Море на двоих. Записки подводника

Борис Седых

Два лейтенанта, два друга, прошли парадным строем на выпуске из Высшего военного-морского училища подводного плавания, пожали друг другу руки и разъехались по флотам Советского Союза, даже не подозревая, что, как мушкетёры личной гвардии короля Людовика XIII, встретятся, пожмут руки и обнимутся лет через десять, в лучшем случае. Их ждал горбатый подводный крейсер стратегического назначения проекта 667Б. Одного – на Северном флоте, второго на другом краю необъятного СССР – на Тихом океане.

ПРОЛОГ

В этот день курсант третьего курса, старшина 2-й статьи Пётр Петров стоял дежурным по роте. Был субботний вечер. У курсантов дежурство в выходные ассоциировалось с «тяготами и лишениями воинской службы», так как считалось наиболее тяжким наказанием провинившихся, лишавшим возможности выйти в каменные джунгли, подышать хотя бы несколько часов воздухом свободы.

Петруха, так называли Петра друзья, вспоминая фильм «Белое солнце пустыни», в выходные всегда с готовностью подменял товарищей, так как находил для себя определённые преимущества. В помещении роты сохранялся порядок, без которого в увольнение не отпускали. Благодаря этому дежурной службе практически не оставалось работы. Наряд сводился к «тупому», но неотлучному стоянию на «тумбочке». Спокойно. Проверяющие заходили редко, командир роты восстанавливал растраченные нервы дома. Оставались несколько провинившихся, которые, как правило, куда-то растворялись.

К тому же Петруха был не ленинградцем, из Грозного — последнего места службы отца, и в городе его никто не ждал. В редкие моменты, когда заводились деньги, любил бывать в кафе-мороженых «Лягушатник» или «Север» на Невском, радуясь возможности убить часа два в очереди. Ещё со времён учёбы в Нахимовском училище пристрастился гулять по городу, предпочитая идти, не выбирая маршрутов заранее, как туристы за границей. Выходил у метро «Гостиный двор» и брёл по наитию, без всякой конечной цели. В этом отношении Ленинград — один из тех городов, где каждая улица — это встреча с историей, а поворот сулит полную смену декораций. В Москве так не погуляешь.

В то время курсанты повадились ходить в клуб «КЗ», что на Петроградке, на дискотеку. В первом отделении играл духовой оркестр, исполнявший шлягеры, рекомендованные райкомом партии для культурного развития советской молодёжи. Свет в зале не выключался, музыка не вдохновляла. Завсегдатаи, клубные тусовщики, ожидали окончания обязательной программы, со снисхождением рассматривая старающихся подобрать движения под ритм новичков, не догадывавшихся, что под советскую музыку в этом клубе танцуют только «отсталые». Народ вдоль стенок тем временем занимался взаимооценкой. Девушки с трикотажной фабрики «Красное Знамя» были первыми инструкторами будущих военморов во взрослой жизни — их общежитие находилось через дорогу.

У оркестра была своя «фишка». Сдержанно отыграв официальный репертуар, постепенно уходили медные и деревянные духовые инструменты, оставляя на сцене ударника и две гитары. Все ждали этого момента. Оставшаяся троица странным и неизменно вызывающим восторг образом преображалась в настоящую рок-группу. Исполняли они репертуар «Deep Purple», две-три песни, и всегда заканчивали исполнением «Smoke on the Water». С этого момента будущие строители коммунизма по-настоящему начинали освобождаться от оков. Разогрев получался достойным для начала второго отделения, в котором неизвестно откуда появлялась светомузыка и играли под магнитофон, практически полулегально, не рекомендованных райкомом комсомола к прослушиванию зарубежных исполнителей, и это не шутка. Один первокурсник, Женя Уткин, поехал на флот матросом за увлечение западным роком.

