Место, которого нет

Братья Вист

Альпы, 1936 год. Высоко в горах, в особо труднодоступном районе случайно обнаружены необычные развалины, форма и размеры которых поражают воображение. Двое археологов из Парижа обнаруживают, что информации об объекте нет ни в одном из источников. Как будто его не существовало.Дальнейшее расследование приводит исследователей к удивительному открытию: история средневековой Европы писалась не только европейцами. Чей-то хитроумный ход существенно повлиял на ее развитие, и нити тянутся в далекий Китай к временам династии Мин.Неожиданно оказывается, что за открытием следует другая, более глубокая тайна, скрытая в самом предназначении крепости, а своими действиями археологи затронули чьи-то могущественные интересы.Острое противостояние с непонятным врагом, яркая любовная история, тайные архивы монахов-бенедиктинцев и, наконец, логика и дедукция приводят археологов к ужасающему выводу – Европа уже много лет живет на «пороховой бочке» и достаточно одной искры, чтобы произошло непоправимое.

Глава 3

Все парижские подъезды на одно лицо. Немного другой цвет стен, иная плитка на площадке, вместо кактуса — фикус, но трещины те же и легкий запах сырости как печать благородного происхождения. Майкл уже устал звонить и сгоряча стукнул по двери кулаком. Вот, называется, договорились, ровно шесть, а его нет. Дверь неожиданно приоткрылась, и возникла узкая щель. Одновременно с этим сбоку послышался щелчок задвижки, и вслед за ним из соседской двери показалась нечесаная голова старика, одетого в полосатую пижаму. Сквозь толстые очки он подслеповатым взглядом уставился на двух молодых людей.

— Мы к Хельмуту, — сообщил соседу Майкл.

Голова тут же беззвучно спряталась за дверью. Друзья переглянулись.

— Входим? — предложил Майкл.

— Ну… давай.

— Ты первый.

— Хорошо.

Винсент открыл дверь и заглянул вовнутрь. Обычная парижская квартира с дощатым полом и высокими потолками. Темный извилистый коридор уводил в бок. Где-то в глубине квартиры горел свет.

— Странно, обычно он не забывает закрывать двери и свет экономит, — Майкл шел вторым, выглядывая из-за широких плеч друга.

Последний поворот, и большая гостиная вынырнула из темноты. Здесь день так и не начался. Тяжелые шторы, навевая грусть, стелились вдоль окон до самого пола. Но не это было главным. Посреди комнаты стоял крепкий стол, к которому была привинчена канцелярская лампа с железным абажуром. Не выключенная, она ярко освещала пол и дверь в коридор. Свет от лампы ударил по глазам вошедших, но это не помешало им сразу заметить царящий в комнате бедлам. Пол был засыпан кипами бумаг, вываленных из всех ящиков, полок и окружающих шкафов. Пару этажерок лежали плашмя поверх общего хаоса, а перевернутое кресло торчало из-за стола своими облезлыми ножками. Логически напрашивалось продолжение, и у Майкла закралась мысль о самом худшем. Он дал Винсенту первым заглянуть за стол, но тот прошел не останавливаясь, и американец вздохнул с облегчением — похоже, обошлось.

Винсент дошел до стоявшего на уцелевшей этажерке телефона и снял трубку.

— Какой здесь адрес?

Майкл назвал.

Не прошло и часа, как в коридоре раздались неторопливые шаги. Первым в комнате появился крепко скроенный мужчина с черным ежиком на голове и такими же щеткоподобными усами. Он шел, выставив напоказ сквозь расстегнутые полы плаща свой округлый живот. За ним гуськом двигались еще два детектива.

— Комиссар 7-го округа, Готье. Со мной мои помощники, — представился он хриплым голосом, — а вы, я так понимаю, те, кто вызвал полицию?

— Да, это мы, — ответил Винсент.

— Очень хорошо. Показывайте, где тут у вас трупы, пострадавшие, раненые!

Винсент недоуменно переглянулся с Майклом.

— Нет? Мне передали, что тут разбойное нападение, — продолжил комиссар, осматривая помещение.

— Да нет, никто, к счастью, вроде не пострадал. По крайней мере, таковых здесь нет.

— В таком случае почему вызывали? Вы хозяева квартиры?

— Нет…

— Понятно. Тогда что вы здесь делаете?

