Судьба империи. Враг у ворот

Борис Кабаков

Мечтательный студент-историк Виталий едет в Рим в поисках вдохновения для дипломной работы. Однако по воле судьбы оказывается в совсем другом Риме – находящейся на краю гибели Западной Римской империи. Едва осознав произошедшее, герой самоотверженно бросается менять ход событий, стремясь спасти великую цивилизацию, но первые же его шаги навлекают на Вечный город страшное бедствие, которое в реальной истории предопределило его окончательное падение…

© Борис Кабаков, 2023

ISBN 978-5-0060-7068-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Виталий, как обычно, сидел за столом перед ноутбуком. Проводить вечера именно так его вынуждала выпускная квалификационная работа, которую он писал уже третью неделю и до сих пор никак не мог закончить. Причина была отнюдь не в отсутствии идей или знаний, скорее наоборот — и того и другого имелось слишком много. Работа была посвящена падению Западной Римской империи, а этот вопрос всегда особенно интересовал Виталия. Почему держава, под властью которой проживала четверть тогдашнего населения мира, не смогла справиться с ордами примитивных дикарей-варваров, что раньше разбивались о ее непобедимые легионы, как волны в бурю разбиваются о скалы? Как цивилизация, построившая величественные города, форумы, храмы и амфитеатры, потерпела поражение от племен, живших в землянках и хижинах? «Основными причинами кризиса в Западной Римской империи были…» Нет, ну даже разложение рабовладельческого строя не могло сказаться так фатально. Падение нравов? А вот это — да.

Римляне того времени сильно отличались от тех, что когда-то покорили огромную территорию — от холмов северной Британии до жарких пустынь Аравии. И не просто покорили — принесли туда цивилизацию. Как говорил главный герой незабвенного фильма «Гладиатор»: «Рим — это свет, а весь остальной мир — тьма». Так оно и было тогда. Недаром века, последовавшие за падением Рима, называют темными. Но те, последние римляне уже не могли нести цивилизацию кому-то еще. Они не могли даже сохранить ее для себя — только пользоваться ее благами. Ну и в итоге поплатились за это. Можно ли было что-то изменить? Наверное, можно. И были те, кто пытался.

Виталий вытер пот со лба. Флавий Аэций… Победитель Аттилы, тот, кого историки назовут «последним из римлян». Если бы не он, Рим пал бы еще раньше. И, как знать, возможно, не пал бы вообще, если бы великий полководец не был предательски убит своим императором.

Виталий поднялся из-за стола и закрыл ноутбук.

— Пойду лучше дочитаю «Записки о Галльской войне», — решил он. — Заодно и латынь потренирую.

В отличие от многих сокурсников, он отнесся к изучению, казалось бы, малополезного в современном мире языка с усердием и потому мог практически свободно писать, читать и даже говорить на латыни. Чем с радостью пользовался, знакомясь в оригинале с творениями римских авторов. Кроме того, в дополнение к латинскому он решил освоить древнегреческий, что стоило ему немалых усилий. Зато теперь Виталий мог на языке оригинала читать труды философов Эллады, которые тоже его интересовали. Хотя не так сильно, как все, связанное с Римом.

Когда Виталий еще в школе начал изучать римскую историю, в нем как будто что-то перевернулось. Он прочитал десятки книг, посмотрел все фильмы, которые сумел найти: как художественные, так и документальные. Даже музыка в его плеере была посвящена Риму. Любимой композицией у него был неофициальный гимн археологов — песня «Орел шестого легиона». Однокурсники, относившиеся к увлечению товарища с изрядной долей иронии, обращались к нему не иначе как Цезарь. Его это, с одной стороны, немного смущало, с другой — заставляло горделиво вздернуть подбородок. Но в основном вгоняло в тоску, лишний раз напоминая, что он живет в мире, где слово «цезарь» не значит ровным счетом ничего. Оно ассоциируется лишь с салатом и Гаем Юлием. Причем салат большинству приходит на ум первым… А ведь когда-то цезарь был всем.

Итак, решено — диплом подождет до завтра.

Однако не прочитал Виталий и пяти страниц «Записок о Галльской войне», как его начал одолевать сон. Сунув в книгу закладку, он отложил томик в сторону, погасил лампу, лег на диван и закрыл глаза. Перед ним вновь маршировали легионы, аквалиферы вздымали к небу золотых орлов, центурионы отдавали команды… Он бы многое отдал, чтобы хоть раз увидеть это своими глазами. И не на слете реконструкторов, а там, в том далеком, но столь дорогом его сердцу времени. Однако Виталий был неглупым человеком и прекрасно понимал, что его мечтам не суждено сбыться. Посвятить жизнь изучению и популяризации истории этой великой цивилизации — вот то, на что он рассчитывал и к чему стремился. А для этого в первую очередь нужно завершить обучение и защитить диплом.

Он повернулся на бок и быстро погрузился в сон. Снился ему, конечно же, Рим.

Проснулся Виталий ближе к полудню.

— Хорошо хоть, на учебу не надо и можно подольше поспать, — подумал он.

Правда, наступление нового дня напомнило об одном малоприятном факте — на подготовку дипломной осталась ровно неделя. А работа была готова от силы на треть, не больше.

Виталий быстро позавтракал и снова сел за ноутбук. Итак, на чем мы вчера остановились? Ага — основные причины кризиса в Западной Римской империи. Вроде он уже упомянул все самое важное — ну что еще можно сказать? Но чтобы завершить раздел, надо было написать еще хотя бы страницу… Он встал из-за стола и подошел к окну. Внизу проносились машины, шли люди, легкий ветерок слегка покачивал деревья. Рассеянно скользя взглядом по куда-то спешащим прохожим, Виталий как будто искал в них нечто, способное вдохновить его на несколько абзацев текста. Но все было тщетно: созерцание людей XXI века явно не могло помочь ему с анализом причин, по которым пала величайшая античная цивилизация.

— Может, еще раз пересмотреть «Гладиатора»? — подумал он. — Или «Аттилу». Этот фильм пусть и не отличался достоверностью, но мог направить мысли в нужное русло. А впрочем…

Внезапно в его голову пришла сумасшедшая идея. А что если съездить в Рим? Виталий любил путешествовать и был легким на подъем человеком. Поездку в Вечный Город он планировал совершить этим летом, после защиты диплома. Деньги уже были отложены, а шенгенская виза действовала еще с прошлого года, когда он ездил во Францию.

— Неделя до защиты, а я в Рим поеду? С другой стороны, быть может, в тени Колизея мозги будут лучше работать? Ну да, наверняка будут. Если, конечно, удастся найти тихое место, там ведь всегда столько туристов…

Билеты, к его радости, удалось заказать на утро завтрашнего дня. Рейс с пересадкой в Милане — лететь чуть дольше, зато дешевле. Время вылета — 9:00.

— Значит, вставать придется в четыре утра… — вздохнул про себя Виталий. — Но это же Рим, оно того стоит. Да и на дипломную времени в обрез, а я точно ее не сделаю, сидя тут.

Виталий принялся быстро собирать вещи, предвкушая, как устроится с ноутбуком напротив тысячелетних стен Амфитеатра Флавиев и наконец допишет свою работу. А после защиты можно будет и в какую-нибудь археологическую экспедицию съездить. Например, в Турцию, где только недавно начались раскопки древнего города Эфес и куда от его университета планировала отправиться довольно большая группа студентов и преподавателей.

— Вот и готовы планы на лето, — решил Виталий.

Закончив все приготовления к поездке, он вновь погрузился в раздумья.

— Итак, вещи собраны, билет заказан. Неужели завтра я увижу Колизей — сердце величайшей империи древнего мира? Невероятно… Главное, не опоздать на самолет.

Следующим утром Виталий проснулся за пять минут до того, как зазвонил будильник. Сытно позавтракав, он перекинул сумку через плечо и бодрым шагом отправился в путь. Он шел по пустынным утренним улицам, не замечая ничего вокруг. Перед глазами стоял образ того, что ему предстояло увидеть всего через несколько часов… И вот он уже в самолете, который взмывает в воздух и берет курс на юго-запад.

Виталий выглянул в окно. Далеко внизу проплывали леса и реки, города и деревни. Мягкий голос бортпроводницы сообщил, что прибытие в аэропорт Милана ожидается примерно через три часа, после чего пассажиров, летящих до Рима, ждет пересадка на другой самолет. Задернув шторку иллюминатора, Виталий откинулся на спинку кресла и вскоре задремал. Спустя четыре часа он уже устраивался в кресле в салоне другого авиалайнера, готовясь преодолеть последнюю часть пути. Пути к мечте. Пути к Риму.

Заняв свое место, он решил еще немного поспать, однако на этот раз ему не удалось этого сделать. Почти сразу после взлета за бортом началась гроза.

— Похоже, возвращаемся обратно в Милан, — по-английски сказал мужчина в сером костюме, сидящий у окна.

Из динамиков раздался уверенный мужской голос, который, по-видимому, принадлежал командиру экипажа, и опроверг его подозрения — угрозы для безопасности полета нет, все в порядке.

«Ничего себе… — подумал Виталий. — Такая сильная гроза, но на безопасность полета это не влияет? Да им просто деньги на лишнее топливо тратить не хочется…»

Гроза тем временем усилилась, и некоторые пассажиры забеспокоились. Кто-то даже встал и направился в сторону кабины пилотов. Однако единственной реакцией было очередное объявление, в котором сообщалось, что угрозы нет. Но, будто в опровержение слов пилота, самолет внезапно тряхнуло, да так, что шедший между рядами кресел мужчина рухнул как подкошенный. За бортом еще раз послышался раскат грома.

По громкой связи вновь прозвучал голос пилота, теперь уже немного взволнованный:

— В хвостовую часть самолета ударила молния, возник небольшой пожар. Просьба сохранять спокойствие, до Рима остается совсем немного, там нас уже ждет пожарная бригада.

После такого заявления сохранять спокойствие было трудно. Кто-то начал плакать, кто-то — молиться, а самолет между тем резко пошел на снижение. В салоне запахло гарью, люди ринулись в переднюю часть лайнера, и Виталий не сразу понял зачем. А когда понял, было уже поздно. Сильный взрыв где-то впереди слева — и хвостовая часть самолета с треском отваливается, увлекая Виталия вниз. Он попытался ухватиться за кресло, но не успел и через мгновение оказался в состоянии свободного падения. Широко раскрыв глаза от ужаса, он наблюдал за стремительно приближающейся к нему землей. Уже виднелись зеленые верхушки деревьев и тонкая голубая лента небольшой реки. Где-то слева громыхнул взрыв. Тяжелый, свалившийся в штопор лайнер достиг земли быстрее, чем Виталий…

Сознание уже готово было отключиться, на миг в его голове молнией мелькнула последняя мысль: «Жаль, что я так и не увидел Рим…»

Сильнейший удар — и все звуки пропали. Вокруг была полная темнота.

Солнце ярко светило в глаза, и он машинально прикрыл их рукой. После чего резко встряхнулся и поднялся на ноги.

— Мы же разбились, — вспомнил Виталий. — Получается, я все-таки не умер?

Он осмотрелся по сторонам. Да, это та самая речка, в которую он падал. Но она как будто стала шире. И погода улучшилась — на небе ни тучки. Обломков самолета вокруг не видно, вещей или людей — тоже. Выжить после падения с такой высоты… Наверное, упал на воду, а потом на берег вынесло. И как только не утонул…

«Мне невероятно повезло», — подумал Виталий, с наслаждением расправляя плечи.

Теперь надо добраться до какого-нибудь населенного пункта и попросить помощи. Наверняка о катастрофе все знают. Хотя странно, что поблизости не видно ни экстренных служб, ни прессы…

С этими мыслями он направился в сторону ближайшего холма, чтобы осмотреться и решить, куда идти дальше. Однако, взойдя на него, не обнаружил вокруг признаков жизни. Вообще никаких. Поля, кустарники, деревья. И только вдалеке на юге было что-то, похожее на дорогу.

«Отлично, дорога наверняка ведет к какой-нибудь небольшой деревне, а там уже будет и связь, и все остальное», — решил Виталий.

Он уже хотел спуститься с холма, как вдруг заметил вдалеке какое-то движение. Приглядевшись, понял, что это были два всадника и что они едут прямо к нему.

«Конная полиция в сельской местности? Или просто здешние фермеры, которые помогают искать выживших? В любом случае они наверняка мне помогут», — подумал Виталий и бодрым шагом двинулся вниз, надеясь, что местные хоть немного знают английский.

