Там так холодно

Борис Петров (2025)

Рита попадает в психбольницу. Ее привозят после того, как она пытается сжечь свою квартиру. Зам. зав. отделения Максим Сергеевич хочет разобраться в причинах болезни, чтобы помочь пациентке. Повествование разделено на сцены из жизни больницы и семьи Максима Сергеевича, чередующиеся с записями аудиодневника, перепиской Риты с другом по переписке и его рассказами, которые он присылал ей вместо ответов или комментариев на ее проблемы.

Пятница, 18 ноября 2022 17:50

Максим Сергеевич стоял под табличкой «Место для курения» и смотрел на снег. Что-то из далекого детства просыпалось в нем при виде молодого снега, быстро терявшегося в серости равнодушного города. Сквер выглядел еще унылее, чем обычно: голые деревья жалобно поскрипывали на ветру, возникавшему из ниоткуда резкими и злыми порывами, черно-серая земля, лишенная листвы по «стандарту», и больше ничего. За забором гудели машины, не желая уступать набережную, борясь друг с другом — глупая борьба ради борьбы. Когда-то и он стоял там же после вечерней смены, злясь и ругаясь, тратя жизнь впустую. Альбина так и не бросила привычку ездить на работу на машине, возвращаясь домой уставшей и злой. И так год за годом, десятилетие за десятилетием.

«Рита проснулась», — написала Евгения Николаевна. Поговорить с пациенткой за весь день ему так и не удалось. После разговора с ее матерью он полчаса приходил в себя, занимаясь отчетами, а потом Рита уснула. Наверное, первый спокойный сон за всю неделю.

Он бросил погасшую сигарету в урну, надо бросить уже курить, а в какой раз, в сотый? Подсчитывая неудавшиеся попытки, он пошел в отделение. Этому методу самоуспокоения его научила мама школьного друга, предлагая посчитать что-нибудь и без разницы что, лишь бы голову занять. Поэтому он считал машины, птиц, стук дождя, букву «ы» в тексте и много чего еще. Как странно, что самое лучшее остается в детстве, какое бы оно не было, а взрослые несут за собой, тянут телегу психологических травм и неудач, немного радости и много-много грусти, которую сложно даже оценить или понять, чем она вызвана. Грусть об ушедшем, грусть о содеянном и брошенном, забытом. Груз у всех разный: у кого-то полна телега, кто-то тащит один-два мешка грусти, но телега у всех одна и та же — закостенелая взрослая идентичность, определенная домом и обществом, то, как ты должен выглядеть, как должен думать и действовать, если должен действовать. В основном ты должен следовать, быть послушным и лояльным, а тянет эту телегу твое настоящее я, забитое и забытое. И стоит многих сил, чтобы отбросить эту телегу, оставить ее в колее и пойти через поле в лес, как символ тайного, сложного и запутанного. Определенно у него начинался очередной невроз, жаль, что он так и не научился транквилизироваться компьютерными играми, а алкоголь он сильно ограничивал уже двадцать лет, бросил малоэффективную терапию за три года до рождения Оли. Дочь подросла, стала умной и самостоятельной, и его помощь особо не требовалась, а он находил в этом успокоение, лучше любого препарата или наркотика в жидкой или парообразной форме. Кальян помогал, но ненадолго, потом становилось совсем мерзко. Права Альбина, запрещая ему курить эту дрянь, а иногда так хочется остановиться, нет, не бросить оглобли телеги, а хотя бы просто остановиться и подышать прелой землей, жидкой глиной и нескончаемой осенью.

— Пошли со мной, — Максим Сергеевич кивнул Евгении Николаевне, хмурившейся над отчетом. Ее пальцы с некоторым ожесточением нажимали кнопки, клавиатура просила пощады.

— Я?

— Ты-ты, а что ты удивляешься? Кто тут лечащий врач? И не забывай, что ты и Михаил Потапович ее первые и настоящие друзья. Она очень радуется тебе. Надо бы Мишу затащить как-нибудь, а то по алкашам разъездился с Ольгой Васильевной.

