Очень сказочная работа 1

Борис Владимирович Попов, 2020

Бесхозного юношу, в связи с неожиданно выявленными способностями к переходу в Сказочный мир, пристраивают на работу в филиал ФСБ для поиска и добычи магических артефактов. И завертелась новая жизнь, заблистала яркими красками! Первая любовь, заказчик чёрт, общение с литературными классиками – эх, понеслось!

Глава 1

— Да, матереет сынок, растет, в силу входит, — одобрительно заметил папахен.

Мне тут же представилось, как после возвращения домой из Москвы, раньше вечно мерзнувший я, окончательно заматеревший на академических курсах, обживаюсь на нашей лоджии, распахиваю пошире все окна на улицу, и, хорошенько выспавшись на уютном снегу в особо холодную зимнюю ночь, рычу грубо-хриплым голосом:

— Мать! В душную кухню не пойду. Закинь мне кастрюлю с хлебовом прямо сюда, на наледь. Я тут в холодке, на воле, косточками похрущу.

А как все безобидно начиналось в столярке при нашем ЖЭКе…

— Митя, да ты с моей стариковской точки зрения вообще везунок, — начал беседу дядя Вова, что-то между делом постругивая рубанком.

— Ага! Привалило, не выгребешь, — мрачно отозвался я.

— А твой дешевый юмор, голубчик, тут совсем неуместен. Вот, гляди как это будет по пунктам:

— Пункт первый: учиться будешь спустя рукава, потому как платно — не отяготишь ненужными знаниями свой высокий, но пока скрытый от людей интеллект.

— Очень сильно скрытый, — пробубнил я, — так сильно скрыли и запрятали, что вовек не сыщешь.

— Пункт второй: поживешь дома, по общагам мыкаться не придется, — продолжил Палыч.

— Да в общаге-то, поди, веселее, — не согласился я, никогда не живший нигде, кроме родительского дома.

— Пункт третий: добрые родители денег сунут, лишней работой за гроши можно себя не утруждать.

— Да если я в общагу пристроюсь, тут мне денег вообще от души отвалят! Как начну жалобы петь: кушать нечего, последнюю корку хлеба без соли доедаю, так добрая мамочка со злого отца последние носки сорвет и продаст, чтобы мне помочь.

— Пункт четвертый: до женщин ты не особо охоч, за всякими нахальными и раскрашенными, как мартышки, юными девицами по молодежной глупой любви попусту не бегаешь, зря время на баб не тратишь, по юношескому неразумию рано не женишься.

— Да я бы может и побежал, да не нравится мне никто! Почему-то они все, хоть раскрашенные, хоть нераскрашенные, мне мартышками кажутся. И они меня не жалуют, говорят харизма не та, обаяния никакого нету. В общем, не мачо я, совсем не мачо. Не вышел из меня супермужчина. Не хотят девицы со мной гулять ни в какую. А походил бы с девушкой, глядишь бы и попривык, может чего и заладилось. Да и жениться совсем не хочу, мне маминой заботы вполне хватает. Всегда сыт, одет, обут — ну что еще человеку от жизни надо?

— Пункт пятый: от зари до зари в компьютерных игрушках не сидишь, слава Богу, к этой дури не прилип.

— Да че-то нудно мне часами сидеть, день и ночь играя, перехватывать второпях еду прямо возле компа, проходя очередной уровень. Вдобавок, и в этом я не блещу, можно сказать, крайне неловок. Не мое это, совсем не мое. Мне по душе почитать хорошую книгу, потом помечтать, представляя себя на месте главного героя. Он вот так сделал? А я бы вот этак изловчился! Он герочески преодолел невиданную преграду? А я бы либо обошел, либо как по маслу хитро мимо проскользнул! Вот в этом я весь. Вдобавок, слушая моего отца, кстати умнейшего человека и достаточно успешного предпринимателя, я все чаще понимаю, что обходные пути гораздо быстрее приводят к поставленной цели.

— Пункт шестой: не куришь, не пьешь, не нюхаешь и не колешься.

— Замечательные личные достоинства с приставкой «Не», — прокомментировал этот пункт я. — А как говорил дедушка Крылов, «По мне хоть пей, да дело разумей!». Я не пью, и это, конечно же, неплохо, но и ничего делать не хочу и не умею. А не пью не из-за строгих моральных устоев или от какого-то невиданного ума, а просто алкоголь в любом виде очень плохо переношу, вот и все дела. Курить пробовал, но после первой же затяжки весь обкашлялся и обплевался. А уж колются, по-моему, только желающие получить короткое удовольствие, а после этого годами мучиться, снимая ломки.

— Пункт седьмой: военкомат тебя по подворотням не ловит и судом не грозит.