— Вот это как раз мы и пытаемся объяснить, — вмешался в разговор Майкл. — Мы пришли на встречу к нашему другу, Хельмуту — хозяину квартиры. Приходим, а здесь такое.

— Как вы сюда вошли?

— Дверь была открыта.

— Прекрасно! Вы здесь в первый раз?

— Нет, приходилось бывать ранее…

— Визуально можете определить, что пропало?

— Пропал хозяин квартиры.

— Почему так думаете?

— А разве окружающая обстановка не говорит об этом? — Майкл обвел рукой вокруг себя.

— Не знаю, это может быть все, что угодно…

— Но нам, кажется, с ним что-то произошло.

— Для этого требуются доказательства.

— Какие еще доказательства?! Если нам назначена встреча, мы приходим, а его нет, и в квартире был обыск…

— Молодой человек, мой опыт подсказывает, что чаще всего это оказывается обыкновенным раскардашем, устроенным не в меру перебравшим хозяином. Как, вы говорили, его зовут?

— Хельмут…

— Да, Хельмут мог сам разбросать в сердцах свою утварь, хлопнуть дверью и убежать. Свет даже не выключил. Преступники так не поступают.

— Но если бы в сердцах, — вернулся к разговору Винсент, — то на полу бы лежали и другие вещи, например подушки с дивана или посуда, а так, насколько я вижу, кто-то рылся именно в бумагах.

Комиссар смерил выскочку уничтожающим взглядом. Затем отправился к работающему возле входной двери дактилоскописту. Перемолвившись с ним парой слов, он вернулся и уже более миролюбивым голосом сказал:

— Обнаружены следы взлома замка. Поэтому оформляем незаконное проникновение в квартиру. Будете у нас в качестве свидетелей. Заодно и отпечатки пальцев сдадите.

— А как же все-таки с пропажей хозяина квартиры? — не успокаивался Майкл.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Неделю назад…

— Неделю… неделю… — детектив задумчиво почесал затылок. — Я, кажется, знаю, кто его похитил…

— Да вы что? — встрепенулся Майкл. — Кто?

— Марсияне. Забрали его, как человека, узнавшего тайну Красной планеты. Будут его там допрашивать на предмет того, что он замыслил, — хихикнул комиссар в свои густые усы, — и вообще о том, что знает человечество^[2]. Так что не он последний. Готовьтесь…

Комиссар переступил через кипу бумаг на полу и под озадаченными взглядами двух свидетелей направился в другую комнату. Оттуда второй помощник кивнул ему головой. Пару минут спустя комиссар позвал туда Майкла с Винсентом.

Войдя в спальню, археологи увидели стоявшего возле стены сотрудника полиции с лупой в руке. Слегка пригнувшись, он осматривал замок вмонтированного в штукатурку небольшого сейфа. Тот был вскрыт, рядом на полу стояла большая картина. По всей видимости, она и прикрывала собой сейф.

— Подходите, взгляните, — пригласил комиссар свидетелей, и рукой в перчатке пошире открыл дверцу, — ничего не удивляет?

Майкл с Винсентом подошли к стенке. Внутри железного ящика лежала толстая пачка франков, немного долларов, пара золотых часов.

— Следы вскрытия сейфа тоже налицо. Я думаю, моя версия про марсиян становится все более правдоподобной. И вы не догадываетесь, что их тут могло интересовать?

— Абсолютно нет, — Майкл пожал плечами. Про план стратегического захвата Марса он промолчал.

Комиссар измерил его недоверчивым взглядом и продолжил:

— Но в любом случае нам будет необходимо провести еще расследование, чтобы принять решение о возбуждении дела по статье об исчезновении человека. Пока прямой связи между взломом и, как вы говорите, пропажей хозяина квартиры я не вижу. Скорее всего, это произошло в его отсутствие. В момент проникновения в квартиру его здесь не было. Как вы правильно заметили, — и он обернулся к Винсенту, — были бы следы борьбы. Например, подушки с дивана валялись на полу. Хотя подождем с другими фактами. Быть может, он к тому времени и сам отыщется. Но я бы не переживал особо. Мое мнение — он просто загулял. Так что я порекомендовал бы поискать его среди друзей. Будет какая-нибудь информация, я вам сообщу. И будьте всегда на связи, мало ли что!

