Внимаем пристально: Четыре применения памятования

Б. Ален Уоллес, 2011

Способность поддерживать пристальное памятование – навык, который можно освоить, и он необычайно полезен в жизни. Эта книга излагает теорию и применение метода, который Будда называл прямым путем к просветлению, – простые, но мощные практические приемы, позволяющие развивать памятование, они позволят любому человеку, независимо от того, относит он себя к той или иной традиции или вере или нет, достичь подлинного внутреннего благополучия и свободы от страданий. Ален Уоллес, опираясь на свой опыт монаха, ученого и созерцателя, предлагает нам насыщенный синтез восточной и западной традиций, а также развитую систему пошаговых медитаций, следуя которой на практике, читатель сможет сформулировать и осознать некоторые наиболее фундаментальные вопросы и подвергнуть их созерцательному изучению. Уоллес подчеркивает: личный практический поиск необходим. Цель этих методов – исцелить ум и устранить препятствия на пути к прямому постижению глубинной природы человеческого опыта. «Внимаем пристально» методически продолжает объяснение теории и практики медитаций, предложенное в книге А. Уоллеса «Революция внимания». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Предисловие

Памятование, монахи, я называю во всем нужным ¹.

— Будда Шакьямуни, «Милиндапаньха»

Способность поддерживать непрерывное памятование — тренируемый навык, приносящий существенную пользу в любой ситуации. Эта книга объясняет теорию и применение практики, которую Будда назвал прямым путем к просветлению. Изложенные здесь простые, но невероятно мощные методы развития памятования позволят каждому — независимо от личных традиций и убеждений или их отсутствия — достичь подлинного счастья и свободы от страданий. Пристально внимая телу и дыханию, мы расслабляемся, заземляемся, физически присутствуя. Вплотную соприкасаясь со своими чувствами, мы удерживаем осознавание и не уходим в привычные реакции. Исследуя явления ума впрямую, оттачиваем восприятие, но не привязываемся. В конце концов мы видим все явления такими, какие они есть, и приближаемся к основе просветления.

Будда изложил четыре пристальные применения памятования как противоядия от четырех привычных заблуждений, в которых коренится наше повседневное страдание. Мы ошибочно принимаем собрание физических и психических явлений, называемых телом, за обитель нашего настоящего «я». Ошибочно принимаем чувства, возникающие в ответ на наблюдаемые явления, за подлинное счастье. Принимаем ум за настоящее «я». И, кроме того, мы ошибочно принимаем наблюдаемые явления за настоящие предметы ². Эти ошибки ведут к искаженным мыслям, восприятию и убеждениям, а те порождают умственные омрачения — чувственное желание и враждебность, создающие бесконечное необязательное страдание.

Мы участвуем в жизни, опираясь на эти фундаментальные заблуждения, и, сами того не ведая, подпитываем замкнутый круг страдания. Общепринятый мир, который мы населяем, известен в буддизме как царство желаний: основная движущая сила у всех живых существ — жажда приятных чувств в теле и уме и стремление избежать страданий и боли. Не познав подлинную природу нашего существования, мы цепляемся за мирские удовольствия, какие находим в вещах и переживаниях. Стоит нам обрести их, мы изо всех сил стараемся их удержать, но они никогда не остаются с нами надолго, и наши усилия только поддерживают страдание.

Напротив, применяя пристальное памятование к телу, чувствам, событиям в уме и ко всем явлениям, со всевозрастающей ясностью мы наблюдаем то, что эти вещи и переживания представляют собой на самом деле: они иллюзорны, нереальны, существуют лишь как обозначения в общепринятой речи. Видя, до чего распространено страдание в этом мире, мы прекращаем цепляться за тело как за подлинный источник существования. Созерцая, как из заблуждений возникают страдания, мы перестаем опираться на чувства как на подлинный источник счастья. Понимая, что страдание можно искоренить, мы разжимаем хватку и больше не цепляемся за умственные события как за подлинный источник нашего самоопределения. Видя истинную природу действительности, мы более не воспринимаем сущности, привычно приписываемые субъективным и объективным проявлениям, как истинный источник наших переживаний.

