Передача лампы

Бхагаван Шри Раджниш (Ошо)

Перед вами одна из самых главных, знаковых книг Ошо. «Передача лампы» – это серия бесед, проведенных Ошо в 1986 году в Уругвае, в один из сложнейших периодов его жизни. В этой книге великий мистик отвечает на вопросы саньясинов, путешествующих с ним по всему миру. Они обсуждают разные темы: беседуют о политике, религии, отношениях между людьми, духовной жизни человека. Ошо говорит о техниках духовного роста, о связи сновидений и медитации, об энергии любви и секса, а также рассказывает множество историй из своей жизни – таинственных, поучительных и мудрых. Философские слова неопределенные, невыразительные, громоздкие – много шума из ничего. Поэтому не думайте над словами, учитесь читать между слов – читать в своем сердце. «Передача лампы» – это особая передача, существующая вне написанного, не зависящая от букв (ОШО).

OSHO является зарегистрированной торговой маркой и используется с разрешения Osho International Foundation.www.osho.com/trademarks

Все права защищены.

Публикуется на основе Соглашения с Osho International Foundation, Banhofstr/52, 8001 Zurich, Switzerland, www.osho.com

Глава 1

Животные посмеялись бы

Ошо, вместе с моим союзником, медитацией, я убираю скелеты из шкафа.

Вместе с моим союзником, доверием, я вхожу в темный подвал и выметаю древнюю пыль.

Вместе с моим союзником, сердцем, я открываю все окна и впускаю несущие свежесть ветра.

Вместе с моим союзником, осознанностью, я зажигаю свечи во всех комнатах. На кухне мой союзник, терпение, готовит чай.

В саду я сажусь с моим союзником, мастером, и ожидаю в тишине, ибо я знаю — гость скоро будет здесь.

Ошо, когда зазвенит колокольчик, буду ли я там, чтобы откликнуться?

Гость приходит всегда; его приход неизбежен. И колокольчик зазвенит. И дверь всегда открыта — непременно.

Но в тот момент, когда вы откроете дверь, вас не будет здесь. Существование есть, существо есть, но вас нет. Того, что вы знали о себе до сих пор, больше нет, а тому, что есть, невозможно дать название, невозможно дать определение. Это все и вся… Это сама сущность существования.

Вас не будет здесь в том виде, как вы себе это представляете.

Если вы здесь, гость не сможет войти.

На самом деле, гость сможет прийти только тогда, когда становится ясно, что вы готовы исчезнуть. Ваше исчезновение — это появление того, что вы все это время искали. Это парадокс: когда искомое найдено, ищущий исчезает.

Есть слова Иисуса, в некотором смысле существенные, но по самой своей сути ошибочные. Он сказал: «Ищите да обрящете», — короткая сентенция; «Ищите да обрящете» — и каждое слово в ней ошибочно, потому что, пока поиск продолжается, присутствует желание, присутствует стремление. Поиск должен прекратиться, исчезнуть. «Ищите да обрящете». Вы не можете найти его; оно найдется, но вы не можете быть нашедшим.

То же самое касается и последующих изречений. Они очень красивы, очень поэтичны: «Просите, и дано вам будет», — но каждое слово в них ошибочно. Пока вы не перестанете просить, вам ничего не воздастся. Просите, и вы продолжите упускать; перестаньте просить, и желаемое перед вами. Оно всегда было здесь — вы не могли увидеть его, потому что ваши глаза были полны мольбы. «Просите, и дано вам будет», снова вам? Вам невозможно; вы барьер, вы препятствие. Вы должны раствориться в целом, как капля росы исчезает в океане.

Третья сентенция не менее прекрасна: «Стучите, и вам откроются двери». Но все слова ошибочны. Вам не надо стучать; даже такое незначительное усилие с вашей стороны не позволит быть тотально расслабленным. Дверь не закрыта, поэтому нет необходимости стучать. Если вы стучите, то, скорее всего, перед вами стена, перед вами не дверь. Врата божественного всегда открыты, а вы продолжаете стучать тут и там.