— Я бы не прочь послужить Родине, но с моим зрением это просто невозможно. Ведь без очков я в двух шагах практически ничего не вижу. Если меня призвать на военную службу, очки или сразу потеряются, или сходу разобьются, их и здесь-то ненадолго хватает. В обороне я в наступающего врага нипочем не попаду, только патроны зря истрачу, а в наступлении сослепу куда-нибудь в сторону убегу и вообще потеряюсь.

Если выдать мне запасные очки и пристроить какой-нибудь склад караулить, так я долго хорошо не прокараулю, быстро задумаюсь, сходу замечтаюсь, и мимо меня ловкие расхитители враз все ценное военное имущество вынесут. Вот поэтому я воякам и не нужен — нет от меня никакой военной пользы, один только убыток от моего призыва ожидается.

— Пункт восьмой: сестрицу-умницу, с ее тоталитарным стилем руководства бестолковым младшим братцем, удачно сбыл на учебу на несколько лет в Москву, родители вечно на работе, увлеченные, понимаешь ли, люди! — и по вашей квартире-трешке можешь теперь хоть целый день на велосипеде кататься — помех нету.

— В этом, конечно, пруха, но долго ли такая лафа продлится, неизвестно. Папаша хочет заставить меня учиться, и это дело обычное, но, похоже, что в этот раз он замыслил нечто недоброе — вроде как сбыть сына в другой город. И ладно, если близко куда-нибудь, в Тольятти, к примеру, придется ездить, это можно будет как-то пережить, а если черте-куда меня решит выслать? Вот чего бойся!

— Делать тебя ничего не заставляют, ибо как говорит твой отец,у тебя руки отнюдь не из плеч растут, а из задней поверхности таза — словом, как вы, молодежь, выражаетесь, кругом пруха!

— Эх, дядя Володя! Красиво излагаешь, невзирая на неполное среднее образование,только с моей точки зрения, кругом непруха и проруха. Пойдем тоже по порядку.

— Мне, балбесу и лентяю (по версии отца: яркий представитель потерянного поколения) никакая учеба совсем не нужна и ни в один жизненно важный орган не стучала. Никакого призвания ни к какому роду деятельности я никогда не испытывал, ни к каким знаниям меня не тянуло, командовать и руководить никем не порываюсь. Очень большие деньги зарабатывать даже не буду и пытаться, отдыхать по заграницам не тянет, дикого желания купить новейшую иномарку — навороченный телефон — большущую квартиру — обалденную шмотку никогда не было.

Мирно сидеть, тупо глазеть в телевизор или компьютер, вяло почитывать очередное фэнтези, пожевывать чипсы, орешки, еще какую-нибудь фигню, и мечтать, мечтать, мечтать о несбыточном! Вот в этом я весь. Вот такой я человек, мечта любого работодателя — диванный работяга.

Будущую свою работу я совсем себе не представляю. К сожалению, жизнь тунеядца-рантье, проедающего заработанный предками капитал, мне, исходя из скромных финансов родителей, не светит. Никакого нашего или зарубежного дальнего родственника-миллионера, желающего завещать все свое имущество потомку с красивым именем Дмитрий, у меня тоже не наблюдается.

А все мои, перечисленные тобой якобы достоинства, конечно хороши, но уж очень сильно окрашены приставкой «НЕ». Можно также похвалить меня за то, что я не насильник, не убийца, не грабитель, ну и так далее. В общем, малопригодный я для жизни чуханок и ни на что толком не способен.

— Да ты подумай!

И я подумал. Очень манил призыв дяди Владимира Палыча, у которого я сейчас торчу, идти к нему в напарники в столярку при нашей управляющей компании — строгать какие-то деревяшки, резать стекла, устранять говорливым старушонкам перекосы в дверях, заделывать щели в деревянных окнах, но стальная воля моего отца, богатыря великих свершений и жизненного боевого духа, приняла иное решение.

— Учиться, учиться и учиться! — совершенно по-ленински вещал он вчера мне и матери на кухне. — Сейчас без высшего образования никуда! На работе будешь делать то же самое, а получать в два раза больше! Может даже и в три, но это уж как себя проявишь.

— Да как он себя проявит! — горестно вздыхала давно разочаровавшаяся в моих способностях мама. — Ну что он может? Вот Наташенька…

— О его сестре сейчас речи нет. Огонь девка! Хоть сейчас с ней в разведку иди. А с этим валенком ни покараулить, ни украсть. Нету в нем порыва, нет огня. Вялый он тюха-матюха, не пришей ни к какому женскому органу рукав!

Матом отец из принципа при детях и женщинах не ругался, но всегда эти сомнительные выражения мог так творчески переложить на приличную речь, что всем было ясно, какой народный перл был заменен и пока (временно, только временно!) был изъят из употребления.