— Да, что-то стало их много после мобилизации. А еще больше женщин. Я такого никогда не видела, чтобы так опускались. Спасибо Ольге Васильевне, что взяла мои дежурства.

— Ольга Васильевна хороший и добрый человек. С ее контингентом по-другому и нельзя.

— Это да, я до сих пор теряюсь. А насчет Риты вы правы, она и правда радуется, почти как ребенок, — она с тревогой посмотрела на него.

— Нет, с головой у нее все в порядке. Просто она в шоке и отгораживается от всего мира, оставляя только хорошее для себя, — он посмотрел в окно, шел снег. Перед глазами встала нагруженная мокрым скарбом телега, застрявшая в поплывшей колее, а мула нет, только следы копыт уходят в лес, глубокие, будто бы залитые цементом на мертвом поле.

Евгения Николаевна кивнула сама себе, борясь до сих пор с синдромом самозванца. Но тревога так и не сошла с лица. У нее развилось небольшое количество нервных тиков и жестов, обращенных к себе, заметных только специалисту, но так ей было проще бороться с напряжением. Тимур Каримович не раз показывал скрытые нервные тики Максима Сергеевича, которые он не замечал или не придавал значения. Их всех надо было лечить, безжалостно.

Она поправила халат и косу, зажатую безликой заколкой на затылке. Бледность шла ей, ярче горели веснушки и чуть красноватые губы, которые она так и не разучилась кусать в моменты раздумья, но прогресс был — с косой больше не играла.

Кладовка, переделанная под палату, создавала свою атмосферу, отличную от других палат. Здесь пахло больницей, но иначе. Марина Игоревна принесла банку с зернами кофе, Катя и Надя приносили букеты из опавшей листвы, пускай и в пластиковых бутылках, но становилось уютнее. Портила все духота, чтобы проветрить глухую комнату, приходилось часто открывать дверь, но надо было увести Риту, иначе она забивалась в угол, и начинался очередной приступ паники, заканчивавшийся пустой рвотой, в желудке почти ничего не было.

Они вошли, Евгения Николаевна подошла к койке и поправила пижаму. Рита слабо улыбнулась, послушно поднимая руки, приподнимая тело, тут же падая без сил.

— Рита, вы сегодня поели. Это здорово, надо уже переходить с жидкой пищи на нормальную. Если вы не будете есть, то не поправитесь. Вы же хотите убраться отсюда поскорее? — он взял ее левую руку и стал считать пульс. Рита пожала плечами, помотав головой на подушке. — Ну-ну, тогда мне придется вас насильно вылечить и отправить в нормальный мир, а то нам нужна кладовая. Понимаете, какие у нас трудности?

Рита издала звук, отдаленно похожий на смех. Марина Игоревна с Катей обрили ее, пожалуй, короткая стрижка шла ей. Если бы неизможденное лицо, Рита выглядела бы моложе.

— Надя сказала, что Рита весь ужин съела, — Евгения Николаевна погладила Риту по голове. Рита приложила ее ладонь к щеке и закрыла глаза. Евгения с тревогой посмотрела на него, Максим Сергеевич жестом показал, что все в норме. Пульс он проверил, и ему он не нравился.

— Я подумал, Рита, что вы слишком долго лежите на одном месте. Сейчас Евгения Николаевна вам поможет одеться, и мы все вместе выйдем на улицу. Там как раз идет снег, а снег еще Гиппократ называл лучшим из лекарств, ибо он остужает боль и замораживает тревогу. Было-было, не надо на меня так смотреть. Я все-таки в медвузе учился.

Рита хмыкнула и громко выдохнула, шире улыбнувшись. Она подумала и замотала головой.