Будда утверждал, что умственные омрачения — в том числе вожделение, гнев и заблуждение — не врожденная часть нашей природы. Он сравнил их с кучей сора посреди перекрестка, символизирующего наши процессы восприятия и мышления. Четыре колесницы, въезжающие на этот перекресток с четырех сторон, представляют памятование, направленное на тело, чувства, состояния ума и все явления — и они полностью разметают этот сор ³. Когда умственные омрачения преодолены, наша истинная природа, все это время скрытая за привычными заблуждениями, начинает сиять вовне и приносить безграничную пользу и нам самим, и всем прочим существам.

Эта книга сложилась на основе материалов недельного ретрита, который я провел в 2008 году в Старой миссии в Санта-Барбаре, Калифорния. Скрывшись за стенами этой «жемчужины» тихоокеанских обителей, основанной отцом Хуниперо Серра ⁴, мы в полной мере ощущали благословение созерцательного уединения и вдохновлялись тихими садами монастыря, непрерывно действующего уже более двухсот лет.

Первое в моей жизни руководство по медитации, которое я прочел в далеком 1970 году, составил Ньянапоника Тхера (1901–1994) — урожденный немец, монах в традиции тхеравада, живший на Шри-Ланке. Я встретился с ним через много лет после того, как он написал классический текст «Сердце буддийской медитации» ⁵. Книга показалась мне безупречно ясной, и я сразу же почувствовал себя в своей стихии: первый год или около того я практиковал почти исключительно по этому руководству. В книге речь шла о четырех пристальных применениях памятования, переведенных как «четыре основы памятования» ⁶. Эти четыре магистральных направления медитации содержат в себе сердечную сущность методов Будды Шакьямуни, предназначенных для того, чтобы освободить нас от страдания и его внутренних причин.

Впитав «Сердце буддийской медитации», я купил билет в один конец в Индию и погрузился в изучение тибетской культуры, религии, языка и медицины. После долгого обучения я бегло заговорил на тибетском языке. В конце концов я принял монашеские обеты и остался в монастыре — Институте буддийской диалектики в Дхарамсале. Учебный план оказался очень требовательным: дебаты по пять часов в день, изучение буддийской философии, заучивание наизусть сотен страниц текстов.

Вскоре по приглашению близкой подруги, которая была мне за старшую сестру, в Дхарамсалу приехал знаменитый бирманский мастер медитации С. Н. Гоенка. Подруга настаивала, чтобы я поучился у Гоенки. Его Святейшество Далай-лама, надзиравший за учебой в нашей школе, предписал всем монахам монастыря пройти ретрит. Десятидневные ретриты Гоенки, направленные на развитие прозрения (санскр. випашьяна) ⁷, с тех пор стали классическими. Их и ныне организуют ежегодно по всему миру — для тысяч участников.

Десять чрезвычайно насыщенных дней мы медитировали по одиннадцать часов под руководством самого Гоенки: начинали в 4:30 утра — наблюдали за дыханием и пристально следили за ощущениями в теле. К тому времени у меня за плечами было уже четыре года довольно строгого обучения, чтения и изучения философии, аналитических занятий и дебатов. Но опыт пребывания один на один со своим умом одиннадцать часов подряд внезапно оказался для меня совершенно невыносимым.

Писательница Энн Ламотт как-то сказала: «Мой ум подобен неблагополучному кварталу. Стараюсь не забредать туда в одиночку». Находиться в одной комнате со своим умом день-деньской, вот так с места в карьер, без всякой анестезии — все равно что сидеть на свалке отравляющих отходов, кишащей ядовитыми змеями. Я изучал буддийские небесные дворцы, живя в вонючей хижине. К концу десятидневного курса я оказался не в силах это терпеть. Сразу после ретрита я помчался к резиденции Его Святейшества и выпалил: «Я тут нагляделся на свой ум. Это ужасное место!»

Я сообщил ему, что на время хочу оставить теоретические штудии: хотелось мне лишь одного — очистить свой ум и укоренить медитативную практику в опыте. Годом раньше, истощенный третьим приступом гепатита и похудев до ста тридцати пяти фунтов, я оказался на пороге смерти. Смерть с таким вот умом представлялась немыслимой. Я был полон решимости погрузиться в основанное на опыте изучение своих тела, ума и окружающего мира с помощью практики четырех пристальных применений памятования.