— Натаха, когда ни глянь, все сидела и что-нибудь затейливое решала. Почитает для порядка какой-нибудь журнальчик вроде «Кванта» или вникнет в «Химию и жизнь», и пойдет дальше решать. Как все перерешала, ей пришла пора в институт поступать. Так она не в местный какой-нибудь ВУЗ подалась, эта отличница в столичный технический университет рванула и поступила с первого раза! Сама! Без всякого блата! Учится бесплатно! С первого курса президентская стипендия! С этого года хапнула грант на научные исследования! Не пойму только, зачем ей в команде понадобился этот профессор Ванковский или Ваковский?

— Алёшенька, наверное, так положено…

— А еще через пару лет этот Воровский на всех в этой группе положит с прибором, и погонит в Швецию за Нобелевской премией именно за эти исследования, к которым он ничего, кроме своего профессорского звания, не приложил, а Натаху отправят по распределению в деревню Собачий Ящик, где острая нужда именно в специалистах ее профиля!

— Ну, уж это ты перегибаешь…

— Чего уж тут перегибать! У нас это сплошь и рядом! А еще через год она наплюет на такую светлую жизнь в этой гнилой дыре, где нет нужного для нее научного оборудования, а никакие исследования не проводятся там с 1900 года, и не после, а до Рождества Христова, и отчалит по приглашению либо в Германию, либо в США. У нас сейчас талантливые молодые ученые долго не задерживаются, а потому внуков будешь ездить нянчить в Техас или в Мюнхен.

— Ну уж…

— Да уж! Тут, пожалуй, даже пахнет Силиконовой долиной.

— Алёша, а при чем тут силикон?

— А при том, что там не сиськи американочкам всякой дрянью надувают, а усиленно двигают вперед штатовскую и мировую науку. И все самые лучшие гранты и правительственные субсидии на научные исследования у них.

— Вот оно как…

— Именно так! Наша доча вроде планировала троих нарожать?

— Да как-то говорила об этом…

— Наша девка кремень! Сказала — сделает. Это не этот оболтус, который понаврет с три короба, да и в кусты. Вот и поставит это дело Наталья на поток: поисследовала, рванула большущий грант, нарожала. Поисследовала еще, получила невиданное жалованье, родила второго. Ну, а беременная третьим, направится по уже проторенному профессором Вонюковским пути за Нобелевкой!

— Мы же сегодня Димочкину судьбу решаем, — робко пискнула мама.

— А чего тут решать? — удивился отец. — После его прошлогоднего провала в пединституте, и решать нечего. Учиться только платно и только заочно, чтоб лишний раз не позориться. Вот только ни один ВУЗ в Самаре, мне кажется, ему не подходит, уж очень наш отпрыск неловок. Его бы на какую-нибудь неожиданную специальность выучить, пусть даже и не в нашем городе.

Я потупился. Прошлогодний позорный провал в Педе, куда в нашем городе не шел учиться только ленивый, стал у моих одноклассников просто притчей во языцах.

— Комар среди педовской абитуры единственным пацаном был, и то провалился!

— Ну почему единственным? Еще наш Лобан поперся, правда, выпивши.

— Так двоечника Лобанова и пьяного взяли, а этого троечника вышибли!

В общем, на вступительных экзаменах я отнюдь не блеснул, и сокрушительный крах постиг меня на первом же экзамене.

— Можно еще ему ксиву просто через Интернет купить, — задумчиво заметил папенька. — Зримо дешевле выйдет…

— Меня посадят! — воскликнул я.

— Нас посадят! — обняла меня мама.

— Вы как были трусами, так ими и остались, — подытожил отец.

Военкомат от меня отстал по причине моего слабого зрения, а вовсе не после значительной взятки. У всех остальных членов нашей дружной семьи зрение было просто орлиным. Выродок-мутант, так охарактеризовал эту мою генетическую аномалию ласковый папаша. На неоднократные призывы отца отправиться на лазерную коррекцию зрения я неустанно отвечал решительным отказом: а вдруг окончательно ослепну? Всякое в этой жизни бывает! Значительные проценты выздоровевших и улучшивших свое зрение меня ни в чем не убеждали. Как говорят: и на старуху бывает проруха. Я хоть и не стар, но был уверен, что именно меня и именно в этом деле настигнет проруха.В принципе, мой внешний вид в очках меня вполне устраивал. Выглядел я постарше, посолиднее, и что немаловажно, поумнее. Хороший рост, 195 см, и не толстяк какой-нибудь, ну может быть излишне худоват, в общем, мама считала меня достаточно приятным. Впрочем, девушки считали иначе, и постоянно при выборе себе парня меня отвергали. Ну и пусть!

Никакого оживления при виде наших девиц я тоже не испытывал. Как-то одноклассники сводили меня к известным им легко доступным бабенкам, этаким безотказным давалкам. У меня все получилось, но никакого обещанного прилива удовлетворения и невиданного удовольствия я от этого занятия не получил. С несказанной любовью, о которой неоднократно читал в книгах, этот процесс не имел ничего общего. Причем, никакой тяги к каким-то половым извращениям я совершенно не испытывал. Мне нравились именно девушки, очень сильно нравились девушки! Но почему-то не эти. Я даже не знал, о чем с ними разговаривать. Мутант-выродок, иначе и не скажешь.