* * *

Исчезновение немца очень взволновало Майкла. Хельмут был педантичный и обязательный человек. К тому же альпинист. А альпинисты люди суровые, в хорошем смысле слова, принятое решение будут исполнять свято. Исчезнуть перед назначенной встречей — для этого должны быть очень веские причины. Скорее всего, даже не связанные с его волей. А может, даже и с жизнью… Поэтому намеки комиссара Готье на поиски среди друзей американец воспринял скептически. Он был уверен, что результат будет нулевым. Винсенту такая категоричность показалась странной, но вдаваться в подробности было некогда. Все мысли француза были заняты другим французом — под его окнами со вчерашнего дня красовался новый блестящий Бугатти.

На третий день после несостоявшейся встречи в квартире на Сен-Мартен раздался телефонный звонок. Винсент бросил взгляд на неразобранные чемоданы и, пообещав себе самому, что это последний день его праздной лени, взял трубку. Послышался взволнованный голос Майкла:

— Винсент, ты не мог бы срочно подъехать к комиссару?

— А ты где?

— Я уже тут.

— А что случилось?

— Давай при встрече…

Через полчаса на свободном месте возле комиссариата 7-го округа припарковался красный спортивный автомобиль. Под завистливые взгляды курящих возле входа детективов молодой подтянутый человек хлопнул дверью машины и устремился в учреждение.

Майкла Винсент нашел в кабинете на втором этаже. Его друг сидел с унылым видом на потертом стуле возле не менее пошарпанного стола. Его всегда задорное круглое лицо заметно осунулось. Он исподлобья наблюдал за комиссаром, что-то строчившем на машинке Olivetti в лучах настольной лампы. Из-под усов комиссара торчала сигарета. Незажженная. Готье бросил короткий взгляд на Винсента и продолжил стучать пальцами по блестящим клавишам. Майкл, увидев друга, улыбнулся, но улыбка была не радостная, натянутая.

Винсент сел на свободный стул под стенкой. И пока детектив допечатывал «чистосердечное признание», «явку с повинной», «протокол следствия» или что-то иное, он беглым взглядом осмотрел помещение. Карта Парижа, истыканная флажками; несколько фотографий из богатой событиями жизни комиссара; пара дипломов и боксерские перчатки украшали одну стену. Другую занимал высокий резной шкаф с полками, заваленный папками и конвертами до самого потолка. В центре шкафа под стеклом в рамочке стоял портрет Эжена Видока^[3].

Наконец детектив поставил последнюю точку и, вытянув бумагу, откинулся на стуле. Чиркнув спичкой, он прикурил и стал молча перечитывать написанное. Густой дым заклубился перед ним в лучах настольной лампы. Оба гостя молча ждали, когда хозяин кабинета удосужится обратить на них внимание.

Готье дочитал документ и передал его Майклу. Тот, сопя носом, стал изучать бумагу.

— Давайте выясним, с какой целью меня вызвали в столь чудесное место? — не выдержал Винсент.

— Сейчас и до вас дело дойдет, — бросил комиссар кратко.

Американец, поморщив лоб и почесав подбородок, закончил чтение.

— И? — спросил Готье.

— Ну… если…

— Так, тогда подписывайте.

Майкл вздохнул, нехотя взял ручку и вставил ее в чернильницу.

— Давайте, давайте, сейчас перейдем к вашему алиби.

— Алиби? — встрял в разговор Винсент.

— Ну, да, — промолвил его друг, — меня тут кое в чем подозревают.

— Ах да, вы же не в курсе, — комиссар повернулся к Винсенту. — У нас тут открылись новые обстоятельства. Очень серьезные. Во время проведения следствия на месте преступления нами была изъята ореховая трость…

— Альпеншток, — поправил его Майкл.

— Да, именно он. С латунным наконечником. Так вот, на нем в неровностях и впадинах обнаружены следы свежей крови. Видимо, в спешке пытались их стереть, но тщательности не хватило. На трости, то есть альпенштоке, присутствуют отпечатки пальцев двух человек. Одни, я так понимаю, принадлежат хозяину трости, а вторые, — он посмотрел на Майкла, — вашему другу.

— Я же уже объяснял. Да, я держал в руках этот альпеншток, когда Хельмут хвастал своим последним значком^[4] из… — взволнованный Майкл чуть не проговорился про Альпенбург, но вовремя спохватился, — из гор.

— Не стоит так нервничать. Я вас еще ни в чем не обвиняю, а только высказываю подозрения. К тому же вы сказали, что на последние двадцать четыре часа у вас есть алиби от вашего друга. Это так? — и детектив опять обратился к Винсенту.

