Жизнь-море. Волны-воспоминания

Вадим Огородников

В данном сборнике собраны главы и рассказы из моих книг, ранее изданных. Они затрагивают главное чувство человечества – ЛЮБОВЬ. Эти, здесь описанные любовные истории, в основном, происходили в среде военнослужащих всех рангов. Период событий – после окончания Великой Отечественной войны и до начала двадцатого столетия Нашей Эры. Вымысла и фантазий я в своих произведениях не допускал. Все правда, и автор тому свидетель. Автору давно минуло 90 лет. Бывший офицер Советских Вооруженных сил. Книга содержит нецензурную брань.

Николай и Астра

К 50-летию Венгерских событий

(А, уже прошло 66 лет, помним)

Из газет весь мир узнал весной 1957 года, что Советский Союз, подавив контрреволюционный путч, выводит свои войска из Венгрии, и вывод войск будет завершен к осени текущего года. Для поддержания внутреннего порядка будет в неспокойном государстве оставлен ограниченный контингент вооруженных сил Советского союза. Так оно и произошло. Войска были выведены. Во всяком случае, дивизии 8-й танковой армии, в том числе и Бердичевская дивизия, были возвращены на зимние квартиры, но… А вернулись знамена полков, командиры полков, караулы, сопровождающие знамена, секретные делопроизводства, все со своими наименованиями и номерами частей. Вернулось некоторое количество подразделений тыла, техника, которая отслужила сой срок, например, бензовозы, масловозы (смазочный материал для машин), и пр. которые были смонтированы еще в годы Отечественной войны на шасси «Студебеккеров» и автомобилей ЗИС-5, полевые кухни которые отапливались дровами возимые комплекты обмундирования и снаряжения. Все то, что было на тот момент маломобильным, и снято с вооружения, как нецелесообразное для использования «Ограниченным контингентом». Это контингент фактически составляли войска, введенные в страну для наведения революционного порядка за малым исключением. Командующий армией, генерал-лейтенант Бабардженян Амазасп Хачатурович остался командовать этими войсками, правда, вскорости он был переведен в Москву, стал Начальником Главного бронетанкового управления, жил долго, и умер маршалом бронетанковых войск.

Командир дивизии, офицеры, сопровождавшие возвращающиеся грузы и технику, стали золотым фондом, для восстановления воинских частей в новом составе в местах постоянной дислокации и формирование шло очень активно, уже к новому году воинские части представляли собой полнокомплектные полки и отдельные батальоны, такие, как саперный, медико-санитарный, связи, и т. п. Подобные части в Венгрии создавались заново, комплектовались новым оборудованием, благо, на складах требовалось обновлять запасы. Вернулись и вольнонаемные штабного применения.

В Венгрии остались боевые подразделения и части дивизий с личным составом, и на их базе были сформированы соединения и воинские части с новыми наименования ми и номерами. Так оперативно сработали политики и Генеральный штаб. Этого долго не могли понять противники, ведь холодная война была в самом разгаре. В местах же постоянной дислокации была получена новая техника, пополнение личным составом и офицерскими кадрами из гражданки, военных училищ и академий. Фактически формирование было закончено быстро, в срок и качественно.

Российский офицер не может возвращаться с войны с пустыми руками. Женам нужны сувениры, в те поры с мануфактурой в СССР был полный завал, да и вся легкая промышленность работала не на потребу человека, детям нужны подарки, да и себе следует прихватить нечто. Так было всегда. Во времена княжеской Руси, походов Суворова, Кутузова, возвращения войск из освобожденных от немцев территорий и государств в 1945—1946 годах, возвращения войск из побежденной Германии, офицеры везли чемоданами, генералы умудрялись привозить вагонами, так было и теперь. Не зря среди кадровых военнослужащих ходил шутливый вопрос: «Каковы три фактора необходимости новой войны?» и ответ: — «Первое — износились и израсходованы трофеи, второе — нет должностного роста и званий, третье — постарели жены, пора новых ППЖ (полевых походных жен)». Несколько сложнее было тем, кто остался на формировании частей в Венгрии, но и они сумели кое — что, из награбленного припрятать до лучших времен, а кто возвратился… Тащили все, Форинты из разграбленных магазинов и банковских учреждений, штуки различных тканей, причем, не брезговали ничем, ни постельным полотном, ни костюмной шерстью, которые скоро появились на местных вещевых рынках, ни одеждой, даже не своих размеров.