«Стучите, и вам откроют». Кто же там находится, чтобы открыть? Бога там нет; что там Бог, видимо, подразумевает высказывание Иисуса. Но там нет никого, кто бы открыл ее, в частности вам. Если вас нет, внезапно вы обнаруживаете, что стоите у двери. И дверь открыта; она всегда была открыта, чтобы вы не пришли и не нашли ее закрытой.

Существование бесконечно сострадательно. Двери не могут быть закрыты: вас всегда ждут. Но помните: когда вы приблизитесь к двери, снимите ваши туфли и вместе с этими туфлями оставьте ваши представления о себе. Войдите невинным, как младенец, без всякого имени.

Эти три изречения прекрасны, одни из лучших в Новом Завете. Но, если посмотреть сквозь призму просветления, поэзия неуместна; она остается в реальности.

Все правильно, только вы сами неправильны. И все усилия должны быть направлены на то, чтобы достичь такого состояния существа, в котором вы сможете сказать: «Меня нет». По логике, вы не можете сказать: «Меня нет», — кто в этом случае говорит? Но экзистенциально вы можете осознать. Бывают мгновения, когда вас нет, и все же вы есть. Прекрасный закат, небо, полное звезд… на миг вы забываете, что вы есть, хотя вы есть, но тотально другой — чистый, новый, возрожденный.

Ошо, я постоянно критикую себя и сужу других людей. Из-за этого я чувствую себя разъединенным и напряженным и не могу установить настоящий контакт с людьми и природой. Я хочу открыть свое сердце, но не знаю, как это сделать. Пожалуйста, подскажи что-нибудь.

Все наше образование настолько уродливо, все наше воспитание настолько неправильно, что отнимает у вас всякую возможность внутреннего роста и наделяет вас глупыми представлениями, не имеющими никакого отношения к вашей радости, вашему пониманию, вашей зрелости.

Каждому ребенку тысячами разных способов внушают, чтобы он критиковал себя, так что это не только ваша проблема. Ему постоянно говорят, что он неправ во всем. Мало-помалу он заражается болезнью самокритики. А человек, критикующий себя, не может прощать другим. Как он может простить? За то же самое он критикует и других. Вся его жизнь становится осуждением — осуждением себя, осуждением других. И тогда любовь невозможна, дружба невозможна, и он страдает. Его критика настолько абсурдна.

Маленький мальчик вбежал в дом и кинулся к матери: «Боже мой! Я спасся только Божьей милостью! Лев преследовал меня всю дорогу от школы до дома. Он снаружи».

Мать воскликнула: «Сколько миллионов раз я тебя просила не преувеличивать?» Она говорит: «Сколько миллионов раз я тебя просила не преувеличивать? Где ты нашел тут льва?»

Мальчик ответил: «Возможно, со страха она мне показалась очень большой… но это на самом деле очень опасная собака!»

Мать сказала: «Теперь, я вижу, ты приходишь в себя. Если бы это была опасная собака, тебя бы здесь не было».

Ребенок ответил: «Да. На самом деле, это маленькая собачка…» Но добавил: «Я преувеличил, это нехорошо. А ты? Ты сказала: „Сколько миллионов раз я просила тебя…“»

Я остановился в Калькутте, в доме друга, откуда собирался поехать на конференцию. Мы сидели в машине и ждали его жену. Друг посигналил. Очень сердитая, она подошла к окну и крикнула: «Я говорила тебе тысячу раз, что выйду через минуту!»

Я сказал другу: «Это какое-то чудо! Она говорила тебе тысячу раз, что выйдет через минуту. Но за одну минуту человек не может сказать это тысячу раз. И теперь она снова исчезла в ванной».