— Не бойтесь, вы пойдете с нами. Мы попросим охрану выключить все камеры. Мы пойдем через служебный вход, в окна тоже никто не будет смотреть, с той стороны архив, — ласково, но настойчиво объяснила Евгения Николаевна. Максим Сергеевич кивнул ей, поддерживая эту невинную ложь. Рита осторожно кивнула и закрыла ладонями глаза. — Конечно, маску мы тоже наденем. Как в туалете, хорошо? Сейчас заканчивается ужин, и все больные по палатам. Вас никто не увидит.

Рита вздохнула и кивнула. Максим Сергеевич заметил, как она борется с собой, как страх пытается овладеть ею, заставить забиться в угол, спрятаться и драться до последнего.

Через полчаса Евгения Николаевна вела Риту по коридору. Максим Сергеевич ждал их на улице, быстро докуривая вторую сигарету. Очень захотелось курить, почему-то он сильно нервничал.

— Вот, держите, — он вложил в ладони Риты снежок, холодный, мокрый и, казалось, будто бы живой.

Рита прижала его к лицу и сняла маску. Она с удивлением смотрела на сквер, изучала высокий бетонный забор, потом расхрабрилась и пошла к ближайшей старой яблони, мертвой на вид. Евгения Николаевна шла рядом, поддерживая под локоть. Рита была слишком слаба и стала падать, если бы не Максим Сергеевич, она бы упала прямо перед деревом, словно перед злым и ревнивым истуканом, желая получить прощение.

— Ничего страшного. Будете хорошо есть, попробуете обогнать Евгению Николаевну. Она у нас кмс по бегу, так что придется попотеть.

Рита заплакала. Тихо, без истерики или паники. Она гладила замерзший ствол левой рукой, в правой сжимая таивший снежок. Первый снег уже скрылся в серости вечера, сумерки охватывали все пространство, фонари освещения находились слишком далеко, и в этом месте сквера их действительно никто не мог видеть.

У него зазвонил телефон. Отойдя на три шага, он быстро переговорил с Альбиной, через час он обещал быть дома. И он хотел домой, не надеясь ни на что, понимая, что у жены очередной кризис, что он мог бы ей помочь, вылечить так, как его учили, но она этого не хотела, не желая признавать свою болезнь. Пока же он был немного счастлив, как и она, находя в нем снова того, кого по-настоящему любила. Но это они уже проходили и не раз, а дальше.. не хотелось об этом думать, «let it be», как пелось в их любимой песне. Вот если бы они и, правда, понимали ее посыл, и следовали ему. Если бы люди научились понимать друг друга, если бы, если бы…

Рита показала на его телефон. Он протянул его Рите, но она замотала головой.

— Я должен кому-то позвонить? Нет, и вы не хотите никому звонить, верно? Так, этот ребус я разгадаю, не зря я замзав, — он улыбнулся и спрятал телефон. Евгения Николаевна непонимающе хлопала ресницами. — Мне надо найти ваш телефон, верно?

Рита закивала, обрадованная, что он понял. Она пыталась сказать, но вместо слов из нее вырывался хрип, и она быстро сдалась. Слова были слишком тяжелы для нее. Она вновь потянулась к телефону, он дал ей свой старый самсунг, сняв с блокировки. Рита в одно касание открыла диктофон и показала ему экран.

— Так, мне надо найти ваш телефон и открыть диктофон. Вы записывали свои мысли, может, вели дневник?

Рита радостно закивала и отдала ему телефон, приложив к груди, доверчиво смотря прямо в глаза. Он кивнул, что понял, и повел ее обратно в палату. Рита очень устала, но не сдавалась, через силу переставляя ноги.

Перед уходом, он зашел к Евгении Николаевне попрощаться и приказать идти домой, ночная смена уже заступила, а девушка, уложив Риту, боролась с отчетами. Как он и обещал, это давалось нелегко.

— Вы, правда, думаете, что у нее там дневник записан? Я никогда не встречала людей, которые бы вели дневник.