Так-то я парень в общем и целом положительный. Мой отец не курит и весьма умеренно употребляет алкогольные напитки, вдобавок только по праздникам, вот и я пошел по его стопам. Курить попробовал однократно и с резко отрицательным эффектом, а попытавшись как-то опьяниться, попробовал в гостях крепленого вина из красивой фирменной бутылки, тут же облевался и зарекся употреблять эту гадость. А вот с девушками у меня не складывалось, хоть ты тресни. Непруха!

Однако надо плестись домой. Сегодня папаня будет выбирать для меня дешевенькое учебное заведение, и очень хотелось бы поучаствовать в этом празднике жизни в начале августа этого года. Девятнадцать лет мне все-таки, это вам не шутка!

— Пойду я, дядь Володь, — с тяжелым вздохом поднялся я с уютного чурбачка. — Скоро уж отец домой вернется.

— Посиди еще минутку, — чуть не силой усадил изрядно удивленного меня назад дядя Володя. — По твою душу сейчас сам Вольдемар Иванович явится.

Мои мысли испуганно заметались в тесной черепной коробке. Выходит, Палыч как-то сумел продать мою душу без всякого моего участия? И похоже по имени покупателя, что за ней явится не какой-то там мелкий бес, а сам Мефистофель. Из растревоженной памяти всплыло и увязалось в единую цепочку: Фаланд — Воланд — Вольдемар! Да еще какой-то и обрусевший: Иванович, понимаешь ли!

А у меня на груди ни креста, ни образка! Не молился и не постился ни разу в жизни. Ни одной молитвы не знаю, креститься не умею, в церкви не был никогда. Сестра крещеная, а я может и нет, точно не знаю, никогда не интересовался. Словом, подходи и бери, пока тепленький!

— А может он не придет? — спросил я блеющим от ужаса голоском. — Или сильно опоздает? — уже с безумной надеждой.

— Он никогда не опаздывает, — отверг мои домыслы Палыч. — В конторе его за это немцем зовут.

Ну да, он всегда представляется немцем, космополитизм ему чужд. Как же еще его могут называть за глаза в его конторе, то есть в аду? Не индонезийцем же! Впрочем, от встречи с такой могучей личностью, виновником всех мировых бедствий и постоянным искусителем человечества, личностью, осмеливающейся противостоять Господу нашему, не отвертишься. От Сатаны, если он решит с тобой встретиться, не убежишь и не спрячешься. В общем, полный омен или аминь!

— Да вот он и идет, — сказал дядя Володя, глядя на неторопливо открывающуюся дверь. — Точен, как всегда!

По ком звонит колокол? — неожиданно всплыло в моей слабой голове. И тут же зловеще прокаркало в ответ:

Он звонит по тебе!

Песец подкрался незаметно…

Дверь закрылась, и из-за штабеля досок появился импозантный мужчина средних лет в очень хорошем костюме. Он пожал руку Палычу и спросил:

— Этого юношу хочешь предложить? Что-то он какой-то худой и дохловатый на вид. Не знаю, подойдет ли мне.

Все мое естество радостно заорало:

Я совсем негодный! Гоните меня в шею! Я больше на вашей дороге не появлюсь!

— И запуганный он у тебя уж очень, — продолжил Вольдемар. — Может, больной?

Я болен! Я страшно болен! При виде меня участковая врачиха сама начинает кашлять и верещит от ужаса! — кричало во мне испуганное естество.

Палыч смущенно отвел глаза.

— Да это я, наверное, ляпнул чего-нибудь не то перед твоим приходом. Никак толком пользоваться вашим языком не обвыкнусь…

Говорил дядя Вова действительно иногда странновато. То все было обычно и привычно, а то вдруг попрут какие-то «Кудысь» да «Надысь», а то и вовсе начинают выскакивать непонятные «Бяшеть», «Дочеташе», «Рокотаху». А может эти дядьки просто шпионы? Так я один фиг ничего не знаю и ничего важного выдать не могу! Хотите вербуйте, хотите нет, это в наше время не очень преследуется, а доложить куда следует, я всегда успею.

— Уверен, что он то, что мне нужно?

— Так Гамаюн сказала, а она никогда не ошибается.

— А вот Сирин с Алконостом считают иначе.

— Да кто они такие! — пренебрежительно заметил Палыч. — А Гамаюн посланница самого Велеса, его глашатай!

— А заодно по ходу прислуживает Даждьбогу и Коляде, а за ними темных дел тянется немало.

— Клевета и происки врагов! — сверкнул глазами дядя Вова.