Друг ответил: «Ты не представляешь, как она преувеличивает. И я тоже заразился этой болезнью. Время от времени я внезапно осознаю, что преувеличиваю совсем как моя жена…»

Родители сами делают все то, за что критикуют ребенка. А он наблюдает, и его наблюдательность гораздо более ясная. Его ум постоянно развивается; он видит, что в той ситуации, когда он неправ, родители правы. Они смотрят телевизор до поздней ночи — они правы, а он должен идти спать в девять часов. Постепенно он привыкает к такому несоответствию и начинает переживать: «Почему-то я неправ. Что я ни сделаю, все не так».

Однажды я спросил своего отца: «Скажешь ли ты мне когда-нибудь, в один прекрасный день, хоть раз: „То, что ты делаешь, правильно“? Ты не понимаешь, что невозможно делать все неправильно двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году… Все неправильно? Если это так, то я постоянно совершаю что-то необыкновенное. Сделай исключение, скажи мне хоть раз: „То, что ты делаешь, правильно“».

Он был потрясен, потому что понял, о чем я говорил: это невозможно, чтобы я делал все неправильно.

Но родители наслаждаются таким положением, потому что оно приносит удовлетворение: это жажда власти. Когда вы говорите кому-то: «Нет», когда вы говорите кому-то: «Ты неправ», вы чувствуете себя значительным. Это подпитывает ваше эго, и это подпитывает эго каждого — учителей, соседей. Куда бы ни направился ребенок, все реализуют свою жажду власти, и ребенок подавлен.

Когда столько людей говорят, что он неправ, естественно, ему приходится в это поверить.

Но помните: в ответ он сам начинает судить других. Когда все вокруг осуждают его, нет причины, по которой он не должен судить других. Вы учите его судить, судить всех, и как можно больше судить отрицательно. Так он начинает осуждать других за то, что они неправы.

Таков наш мир, где каждый осуждает себя и осуждает всех вокруг. Как вы можете быть любящим, дружелюбным, доверчивым? Как вы можете открыть свое сердце? Вы будете замкнутым, вы будете полностью закрытым, вы будете жить в мире, который вы будете осуждать, и мир будет осуждать вас.

Это не лучшая ситуация, но вы должны понять: вопрос «Как мне открыть сердце?» — не тот вопрос. Настоящий вопрос — как вам удалось закрыть его.

Перестаньте судить.

Что бы вы ни делали, если вам нравится это делать, делайте. Здесь не стоит вопрос осуждения; никто не имеет права говорить: то, что вы делаете, неправильно. Если вам нравится это, вы никому не вредите, вы никого не беспокоите… Но это странный мир.

С детства я всегда любил просто молча сидеть в углу. И кто бы ни проходил мимо, обязательно спрашивал: «Что ты делаешь?»

Я отвечал: «Ничего».

И каждый говорил: «Это нехорошо».

Я отвечал: «Странно, я ничего не делаю, не причиняю никому вреда, просто сижу молча в углу, а вы говорите: „Это неправильно“. Мне кажется, это просто вошло у вас в привычку — осуждать, критиковать. Но мне нравится здесь сидеть и ничего не делать, и я продолжу этим заниматься, несмотря на ваше осуждение. Я не просил вашего совета, а давать непрошеный совет неразумно».

Медленно-медленно человеку необходимо вникнуть, прояснить для себя: пока я не посягаю ни на чьи права, если я делаю то, что мне нравится, и не вижу в этом ничего предосудительного — я не позволю никому себя осуждать, потому что это вопрос не только данного действия, это вопрос всей моей жизни. Вы учите меня очень коварной болезни осуждения. А если я осуждаю себя, как же я могу оставить других неосужденными?

Говорят, что Мулла Насреддин приходил к себе домой, и каждый день его ждали неприятности. Жена подозревала (как и все жены), что у него роман с другой женщиной, потому что, выходя из дома, он выглядел таким счастливым и уходил так быстро; по возвращении же домой он был печален. Конечно, было что-то за пределами дома, что влекло его. И, когда он вешал свое пальто на вешалку, она осматривала его пальто, осматривала его рубашку в поисках какого-нибудь волоса или еще чего-нибудь, чтобы найти доказательства того, что он был с другой женщиной.