— Да, все это время мы провели вместе.

Комиссар многозначительно поднял брови и понимающе улыбнулся.

— Мы собрались по случаю моего возвращения из Танзании. Изрядно выпили, и он, естественно, остался у меня. А на следующий день мы пошли к Хельмуту.

— А кроме вас кто-то может засвидетельствовать все это?

Винсент задумался.

— Ах, ну да, как же! У нас в доме живет старушка, очень любопытная. Обычно она не пропускает ни одного важного события, происходящего в подъезде. Так что, я думаю, она сможет подтвердить день и время прихода, а также ухода Майкла. Тем более, что она обитает на нашей площадке, как раз напротив моей двери.

— Хороший свидетель. Грамотный. Надеюсь, он вам поможет. Если, конечно, следам крови не более трех дней. Но экспертиза все установит.

— А что, есть основания считать, что Хельмута стукнули тростью? — поинтересовался Винсент. — А где же, извините, тело?

— А тело завернули в ковер и вынесли. И если этот факт будет установлен, то вполне обоснованно можно полагать, что убийцу он знал. Следов борьбы то нет.

— Простите, но почему ковер, а не ковер-самолет или например…

— Молодой человек, если я что-то говорю, то делаю это отнюдь не огульно, — Комиссар раздраженно затушил окурок в стоявшей рядом пепельнице. — Ковер в кабинете был. Мы установили это в момент осмотра помещения. На полу осталась четкая линия от мусора, который из-под ковра не выметался.

Винсент взглянул на Майкла.

— Это правда?

Тот безвольно кивнул головой.

— Да, настоящий персидский ковер. Хельмут его купил на барахолке пару лет назад.

— Вот видите, предполагаемая картина убийства на лицо, — окончательно добил американца комиссар Готье, — так что молитесь Богу, чтобы кровь была свежая.

— И как долго нам ходить под этим дамокловым мечом? — не выдержал Майкл.

— Этого у нас во Франции не знает никто. Наша страна не из тех, где спешат, так что, извините, придется помучиться. На этом все, вы пока свободны, — детектив сделал особый упор на «пока». — Я имею ввиду вас, Майкл. Рекомендую быть всегда на связи. Мой телефон у вас есть, если куда едете, то будьте добры — перезвоните. Ваш у меня тоже имеется, если что, я вас вызову, а может…

Он недоговорил, но о чем он хотел сказать, оба гостя поняли без слов. Майкл с понурой головой вышел из кабинета. Винсент по-дружески обнял его за плечи. Глядя им вслед, комиссар Готье усмехнулся сквозь свисающие усы и потянулся за пачкой сигарет.

* * *

Шла третья неделя после злополучной несостоявшейся встречи. Несмотря на то, что считается — время лечит, а проблемы имеют свойство рассасываться, это был, совсем не тот случай. Майклу казалось, что пружина, наоборот, все сильнее сжимается, момент истины приближается, а его беспомощность лишь усугубляет наступление конца. От напряжения он перестал толком спать, скинул несколько килограммов веса, забросил дела, и лишь количество пустых пачек из-под сигарет неуклонно росло у него на подоконнике. Поэтому, когда в очередной раз они встретились с Винсентом, под робкой весенней тенью платанов бульвара Сен-Мартен, последний моментально почувствовал, что все плохо. Свернув в сторону улицы Ланкри, они дошли до Шато д`О и, сделав поворот, уже приближались к площади Республики. Все это время Майкл на вопросы друга отвечал односложно, никуда заходить не хотел, и даже чашечка кофе «о'ле» его не прельщала. В конце концов, француз не выдержал:

— Слушай, янки. Может, у вас в Америке и принято ходить молча по улицам, но для Франции это нонсенс.

Такое обращение на Майкла подействовало. «Янки» его Винсент еще не называл.

— Я, конечно, здесь пока еще в гостях, но зачем же так?

— А как ты хотел? Только янки может отказаться от чашки кофе, проходя мимо настоящего парижского бистро. А ну давай, выкладывай, что у тебя там?

— Меня мучает неопределенность. С одной стороны, я понимаю, что нахожусь под колпаком у вашей, — он сделал ударение на «вашей», — полиции, а с другой, меня грызут сомнения иного рода.

— Какого?

Майкл замялся, но взглянув на решительно настроенного Винсента, продолжил:

— Имел ли я право утаивать существенную информацию от Готье, если дал слово никому не говорить.