В субботу в училище под местный оркестр устраивались танцы в клубе. Приходили девушки из Педагогического училища, по пригласительным билетам, и девчонки из близлежащих общежитий. Последние приходили убить время в свой трудовой выходной.

Петруха пошёл в клуб искать дневального Юру Кузькина, который опоздал на смену.

Боря Борисов стоял на «тумбочке» и возмущался:

— Этот Кузькин достал вконец. В кои-то веки заступил дневальным на выходные — и то испарился, жук навозный! Хитрее нас с тобой, питонов. Строчит рапорта командиру роты, нашему Ване в очках, мол, отпустите меня домой, жена рожает или дети болеют.

— Боря, успокойся, ляг поспи, и всё пройдёт, а я пошёл на поиски, — и собрался в путь.

Борюсик завёлся, продолжая бубнить:

— А Ваня, командир роты, куда смотрит? Вечно идёт на поводу. Если посчитать все рапорта, получается, что Юра родил десяток детишек и не меньше двадцати вылечил со всего района. Доктор, отец-герой!

Юра был ленинградцем, к тому же женатым. Провинился перед командиром роты и был поставлен в дежурство на выходные. Кузькин — первый женатик в роте. Сочетался браком сразу после присяги, свадьбу сыграли в сентябре. В летнем лагере на КМБ (курс молодого бойца) известие, что побритый перед присягой наголо Кузькин женится, вызвало недоумение. Удивлялись, пока к нему на КПП не приехала Мариша. Девушка — воплощение женской красоты и женственности: большие круглые голубые глаза, пухленькие чувственные губки, русая коса до пояса — мечта поэта для вдохновения. Каждый юноша в свои восемнадцать грезил завоевать именно такую. Спокойная, добрая, хозяйственная — связала свою жизнь с хулиганом и двоечником. Хотя носящий чисто русскую фамилию Кузькин по темпераменту был истинный гасконец. Удивительное совпадение: девичья фамилия Марины — Кузина. Косой взгляд или полунамёк в сторону Мариши были достаточными поводами для драки, которая обычно превращалась в избиение, благодаря физической силе и большой любви курсанта.

На дежурство Кузькин, он же Кузнец, тоже попал за Маришу, так как нахамил сначала старшине, а затем и командиру роты по той причине, что его не отпустили в увольнение с вечера пятницы до утра понедельника. Данный факт в голове Кузнеца не мог быть интерпретирован иначе, как неуважение к Марише и прямая угроза её благополучию, несомненно, нуждавшемуся в личном присутствии мужа в законные выходные.

С упомянутой головой Кузнеца связана отдельная история. Перед поступлением в училище мама отвела единственного сыночка Юрочку в Институт мозга к знакомому профессору, чтобы тот посоветовал способ улучшить память. На носу маячили вступительные экзамены в училище, и мало у кого были сомнения, что Юра их полностью завалит.

Профессор после непродолжительного осмотра поставил диагноз:

— Отставаний в развитии и повреждений коры не наблюдаю. Не представляет трудности сделать память как у шахматиста. Однако должен предупредить, что возникнут проблемы в интимной сфере. Одно от другого находится в прямой зависимости. В одном месте прибывает, в другом — убывает.

Юра в сей же миг оценил возможности современной медицины. На весах с одной стороны была Мариша, с другой — всего лишь карьера военно-морского офицера.

— Профессор, а можете мне память вообще отключить?

Весы в голове у Юры по-другому просто не работали. В ранге жизненных приоритетов Мариша на протяжении всей их дальнейшей совместной жизни прочно занимала первое место, на втором и с третьего по десятое не было никого, а потом уже начинались дети, служба и далее по списку.

Пётр отловил Юрашу и Маришу на трапе клуба. «Трап любви» — лестница с тёмной площадкой на последнем этаже, штатное место для близости во время дискотек.

— Привет, Марин! Кузнец, ты охренел? Борисов на «баночке» уже час за тебя перестаивает. С ног валится, спать хочет, как всегда. Очень ругается, он тебя убьёт.