Меня этот шпионский диспут уже начал утомлять. Вы, господа нехорошие, сначала между собой столкуйтесь, а уж потом начинайте втягивать в свои подозрительные делишки постороннего человека. Потому я уже решительно заявил:

— В общем, мне сейчас некогда. Когда договоритесь, звоните.

Вольдемар Иванович расхохотался и сообщил Палычу:

— Я слышу речь не мальчика, но мужа, будущего суперагента, покорителя невероятных препятствий и удачливого добытчика сказочных артефактов. Да, увлеклись мы с тобой, а у молодого человека действительно могут быть какие-то неотложные дела.

Он повернулся ко мне, щелкнул каблуками и отрапортовал:

— Позвольте представиться: майор Вольдемар Иванович Бобёр! Начальник Русского Филиала Сказочного Отдела ФСИКИА.

— Что это за сказочные сики-масики? — недовольно поморщился я. — Никогда не слышал о такой организации.

— Расшифровываю: ФСИКИА это Федеральная Служба по Исследованию и Контролю за Использованием Артефактов. Наша штаб-квартира базируется в столице, откуда я прибыл час назад для того, чтобы уладить здесь кое-какие дела, ну и встретиться с вами.

Какой-то глупый розыгрыш? И сейчас из-под верстака рявкнут противным голосом на фоне дебильного смеха:

Вас снимает скрытая камера?

Тут Вольдемар предъявил мне выглядевшее настоящим служебное удостоверение. Если это и подделка, то очень качественно сделанная — синие печати и голограммы довольно-таки нелегко подделать. Вдобавок, на фото Бобёр был в идеально подогнанной форме с майорскими погонами. Как-то чересчур много усилий было потрачено для розыгрыша провинциального мальчишки.

— Наши отделы: Магический, Фантастический, Исторический и Сказочный, одним из филиалов которого заведую я. Не хотите ли поработать в нашей службе? А именно в моем подразделении?

Час от часу не легче! На кой черт я сдался солидной правительственной организации? Иваныч, видимо, принимает меня за кого-то другого! За толкового парня с невиданными способностями? Или за какую-то ловкую помесь Бэтмена и Человека-Паука?

— Кем же я смогу у вас поработать? — горестно спросил я. — Артефактом? Или так, полы помыть? Для этого совсем нет резона переть меня в Москву из несусветного далека…

— В Москву я вас переть, как вы выражаетесь, не собираюсь, в связи с тем, что не очень давно именно в вашем городе с миллионным населением открыт Русский Филиал ФСИКИА.

— А стало быть все остальные отделы весело устроились где-нибудь в районе Садового Кольца?

— Отнюдь. Магический Отдел обосновался в Екатеринбурге, там больше всего в России тайных колдунов и явных ведьм, обосновавшихся в службах, работающих с пенсионерами и инвалидами; Фантастический и Аналитический в Новосибирском Академгородке, шутка ли, больше тридцати ведущих Научно-Исследовательских Институтов по всем отраслям знаний под боком; Исторический во Владимире, с его старорусскими, изначальными храмами — Золотое Кольцо, понимаешь ли; Арабский Филиал Сказочного Отдела в Астрахани, там до арабского мира рукой подать. Шаманский пока решили не открывать — нет специалистов нужного профиля, все в тундре шаманят, к нам ни один не идет, Западно-Европейский Филиал планируется в скором времени создать в Калининграде — все-таки бывший Кенигсберг, как-никак.

— А нашу Самару почему выбрали? — удивился я. — Мы же совсем не старорусские, тут раньше вообще волжские булгары жили.

— По представлениям древних сказителей, именно в этих краях располагалось то самое сказочное Тридевятое Царство — нам не приходится куда-то за тысячи верст переться, шагнул через Переход, и ты практически на месте, плюс минус десяток-другой километров. Вдобавок колоссальный приток магической энергии, идущий от вашего заповедника «Самарская Лука», сильно облегчает наши переносы: просто как по маслу проникаешь в Сказочный Мир.

— Говорят, там какая-то таинственная энергия прямо из-под земли прет, — согласился я, — недаром это место природным национальным парком объявили. А кто же тогда в Москве остался? — захотелось съехидничать обнаглевшему мне. — Пятеро начальников и одна уборщица?

— Начальства там, конечно, хватает, — усмехнулся Вольдемар Иванович, — но вы забываете про бухгалтерию, плановый отдел, компьютерщиков, ученых, осуществляющих первичный осмотр и изучение добытых нами артефактов, историков, лингвистов-филологов, фольклористов, сотрудников хранилища, отдел обеспечения, куда входят оружейники, портные, конюхи, обувщики, военно-технический отдел, тренеров и инструкторов, психолога-гипнолога, секретарей и секретарш, референтов, завхоза, кладовщиков, охрану, ну и естественно, что и уборщица там в наличии, и совсем не одна.