— Ты про Альпенбург? Я заметил, как ты замялся.

— Нет, про карту Альпенбурга.

— Карту? — Винсент остановился. — Ты знаешь про какую-то карту и мне об этом ни слова?

— Я обещал…

— И что это за карта?

— На ней нанесена точка, где находится объект.

Француз смерил американца презрительным взглядом.

— Может, ты утаил от меня и что собой представляет этот объект? — брезгливо спросил он. — А на самом деле знаешь намного больше? Тогда тебя должна мучить совесть в первую очередь передо мной.

— А перед комиссаром не должна? — с надеждой спросил Майкл.

— Да забудь ты про него! Пусть и дальше курит и строит версии. Лучше давай, выкладывай подробности. Карта какая?

— Обычная, топографическая, которую носят с собой альпинисты. На ней написано «Окрестности Альпенбурга». В одном месте на ней стоит значок. Маленький.

— А какой он формы?

— Просто квадратик, заштрихованный от руки. Миллиметров пять на пять.

— Понятно. Нам это ни о чем не говорит. Так ты думаешь, те, кто делал обыск, искали именно эту карту?

— Подозреваю, что ее.

Винсент задумался, и теперь уже он шел молча.

— Ты хорошо запомнил, где стоит квадратик?

— Мне кажется, что да.

— Нарисовать сможешь?

— Если карта будет точно такая.

— Поехали, я знаю, что делать.

И они быстрой походкой направились к ближайшему метро.

Где-то здесь и происходили события…

ДНЕВНИК ХАТИДЖЕ. ОТРЫВКИ

Авторы заранее приносят извинения за упрощенный стиль перевода, так как многие словесные обороты турецкого языка им неизвестны, и большая часть текста переведена не дословно, а весьма приблизительно.

Я никогда не поверю в то, что можно полюбить мужчину потом. Сначала свадьба, пышная, чтобы запомнилась на всю жизнь. Подарки, которые должны растопить сердце. Хитрые евнухи, расплывающиеся в подобострастных улыбках. Череда наложниц, желающих угодить новой госпоже. От такого хоровода голова идет кругом, и даже красивый вид сквозь тонкий шелк на воды Босфора не радует глаз. Осталось всего десять дней, как мне предстоит стать законной супругой великого визиря…

Через пять дней у меня свадьба. Весь город кипит этим событием. Мне пошили самое красивое платье из всех, когда-либо существовавших на земле, но я не могу смотреть на него. Так же, как и на моего будущего благоверного. Я не люблю его, никогда не любила, а сейчас просто ненавижу. Что делать?…

Мне не хочется верить, что можно прожить счастливой всю жизнь, не любя своего мужа. Да и, вообще прожить… Сегодня я отчетливо поняла это, прощаясь с Николой. Его светлый лик отныне будет сопровождать меня всегда. Почему есть страны, в которых тебя не связывают цепями будущего замужества, лишь только ты постигла первые строки из Корана.

Я влюбилась в неверного. Через пять лет замужества. Пять долгих ненавистных лет я провела в гареме этого ужасного человека, который даже моего отца всегда презирал. Разве можно с ним жить дальше? Ах, Никола! Он был с визитом у нас. Гостил несколько дней, а сейчас живет на вилле сразу за городской стеной. Вчера я видела его в последний раз у нас в саду. Среди белых роз мое сердце обливалось кровью, и он предложил нам сбежать. Но это невозможно. Это нарушение всех неписаных правил. Он долго убеждал меня, что правила создаем мы сами, что если отцу по закону можно убивать своих братьев, то наш побег — это сущий пустяк. Это не измена супругу, а лишь восстановление справедливости.

Может, Никола прав, и мне действительно следует пойти на это? Морально я уже готова на все. Его расчеты верны. Послезавтра отправляется большой обоз с товаром на север, и мы могли бы легко раствориться в нем. Моя верная Фидания готова передать Николе записку. Она такая самоотверженная, как и ее имя^[5].