— Да хрен с ним, с Борисовым, отстою я ночь за него, успеет выспаться. Нужна твоя помощь. Мне Марише срочно нужно дать совет, как дочку воспитывать. Мы сейчас наверх поднимемся, а ты на шухере постой здесь, только никого не пускай. В помощь тебе отряжаю Машу, заодно и познакомишься. Мы быстро!

Петруха только сейчас заметил невысокую миловидную девушку в скромном платье чуть ниже колен, стоящую рядом. Лица её в темноте лестницы было не разглядеть.

Щепетильный и хорошо воспитанный Петров, не понимая поведения Кузькина, откровенно возмутился вслед идущей наверх парочке.

— Ну ты, Юра, даешь! Это же жена твоя, здесь место для любви девок из общаг, — сказал он, собираясь спускаться с Машей на пролёт ниже, чтобы занять оборону.

Сверху отец семейства отшучивался:

— Да ты что, Петруха? Я уже скоро сутки без любви, я же сдохнуть могу, и вместо трёх у тебя останется два дневальных. Не тормози, сам затягиваешь время. Возьми сумки, может, и тебе косточка с барского стола перепадёт.

Петруха остался на шухере с Машей. Они разговорились. Выяснилось, что на тёмном трапе Училища подводного плавания она оказалась совершенно случайно. Затащила её сюда Маришка, у которой жестокосердное начальство главу семейства оставило без домашнего ужина и порции любви. Единственной возможностью увидеться и хотя бы частично подкормить оставались танцы. Одной же ей было идти в училище стыдно — не дай бог, подумают, что она пришла мужа себе искать. Маша заодно помогла Марине дотащить две огромные сумки с домашней снедью.

Отстоять трап и уединение супругов оказалось делом не из простых. Народ в жажде любви валил потоком. Верхняя площадка служила заветным местом, которое курсанты первым делом торопились показать своим новоиспеченным подругам, пока шли танцы. Маша с любопытством наблюдала, каким авторитетом пользуется Пётр среди курсантов, не догадываясь, что для младшекурсников в приоритете были три галочки и повязка «РЦЫ» на его рукаве.

Маша училась в музыкальном училище по классу скрипки. Оказалось, Пётр, как и она, любит театр. Договорились увидеться на выходных, попытаться вместе прорваться в какой-нибудь храм мельпомены.

В следующую субботу встретились возле Мариинки. Как заядлые театралы, они знали, что на любой спектакль можно было купить билеты с рук. Давали «Лебединое озеро», дирижировал Юрий Темирканов — это было редкое везение.

Более чем удачным оказалось и их случайное знакомство. Как-то сразу к ним обоим пришло осознание, что они являются частью одного целого, внешний мир сверхъестественно сомкнулся на них двоих. Видеться им удавалось нечасто, преимущественно по выходным. Разлука же только делала прочнее взаимно крепнущее чувство. Теперь понятие «настоящая радость» у Петруши было связано исключительно с Машей. Появился мощный мотиватор для поиска малейшей возможности выбраться из казармы. Если не удавалось легально — тропой Хошимина, по которой в самоволку ходило всё училище.

Молодые, верящие в себя, в любовь, уверенные, что предстоит счастливая и весёлая жизнь, гуляли по ночным набережным Ленинграда, дожидаясь, когда сведут мосты. Строили планы на новую самостоятельную жизнь в северном городе белых ночей и трёх революций.

Два с половиной года на берегах Невы пролетели незаметно. Маша и Пётр решили связать судьбы узами брака сразу после выпуска. Жениться курсантом, не имея возможности обеспечить жену, Петруша для себя считал верхом безответственности. Совсем другое дело — лейтенант, который мог рассчитывать на помощь рабоче-крестьянского государства в решении насущных материальных проблем своего защитника.