Приближенные к начальству сумели погрузить на платформы десятки мотоциклов М-72 с коляской, которые поставлялись на комплектование Венгерской народной армии до пуча, а один из оборотистых снабженцев сумел загрузить в маслозаправочную пятитонную цистерну более сотни охотничьих ружей. Уж неизвестно, или магазин охотничий разорили, или склад разграбили. О запасных частях к автомобилям различных марок, автошинах и других комплектующих изделиях и говорить нечего. Надо отдать справедливость тогдашнему командиру дивизии, который очень умело ликвидировал эти мародерские приобретения. В частях было официально объявлено, что, в воскресенье, на стадионе военного городка «Красная горка» будет производиться регистрация мотоциклов и ружей, на имя их приобретателей, для чего необходимо построить технику и прибыть с ружьями к десяти часам утра на стадион. Конечно, это решило бы все проблемы, поскольку никто из военнослужащих не мог предоставить документы о законном приобретении транспортного средства или ружья через торгующие организации. А здесь произойдет вполне законная регистрация в централизованном порядке. Уже к восьми часам утра стали съезжаться мотоциклы и выстраиваться на футбольном поле. Каждому раздали по листочку бумаги, на котором надо было написать свои фамилию имя и отчество, адрес и заводской номер регистрируемого мотоцикла или ружья.

Наступило время 10 часов утра. На своей «Победе» подъехал командир Дивизии. Его сопровождали три офицера штаба.

Поступила команда положить в коляску мотоциклов листки для регистрации, под каждое ружье положить тоже эту писульку и прибыть к трибуне для получения разъяснений по дальнейшим действиям. Всего в построении участвовало около ста пятидесяти человек. Им было объявлено, что мародерство, это уголовное преступление, зачитана статья уголовного кодекса, по которой каждый мародер подлежит суду военного трибунала и меры наказания. Задан вопрос, кто из присутствующих готов, чтобы его судили военно — полевым судом. Желающих не оказалось. Последовала команда — «Кру-гом!» Все повернулись лицом к выстроенным и мотоциклам и лежащим на поле ружьям, в дальнем углу стадиона открылись ворота и на поле вышел танк Т-34, который, не останавливаясь, проутюжил одной тридцатишеститонной гусеницей по шеренге мотоциклов, этой же гусеницей прошелся по ружьям, развернулся и повторил маневр уже в обратном направлении. Мотоциклы были разрушены в лепешку, что касается ружей, то их собрали два сверхсрочно служащих в кучу и по ним для верности еще поездил танк. Процедура заняла не более двадцати минут времени при полном молчании «владельцев» и одобрительных возгласах зрителей, собравшихся вокруг ограды стадиона.

В приватных разговорах прозвучало, что тащить еще надо вещи, которые можно было уместить в чемодан, и не требуют регистрации. Народ разошелся по домам, а многие в ближайший кабак, в унынии, но с полным пониманием того, что в пылу боевых действий можно и зарваться, что впоследствии может принести большие проблемы, вплоть до военно — полевого суда. А чемоданные мародеры втихомолку радовались. В это время специальная комиссия потрошила маслоналивную цистерну. Масло, МТ-16п было слито, и из цистерны специально обученные солдаты в противохимических костюмах извлекли большое количество ружей, пистолетов, сабель и другой мелочи, представляющей собой как охотничий инвентарь, так и старинные музейные экспонаты. Все было переписано, комиссионно учтено, запротоколировано и сдано на дивизионный склад артиллерийского вооружения. Потом, все это многократно передавалось и на полковые склады и обратно, вероятнее всего, чтобы запутать следы. И если эти ружья не разворованы, и не распроданы оборотистыми ребятами, то они хранятся и по сей день.