— Добрый день! — крикнул он приближающимся всадникам. — Я пассажир разбившегося самолета из Милана, помогите мне, пожалуйста.

Когда всадники подъехали ближе, Виталий застыл в изумлении: они были в легких кольчугах и плащах, на поясе у каждого висел меч, по виду очень напоминающий спату. Как раз такие мечи использовала римская конница, а в поздний период — и пехота.

«Реконструкторы? — подумал Виталий. — Странно, в центре Европы самолет разбился, наверняка это одна из главных новостей в мире, а вокруг места крушения никого, кроме двух реконструкторов?»

Тем временем всадники остановились рядом с Виталием и стали внимательно его рассматривать. Он хотел было еще раз повторить им фразу по-английски, но слова застряли в горле.

Один всадник слегка приподнялся в седле, посмотрел на другого и сказал:

— Ну, Деметрий, кто тут у нас? Похоже, очередной вандальский шпион? Надо отвезти его в Равенну, пусть выяснят, что он здесь вынюхивает.

Тот, кого назвали Деметрием, задумчиво намотал на руку поводья и ответил:

— Не знаю, Луций, как-то не похож он на вандала. Туника странная, и у него даже оружия нет. Да и молод как-то для шпиона…

Виталий внимательно слушал эту беседу и удивлялся двум вещам: откуда он так хорошо знает итальянский и что за чушь говорят эти реконструкторы. Шутят? Или… Он внезапно понял, что диалог ведется на разговорной латыни. Так вот почему он их понимает!

«Реконструкторы, которые общаются на латыни? Нет, ну а что, для полного погружения в эпоху… — подумал он. — Ладно, раз они знают латынь, значит я смогу хотя бы ситуацию прояснить».

И с этими мыслями он решительно сделал шаг в сторону всадников.

— Добрый день, я… э-э… попал в беду. — От волнения Виталий сбился и начал использовать примитивные выражения. — Я чуть не погиб…

— Ну вот, что я говорил, — рассмеялся Деметрий. — А ты заладил: «Вандальский шпион, вандальский шпион». Сразу же видно, что он римлянин. В конце концов, мы же в Италии. Что с тобой случилось, какая беда? Ограбили?

Виталий совсем растерялся. Ну не похожи эти двое на реконструкторов. На латыни говорят свободно — как будто это их родной язык…

«Я римлянин? Нет, к сожалению, но вот они…»

— Да, ограбили… — только и смог выдавить из себя Виталий.

— Совсем плохи дела… — покачал головой Деметрий. В центре империи, в двух шагах от столицы, бродят шайки разбойников и грабят людей. А император…

— Деметрий, не забывайся! — оборвал его Луций. — Как бы то ни было, мы у него на службе. Расскажи, кто ты и откуда, — обратился он к Виталию.

— Я… — Виталий судорожно соображал, что же им ответить.

«Сказать, что я пассажир разбившегося самолета? Еще сочтут сумасшедшим и убьют. Если это настоящие римляне. А если нет? Стоп! Какие еще „настоящие римляне“?! Империя пала полторы тысячи лет назад! Но что, если…»

— Мой отец был купцом из Сиракуз, год назад он потерпел кораблекрушение и потерял почти все, что имел, а спустя месяц умер. Я продал дом, купил на вырученные деньги партию хорошего вина и хотел продать его в столице, но на меня напали, перебили охрану и забрали весь товар. Мне самому чудом удалось сбежать… — Виталий на одном дыхании выдал этот автобиографический монолог и опустился на землю, обхватив руками голову.

— Да уж, несладко пришлось парню… — с сочувствием протянул Деметрий. — И ведь это тоже его вина… — Он поймал строгий взгляд Луция и не стал уточнять, о чьей вине идет речь.

— Так, ладно. Вот, лови для начала. — Луций бросил Виталию кожаную фляжку с водой. — Выпей, восстанови силы и садись к Деметрию, его лошадь покрепче моей. К вечеру будем в Равенне, а там решим, что с тобой делать.

В Равенне… Решим, что делать… Неужели они правда римляне? Но… Равенна? В каком году основали Равенну? Хотя какая разница… Здесь точно что-то не так — самолета нет, людей, кроме этих двоих, тоже нет. Никаких следов крушения и никаких признаков современной цивилизации вокруг. Но может, они все же реконструкторы, которые знают латынь? Тогда его история должна была их рассмешить, а они как будто приняли ее за чистую монету. А это можно объяснить только одним: кто-то из них находится не в своем времени. И, скорее всего, этот кто-то — именно он.

Поток его мыслей прервал недовольный окрик Луция:

— Эй, не всю фляжку! Все, давай садись и поехали.

Виталий еще раз огляделся и, не заметив каких-то изменений в окружающем его пейзаже, вскарабкался на лошадь Деметрия. Животное явно не обрадовалось дополнительному грузу на спине и громко фыркнуло, заставив Виталия опасливо схватиться за своего нового знакомого.

— Держись крепко! Кстати, как тебя зовут? Я Деметрий Псил, это Луций Фирентис. Мы из гарнизона Равенны, патрульные. Сейчас даже здесь стало так неспокойно, что приходится постоянно быть настороже.

— Я Виталий… Виталий Аврелий Феликс, — внезапно вспомнил он свое «римское» имя, выбранное им, когда только начинал изучать латынь.

— Хорошее имя. Жаль, не Флавий, а то я бы подумал, что ты дальний родственник того самого Флавия, — улыбнулся Деметрий. — Я видел его около года назад, когда он приезжал в Равенну, и, по-моему, ты немного похож на него.

— Какого того самого? — не понял Виталий.

— Ого, погляди-ка, Луций, Сицилия так сильно оторвалась от империи, что там не знают Флавия Аэция, победителя гуннов! Как знать, если бы не он, возможно, Рим ждал бы в разы более страшный разгром, нежели тот, что там учинили готы Алариха, — сказал Деметрий.

— Аэций? Последний римлянин? — вырвалось у Виталия. От удивления он чуть не свалился с лошади.

— Почему это последний? Далеко не последний. Я бы даже сказал, первый! — усмехнулся Деметрий.

— Потом поговорим, поехали уже, иначе можем не успеть вернуться в город до заката! — прикрикнул на них Луций, пришпорив коня.

Виталий крепко ухватился за Деметрия, и их лошадь, наконец смирившись с удвоившейся тяжестью на своей спине, вялой рысью потрусила в сторону дороги, что тянулась вдаль.

Несколько часов прошли в седле. Виталий, абсолютно не привыкший к таким путешествиям, мечтал только о том, чтобы поскорее добраться до цели. Его даже мало волновал тот факт, что вскоре должно было окончательно проясниться, что же с ним все-таки случилось.

— Мы скоро приедем? — спросил он Деметрия.

— Уже почти на месте, — ответил вместо него Луций. — Вот, смотри.

С этими словами он въехал на небольшое возвышение, откуда была видна каменная городская стена с несколькими башнями и массивными воротами. Толстые деревянные створки, обитые железом, были распахнуты, а возле них стояли двое стражников с копьями и большими овальными щитами и устало наблюдали за неторопливо вкатывающейся в ворота длинной повозкой, груженной какими-то кульками и парой деревянных ящиков.

«Довольно высокая стена, по виду типично римская, — подумал Виталий. — И, похоже, в чужом времени все-таки нахожусь я. Ну не может же это быть лагерь реконструкторов?..»

— Луций, Деметрий, что вы так поздно сегодня? И кто это с вами? — спросил один из стражников, с интересом разглядывая Виталия.

— У Рубикона встретили. Сын торговца с Сицилии, шел в Рим с товарами, его ограбили и чуть не убили, — ответил Деметрий.

— Ну и времена настали… Слышал, около месяца назад несколько рыбацких деревень сожгли где-то севернее Остии, теперь уже здесь на торговцев нападают… Ладно, проезжайте скорее. — Стражник махнул рукой в сторону открытых ворот и вернулся на пост.

Неспешно проехав под аркой ворот, они мгновенно окунулись в море звуков городской суеты. Разговоры горожан, зазывания торговцев, ругань стражников, скрип повозок… Виталий возбужденно оглядывался по сторонам, с жадностью настоящего историка пожирая глазами картины эпохи, которую считал давно ушедшей. Сомнений нет: перед ним улица обычного римского города. Ну как обычного — довольно большого, и, пожалуй, наиболее укрепленного. Равенна ведь несколько раз была столицей Западной империи. А время… Внезапно он вспомнил слова Деметрия, упомянувшего о его внешнем сходстве с Флавием Аэцием.

Та-ак, понятно. Хотел в Рим — и вот вам, пожалуйста. Бойся своих желаний… Отличный материал для диплома мог бы быть, но, похоже, он уже не пригодится. Сейчас главное — разобраться, куда (или, вернее, когда) его закинуло. Битва на Каталунских полях уже произошла — это было в 451 году. При этом гунны Риму больше не угрожают, а это означает только одно: Аттила умер, что случилось в 453 году. Значит, скорее всего, уже погиб и «последний римлянин» — он ведь не сильно пережил вождя гуннов, примерно на год… Наверно, из-за этого Деметрий недоволен императором — слухи о том, что тот лично заколол своего лучшего полководца, распространились быстро. Таким образом, скоро территория Западной Римской империи станет ареной грандиозной битвы за осколки былого величия. А саму ее уже вряд ли удастся спасти. Как не спасти и…

— Вчера из Рима гонец прискакал. Магистр армии Флавий Аэций от имени Цезаря требует ускорить обучение новобранцев для усиления обороны столицы, — услышал он чей-то голос.

— И где же нам их взять? У нас еле-еле хватает людей для обороны городских стен, патрулирования улиц и окрестностей, — недовольно проворчал другой голос. — Патрули по основным дорогам уже отправляем в составе двух всадников! Хотя надо минимум десять-пятнадцать. Последнюю центурию из ветеранов отозвали в Рим еще в прошлом месяце, теперь и опыт передавать некому. Меньше пятидесяти человек обучили за последнее время… Даже среди городской бедноты почти нет желающих идти в солдаты.

Он ЖИВ! Невероятно! Значит, по совокупности имеющейся информации делаем однозначный вывод: сейчас 454 год. Тот самый, которому Виталий планировал посвятить отдельную главу в своей работе.

«Нужно любым способом добраться до Флавия Аэция, предупредить… Сколько времени у меня осталось? Месяц, неделя, день? И что я могу сделать? Так, стоп! Надо все спокойно обдумать», — решил Виталий.

Но мысли продолжали вспыхивать в его голове одна за другой. Он спрыгнул с лошади и, почти не смотря под ноги, быстрым шагом двинулся по улице.

— Эй, Виталий, ты куда? — крикнул ему вслед Луций.

— Погоди, с тобой наверняка захочет поговорить командир Гауденций. И тебе все равно некуда идти в Равенне, ведь так? — поддержал товарища Деметрий.

— Да, я сам хотел бы поговорить с вашим командиром. И с вами тоже, — ответил Виталий, повернувшись к своим новым знакомым.

— О чем поговорить? — вопросительно уставился на него Луций.

Виталий задумался. Можно ли довериться первым встречным? Хотя они же солдаты и, судя по всему, люди неглупые. Кто такой Валентиниан, прекрасно понимают, и служат, как и Аэций, прежде всего Риму. Луций, правда, как-то жестко оборвал своего товарища, начавшего было критиковать императора, но все равно не похоже, чтобы он испытывал симпатию к правителю. Скорее, просто солдатская привычка к субординации.

«Ну что ж, выбора у меня все равно нет — один я точно не справлюсь», — решился он и уверенным голосом сказал:

— Слезайте с коней, разговор предстоит серьезный.

Его новые знакомые удивленно переглянулись, а затем Деметрий произнес:

— Ну раз серьезный, пойдем. У меня тут приятель живет через улицу, давно звал в гости, у него и поговорим.

Луций и Виталий синхронно кивнули и пошли за Деметрием, оставив лошадей на привязи. Вскоре они приблизились к ничем не примечательному на вид зданию. Шедший первым Деметрий постучал, открыл дверь.

— Кто там? — раздался грубый мужской голос из глубины дома.

— Привет, это я, Деметрий, — поздоровался он. — Можно мы зайдем?

— Да, я же тебе всегда говорил: приходи в любое время, мы с Луциллой всегда тебе рады.

На пороге появился хозяин — крепко сложенный мужчина с подстриженной седой бородкой.

— Ты не представишь своих друзей? — спросил он.

— Это Луций, он тоже из гарнизона, и Виталий, он сын торговца с Сицилии, его ограбили, и он остался без денег и припасов, — ответил Деметрий, поочередно указав рукой на обоих.