Каждый решает вопросы семейной жизни в соответствии со своим представлением и возможностями. Юра Кузнец женился сразу после присяги на первом курсе, создав счастливую семью на многие годы. Бракосочетание обошлось без обряда венчания, но про такие союзы говорят, что их таинство предречено на небесах.

Другая история произошла с красавчиком курса — высоким жгучим брюнетом с ослепительной улыбкой Борей Борисовым. Тот был добровольно окольцован сразу после дальнего похода, при переходе на третий курс. Друзья весело отгуляли на свадьбе. С курсантским жалованием жить три года благодаря тёще и молоденькой супруге, работающей медсестрой, мягко сказать, не по-взрослому. У него были доводы, так как пообещал жениться — невеста была первой взрослой любовью и женщиной.

Поступил так осознанно, несмотря на серьёзные уговоры матери:

— Сынок, подумай. Женитьба — это ответственный мужской шаг. Посмотри на себя: тебе девятнадцать лет, ты ещё совсем мальчик. Где вы будете жить, и главное — на что?

Мама Бори вырастила сына без отца. Помогла сделать правильный жизненный выбор — поступить в Нахимовское училище и идти стезёй военно-морского офицера. Была категорически против раннего брака. Борю друзья называли Борюсиком, считали рассудительным, но несколько инфантильным, порой тугодумом. Неожиданно для самого себя взбрыкнул, как молодой жеребец, и наперекор маме женился, тем самым испортив отношения с единственным человеком, по-настоящему любящим всегда и безусловно.

Пятый курс пролетел незаметно. Стажировку отмучились в безделье. Юра — на Камчатке. Боря — на Севере, в Гремихе, куда впоследствии и поехали с лейтенантскими эполетами.

А Петруша стажировался вместе с общим другом и питоном Андреем, сыном Вали, на Севере, причём на самом мощном в мире подводном тяжёлом крейсере, мечте любого подводника — на «Акуле». Стажировались как положено — «вперёд — до бляхи, назад — до отказа». Но произошёл казус: в гарнизоне случайно оказались задержаны патрулём, отсидели на гауптвахте. В училище прилетело письмо «благодарности», и Андрею светило уехать служить на дизельные лодки в город Полярный, а Петру — вообще на Дальний Восток, в Приморье. Парни особо не переживали: настоящий офицер служит там, где он Родине нужнее.

Выпуск на плацу прошёл традиционно — торжественно. Каждому было как-то непривычно видеть себя и друзей в строю в парадной сияющей офицерской форме. Трудно описать внутренние переживания и гордость с замиранием сердца новоиспечённых лейтенантов. Ровные шеренги на торжественном марше. Чёткий строй, чеканный шаг. Прощай, родная Система! Прощай, любимый ВВМУПП! Такое запоминается на всю жизнь.

Выпуск всем классом отмечали в ресторане «Невский», в отдельном зале на втором этаже. К торжеству присоединились офицеры-воспитатели из Питонии и любимцы — харизматичные преподаватели с кафедры кораблевождения, окончившие Нахимовское в самом начале 70-х.

Боря был самым счастливым, его товарищ не разлей вода и питон-одноклассник Антон, он же Киса, не поехал в Зеленогорский ресторан «Олень», где праздновали его одноклассники, а решил торжество момента жизни свежеиспечённого офицера отмечать с закадычным другом. Выпуск отметили изысканно, манерно, без мордобоя и схваток с патрулём, чинно — с жёнами и невестами.

Буквально через день началось перерождение невест в жёны. Период лейтенантских свадеб продолжался всю неделю, каждый день. Тяжело такое выдержать. Молодые, сильные, готовые служить верой и правдой Отечеству и не на такое способны!