Однажды — она искала семь дней и не смогла найти ни единого волоска — на седьмой день она разрыдалась, причитая: «Это уже слишком. Теперь ты встречаешься с лысой женщиной!»

Надо сказать, что очень сложно встретить лысую женщину — почти невозможно. Я видел только одну женщину, наполовину облысевшую, и то не лысую. Но за семь дней ни волоска? Вывод очевиден: он пал так низко, что теперь встречается с лысой женщиной. «Неужели ты не можешь найти женщину с волосами?»

Если муж молчит, жена злится. Если он читает газету, жена злится; она выхватит газету и скажет: «Я здесь, а ты читаешь газету, как будто меня не существует».

Каждый так несчастен, что хочет где-то найти хоть какую-то причину, чтобы объяснить себе, почему он несчастен, почему она несчастна. И общество предложило хороший выход — судить.

Сначала, естественно, вы всячески судите себя. Никто не совершенен, и никто никогда не сможет быть совершенным: совершенства не существует, поэтому судить очень легко. Вы несовершенны, существуют и показатели вашего несовершенства. Вы злитесь, злитесь на себя, злитесь на весь мир: «Почему я не совершенный?»

Вами овладевает одно-единственное желание — найти несовершенство во всех. И после этого вы хотите открыть сердце? Естественно, пока вы не откроете сердце, в вашей жизни не будет празднования; ваша жизнь почти мертва. Но вы не можете сделать это немедленно; вам предстоит искоренить все ваше воспитание с самого основания.

И самое первое — перестаньте судить себя. Вместо осуждения начните принимать себя со всеми своими несовершенствами, всеми своими слабостями, всеми своими ошибками, всеми своими неудачами. Не требуйте от себя быть совершенным. Это все равно что требовать чего-то невозможного и после этого чувствовать себя бессильным. В конце концов, вы просто человек.

Посмотрите на животных, на птиц; никто не волнуется, никто не печалится, никто не разочаровывается. Вы никогда не увидите, чтобы буйвол терял самообладание. Он вполне удовлетворен, пережевывая одну и ту же траву каждый день. Он почти просветленный. Напряжения нет; есть только потрясающая гармония с природой, с собой, со всем сущим. Буйволы не создают партии для переустройства мира, для превращения буйволов в супербуйволов, для превращения буйволов в религиозных и добродетельных. Ни одно животное не трогают человеческие помыслы.

Должно быть, они все посмеялись бы: «Что с тобой случилось? Почему ты не можешь быть просто собой, как ты есть? Зачем быть кем-то еще?»

Итак, первое — это глубокое принятие себя.

Учителя постоянно спрашивали меня: «Неужели ты не понимаешь, что ты непослушный?»

Я отвечал: «Я всем доволен. Я такой и не хочу быть кем-то другим».

Они говорили: «Это странно, потому что ты должен чувствовать себя виноватым из-за того, что ты делаешь».

Я спрашивал: «Виноватым в чем?»

Один из моих учителей постоянно говорил о бесстрашии — что он бесстрашный человек и что он может пойти самой темной ночью в самый густой лес. Слушая его снова и снова, я сказал: «Я сомневаюсь — ты так много говоришь о своем бесстрашии. Что это за бесстрашие — пойти темной ночью в густой лес? Здесь особой смелости не требуется. Я подозреваю, что ты настоящий трус».

Он очень разозлился и сказал: «Ты должен это доказать».

Я ответил: «Я докажу это. Если я говорю, это значит, что я докажу». И я заметил, как он начал потеть.

Этой же ночью я доказал это. Он жил в маленьком домике, покрытом глиняной черепицей, — я знал, где он спал, — я влез на крышу, отодвинул одну черепицу и бросил в комнату резиновую змею, привязанную на веревке. Я медленно-медленно опускал змею, пока она не коснулась его лица.