— Неужели снова вандалы? Слышал, они недавно усадьбу одного сенатора сожгли, тоже неподалеку от нас, где-то на северо-западе. Теперь даже в Италии небезопасно! — воскликнул хозяин. — Меня зовут Афраний. Когда-то и я был солдатом, дослужился до опциона, но уже пятый год на заслуженном отдыхе. Все, что сейчас творится в империи, — следствие произошедшей сорок четыре года назад катастрофы… Я тогда был еще ребенком, но помню тот день не хуже, чем вчерашний. День, когда мы открыли ворота Рима готам. Как такое могло случиться? Только потом, по прошествии лет, я смог осознать, что видел.

Деметрий кивнул:

— Мать рассказывала мне о том дне. Варварский король, гот Аларих, въехал в нашу столицу как победитель. Его воины убивали и грабили всех подряд, множество римских сокровищ они увезли с собой тогда. Золото из храмов, усадеб патрициев, даже из императорского дворца… Невероятное унижение. То, что я услышал от нее о тех событиях, во многом подтолкнуло меня к военной стезе. В тяжелый час защищать страну, сделавшую нас такими, какие мы есть, — это ли не долг каждого мужчины? Уже вступив в легион, я поклялся себе, что если Рим снова будет в опасности, то я умру у его стен, но не буду спокойно смотреть, как варвары глумятся над тем, за что сражались и умирали целые поколения римлян.

Афраний улыбнулся:

— Правда? Ты раньше не рассказывал мне об этом. А ведь я тоже давал такой обет много лет назад. Так что увидимся у стен Рима… Не дай бог, конечно, чтоб до этого дошло… Луций, а ты как решил стать солдатом?

— Прости за грубость, Афраний, но я не люблю говорить об этом. Скажу лишь, что иду по стопам отца. Он служил в VII Галльском легионе, погиб где-то на границе…

— Никаких обид. Извини, если пробудил неприятные воспоминания, — постарался быстро свернуть беседу хозяин. — Так, а ну-ка, за мной. Сейчас я познакомлю вас с моей любимой супругой и нашим скромным, почти солдатским бытом.

Пока Афраний показывал гостям свой дом, а его жена суетилась на кухне, Виталий перебирал в голове все возможные способы изложить своим новым знакомым то, что ему известно о судьбе «последнего римлянина», и при этом не показаться сумасшедшим. Именно из-за этого он сразу отмел вариант рассказать все как есть — очевидно, что просто так не поверят, а доказательств нет: ни современными гаджетами, ни серьезными технологическими знаниями, позволяющими собрать из подручных средств атомный реактор или хотя бы паровой двигатель, Виталий похвастать не мог. Так что придется искать источник его невероятной информации здесь, в этом времени. Подошел бы, например, родственник в дворцовой страже или что-то подобное. При этом отец у него, согласно выданной экспромтом автобиографии, был купцом, поэтому его в стражники уже не запишешь. А впрочем, есть вариант получше.

— Ну что, Виталий, пока ждем угощения, можешь начинать свой важный разговор, — с улыбкой обратился к нему Деметрий.

Виталий окинул взглядом трех внимательно смотревших на него людей, затем покрутил головой и потер рукой глаза. Люди и небогатая обстановка дома Афрания никуда не делись.

— Да. Ну, в общем, для начала… На меня напали не разбойники-варвары. Это были римляне, и интересовали их не товары, а жизнь моего отца.

Луций удивленно поднял брови:

— Ты же говорил, он год назад умер?

— На самом деле несколько позже. Простите, я едва выжил, не знал вас и не мог сразу довериться. Но сейчас вижу — вы не из тех, кто чуть меня не убил.

— Так что случилось? Кто на тебя напал и почему?

— Все началось около двух недель назад. Мы с отцом, как обычно, выгружали товары для одной таверны в Сиракузах: вино, мясо, овощи, фрукты. В таверне сидели несколько человек, похожих на солдат, — легионная выправка, мечи у пояса. Но эти люди были одеты как обычные горожане, причем не из бедных. Они много пили, в итоге у них возник конфликт с одним из местных завсегдатаев. Тот, будучи пьяным, подходил ко всем и просил налить ему, победителю гуннов, вина, в знак признательности, чтобы он мог выпить за Рим и за Флавия Аэция, своего командира. Уж не знаю, правда ли он был из недавно вышедших в отставку ветеранов и сражался на Каталунских полях или же просто придумал удобный повод бесплатно выпивать, но это его и погубило.

Когда он подошел к тем солдатам, один из них посмеялся над ним, сказав, что тот и гуннского ребенка победить бы не смог. Оскорбленный пьяница полез в драку, но один из солдат, по-видимому, их командир, оттолкнул его и жестом приказал подчиненному сесть на место. «Думаю, ты свое на сегодня уже выпил, уходи», — сказал он. Пьяница, однако, уходить не собирался: «Да как вы смеете так со мной обращаться! Я лично знаю Флавия Аэция, я был его ближайшим помощником в войне с гуннами. Да я, можно сказать, Рим спас…»

Солдат, посмеявшийся над ним, вновь решил вступить в разговор: «Иди отсюда, пока мы тебе глотку не перерезали. Ты просто жалок, я уверен, что никаким помощником у Аэция ты не был. А если и был, то тебе это не поможет, потому что дни Аэция сочтены».

Тут резко вскочил командир, он толкнул говорившего в сторону и вполголоса сказал ему, стараясь, чтобы как можно меньше людей услышали его слова: «Заткнись, Марк, или завтра мы сами будем плыть по Тибру с перерезанными глотками».

Пьяница отступил назад, а затем крикнул на всю таверну, указывая на солдат: «Аэцию недолго осталось? Граждане, посмотрите на этих подлецов, они желают смерти величайшему полководцу Рима со времен Гая Юлия Цезаря!»

Первый вступивший с ним в конфликт человек тем временем вновь подал голос: «Он всего лишь обычный солдат, а возомнил себя равным Цезарю! Да, его дни сочтены! Скоро ты лично в этом убедишься…»

Командир подскочил к нему и резко схватил за грудки: «Ты что творишь? Заткнись! И уходим отсюда!»

Пьяница удивленно смотрел то на своего обидчика, то на его командира, то на остальных солдат, молча наблюдавших за происходящим, а потом задал вопрос, адресуя его скорее самому себе, нежели кому-то из присутствующих: «Заговор? Вы хотите… убить… его? ЕГО? Аэция?»

Командир резко перебил пьяницу: «Ты ошибся, нет никакого заговора, мы не хотим никого убивать. Мы уважаем Аэция не меньше, чем ты. Вот, выпей за него и за Рим». С этими словами он бросил ему мелкую монетку. После этого все его подчиненные резко поднялись и направились к выходу. Шедший последним, тот, кого командир назвал Марком, приблизился к пьянице и сказал: «Не держи зла. Скоро встретишься со своим командиром…» Затем приобнял его и быстро выбежал вслед за остальными. А пьяница резко упал, и тут я увидел, что он захлебывается кровью. Этот Марк ударил его кинжалом точно в сердце…

— Ты тоже думаешь, что они действительно хотят убить Аэция? Но кто они такие, кому служат? Вопросов больше, чем ответов… И что было дальше? — спросил Деметрий. — История ведь явно на этом не закончилась.

— Нет, не закончилась, — ответил Виталий. — В таверне при этой сцене присутствовали, помимо солдат и пьяницы, еще пять человек. Двое приятелей, по-видимому, моряков с какого-то торгового судна, обсуждавших, какой груз повезут в Афины, хозяин таверны и мой отец — они договаривались о сроках поставки следующей партии, а также я. Но меня они не видели — я стоял за дверью.

На следующий день одного из этих моряков нашли мертвым в паре домов от таверны. А вечером того же дня мы с отцом пришли к хозяину, чтобы получить от него аванс за очередную поставку. Уже стемнело, но назавтра мы планировали плыть в Остию, и нужно было отвезти груз вина, поэтому зайти за авансом требовалось до отхода. Солдат с факелами мы заметили издалека и едва успели потушить свои. Сперва они постучали в дверь таверны, потом вошли внутрь. Голос одного из них мне показался знакомым — думаю, это был командир тех странных солдат, которые закололи пьяницу. Несколько человек зашли в таверну, через пару минут вышли. А затем двое из них бросили факелы к стене… Деревянное здание занялось быстро и вскоре уже вовсю пылало. Отец сказал, что нам нужно немедленно отправляться на корабль и выходить из гавани с рассветом. Я пришел к такому же выводу — кем бы ни были эти солдаты, за ними явно стоит кто-то очень влиятельный. А все случилось из-за пьяной болтовни того Марка.

— Да, выглядит так, будто они решили отрезать уши, услышавшие то, что для них не предназначалось, — покачал головой Афраний.

— Похоже на то, — согласился Виталий. — А утром, когда мы уже выходили из гавани, я увидел в порту этих же солдат, которые явно кого-то искали. Вместе с ними был их командир и тот самый Марк. Солдаты гарнизона явно ему подчинялись, и как только он заметил на корме галеры моего отца, который отдавал команды рассаживающимся гребцам, солдаты быстро сели в лодку и начали грести к нам. Попутного ветра не было, но мы могли уйти на веслах. Однако отец почему-то решил поговорить с теми солдатами, в итоге один из плывущих в лодке пустил в него стрелу… Мы пытались помочь отцу, но через пару часов он умер. Наша галера на веслах смогла уйти от преследования, но в итоге разбилась о скалу. Я добрался до берега, не зная, где оказался. Шел много часов, выбрался к реке, брел вдоль нее, ну а затем встретил вас…

— Я знаю, кто это мог быть, — задумчиво произнес Луций. — Тайная служба императора — только они могли бы отдавать приказы местным войскам. Но зачем императору убивать своего лучшего полководца? Он ведь только что спас его и всю империю от гуннов… И потом, на стороне Флавия Аэция армия, его убийство может привести к очередному мятежу, а Валентиниану не на кого положиться, кроме горстки приближенных. Но других вариантов у меня нет. Если бы это были простые наемные убийцы из бывших солдат, они бы не смогли привлечь в помощь воинов из городского гарнизона.

Тут поднялся хозяин дома:

— А я вот догадываюсь, зачем ему это. Во-первых, кому сейчас верна армия? Правильно, Аэцию. Не императору! Думаете, его устраивает такое положение вещей? Я вам больше скажу — император вынужден прислушиваться к советам Аэция, даже если не согласен с его мнением, потому что преданность армии дает больше власти, чем обладание золотым венцом и пурпурной тогой.

— Откуда такая осведомленность о политических делах, Афраний? Ощущение, что с сенатором говорю, а не с бывшим солдатом, — рассмеялся Деметрий. — Может, тебе в политику податься?

— Да ну тебя, Деметрий. Я всегда был и буду простым солдатом, куда мне в Сенат? Да и жена не пустит, ведь вся империя полнится слухами о том, что у каждого из сенаторов много любовниц.

— Это точно — не отпущу, — со смехом заметила Луцилла, целуя мужа в щеку и убирая со стола опустевшую посуду. — Хотя перебраться на виллу я бы не отказалась.

Тут уже засмеялись все остальные. Первым серьезность вернулась к Деметрию:

— Продолжая наш разговор… Я считаю, что Виталий прав. И Афраний тоже прав. Валентиниан хочет избавиться от надоевшей ему опеки и обязательных советов своего полководца. Сместить его с поста командующего армией после важной победы он не может. Остается только убить. Луций?

— Ты знаешь, Деметрий, я ведь тоже не политик… Хотя, конечно, мы в Италии все вовлечены в политику из-за близости к происходящим событиям. Но, если Афраний прав, это ведь, наоборот, рискованно в первую очередь для императора. У него нет авторитета в армии, нет и прямого конфликта с ее командующим, а вот в случае гибели Аэция что угодно может произойти. Например, новый командир захочет его свергнуть…

— Так нового он сам сможет назначить. Из верных ему людей, — возразил Афраний.

— Нет, Афраний, тут Луций прав. Смотри: если он назначит кого-то не из среды военных, его могут не принять, начнутся волнения, и кто-нибудь из армейской верхушки наверняка попытается воспользоваться ситуацией, что грозит императору свержением. А если он назначит кого-то из действующих командиров, тот вряд ли будет к нему лоялен и тоже может попытаться свергнуть.