— Бухгалтерия, это конечно вещь нужная, — пытался разобраться я, — может быть и в наличии непонятных референтов есть свой резон, но что планирует плановый отдел? Сколько нам положено сдать артефактов каждый месяц?

— Это нет, — отмел мою версию Бобер. — Но ведь нужно же рассчитывать, сколько придется выделить денег филиалам, предоставить статистические данные, собрать с нас месячные, квартальные и, самое главное, годовые отчеты, предоставить обоснование бюджета нашей организации на следующий год.

Тут я почувствовал, что моя и без того не особо светлая голова просто идет кругом. Поэтому я торопливо сказал:

— Мне все ясно! Давайте лучше обсудим мои ближайшие перспективы. Из всего вышеперечисленного я что-то не отыскиваю для себя работу по специальности. Вдобавок, никакой специальности у меня пока и нету. Если чего-то караулить, то я физически не особо силен и никаких боевых навыков у меня тоже не имеется. Обучить меня им практически невозможно — это трижды доказали тренеры в секциях карате, дзюдо и тэквондо. Талантами не обременен!

— Наши тренеры и инструкторы — специалисты высочайшей квалификации, некоторые даже с изрядным боевым опытом, и с вашими местными умельцами их просто даже смешно сравнивать. Они любого обучат чему угодно. А насчет таланта, вот тут вы, юноша, возможно ошибаетесь. Птица Гамаюн, которая пропела «Звездную книгу Вед», считает, что вы способны преодолевать барьер, отделяющий наш мир от Сказочного, куда мы и отправляемся время от времени за артефактами.

Теперь моя слабая головушка закружилась в другую сторону.

— Да ведь нету никакого сказочного мира! — заголосил я. — Все это выдумки невежественных старух для укладывания спать внуков!

— Между тем Владимир Павлович ухитрился в нем родиться и прожить долгую жизнь, мы с Олимпиадой Потаповной, лучшей нашей оперативницей, бывали там неоднократно, и наше отделение всего за три месяца работы сумело добыть в Тридевятом Царстве целых два безукоризненно работающих артефакта, что на фоне очень скромных достижений других отделов является несомненным успехом.

При произнесении имени лучшей оперативницы у меня в мозгу нарисовалась очень четкая картина мощной сорокалетней гром-бабы, признанной мастерицы рукопашного боя, легко ломающей подковы ручищами, каждая из которых толщиной с мою ногу. Конечно, такую любой инструктор легко драться обучит!

Я горестно вздохнул.

— Даже если я и поверю во всю эту вашу чепуху и белиберду про сказочные миры, кто меня, в этих толстенных очках и с близорукостью, освобождающей от срочной службы в армии, возьмет каким-то там лихим оперативником? Когда отец в свое время попытался пристроить меня в секцию бокса, злобный тренер, с неоднократно переломанным носом при виде этакой моей красоты сходу спустил с лестницы нас обоих!

— Да, солдатом с такой близорукостью вам точно не стать, и не только десантником или скажем морским пехотинцем, а даже и в стройбат не примут. А вот сделаться при наличии у вас необходимых способностей оперативным сотрудником нашего отдела, получив при этом офицерское звание, вам ничто не сможет помешать. Со мной-то в этом плане все ясно, просто перевели из подобного отдела ФСБ все тем же майором, Владимир Павлович сразу получил капитана, а вот наша Олимпиада уверенно движется к присвоению звания старшего лейтенанта. Кстати, и у меня, и у Потаповны зрение тоже оставляет желать лучшего.

— На лазерную операцию, поди, решились, — завистливо вздохнул я.

— После операции свои трудности, — объяснил Вольдемар Иванович. — По яркому дневному свету особенно не разбежишься, вблизи долго ничего не рассмотришь, физические нагрузки следует ограничить, вечером или ночью ничего не видишь, а в реки и озера лучше не соваться. И хоть нам врут, что все это на недельку, на самом деле вполне может растянуться на полгода, а мы такой бездной времени не располагали. И самое главное, что хотя нас ласково манят на эту операцию хитрые офтальмологи-окулисты, убедительно рассказывая о полной безопасности этого оперативного вмешательства, всегда есть 5% пациентов, резко ухудшивших после него свое зрение. Нас слишком мало, чтобы можно было пойти на такой риск, и поэтому мы с запрещенных очков перешли на контактные линзы.

Во мне сразу всплыло воспоминание об одной ушлой бабенке, которая у меня на глазах выронила контактную линзу из глаза посреди переполненного в час пик автобуса, прямо в смесь из грязи и снега. Женщина деловито растолкала пассажиров, быстро нашла свою вещицу среди мешанины чужих ног, протерла ее просто пальцами, не утруждая себя поиском стерильного носового платка, и вставила линзу на место. Я аж ахнул! Во мне этакая лихость напрочь отсутствует, уж очень глаз жалко. Вдобавок, каждый вечер снимать линзы, опускать их в стакан с неведомым раствором, а утром одевать, ну это просто выше моих сил.