Раз или два он отмахивался от нее, но змея возвращалась снова и снова. Потом он открыл глаза, полусонный, среди ночи… и только длинная змея и его лицо… и он закричал. Я никогда не слышал такого крика; это был настоящий первобытный крик. Я вытащил змею и убежал.

На следующий день он зашел в класс, но его коленки все еще тряслись; страх перед змеей отражался на лице… Он начал урок, но я прервал его:

— Сначала о главном.

— О чем ты говоришь? — спросил меня учитель.

— Как насчет прошлой ночи? Ты хотел, чтобы тебе кое-что доказали…

— Так это твоих рук дело?

— Это не моих рук дело, я просто наблюдал за тем, что змея делала с тобой.

— Ты был там?

— Я в курсе всей этой истории, ты не сможешь скрыть ее. Я даже знаю, что твой крик разбудил всех соседей, все знают об этом.

— Но, — сказал учитель, — ты говоришь об этом так уверенно из-за того, что они слышали крик, но когда все вошли, змеи уже не было. Мы увидели, что одна плитка черепицы была сдвинута, так что змея, должно быть, уползла.

— Ты прав: это именно то место, откуда она появилась и куда исчезла. И если тебе действительно нужны доказательства… — Я вынул змею из рюкзака и показал ему. — Ты такой бесстрашный человек, а это всего лишь резиновая змея. Она всего лишь коснулась твоего лица — два или три раза, немного — а ты издал такой крик. Я не ожидал, что она так сильно напугает тебя.

Ему было так стыдно, что тем же вечером он отказался от должности и покинул город, потому что все спрашивали: «Что случилось со змеей? Она была настоящей? А мне сказали, что это была резиновая змея и что какой-то мальчик из твоего класса принял твой вызов». Весь город говорил об этом, и это было настолько невыносимо, что он уехал.

Мы встретились десять лет спустя на железнодорожной станции. Он попытался сделать вид, что не узнал меня. Я сказал: «Не делай вид, что ты не узнаешь меня, потому что в моем рюкзаке все еще лежит та змея. Я искал тебя десять лет. Я носил ее с собой. Где ты был все эти десять лет?»

Он сказал: «Говори тише. Не говори так громко, потому что в этом маленьком городке я стал учителем и не хочу, чтобы здесь узнали об этой истории. А зачем ты приехал сюда?»

Я ответил: «Я приехал не сюда, я проезжал мимо на поезде, и мой поезд ждет, чтобы проехал другой поезд. Увидев тебя, я вышел. А что насчет твоего бесстрашия?»

Он сказал: «Я отказался от этой мысли. Ты сделал одну хорошую вещь — избавил меня от ложного представления, что я бесстрашен. Ты прояснил для меня, что я подавляю свой страх мыслью о бесстрашии. Я злился на тебя, но теперь благодарен. Ты оказал мне услугу».

Я ответил: «Я получил от этого удовольствие. Мне от тебя не нужно никакой признательности, никакой благодарности».

В свою очередь он спросил: «Неужели ты никогда не чувствуешь, что делаешь что-то неправильно?»

Я ответил: «Никогда не чувствую. Я просто делаю то, что мне нравится. Наша жизнь так коротка, зачем утруждать себя и тратить время в сомнениях — правильно это или нет? Я не причиняю никому вреда. И тебе я не навредил. Тот крик, который вырвался у тебя, принес пользу; он очистил все твое существо. Должно быть, вместе с ним вышло много мусора из тебя».

Я никогда не судил, поэтому я точно не знаю, как это происходит. Когда ты говоришь, что судишь себя, это заимствовано. Люди судили тебя, и ты перенял их образ мыслей, не подвергнув его внимательному изучению. Ты страдаешь от осуждений других людей и сам перекидываешь эти осуждения на других. Эта игра выросла до невообразимых размеров; от нее страдает все человечество.