В силу моего огромного почтения к Его Святейшеству я был готов последовать любому его совету. К моему глубокому облегчению он сказал: «Хорошая мысль!» — и попросил своего второго наставника Лати Ринпоче (1922–2010) ⁸ направлять меня в практике. Из всего собрания учений Будды, записанных в тибетском каноне, Лати Ринпоче выбрал Сутру внимательного применения памятования, и я приступил к ее изучению.

Другой мой основной учитель Геше Рабтен (1920–1986) ⁹ передал мне бесценные наставления по этим практикам, когда я обучался под его началом. Примерно тогда же в Дхарамсале к нам присоединился монах из тхеравадинской традиции достопочтенный Китти Субхо, он познакомил меня со многими ключевыми учениями Будды, записанными в Палийском каноне. Он только-только приехал из Таиланда, где провел шесть лет, усиленно осваивая памятование по одиннадцать часов в день. Китти Субхо дал мне прикладные советы, и я погрузился в практику памятования. Умственное равновесие у меня постепенно улучшалось, и чуть позже я вернулся в Швейцарию, где провел еще пять лет в двух монастырях, впитывая теорию и практику медитации в традиции тибетского буддизма.

Осенью 1979 года я покинул швейцарский монастырь и со следующей весны удалился в пятимесячный ретрит по шаматхе в горах над Дхарамсалой — по приглашению Его Святейшества Далай-ламы и под его руководством. Со временем истек срок моей визы, и мне предстояло выехать из Индии. Когда я спросил об этом Его Святейшество, тогда направлявшего меня в практике, он посоветовал: «Почему бы тебе не отправиться в Непал? Там есть замечательные ламы, они помогут тебе в обучении». Прекрасно. Однако чуть погодя один монах рассказал мне, что превосходные учителя и прекрасные уединенные места, благоприятные для медитативной практики, есть на Шри-Ланке, и страна идеальна для буддийского монаха. Поскольку я уже ощутил изысканный вкус практик памятования в традиции тхеравады, предложение показалось крайне соблазнительным. Я попытался связаться с Его Святейшеством, чтобы спросить, не лучше ли мне отправиться на Шри-Ланку, нежели в Непал, но из-за чрезвычайно плотного графика Далай-ламы получить от него ответ не удалось. Тогда я попросил о встрече Кьябдже Триджанга Ринпоче (1900–1981) ¹⁰, высокопоставленного ламу, одного из наставников Его Святейшества, а также моего учителя. Когда я спросил его, можно ли отправиться практиковать на Шри-Ланку, он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Хорошо! Отправляйся на Шри-Ланку».

Около полугода я провел на Шри-Ланке, медитируя в основном под руководством Балангоды Ананды Майтреи (1896–1998) ¹¹, одного из самых уважаемых и всеми любимых учителей в стране. Хотя к тому времени уже удалился от дел, он тепло принял меня в своем маленьком храме. Там было не больше дюжины монахов, а потому мое обучение было глубоко личным. Он являл собой удивительное воплощение мудрости, доброты и безмятежности. Для меня Ананда Майтрея остается основным учителем в традиции тхеравады, и я был бы счастлив воплощать собой его человеческие качества. Несколько раз я получал учения по четырем пристальным применениям памятования, основанным на «Главе о мудрости» из классического текста «Путь бодхисаттв»¹², от Геше Нгаванга Даргье (1921–1995) ¹³ и Его Святейшества Далай-ламы.

Большинство источников этой книги — из Палийского канона и традиции тхеравады, приверженной строгой дисциплине в практике памятования. Я также включил в текст хорошо дополняющие воззрения моих тибетских учителей в традиции Великой колесницы (санскр. махаяна).

Я очень рад возможности поделиться с вами этими методами памятования и наставлениями. Наставления, изложенные в этой книге, — возвышенная линия передачи, и я глубоко чту всех моих учителей. Моя цель — верно передать вам благословения, какими богата линия этих учений, и при этом как можно меньше исказить их. Надеюсь, мне удастся донести проблеск той ясности и мудрости, какими щедро поделились со мной мои учителя.