— Сомневаюсь я что-то во всей этой музыке…, — протянул я, памятуя о том, что недоверчивость — это лучшая защита для дурака.

— Ты, Димка, главное сумей через Переход пройти, а все остальное приложится! — попытался ободрить меня Палыч.

— Мне подумать надо, посоветоваться кое с кем…

— Лучше не разглашать, — нахмурился на меня строгий майор, — не поймут! Конечно, подписку о неразглашении я возьму с вас только после официального трудоустройства, но распускать язык не советую и сейчас. Надеюсь, понятие «Государственная тайна» вам знакомо?

В голове замелькали плакаты сталинской эпохи: «Болтун находка для шпиона!», «Враг не дремлет!», и потянуло забытым запахом приснопамятных репрессий той поры.

— Я ни под какой ответственностью не подпишусь! — запаниковал я.

— Конечно, дело ваше, — пожал плечами Бобёр, — но упускать такого ценного специалиста мы не намерены.

— Бить будете? — понурился я.

— Это не наш метод.

— Значит, пытать? — сломлено поинтересовался я.

— Бросьте вы эти ваши ужасы! — пресек мои домыслы Вольдемар Иванович. — Пойдете к нам вольнонаемным, только без офицерского звания. Поэтому денег получать станете гораздо меньше и ваш выбор оружия будет ограничен.

— Зато говорить буду, что хочу! — запела моя душа.

— Да ради Бога! Очередной раз выйдете из сумасшедшего дома, в просторечии называемого психушкой, отплевываясь от насильно всунутых в вас препаратов и, трясясь после ласкающей шокотерапии добрых санитаров, осознаете, что иной раз лучше и промолчать о роде своих занятий — целее будете. Ведь родители вашему выбору не порадуются, бывшие друзья сходу предадут, девушки от вас отвернутся, а самое главное, никто в эти байки не поверит. И всей толпой, желая сделать как лучше, помочь своему чудику, вас в психушку и отволокут. Ну а уж там вам отказу не будет! Мудрый доктор по вашим рассказам и выяснением предыдущих склонностей молодого человека у родителей и товарищей, тут же поставит неутешительный диагноз, что-нибудь вроде шизоидной паранойи, осложненной синдромом Семеновского-Пшидрановского с элементами кататонического ступора, и вперед, под опеку заботливых, но очень неласковых санитаров.

— А вообще отказаться от вашего предложения я могу? Буду помалкивать! — попытался отвертеться я.

— Ну, разумеется, — не стал разрушать мою мечту о спокойной жизни Бобёр. — Только кем вы в этой жизни станете? Разнорабочим? Грузчиком? Особых способностей, как я понимаю, и какого-либо призвания у вас нет…

— У меня будет высшее образование! — пискнул я.

— Да оно сейчас почти у каждого, — отмахнулся мой собеседник. — Только без протекции, способностей, опыта, деловой хватки, которой у вас, к сожалению, не наблюдается, высшее образование сейчас, это звук пустой. Работы наищетесь, плюнете и подадитесь в грузчики. Называться это будет как-нибудь красиво: экспедитор, мастер по выдаче продукции, офис-менеджер склада, курьер, но суть дела от этого не изменится — носить вам, не переносить.

— Да я его к себе в случае чего возьму! — возмутился дядя Володя, — паренек-то уж больно хороший да добрый.

— Да если бы не основная заработная плата у нас, ты бы здесь давно зубы на полку положил! — отчеканил Вольдемар. — За то, чтобы старухам песенки петь, да запах любимого дерева нюхать, много не платят, и на эти деньги прожить решительно невозможно. Твоя жизнь уже устроена, можно и позабавиться, а ему еще жить да жить. Один-то он еще так сяк перетерпит, а создаст семью, пойдут дети, придется искать свое хлебное место.

— Так-то оно так, — повесил курчавую седую голову Палыч, — да уж больно он зелен, неловок.

— И что? Олимпиада у нас тоже годами не отягощена, а вон каким самородком блещет!

— Так-то Олимпиада, а ему бы обождать малость, поднабраться жизненного опыта, слегка опериться…

Я вздохнул. Опять то же самое, что и с талантливой умницей старшей сестрой, и опять я кругом в дерьме.

— А некогда оперяться! Не развиваешь способности, не используешь, организм их может навеки утратить, так сказать рассосать, чтобы использовать расходуемую на них энергию для других неотложных нужд. Это правило действует в отношении любых мышц, сухожилий и связок. Последнее время ученые пришли к неутешительному выводу, что и ум с памятью, и всякие таланты ждет при неиспользовании та же судьба. Сейчас судьба дает юноше редкий шанс использовать дарование, которое встречается у одного на несколько миллионов человек, а может быть и реже, а он нудит: я подумаю, я посоветуюсь, и почему?