Если вы хотите выйти из нее, первое: не судите себя. Примите покорно свое несовершенство, свои неудачи, свои ошибки, свои слабости. Тогда не будет смысла притворяться. Будьте собой: «Вот такой я есть, полный страхов. Я не могу выйти в темную ночь. Я не могу пойти в густой лес». Что в этом ненормального? Это свойственно человеку.

Когда вы примете себя, вы сможете принять и других, потому что вы получите ясное представление о том, что они страдают от той же болезни. Принимая их, вы поможете им принять себя.

Мы сможем все изменить: принимайте себя. Это делает вас способным принимать других. И стоит кому-то принять их, как они впервые начинают познавать саму красоту приятия, впервые в жизни, какое это умиротворение — и они начинают принимать других.

Если все человечество придет к тому, что каждого нужно принимать таким, какой он есть, почти девяносто процентов страданий попросту исчезнут: не будет оснований для этого. И ваши сердца раскроются во всей своей гармонии, и ваша любовь разольется по миру.

А сейчас как вы можете любить? Когда вы видите столько несправедливости, столько недостатков, как вы можете любить? Вы хотите совершенства. Никто не совершенство, поэтому вам приходится смириться с состоянием не-любви или же смириться с тем, что другой несовершенен. Любовью можно делиться, делиться с самыми разными людьми. Не предъявляйте требований.

Осуждение уродливо, оно ранит людей. С одной стороны, вы продолжаете причинять боль, ранить людей, а с другой стороны, вы хотите их любви, их уважения. Это невозможно.

Любите их, уважайте их, и, возможно, ваши любовь и уважение помогут им освободиться от многих слабостей, от многих недостатков, потому что любовь даст им новую энергию, новый смысл, новую силу. Любовь даст им новые корни, чтобы выстоять против сильных ветров, жгучего солнца, проливных дождей.

Если хотя бы один человек любит вас, это делает вас настолько сильным, что трудно себе представить. Но если в этом огромном мире никто не любит вас, тогда вы одиноки; вы думаете, что вы свободны, но на самом деле вы живете в одиночной камере в тюрьме. Просто одиночная камера невидима; вы носите ее с собой.

Сердце откроется само. Не беспокойтесь за сердце. Просто проведите первичную черновую работу.

Ошо, мне кажется, ты парадоксален. Ты олицетворяешь сущность как вечность и в то же время как здесь и сейчас.

Рядом с тобой я замечаю ощущение чего-то, что было всегда и всегда будет, чего-то, о чем я всегда знала, — хотя и не осознаю четко, что это. В то же время, когда бы я ни увидела тебя, это нечто настолько чарующе новое и свежее… Как будто я увидела тебя в первый раз. Но когда я действительно увидела тебя в первый раз в Пуне, я почувствовала, что всегда знала тебя.

Ошо, я схожу с ума?

Ты не сходишь с ума, Маниша, потому что ты уже сошла с ума. Но быть сумасшедшей здесь, со мной, значит впервые ощутить вкус здравого смысла.

Это правда, в этом есть парадокс. Ты можешь чувствовать в моем присутствии одновременно силу, глубину настоящего момента — здесь и сейчас, и что очень нелогично, но саму суть, бесконечное, которое всегда было и всегда будет. Но это только отчасти парадокс — все парадоксально лишь отчасти, потому что здесь и сейчас — это дверь в вечность.

Ощущать этот момент значит ощущать в то же время все, что было, и все, что будет, потому что данный момент содержит и то, и другое. Он содержит все прошлое, потому что куда исчезает прошлое? — оно постепенно перетекает в настоящее. Он содержит и все будущее, потому что откуда появляется будущее? — оно вырастает из этого момента и из следующего момента, и из следующего момента, и из целой вечности.