В день свадьбы Маши с Петрухой из Дворца бракосочетания по традиции поехали по набережным Ленинграда на машине Андрея, сына Вали, единственного на курсе владельца автомобиля, которому отец, флагманский штурман дивизии подводных лодок, безбоязненно вверял транспортное средство. Андрей — штурман на генетическом уровне, славился тем, что в любое время дня и ночи мог назвать лунное число, уверенно мог сказать, чем отличается северный буй от южного… тоже буя, тем более — знанием точного курса корабля, если тот движется на Полярную звезду.

Автогонщик от бога, как себя представлял Андрей, предпочитавший ездить по встречным трамвайным путям, быстро совершил свадебный маршрут, замкнув круг на Стрелке Васильевского острова. По традиции, достигнув Летнего сада, жених с невестой целовались на мостах, а свидетели — под мостами. Борюсик волею судьбы стал через тринадцать лет действительно автогонщиком, а пока в качестве свидетеля грядущего семейного счастья друга чувствовал себя временно холостым, в шутку, но страстно лобзался со свидетельницей со стороны невесты, познакомившись за пять минут до регистрации. Выпив шампанского, решили целоваться на всех мостах подряд, сын Вали важно сидел за рулём, естественно, остался нецелованным, зная, что своё наверстает сполна во время свадьбы — в харизматичности ему нельзя отказать и по сей день.

Времени до сбора в ресторане оставалось много, решили заехать напоследок в училище, остановиться у памятника Лермонтову, проверить, надета ли ещё на монумент тельняшка, которую шили выпускники каждого года с давних времён.

Со Стрелки направились в сторону Лермонтовского проспекта. Впереди показался купол Морского собора, одного из немногих действовавших на тот момент православных храмов.

Маша попросила залихватского водителя:

— Андрюша, давай остановимся у храма, раз время есть. Просто зайдём, посмотрим, никогда не была там.

Собор находился в нескольких минутах ходьбы от училища, и за все пять учебных лет, многократно проходя мимо, мало кто из курсантов даже любопытства ради решался заглянуть туда. Величественное здание выглядело каким-то забитым изгоем в мире торжества и побед материального мира.

Ленинградцы сторонились храма, стараясь не входить в действующую православную церковь, не желая тем самым афишировать интерес к религии. Совсем иное дело — превращённые в музеи Исаакиевский собор, со знаменитым мраморным убранством и колоннадой, или Казанский собор, на котором красовалась вывеска «Музей религии и атеизма». Их посещение свидетельствовало о стремлении к культурному развитию. В советское время храмы должны были служить подтверждением того, что Бога нет.

Андрей остановился, вышли из машины. Тёплый, солнечный, редкий для Ленинграда, без дождя, июньский день, был знаком с Неба — такого же безоблачного будущего молодожёнов. Из собора после литургии выходили последние прихожане.

Боря со свидетельницей остались у машины, мило развлекая друг друга, неприкрыто проявляя взаимный интерес.

Всегда серьёзный и вдумчивый Петя с улыбкой обратился к Маше:

— Надеюсь, ты не будешь настаивать на венчании, иначе я в лейтенантах, как Д’Артаньян, двадцать лет прохожу.

Неожиданно прозвучал чей-то голос:

— А она с тобой и не может венчаться. Она с Христом обручена.

Перед входом в собор прямо на паперти сидела нищенка в отрепье.

Испугавшись, Маша схватилась за Петра:

— Ошибаетесь, я уже замужем. Вот мой муж — офицер-подводник.

— Вижу и мужа твоего. И тебя, милая. Безбожие и грех доставит вам мучений, но каждый из вас придёт к Богу в своё время, а ты, милая, будешь с Христом обручена, — пробормотала еле слышно нищенка.

Ребята заулыбались. Не всё расслышали.

Пётр из всего сказанного разобрал только «мучения».

— В этом готовы с вами согласиться, мучений на флоте хватает!