Афраний развел руками:

— Прав. Нечего возразить. Эх, вот в кому в сенаторы надо…

Виталий внимательно слушал оживленный разговор. Почти на одном дыхании выдав свою историю, он теперь пытался понять, правильные ли слова использовал, не может ли он как-то себя выдать, подорвав понемногу формирующееся к нему доверие. Хотя после первых же его слов в этом времени (а в реальности переноса в прошлое Виталий уже не сомневался) в шпионаже его больше никто не обвинял. И речь собеседников ему тоже вполне понятна. Ну а если что, можно будет сослаться на особый сицилийский диалект. Или вообще назваться греком, на Сицилии их много, и язык он знает…

— Я уверен, что он планирует убить Флавия Аэция. Да, скорее всего, вы правы и он хочет избавиться от его влияния. А о последствиях просто не думает… — аккуратно вступил в диалог Виталий.

— Твоя логика ясна, — ответил Луций. — Но ты понимаешь, что мы не можем выдвинуть в адрес императора подобное обвинение? Это же Август! В его власти делать что угодно, а нас просто казнят за измену. Мы ведь обычные солдаты, чей долг — служба. Да и прямых доказательств у нас нет…

— У меня есть предложение. — Деметрий встал и довольным взглядом обвел всех присутствующих. — Думаю, это лучшее решение ситуации.

— Говори уже, ждем, — хозяин дома нетерпеливо махнул рукой. — Очень интересно узнать, как ты хочешь спасти магистра Аэция, если его смерти желает сам Цезарь.

— Ну, о спасении речь пока не идет, да мы и не можем точно знать, как в действительности обстоит дело. Но я придумал, с чего начать. Вы же помните, что нашим гарнизоном командует сын Аэция — Гауденций? Вот ему и расскажем все, что видел и слышал Виталий, ну и добавим, что это очень похоже на правду. А дальше пусть он решает. Отправиться в Рим и попытаться лично предупредить Аэция без разрешения командующего гарнизоном мы все равно не можем — служба.

— Хороший план, даже очень, — одобрил Луций. — Нам в любом случае нужно сообщить полученную информацию командиру, а учитывая, что она касается его отца, это действительно лучший вариант.

— Идем к нему прямо сейчас? — Виталий с нетерпением поднялся из-за стола.

— Да, думаю, чем скорее сообщим — тем лучше. Если все так, как мы думаем, надо спешить. Афраний, Луцилла, спасибо вам за гостеприимство.

— Мы всегда рады тебе и твоим друзьям. Надеюсь, с нашим магистром армии все будет хорошо, без него Риму грозит огромная опасность.

Луций и Виталий также поблагодарили Афрания за угощение и вышли на улицу. Виталий вновь огляделся по сторонам. Вокруг кипела жизнь: торговец фруктами зазывал прохожих в свою лавку, показывая на большую корзину с финиками; четверо мужчин, вероятно это были слуги, несли красивый деревянный паланкин; чуть поодаль, у городской стены, сидела молодая женщина с завернутым в тряпки младенцем. Ребенок плакал, а его мать, пытаясь хоть немного успокоить малыша, что-то жалобно напевала на непонятном языке и протягивала руки ко всем проходящим мимо людям. Виталию вспомнилась его каждодневная дорога в университет — та же суета, те же нищие попрошайки… Полторы тысячи лет прошло, но некоторые вещи совсем не изменились.

— Виталий, ты идешь? — вывел его из раздумий вопрос Луция.

— Да, — ответил он и быстрым шагом двинулся следом за Луцием и Деметрием.

Они шли по мощеным улицам Равенны, а Виталий все еще пытался понять, что же с ним произошло. По-видимому, он погиб в авиакатастрофе, но почему оказался не на «том свете», а здесь? Может потому, что в момент смерти самой сильной его эмоцией было сожаление, что ему не удалось увидеть Вечный Город? Или же его жизнь еще не кончена, просто вместо смерти его забросило сюда, потому что он для чего-то нужен в этом времени? Ладно, по крайней мере, придуманную им буквально на ходу историю Луций, Деметрий и Афраний вроде сочли достоверной, а значит есть надежда, что Аэция предупредят. Нужно только убедить в реальности угрозы его сына, командира Гауденция.

— Ну вот, пришли, — сказал Луций. — Вон то здание — казармы гарнизона, за ним тренировочное поле, а с другой стороны дом командира.

Виталий обернулся и увидел двухэтажный особняк с украшенным колоннами входом. Несмотря на статус владельца, чересчур роскошным дом не выглядел — в городе были и более богатые жилища. У резной деревянной двери стояли двое стражников.

Луций подошел к ним, снял шлем, вежливо поприветствовал их и спросил:

— Можно увидеть командира Гауденция? Мы сегодня были в патруле и встретили человека, у которого есть важная информация для него.

— Командир сейчас ужинает, но я передам ему вашу просьбу. Пока ждите здесь, — кивнул один из стражников и, прислонив копье к стене, трижды постучал в дверь.

— Посетители к командиру Гауденцию! Солдаты из патруля, с важным донесением!

— Что там, Клавдий? Ты же знаешь, господин ужинает! — раздался из-за двери недовольный голос.

— Я должен сообщить ему, а он пусть решает, когда их принять.

С этими словами стражник, которого назвали Клавдием, скрылся за дверью. Но уже через минуту вышел, а вместе с ним был молодой мужчина в доспехах римского офицера — ростом выше среднего, с короткими черными волосами и горящими от нетерпения глазами.

— Господин, ваш шлем! — ловко увернувшись от закрывающейся двери, подскочил к нему слуга и почтительно протянул красивый шлем с высоким ярко-красным плюмажем.

— Спасибо, можешь идти, — кивнул ему командир.

Затем взгляд его резко обратился на Луция:

— Итак, готы все-таки предали нас? Как скоро они будут здесь? Какова их примерная численность? — молодой военачальник сыпал вопросами, не давая Луцию и рта раскрыть.

— Если позволите, командир, речь не про готов.

— Нет? — Гауденций застыл в удивлении. — Тогда кто? Неужели вандалы? Решили, что раз мы не отреагировали на захват Карфагена, то значит и Италию защитить не сможем?

— Командир, у нас нет информации о вражеском нападении. Это касается лично вас, — вступил в разговор Деметрий.

— Лично меня? А я думал, снова кто-нибудь из этих… Такое уж время сейчас, напасть могут когда угодно, — тяжело вздохнул Гауденций. — Хорошо, я слушаю.

— Во время сегодняшнего патрулирования мы встретили Виталия, сына купца из Сиракуз. Он стал свидетелем одного происшествия, которое стоило жизни его отцу. Сам он чудом спасся… Пусть лучше он вам расскажет. — Луций отошел в сторону, и Гауденций устремил испытующий взгляд на Виталия.

«Ну спасибо… Неужели Луций не мог рассказать? Я же им в подробностях все изложил, такую историю буквально на ходу сочинил… — недовольно подумал Виталий. — Ладно, попробую выдать сокращенную версию».

— Добрый день, господин! — начал Виталий, слегка склонив голову в знак уважения к собеседнику. — Информация моя, как верно подметил Луций, не связана с готовящимся нападением врагов, она касается лично вас, а точнее — вашего отца.

— Отца? — удивленно переспросил Гауденций.

— Да, магистру Аэцию угрожает опасность. Его хотят убить. Я стал свидетелем одного разговора в таверне. Там были люди, которые, судя по их речам и внешнему виду, принадлежат к тайной службе императора. И так получилось, что из всех, кто слышал тот разговор, в живых остался только я…

— Ни слова больше! Виталий, проходи в мой дом, скажи, что я приказал подать тебе еду и приготовить ночлег. За твою информацию я награжу тебя позже, пока отдохни, здесь тебе ничего не угрожает, а я сейчас должен помочь отцу. Я всегда знал, что этот капризный недоумок, которому по какому-то невероятному недоразумению достался золотой венец Августа, завидует моему отцу, лучшему полководцу империи. Без него он был бы рабом у гуннов, и вот как он решил отплатить ему за свое спасение! Нет, я не допущу такой несправедливости, Валентиниан заплатит за все… Клавдий, передай мой приказ: собрать все силы гарнизона, оставить в городе человек двести-триста и готовиться срочно выступать в поход.

— Сделаю, командир! — бодро отозвался стражник, отсалютовал командиру и рванул к казарме.

— Передать солдатам, куда выступаем? — уточнил он, оглядываясь на бегу.

— В Рим! — крикнул ему вдогонку Гауденций.

Виталий наблюдал за происходящим, буквально остолбенев. Горящие гневом глаза молодого командира и его грозный рык «В Рим!» не оставляли сомнений, что он не шутит. И что теперь? Гражданская война? Такой реакции от сына Аэция он не ожидал. Отправить гонца, предупредить об опасности, попросить быть осторожнее… А он берет всех своих солдат и идет на Рим, с явным намерением свергнуть Валентиниана. Вот это ход конем…

Луций и Деметрий, по-видимому, тоже были удивлены неожиданным решением своего командира и явно сомневались в том, что оно верное. Оба обменялись многозначительными взглядами.

Первым решился заговорить Луций:

— Командир, я полностью разделяю ваше желание предотвратить грозящую магистру Аэцию опасность, но ведь если весь гарнизон уйдет, Равенна, второй по значимости город после Рима, останется практически беззащитной перед врагами. Если готы узнают об этом, это может спровоцировать их начать войну.

— А еще ваш поступок в Риме однозначно расценят как мятеж, — добавил Деметрий. — Я думаю, вас встретят еще на подходе к столице. И солдат императора будет раз в пять больше, чем ваших солдат…

— Пусть так, но я должен спасти отца. Если император задумал его убить, я сообщу об этом войскам, и тогда они не станут защищать этого безвольного и слабохарактерного деспота, а присоединятся к нам. Вы сами увидите, кому они по-настоящему верны! Все знают, что Валентиниан предпочитает оргии и попойки государственным делам, и если бы не мой отец…

— Извините, господин, что перебиваю, но я не могу не согласиться с Деметрием и Луцием. Я благодарю вас за доверие к моим словам, но вдруг я что-то не так понял или сделал неверные выводы. А вы подвергнете риску жизни стольких жителей города, солдат и свою собственную…

Виталий не очень хорошо представлял, как во времени, куда его забросило, принято обращаться к высокопоставленному человеку, но, судя по разговору с Гауденцием его новых знакомых, ничего особенного в этом не было, поэтому он просто старался проявлять максимум уважения к собеседнику. Сын Аэция задумался. Он заложил руки за спину и прошелся, а затем оглянулся на казарму, откуда слышались крики приказов и лязг металла.

— Может, вы и правы. Помимо долга перед отцом, у меня ведь есть еще долг перед Римом. Перед жителями этого города и солдатами, командовать которыми я поставлен. Хорошо, сделаем так: я отправлюсь в Рим сам и предупрежу отца, обеспечу ему охрану. А он с помощью своих людей при императорском дворе, надеюсь, сможет как-то отвести от себя эту угрозу. В любом случае самое главное — это поговорить с ним лично. Луций, ты хорошо осведомлен о настроениях в гарнизоне?

— Моральный дух воинов высок, командир, они горды служить Риму и вам, даже несмотря на некоторые трудности, — ответил Луций.

— Рад слышать, но я сейчас не об этом. Мне нужно, чтобы ты собрал для моей личной охраны сотню солдат, которые не любят нашего императора и понимают, насколько ничтожный человечишка сейчас правит Римом. Сможешь это сделать? — спросил Гауденций.

— Командир, вы же не хотите… — осторожно начал Деметрий.

— Убить его? Нет, если он не попытается убить моего отца, — холодно отозвался Гауденций. — Но я хочу быть уверенным, что моя охрана будет на моей стороне, с кем бы нам ни пришлось иметь дело.

— Да, командир, я выполню ваш приказ, — кивнул Луций.

— Отлично, иди. И да… Отмени общий сбор, пусть усилят посты на стенах. Вместо меня командовать гарнизоном оставляю префекта. Сбор моей охранной сотни через час у южных ворот.

Луций отсалютовал командиру и быстрым шагом двинулся в сторону казарм.

— Ну а вас обоих я приглашаю разделить со мной ужин. У вас был непростой день, да и нужно подкрепиться перед дорогой.

— Перед дорогой? — удивленно переспросил Деметрий. — Спасибо за приглашение, командир, это честь, но мы недавно ужинали у моего друга в городе…

— Э, нет, отказ не принимается. А потом вы все трое поедете со мной в Рим. Я бы хотел, чтобы вы лично рассказали моему отцу все, что знаете. Заодно, может, убережете меня еще от каких-нибудь поспешных решений.