Настоящий момент — это семя, в котором есть все деревья прошлого… многие поколения деревьев. Это семя не пришло из ниоткуда, оно пришло с дерева. Это дерево выросло из другого семени, а то семя пришло с другого дерева. Если вы пойдете в обратном направлении, семя приведет вас к самым истокам — если эти истоки существовали.

Так было всегда.

И это семя также содержит будущие деревья. Из этого семени вырастет новое дерево, а из этого дерева вырастут тысячи семян и тысячи деревьев. Одно-единственное семечко может сделать всю землю зеленой… Или можно даже сказать, что оно может сделать зеленой всю Вселенную. Вот так много содержится в маленьком семечке.

Настоящий момент — это семя времени.

Оно невидимо. Вот почему мы не знаем, что оно содержит.

Оно содержит все прошлое; оно содержит все будущее. Вот почему я настаиваю: не думайте о прошлом, не думайте о будущем. Оставайтесь в настоящем, все прошлое ваше, все будущее ваше.

Из-за этого парадокса в моем присутствии ты чувствуешь, будто видишь меня в первый раз; а когда ты несколько лет назад увидела меня в первый раз, у тебя было чувство, что ты знала меня всегда. Но это тот же парадокс; никаких отличий.

Мы всегда видим друг друга впервые, и мы знали друг друга вечно, потому что перемены — это единственное, что неизменно в существовании… А особенно с таким человеком, как я, который живет не по логике, у которого нет уважения к логике, который никогда не беспокоится, будет ли это высказывание противоречить какому-либо другому. По сути, я и не помню, о чем говорил прежде, поэтому это очень легко для меня: каждое изречение новое, и я не сравниваю его ни с чем.

Поэтому ты могла бы слушать меня годами, но ты все равно воспринимала бы меня как что-то новое. По одной простой причине: я не оставляю в памяти того, что говорил в предшествующие дни. Я не знаю точно, какими будут мои следующие слова.

Они не подготовленные лекции профессора в университете и не подготовленные проповеди священника в церкви. Я просто откликаюсь на вашу тишину, на ваши вопросы, на скрытый смысл ваших вопросов. Вы можете задавать один и тот же вопрос тысячи раз, но мой ответ не будет тем же, потому что все изменяется. Вы сильно изменились, я сильно изменился. Вопрос может показаться тем же, но он не тот, потому что его задает другой человек, который изменился.

Прошло десять лет; через десять лет человек не может остаться тем же. И, конечно, ответ не может быть тем же, потому что каждый момент я продолжаю двигаться вместе с жизнью; я не отстаю от нее. Я не создаю никаких теорий, у меня нет желания заслужить репутацию последовательного мыслителя. Я просто играю словами. Но моя работа идет в другом месте; она идет в твоем сердце, и она идет каждый день по-новому.

Поэтому и то, и другое возможно: под одним углом ты видишь меня как нечто новое; под другим углом — как очень старое, как будто ты всегда знала меня.

Еще одна причина: что бы я ни говорил, все складывается абсолютно спонтанно, но при этом содержит наидревнейшие истины, когда-либо произнесенные человеческим существом на Земле. Поэтому те, кто может понять, видят, что я говорю то, о чем всегда говорили мистики, но, в то же время, каждый день я говорю это так, как об этом не говорили никогда. Так что в этом есть новизна и свежесть — и глубокая почтенная древность.

Но в этом нет парадокса. Все парадоксально только отчасти. По крайней мере, со мной не может быть ничего парадоксального, потому что в моем существе нет ничего парадоксального. Мое существо настолько гармонично, что противоречивые суждения не могут вырасти из него. И поэтому я не беспокоюсь по поводу своих высказываний. Я познал свое существо, я познал его гармонию.

И быть сумасбродной в этой мистической школе — это сейчас единственный способ быть разумной в этом безумном мире. Поэтому, когда я выдам тебе сертификат, утверждающий, что ты сумасбродна, это будет означать, что ты сдала экзамен.