взглядом оглядел прихожую.

Обуться, накинуть куртку и выйти наружу? Отвратительная идея. День в разгаре, и кругом будут люди, живые люди… Улыбающиеся… Ругающиеся… Хмурые… Весёлые… Гомонящие… Молчащие… Полные чувств и крови… Там люди. И он не сможет удержаться. Однажды он уже пробовал разогнать волну приступа прогулкой, в результате набросился на первого же встречного, едва не попался и с тех пор зарёкся гулять, пребывая в столь паршивом состоянии.

Оставалась кухня…

Мужчина повернулся и медленно, шаг за шагом, держась за стену и почти не поднимая ноги, потащился к новой цели.

«Кажется, отпускает. Понятно, что не навсегда, лишь на время, но хоть какое-то облегчение…»

Доковыляв до кухни, он медленно уселся на табуретку, тяжело опёрся о стол, вытер пот со лба и сплёл пальцы рук перед собой. Он всё ещё не находил себе места, мысли его витали вокруг предстоящей охоты, и отвлечься не получалось.

Он знал, что не победит. Что его удел — достижения маленьких целей, но в главном он проиграет. Точнее — уступит.

Именно так — уступит.

Согласится сделать…

Отчаянная борьба за собственное сознание продлится лишь до той поры, пока он не отправится на охоту. Среди ночи, конечно же, потому что охотиться днём — глупо, небезопасно, обязательно приведёт к гибели, но… Но тому, кто внутри, этого не объяснишь. Он или оно требует сейчас, и именно в этом заключалась борьба мужчины: оно требовало сейчас, и приступы Жажды становились всё более частыми и сильными, а он умолял потерпеть, понимая опасность бездумных действий. Оно ругалось и мстило болью. Он терпел и страдал, понимая, что если попадётся, то отправится в тюрьму или на кладбище. Оно хотело крови и не понимало смысла слова «кладбище». Он не имел ничего против охоты, но…

«Ох!»

Новая волна оказалась чертовски жёсткой. Мужчина знал, что так будет, но не успел подготовиться и едва не упал с табуретки, в последний момент вцепившись в столешницу. Стол покачнулся, но удержал.

«Будь оно проклято!»

Жажда била наотмашь, и он знал, что рано или поздно перестанет пытаться контролировать её. Знал, что никогда не привыкнет к боли, зато ему надоест её терпеть. Знал, что в какой-то момент упоение охоты возьмёт верх над осторожностью, он пойдёт убивать, повинуясь первому, самому слабому позыву, и обязательно допустит нелепую ошибку. Например, убьёт на глазах у десятка зевак. И тут уж никакой адвокат, пусть даже гениальный, не поможет.

Мужчина знал, что так будет.

Но пока держался.

И чтобы отвлечься, он выдвинул ящик кухонного стола и вперился взглядом в блестящие, очень острые ножи. Кухонные, но всё равно смертоносные. Средней длины. Из хорошей стали. Идеально чистые. Очень удобные.

Мужчина смотрел на них и улыбался.