Зашли в собор. Пахло ладаном. Перед иконами угасали свечки, бабушки-прихожанки торопились навести порядок. Деревянный расшатанный пол, поблёкшие краски росписи. Полумрак. Низкие своды. Странно, почему? Купол высокий, наверное, выше второй этаж. Хотели перекреститься, но забыли, двумя или тремя перстами и в какую сторону. Какая-то неведомая сила сковала их. Так и простояли несколько минут, не проходя в центр.

— Красиво, конечно, но во мне начинает просыпаться страх Божий, пойдёмте-ка лучше отсюда, не люблю я этого всего, — проговорил Андрей.

— Да, пора ехать, всё равно в этом ничего не смыслим, — согласился Пётр.

Выбравшись наружу, на контрасте почувствовали себя вынырнувшими из глубин параллельного мира. Внутри собора чувствовалось присутствие какой-то неведомой, сокрытой от глаз людских энергетики, способностью подпитываться и радоваться которой одарены только истинно верующие.

Друзья сели в машину. Андрюха, по своему обыкновению маневрируя по встречной полосе, быстро доставил молодожёнов до училища. Тельняшку с Лермонтова милиция уже сняла, тем не менее сделали памятное фото. На этом первая часть программы празднества была выполнена. Пора было выдвигаться на свадебный банкет.

Ресторан «Балтика» на углу площади Мира и улицы Ефимова, сохраняя купеческие традиции некогда располагавшегося здесь Сенного рынка, не побоялся репрессий со стороны государства и обеспечил новоиспечённых молодожёнов и лейтенантов достаточным количеством горячительного, вразрез с «антиалкогольной политикой партии и правительства», и редким по тем временам ассортиментом закусок. Офицерские подъёмные оказались направленными на благое дело.

Свадьба-выпуск удалась на славу. Так способны веселиться только советские, с русской душой, люди. Невесту, как полагается, «выкрали». Виновный в недогляде свидетель Борюсик заплатил штраф, выпив из «хрустального башмачка» новобрачной чуть ли не бутылку сорокаградусного напитка, после чего разругался с собственной женой и неожиданно пропал. Свидетельница тоже вдруг исчезла.

Кузнец завязал драку с двумя гражданскими. Его приходила забирать комендатура, но полковник Советской Армии, отец Петра, объяснил капитану, начальнику патруля, о соблюдении субординации. Патруль удалился. Потасовка вспыхнула новым пожаром.

Отец Петра, боевой офицер, смотрел смерти в лицо не раз. До поры наблюдал снисходительно, как резвятся молодые офицеры и гражданские, по всей видимости, питерские фарцовщики.

Потом встал и хорошо поставленным голосом дал команду:

— Прекратить! Кто смелый, давайте выйдем!

На улицу вышли пятеро безумных. Полковник в парадной форме с золотыми погонами взял в одну руку кортик, а другой приземлил сразу четверых. Пятый понял, что лучше сваливать, и побежал. Полковник — за ним. Бедолага закрылся в телефонной будке и стал неистово звать на помощь:

— Помогите! Милиция! Спасите!

Со стороны картина смотрелась колоритно. Подоспели лейтенанты-моряки и спешно оттащили пехотного полковника в зал ресторана.

Возбуждённый отец Петра с жаром резюмировал:

— Эх, молодёжь! Отпор надо давать жёстко и всегда бить первым!

Ребята завидовали Петрухе:

— У тебя классный батя, настоящий полковник!

Веселье продолжалось. Андрей несколько раз получил удовлетворение где-то в подсобках, рассказывая при этом душещипательную историю, какой он однолюб. Больше всего радовало отсутствие на столе чайников и самоваров, бутылки стояли на столах открыто — свадьба была настоящая, подводя итог беззаботной курсантской жизни в городе не Неве.

Уже через месяц лейтенанты разъехались по флотам Советского Союза, даже не подозревая, что, как мушкетёры личной гвардии короля Людовика XIII, встретятся, пожмут руки и обнимутся лет через десять, в лучшем случае, а кого-то не увидят больше никогда…