— Почему? — спросили мы с Палычем хором.

— А потому, что этот наивняк думает, что сия редкая способность ему на всю жизнь дадена. Сейчас он лет пять поучится, потом несколько лет поколотится за гроши в разных занюханных конторах, а уж потом точно так же блеснет. Придет к нам с тобой и заявит:

Вот он я! Владейте мной и используйте молодого гения как хотите! А то злая жена уже всю плешь проела за маленькую зарплату, дети вкуснятину и модную одежду требуют постоянно, а меня везде недооценивают, платят гроши и вечно гонят взашей.

А вполне возможно, что ты уже к тому времени отойдешь от дел, меня куда-нибудь переведут, и на месте начальника отделения будет восседать уже заматеревшая на нелегкой службе Олимпиада Потаповна, а ведь она с ним нянчиться не будет — сейчас-то уже ох как сурова. А способность за эти долгие годы успела рассосаться, прыгнуть через барьер наш орел теперь не в состоянии, и пойдет он, не солоно хлебавши, горько сожалея об упущенной возможности. Такой шанс, как сейчас, бывает в жизни только раз. Есть способности? Дерзай! Не умеешь? Научим! Нужна помощь? Поддержим! А он: подумаю, посоветуюсь, побегу к мамочке, пожалуюсь… Тьфу!

— Да я что… Я ничего…

— Вот то-то и оно, что ничего! Какая-то ты просто ни Богу свечка, ни черту кочерга!

Я опять вздохнул. Этот майор живая копия моего отца: тоже буря и натиск, такая же способность к изменению жизни и сила в рывке. И папаше, несомненно, пора бы уже быть миллиардером, а этому сказочнику генералом, да вот почему-то обоим Бог фарта не дал — оба пока как-то мелко плавают. А уж гонору, спеси перед подрастающим поколением у них хоть отбавляй!

— Ладно, пойду я все-таки подумаю…

— Думай, думай! Только не дольше трех дней. Я под это дело из руководства временную вакансию выбил, и, если ты заволынишь или способности к переходу не подтвердишь, она перестанет действовать. Моего злого умысла тут нет, так начальство решило.

— Ладно…

— Я, вдобавок, отправляюсь как раз в это время назад в Москву для улаживания личных дел, вот заодно пристроил бы по ходу и тебя куда нужно.

— Да что мне нужно…

— Тебя надо обучать, экипировать, подобрать линзы для постоянного ношения, да мало ли занятий на новом месте работы. Подъемные я тебе выдам сразу после подписания трудового договора еще здесь, а дальше будешь получать деньги в бухгалтерии или по зарплатной карте. Все наши, и Энгельс, и Владимир Павлович на себя и на Баюна, получают зарплату по карте Сбербанка.

Что ж там еще за баян такой появился? — подумалось мне. Прошлый раз, когда я у Палыча был, у него даже захудалой гармошки, и той не было. Валялась в углу его единственной комнаты потемневшая от времени доска со здоровенной дырой в широкой части с натянутыми на нее струнами, которую он звал гуслями, и все. А тут ловкий старик мало того, что каким-то приличным инструментом обзавелся, так еще и казенную деньгу под это гребет. Вот кругом людям пруха! Про Энгельса в русских сказках я пока ничего не знаю, небось несется этот немец по неведомым проселкам в поисках артефактов на своем «Мерседесе», уведенном прямо из стойла прославленной «Формулы-1», распугивая леших и водяных. Про знатную ударницу Олимпиаду упомянуто не было, ей, наверное, получку прямо на дом приносят.

— Обычно обучение занимает месяца два-три, — завершил свою речь Бобёр, — но это уж как получится.

У всех два-три, а меня и за год ничему толком не выучишь, промелькнула в голове пораженческая мысль. Меня отец как-то взялся обучать клеить обои, а он человек очень упорный, так отчаялся буквально на третий день растолковывать своему непонятливому сынку, как следует подогнать верхний край нового куска к потолку, при этом не наезжая на уже приклеенное, да и рисунок чтоб совпадал. К концу обучения он уже вовсю ругал меня матом, что ему вообще-то несвойственно, но и это не помогало…

— Митя, ты забеги ко мне вечерком, может чего и присоветую, — дружески позвал меня в гости Палыч.

— Хорошо, — уже не зная, как улизнуть от немедленного решения трудного вопроса, согласился я. — Квартира у вас все та же?

— Мой переезд может состояться уже только на кладбище, — хохотнул дядя Вова. — После семи обязательно заходи.

Добрый старик. Славный старик! Не карьерист и не бизнесмен, знай себе посиживает да какие-то чурочки строгает. Я кивнул и торопливо унесся навстречу получению очередных люлей за опоздание от строгого отца.