Николай Дубонос вернулся в Бердичев в качестве начальника караула в эшелоне дивизионного тыла в полном составе одного из немногочисленных взводов, вернувшихся к месту постоянной дислокации. Дорога к дому была не легкой. На фоне того, что при движении в Венгрию для подавления восставших против коммунистического режима перемещение до границы заняло меньше суток, возвращение с многочисленными остановками, почти на всех узловых станциях, заняло целую неделю. И несмотря ни на какие старания начальника поезда и Николая, неделя в пути, с расположением в товарном вагоне, без условий помыться, сходить в туалет, выспаться наконец, не на жестких нарах, караул, состоящий из двадцати человек, по-настоящему устал. Двадцатилетние парни приходили с постов на остановках, перекусывали разогретыми на буржуйке консервами и замертво падали до следующей смены. Большую физиологическую нужду можно было справить только, если человек выставлял свой голый зад за пределы ворот товарного вагона и его в это время держали товарищи за руки и за одежду. Даже психологически это не каждый поймет или сможет сотворить. Но такова солдатская жизнь, да и офицерская.

К концу пятого дня пути стали жаловаться на недомогание, на одной из остановок, где был военный комендант, в вагон был приглашен санинструктор, оказалось, что у всех температура, но люди не захотели оставаться на неизвестном полустанке в медпункте, когда до Бердичева оставалось сотня километров с небольшим. Пришлось прямо на путях организовать собрание личного состава. Все решили ехать. Рядовой санинструктор не мог, конечно, установить диагноз, он оставил Николаю целую аптечку жаропонижающих лекарств и подари свой термометр. Дежурный по комендатуре обрадовался, что с его головы ушла такая боль, ведь ему пришлось бы вызывать подменный караул из ближайшей воинской части, находившейся чуть ли не в Бердичеве. Да и эшелон пришлось бы задерживать на неопределенное время, а это еще дополнительные проблемы с железной дорогой, центральной диспетчерской Винницкой железной дороги, и многое другое. Он принял все возможные меры, чтобы эшелон был быстрее отправлен, выдал дополнительный сухой паек, и передал по линии движения, что в эшелоне большое количество больных неизвестной болезнью, и необходимо, чтобы он следовал без остановки.

Надо отдать должное, служба военного железнодорожного коменданта сработала, и двигались с этого момента без остановок, через несколько часов были в пункте назначения. В Казатине эшелон был остановлен на очень короткое время, его встретил весьма предупредительный дежурный военный комендант старший лейтенант Губанов, обеспечил дополнительным питанием, питьевой водой, с собой привел доктора, готового оказать неотложную помощь. В Бердичеве, прямо на месте разгрузки, требовалось сдать оружие и срочно госпитализировать весь состав караула. Для этой цели на эстакаду разгрузки прибыли штабные офицеры и офицеры тыла, машина, грузовик, крытый тентом для солдат. Формальности закрыли в быстрейшем темпе, людей Николай лично довез до медсанбата и сдал медперсоналу на помывку-диагностику. Сам он тоже чувствовал недомогание, помылся со своими солдатами в госпитальной бане и, сказавшись здоровым, помчался на встречу со своей молодой женой и еще не виданной им дочкой, которая родилась во время его пребывания в Венгрии. В городе Секешвехерваре ему принесли в танк известие о ее рождении. Начальник штаба батальона передал по рации. Не описывая слез и радости, и сцен встречи дома, надо сказать, что наш герой настолько устал, что прилег на минутку, пока жена готовила ужин, и она не смогла его разбудить, но почувствовала, что Николай неправдоподобно горячий, сразу поняв, что у мужа температура. В доме была теща, которая приехала помочь молодой маме с ребенком, вот она-то и настояла, чтобы он утром сразу шел в госпиталь. Решили, что на время его болезни жена с ребенком уедет к родителям в Одесскую область, в Белгород Днестровский, а он после выздоровления приедет к ним в отпуск, который у Николая был не использован за два года.

У всего подразделения был выявлен инфекционный гепатит А, как говорят, болезнь грязных рук. Такие были условия в лагерных палатках в Венгрии, их расположении и еще хуже в дороге. Заметим, что СССР, а потом и Россия, всегда перевозила свои войска в скотских вагонах, да и в скотских условиях, один двадцатилитровый бачек воды из крана или колодца на всех, до следующей остановки. Кажется, что в последние годы для людей выделяются пассажирские вагоны, но это не точно. Скотские — дешевле. Так всегда относились на Руси к своим кормильцам, и поильцам и защитникам. Волны памяти работают.

Жена Николая уехала, он был за эту сторону своей жизни спокоен, деньги за прошедшие месяцы он ей отдал, вернее, она получила по его доверенности в части, так, что она временно во всяком случае, ни в чем не нуждалась, и он мог спокойно лечиться.