Сказав это, Гауденций улыбнулся и направился к двери. Деметрий, тоже слегка улыбнувшись, последовал за ним. Только Виталий остался на месте. Командир и его подчиненный уже скрылись за дверью, а он продолжал стоять и смотреть прямо перед собой. Он увидит Рим. Завтра, послезавтра, или сколько там займет дорога… Он увидит его. И не современный, с его автомобилями, пиццериями и толпами туристов, а тот самый. Тот, о котором он всегда мечтал. А еще, кажется, он сможет лично взглянуть в глаза «последнему римлянину». На лице у Виталия появилась глупая улыбка. Что бы ни случилось дальше, если тогда, падая из самолета, он все-таки остался жив, сегодня определенно самый счастливый день в его жизни.

Сборы были недолгими. Гауденций рассчитывал выступить в путь как можно скорее, чтобы к ночи добраться в Арминум, а оттуда по старой Фламиниевой дороге — в Рим. Поэтому не успели они толком приступить к трапезе, как вернувшийся вместе с офицером его охранной турмы Луций сообщил, что приказ выполнен и солдаты уже ждут у ворот. Командир молча кивнул, водрузил на голову шлем с ярко-красным гребнем и направился к выходу. Остальные быстрым шагом последовали за ним. У ворот ждала сотня всадников. Взглянув на их лица, Виталий решил, что, скорее всего, они именно римляне, хотя, конечно, солдат из числа варваров на римской службе наверняка больше.

В этот раз ему выдали коня, однако Виталия это скорее огорчило, чем обрадовало. Дело было не столько в его скудном опыте верховой езды, который у него все-таки имелся, сколько в отсутствии стремян. Как историка, его всегда огорчало их наличие у римской конницы во всех фильмах о Древнем Риме — это нарушало историческую достоверность и мешало дотошным зрителям погрузиться в эпоху. Но здесь и сейчас он был бы рад увидеть эту досадную ошибку. Однако стремена отсутствовали, и ехать предстояло без них.

«Ничего, надо привыкать, — подумал он. — Лошади здесь — основной транспорт, для паланкина я не вышел происхождением, а колесницы, по-моему, уже давно не в ходу… Хотя можно решить вопрос иначе — просто научу их делать стремена».

К Арминуму они добрались всего за несколько часов, и Гауденций дал приказ остановиться. Виталий ожидал, что они въедут в город и сделают остановку там, однако командир приказал разбить палатки неподалеку от городской стены.

— Здесь мы будем в безопасности, а с рассветом сразу отправимся дальше. Не хочу без лишней необходимости входить в город, слишком часто это сказывается на дисциплине, — объяснил свое решение Гауденций.

Подкрепившись доставленными из города припасами, воины стали расходиться по палаткам и устраиваться на ночлег. Виталия разместили вместе с его новыми знакомыми. После насыщенного событиями дня, нескольких часов в седле и крепкого перекуса они быстро провалились в сон, в то время как Виталий, устроившись поудобнее под солдатским плащом, выданным ему вместо одеяла, прислушивался к их мерному дыханию и размышлял о произошедшем.

«Получается, их судьбы я уже изменил, — думал он. — Не появись в этом времени я, они бы сейчас были не здесь, а в казармах гарнизона Равенны. Как и вся сотня всадников. А их командир спокойно спал бы в своем доме».

Виталий все не мог сомкнуть глаз. Еще раз взглянув на спящих спутников, он накинул на себя плащ и осторожно выглянул наружу. В лагере было тихо. Большинство солдат спали, только у палатки командира стояли часовые. Возле них горели воткнутые в землю факелы. Стараясь ступать тихо, чтобы никого не разбудить, он выбрался из палатки и взглянул на небо. Там сияли бесчисленные мириады звезд, ярко светила луна. Легкий прохладный ветерок обдувал его лицо. Еще раз окинув взглядом лагерь, Виталий глубоко вздохнул. Нет, это не сон. Он не сошел с ума. Он действительно здесь. Всю жизнь он был уверен, что предел его возможностей — это пройтись по песку полуразрушенной арены Колизея, представляя лязг стали и крики толпы, прикоснуться к камням, что помнили великих героев прошлого, или выкопать из земли кусочки живой истории, испытывая чувство невероятного восторга от того, что в твоих руках находится предмет, который последний раз использовали много веков назад. Теперь же все изменилось. Все, кого он знал, остались там — на расстоянии полутора тысячелетий отсюда. Родные, друзья… Для всех них он погиб в той авиакатастрофе, как и еще две сотни людей. Но он жив. Жив и уже начал менять историю. Ничто не происходит просто так — у всего есть какой-то особый, скрытый смысл. Если вместо смерти его забросило сюда — значит, так было предопределено. Значит, ему отведена какая-то роль. Но что может сделать простой студент, чья единственная суперспособность — это знания о прошлом? Как эти знания помогут ему исполнить его мечту — спасти Рим от падения? Ведь история, как известно, учит прежде всего тому, что люди не извлекают уроков из своих ошибок… Однако попробовать он обязан. Сам он, конечно, мало что может сейчас, нужно немного освоиться, понять, чему стоит научиться и какие его знания могут пригодиться для того, чтобы осуществить задуманное. Поэтому нужно постараться спасти главную, по мнению всех историков его времени, надежду Рима — Аэция. Если «последний римлянин» еще жив и они сумеют предупредить его, ход истории действительно может измениться. А вот если они опоздают, скорее всего в Вечном Городе для них все и закончится. Виталий уже успел понять характер сына западноримского магистра армии. Его энергия бьет ключом, он явно смел, неглуп, но его импульсивность… Помноженная на боль от потери отца, она привела бы к заведомо проигрышной схватке где-то возле Палатинского дворца… Нет, они успеют. Должны успеть.

Флавий Плацид Валентиниан неторопливо шагал по обширным покоям дворца и милостиво кивал склонявшимся в почтительных поклонах придворным. Сегодня он имел все основания пребывать в хорошем расположении духа. Долгие годы ему, господину великого Рима, правителю Запада, приходилось слушать чьи-то советы — сперва матери, а затем этого выскочки Аэция. Ужасная несправедливость! И вот наконец она будет устранена. Аэций думает, что готовящийся брак его сына и дочери императора — это его победа? Как бы не так, это его конец! Готовясь стать зятем императора, Гауденций не рискнет выступить против него, тем более получив сообщение о том, что его отец был убит во время попытки поднять мятеж и свергнуть правителя. А назначение его на должность магистра армии вместо отца должно будет успокоить как войска, так и самого Гауденция. И он окажется не в том положении, чтобы давать советы своему господину… А если попробует, то очень быстро разделит судьбу Аэция, ведь честолюбивых офицеров, желающих занять его место, в римской армии предостаточно. Валентиниан мысленно аплодировал собственному плану.

С гордым видом император вошел в пиршественную залу и огляделся по сторонам. Играла музыка, танцевали полуодетые рабыни, кто-то уже предавался утехам в дальних углах. Отовсюду звучал веселый смех.

— Мой господин… — Чьи-то тонкие и нежные руки обвили его шею.

— Не сейчас! — Валентиниан грубо оттолкнул девушку. — Здесь слишком душно, я хочу подышать свежим воздухом. Позже загляну к тебе.

Пройдя мимо заставленных блюдами столов, иногда перешагивая через лежащих на полу людей, что спьяна пытались его приветствовать, он вышел на дворцовый балкон. С Палатинского холма открывался великолепный вид на Вечный город. Поражающий размерами мегаполис все еще хранил на себе отпечаток событий 410 года, когда в столицу империи впервые за многие века ворвались вражеские солдаты. Из-за войны многие горожане покинули свои дома, некоторые кварталы до сих пор пустовали и постепенно разрушались. Валентиниан не помнил те события и всегда считал, что они стали результатом трусости и недальновидности правившего тогда императора Гонория, его дяди. Он, Валентиниан, никогда не допустил бы подобного. А еще дядя зачем-то запретил гладиаторские бои — любимую забаву как простого народа, так и богатых сенаторов, у многих из которых были целые гладиаторские школы. Ему с детства хотелось поприсутствовать на таком грандиозном событии, как бой гладиаторов. Когда он впервые поднял вопрос об отмене запрета, мать сказала, что из-за этого он может потерять поддержку церкви и простых христиан, коих среди римских граждан было уже довольно много. Тогда он согласился с ней и махнул на это рукой — нельзя так нельзя, но сейчас… В конце концов, он император Рима!

«Решено, — подумал Валентиниан. — Как только избавлюсь от любителя давать непрошеные советы, объявлю об отмене этого глупого запрета. Недовольные же церковники первыми отправятся на арену».

Император засмеялся, мысленно представив себе эту картину. Значит, завтра. А праздновать можно уже сегодня. Еще раз окинув взглядом ночной Рим, он потянулся и, предвкушая полный наслаждений вечер, отправился обратно в пиршественную залу.

Виталий проснулся от протяжного звука букцины.

«Неужели нападение?» — подумал он.

Однако, вскочив на ноги и выбежав из палатки, он обнаружил, что никаких врагов поблизости нет, а разбудивший его сигнал был командой к выступлению. Воины Гауденция в спешке сворачивали лагерь и садились на коней.

— Ехать придется быстро, — сказал подошедший Деметрий. — Командиру приснился дурной сон. Он вроде человек несуеверный, но теперь так спешит, что даже решил оставить нас без завтрака. Выдвигаемся немедленно, до темноты должны добраться до города.

Виталий молча кивнул и попытался взбодриться. Ему все еще хотелось спать, но сейчас он, как и все, должен был подчиняться правилам армейской дисциплины. Поэтому он быстро промыл глаза росой и двинулся к выданной ему лошади. Вскоре весь их отряд галопом скакал по Старой Фламиниевой дороге. Стены Арминума оставались далеко позади, а впереди их ждал Рим.

Часы езды в седле, без стремян, да еще и в таком темпе, дались Виталию с трудом, поэтому он с облегчением выдохнул, услышав команду сбавить скорость. Это означало только одно — они уже приближаются к столице и точно успеют до заката. И действительно, всего через пятнадцать минут старая Фламиниева дорога вывела их на Мульвиев мост, за которым располагались Фламиниевы ворота, а дальше во все стороны, куда хватало глаз, тянулся крупнейший город мира — великий Рим. Виталий жадно оглядывался по сторонам, подмечая каждую деталь. Красивые опоры моста, на котором одержал свою главную победу император Константин, сделавший империю христианской, мощные ворота, уходящая вдаль стена Аврелиана… Столичные укрепления выглядели надежными, хотя был у них один существенный недостаток: из-за слишком большой протяженности стены для ее охраны требовалось много солдат, а с этим в империи сейчас были проблемы. Собственно, поэтому столицу и переносили в Равенну — обороняться там, очевидно, было в разы проще.

Тем временем Гауденций подъехал к стражникам, что-то им крикнул, и через некоторое время створки ворот распахнулись. Настал момент, о котором Виталий так долго мечтал, — он въезжал в Вечный Город. Да как въезжал — на коне, в сопровождении сотни римских всадников и сына самого Флавия Аэция! Мог ли он еще пару дней назад, сидя в кресле и размышляя о перспективах завалить дипломную работу, надеяться увидеть тот самый Рим? Конечно, не эпохи расцвета, но тот самый. А что касается эпохи… Может, еще не все потеряно? 410 год стал уроком, который римский народ обязан выучить. В той истории не получилось, но сейчас надежда еще есть. Оптимизма прибавляло и то, что происходило на Марсовом поле, которое начиналось сразу за Фламиниевыми воротами. Там располагались многочисленные казармы, конюшни, оружейные мастерские. Основные силы столичного гарнизона дислоцировались именно здесь. Уже смеркалось, но даже в это время суток там кипела жизнь. Из кузниц доносились удары молотов, со стороны казарм — топот марширующих солдатских ног и окрики центурионов. А подъехав поближе, он увидел, что тренировки действительно идут: на плацу перемещались группы легионеров, а стоявший рядом центурион, по-видимому, обучал их слаженно двигаться, нанося удары жезлом тем, кто нарушал строй. Виталий вновь с удовлетворением отметил, что большинство тренирующихся солдат были римлянами.

Он много читал о том, что римлян в армии поздней империи почти не было — они занимали разве что командные должности. Хотя и среди командиров были варвары — вспомнить того же Стилихона. Но всадники из охраны Гауденция — явно римляне. Тренирующаяся здесь легионная пехота — тоже римляне, видимо из новобранцев. Не так уж все и плохо на самом деле.

Проехав мимо еще одной марширующей центурии, всадники остановились. Виталий тоже приостановил коня и тут увидел продирающегося к нему Луция.