— Или они тебе об этом не говорили. Скорее всего, это часть ее терапии или совет психотерапевта. Завтра отправлю запрос по онлайну, Рита вряд ли бы пошла на очную консультацию.

— Почему вы так думаете? — с интересом спросила она.

— То, что с ней произошло, высшая точка болезни. Это ненаучно, но это видно. Со временем, ты тоже начнешь это видеть или нет, что гораздо лучше.

— Почему?

— Потому, что так жить легче. Чтобы через полчаса шла домой. Я проверю завтра и влеплю устный выговор. Мне еще невроза у ведущего психиатра не хватало.

— Свой сначала залечите, — фыркнула она, игриво посмотрев на него.

—\—

От кого: Margor Ita

Дата: 10 апреля 2022

Кому: Владимир Семенов

Тема:

«Привет, Вова!

Ты меня будешь ругать, но я была на свидании. И почему ты меня так и не позвал кофе попить? Честно, я боюсь, что тебе не понравлюсь. Ты и так видишь, что я недалекого ума, а тебе нужна умная.

Рассказываю, хоть ты и не просил. На днях я встретила бывшего, я тебе о нем уже рассказывала, я тебе обо всех бывших уже рассказала. Спасибо, что просто выслушал, без комментариев и советов!

Короче, познакомилась с парнем. Зовут Антон, такой гладенький красавчик, как из стрип-клуба. Ну и поехала к нему. Не ожидала от себя такого или ожидала? Я задала этот вопрос моему мозгоправу, он обещал подумать.

Рассказывала Ксении, подруга моя, ты знаешь. Ты вообще всю мою жизнь знаешь. О, как она меня задолбала! Все выясняла какой он в постели, какой у него член и так далее. Я ее уже послала, разругались, короче. Надоела она мне, какая-то она поверхностная. А все ты виноват, заразил меня.

Это прозвучит странно, но секс мне надоел. Сначала было хорошо, но я быстро устала. А он как заведенный, будто бы на камеру работает, все позы менять хочет. И еще, я не понимаю. Почему для вас так важно, чтобы женщина брала в рот? Я отказала, знаешь, как он обиделся. Я думала, что аж заплачет. Такой здоровый, весь сплошная мышца, а такой ранимый, просто ми-ми-ми. У меня после этого все пропало, даже пришлось подыграть, постонать, чтобы он кончил быстрее.

Странно, но я ему понравилась. Мы у меня были, ему так понравился мой потолок. Он занимается освещением, обещал сделать потолок бесплатно, я только материал и светильники оплачу. Я согласилась, сама заниматься этим не хочу. Завтра обещал заехать, померить все и потрахаться.

Ты прости, что я так откровенна с тобой, но мне поговорить не с кем, а мозгоправу такое боюсь говорить. А тебе нет, знаю, что поймешь. Я все думаю, как ты выглядишь, но ты точно не Антон. Ты же не накаченный самовлюбленный обезьян? Не думай, что мне важна фигура или размер члена — я хочу, чтобы меня любили. Просто любили такой, какая я есть. Сама недавно поняла, чего хочу, но мозгоправ меня поправил. Ха, мозгоправ поправил, тавтология получилась. Не важно, он прав в том, что я должна тоже любить.

Не знаю, смогла бы я тебя полюбить, как хорошо, что ты разведен. Но я честно не знаю, но хочу попробовать. А пока Тарзан! И не осуждай меня, ты же не такой, я знаю.

Прочитала твой рассказ «Плевательница». Он про меня — я она есть в точности, вот только кота нет. У меня аллергия, распухаю и чихаю, как «Газель». У нас во дворе есть такая, на ней гастер гоняет. Прямо я — один в один!

Очень хочу с тобой встретиться. Правда, очень хочу. Заканчивай уже свои вахты и приезжай ко мне, а то погрязну в пороке, и ты будешь в этом виноват!

Обнимаю тебя и целую, а еще немного люблю и злюсь, что ты не едешь.

Твоя Рита, скромная распутница».