В медсанбате было две офицерские палаты, в одной лежали офицеры, возвратившиеся домой после боевых действий с венерическими заболеваниями, в другой лежали офицеры, отслужившие свои сроки и предназначенные к обследованию на предмет годности к дальнейшей службе. Здесь была сплошная, перманентная и ежедневная пьянка, так, что здесь с гепатитом, ему лежать было не очень… Он высказал пожелание лежать в одной палате со своими солдатами, и это было приветственно поддержано руководством медсанбата. Все было хорошо, лечение здоровых, вернее крепких молодых людей шло успешно, уже на третий день у них стабилизировалась температура. Вот только в шахматы никто не играл, да развлечений никаких, а Николай был мастером спорта по шахматам, и так хотелось сражаться. Посещали их сослуживцы, в основном по обязанности, политработники. А наиболее близкие друзья, сокурсники по училищу, остались в Венгрии. Коля с удовольствием познакомился с врачом-лаборантом, которая из немногих была очень интересной женщиной, допускала легкий флирт и на него отвечала. Чувствовалось развитие, не только ограниченное микробиологией. Она недавно, пару недель тому назад вернулась из Венгрии в составе своего батальона, прошла весь путь и могла здраво судить о состоянии каждого, кто побывал там. И внимательно, с пониманием отнеслась к Николаю и его солдатам. У некоторых, желтушный период уже прошел, они питались уже не придерживаясь диеты, а у Коли вообще желтушного периода не было, и он через неделю по своему самочувствию готов был выписаться.

К Астре Павловне в лабораторию он заходил ежедневно, разговоры были вокруг Венгерских событий, вокруг боевых действий знакомых частей и знакомых людей. Касались литературы, обсуждали входившие тогда в моду произведения Хемингуэя, первые его романы вышли в СССР в 1956 году и их было сложно достать для прочтения. Однажды он зашел в лабораторию утром, она как раз в это время производила анализ его мочи на билирубин и проч. — «Ого, сказала она, вам сегодня снились романтические сны, интересно, кто она?» Не долго подумал шахматный мастер над ответом, и сказал, что последние несколько ночей ему снится преимущественно она., Астра Павловна.

Этот ответ смутил ее, но слегка. В самом деле, ей было приятно слышать этот неприкрытый условностями комплимент, да еще от молодого и во всех отношениях положительного мужчины. Разговор перешел на другие темы, но его ответ зародил в Астре определенные эмоциональные настроения. По воскресеньям, когда в госпитале оставался только дежурный врач, больные гуляли по двору, выздоравливающие играли в волейбол, в палатах никто не хотел оставаться все высыпали на свежий воздух. Играла в волейбол и Астра. Она жила одна, в предоставленной ей небольшой квартирке рядом с санбатом, дверь ее квартиры открывалась прямо на улицу. Окна выходили во двор санитарного батальона.

В одной из бесед она поведала Николаю, что в Венгрии они располагались на территории медицинского госпиталя егерской армии и ей удалось при возвращении привезти с собой бинокулярный микроскоп с высокой степенью увеличения в качестве трофея. И, в оправдание сказала, что так делали все, и если бы не она, то кто ни будь другой этот микроскоп забрал бы. У нее в данное время сложности с деньгами и надо микроскоп продать. Николай к этому отнесся с пониманием, и они решили вместе съездить в Киев на пару дней и решить эту проблему. План был такой. Сразу после выписки Николая, Астра возьмет два дня отгула, и им этого срока должно хватит. В Киеве они остановятся у отца его друга, лейтенанта Иосифа Галинского, который живет один, в самом центре города, сразу за оперным театром. Заодно и в театр сходят, давно оба этого культурного мероприятия были лишены.