— Виталий, тебя зовет командир.

— Понял, еду, — ответил Виталий и направил коня вперед.

Выбравшись из строя, он стал искать глазами Гауденция. В наступившей темноте сделать это ему удалось не сразу. Тот оживленно о чем-то беседовал с группой всадников, а рядом с ним стояли Деметрий и подъехавший к нему Луций.

Приблизившись к ним, Виталий услышал, как всадник, что стоял напротив Гауденция, говорит ему:

— Не сомневаюсь, что ты хотел как лучше, но это ничуть тебя не оправдывает. Ты командир гарнизона Равенны, и твое место там. Если ты хотел мне что-то сообщить, можно было послать гонца. Какой пример ты подаешь своим солдатам, если позволяешь себе просто так оставить вверенный тебе город и заявиться сюда?

— Отец, прости, но у меня действительно была очень веская причина. Сейчас подъедет человек. Вот эти двое солдат встретили его вчера во время патрулирования. Он чудом выжил, его пытались убить из-за того, что он узнал нечто, чего знать был не должен, а касается это тебя. Надеюсь, его и их слова тебя убедят…

— Убедят в чем?

— Просто выслушай его.

— Что ж, хорошо. Я надеюсь, это действительно серьезное дело.

С этими словами всадник спешился. Его примеру последовали Гауденций, Деметрий и Луций. В свете зажженных факелов Виталий увидел их лица — на них читалась серьезность и сосредоточенность. Подойдя к собеседнику своего командира, его знакомые отдали ему салют. Виталий слез с коня, быстрым шагом подошел и пристально вгляделся в этого человека. То был уже немолодой воин среднего роста, подтянутый и крепкий. Несмотря на небольшие проблески седины в густых черных волосах, он совсем не выглядел стариком, в его глазах чувствовалась огромная энергия, какая-то внутренняя сила. Перед ним стоял магистр армии Западной Римской империи Флавий Аэций.

Секунд десять Виталий просто стоял и молча смотрел на знаменитого римского полководца, буквально потеряв дар речи. Спасением этого человека он грезил, как только осознал, куда (и когда!) его забросила судьба, и вот он стоит перед ним, живой и здоровый…

— Здравствуйте, меня зовут Виталий, — выдавил из себя он и как-то на автомате протянул вперед руку.

Полководец, казалось, слегка удивился, но поприветствовал его римским рукопожатием.

— Флавий Аэций, магистр армии.

За спиной Виталия кто-то прыснул от смеха.

— Ну, рассказывай, что там за важная информация, из-за которой мой сын оставил вверенный ему город.

— Информация действительно важная, господин. Дело в том, что вам угрожает опасность. Вас хотят убить.

— Та-ак, а вот это уже интересно… — удивленно протянул Аэций. — Идем, не стоит обсуждать подобное, стоя на дороге. Ждите нас здесь, мы скоро вернемся, — скомандовал он сопровождавшим его всадникам и бодро зашагал к деревянной постройке, что располагалась у тренировочного поля. Гауденций, Деметрий, Луций и Виталий последовали за ним. Внутри оказались длинные деревянные столы с лавками по обеим сторонам — очевидно, это была солдатская столовая. Водрузив на металлическую подставку два факела, полководец устроился за столом и жестом предложил остальным сесть напротив.

— Итак, я слушаю, — произнес он, положив руки на стол и направив взгляд на Виталия.

Собравшись с мыслями, тот еще раз поведал о своих «сицилийских приключениях».

Как только он закончил, заговорил Гауденций:

— Теперь ты понимаешь? Это могла быть только тайная служба императора. Он хочет от тебя избавиться, потому что знает — армия верна тебе, а не ему. Нам неизвестно, когда и как он ударит, поэтому нужно нанести удар первыми. Собери войска, займи Палатинский дворец и заставь Сенат объявить правителя низложенным.

— Гауденций, ты в своем уме? Мятеж? Мы только что с огромным трудом избавились от гуннской угрозы. Я — командующий римской армией, моя обязанность защищать государство и служить императору, я не собираюсь его свергать. Я знаю, что ты скажешь. Да, ему далеко до Юлия Цезаря, Марка Аврелия и Траяна, но он по крайней мере прислушивается к моим советам по поводу дипломатических и военных вопросов и не мешает делать то, что я считаю нужным для защиты Рима, как магистр армии. А твой брак с его дочерью еще больше укрепит наше положение.

— Он же собирается тебя убить! Ты предлагаешь просто сидеть и ждать, пока они нападут?!

— Прошу тебя, успокойся. Я благодарен тебе за заботу, за предупреждение. У меня нет оснований не верить в правдивость слов Виталия — все, что случилось с ним, действительно наводит на определенные мысли. Но возможно, и он и вы не совсем верно истолковали произошедшее. Я знаю Валентиниана много лет и не могу назвать его решительным человеком. Он вряд ли способен на подобный шаг. Кроме того, его мать всегда убеждала сына в моей полезности для империи и для удержания им власти. Под моим командованием мы вместе с готами отбились от гуннов, о том, что меня поддерживает армия, он знает, так что если убьет меня и об этом станет известно, то волнения в войсках могут причинить ему куда большие неудобства, чем необходимость терпеть присутствие моей скромной персоны возле трона.

— А может, он завидует твоей славе полководца? Или боится тебя — страх тоже способен толкнуть на подобное. Особенно такого труса, как он!

Аэций задумался:

— Всякое может быть, конечно. Но у нас с ним нет конфликта. Валентиниан наслаждается своим положением императора Рима, проводит время в бесчисленных пирах и оргиях и не мешает мне от его имени обучать войска, командовать ими, заниматься дипломатией. В какой-то степени мы с ним составляем удачный тандем. — На лице полководца появилась едва заметная улыбка.

Деметрий и Луций молчали, как будто не осмеливаясь вступить в разговор. Виталий тоже не знал, что сказать. Он понимал, насколько шатко сейчас положение всей Западной империи, и внутренне был согласен с мудрой позицией Аэция: лучше терпеть на троне того, кто его недостоин, если он не мешает делать то, что нужно для укрепления Рима, чем ради обретения золотого венца вступать с ним в открытый конфликт, который неизбежно ослабит государство. Но он точно знал, что Валентиниан убьет полководца, а без него тут же начнется борьба за власть и влияние в армии. Слабого императора все равно сметут с трона, но с гораздо худшими последствиями для Рима. Фатальными последствиями…

— Так что ты намерен предпринять? Как ты обезопасишь себя, если не отнимешь у него власть? — с обидой в голосе спросил Гауденций.

— У меня надежная охрана, при дворе много верных мне людей. Я обещаю тебе, что серьезно отнесусь к твоему предостережению. Но ты должен завтра же отправиться обратно в Равенну. Ты нужен мне там, — сказал Аэций.

Гауденций тяжело вздохнул. Было видно, что он не считает решение отца правильным. Виталий лихорадочно соображал, как поступить. Поддержать идею Гауденция? Вряд ли мнение какого-то купеческого сына, которым он назвался, заставит Аэция поменять решение. Даже родной сын не смог убедить полководца. А кроме этого, что он мог предложить? Охрану усилить? Это и так понятно… И кстати, а как теперь быть ему? Деметрий и Луций, очевидно, вернутся с сыном магистра армии в Равенну и продолжат службу. Сам полководец останется в Риме. Но его-то никто не ждет ни там, ни здесь… Виталий внезапно осознал, что последние два дня ему давали кров и пищу только из-за важной информации, которой он обладал. А как быть теперь, когда информация нашла адресата? Куда идти? Денег у него нет, остается только пополнить ряды городских нищих… Не о таком погружении в историю он мечтал.

— Хорошо, так и поступим. Я благодарю вас всех за стремление помочь и желаю счастливого пути до Равенны. — С этими словами магистр армии поднялся из-за стола и направился к выходу.

После того как дверь за ним захлопнулась, Гауденций разразился гневной тирадой, адресованной, казалось, сразу всем его спутникам:

— Почему вы молчали? Почему не поддержали меня? Я же знаю, вы тоже не сильно бы огорчились, если бы Валентиниан случайно упал на спату…

— Командир, мы же солдаты, для вас он отец, а для нас — магистр армии. Я не думаю, что у нас есть право давать ему советы. Сидеть за одним столом с победителем Аттилы — уже большая честь. И потом, такие вопросы — не наше дело… — Луций развел руками.

— Ваш отец служит не Валентиниану, а Риму в его лице, — поддержал товарища Деметрий. — Верьте, что он сумеет защитить себя. Мы должны были его предупредить, и мы это сделали.

Гауденций махнул рукой, давая понять, что их доводы его не убедили. А затем поднял глаза на Виталия.

— Им помешала субординация, ну ладно. Хотя здесь речь идет о том, чтобы всего лишь высказать свое мнение. Но ты, Виталий, не солдат, представители купечества ведь более свободны в суждениях, почему ты не поддержал меня?

— По правде говоря, посчитал, что раз он не прислушался к аргументам собственного сына, доводы неизвестного сицилийского торговца его вряд ли переубедят, — ответил Виталий. — Но будь я на вашем месте, я бы предложил то же самое.

— Ну вот, я тоже не вижу иного решения, которое обеспечило бы отцу полную безопасность. Если Валентиниан планирует его убийство, то будет искать любую возможность, а возможности найдутся, пока он сидит на троне.

— Командир, магистра армии, да еще и овеянного такой славой, убить не так просто, как хозяина какой-нибудь сиракузской таверны… — попытался возразить Луций.

— Не так просто, но возможно! И императоров убивали, и полководцев, и сенаторов, и наместников провинций, — отверг его доводы Гауденций. — Но я больше ничего не могу сделать. Идемте, нужно поужинать и разместиться на ночлег, а завтра выдвигаемся обратно.

Деметрий, Луций и Виталий молча последовали за ним. Мысли о еде после столь долгой и тяжелой дороги должны были радовать, но выражение лиц было угрюмым. Они вроде и сделали то, что должны были, но как будто не довели дело до конца. В воздухе витала тревога. Гауденций переживал за отца, солдаты — за своего командующего, а на Виталия, связывающего будущее Рима исключительно с выживанием полководца, давил груз знаний о том, что обязательно должно произойти, если он не вмешается. Виталий сделал то, что планировал, но будет ли этого достаточно?..

Тем временем магистр армии Флавий Аэций в сопровождении личной охраны и младших офицеров, а также друга и соратника Марка Авита, представителя галло-римской аристократии и главного дипломата западноримского двора, неторопливо ехал по Марсовому полю. Его одолевали тревожные мысли. Он был искренен, когда высказывал сыну и прибывшим с ним людям сомнения относительно намерений Валентиниана, но не мог полностью исключить такое развитие событий. Тем более буквально вчера ему донесли, что на пиру император, перебрав вина, объявлял гостям и придворным о том, что, дескать, все время его пребывания у власти — это лишь игра, а его настоящее правление начнется завтра. То есть сегодня. Люди Аэция сочли, что речь шла о возможной отставке полководца, справедливо заметив, что ни в ком другом император не мог бы видеть угрозу своей власти, о чем они ему и сообщили. Впрочем, «сегодня» стремительно приближалось к завершению, поэтому Аэций уже мысленно списал слова Валентиниана на ударившее в голову вино. Но вот история, произошедшая на Сицилии, не могла быть списана на одно лишь вино, иначе не погибли бы случайные свидетели. Это действительно похоже на работу императорской тайной службы. Аэцию казалось, что она утратила свое влияние еще при прошлом императоре — Гонории. Попытки ее реорганизовать делала Галла Плацидия, мать Валентиниана, фактически правившая вместо сына до своей смерти, но, насколько он знал, ей не удалось добиться в этом деле серьезных успехов. Или все-таки удалось?

— А ты что думаешь, Марк? Убьет он меня или все-таки поостережется? — Аэций только что поделился новостями с Авитом и теперь гадал, насколько вероятным сочтет подобное развитие событий один из его ближайших помощников.

— Я не пророк, магистр, но не могу не заметить, что действия нашего императора порой сложно объяснить с позиций разума. Им движут эмоции и пороки, зависть и злоба вполне могут подтолкнуть его к тому, о чем вас предупреждал Гауденций, — ответил он.

— Может, вы все и правы. Что ж, завтра же усилю охрану ветеранами из числа как варваров, так и римлян. К счастью, за годы службы империи я приобрел много достойных соратников, которым могу доверить свою жизнь.

— Магистр Аэций, к нам приближаются всадники.