Назад пути нет. Завтра утром мы с Фиданией будем на КапалыЧарши^[6], поедем пораньше, чтобы был запас времени, пока нас спохватятся. Никола будет ждать нас среди лавок с тканями. Сначала мы потеряемся среди них, а потом нас пересадят в большие кувшины, закупорят ложной крышкой и засыплют доверху зерном. Таких кувшинов будет два — я беру с собой мою преданную наложницу. Два среди десятков подобных…

Столько времени прошло, пока я смогла продолжить свой дневник. Знала бы, что сложится так, возможно, поступила бы по-иному. Видимо, Аллаху было угодно низвергнуть свое нерадивое дитя с вершин заоблачных грез в пучину реальности…

Однако если по порядку, то в кувшине оказалось ужасно тесно. Повернуться можно было с трудом. Ехать нам предстояло несколько часов, пока не выедем за пределы тщательного контроля. В горшке просверлили несколько маленьких дырочек, чтобы мы не задохнулись. В них можно было и смотреть, что происходит вокруг. Первый досмотр у городской стены — самый тщательный. Потребовали разрешение от арпа-эмини-интенданта, ведающего поставками зерна. Бумага была, но все равно толстый полицейский продолжал придирчиво рассматривать груз. Его отъевшееся лицо мне было хорошо знакомо — сам субаши^[7] в тот день возглавлял караул. Тряс своим толстым брюхом перед обозом. Во мне все похолодело. Он хитрый, но жадный, любит большой бакшиш. Наконец я увидела, как жменя талеров скрылась в его руке, и телеги тронулись через ворота.

За окном начались сплошные поля и сады. Вот смешно — крохотная дырочка в стенке кувшина в тот момент стала для меня окном! Обоз качался, а мне думалось — скоро мы покинем дальние заставы и уедем в горы. Там сможем пересесть на коней, и нас уже не догнать. Через несколько дней наш отряд достигнет Адриатического моря, а дальше распущенные паруса, и мы на родине Николы.

Вот наступил момент, когда ветер наконец пахнул мне в лицо. Верхом на белом коне я могла видеть рядом профиль моего возлюбленного. Наши кони неслись с немыслимой скоростью навстречу горам. Маленький отряд, словно вихрь, проникал все дальше вглубь ущелья. Душа пела, светило солнце и хотелось смеяться.

Вдруг с боковой горы нам наперерез стали спускаться странные люди в черном. Их лица до глаз были закрыты плотными мантиями. Их было не так много, но они были хорошо вооружены. Мы понимали, что наш единственный шанс — добраться до перевала быстрее их, там может стоять гарнизон, который защитит нас. Увы, надежды вскоре рухнули — их кони оказались свежее наших. Силы также были неравны — у нас всего трое всадников с легким оружием, включая Николу, а их аж десять вооруженных до зубов головорезов. В самом узком месте мы расстались с двумя преданными воинами. Они остались, чтобы задержать погоню, но смельчаков хватило ненадолго, нас снова преследовали. Лошади были на издыхании, а до перевала еще так далеко.

Нам преградили путь круговым «танцем» лошадей, вырваться было невозможно. В их руках появились сети, и первым был низвергнут Никола. Нас тоже стащили на траву. Как я не билась, но все было тщетно. Их даже не остановило, когда я выкрикнула кто я.

Несколько часов они везли нас обратно вниз по ущелью, перекинув как мешки поперек лошадей. Я не слышала ни слова от наших пленителей, кто они! Как и не видела их лиц. Потом нас с Фиданией, связанных, держали в большой палатке с кляпами во рту. Но рядом не было Николы. Вскоре за пологом палатки началась какая-то суматоха, и они заговорили. Мороз пробежал у меня по коже — я узнала голос самого коварного и нечистого из всех отъявленных негодяев. Худшее трудно себе представить, если по мою душу прислали правую руку моего благоверного…

Примечания

2

«Война миров» Герберта Уэллса была необычайно популярна в тридцатые-сороковые годы. В 1938-м созданная Орсоном Уэллсом радиопостановка романа, первая часть которой была стилизована под «репортаж в прямом эфире» об инопланетном вторжении, вызвала панику в ряде районов США. Радиопостановка 1949 года в столице Эквадора вызвала смятение среди жителей, а позже гнев и погром радиостанции, повлекшие гибель шести человек.

3

Эжен Франсуа Видок — 23.07.1775 — 11.05.1857 гг. — французский преступник, ставший впоследствии первым главой Главного управления национальной безопасности Франции. Считается «отцом» уголовного розыска в его современном виде.

4

В то время на альпенштоки собирали и вешали специальные металлические значки из тех мест, в которых побывали.

5

Фидания (араб.) — преданная, беззаветная.

6

Большой базар Стамбула, один из самых крупных крытых рынков в мире.

7

Высокий полицейский чин в Османской империи.