Так и сделали, выехали рано утром, в шесть часов утра, и в десять их уже принимала столица Украины. Коля хорошо знал город, здесь прошла его юность, и здесь он окончил военное училище, здесь жили его родители, но в планы наших путешественников не входило расстраивать родителей, кроме того, они имели тайные планы друг относительно к другу. Ба. Хоть и не признавались друг другу в этом. С телефон-автомата они позвонили Гдалию Иосифовичу, отцу друга. Николай пообещал рассказать отцу о сыне, который в данное время находился в Венгрии, извинились, что будут поздно, поскольку хотят максимально посмотреть достопримечательности, побывать в театре, да и дела решить. Дела решили во второй или третьей скупочной лавочке, потом все по плану, обедали в ресторане, на что Николай имел свои средства, и лицом в грязь не было, потом красочное «Запорожец за Дунем», и в десять тридцать они были уже в гостях у старика Галинского, который ждал их с нетерпением. Николай от Йоськи знал, что отец совершенно слепой, но с жизненными проблемами справляется самостоятельно. Конечно, они принесли с собой коньяк, какие-то закуски, купили в соседнем гастрономе все, чтобы не быть обузой у хозяина, но их ожидания никак не оправдались, стол был накрыт, приготовлен плов, куплены пирожные, по типу «БИЗЕ», нарезаны мясные закуски. И все это наощупь, но аккуратно и, наверное не всякий зрячий сумеет так сервировать. Выпили за сына, за всех военных, живых и мертвых, старик пил наравне с молодыми и был несказанно рад гостям. Коля ему рассказал о быте и условиях, в которых находится его сын, благо, они действительно сдружились еще в училище и перед отправкой эшелона долго и с удовольствием и красным вином общались. До училища они не были знакомы.

Старик предоставил им двуспальную кровать, на которой уже давно никто не спал. Жена его уже два месяца жила у старшего сына в Ужгороде. Таковы были семейные обстоятельства и потребности. Сам он спал в кабинете на диване.

После душевой оба, каждый со своего краю, осторожно, чтобы не шуметь и не разбудить хозяина, улеглись, но они просто не могли не приближаться друг к другу и уже через пять минут они лежали обнявшись. Астра Коле сказала, что не будем-же мы будоражить спокойствие старика, на что он ответил, — а мы то взбудоражены, и уже оба не смогли устоять и уклониться от той страстной сцены, которая неминуема между двумя физически заинтересованными друг в друге молодыми людьми. Коля со времени выхода в Венгрию по тревоге не был близок с женщиной, а астре для поддержания своего авторитета, несмотря на ухаживание многих, за границей, надо было держать себя в форме аскетического воздержания. А сейчас их ничто не тормозило. Они оба этого хотели и оба получили, и им обоим понравилось, и несмотря на перенесенную болезнь, Николай смог восстановить свой мужской статус многократно, она не возражала, и они уже забыли, что находятся в гостях, правда, утром, часов в семь они встали, Гдалий Иосифович был уже на ногах и подозрительно рьяно стал убеждать, что спал сном младенца и ни разу за ночь не просыпался и ничего не слышал.

Совершив утренний туалет, готовили завтрак сообща, завтракали долго, с наслаждением, не спеша, будто жаль было расставаться с этим домом. Снова рассказывалось о Венгерской эпопее, бесстрашно все трое давали политическую оценку происшедшим событиям. По своей профессии хозяин дома был журналист, международник, и имел по событиям вполне трезвое суждение, и знал, что его мнение эти люди не унесут за пределы этой квартиры. Прощались с гостеприимным хозяином уже во втором часу дня, до поезда было еще много, он отходил в десять вечера, и было время еще походить по городским паркам, побывать во Владимирском соборе, посетить Софию.

Бурная ночь и хождение по городу, вроде и не утомили наших друзей, правда, Астра видела, что Николай себя чувствует несколько натянуто, скажем, тяготится своими действиями. Он был цельной натурой и все с ним происходящее воспринимал, как измену своей семье, как он думал, в первую очередь дочери. И Астре пришлось его успокаивать. Она была значительно старше Николая, ей было близко к сорока, а ему двадцать пять. И ее успокоительные слова были похожи на слова мужчины, который только что лишил девственности молодую девушку.

Она говорила:

— Ты не переживай, что меня пару раз поимел. Это не грех, это жизнь. Тебя не убыло, ты остался таким же добропорядочным отцом, ведь не думаешь ты, что у тебя возникли обязательства по отношению ко мне, хотя, я всегда готова буду тебя утешить во всех твоих неприятностях и невзгодах.

— Я понимаю всю абсурдность своих переживаний, и даже не буду тебя переубеждать, поскольку я честно должен тебе признаться, что мы оба проявили слабость.

— Так я тебе скажу, ответила она, что о такой слабости, как ты говоришь, мечтает каждая женщина. И в моменты нашей слабости иллюзорно казалось — вот оно, счастье.