Один из сопровождавших полководца воинов указал вперед. Там действительно горели три огонька факелов и слышался конский топот. Всадники явно направлялись к ним. Аэций остановил коня.

Подъехавшие оказались из числа дворцовой стражи.

— Приветствую вас, магистр Аэций! Император приказывает вам немедленно прибыть во дворец.

— Во дворец? Сейчас? Он лично отдал этот приказ? — с сомнением спросил Аэций.

— Да, магистр. Поторопитесь, он ждет вас.

С этими словами гонец императора и его сопровождающие развернулись и вскоре скрылись за поворотом.

Полководец вздохнул, его взгляд устремился в ночное небо.

«Неужели это случится прямо сейчас?..» — пронеслось у него в голове.

— Аэций, ты же не собираешься туда ехать?

На лице Марка Авита читалась тревога. Он попытался заглянуть другу в глаза, даже обратился к нему по имени, хотя обычно на публике называл его не иначе как магистр или господин.

— Император приказывает прибыть немедленно, я не могу проигнорировать его распоряжение, — ответил Аэций.

— Но ты же понимаешь, что это ловушка? Сперва сообщение о его бахвальстве на пиру, затем приезд твоего сына с предупреждением, а теперь внезапное приглашение нанести ему ночной визит… До этого момента я тоже сомневался, но теперь все ясно: что бы ни послужило тому причиной, он решил тебя убить, и сделать это он собирается сегодня. С охраной тебя во дворец не пустят, оружие отберут на входе, стража наверняка подкуплена. Живым ты оттуда не выйдешь.

— Нет, друг мой, обещаю тебе, я не умру сегодня. — Аэций намотал на кулак поводья и повернулся к стоящему рядом всаднику: — Езжай на виллу Майориана, комита доместиков, и приведи его к фонтану у Палатина. Скажи, что дело не терпит отлагательств.

— Да, магистр! — Воин отсалютовал командиру и умчался вдаль.

— Ты все-таки решился? — спросил Авит.

— Нет, я все еще не собираюсь его свергать. Но и убить себя тоже не позволю. А сейчас мне нужно заехать домой, чтобы подобающим образом одеться для визита во дворец.

Через полчаса Аэций и его свита уже подъезжали к величественному Палатинскому фонтану. Вскоре показался и отправленный Аэцием всадник, с ним был молодой статный офицер.

— Приветствую, магистр! Жду вашего приказа, — отсалютовал он полководцу.

— Дело срочное. Нужно заменить дворцовую стражу. Всю. Немедленно. И постарайся сделать это тихо. Поставь тех, кому доверил бы свою жизнь. И мою.

— Будет сделано, магистр. — По лицу Майориана было видно, что приказ Аэция его удивил, но он полон решимости в точности его исполнить.

— И да, если знаешь, что кто-то из доместиков не любит императора, этих ставь в первую очередь.

Комит доместиков коротко кивнул и уехал. От Аэция и Авита не скрылась хитроватая улыбка, на мгновение появившаяся на его лице. Через некоторое время со стороны дворца послышался топот ног, мелькнули огни факелов, и все стихло. А вскоре к фонтану, уже пеший, подбежал Майориан.

— Сделано, магистр! Всех, кто стоял на страже, — у ворот, входов, внутренних дверей — под разными предлогами отправил обратно в казармы. Вместо них поставил тех, кого лично знаю, с кем служил под вашим началом. Это центурионы и ветераны первой когорты, не дрогнувшие перед гуннами Аттилы, не раз побеждавшие франков и готов и недавно зачисленные на почетную службу в императорской гвардии. Они вас не подведут! А тех, кто нес караул в тронном зале, сам император отослал еще до наступления темноты.

Отдышавшись, он внезапно поднял взгляд на Аэция и торжественно провозгласил:

— Да здравствует Цезарь!

— Да здравствует… — подхватили было всадники охраны магистра, но под пристальным взглядом полководца тут же замолчали.

Марк Авит засмеялся, а на лице Майориана отразилось непонимание:

— Вы же собираетесь лишить власти этого распутного мерзавца, разве не так?

— Нет, я всего лишь хочу защитить себя… Марк, расскажи ему. Ну а мне пора, моя долгая задержка и так может вызвать подозрения. Надеюсь, еще свидимся. — Аэций улыбнулся какой-то грустной улыбкой и двинулся в сторону дворца.

Поприветствовав стражников, он вошел внутрь. Шагая по длинному коридору, магистр армии размышлял, что же ему приготовил Валентиниан. Удалось ли устранить опасность, заменив стражу? Предусмотрительно надетая под тогу броня защитит от кинжала в спину, а верные люди у входа успеют подбежать и вмешаться в случае нападения. А может, это всего лишь стечение обстоятельств и император вызвал его по какому-то срочному делу? Как бы то ни было, сейчас все станет ясно.

Тяжелые двери Аула Регия, тронного зала дворца римских императоров, медленно распахнулись, и Аэций шагнул внутрь. Он до сих пор помнил свои впечатления от первого посещения этого места. Великолепный мрамор, прекрасные статуи и трон императора Рима, что стоял на небольшом возвышении. Тогда зал показался ему Олимпом, а император Гонорий — самим Юпитером в окружении младших богов.

— Приветствую тебя, Цезарь! — Аэций приблизился к трону и склонился в поклоне. — Я прибыл так быстро, как смог.

— Добро пожаловать, Флавий Аэций, мой верный магистр армии и победитель Аттилы! — Император поднялся и приветственно простер к нему руки.

От проницательного взгляда полководца не укрылась натянутость улыбки на лице императора, да и в глазах Валентиниана он заметил недобрый огонек. Но было в них и что-то еще. Высокомерие, обычное для него, сейчас, казалось, возросло многократно. Да, правитель выглядел так, будто в одиночку победил всех врагов империи и готовится сообщить об этом ожидающей его толпе римского плебса.

— Ты, наверное, задаешься вопросом, зачем я вызвал тебя в столь позднее время? А между тем повод торжественный: я хочу наградить тебя за все, что ты сделал для Рима за эти годы.

— Благодарю, господин. Сама честь служить Риму в должности магистра армии — уже огромная награда для меня, и я не променял бы ее ни на какую другую.

— Твоя скромность поражает не меньше, чем твоя доблесть, но все же я вынужден настаивать. — Император сделал шаг и спустился на одну ступеньку. — Спасибо тебе за спасение Рима от гуннов, за все твои прошлые победы и особенно — за мудрые советы. — Император сделал еще два шага вперед и вниз по мраморным ступеням и медленно убрал руки за спину, встав напротив склонившего голову полководца.

— Спасибо тебе за все… А теперь прощай! — С этими словами Валентиниан выхватил из-под складок своей тоги короткий меч и со всей силы ударил полководца в грудь.

Прочный доспех выдержал удар, Аэций отшатнулся назад, но смог устоять на ногах.

— Это и есть твоя награда за мою верную службу тебе и народу Рима, Цезарь?! — в негодовании воскликнул полководец.

— Что такое… Доспех под тогой? Ираклий, его кто-то предупредил, нас предали! Убей же его! — закричал Валентиниан, выпучив глаза и указывая на Аэция острием меча.

Не успел полководец обернуться и найти глазами того, к кому обращался император, как его шею обвила веревка. Он почувствовал, что задыхается, и, тщетно пытаясь сорвать удавку, из последних сил крикнул:

— Стража! На помощь!

Судя по лязгу металла и скрежету открываемых дверей, его услышали. Двое солдат, стоявших у входа, вбежали в тронный зал и круглыми от удивления глазами смотрели на представшую перед ними картину: император стоит с обнаженным мечом в руке, а Ираклий, императорский евнух, изо всех сил затягивает веревку на шее магистра армии.

— Стража, он хотел убить вашего императора. Казнить его немедленно! — крикнул Валентиниан гвардейцам.

Однако те, проигнорировав его слова, обнажили мечи и бросились к Ираклию. Через мгновение два клинка одновременно пронзили его. Евнух рухнул на землю. Аэций сбросил веревку с шеи и сделал глубокий вдох.

— И вы тоже с ним? Стража, здесь убийцы! Защищайте императора! — продолжал кричать Валентиниан.

В коридорах дворца послышался гулкий топот. Тем временем Аэций с трудом поднялся на ноги и хотел было что-то сказать, но не успел он собраться с мыслями, как размахивающий мечом Валентиниан оказался прямо перед ним. От первого удара он увернулся, второй опять пришелся на доспех, от третьего полководца заслонил один из стражников.

— Предатель! Умри! — выкрикнул император, пытаясь ударить помешавшего ему воина, но гвардеец ловко подставил щит. Потерявшего равновесие Валентиниана отбросило в сторону, и он наткнулся на меч, который выставил второй гвардеец. Заливая кровью белую с пурпуром тогу, правитель Запада упал на мраморный пол. Нечаянно нанесший ему удар доместик от неожиданности выронил меч, с ужасом смотря на лежащего Валентиниана.

— Вы убили своего императора… Предатели… — произнес он и затих, его украшенная золотым венцом голова безжизненно откинулась назад.

В дверях послышался лязг оружия. Появившиеся доместики обнажали мечи и вышли в центр зала, где Аэций и два императорских гвардейца стояли рядом с телами заколотых Ираклия и Валентиниана.

— Что здесь произошло? Это император и его слуга Ираклий лежат на полу? Магистр Аэций, похоже, ранен! — перешептывались они.

Первым подал голос Аэций:

— Солдаты! Сегодня император призвал меня во дворец с целью лишить жизни! Слава богу, меня предупредили, благодаря этому я надел под тогу броню, которая и спасла меня. И спасибо этим двум воинам — без них евнух задушил бы меня, подло напав сзади. — Аэций указал солдатам на лежащую на полу веревку.

Тем временем первый из спасших полководца гвардейцев наклонился к телу Валентиниана, а затем громко озвучил то, что все присутствующие и так уже поняли:

— Император мертв!

Среди гвардейцев опять пронесся шепот:

— Хотел убить Аэция, а в итоге сам отправился к праотцам. Так ему и надо! Рассчитывал заколоть нашего командира, как бычка на алтаре, но его так просто не возьмешь!

— Аэций, который, несмотря на пережитое, тоже начал осознавать, что произошло, воскликнул, указывая на тело Валентиниана:

— Видит бог, я не хотел такого исхода!

— Господин, возьмите! — Тот воин, что констатировал смерть императора, протянул полководцу золотой венец.

Аэций взял его одной рукой, поднял над собой и повернулся к солдатам. Он собирался что-то сказать, но не успел. Все гвардейцы как по команде вскинули мечи, и тронный зал загудел от их общего возгласа:

— Император мертв. Да здравствует император!

–…Теперь остается только ждать. — Марк Авит только что закончил рассказывать Майориану обо всех событиях, предшествовавших их встрече у фонтана. — Уверен, что если возможный убийца был среди стражи, то он уже не сможет выполнить свою миссию, а если среди слуг — нашего магистра спасет доспех и верные гвардейцы.

— Но разве после такого можно позволить Валентиниану остаться у власти? Если получится схватить убийцу живым, нужно доказать причастность императора к этому делу и заставить Сенат низложить его!

— Доказать вряд ли удастся, — покачал головой Марк Авит. — Ты же не думаешь, что он лично нанимал убийцу? В этом деле наверняка замешана его тайная служба. Впрочем, там тоже есть люди, верные Аэцию, и они не сообщили ничего о готовящемся нападении. Постой… Мне кажется или там что-то происходит?

Майориан прислушался: действительно, со стороны дворца слышались какие-то крики, шум и лязг оружия.

— Скорее туда! — крикнул он, запрыгивая на коня.

Всадники из охраны магистра последовали за ними. Добравшись до дворца, они ринулись внутрь. Стражи у входа не было.

— Кажется, это в тронном зале, — прислушался Майориан. — Сюда, скорее!

Они подошли к распахнутым дверям и увидели, что на мраморном полу лежат тела Ираклия и Валентиниана. В центре зала стоял Аэций, сжимая в правой руке золотой венец, а окружавшие его гвардейцы поднимали мечи и скандировали: «Да здравствует император!»

Марк Авит улыбнулся:

— Что бы здесь ни случилось, результат меня вполне устраивает, — сказал он.

Майориан, поняв, что произошло, с торжествующим видом вошел в образованный гвардейцами-доместиками круг, опустился на колено и провозгласил:

— Слава Цезарю! Я всегда верил, что этот день настанет. Провидение сегодня наградило всех нас, вручив золотой венец достойнейшему из римлян. Я, Флавий Юлий Валерий Майориан, присягаю на верность Флавию Аэцию как императору Запада!

— Встань, Майориан, прошу тебя, — протянул ему руку Аэций. — Я благодарю тебя за твои слова и за верную службу. Как знать, быть может, без твоей помощи я бы не пережил сегодняшнюю ночь.

Они обнялись.

— Похоже, у Рима теперь новый император? — Марк Авит также не скрывал своей радости по поводу произошедшего. — Как говорят, от судьбы не уйдешь, — заметил он, когда Аэций рассказал ему и Майориану, как развивались события. — Это я про вас обоих: одному суждено было умереть, а другому — править. Пока мы беседовали у фонтана, меня не покидало чувство, что я только что проводил Юлия Цезаря на то самое заседание Сената… Рад, что в нашем случае все сложилось иначе. Но теперь надо объявить обо всем этом людям. — Марк Авит кивнул в сторону открытых дверей, где уже начали собираться слуги, разбуженные шумом и криками.

Они перешептывались и со страхом поглядывали на стоящих вокруг Аэция гвардейцев, не решаясь войти в зал.

— Сейчас все сделаем, — сказал Майориан и приблизился к слугам. — Вы же меня знаете, я комит доместиков. Не бойтесь, проходите, сейчас я расскажу вам, что здесь случилось.

Слуги осторожно начали заходить в зал, продолжая с опаской коситься на гвардейцев и лежащие на полу тела.

— Смотри, господина Валентиниана убили… А это кто рядом, евнух Ираклий, что ли? Да, точно он. Он и убил?.. А гвардейцы — его. А чей это меч лежит?

Дождавшись, пока все зайдут, Майориан объявил:

— Сегодня ночью император Валентиниан вызвал к себе магистра армии Флавия Аэция, намереваясь подло лишить его жизни. К счастью, магистра предупредили, и броня, надетая под тогу, спасла его жизнь от вероломного удара, который Валентиниан нанес ему. — Комит доместиков кивнул на лежащий на полу меч. — Тогда по его приказу Ираклий подло напал на магистра сзади, желая удавить, но стоявшие у двери гвардейцы вступили с ним в схватку и убили его. Валентиниан же напал на них и случайно наткнулся на меч. Вы все видите сами — Флавий Аэций не хотел смерти императора, он всего лишь защищался. Идите и расскажите об этом каждому!

— Да, смотри, вон удавка лежит. И Ираклия со спины закололи. Значит, напал-то он… Слава богу, что господина Аэция спасли. Надеюсь, он, если станет императором, не будет нас так часто плетьми наказывать… — продолжая перешептываться, слуги постепенно стали расходиться.

— Хорошее начало, но это еще не все, — сказал подошедший Марк Авит. — Мы сейчас в очень уязвимом положении. Уже забрезжил рассвет, ночь получилась богатой на события. И скоро о них станет известно в городе. Для нас крайне важна позиция Сената, он должен объявить Аэция императором, а я боюсь, что там могут найтись другие претенденты эту роль…

— Сенат? — Майориан усмехнулся. — На нашей стороне армия — солдаты, готовые умереть за своего командира, и доместики, уже присягнувшие ему на верность. И потом, большинство сенаторов понимают, что Флавий Аэций — единственный, кто способен защитить Рим, без него их имущество и владения будут разграблены варварами, они сами и их сыновья убиты, а жены и дочери обесчещены. Хотят ли они этого?

— Ну хорошо, допустим, Сенат вынужденно признает Аэция, а что насчет императора Востока? — в словах опытного дипломата чувствовалась тревога. — Валентиниан ведь был его родственником.

— Да, этот вопрос не решить с помощью силы, — согласился Майориан. — Придется договариваться. Впрочем, время у нас есть — Константинополь отреагирует не раньше чем через несколько дней, а до нас эта реакция дойдет еще позже. За это время мы должны обеспечить Аэцию поддержку Сената. И плебса. Хотя плебс и так за него — после битвы на Каталунских полях за победителя ужасных гуннов пили в каждой таверне. И императора он не убивал — наоборот, это его пытались убить, ну а получилось вот так…

— Я смотрю, вы тут уже все решили, — улыбнулся подошедший к ним Аэций.

— Может, мне просто отдать его одному из вас? — засмеялся он, подняв золотой венец. — Император Марк Авит, неплохо звучит, а?

Услышав это, Авит смущенно замолчал.

— Император Флавий Юлий Валерий Майориан! — нарочито торжественно провозгласил Аэций, переведя взгляд на комита доместиков. Того подобное обращение и вовсе вогнало в краску.

— Нет, император в Риме только один, и зовут его Флавий Аэций! — твердо ответил Майориан.

— Да здравствует Флавий Аэций! — подхватили доместики.

Аэций вздохнул:

— Тяжелая ночь, но вы правы, наше положение сейчас неустойчиво и нам еще многое предстоит сделать, чтобы изменить ситуацию. Видит бог, я не хотел этого… — вновь повторил он, с сожалением глядя на лежащие на полу тела. — И этого я тоже не хотел… — он перевел взгляд на золотой венец, который по-прежнему сжимал в руке. — Но видимо, такова Его воля… Марк, собери сенаторов, расскажи им о случившемся, затем я тоже прибуду в Сенат и произнесу речь. Но сейчас мне хочется только одного — хотя бы немного поспать. Думаю, что в теперешнем положении я могу воспользоваться одной из комнат этого дворца…

— Конечно, господин. Я уверен, что поддержку Сената вы получите. Но можете не торопиться — отцы-сенаторы не любят рано вставать, поэтому у вас будет достаточно времени, чтобы отдохнуть и набраться сил. — Марк Авит коротко поклонился и направился к выходу.

— Прямо сейчас вы правите только этим дворцом, к вечеру вы будете править городом, а через неделю — всей Западной империей. Я подниму остальную часть доместиков, расставлю караулы вокруг дворца, а также наведаюсь в казармы. Нет никаких сомнений в том, что вас поддержит армия, но все-таки я настоятельно прошу вас перед выступлением в Сенате обратиться к солдатам.

— Я обязательно последую твоему совету, Майориан. Встретимся в полдень на Марсовом поле.

Отсалютовав императору и поклонившись, комит доместиков на ходу бросил несколько приказов солдатам и покинул тронный зал. Большая часть гвардейцев последовала за ним, четверо остались в зале, еще двое встали у дверей. Император тоже направился в сторону дверей, но внезапно услышал женские крики, доносившиеся из коридора:

— Это правда? Убийцы!

— Пустите меня к нему! Отец, нет!

— Госпожа Лициния, послушайте меня! Ваш муж подговорил слугу Ираклия помочь ему убить Флавия Аэция, напал на пришедших ему на помощь гвардейцев и случайно напоролся на меч одного из них. Никто, кроме него самого, не виноват в случившемся… — раздался из коридора спокойный голос Майориана. — Я прошу вас, уведите дочь, ей не нужно это видеть…

— Нет, я хочу к папе, пустите меня!

Аэций узнал их голоса — это были Лициния Евдоксия и Галла Плацидия Валентиниана, жена и дочь бывшего правителя. Вырвавшись из рук матери, девочка вбежала в зал и со слезами бросилась к телу отца. Ее мать осталась стоять у дверей, лицо ее было бесстрастным.

— Мне жаль. Бог свидетель, я не желал такого исхода. Я получил известие о его планах и хотел лишь обезопасить себя… Вы и ваши дочери можете остаться здесь, я обещаю вам свою защиту, — сказал ей Аэций.

— Спасибо, господин, — ответила Лициния. — Он не был ни хорошим мужем, ни тем более хорошим правителем, но своих девочек он всегда любил. Им будет трудно смириться…

— Аула Регия видела кровь много раз. Но такую искреннюю скорбь, я думаю, видит впервые, — сказал подошедший офицер доместиков. — Если прикажете, я провожу юную госпожу в ее покои, — обратился он к императору.

— Нет, спасибо, сейчас мне лучше побыть с ней наедине, — не дала ему ответить Лициния и, подойдя к дочери, решительно взяла ее за руку, потянув к выходу.

Аэций еще долго смотрел им вслед, а затем произнес, обращаясь, кажется, к самому себе:

— И власть над всем миром не стоит слезинки одного невинного ребенка…

Его рука сама собой разжалась, и золотой венец с гулким стуком упал на пол. Увидев это, стоявший рядом солдат наклонился и поднял его.

— Как раз тот, кто так считает, единственный из людей, кто достоин этой власти. Риму давно нужен был такой император, как вы. — С этими словами он протянул венец Аэцию.

Взяв его в руки, император поднес венец поближе к глазам, как будто желая рассмотреть.

— Но достоин ли я? — почти шепотом произнес он.

— Если сомневаетесь — значит достойны, — ответил гвардеец.

На лице Аэция появилась улыбка. Кивнув солдату, новый император Западной Римской империи крепко сжал золотой венец в руке и решительно шагнул вперед, направляясь в императорские покои.

Виталий приоткрыл глаза, жмурясь от яркого солнечного света, проникающего в помещение через открытое окно. Вчера вечером они разместились на ночлег в одном из пустующих солдатских бараков, заняв комнату, где обычно жили центурионы, а охранники Гауденция заняли соседнее здание, предназначавшееся для легионеров. Быт римского офицера показался Виталию пусть и скромным, особенно по сравнению с комфортными условиями в мире XXI века, но вполне сносным. Позавтракав в казарменной столовой, он с Деметрием и Луцием вышел во двор, где уже строилась их конная сотня. Внезапно Виталий осознал, что так и не поднял в разговоре с Гауденцием вопрос о своем будущем — в отличие от Деметрия и Луция, его в Равенне никто не ждал. Но просто так оставаться в Риме тоже было нельзя, ведь здесь он вообще никого не знает. Может, попроситься на службу в гарнизонную стражу? Физическая подготовка у него, конечно, неидеальная, придется много тренироваться. Зато у него будет еда, кров и даже какие-то деньги. Интересно, хорошо ли тут платят? И кстати, командир Гауденций ведь обещал наградить его за информацию, может стоит ему об этом напомнить?

Из раздумий его вывел пронзительный звук сигнальной трубы. Что это? Нападение врага?

— Сигнал к построению, — ответил на его немой вопрос подошедший Деметрий. — Но причина непонятна. Обычно это или смотр, который проводит, например, магистр армии или сам император, или обращение к войскам или же выступление в поход. Точно могу сказать, что это не сигнал тревоги, нападения на город нет.

Тем временем из казарм на Марсово поле стали выбегать солдаты. Они поправляли оружие и доспехи, строились в центурии и когорты. Офицеры-центурионы зычно выкрикивали номера своих подразделений, ударами жезлов расставляя солдат в нужном порядке. Виталий с интересом смотрел на строящихся легионеров. И хотя большинство все-таки выглядели как римляне, среди них было немало варваров. Некоторые подразделения и вовсе не были похожи на римские — кожаные доспехи или грубые кольчуги на солдатах, маленькие круглые щиты. Да и латинскую речь эти бойцы, похоже, не очень хорошо понимали. Виталий заметил, что центурион, по-видимому тоже варварского происхождения, нет-нет да и переходил на более понятный его подчиненным язык — судя по всему, готский. Вскоре построение было завершено и над рядами солдат взметнулись в небо штандарты VI и VII легионов. Их командиры осмотрели строй и, видимо сочтя его удовлетворительным, выехали вперед, к дороге, где на коне, нетерпеливо бьющем копытом, восседал высокий молодой офицер, который, как сразу понял Виталий, занимал далеко не последнюю должность в римской армии.

— А кто вон тот человек, ты знаешь его? — спросил он Деметрия.

— Конечно знаю. Это Майориан, он раньше служил у Аэция. Несмотря на знатное происхождение, начинал простым легионером, но затем поднялся до центуриона, потом примпила, потом командовал конным отрядом. До перевода в гарнизон я служил именно в его центурии. Затем, после победы над гуннами, он, как я слышал, вроде ушел в отставку, но очень быстро вернулся. Теперь он комит доместиков, дворцовых гвардейцев. Раз он здесь, думаю, сегодня смотр войск посетит сам Цезарь…

Тем временем к ним подошел Луций. На его лице читалось явное удивление.

— Я вчера вечером перекинулся парой слов со знакомым центурионом из VI легиона, он вообще ничего не говорил ни о каком смотре. Обычно в войсках о них знают заранее, так что это странно.

Виталий заволновался. Уж не для объявления ли войскам о «трагической гибели» магистра армии организован этот смотр?

Успокоил его удивленный голос Гауденция, вглядывавшегося куда-то вдаль:

Конец ознакомительного фрагмента.