— Тогда не будем об этом больше говорить, лучше сосредоточиться на будущем, на том, что нас ждет в дальнейшем.

— А в дальнейшем нас ждет еще одна ночь, у меня дома, когда приедем. Не пойдешь же ты в два часа ночи через весь Бердичев на красную гору. Я себе этого не прощу. Разговор шел в поезде, он мчал их к дому, и они сидя, задремали, благо, усталость давала себя почувствовать. А когда приехали, добирались до ее дома пешком, и ночь радости и печали повторилась. Николай ушел от Астры во второй половине дня. Был воскресный день, он посетил своих солдат в их палатах, и остаток дня в полном одиночестве, но уже в другом качестве, со значительно измененной психикой провел дома, готовясь завтра представиться командованию, как прибывший из госпиталя.

На следующий день он был уже на службе, и ему сразу предоставили очередной отпуск на месяц, за прошлый год. Таким образом, ему экономился отпуск за текущий. Через пару дней Николай был уже в Белгороде, его встречала большая семья жены, Людка с ребенком, две козы, собака Тюбик, и кошка Брыська, и было так уютно и так тепло, и так по родному, что слезы наворачивались. Когда они с Людой собирались в отпуск, то мечтали каждый день ездить в Одессу, развлекаться в ее цивилизации, но сейчас ему ничего не хотелось, только хотелось спокойствия семейного, такого, каким он его застал в первый день. И домашние, отнеся его настроение к последствиям пережитого в боевых действиях, относились с пониманием и не торопили его с чем-бы то ни было. По утрам он с тестем и удочками отправлялись на Днестровский лиман, без рыбы не возвращались, да еще пристрастились ловить раков, и это было удовольствие, когда поднимаешь раколовку в метр диаметром, а в ней пять-шесть раков, да каких крупных, Днестровских. Николай научился этой премудрости и вскоре перестал ловить рыбу и только охотился за раками.

Прошло почти половина отпуска, когда молодые супруги вырвались в Одессу. Сначала был, конечно оперный театр, потом ужин в ресторане гостиницы «Красная», домой возвратились последним автобусом около часу ночи, но были довольны своим вояжем. Таких вылазок до конца отпуска они совершили еще две,, и возвратились в Бердичев отдохнувшие, готовые к новым свершениям на поприще военном. Жена работала на заводе «Комсомолец» инженером технологом, но в данное время была в отпуску по уходу за ребенком.

Служебные заботы, семейные хлопоты, ежедневные занятия спортом, не вытеснили у него из сознания наличия Астры, которая напоследок просила его приходить навещать в любое удобное для него время. И он это время нашел. В части обеденный перерыв длился с двух часов до пяти вечера, а потом надо было заниматься с солдатами до восьми вечера. Ходила такая шутка: «у нас восьмичасовый рабочий день — от восьми до восьми». Так Николай использовал эти три часа обеденного перерыва, чтобы сотворить «дополнительную любовь», и все были довольны. Но однажды Астра призналась, что она готовится устроить свою судьбу, что у нее появился воздыхатель, который уже пару раз у нее ночевал, и, конечно, ему далеко до потенции Коли, но и она же не девочка, чтобы раздумывать в своем холостом положении: — дать или не дать. И они уже подали заявление в загс, но, это ничего не значит, пусть все остается, как было, и Николай приходит днем, и ей это даже удобно.

Николай, конечно, был ущемлен в своем самолюбии, но трезвый рассудок подсказывал, что все закономерно и правильно. В своем понимании истины, и будучи математиком, склонным к точным формулировкам, Николай сформулировал для себя: — любовные похождения, случайные связи или просто разврат, никогда и никак не должны влиять на родных, на семью, детей в первую очередь. Такова мораль, которой он следовал до конца жизни. А жизнь, по его понятию, была не удавшейся. Ему по причине призывного возраста не пришлось учиться в математическом учебном заведении и не удалось применить свои способности, которые он сознательно развивал в себе с детских лет.

Возвратился Йоська из Венгрии, обрадовались встрече, во избежание недоразумений Николай все ему рассказал. Встретил полное понимание. Неожиданностей не должно произойти. Вернулся из Венгрии еще один еврей, Матвей, и это возвращение навело на грустную мысль, о национальной политике в кадрах Вооруженных сил Советского Союза.

Но это уже другая история.